В последний раз Наташа ходила кататься на коньках, когда ей было шестнадцать, – это был единственный случай, когда она пошла на каток без Анны – на свидание с Симоном Джонсом. Скользя по льду, они держались за руки, а потом целовались посредине катка, а вокруг них романтично кружились остальные фигуристы.

Джоффри никогда не стоял на коньках.

По пути на каток он не признался в этом, а наоборот начал хвастать, что хорошо катается.

Но его секрет скоро открылся всему миру: Наташа выкатилась на лед, развернулась и попятилась назад, чтобы посмотреть, где же Джоффри. Джоффри проехал два фута и остановился. Он сел, обернулся, подтолкнул себя к бортику, что опоясывал каток, и схватился за него. Он сделал еще одну попытку сдвинуться с места – его коленки касались одна другой, а ноги были согнуты внутрь, так что коньки на льду стояли под острым углом.

– Я тоже слегка заржавела, не вставала на коньки много лет, – поддержала его Наташа, помогая парню вернуться обратно к бортику.

Тот чуть не свалился прямо на Наташу. Она поймала его, развернула и толкнула назад – Джоффри был уже близок к тому, чтобы сшибиться со стайкой двенадцатилетних девочек, которые, к счастью, оказались достаточно проворными и уклонились от него. Отъехав в сторону, девушки указали назад и засмеялись.

– Мне кажется, я слишком вычурно одет для катка, – пожаловался Джоффри Наташе.

– Я не думаю, что они смеялись над тем, как ты был одет, – сказала Наташа с ухмылкой.

Мимо проехали еще люди. Джоффри не хотел портить ей удовольствие.

– Поезжай вперед, я догоню.

Не колеблясь, она бросилась вперед, и каждый раз, проезжая мимо Джоффри, поддразнивала его:

– Ну давай, догони!

Или:

– Сколько кругов я уже нарезала вокруг тебя?

Наконец Наташа остановилась. Он не двигался уже пятнадцать минут, но чудесным образом сохранял вертикальное положение.

– У меня возникло подозрение, что ты не умеешь кататься!

– Я умею, – запротестовал Джоффри. – Я умею, только не могу делать повороты и резкие остановки.

Они решили отдохнуть. Джоффри, как настоящий взрослый, взял себе кофе; Наташа пила «пепси», выдувая сквозь соломинку пузыри, наблюдая за фигуристами, горя желанием вернуться обратно на лед. Они вернулись туда оба, хотя Джоффри предпочел бы остаться и просто наблюдать за Наташей. Она каталась с неотразимой грацией, а у Джоффри на льду проявлялись худшие его качества, которых он так стеснялся – неуклюжесть, неловкость и излишняя впечатлительность. Он продолжал свои попытки справиться с коньками только потому, что Наташа находила это забавным, и ее смех добавлял веселья. Он приносил в жертву чувство собственного достоинства, чтобы сделать девушку счастливой.

Когда наконец Наташе надоело кататься, они покинули каток, сравнивая свои впечатления. Один раз Джоффри упал и спровоцировал столкновение других катающихся, так что на льду образовалась куча мала из тел. Наташа смеялась так истерично, что ни одного звука не вылетело из ее рта, ей пришлось опереться на бортик, потому что она не могла двигаться, скрюченная, с закрытыми глазами и рукой, прижатой к губам.

– Я чуть шею себе не сломал, а тебе было смешно! – с обидой напомнил Джоффри.

Тут же воспоминание о том, как Джоффри лежал на спине, вернулось к Наташе, и она снова принялась хохотать. Джоффри обвинил в своем падении другого катающегося, который его подрезал.

– Ты как ребенок! – смеялась Наташа на его жалобы.

– Он меня толкнул. У меня есть мысль дождаться, пока он выйдет, и поколотить его!

– Ему было всего лет девять или около того!

