Первое свидание Анны и Ричарда началось многообещающе. Он польстил девушке заявлением, что она может в любой момент с ним связаться.

– Вот мой рабочий телефон. И мой мобильник, – поведал он ей, – а вот по этому номеру, если хочешь, можешь послать мне факс. Сейчас скажу электронный адрес…

– У меня нет компьютера. И факса тоже. Я вряд ли разобралась бы в том, как они работают. У меня трудности даже с торшером. – Анна тоже дала ему номер мобильного, не задав вопроса, который вертелся у нее на языке: «А что, если я позвоню тебе, когда ты будешь со своей женой?»

Как только они уселись в его машину, Ричард объявил, что сперва они где-нибудь поужинают, а потом отправятся на постановку пьесы «Антоний и Клеопатра», как раз один театр приехал в Брэдфорд на гастроли. На лице Анны застыла улыбка на случай какого-нибудь подвоха. Пока Ричард кратко пересказывал ей содержание любовной трагедии Шекспира, ее единственной мыслью было: «Шекспир? Черт, мне как будто домашнее задание в школе дали».

Ричард спросил, видела ли она эту постановку. Анна честно ответила: «Нет», вместо того чтобы стыдливо заметить: «Нет, но зато я видела "Так держать, Клео!", если это имеет значение».

Они отправились в китайский ресторан, в котором действовал шведский стол – платишь фиксированную цену – и ешь сколько хочешь.

Дети родителелей-алкоголиков, Анна и ее братья частенько сами готовили себе еду. Братья преуспели в открывании консервных банок и подогревании их содержимого. Если же Анна стряпала, ей приходилось обороняться от них, ибо брательники непременно пытались что-то стянуть. Когда девочке перепадало какое-нибудь лакомство вроде чипсов, она съедала их во дворе.

Ричард наблюдал, как Анна поглощает уже третью порцию с таким видом, будто еду у нее сейчас отнимут.

– Это выглядит устрашающе, – заявил он ей. – Ты такая ненасытная во всех смыслах?

– Мне кажется, ты уже знаешь ответ.

Когда она покончила с этой порцией, Ричард взглянул на часы. Анна предложила не ходить в театр, а отправиться вместо этого в бар.

– Но я уже взял билеты, – запротестовал он. – Тебе понравится, я обещаю.

В театре, в ожидании пока поднимется занавес, непрошенные мысли настойчиво, несмотря на то что Анна их игнорировала, лезли ей в голову: она не подходит мужчине, который считает что театр это идеальное место для первого свидания. И меньше всего театр годится для свидания с женатым мужчиной. Девушка пыталась не придавать этому значения: основной причиной, по которой кавалер ей нравился, было как раз то, что он отличался от остальных.

Анна мельком взглянула на профиль Ричарда, пока тот изучал программку. Лицо ее по-прежнему было обращено вперед, одни только глаза скошены так, что Девушка могла наблюдать за кавалером без его ведома. Его профиль притягивал: мужественный подбородок, нос правильной формы и синева вокруг челюсти, там где должны расти волосы. Пожалуй, Ричард стоит того, чтобы вытерпеть Шекспира.

Пьеса началась, и девушка приложила все усилия, чтобы уследить за действием и понять речь актеров. Во время смены декораций Ричард извинился и попросил разрешения выйти в туалет. Анна сосредоточилась на пьесе, пытаясь уловить смысл. На сцене была битва, и мужчина влюбился в женщину.

Пятнадцать минут спустя, переживая из-за отсутствия Ричарда, она включила мобильник и набрала текстовое сообщение – к недовольству ее надутых соседей – «Где ты»? Через некоторое время, когда Анна снова включила мобильный, ей пришел ответ: «В баре. Допиваю третий коктейль. А где ты?»

Девушке с трудом удалось обуздать свой гнев по пути из зрительного зала в бар.

– Ты же пропустишь всю пьесу! – возмутилась она, не добавив, однако, при этом: «Ну и ловко же ты устроила».

– Я что-то тебя не понимаю, – возразил кавалер. – Ты хочешь смотреть пьесу, когда здесь подают алкогольные напитки?

И Анна осталась с ним, радуясь, что ее так разыграли. Остаток вечера они провели в баре, пили и шутили на тему, какие же они все-таки некультурные.

– Я понимаю под удачным вечером возможность развалиться на диване и посмотреть хорошее видео, – поведал Ричард Анне.

Мимо них прошла соблазнительно одетая женщина: полный макияж, стройная фигурка, блондинка.

– Здорóво, – сказал Ричард, будто бы обращаясь к ней, и озорно улыбнулся, чтобы подразнить Анну.

Та ткнула его в коленку.

