«Какого черта я делаю?» – бился в висках единственный вопрос.

От близости Ская, когда тот потянулся за тарелками, все нервные окончания, казалось, встали на голову, при этом весело болтая ногами и распевая «Боже, благослови Америку». Шала могла чувствовать его запах. Чувствовать самого Ская. О Господи, она могла его чувствовать!

Его грудь терлась о ее плечи, колени упирались ей в бедра. А его таз… тоже прижимался к ней сзади. Наконец тарелки перекочевали в руки Ская. Он передал посуду Шале и отступил.

Она глотнула кислорода, надеясь очистить сознание.

«Какого черта я делаю?» – снова зазвучало в голове.

Кислород, должно быть, подействовал, потому что тут же всплыл ответ: «Делаю свою работу». Да, именно так. И вот тогда-то она решила, что пора завязывать вести себя как школьница рядом со звездой футбольной команды, и снова превращаться в Шалу Уинтерс – владелицу «Уинтерс-туризм». Владелицу и исполнителя, что – несмотря на все намеки, мол, она вправе свалить отсюда – нуждается в этой работе почти так же, как Совершенство нуждается в ней самой.

Проблемы в экономике заставляют маленькие города использовать туризм, в надежде удержаться на плаву. К сожалению, из-за тех же экономических проблем не во многих городах водятся деньги, дабы ими разбрасываться. И простая истина: услуги Шалы Уинтерс недешевы. Не то чтобы она того не стоила… Как дал понять мистер Гомес, у нее отличное резюме.

Еще один глоток воздуха, и Шала решила, что справится. Она умна, искусна в общении и всегда преуспевала в переговорах. Расправив плечи, она поставила тарелки на дубовый стол и оглянулась на Ская, поймав на себе его изучающий взгляд.

– Столовые приборы? – спросила, не обращая внимания на такой пристальный интерес со стороны хозяина. Да, лучше всего его игнорировать.

– В верхнем ящике.

Скай снова сосредоточился на плите, и Шала тоже решила заняться делом. Внутри разгоралась надежда, что за ужином она сможет установить с хозяином умеренно дружеские, чисто платонические отношения, которые впоследствии приведут к возвращению ее камеры. Да, чертовски хороший план.

Молчание напрягало. Доставая приборы из ящика, Шала вдруг вспомнила о том, что недавно сказал Скай.

– Ты правда голосовал за мой приезд в Совершенство?

– Да.

– Серьезно?

Он вскинул бровь, будто не любил, когда его слова ставят под сомнения.

– Не в смысле, что я не верю. Просто мэр Джонсон сказал, что большинство коренных американцев возражали.

– Я – не большинство коренных американцев.

– И то верно. – Шала улыбнулась, но не была уверена, что добилась успеха, ибо собеседник не отреагировал. Нервы снова начали пошаливать, так что она развернулась и пошла за тостами. – Я благодарна за ужин. Просто умираю с голоду.

– Ну, для начала ты должна его попробовать, – отозвался Скай.

– Пахнет изумительно. Хочешь масла? Для тоста. – Шала обернулась и еще раз попыталась улыбнуться.

Он кивнул:

– В холодильнике.

Она достала масло – настоящее масло, не маргарин – и поставила на стол. Тишина стала неловкой, и Шала поняла, что проще злиться на этого придурка, чем изображать из себя милашку. Но, черт возьми, она должна это сделать, и сделает!

– Может, достать нам что-нибудь выпить? – «Так, добавим в голос веселые нотки».

– Есть молоко. – Продолжая рассматривать гостью, Скай прислонился к прилавку. – Стаканы в шкафчике над тостером.

Шала нашла молоко, наполнила стаканы и водрузила на стол. Чувствуя себя неуютно под изучающим взглядом Ская, начала озираться:

– У тебя здесь очень мило. Сам все обставлял?

– Сегодня ты не вернешь свою камеру.

Он разделил омлет на две части и разложил по тарелкам. Затем, отнеся сковородку в раковину, повернулся к гостье.

– Думаешь, я такая вежливая только ради камеры?

