– Она сбежала? – Тони отдернул занавеску и уставился на пустую больничную койку.

– Этого мы не знаем. – Но будь оно все проклято, если мысли Далласа не текли в том же направлении. Тем не менее побег не доказывал, что Никки Хант преступница – О’Коннор по-прежнему верил в ее невиновность. Он на собственной шкуре испытал, каково быть обвиненным в преступлении, которого не совершал. Черт возьми, он тоже не раз и не два подумывал пуститься в бега.

– Да ну на хрен! – рявкнул Тони. – Расходимся и ищем.

Брат в бешенстве умчался, и Даллас услышал, как тот принялся рьяно допрашивать медсестер об исчезновении Никки. Младший О’Коннор снова посмотрел на дамскую сумочку и предметы на кровати. Если женщина решает сбежать, разве она не захватит свою сумочку или по крайней мере кошелек?

Даллас поднял красный бумажник и порылся в нем. «"Ни гроша за душой " вам о чем-то говорит?» вспомнил он недавние слова. В подтверждение не нашел ни наличных, ни даже какой-то мелочи. Однако рядом с водительским удостоверением из маленьких кармашков выглядывали расчетная банковская карта и кредитка.

Даллас ни разу в жизни не встречал женщину, которая вышла бы из дома без своих кредиток. Он изучил остальное содержимое сумочки: тампон, шариковая ручка, сборник кроссвордов, несколько квитанций, тюбик помады, румяна, флэшка, маленький перцовый баллончик и пачка жевательной резинки.

О’Коннор стащил одну подушечку коричной жвачки и побросал все обратно в сумку. И тут до него дошло, какая единственная вещь отсутствовала. Вещь, которую женщины, наравне с кредитками, постоянно таскают с собой. Мобильный телефон. Вот тогда-то он и сообразил, что произошло. Развернувшись, Даллас вышел из травмпункта и отыскал первую попавшуюся табличку с надписью «Выход».

***

Ли Энн О’Коннор, воспользовавшись столь необходимым перерывом, вышла из больницы и направилась к маленькой веранде, где персонал перекусывал взятыми из дома обедами. В восемь вечера солнце уже село, но жара еще не спала, и небо по-прежнему было светлым. Опасаясь, как бы из-за пережитого стресса не началась самая настоящая паническая атака, Ли Энн надеялась отдышаться на свежем воздухе. Причина, по которой легкие отказывались работать, вовсе не закрытое помещение. Нет. Неспособность вздохнуть не имела ничего общего с духотой, она прямо связана с первой за девять месяцев встречей с мужем.

Ли Энн знала, что столкновение неизбежно. Просто не ожидала, что будет так больно. Или ожидала. Может, поэтому избегала его. Руки тряслись, и дыра в том месте, где раньше находилось сердце, казалась глубже, болезненней, как никогда пустой. Глаза наполнились слезами, но Ли Энн сдержалась.

Господи, как же хорошо он выглядит. И когда перегнулся через стол и вторгся в ее личное пространство, пахнул он тоже хорошо. Тони пахнул… домом. Именно это он всегда для нее олицетворял. Дом. Ощущение принадлежности, собственной значимости для кого-то, обладания особого места в этом большом древнем мире, в котором уже не чувствуешь себя таким одиноким.

Благодаря своему единственному родителю, полковнику Беккеру, Ли Энн побывала во многих местах. Техас, Флорида, Нью-Йорк, Калифорния, даже Германия и Япония. За всю свою жизнь Ли Энн целых двадцать два раза меняла место жительства. В день окончания школы отец вручил ей чековую книжку с достаточным количеством средств, чтобы покрыть расходы на проживание и обучение в колледже. Будучи студенткой, она регулярно получала поздравительные открытки в честь дней рождений и Рождества и деньги на карманные расходы. За время обучения сестринскому делу Ли Энн виделась с отцом трижды. В конце концов он очень занятой человек. Она не требовала от него большего, чем он был готов ей дать. Бесспорно, она прекрасно знала, чего лишал ее отец, и именно это дарил ей Тони. Любовь и ощущение, что ты кому-то принадлежишь, что у тебя есть дом. Но и это у нее отобрали.

Ли Энн легко коснулась щеки, где кожа все еще хранила прикосновение Тони. Когда же она перестанет его любить? Когда прекратит тосковать по их прошлому и примет свою нынешнюю жизнь? Разве не этим она занимается вот уже долгое время? Пора бы наконец перевернуть страницу.