– Она проститутка, – сказала Анна.

– Ты говоришь так, как будто это плохо.

Беззлобно поддразнивая подружку в этой манере, Ричард знал, что Анна создана для него.

Она рассказывала ему забавные случаи из своей жизни, которые обычно слышала от нее только Наташа, или хотя бы они приберегались для мужчин, которых она знала гораздо лучше… Истории про то, как она напивалась, про какие-то проказы, о сексе и бывших приятелях. Анна испытывала его терпение, не переходя ту грань, за которой могло последовать разочарование, но, в конечном счете, она чувствовала себя свободной сообщать ему любые детали. Анна знала – уже знала – что назад дороги нет. Они могли рассмешить друг друга, а смех – один из сильнейших афродизиаков. Они были открыты, доверяя друг другу настолько, чтобы показать свои лучшие и свои худшие стороны. Лишь в одном Анна хотела бы себя предостеречь: она пожелает иметь больше в будущем. Кто отказывался от большего счастья? Но она знала, что это ей не светит.

Ричарду нравились истории Анны и то, как она их рассказывала – все более торопливо, по мере того как ее возбуждение росло; так что он даже вынужден был попросить ее говорить помедленнее, чтобы понять суть.

Ему понравилось, что в начале вечера девушка была достаточно осторожна в выборе выражений, но теперь ее речь стала очень многословной.

Ричард оставил свою машину на стоянке возле театра, и в такси по пути к дому Анны они поцеловались перед тем как расстаться. Ричард не стал говорить Анне, что он провел чудесный вечер, что он бы хотел увидеть Анну снова и как она ему нравится. Обычно такие вещи вылетали из его уст только тогда, когда на самом деле ничего подобного в виду не имелось.

Наташа еще не спала.

– Ну как все прошло?

– А Джофф звонил?

Ричард вернулся домой, размышляя, что будет дальше. Эта территория еще им не исследована, Анна представляла хитрую головоломку. Удивительно, что между ними не было никаких недомолвок. Опыт общения с ней был совсем недолог: они друг друга не проверяли, не рассказывали сказки, не ссорились, выливая друг на друга поток взаимных обвинений, но он уже все о ней знал. Только одно чувство осталось у Ричарда в загашнике – это страх. Он начал встречаться с Анной, потому что хотел перемен; он мечтал о свидании с женщиной, которая бы не была одержима тем, как выглядит, что на ней надето и сколько она весит. Ричарду нужна была симпатичная и естественная, и он готов был променять потрясающую красотку на девушку, рядом с которой не требовалось больших усилий для поддержания беседы: такую, что могла бы сама начать и поддержать разговор, умела бы давать умные ответы и отпускать острые реплики. Он мечтал об этом, но оказался не готов к тому, насколько это будет чудесно, захватывающе и даже сексуально.

Поэтому и возник страх. Намерения закончить эти отношения у Ричарда не было. Но если он не покончит с ними, то перспектива вырисовывалась пугающая: когда-нибудь в будущем Анна сама его бросит. Но более всего Ричарда страшило, что он встретил девушку, которая не бросит его и которую не бросит он сам. Никогда.

За шесть месяцев Джоффри написал ровно двадцать страниц своего предполагаемого романа. Арифметика была удручающая. Такими темпами работа над произведением приемлемого размера заняла бы семь лет. Он изумлялся, как это Энтони Берджес чувствуя, что ему недолго осталось жить, успел за год написать три романа, чем обеспечил своей жене солидное наследство. Или взять Достоевского, который писал по роману в две недели, чтобы уложиться в сроки, поставленные издателем.

Джоффри вынужден был признать, что его талант не соответствует таланту Берджеса или Достоевского. Ему и всей жизни не хватит, чтобы написать роман столь же гениальный. В аналогичной ситуации Джоффри нажил бы лишь судебный иск и оставил вдову голодать.

Ценой, которую Джоффри заплатил, чтобы стать писателем, была жизнь в клетушке, с враждебно настроенными соседями, где холод стоял даже в теплые дни. Выбора не оставалось, ибо доходов у Джоффри не имелось. Но, с другой стороны, Джоффри нравилась романтическая идея о том, что он – непризнанный писатель, живущий в нищете, курящий «Житан» и слишком много пьющий в надежде, что его убогий образ жизни проявится в его искусстве. Поэтому и слова выходят из-под пера медленно: ему проще думать, чем записывать.

Сейчас Джоффри временно жил в доме своих друзей. Стюарт решил, что Джоффри может присмотреть за их домом, пока они с женой будут в отъезде. Последние два раза, когда Мелани уезжала с ним на турнир, их дом грабили. Джоффри с радостью согласился. Дом замечательно отапливался, совсем не то, что его комнатушка, где электрический камин ужасно обжигал в радиусе трех дюймов, но стоило отойти еще на дюйм, и камин смело можно было выключать.