– Не просто думаю, готов поставить на это свой правый глаз. – Хозяин опустился на стул и жестом предложил ей сделать то же самое. – Нет, я не жалуюсь… но предпочитаю честность.

– Отлично.

* * *

Мария Ортега дочитала последнюю строку на последней странице, вздохнула и закрыла книгу. Улыбаясь, положила ее на тумбочку рядом с шестью другими, ожидающими, когда и их проглотят, и снова упала на подушку. Дневная работа – точнее крошечный бизнес по ведению бухгалтерского учета – оставляла Марии много времени для чтения. Помимо создания глиняной посуды книги были ее любимым времяпрепровождением.

Ладно, скажем так: Мария, вероятно, немного пристрастилась к любовным романам. Но, учитывая ее наследственность и прошлое, могли возникнуть пристрастия и похуже. Намного хуже. И вовсе она не верила в «жили они долго и счастливо. Жизнь уже опровергла такую возможность.

Мария положила руку на живот, где когда-то носила ребенка. Ребенка Хосе.

«Не поднимай тему».

Она прижала ладонь ко лбу.

Нужно отпустить то, что не в силах изменить… Мария села, потянулась за другим романом и пролистала несколько страниц. Нет, жизнь вовсе не прекрасна. Не то что она ожидала чего-то другого. Но неужели желать, чтобы существование оказалось хоть чуточку приятным, – это так много? Неужто так много – просить о встрече с кем-то, кто разделял бы твои мечты о доме, о близком человеке, на которого можно опереться, когда та самая «вовсе не прекрасная жизнь» катится под откос? Мария вспомнила Рэдфута и его жену Эстеллу, до того, как у той в мозгу нашли аневризму. Они были счастливы, любили друг друга. И Мария надеялась, что с Мэттом сможет обрести такое же счастье.

Вспомнив о Мэтте, она взглянула на часы. Он продавал оборудование для строительных компаний, и эта работа требовала частых разъездов. Но… даже в выходные? «Нет! – оборвала себя Мария. – Ты должна ему доверять». Ведь так? Да. Но уже поздно, а Мэтт обещал позвонить. Занят с клиентом? Хотя бы скучает по ней?

«А ты по нему?» Мария зажмурилась и увидела его зеленые глаза и улыбку… Да, она скучала. И знала, что Мэтт не нравится Рэдфуту, но тот и другого бы не принял, приведи Мария кого-то в дом. Любой мужчина оказался бы недостаточно хорош. Но приемному отцу придется признать Мэтта. Эти отношения будут успешными.

Зазвонил мобильный, и Мария, перевернувшись, схватила его:

– Будь ты здесь, я раздела бы тебя так быстро, что ты даже не понял бы, что произошло.

Ответный смешок вызвал в груди какие-то неясные чувства.

– А что, если б звонил не я?

– О… а это Мэтт? – поддразнила Мария.

А потом они болтали о всяких глупостях – вроде того, что Мэтт ел на ужин, – и Мария рассказала ему о Шале Уинтерс и о том, как Скай забрал ее камеру.

– Рэдфут до сих пор считает, будто она вторая половинка Ская? – спросил Мэтт.

– Думаю, да.

– А ему когда-нибудь были видения, что и мы с тобой – родственные души? – Он замолчал. – Нет! Не отвечай. Наверное, в своих видениях он снимает с меня скальп.

– Мэтт!

– Да, плохая шутка. Извини. Просто я даже не знаю, чем ему не угодил.

А вот Мария знала: тем, что Мэтт – не Хосе. Рэдфут был уверен, что она и его сын сойдутся. И они сошлись, только для Хосе это ничего не значило. Мария также знала, что рано или поздно придется все рассказать Мэтту. Он имел право знать, но… не сейчас. Оставалось только надеяться, что правда ничего не изменит в их отношениях.

Парадная дверь распахнулась и захлопнулась. Затем послышался громкий глухой стук, будто кто-то врезался в стену, и свет в коридоре погас.

– Подожди минутку, – сказала Мария в трубку. – Что-то не так. – А затем позвала Рэдфута: – Вьехо?

И когда никто не ответил, встала и пошла проверять.