Проклятие! Может, ему не стоило ничего говорить? Габриэль протянул руку к Софи, свернувшейся калачиком. Он хотел утешить ее, обнять, поделиться своей силой. Сделать так, чтобы она снова стала счастливой.

Она оттолкнула его руку:

– Нет!

Он вздохнул.

– Я не могу видеть, как ты страдаешь, Софи, – взмолился он. – Почему ты не хочешь, чтобы я тебе помог?

– Ты? Мне помог?

Ее презрение поразило его в самое сердце. Он отпрянул, как от удара, и какое-то время сидел, ошеломленный. Но вскоре в нем взыграла злость. На этот раз он схватил ее за руку и повернул на спину. Ее лицо было красным от слез, а зеленые глаза казались притопленными в воде кусочками мрамора.

– Да, черт возьми! – сердито сказал он. – Что такого особенного в моем желании помочь? Милая Софи, люди помогают друг другу каждый день.

– Мне не нужна помощь.

Из чувства благоразумия она не стала выдергивать руку. Вытерев щеки тыльной стороной свободной руки, она взглянула на него, как на дьявола из преисподней.

– Как глупо, Софи Мадригал! Если кто-то в этом мире нуждается в помощи, так это ты.

– Вовсе нет! – Она перешла на крик.

Ее гнев был все-таки лучше, чем слезы.

– Черт возьми! Ты же позволяешь Дмитрию тебе помогать. Он разъезжает по округе и ищет тебе работу, разве не так? Благодаря ему ты знаешь, чьего дядю или чью тетю вытащить из могилы на своих сеансах.

– Это другое.

– Да, другое. Это работа. А Джошуа был частицей твоей жизни. Но смерть маленького мальчика важнее, чем работа.

– Не смей говорить со мной о Джошуа! – простонала она.

– Я буду говорить с тобой о Джошуа! Он для тебя важнее всего, живой или мертвый. Вот почему ты ищешь Хардвика, не так ли? Он убил твоего мальчика.

Секунды тянулись, точно столетия. Габриэль уже решил, что Софи никогда ему не ответит, но тут она его удивила:

– Да.

Габриэлю хотелось плакать. Смерть ребенка Софи вызывала в нем острое сочувствие. Она заметно расслабилась. Он нежно обнял ее за плечи, поглаживая и лаская.

– Ах, Софи, пожалуйста, не отталкивай меня! Я так хочу тебе помочь!

Ее мягкое теплое тело уютно льнуло к его плечу.

– Я видел у тебя на животе растяжки, – тихо проговорил он, – и понял, что к чему. У тебя был ребенок, и Иво Хардвик повинен в его смерти. Я… не могу себе представить, каково это – потерять ребенка, Софи. Я не виню тебя за то, что ты хочешь убить подонка, отнявшего у тебя сына. – Прости меня, Софи. Мне очень жаль.

Габриэль продолжал в том же духе, надеясь, что она наконец-то откроет ему душу. Он отчетливо понимал, какое хрупкое чувство связывает его с Софи Мадригал. Это чувство звалось любовью.

Он уже почти засыпал, как услышал слова Софи:

– Он был пьян.

Габриэль замер. Кто был пьян? Ах да, Хардвик. Это неудивительно. Мерзавец любил выпить.

– М-м? – пробормотал он.

– Я думаю, он пил весь день. Это случилось в Сан-Антонио. Мы с Джунипер дали пару сеансов в местном театре, а потом я повезла Джошуа смотреть Аламо.

Голос ее задрожал. Она сделала паузу и проглотила подступивший к горлу комок, пытаясь подавить волнение.

– Прости, Софи, – сказал Габриэль, крепче прижав ее к себе.

– Джошуа было шесть лет, – продолжила она. – Он только что отметил свой день рождения. Иво Хардвик поссорился с каким-то типом в салуне.

Черт возьми! Габриэль сомневался, что ему хочется это слышать. Но он любит Софи, а значит, должен делить с ней ее ношу, какой бы тяжелой она ни была.

– Хардвик и тот второй мужчина вышли на улицу, чтобы выяснить отношения. Было около двух часов дня. Стояла чудесная погода – теплая и солнечная. Легкий ветерок гнал по небу барашки облаков. Мы с Джошуа пели, возвращаясь в гостиницу. Иво Хардвик устал драться и решил застрелить своего противника, но промахнулся и застрелил Джошуа. Пуля попала в самое сердце.

– О боги!

Софи уткнулась в плечо Габриэля. Он почувствовал на своем теле ее горячие слезы.

– Я даже не успела с ним проститься. Он умер мгновенно.

– А что же власти? Разве его не арестовали?

Она покачала головой.

– Власти констатировали несчастный случай. Кажется… – она судорожно глотнула и втянула ртом воздух, – Хардвика оштрафовали и конфисковали у него револьвер.