Она прочла около десятка книг практических рекомендаций, и все советы начинались с одного и того же. Двигаться дальше. Отпустить прошлое. Примириться с горем.

Однако ни в одной книге не говорилось, как это сделать. Как простить себя. Как забыть.

«В воскресенье у меня выходной. Освобожусь утром часов в десять». Слова Тони музыкой звучали в голове.

Ли Энн закрыла глаза; она знала – в воскресенье ничего не будет. Она не придет.

Что-то теплое и влажное упало ей на лоб. Ли Энн потрогала месиво и отдернула руку. Фу-у. Птичья какашка. Взглянув вверх, она увидела, как на ветку уселся белый голубь.

– Ты что, издеваешься? – заорала она на птицу.

Чертова птаха встопорщила перья и повторила номер. Обалдевшая от происходящего Ли Энн не успела увернуться, и вторая капля птичьего дерьма попала на щеку.

– Зараза! – Пострадавшая утерлась, или попыталась утереться, а скорее просто размазала кляксу по лицу.

– Некоторые считают это добрым знаком, – раздался позади женский голос.

Круто развернувшись, Ли Энн увидела женщину в больничной сорочке и с прижатым к уху мобильным телефоном. Пациентка выставила палец, будто просила подождать минутку, и заговорила в трубку.

– Нана? Прошу тебя, ответь. – В голосе женщины звучали панические нотки, и тут она умолкла. – Нана, ты где? Связь плохо ловит, я расслышала только, что там много крови. Кто-то пострадал? Жду ответа. Перезвони мне. – Женщина ткнула кнопку телефона и опустила руку.

Ли Энн заметила бледность незнакомки. Что ж, конечно она больна. На ней больничная сорочка. Поднялся легкий ветерок, всколыхнув тонкую ткань, и Ли Энн увидела сочившуюся из запястья пациентки кровь.

– С тобой все в порядке? – Ли Энн кивнула на окровавленную руку.

– Ерунда, это от капельницы, – ответила женщина. – Когда уходила, совсем про нее забыла. – Указала на дверь позади себя. – Там связь совсем не ловит. – Она прижала палец к запястью, чтобы остановить кровотечение, и уставилась в телефон.

Ли Энн внимательно пригляделась к руке незнакомки и решила, что кровотечение не смертельное, однако же…

– Вернись-ка ты лучше в палату.

– Пока не поговорю с бабулей, не вернусь. Вроде что-то случилось. – Блондинка подняла глаза. – У тебя птичья какашка вот… – она коснулась щеки Ли Энн.

– Знаю, – откликнулась Ли Энн. – А у тебя все еще кровь идет. Заходи давай.

– Еще несколько минут. Уверена, она мне перезвонит. – Женщина покачнулась и быстро села на скамейку. Восседавший на дереве голубь громко заворковал. Блондинка задрала голову, а Ли Энн отступила на шаг назад, не рискнув в третий раз попасть под удар.

– Даже не знаю, что в этом знаке доброго увидели. – Блондинка уткнулась в телефон.

– Тоже не знаю. – Ли Энн размышляла, не позвать ли ей кого-нибудь на помощь, чтобы убедить женщину вернуться. – Но чуточка везения мне бы не помешала.

– И мне. – В голосе незнакомки слышалась некая безысходность.

– День не задался? – поинтересовалась Ли Энн.

– Еще как.

– Та же история. Только что встретила мужа, мы с ним разъехались. – Ли Энн понятия не имела, почему поделилась этой информацией, не иначе как надеялась втереться в доверие к незнакомке и уговорить ее вернуться в палату.

– Даю сто очков вперед. – Женщина закрыла глаза. – Я нашла…

Больничная дверь распахнулась. На миг Ли Энн почудилось, будто из нее вышел Тони. Сердце ухнуло вниз, но она быстро пришла в себя, узнав своего деверя Далласа. Что он тут делает?

– Даллас? – воскликнула Ли Энн.

Он перевел взгляд с блондинки на Ли Энн.

– О, привет. Я… искал Никки.

Блондинка поднялась. Но тут зазвонил ее телефон, она развернулась волчком и ответила на звонок.

– Нана? Что случилось? Я тебя почти не слышу.

– Ты ее знаешь? – спросила Ли Энн Далласа.

Даллас кивнул, но его внимание было приковано к блондинке и телефонному разговору. Вдруг налетел ветерок, распахнув больничный халат и обнажив ее попу.