Им не хотелось подводить черту под этим вечером. Наташа не чувствовала потребности пойти в какой-нибудь бар в центре города. Тогда Джоффри предложил купить чипсов и соленой рыбы и просто прогуляться. По пути в рыбный магазин Наташа взяла его под руку, поняв слишком поздно, какой она подала ему сигнал. Но убирать руку не стала. Они обсудили некоторых детей, которых им довелось увидеть на катке. Джоффри был уверен, что в том, как они одевались и как себя вели друг с другом, было слишком много взрослого – кажется, эти ребятишки узнали о сексе все гораздо раньше, чем они в свое время.

– Я в первый раз влюбился в пятнадцать, может быть, даже в шестнадцать лет. По нынешним стандартам, я полагаю, это слишком поздно.

– В кого ты влюбился? – поинтересовалась Наташа.

– В Анну Форд. Я все еще храню надежду.

Наташа призналась:

– А я столько раз влюблялась, что не помню каких-то особенных случаев, но зато я точно помню, что, когда мои подружки вздыхали по разным мальчиковым группам или актерам из мыльных опер, мне казался очень притягательным Харпо Маркс. Он был забавный и мог о себе позаботиться, казалось, что он контролирует абсолютно любую ситуацию, и при этом он был уязвим из-за того, что не мог говорить.

– Ого! Женщина, которой нравятся фильмы «Маркс Бразерс»! Тут я, пожалуй, должен был бы сделать тебе предложение.

– А ты помнишь свой первый поцелуй?

– Нет, уже не помню. Зато я помню наш первый поцелуй.

Она кинула горсть чипсов прямо ему в щеку. Забывшись в компании друг друга, они не заметили, что пошли по Сити-роуд; здесь обычно поджидали клиентов городские проститутки.

– На открытом воздухе чипсы и соленая рыба – самая вкусная еда, – сказала Наташа.

Капля дождя упала на газету, в которую была завернута рыба.

– Кажется, только моросит. Думаешь, дождь усилится?

Оба посмотрели на небо.

– Не-а, – уверил Джоффри.

В следующие несколько секунд дождь хлынул, словно вода из бачка в туалете. Наташу заинтересовал разговор: проститутка толковала с клиентом сквозь опущенное окно машины.

– Почему это из-за дождя должно быть дешевле? – спрашивала она мужчину.

Тот отвечал:

– Потому что я даю тебе возможность спрятаться от него. Так что это я оказываю тебе услугу.

Женщина крикнула, обходя машину, чтобы сесть на пассажирское сиденье:

– И почему мне достаются одни жадные ублюдки, лучше бы попался извращенец!

Джоффри и Наташа выбросили промокшие остатки еды, и Джоффри воспользовался моментом, чтобы просчитать самый короткий путь к припаркованной машине.

Находиться в этой машине всегда было суровым испытанием, но в мокрой одежде стало еще хуже.

Автомобиль не заводился. Двигатель не удосужился хотя бы из любезности подать голос.

– Что теперь делать? – спросила Наташа.

Его квартира была ближе, чем ее. Они побежали, Наташа держала свой плащ над ними, как накидку, а рука Джоффри лежала на ее талии, чтобы прижаться к ней как можно ближе. Но дождь был слишком сильным, чтобы плащ их защитил, так что к тому моменту, когда они достигли дома Джоффри, оба насквозь промокли. Их частое дыхание сливалось со смехом. Слипшиеся волосы, влажная кожа, улыбки – они еще не видели друг друга более сексуальными. Но поцелуй оказался чуть менее страстным, поскольку оба замерзли.

«Я так и знала!» – сказала бы Анна. И Наташа не нашлась бы, что ей ответить.

Счастливый Джоффри возился с ключами, слишком долго – из-за собственной неуклюжести и замерзших пальцев.

– Мне надо высушить одежду. Которая твоя комната?

Джоффри вспомнил, как выглядит его комната изнутри: голая лампочка, зеленовато-серые обои и разношерстная мебель. Контраст пустоты и беспорядка. Пожалуй, даже полицейские не стали бы помещать заключенного в такие условия. Наташа наверняка усомнится в его чувствах, когда он приведет ее туда.

