– А на нем боевая раскраска или любовная? – послышался женский голос за спиной Шалы Уинтерс.

– Да какая разница, – по-техасски протяжно ответила другая женщина. – Но теперь я понимаю, почему этот город называется Совершенство.

Раздался взрыв хриплого смеха.

Шала закатила бы глаза, кабы в данный момент не пялилась на группу практически голых мускулистых мужчин, выходивших на арену лишь в головных уборах и набедренных повязках. Капелька пота скатилась между грудей. Очень жаль, что Шала не в настроении для практически голых мускулистых мужчин – уже несколько лет как не в настроении. На самом деле она жалела, что вообще притащилась на этот пау-вау. Знала б, что здесь запрещено фотографировать, заперлась бы в гостиничном номере с кондиционером, очищая свои джинсы от слюней – и бог знает чего еще, – оставленных собакой, пытавшейся в парке поиметь ногу гостьи города.

Проклятье, ей необходимы фотографии для текущего пиар-проекта! Но, судя по знаку у билетной кассы, камеры здесь категорически запрещены. На самом деле Шала вроде как должна была оставить свою у ворот. Ага, конечно. Бросить часть оборудования стоимостью восемь тысяч долларов непонятно с кем. Шала поправила на плече сумку с камерой. Почему мэр Джонсон об этом не предупредил?

– Разрешите. – Блондинка с пышными обесцвеченными волосами и высокая брюнетка протиснулись в толпу поближе к арене.

– Ты только посмотри на это, – протянула брюнетка. – Я всегда любила играть в ковбоев и индейцев и теперь знаю, почему. – И они снова хрипло засмеялись.

– Коренные американцы, – поправила Шала.

– Чего? – переспросила брюнетка.

– Они предпочитают, чтобы их называли коренными американцами.

– Лапочка, я буду называть их, как им хочется, – выдохнула Блонди. – Здесь лучше, чем в стрип-клубе. Ты только посмотри на эти кубики!

Шала прикусила язык. Чтобы кто-то вдруг стал образованным, он должен быть готов учиться.

Она сосредоточила внимание на арене и позволила своему взгляду скользнуть по мужчинам и их «кубикам». Ладно, нельзя винить женщин за то, что они наслаждаются зрелищем. И пусть сама Шала не в настроении, но сие не значит, что она неспособна оценить открывающийся вид. По словам мэра Джонсона, это и послужило причиной, по которой племя только недавно открыло свои пау-вау для публики: люди приезжали лишь поглазеть, а не изучать культуру и историю племени читива.

Однако экономика города зависела от туризма, и потому старейшины изменили свое решение. Шестьдесят пять процентов населения Совершенства, штат Техас, составляли как раз индейцы и индейско-латиноамериканские метисы, так что они были лично заинтересованы в выживании города. А теперь заинтересована и Шала. Ей хорошо заплатили, дабы удостовериться, что Совершенство выживет. Не то чтобы все были рады присутствию Шалы… Скорее, наоборот, о чем и сообщил сам мэр, и, честно говоря, от этого ей становилось немного не по себе.

Мэр Джонсон предложил пока не назначать встречу со старейшинами племени, а подождать второго визита, надеясь, что время смягчит мнение коренных американцев о попытках Шалы развить туризм, распространяя информацию о всяких племенных событиях.

Несколько старейшин двинулись в центр арены и объяснили зрителям, что следующим номером будет «Танец любви – ритуал, предназначенный для соблазнения родственной души». Один из мужчин, с длинными седыми волосами, стекающими на спину, осмотрел толпу. Его взгляд остановился прямо на Шале – во всяком случае, так ей показалось.

– Я уже влюблена, – сказала блондинка рядом с ней, указывая на арену.

Шала перевела взгляд на танцоров, а затем обратно на старейшин. Смотревший на нее незнакомец, казалось, приветственно кивнул. Ветер подхватил его волосы, но глаза индейца не отрывались от Шалы. Он знал, кто она такая? Такое пристальное разглядывание пугало. У Шалы перехватило дыхание.

Публика затихла – благоговейная пауза. Седовласый отвел глаза, и Шала наконец-то смогла вздохнуть. Свежая партия кислорода активировала клетки головного мозга, и она снова пожалела, что не пропустила сие мероприятие. Жара, голод и воспоминания о чересчур энергичной собаке мешали по достоинству оценить шоу.