Кровать в гостевой спальне стояла твердая и удобная, в то время как матрас, на котором Джоффри приходилось спать, был плоским и рыхлым, как кусок хлеба. Холодильник в доме друзей был полон еды, тогда как в комнатушке Джоффри хранился лишь наполовину опустошенный пакет чипсов, запакованный эластичной лентой, чтобы продукт не утратил све-жести. Он к тому же надеялся, что работа на компьютере пойдет быстрее и он продвинется к написанию следующей главы. Дома у Джоффри была печатная машинка «Олимпия Трэвелл Делюкс», ему нравился шум, который она производила, когда на ней печатали, однако, приятный звук новых идей романтисту не прибавлял.

Что Джоффри действительно научился делать гениально, так это избегать работы. Он уселся за компьютер Стюарта и просмотрел различные программы. Он обнаружил такую, которая позволяла записывать с голоса, приладил устройство с микрофоном на голову и начал говорить:

– Не важно, что я чувствую по отношению к Наташе. Если я действительно хочу какого-то развития событий, мне следует найти время, чтобы признаться ей или сделать так, чтобы она сама обнаружила, что я не тот богатый парень, которым она меня считает. И даже если мои предположения неверны и Наташа заинтересована во мне не только из-за роскошного дома и чужой машины, я могу представить, как взбесится она, узнав, что я ввел ее в заблуждение. Так что ясно – Наташа даст мне отставку. И самый ужасный парадокс заключается в том, что если она меня не бросит после всего этого, то мне она будет нравиться уже меньше, потому что в таком случае – у нее нет гордости.

Джоффри продолжил говорить в микрофон:

– И как я должен с этим жить? Как я могу допустить, чтобы Наташа выскользнула из моих рук, не пытаясь побороться за нее? Не то чтобы у меня была куча женщин. У меня было их чуть, и никого, кто бы мне по-настояшему нравился. И даже с теми, с кем мне нравилось быть вместе, вроде Джанетт, даже с ними я чувствовал стойкое подсознательное убеждение, что я себя обманываю, потому что на самом деле мы друг другу не подходили. В случае с Наташей, хотя у меня и есть сомнения на счет мотивов, по которым она меня выбрала, у меня нет сомнений насчет моих собственных чувств. Мне хотелось бы знать, как бы мы повели себя, оказавшись только вдвоем, не думая ни о чем – кроме нас самих. Мне хотелось бы надеяться, что Наташа будет встречаться со мной достаточно долго и будет так потрясена моим обаянием и моей личностью, что, когда она поймет, что дом, машина и весь это образ жизни на самом деле не мои, она не придаст этому значения, она все равно в меня влюбится. Если, конечно, не считать того, что я – не тот тип, который пробуждает в женщинах любовь. Обычно я вызываю лишь скуку. Я им нравлюсь, они думают, что я милый, но они не любят меня. Было бы замечательно заполучить Наташу и заслужить ее доверие. Кое-какое доверие между нами уже установилось. Я рассказал ей многое о Джанетт, и она меня выслушала и сделала верные замечания. Она не смеялась надо мной и не подумала, что я идиот.

Это было все, что Джоффри мог сказать. Он распечатал документ. Возможно, что он не правильно воспользовался программой или говорил не слишком разборчиво. Некоторые слова были вполне читаемы, но их оказалось недостаточно, чтобы составить хоть одно внятное предложение. Вся страница представляла собой пустой набор слов. Абракадабру. Джоффри выключил компьютер и порвал листок бумаги. Выкинул номер Наташиного телефона в мусорное ведро на кухне и чуть позже – в порыве решительности – вынес мусор на улицу. Он возвратился с намерением сесть за роман, в который уже раз.

Вскоре он отнес обрывки бумаги на улицу в мусорный бак, где, тщательно порывшись в хламе, нашел листок с телефоном. Листок уже был заляпан жиром и грязью, так что некоторые цифры читались с трудом, и а некоторые полиняли. И если он поддастся слабости и позвонит Наташе – а он знал, что так и будет, – любая ошибка станет фатальной. Он может проговориться, что у него так мало денег, что он не может пригласить девушку на свидание.

Джоффри позвонил. Наташа ответила, и они поговорили. Все негативные мысли, которые беспокоили его в течение дня, улетучились, как будто их и не существовало. Вибрации ее голоса, расслабленный и беззаботный разговор, создали атмосферу, возможно – обманчивую, близости, сильной и чувственной.