– Открой глаза и скажи мне, что ты в порядке, упрямый старый индеец.

Рэдфут почувствовал прикосновение нежной женской ладони к лицу и первым делом подумал об Эстелле. А подняв веки, обнаружил рядом Веронику.

– О боже, вот это фингалы!

Гордость всколыхнулась было: «Ты бы видела второго парня!», но ведь это явная ложь, так что Рэдфут просто молча смотрел на гостью. В ее блестящих карих глазах плескалось беспокойство, и тогда он понял: место Эстеллы Вероника никогда не займет, но каким-то образом для нее в его сердце нашлось собственное. Она прочно там поселилась. И принадлежала Рэдфуту. Осталось только убедить в этом упрямицу.

Да, она потеряла мужа всего два года назад, но и это достаточно долгий срок для одиночества. И хотя Вероника клялась, что таится только из-за детей, порой Рэдфут сомневался. Если слухи правдивы, у нее были веские причины никогда больше не отдаваться полностью другому мужчине. Но ведь она уже несколько месяцев дарила Рэдфуту свое тело! Теперь он хотел большего. Хотел, чтобы она встала рядом с ним, а не ограничивалась лежанием в постели несколько вечеров в неделю. Хотел ее сердце. И устал скрывать их отношения от семьи и друзей.

– Ты в порядке? – спросила Вероника.

– Нет, не в порядке. Прошлую ночь я планировал провести с прекрасной женщиной, а вместо этого провалялся в одиночестве на холодной больничной койке.

Она улыбнулась, но тут же посерьезнела:

– Я только утром узнала. И ждала тебя вчера.

Но не позвонила. Рэдфут точно знал, потому что, едва дочь вышла за порог палаты, проверил свои сообщения. Скорее всего, Вероника просто боялась, что ответит Мария. Боялась, что кто-то узнает об их встречах.

Рэдфут похлопал по кровати:

– Приляг рядом и покажи, что я потерял.

Даже дернул строптивицу за рукав, но она уперлась:

– Тут мало места.

– Я подвинусь.

Вероника усмехнулась, будто школьница. В этой ярко-синей блузке она выглядела такой молодой… Ну и округлое декольте, намекавшее на скрытые под одеждой формы, тоже играло свою роль. Для женщины ее возраста у нее отличная грудь. Рэдфут посмотрел на крошечные пуговицы на блузке – штук десять, не меньше. И мысленно оторвал их все.

– Сумасшедший. Что, если кто-то войдет и застукает нас в постели?

– Тогда я ослепительно улыбнусь и скажу, что мы просто отдыхали.

Вероника закрыла глаза:

– Ты же знаешь, я не могу.

– Еще немного, – нахмурился Рэдфут, – и я начну подозревать, что тебе просто стыдно появляться со мной рядом.

– Неправда!

– Тогда почему ты не хочешь, чтобы кто-то о нас узнал?

Она отступила на шаг:

– Мы это уже обсуждали. Я просто… не могу.

– Я ничего для тебя не значу.

Вероника вновь подошла к кровати:

– Нет! Значишь. Больше, чем стоило бы… Все дело в детях.

– Твоих детей нет в этой больнице, Вероника, – заметил Рэдфут. – Вообще-то, оглядываясь вокруг, я вижу только нас.

И он снова похлопал по койке.

* * *

Стиснув руки на коленях, Шала сидела в комнате ожидания и наблюдала за вышагивающими вокруг людьми. Более дюжины человек – семья и друзья. Джесси, очевидно, всеми любимая, находилась в хирургии. Шала слышала, как кто-то сказал, что положение критическое, и глаза окружающих наполнились слезами. Даже ее собственные глаза горели.

Она отогнала печаль подальше и попыталась дышать через рот, чтобы больничный запах не проник под кожу, захлестнув с головой и вновь унеся в прошлое. И всякий раз, чувствуя приближение паники, приказывала себе не быть ребенком. «Ты сейчас не важна. Важна только женщина, в которую стреляли – в какой-то мере из-за тебя. Даже если ты всего лишь случайно сфотографировала нечто незаконное… Все равно это твоя вина».