– Ничего себе!

Габриэль не знал, что сказать. Он обнимал и баюкал ее в своих объятиях. По щекам его тоже катились слезы.

Ах, Софи, Софи! Габриэль готов был отдать жизнь за Софи. Но он ничего не мог сделать – только спасти ее от свершения мести. Что бы она ни думала, убийство Иво Хардвика не решит ее проблемы. Впрочем, Габриэль не стал ей об этом говорить, понимая, что она все равно его не послушает.

Наконец – ему показалось, что прошла целая вечность, – она перестала плакать и села, прижимаясь к нему всем телом. Он вытер слезы с ее лица и поцеловал в губы.

– Мне очень жаль, Софи.

– Спасибо, – произнесла она хриплым голосом и глубоко вздохнула. – Я не была замужем за отцом Джошуа.

– Вот как?

Ему было совершенно все равно, но он не стал ее сердить.

Она улыбнулась. Эта улыбка была слишком саркастической для женщины ее лет и красоты.

– Да. Мне было шестнадцать, когда человек по имени Джон Хорн познакомился с моей гастролирующей семьей. Самому Джону было под тридцать. – Она презрительно усмехнулась. – Он уверял, что любит меня.

Проклятие! Иногда Габриэль ненавидел своих собратьев-мужчин. Хищные негодяи!

– И ты ему поверила. – Он испустил тяжкий вздох.

– Да. Непроходимая дура!

– Постой, Софи. Не упрекай себя во всех смертных грехах. Ты была еще ребенком, а он – взрослым человеком. Ты пала жертвой охотника за наивными молоденькими девушками.

Габриэль прервался, наткнувшись на внимательный взгляд огромных зеленовато-карих глаз Софи.

– Ну? – спросил он. – Ведь ты не винишь себя за то, что поддалась на красивые слова этого подонка?

Она помолчала.

– Нет, не виню.

– Если бы я встретился с Джоном Хорном, я прострелил бы ему кое-что за то, что он с тобой сделал.

Она улыбнулась:

– Габриэль Кэйн, мне еще никто и никогда не говорил таких приятных слов.

Он засмеялся:

– Он был просто слизняк, Софи. Впрочем, мне кажется, что ты была не самой счастливой шестнадцатилетней девушкой на свете, хотя и аппетитной, как спелый персик. Я могу представить тебя – юную, красивую и одинокую. Я по себе знаю, как трудно бывает ребенку, если его родители все время в пути. Тебе нужен был любящий человек, который увел бы тебя от этой жизни.

Она удивленно взглянула на него:

– Да, именно так я себя и чувствовала.

– Я знаю. В детстве у меня были такие же ощущения. Но потом я вырос и ушел в самостоятельную жизнь. К сожалению, у вас, женщин, нет такой возможности.

– Это верно. – Софи завозилась с простыней, которой были укрыты их ноги. – Тогда я не знала, что моя мама была отвергнута ее семьей, когда она вышла замуж за отца. У нее были богатые родители – кажется, они сколотили себе состояние на пиломатериалах или чем-то подобном. Они не признали моего отца и, так как не одобряли его занятие, отказались от мамы после того, как она вопреки их воле вышла за него замуж.

– Не понимаю таких людей.

– Я тоже.

– Можно подумать, у них слишком много дочерей, раз они позволяют себе ими бросаться.

Софи хихикнула.

– Мои родители жили бедно. На мой взгляд, они никогда не были счастливы. Трудно сказать почему. Мама пожертвовала всем ради отца, но мне кажется, он не оправдал ее надежды. – Она глубоко вздохнула.

– Наверное, в твоем доме было не слишком уютно.

– Ты прав. – Она взглянула на него с кривой усмешкой, и сердце Габриэля наполнилось жалостью. – Если можно назвать домом наши временные квартиры. Мы путешествовали в фургоне, запряженном большой костлявой клячей по имени Джинджер. Впрочем, иногда мы останавливались у моего дяди Джерома в Канзас-Сити. Я воображала, что это наш собственный дом. Конечно, ему было далеко до особняка Миллхаусов, и все же это было постоянное жилище.

Он кивнул:

– Возможно, это была одна из причин, по которой в твоей жизни появился Хорн.

Она вздохнула:

– Наверное…

Габриэль выждал несколько минут, потом спросил:

– Когда он узнал, что ты носишь его ребенка, он не предложил тебе выйти за него замуж?

– Бог с ним, конечно, нет. Он был страшно напуган. В то время я не могла понять почему. Он сбежал от меня ночью. Не оставил даже записки.

– Негодяй! – Если бы этот сукин сын повстречался ему на пути, он отстрелил бы негодяю причинное место, прежде чем положить конец его никчемному существованию, а потом и все остальное, чтобы продлить его агонию. Габриэль еще никогда не испытывал такой жажды мести. Вот что делает с человеком любовь! – Ты, наверное, сильно страдала?