Ли Энн посмотрела на деверя, вылупившегося на задницу блондинки. Затем он взглянул на Ли Энн и пожал плечами, будто говоря, что это вышло случайно. И тут же, в типично мужской манере, снова уставился на женщину, дабы во второй раз лицезреть восхитительную картину.

Мужчины! Ли Энн кашлянула. Даллас вздрогнул.

К счастью, Никки завела руку за спину и поймала полы сорочки, не отвлекаясь от разговора.

– Что? В смысле… с ней все в порядке? – Внимание Ли Энн привлек взволнованный женский голос, доносившийся из трубки, или это блондинка снова покачнулась? Как бы там ни было, Ли Энн, медицинская сестра до мозга костей, бросилась вперед. Но Даллас ее опередил.

– Куда? – спросила звонящего Никки, жестом останавливая Далласа, и ухватилась за стол. – В какую больницу? – Последовала короткая пауза, Никки развернулась и опустилась на деревянное сиденье скамейки. – Хорошо. Это где… я сейчас нахожусь.

– Как вы познакомились? – Ли Энн обратилась к Далласу, но тот был слишком поглощен телефонным разговором, чтобы ответить.

– Да, – продолжила Никки. – Позже объясню. Со мной все нормально. – Она закончила разговор. Однако продолжала сидеть и так смотреть на телефон, будто пыталась переварить страшную новость. Ли Энн почувствовала огромное сочувствие к этой женщине. Она знала о переживаниях все.

Никки подняла глаза на Далласа.

– Кто-то… кто-то напал на мою подругу Эллен. Ее везут…

– Я знаю. – Взгляд Далласа переместился на ее окровавленную руку. Ли Энн видела, как этот взгляд наполнился нежностью и заботой. В горле вырос ком, стоило вспомнить, как Тони смотрел на нее с тем же участливым выражением, характерным для всех О’Конноров. «Дом», – подумала Ли Энн. Как же она по нему тосковала.

Даллас коснулся руки Никки.

– Вам лучше зайти внутрь.

– Зачем кому-то это делать? – Никки прижала два пальца к дрожащим губам. – Я совершенно ничего не понимаю. Зачем?

– Думаю, завести ее в помещение – хорошая идея. – Зная, что Даллас поможет уговорить сбежавшую пациентку вернуться на больничную койку, Ли Энн двинулась вперед и помогла Никки подняться со скамейки.

Никки отстранилась, будто не желая ничьей помощи. И поскольку Ли Энн знала, каково это – когда не хочется, чтобы другие тебя жалели или относились как к немощной, она отступила.

Блондинка пошла к двери, но прежде чем перешагнуть порог, оглянулась на Далласа.

– Вы решили, что я сбежала, да?

Сбежала? Ли Энн не поняла, но посчитала, что сейчас не время для расспросов.

– Нет, – слишком быстро ответил Даллас. – Вовсе нет.

Ли Энн не очень долго знала деверя. Он попал в тюрьму незадолго до того, как они с Тони начали встречаться.

Но знала достаточно хорошо, чтобы мгновенно поймать его на лжи. Секрета тут никакого нет – О’Конноры совсем не умели врать.

Они преодолели больничный коридор и вошли в отделение неотложной помощи. Раздался знакомый голос. И прежде чем Ли Энн смогла развернуться и убежать, к ним подлетел Тони.

– Черт возьми! Где вас… – Он прекратил вопить на Никки, как только заметил жену.

Ли Энн снова перестала дышать. Время замерло, Никки и Даллас уставились на Тони.

– Она звонила. – Даллас нарушил неловкое молчание и послал Тони недвусмысленный взгляд – отвали. Вряд ли Тони заметил. Он все еще был слишком занят супругой, а сердце той было слишком занято тоской по дому, и она не могла мыслить трезво.

Тони наконец посмотрел на Далласа и скривился.

– Значит, она просто так вырвала капельницу?

Даллас нахмурился.

– Может, она просто…

– Может, меня спросите? – предложила Никки.

– Хорошо, спрошу. – Сердитая морщинка между бровей Тони стала еще заметнее. – Почему вы выдернули капельницу?

Ли Энн знала, что муж мог выходить из себя настолько, что метал громы и молнии; возможно, только что они наблюдали, какой Тони на службе. Однако под маской жесткого человека скрывался очень внимательный мужчина – мужчина, который всегда старался принять верное решение. Она это знала, потому что когда-то сама стала его верным решением.