А еще Шала знала, что, останься она в отеле, сама бы сейчас лежала в операционной. Вот только в комнате ожидания не было бы никого – ни друзей, ни родственников, живущих достаточно близко, чтобы приехать. Оглядывая толпу, Шала гадала: каково это, когда в твоей жизни так много людей?

И тут услышала свое имя. Подняла голову и увидела, как Мария махнула в ее сторону. Видимо, кто-то спросил, кто она такая. Шала почувствовала неловкость. Она здесь чужая. Незнакомка для всех, кроме Ская. Зажмурившись, Шала вспомнила, как спорила с ним о том, что останется в отеле. Упрямство копа, вероятно, спасло ей жизнь.

Шала открыла глаза и посмотрела на него. Вернувшись с места преступления, он не произнес ни слова. Наверное, с трудом справлялся с эмоциями. Ведь даже просто приехать сюда – уже нелегко.

Шала наблюдала, как Скай переходит от человека к человеку. Приближается к наиболее встревоженным, прикасается к ним, говорит что-то утешительное. Но отстраняется, стоит кому-нибудь ответить той же любезностью. Да, шеф Гомес может поддержать, но сам поддержку не принимает. Это потому, что он здесь по работе, или причина в другом?

Шала вспомнила, как он подошел к Сэлу, когда они только приехали в больницу. Вина облепила Ская, точно вторая кожа. Сэл, со слезами на глазах, покачал головой, и хотя Шала не знала наверняка, она не сомневалась: он ни в чем не винил друга. Тут же всплыли воспоминания о газетной вырезке, найденной в доме: десятилетний мальчишка вырывается из рук пожарного… Наверное, потому Скай так хотел спасти других, что не сумел спасти собственных родителей. Винил ли он себя в их смерти?

Прошлое Шалы тоже оставило ей вагон и маленькую тележку эмоциональных проблем, но среди них не было чувства вины. Все случилось из-за пьяного водителя. И бабушка убедилась, что Шала с братом это понимают: не прошло и недели после похорон, как она привела их в зал суда. Тот самый водитель, судья… Вина доказана. Но если бы не бабушка, кто знает, какой еще груз свалился бы на плечи детей.

А Скай попал в программу усыновления – у него не было такой бабушки. Не было никого, кто сгладил бы переход от любимого ребенка к сироте. Шала не представляла, каково это, еще не оправившись от смерти родителей, переселиться в дом к незнакомцам. В груди заболело от сочувствия, и Шала вновь принялась оглядывать толпу в поисках Ская, желая убедиться, что он в порядке. Его нигде не было. Вероятно, вышел ответить на очередной звонок. С тех пор, как они сюда приехали, его телефон пиликал уже раза четыре.

Откинувшись на спинку стула, Шала потянула шею, пытаясь снять охватившее плечи напряжение. По интеркому раздался голос, вызывающий врача. Шала закрыла глаза и вместо того, чтобы думать о своем прошлом – или прошлом Ская, – попробовала вспомнить все фотографии, которые сделала за последние дни. Что такого страшного она могла заснять?

Чья-то рука втиснулась между ее сжатыми ладонями. Шала распахнула глаза – на соседнем стуле сидел Скай. Сердце забилось быстрее, и пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не обнять его. Не упрямого невыносимого мужчину, а мальчика, которым, как Шала знала, он когда-то был.

Он посмотрел на нее, и выглядел при этом почти таким же виноватым, как во время разговора с Сэлом.

– Прости, – пробормотал Скай. – Боже, я совсем забыл…

Он взял Шалу за руку.

– О чем забыл?

– О твоей ненависти к больницам. Ты как?

– Нормально.

Он провел пальцем по ее щеке:

– Нет, не нормально. Давай-ка прогуляемся.

Потянув Шалу вверх, Скай переплел их пальцы и повел ее через комнату. Отвергать его прикосновения не хотелось. Не только потому, что Шала в них нуждалась, но и потому, что чувствовала: ему это тоже необходимо.

* * *

Лежа в постели и страдая от головной боли, Хосе ругал себя на чем свет стоит за все, что сделал, едва пересек границу Совершенства. Но, услышав, как за Скаем и остальными закрылась дверь, встал и направился на поиски обезболивающего и одежды.