Софи кивнула:

– Да. Я была… раздавлена. В буквальном смысле. У меня было такое чувство, как будто он вырвал сердце из моей груди и растоптал его сапогами.

– Могу себе представить. – Он долго молчал, сжимая ее в объятиях, словно хотел влить в нее свои силы. – А мисс Джунипер уже тогда была твоей сторонницей?

– Да. – Софи улыбнулась без тени иронии. – Джунипер Мадригал – самый лучший человек на свете, Габриэль. По правде сказать, мне кажется, что она просто святая.

– Я в это верю, – искренне сказал он.

– Она ни разу не укорила меня в том, что случилось. Наоборот, она без конца твердила, как чудесно иметь в семье малыша и как долго она мечтала об этой минуте. Она спасла мне жизнь. Если бы не она… я, наверное, покончила бы с собой.

– И я не удивляюсь. – Он передернулся при мысли о том, что его красавица Софи могла умереть, так и не увидев жизни. – Теперь я буду еще больше ценить мисс Джунипер.

– К тому же она помогла мне рассказать родителям о том, что случилось.

– Наверное, это было нелегко.

– Странно, но это было легче, чем я думала. Узнав о моей беременности, родители стали больше любить друг друга. У них словно открылось второе дыхание.

– Вот как? – Он слегка отодвинулся и уставился на Софи.

– Да. Это было несколько неожиданно. Мое горе сблизило их. Они жалели меня и сочувствовали. Впервые я поняла, как сильно они любят друг друга и через какие муки им пришлось пройти, чтобы быть вместе.

Габриэль на минуту задумался. У него отлегло от сердца.

– Какая удивительная история!

– Ты так считаешь? – засмеялась Софи. Покачав головой, она передернулась, словно пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний. – Это было ужасно.

– Да, я понимаю. Но вместе с тем твои родители заново обрели друг друга, и это здорово.

– Да. А я обрела Джошуа.

Габриэль глубоко вздохнул:

– Ты обрела Джошуа.

– Он был чудесным ребенком и выглядел старше своего возраста. Представь себе огромные голубые глаза, как у Джунипер, и красивые темные брови и ресницы. Он не был сморщенным малышом.

– Должен признаться, я плохо знаком с малышами.

– Еще бы! – хохотнула Софи. – Такой суровый охотник за головами…

– Я не охотник за головами, черт возьми! – Он шутливо шлепнул ее по чудесной попке.

– Ну ладно. Такой суровый ловец преступников…

– Вот так-то лучше!

– Не часто имеет дело с детьми.

– Совершенно верно.

– Поверь мне на слово, Джошуа был красивым мальчиком. Большие глаза, блестящие каштановые волосы… Он никогда не доставлял мне хлопот.

Габриэль попытался передать своими объятиями, как сильно он ей сочувствует. Он слышал ее глубокое хриплое дыхание и понимал, что она опять сдерживает слезы. Он восхищался тем, что она вообще могла об этом говорить.

– Мои родители умерли во время эпидемии гриппа в девяносто четвертом.

– Мне очень жаль.

О Боже! Это значило, что она потеряла родителей и сына в очень короткий промежуток времени. Габриэль поморщился.

– Я горевала. К тому времени я сблизилась со своими родителями. Я очень их любила, а они любили меня. Кроме того, я говорила, между ними появились взаимопонимание и любовь, что, наверное, было самым большим чудом.

– Пожалуй, ты права. – Габриэль редко встречал супружеские пары, которые долго прожили вместе и сохранили взаимные чувства. Как видно, Мадригалы были из их числа.

– Мне было так тяжело, когда я потеряла родителей и Джошуа! Ему было всего шесть лет.

– Ты хочешь сказать, что потеряла своих родителей и сына в один год? – О, это было даже хуже, чем он предполагал!

– Да, – прошептала она чуть слышно.

– Ах, Софи, жизнь – такая несправедливая штука!

– Это верно.

Он обнял свою возлюбленную и лег вместе с ней под одеяло.

– Как жаль, что я не могу вернуть тебе Джошуа, милая! Знаю, это звучит глупо, но я говорю от души.

– Спасибо.

Габриэль наконец-то понял одну важную вещь в характере Софи.

– Черт возьми, неудивительно, что ты ненавидишь мужчин.

– Большинство из них, – согласилась она после минутного раздумья. – Думаю, это не совсем справедливо. Мой отец был хорошим человеком, и дядя Джером тоже. А Джошуа… – она замолчала и судорожно сглотнула, – из него мог получиться отличный мужчина.

– Конечно, милая. Я в этом не сомневаюсь. Мы не все такие, как Джон Хорн, Софи. Клянусь Богом.