– Ничего я не вырывала, – заговорила Никки. – Я вообще о ней забыла. Мне позвонила бабушка, и я смогла расслышать только что-то про кровь, и затем связь прервалась. Я запаниковала и отправилась на поиски места, где антенна лучше ловит. – Никки нахмурилась. – И я только что узнала, что напали на мою подругу. Ее везет сюда неотложка. Почему все это происходит? Вы коп, вы должны…

Сердитая морщинка на лице Тони разгладилась.

– Мы пытаемся выяснить.

Ли Энн наконец разобралась, что к чему. Никки – женщина, которую Тони подозревает в убийстве бывшего мужа. Ли Энн посмотрела на обвиняемую и решила, что в это не верит. Учитывая, что всю свою жизнь Ли Энн сталкивалась с незнакомцами, она научилась в них разбираться: отличать плохих от хороших. Это часть основ выживания. И Ли Энн знала, что Никки – хороший человек. Тони снова остановил взгляд на жене. Грудь стеснило от нахлынувших чувств.

– Я… Мне пора идти. – Она пошла прочь.

– Ли Энн. – Голос Тони ее остановил. Она обернулась. Муж прикоснулся к ее щеке. – У тебя здесь… что-то.

– Птичье дерьмо, – ответила она прежде, чем успела подумать. Затем, по какой-то неведомой причине, продолжила: – Говорят, это к удаче.

Чувствуя, как лицо от смущения заливает румянец, она встретилась взглядом с Никки.

– Надеюсь, у тебя все будет хорошо. – Когда Ли Энн метнулась в уборную, стало понятно одно: в следующее воскресенье она не может и не станет встречаться с мужем. Пока что она не готова иметь дело с Тони.

И, возможно, пришло время встретиться с адвокатом, утрясти все, чтобы ей никогда больше не пришлось видеть мужа.

Никки заметила, каким взглядом детектив провожал медсестру. Потом увидела, как частный сыщик – ее частный сыщик – следит за реакцией копа. Если бы она так не волновалась за Эллен, если бы не нашла в своем багажнике мертвого бывшего мужа, если бы не стала жертвой отравления, она бы задумалась о странном поведении окружающих. Однако то немногое любопытство исчезло, когда за двойными дверями травмпункта послышался вой сирены.

Никки повернулась на звук.

Даллас поймал ее за руку.

– Пусть ее сначала осмотрят.

Пытаясь рассуждать здраво, Никки глубоко вздохнула.

– Господи! Нужно позвонить ее родным. У меня нет их домашнего номера.

– С ними уже связались, – заверил детектив О’Коннор, не отрывая взгляда от удаляющейся по коридору медсестры.

Из двойных дверей выбежал медперсонал, и сердце Никки сжалось от тревоги за лучшую подругу. Она шагнула ближе к двери, ведущей к машине скорой помощи.

Даллас снова поймал ее за руку.

– Почему бы нам…

– Я хочу убедиться, что с ней все в порядке, – запротестовала Никки.

– Тони все выяснит и расскажет нам. Верно? – Даллас посмотрел на детектива.

– Да, – подтвердил брат.

Никки пристально всмотрелась в лицо Далласа, затем переключилась на серьезного детектива. У нее появилось ужасное предчувствие.

– Насколько плоха Эллен? Что вы от меня скрываете?

Даллас, видимо, дрогнул, и тогда детектив откашлялся и ответил:

– Нам известно только, что состояние тяжелое.

– Определенно тяжелое. – Страх сковал практически пустой желудок, затем прокрался по горлу и стиснул миндалины. – Насколько тяжелое? – Когда ни один из мужчин не ответил, в голове Никки возник образ Эллен, порхающей по галерее. Эллен – такой жизнерадостной, такой счастливой, такой позитивной, такой заботливой. Эллен – матери, в одиночку растившей свою маленькую девочку.

– Вернитесь в палату! – Медсестра подбежала к брошенному персоналом столу и схватила телефонную трубку. Набрала короткий номер и начала быстро выдавать команды.

Даллас потянул Никки за руку. Она посторонилась. По коридору бежали встречать прибывшего пациента трое докторов.

В двери с шумом въехала каталка в окружении толпы людей. Все медики говорили одновременно, без промедления выкрикивая частоту сердечных сокращений, показания артериального давления, группу крови – первая отрицательная.