Аспирин обнаружился в кабинете, а коробка со старыми шмотками Хосе – в шкафу. Джинсы немного болтались, видимо, он похудел, пока жил в ритме большого города. В любом случае свободные штаны это даже хорошо, ибо нижнего белья у Хосе не было. Трусов в коробке не нашлось, что тоже неплохо ввиду как минимум восьми волдырей от укусов огненных муравьев на главном мужском достоинстве.

Наконец облачившись в вещи, которые не были розовыми, женскими, и не пахли Марией, Хосе почувствовал себя почти человеком. Почти. Он сел, чтобы сделать несколько звонков. Сначала в больницу, узнать у медсестер, как там отец. Потом в свою страховую фирму, а затем в «Автосервис Рамона». Рамон был старым школьным приятелем Хосе, живущим по соседству, а теперь еще и владельцем двух местных автомастерских.

Скай уже звонил туда и попросил забрать машину брата. «Скай завсегда обо всем позаботится». Хосе знал, что должен бы испытывать благодарность, но, черт возьми, эта способность братца к правильным поступкам заставляла его чувствовать собственную ущербность.

– Кто поведет эвакуатор? – спросил Хосе.

Рамон помолчал.

– Я сам, как только мой другой сотрудник вернется.

– А ты можешь заскочить к дому моего отца и подбросить меня в больницу?

– Разумеется. Как там Рэдфут? Мама утром сказала, что он пострадал, когда застукал какого-то парня за взломом.

– Ага. Но, по словам медсестер, он в норме. Вроде как сегодня уже выпишут.

Все же Хосе стоило поговорить с самим отцом, лицом к лицу. Он знал, что оттягивает неизбежное, но Рэдфут неизменно настаивал на его возвращении домой, а Хосе неизменно чувствовал себя виноватым. Раненый Рэдфут возведет это чувство вины на новые высоты.

– Рад, что все хорошо. Уверен, Скай поймает ублюдка.

Хосе надавил пальцами на пульсирующий висок:

– Да, Скай незаменим.

– Ты слышал, что в Джесси стреляли? – спросил Рамон. – Знаешь ведь Сэла? Они поженились в прошлом году. Он по ней с ума сходит. Представляю, каково ему сейчас.

Хосе помнил Джесси. Она всегда была полна жизни.

– Не знал, что они женаты, но о стрельбе слышал. Надеюсь, она выкарабкается.

– Я тоже. Просто не верится, что такое дерьмо происходит здесь. Ты притащил на хвосте преступника из мегаполиса?

– Надеюсь, нет.

Мысли сменили направление, и Хосе подумал о блондинке – спутнице Ская. Кто она? Он выставил себя перед ней полным придурком. Хосе дотронулся до носа. Черт, а у дамочки отличный удар.

– А Скай с кем-то встречается? Утром он заходил сюда с блондинкой.

В трубке послышался заливистый смех.

– Забавно, что ты спросил. Недавно явилась моя сестрица с дикой историей, де он остановился в отеле Сэла вместе со специалисткой по туризму – той самой, что, по словам Рэдфута, является второй половинкой Ская. Нет, я вовсе не виню Ская, что он за ней ухлестывает. Штучка что надо. Я видел ее на пау-вау. Она пронесла камеру и сделала снимок, а Скай выдернул ее прямо из рук дамочки. А затем пошел и завалил ее!

– Вторая половинка Ская? – насмешливо уточнил Хосе. – Он укладывает их в койку, а затем бросает.

– Ну да. Хотя, если верить моей сестре, с частью про койку у него как раз проблемы. Вроде как он говорил с блондинкой об эректильной дисфункции.

– Скай? – гоготнул Хосе.

Слишком ужасно, что он получает удовольствие от проблем всемогущего шефа полиции Гомеса со стояком? Да, это ужасно, но немного успокаивает эго.

– Да, Скай. Но ты же знаешь, как тут разлетаются сплетни. Правды в них, наверное, ни на грош. Завтра мы услышим, что он носит женские шмотки.

«Нет, это ты услышишь обо мне», - подавленно подумал Хосе.

– О, Джимми вернулся. Подъеду к тебе минут через десять.