Джоффри помедлил:

– Ты заметила, мы не говорили ни о деньгах, ни о работе на протяжении целого вечера, я знал, что это возможно.

В ответ Наташа улыбнулась, – но улыбка на самом деле не отражала ее мыслей. Потом Джоффри впустил ее в комнату.

Он сразу включил электрический камин на полную мощность. Наташа сняла плащ, пригладила волосы назад и огляделась в поисках места, куда сесть. Ей стало еще холоднее.

– Тут ты живешь? – вопрос был риторическим, и она не дала ему возможности ответить. – Но ведь ты не захочешь жить так всю жизнь. Деньги дают свободу, комфорт и отсутствие тревог.

Джоффри поставил чайник. У него оставалось два последних пакетика чая. Изнутри его кружку покрывал серый налет.

– Я этого и не отрицаю, – ответил он. – Но очень важно также душевное равновесие. Я всегда хотел найти такой способ существования, который сделает меня счастливым. – Он понаблюдал некоторое время за чайником, несмотря на то что тот еще не мог нагреться. Наташа смотрела на камин.

– Он включен, Джофф?

Наташа наклонилась вперед, протянула руки к огню, настолько близко, что почти коснулась его – едва теплый.

– Он должен прогреться, – сказал ей Джоффри.

Она встала за его спиной, близко. Он все еще смотрел на чайник, не решаясь встретиться с ней взглядом.

– Здесь промозгло. Ты же не можешь сказать, что обстановка не влияет на то, счастлив ты или нет.

Ответом Джоффри была дрожь. Не от холода. Он увидел, что Наташа делает шаг назад.

– Мне пора домой.

– Только не это! – Он зажмурил глаза.

Наташина рука легла на дверную ручку.

– Мне нельзя подхватить простуду. Я не могу себе позволить не работать. Спустись вниз и вызови такси.

Джоффри повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо, его глаза слезились оттого, что Наташа была так близко, дождевые капли все еще стекали по его щекам.

Девушка сказала:

– Не надо быть таким несчастным. Если бы ты знал, что я о тебе думаю, ты был бы польщен.

– Ты ведь не захочешь встретиться со мной снова?

– Я не могу. Мы действительно хорошо провели время сегодня. В тебе есть все то, что я искала. До сих пор. Я думаю, что ты… на самом деле… Это бесполезно.

– Что бесполезно? Ты назвала причину, по которой мы должны быть вместе, но ты не хочешь, чтобы мы были вместе. Я не понимаю. Ты знаешь, как редко выпадает такой шанс?

Наташа заставила себя не отворачиваться от него.

– Клянусь, я все понимаю не хуже, а даже лучше тебя. Но романтика – это роскошь, и я готова принести ее в жертву ради более практичных вещей.

– Я не думаю, что романтика – это роскошь, – произнеся это, Джоффри понял, что проиграл.

Замерзший. Мокрый. Безнадежный. Жалкий.

Она открыла дверь.

– Вызови мне такси.

– Останься, ну пожалуйста.

Девушка вышла со словами:

– Я не могу. Я должна быть рассудительной хотя бы раз в жизни.

Как только Наташа приехала домой, она позвонила Анне, которая все еще была у Ричарда. Та взяла трубку. Наташа рассказала ей о комнате Джоффри.

– Я не могу там жить, мне не подходит человек, который с этим мирится.

– Ты меня удивляешь.

– Неужели? – спросила Наташа.

Потом подумала и сказала:

– Ты права. Как вечеринка?

– Как жаль, что ты не приехала, – произнесла Анна, и в ее тоне обнаружились отчаяние и паника.

Наташа приняла душ. Она переоделась и устроилась у обогревателя с чашкой кофе, благоразумно вспоминая лишь приятную часть свидания с Джоффри.

Она пошла спать, не чувствуя особого желания, но ей не хотелось и бодрствовать, когда вернется Анна.

Наташа знала, что услышит достаточно о вечеринке у Ричарда завтра утром. Она думала, что не сможет заснуть, но под пуховым одеялом оказалось так тепло и уютно. Она спала крепко.