Порыв ветра оказался слишком горяч, чтобы охладить, но он донес запахи жареного мяса, лука и кукурузы с маслом, отчего в животе заурчало. Купленный в обед гамбургер сгинул у озера в пасти нежданного и крайне любвеобильного четвероногого друга. Пес, прямо как мужчина, думал лишь о сексе и о еде. Оглядевшись, Шала подумала было пробраться к торговым палаткам, но тут услышала низкие глухие удары. Барабаны. Она снова посмотрела на арену: старейшины уже ушли, и вместо них появились танцоры. Барабаны звучали все громче. Напряжение в толпе нарастало. Шала могла поклясться, что температура воздуха повысилась градусов на десять.

С ее губ сорвался вздох. Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая небо в розовые и фиолетовые оттенки. Она снова осторожно посмотрела на танцоров. Ритм ударов увеличился, и мужчины начали двигаться. Высокие и гордые. Золотой закат отбрасывал блики на их тела и молил о фотографии. У Шалы пальцы чесались сделать снимок. Она сунула руку в тяжелую сумку… и вспомнила про запрещающий знак на входе.

– Глупые правила, – пробормотала чуть слышно, решив обсудить этот вопрос с мэром. Пау-вау может привлечь в Совершенство туристов, но посетители захотят фотографий.

Когда воздух наполнили странные низкие распевы, раздражение Шалы растаяло. Пот продолжал скапливаться между ее грудей. Танцоры выстроились в линию прямо перед ней: шестеро мужчин, но один выделялся. Третий слева. Ну прямо услада для глаз в лучшем виде.

– О, мой бог! – воскликнула Блонди. – Сколько стоит один из них на ночь?

Шала попыталась не обращать на слова внимания, но когда еще одна капля пота проскользнула под ее правой грудью, влажной струйкой стекла вниз и закатилась в пупок, по телу пронеслась волна чувственной дрожи. Дрожи, какой Шала не чувствовала уже очень давно. «И на то есть чертовски хорошая причина», – напомнила она себе.

– А мы можем засовывать доллары в их набедренные повязки? – пролетел сквозь толпу протяжный выговор брюнетки.

Шала бросила на нее быстрый взгляд, закатила глаза и снова уставилась на танцора. Жесткий. Безжалостный. С мускулистыми руками и ногами. Он двигался в пульсирующем ритме барабанов. Распущенные черные волосы взлетали вверх и вниз в такт движениям, а головной убор с рядами белых перьев переливался в солнечном свете.

Кожа танцора, цветом намекавшая на его индейские корни, ловила отблески заходящего солнца. Казалось, что она смазана маслом. Смазанная… Смазанная маслом гладкая мужская кожа. Эта мысль вернула Шалу во времена, когда при помощи бутылочки детского масла они с мужем испортили отличный набор постельного белья. Тело Шалы отчетливо вспомнило те ощущения: ее смазанная кожа скользит по его… Эти впечатления стоили хорошего египетского хлóпка. Жаль только, что брак отправился в мусорку вслед за простынями.

– Боже правый, ты только глянь на его повязку! – воскликнула Блонди.

Шала не задумываясь опустила взгляд. Барабаны продолжали стучать, и этот эротичный звук проник под ее кожу, в ее кровь. Бум. Бум. Бум. Шала уставилась на полоску белой ткани, смутно осознавая, что ведет себя так же ужасно, как две женщины по соседству. Она закрыла глаза, а когда вновь их открыла – мужчина танцевал гораздо ближе. Подняв взгляд, она увидела высокие скулы, слишком красивые для мужчины губы, точеный нос…

У Шалы перехватило дыхание. Его ястребиный и явно неодобрительный взор был направлен прямо на нее. Он засек, как она влюбленно пялилась на его набедренную повязку? Шала покраснела и отвернулась, но успела заметить, как танцор устрашающе нахмурился.

Она принялась оглядывать толпу, будто искала кого-то, хотя не знала тут ни души. И неважно, что с самого приезда ее преследует странное ощущение, будто за ней кто-то наблюдает; просто город слишком маленький, вот и все. По спине пробежал холодок. Шала была чужачкой. По словам мэра, нежеланной чужачкой.

Хотя танцор смотрел как-то иначе. Она по-прежнему ощущала на себе его взгляд, пробуждающий внутри странные эмоции. Например, одиночество. Как можно чувствовать себя одинокой, когда вокруг толпа человек триста? «Проще простого, – пронеслось в голове. – Ты никого не подпускаешь к себе слишком близко. Особенно мужчин». Но одиночество – малая цена за эмоциональную безопасность.

– Эй. – Брюнетка толкнула Шалу локтем. – Он смотрит на тебя.