Хосе повесил трубку и пошел собирать вещи Марии, намереваясь засунуть их в стиральную машинку. Хотя бы это он может сделать. Но, проходя мимо ее комнаты, он замер и уставился на кровать. И вспомнил, как Мария выглядела прошлым вечером: нежная, сексуальная, не изменившаяся…

Но нет. Она изменилась. Раньше она смотрела на Хосе с куда большей любовью. Проклятье, а он ведь до сих пор любил Марию. Насколько серьезны ее отношения с новым парнем? Есть ли шанс ее отвоевать? Черт, правильно ли хотя бы попытаться это сделать? Два года что-нибудь изменили? Мария все еще планирует остаться в Совершенстве? Потому что Хосе все еще хотел уехать.

Ведь так?

* * *

Занятый самобичеванием, Скай завел Шалу в лифт. Как, черт возьми, он мог забыть о ее проблеме с больницами? Конечно, у него и без того было о чем думать, но если кто и мог понять, каково ей сейчас, то это Скай. По сей день от запаха дыма его выворачивало наизнанку.

Двери закрылись, и лифт наполнила тихая классическая музыка. Скай вспомнил, как увидел Шалу, сидящую отдельно от остальных, и в который раз поразился ее уязвимостью. И собственной потребностью это исправить.

Он сжал ее ладошку, как бы говоря «Ты не одна».

– Нет, правда, я сожалею. Я должен был вспомнить.

Шала встала перед Скаем и положила руку ему на грудь. Невинное прикосновение вызвало ощущения, граничащие с болью.

– Не стоит. Тебе лучше остаться с друзьями. Я в порядке. И могу с этим справиться.

Не задумываясь, он схватил ее за затылок и притянул к себе. Их губы едва соприкоснулись, и Шала тут же отстранилась, уставившись на Ская своими огромными голубыми глазами.

– Сомневаюсь, что это хорошая идея.

– А я не сомневаюсь, – отозвался он, сознавая, что ее рука так и осталась на его груди.

Боль растаяла; теперь прикосновение было просто теплым, утешительным, и Скай поймал себя на том, что мечтает почувствовать эти женские пальчики на своей коже.

Шала покачала головой:

– Я могу назвать десять причин, почему идея плохая. Для начала, я в этом городе лишь на время и…

Она тараторила что-то еще, но после слов о бывшем муже, Скай перестал слушать. Если женщина начинает говорить о бывшем, это надо прекращать.

– Тс-с-с. – Он прижал палец к ее губам.

Шала продолжала говорить. Эти сладкие губы шевелились под пальцем Ская. Боже, она и правда болтушка. Ему не нравились болтливые женщины. Но это не мешало желать одну конкретную.

– Шала?

– Что? – Она глубоко втянула воздух, будто до этого забывала дышать.

– Замолчи.

Она не впечатлилась и снова принялась что-то вещать. А когда в очередной раз упомянула бывшего, слушать о котором у Ская не было ну никакого желания, он заметил две вещи. Во-первых, лифт не двигался. Очевидно, никто из них не догадался нажать кнопку. Не то чтобы Скай возражал – это даже в его интересах. А во-вторых, в то время как Шала всеми силами пыталась донести до него, что им нельзя целоваться, глаза ее говорили об обратном. Добавьте сюда прижатую к груди Ская ладонь.

– Шала? – Он постучал пальцем по ее непрерывно шевелящимся губам.

– Что? – спросила она, но ответа не дождалась и опять принялась лепетать.

– Пожалуйста, просто… заткнись и поцелуй меня.

Наклонившись, Скай снова прижался к губам Шалы. Чувствуя вкус зубной пасты, которой она пользовалась этим утром. Чувствую ее вкус. Пьянящий. Как хорошее вино или спелый экзотический фрукт. Как что-то, обещающее наслаждение.

На сей раз Шала не сопротивлялась. Поцелуй не подразумевался как полный лишь страсти, и так и вышло. Он был нежным. Скай скорее давал, чем брал. И все получилось гораздо интимнее, чем ему хотелось признать.

Но страсть тоже нуждалась в выходе.

Скай просунул язык Шале в рот, и она застонала. Мягкие холмики ее груди прижались к его прямо над тем местом, где она держала руку. Соски Шалы затвердели, умоляя о внимании. Скай почувствовал напряжение собственной плоти. Однако страсть в происходящем все равно оставалась на втором месте. Он еще и сам не до конца разобрался, но все это имело отношение, скорее, к желанию помочь, утешить, избавить от кошмара, который, несомненно, терзал Шалу воспоминаниями о ее родителях и больницах.