Никки смотрела во все глаза, надеясь увидеть Эллен. Хотя бы мельком, только чтобы узнать, что с ней все в порядке. Получить хоть крошечный знак, что все не так плохо, как казалось со слов детектива.

Даллас снова попытался подтолкнуть Никки в сторону ее палаты, но она вырвалась. У нее была миссия, и имя ей Эллен. Наконец в пелене, которую представляла собой спешащая бригада неотложной помощи, появилось окошко. Однако Никки удалось рассмотреть лишь вяло повисшую руку Эллен и кровь, стекавшую с кончиков пальцев.

– Нет! – Никки рванулась к каталке. Даллас поймал ее за талию и оттащил на несколько шагов. Она вырывалась и даже сделала шаг, но тут большая мужская рука поймала ее за локоть, а вторая рука прошлась по пояснице, и ноги Никки оторвались от пола.

– Пусти меня! – Она почувствовала сзади прохладный ветерок и поняла, что ладонь Далласа прижата к ее голой попе. Никки уперлась руками в грудь сыщика и посмотрела в темно-голубые глаза так, чтобы тот понял – она не шутит. – Пусти меня.

– Извини. – Игнорируя требование, Даллас отнес ее в зашторенную комнатку и осторожно положил рядом с сумочкой на больничную койку.

Трясясь, не столько от злости (хотя не без этого), сколько от тревоги за Эллен, Никки посмотрела на него снизу вверх. Затем стрельнула глазами в сторону щели между занавесками. Она рассчитывала через нее удрать, чтобы проведать, как там Эллен.

– Даже не вздумай. – По тому, как сыщик замер в изножье кровати, как слегка расставил ноги, какое решительное выражение запечатлелось у него на лице, было ясно – он намерен ее поймать.

В этот момент к Никки вернулась логика. Она не могла встать между Эллен и докторами – не могла даже на секунду помешать им оказывать помощь.

Несчастную снова начало трясти.

– Она моя подруга, – проговорила Никки сквозь ком в горле и вытерла скатившуюся по щеке слезу.

– Знаю. Именно поэтому тебе нужно позволить докторам заниматься своим делом. Понимаешь?

– Нет. – Она затрясла головой. – Не понимаю. Я не понимаю, почему все это происходит. Кому могло понадобиться причинять боль Эллен?

– Мы это выясним, – спокойно заверил Даллас.

Никки прикусила губу, чтобы не расплакаться. «Слезы не помогут. Плачут только слабаки». Сколько раз за первые шесть лет жизни Никки мать твердила это? Достаточно, чтобы и в двадцать семь лет слова все еще не стерлись из памяти.

Она почувствовала на себе взгляд Далласа, и вдруг почему-то вспомнила его руку на своих ягодицах. Глубоко вздохнув, пациентка свесила ноги с койки и, потянувшись назад и убедившись, что сорочка надежно завязана, встала.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Ищу кое-что. – Не глядя на него, Никки открыла маленький шкаф у кровати. Разве медсестра не сюда положила сумку с ее вещами?

– Что ты ищешь? – Голос звучал мягко, будто его обладатель разговаривал с ребенком или с сумасшедшим.

И да, со вторым Никки согласна, она немного не в себе. Но по уважительной причине. Она хотела убедиться, что с Эллен все в порядке. – Да так… кое-что.

– Что же?

Она развернулась и уставилась на него.

– Мое нижнее белье. – Никки не была уверена, почему от нее требовалось полностью раздеться, но вспомнила, как медсестра говорила, что снять нужно все. Теперь, когда ее тело не пыталось избавиться от своих внутренностей, она поняла, что в полном раздевании не было никакого смысла. У нее не брали мазок, так с чего вдруг понадобилось снимать нижнее белье?

– Оно… у меня, – раздался из-за открытой занавески мужской голос, и в закуток втиснулся детектив О’Коннор.

Никки посмотрела на детектива, затем на Далласа.

Вспомнила, как в определенный момент заметила между двумя мужчинами сильное сходство. Теперь, когда они стояли плечом к плечу, она осознала, насколько они похожи. Конечно, детектив не вызывал у нее такого же трепета, как Даллас. Она задумалась: недавно нанятый ею частный сыщик, чья работа заключается в доказательстве ее невиновности, находился в неком родстве с детективом, чья работа, похоже, заключалась в поисках доказательств ее вины.

Мысли Никки вернулись к насущной проблеме – отсутствию трусиков, и она вспомнила слова детектива.

– Почему мое нижнее белье у вас? – спросила она