Шала проигнорировала ее, но смело встретила очередной взгляд танцора. И тут же об этом пожалела. Его хмурый вид стал еще более сердитым. В панике она полезла копаться в своей сумке – повод отвернуться и не показаться при этом трусихой, которой в нормальное время Шала и не являлась. Но ничего из происходящего не было нормальным, правда, она не могла сказать, почему.

Ритм барабанов изменился, и Шала скорее почувствовала, чем увидела, что танцоры развернулись. Несмотря на искушение посмотреть и проверить, уступает ли задняя часть незнакомца передней, гостья города все-таки решила сбежать.

– Глянь на эти крепкие задницы! – воскликнула брюнетка.

Рядом загоготали. Шала не глянула и не засмеялась. Она двинулась к выходу, но ремень ее холщовой сумки зацепился за локоть брюнетки. Сумка соскользнула с плеча, и «Никон» за восемь тысяч долларов полетел на землю.

– Нет!

Шала рухнула на колени, подхватила камеру и проверила объектив на предмет трещин. Слава богу, никаких видимых повреждений. Чтобы рассмотреть все получше, поднесла камеру поближе к лицу и тут краем глаза заметила вспышку. А опустив «Никон», увидела, как брюнетка бросила в свою сумку простую «мыльницу».

Больше заинтересованная собственным оборудованием, чем незаконной фотосессией, Шала снова переключила внимание. Внезапно ропот эхом пронесся по толпе. Привстав, она оторвалась от своей камеры и практически уткнулась носом в переднюю часть чьей-то набедренной повязки. Шала сглотнула ком в горле и поднялась на ноги.

Стоявшему перед ней человеку она едва доставала до груди, однако напустила на себя невозмутимый вид, будто ее нос каждый день оказывается между мужских ног. Но прежде, чем смогла дать разумное объяснение присутствию рядом с собой танцора, тот выдернул камеру из ее рук. Шала ошеломленно смотрела, как его зад – который, кстати, ничуть не уступал передней части – исчезает в толпе.

И тут на нее обрушилась реальность. Кто-то только что сбежал вместе с ее восьмитысячедолларовой камерой.

– Остановите этого человека! – завопила Шала и бросилась в погоню.

* * *

Час спустя, стоя возле билетной кассы, обдуваемая горячим ночным воздухом и все еще потеющая Шала была на грани безумия. Рэдфут Даркуотер, седовласый индеец, смотревший на нее с арены, не поддавался никакому воздействию. Он был четвертым членом совета, спустившегося вниз, чтобы обсудить пропавшую камеру Шалы.

Обсудить? Ха! Первые трое старейшин все еще возвышались рядом словно скалы, глядя на нее, как на насекомое неизвестного вида. За все время они и шести слов не произнесли! Да и Рэдфут не особо отличался, застыв со скрещенными на груди руками. Шале хотелось ткнуть в него пальцем, дабы убедиться, что этот индеец – не одна из тех статуй, которые она видела в детстве возле табачных магазинов.

– Сэр, позвольте мне сказать это еще раз: мне нужна моя камера.

Рэдфут и глазом не моргнул, но хотя бы пошевелился – указал на знак:

– Ты читала правила. Да?

Он разговаривает!

– Да. Я читала правила, но я ведь не фотографировала. Я просто не хотела оставлять мою…

– Скай говорит, ты сделала снимок.

Скай? О, мистер Услада Для Глаз.

– Что ж, Скай лжет. Я не делала снимков, снимала женщина рядом со мной.

– Однако у тебя с собой была камера. Правило гласит: все камеры нужно оставлять на входе, иначе они будут конфискованы на неделю.

Шала задержала дыхание и задумалась: должна ли она сказать ему, кем является и что здесь делает? О черт, она не хотела знакомиться с местными таким образом!

– Слушайте, я признаю, что нарушила правила, и сожалею. Но я не фотографировала, так что не могли бы вы отдать мне мою…

– Не могу отдать камеру. Скай забрал камеру.

– Почему забрал? Кто такой этот Скай?

– Он разбирается в таких вещах. Поговори со Скаем.

Шала умирала от желания использовать несколько резких фразочек, но воспитавшие ее бабушка с дедушкой привили ей уважение к старшим… Даже к таким несговорчивым старым пердунам. Понимая, что у нее в любом случае ничего не получается, Шала решила быть предельно честной:

– Послушайте, я здесь, в Техасе, в Совершенстве, по просьбе вашего мэра. Я работаю на благо города, привлекаю сюда туристов. Мэр хочет, чтобы я нашла, в чем то самое «совершенство» этого места, и… и пропавшая камера становится проблемой. Вы понимаете?