Кто-то громко откашлялся. Рот Шалы был занят, как, собственно, и Ская, так что это явно кто-то еще. Непонятно, как они проворонили звук открытия дверей. Но теперь они не одни, так что надо отстраниться. Прямо сейчас. Вот только… еще… одну… секунду…

Ладно, две.

Шагнув назад, Скай был вознагражден приятным весом навалившейся на него Шалы. Он улыбнулся. Ничто не сравнится с осознанием того, что от тебя у женщины подгибаются колени. Скай удержал ее за плечи, не давая упасть, и только потом воззрился на незваного гостя.

Это оказался лысеющий мужчина с суровым лицом, хмуро глядевший на них через открытые двери лифта. Потрясенный, но решивший не давать себя запугать, Скай кивнул:

– Мэр Джонсон.

А вот Шале не удалось справиться с собой так же быстро. Она в панике распахнула глаза и приоткрыла распухшие от поцелуев губы, но, не сумев выдавить ни звука, снова закрыла рот. Потом опять открыла. И закрыла.

Слова наконец выплеснулись наружу, но смысла в них было немного:

– Здрасти… Я… Мы со Скаем… То есть, с мистером Гомесом… Мы… это…

Зная, что Шала может вот так лепетать добрых десять минут, и не представляя, какие оправдания она способна придумать для их поцелуя, Скай вмешался:

– Вы и мисс Уинтерс уже были официально представлены друг другу?

Мэр впился в него взглядом, но затем, кажется, взял себя в руки:

– Только по телефону.

Скай наблюдал, как они с Шалой пожимают руки, после чего полный неодобрения взгляд мэра вновь сосредоточился на нем.

– Можно вас на минутку, мистер Гомес?

– Только на одну, – не уступил Скай.

* * *

– Ты что, мать твою, творишь? – вскипел мэр на первой же секунде отведенной ему минуты.

Скай эту минуту даже засек.

Он оторвался от часов и посмотрел на Шалу, которая стояла возле лифтов метрах в десяти за его спиной и выглядела так, будто мечтает слиться с белой больничной стеной. Нужно вывести ее отсюда. Или снова поцеловать. Тогда она забудет о своих проблемах. Второй вариант, безусловно, куда привлекательнее.

Конечно, кому-то их поцелуй может показаться неуместным, но Скай делал это по той же причине, по которой обнимал Марию – пытаясь поддержать.

– Вы хотите сказать еще что-то, господин мэр? А то ваше время истекает.

Скай постучал по циферблату. Совсем скоро позвонит Филлип.

– Хочу ли я что-нибудь сказать? – рявкнул мэр, но тут же понизил голос: – У тебя есть покушение на убийство, три взлома с проникновением, попытка ограбления, попытка наезда, важный спец по туризму – которая, кстати, является последним шансом на спасение этого города, – а ты что творишь? Устраиваешь с ней чмоки-чмоки в лифте?

Скай нахмурился:

– Как я уже сказал вам по телефону, место преступления охраняют Пит и Рикардо. Техасские рейнджеры уже в пути. И найденный вчера пистолет ждет, когда мы снимем отпечатки. – Он махнул в сторону комнаты ожидания. – Женщина в операционной – мой друг. И как только я получу известия о ее состоянии, сразу же отправлюсь вновь просматривать снимки Шалы, чтобы узнать причину происходящего.

Мэр собрался было снова орать, но Скай продолжил:

– Я обеспечил место, где Шала может остановиться, на случай, если этот урод будет ее преследовать. Последние двадцать часов я только и бегал по городу, пытаясь разгрести все перечисленное вами дерьмо, и при этом охранял нашу гостью. В отличие от вас, я не играл в гольф с кучкой приятелей, ссылаясь на чрезвычайные семейные обстоятельства, в то время как, предположительно, должен бы работать. Если у вас есть претензии к тому, как я выполняю свои обязанности, буду счастлив выслушать их позже. Но моя личная жизнь, она… личная.

– Ты не можешь… встречаться с жертвой. Это против правил.