– Я знаю. Или нахальный мистер Паттерсон из Тусона.

– Черт возьми, я его уже забыл!

Она усмехнулась:

– Если этих двух примеров недостаточно, я могу привести еще миллион. Мне доводилось встречаться со многими негодяями. Почтенные отцы семейства считают меня легкой добычей.

– Чепуха! Ты заслуживаешь куда большего уважения, чем все остальные женщины.

– Спасибо. Я уверена, что, оценивая степень моего приличия, ты забываешь про наши теперешние обстоятельства.

– Не надо язвить, Софи. Ты знаешь, о чем я говорю.

– Пожалуй, да.

Габриэль так давно ее хотел и их первая близость была такой великолепной, что он очень скоро воспылал новым желанием. Но он держал себя в руках, понимая, что в данной ситуации это будет не совсем уместно. При одной мысли о том, что маленький Джошуа Мадригал был застрелен на улице Сан-Антонио негодяем Иво Хардвиком, он приходил в волнение.

Черт возьми! Когда это он, Габриэль Кэйн, стал таким щепетильным? Почему вдруг в нем проснулись угрызения совести? Но это случилось, и он не знал, как укрыться от самого себя. Во всяком случае, ему было приятно просто лежать с Софи Мадригал и сжимать ее в объятиях. Он мечтал как можно скорее опять исследовать каждый дюйм ее тела и надеялся, что она не будет возражать.

Как же остаться вместе с Софи после того, как он арестует Иво Хардвика и привезет его в Абилин? Конечно, сначала ему придется пригладить ее встрепанные перышки. Она не на шутку разозлится, ведь она хочет сама убить Хардвика. Но Габриэль верил в себя и знал, что все как-нибудь уладится.

Как же ему остаться с Софи? Обычно, если у людей возникают такие вопросы, они женятся…

Мысль о женитьбе была для него неожиданна. С ней он и заснул.

«Я все ему рассказала…» Софи поклялась никогда и никому не рассказывать про Джошуа, тем более мужчине. И вот пожалуйста! Теперь Габриэль Кэйн знает все. Даже про Джона Хорна, про ее глупость и про родителей.

Она с трудом в это верила. Любовь отнимает у женщин мозги. И надо же ей было влюбиться именно в этого мужчину! Причем в такое неподходящее время. Даже Габриэль признал, как несправедлива жизнь.

Однако больше всего ей хотелось свернуться клубком, укрыться от всех бед в объятиях Габриэля Кэйна и проспать в его постели до утра. Это был бы крепкий, счастливый сон.

Но она не могла так поступить. Сегодня ночью ей надо отомстить Иво Хардвику за своего мальчика, а потом уже думать о своем счастье… если ей вообще суждено быть счастливой.

Судьба. Нет, она не должна думать о таких отвлеченных вещах!

Чувствуя усталость, Софи осторожно высвободилась из объятий Габриэля. Волшебный аромат улетучился, и все вернулось на свою обычную орбиту. Ночная прохлада тронула ее тело, которое до этого согревалось руками Габриэля. Ее пронзила острая стрела раскаяния. А может, отложить свой план на другой раз? В конце концов, она может с таким же успехом убить Хардвика завтра. Совсем не обязательно гоняться за ним этой ночью.

Нет, она не ослабит своей решимости! Сегодня ночью она знает, где искать свою жертву. Если она будет тянуть, Хардвик исчезнет… или у нее не останется сил на новую попытку.

К тому же сегодня ночью Габриэль обезоружен. Он не помешает ей осуществить свой план. Другого такого шанса может и не быть. Почему же у нее на душе так тоскливо? Софи надеялась, что это чувство пройдет.

Когда Габриэль проснется и узнает, что она сделала, он будет ее презирать… Сердце ее сжалось. Но нет, она не будет об этом думать. Есть и другие, гораздо более приятные вещи. Например, ее цель – стереть Иво Хардвика с лица земли.

Софи оделась. В комнате было достаточно светло. Она собрала свои вещи и всю одежду Габриэля, включая две пары ботинок, и на цыпочках подошла к кровати. Как жаль, что она не может его поцеловать!

Мысль о том, что другого раза может и не быть, тяготила ей душу. Ну почему это должно было случиться именно сейчас? Сейчас, когда она наконец-то нашла настоящего мужчину. Она покачала головой, злясь на себя за то, что впадает в сентиментальность.

«Нет, – сказала она себе, – все мужчины подлецы, и Габриэль Кэйн ничуть не лучше. Он бросил бы меня точно так же, как делали все остальные. На всем свете нет ни одного порядочного джентльмена».

Софи знала, что обманывает себя. По щекам ее катились слезы. Ей было жалко Джошуа, Габриэля… и саму себя. Она тихо закрыла за собой дверь, оставив Габриэля спать сном праведника на их ложе любви.