Лоб Рэдфута прорезали морщины.

– Ты ждешь одну неделю. Ты говоришь со Скаем. Преподнеси ему дар, и он, вероятно, отдаст твою камеру. Однако пленку, я уверен, он уже уничтожил.

– Пленку? Дар? – Шала еще раз глубоко вдохнула, в поисках спокойствия, которое в настоящее время отсутствовало в пределах ее досягаемости. – Моя камера цифровая, и в ней каждый кадр, отснятый за последние три дня. Если этот человек сделает что-нибудь с картой памяти, я… – Она выдохнула. – Могу ли я с ним поговорить? Пожалуйста. Прошу вас. Прошу-у-у-у-у!

Старик почти поддался. Почти.

– Одна неделя. А потом говоришь Скаю, что хочешь обратно свою камеру. Скай – справедливый человек. Он все вернет. Может, попросит взамен дар. Одна женщина чистила ему сапоги, чтобы вернуть свою камеру. Сделаешь то, что скажет Скай, и он будет справедлив.

В Шале закипела ярость:

– Через неделю меня уже здесь не будет. Мне нужно мое оборудование, и нужно сейчас. И я не собираюсь начищать чьи бы то ни было сапоги. Я собираюсь вызвать полицию.

– Это земля индейцев. Полиция здесь ничего не значит. Но ты ведь знаешь об этом, не так ли?

Она знала. Но приступы гнева способствовали забыванию подобных вещей, а один такой приступ как раз сейчас был в самом разгаре. Иначе зачем еще Шала бодалась бы с людьми, с которыми ей необходимо сотрудничать ради успеха дела? Но было уже слишком поздно. Потом она все исправит, но сейчас ей нужна камера.

– Слушайте, я не собираюсь чистить чью-то обувь…

– Значит, недостаточно сильно хочешь свою камеру. – Рэдфут развернулся, собираясь уйти.

Шала окликнула его по имени, надеясь, что правильно его запомнила:

– Прошу вас. Мне она действительно нужна. – Старик обернулся, и Шала могла поклясться, что в его выцветших серых глазах плескалось сочувствие. – Пожалуйста, – повторила она.

– Женщина, ты сбиваешь с толку. Ты, кажется, милая девочка, но не соблюдаешь правила. Говоришь, что не фотографировала, но Скай не лжет. Говоришь, что хочешь вернуть свою камеру, но отказываешь работать, чтобы получить ее обратно. Надеюсь, я не ошибся в тебе, Голубые Глаза.

Голубые глаза? Не ошибся в чем? Старик говорил как индейское печенье с предсказанием, и Шала подозревала, что это часть представления.

– Это моя вещь, и я не должна работать, чтобы ее вернуть.

Горячий ветер взметнул его седые волосы.

– Вся эта земля была нашей, а теперь белые люди злятся, что мы не платим налоги за небольшой клочок, который нам оставили.

Шала моргнула. Каким образом ее камеру приравняли к нарушению древнего мирного договора? Она знала, что не сможет победить в споре – не с Рэдфутом, – но не в ее правилах было сдаваться.

– Слушайте…

– Тебе нужно научиться соблюдать правила, Голубые Глаза. Уверен, Скай тебя научит. – Качая головой, Рэдфут ушел.

Шала повернулась к подростку, который позвал всех четверых старейшин поговорить с ней. Он стоял, прислонившись к кассе, и, разинув рот, глазел на буфера чужачки. Потом поднял взгляд к ее лицу, но Шала уже заметила, какой произвела эффект. Она послала парнишке кокетливую улыбку, надеясь получить то, что ей нужно:

– Не мог бы ты позвать… Ская? Мне нужно с ним поговорить.

Кадык парня дернулся.

– Мистер Гомес уехал. Приходите на следующей неделе, как сказал Рэдфут, Скай справедливый человек.

Ну ладно, мальчишку, видимо, обучали упрямству. Либо так, либо Шала совсем разучилась флиртовать. Скорее последнее, учитывая, что она не практиковалась годами. И тут до нее дошло:

– Скай Гомес? Это его имя?

Парнишка выглядел как рыба, вытащенная из воды. Он начал что-то бормотать, но Шала не стала задерживаться, чтобы послушать.

– Скай Гомес, – повторила она по дороге к своей машине.

Совершенство, штат Техас, размером не больше родинки. Как бы то ни было, Шала собиралась найти этого Гомеса и вернуть свою камеру. Или найти его и закопать в ближайшей компостной куче.