– Вообще-то, мы познакомились раньше, чем она стала жертвой. Впрочем, если вы хотите, чтобы я подал в отставку?…

– Познакомились раньше? Она здесь всего пару дней!

– А я очень быстр. Но, как я уже сказал, если вы хотите…

– Нет, – простонал мэр, однако Скай знал его достаточно хорошо и понимал: так легко он не сдастся. – Работаешь ты отлично, потому я тебя и нанял. Но мисс Уинтерс… Проклятье, Скай, ты же нам все испоганишь! Твое «полюбил и бросил» превратит Совершенство в город-призрак. Нам только ее разбитого сердца не хватало, и…

– Ваша минута истекла. Я веду Шалу на свежий воздух. Буду прямо возле больницы, если вдруг понадоблюсь.

Скай направился к лифту, а в голове эхом раздавались предупреждения мэра – а заодно и свои собственные. Но стоило только взглянуть на Шалу, и все это выветрилось вон. Они же взрослые люди, черт возьми!

– Я уволена? – спросила Шала, когда они зашли в лифт.

– Дьявол, нет. – Скай нажал на кнопку. – Мэр просто завидует, что это не он тут с тобой. Он пускал слюни на ту фотку в купальнике из твоего эссе о каякинге с тех пор, как тебя нанял.

– Ты шутишь! – ужаснулась Шала.

– Не-а, – честно ответил Скай. – Он ее даже распечатал. Не то чтобы я его осуждал… Мой принтер сломался, а то бы я сделал то же самое.

Она схватила его за руку:

– Даже не думай снова меня целовать.

Двери открылись.

Скай подтолкнул спутницу в спину.

– Сомневаюсь, что любой из нас сможет об этом забыть.

– Смотри на меня и учись.

– Непременно. – Он положил ладонь на мягкий изгиб ее талии. – Смотреть на тебя – одно из моих любимых занятий.

Шала замедлила шаг, и Скай вновь ее легонько подтолкнул, выводя на улицу через автоматические двери больницы. Хотя было только девять утра, исходящий от асфальта жар уже обещал рекордно высокую температуру. Скай мельком оглядел парковку в поисках черных седанов. Ни одного.

Зазвонил его мобильник, и Скай проверил номер, опасаясь, что это мэр.

– Мария, – сообщил он Шале. Желудок сжался в комок. По-прежнему обнимая ее одной рукой, Скай ответил на звонок: – Прошу, скажи, что новости хорошие.

– Операция закончилась. Доктор говорит, все прошло отлично, перспективы прекрасные.

– Слава богу!

Давление на грудь ослабло. Он улыбнулся Шале, и та ответила улыбкой.

– Я собираюсь заскочить за сэндвичами, – сказал Скай сестре. – Узнай, нужно ли кому-нибудь еще что-то, я все принесу.

– Как насчет дюжины пончиков? Ох… Ты еще не говорил Рэдфуту о Джесси?

– Нет. Не хотел его тревожить. Кстати, о Рэдфуте. Мне надо кое-кого встретить, так что можешь сама отвезти его домой?

– Конечно. Увидимся через несколько минут.

– Так Джесси поправится? – спросила Шала, едва Скай нажал отбой.

– Врач говорит, перспективы прекрасные. – Он снова подтолкнул ее в спину. – Пойдем, в закусочной через дорогу продают отличные сэндвичи. Вчера ты почти не ела. Уверен, голодна как волк. – Он посмотрел на часы. – К сожалению, кормить волка придется быстро. Мне нужно спрятать тебя и дать просмотреть все сделанные снимки, пока я встречаю техасских рейнджеров. Они захотят забрать камеру, значит, надо перекачать фото на мой компьютер до их приезда.

– Спрятать меня? Где?

– У друга. Он военный и бывший коп. Живет в паре миль от моего дома. Он присмотрит за тобой, пока я работаю.

Шала нахмурилась:

– Ты правда думаешь, что это необходимо?

Скай вскинул бровь:

– Даже не начинай. – И хотя Шала продолжала хмуриться, он видел, что мысленно она уже сдалась, так что заверил: – Он отличный парень.

Шагая по переходу, где-то среди пения птиц и людских голосов Скай расслышал рев автомобильного двигателя. А обернувшись, увидел, что прямо на них несется серебристый внедорожник.