Когда Николай вернулся обратно в крепость, там уже шел пир горой. Откуда только псковичи смогли достать вино и еду, но на удивление, хоть немного, они приберегли для праздника. Они верили, что этот день наступит и нужно будет благодарить Бога и самих себя за Великую Победу. Это был настоящий праздник, замешанный на горе по убиенным. Праздник и одновременно Великая Тризна. Николай шел, а к нему подходили все новые и новые люди. Они бросались его обнимать. Целовали от радости. Николай для них стал одним из символов их победы над врагом.
Но все когда-то кончается, и вот путь Николая лежал обратно в Москву. Там его ждали – живым и с победой. Сам князь Шуйский в компании со всеми воеводами вышел провожать Николая. Тот сидел на коне во главе своего спецназа. Его ряды тоже поредели. Из двадцати восьми бойцов осталось лишь восемнадцать. Десять бойцов спецназа погибли, чтобы Псков не достался врагу. Дьяк Михаил бодро сидел верхом на коне рядом со своим князем и наблюдал, как Иван Петрович по-отечески обнимает его командира. Наконец Николай выпрямился, оглядел своих орлов и тихо произнес:
– А теперь домой, бойцы!
И обожженное огнем горячих схваток маленькое, но сильное и непобедимое войско Николая двинулось в путь. Остались позади стены Пскова, проехали Великий Новгород и наконец остановились в уже подаренном Николаю царем селе, что под Тверью. Вот отсюда, оказалось, не так-то и просто было уехать. Сельчане так обрадовались возвращению князя и его дружины, что долго не хотели его отпускать. И здесь праздник перемешался с тризной по погибшим воинам княжеского спецназа. Оставив боевую дружину на заслуженный отдых в своем селе, а командование на дьяке Михаиле, он отправился в Москву. Хоть и не положено князю разъезжать без сопровождения дружины, но как-то все-таки не привык Николай Иванович к церемониям. Навестил в Твери воеводу Дмитрия Сергеевича. Посидели за столом, вспомнили былое, и дальше, на Москву. И вот на второй день, ранним утром, он уже был перед ставшим для него родным домом Алексея Никифоровича. Такого же, как и он, путешественника во времени. Николай соскочил с коня и постучал рукояткой шпаги по глухо запертым воротам. Долго никто не отвечал, а затем послышались неспешные шаги.
– Енто хто ящо там спозаранку стучится, добрым людям спать здесь не дает?! – грозно рявкнул слуга «крестного».
– Открывай, Порфирий, не томи гостя!
– Князь! Князь вернулся! – взволнованно закричал старый слуга.
Загрохотал добротно сделанный засов, и ворота приоткрылись. Слуга только хотел высунуться, как его отстранил в сторону боярин Остафьев и бросился обнимать «крестничка».
– Жив! Жив, чертяка! – кричал Алексей Никифорович и одновременно хлопал по плечу Николая.
Он никак не мог поверить, что его другу удалось выбраться живым из этой жестокой мясорубки. Кому, как не ему, прошедшему войны и в нашем времени, и в средневековой Руси, знать – что такое настоящая война.
– Сам-то как? – расчувствовался, глядя на своего друга, Николай.
– Да нормально все! Ты давай заходи в дом! Порфирий, да забери ты, в конце концов, коня у князя!
– Не изволь беспокоится, боярин! Это я сам от излишних чувств весь разум свой потерял! Сейчас сделаю! – засуетился старый слуга.
– Марфа! Да где же ты?! Посмотри, кто к нам вернулся!
Алексей Никифорович подтолкнул в спину Николая, и тот вошел во двор. Марфа уже давно была здесь. Она стояла на пороге дома, прислонившись к двери, и не могла пошевелиться. Девушка во все глаза глядела на Николая, а слезы тихо стекали по ее щекам. Она радовалась дарованному Богом счастью вновь увидеть своего суженого.
– Ну, что теперь ты, дочь, застыла?! – рассмеялся Алексей Никифорович. – Ты ведь у нас хозяйка! Так что неси скорее дорогому гостю горячий сбитень. Видишь, человек с дороги притомился. Да за стол усади! Да покорми как следует!
Марфа охнула, покраснела и убежала в дом, а «крестный» лишь усмехнулся.
– Эх, молодо-зелено – всему-то учить вас надо! Ну да ничего, дочка у меня девка умная, много чего уже умеет, да быстро учится тому, чего не знает. Это она тебя увидела. Вот и растерялась!
Вернулась Марфа и, опустив глаза, протянула Николаю чашу с горячим сбитнем. Тот хотел взять ее, но обжегся и смутился. Девушка рассмеялась, словно серебряный колокольчик прозвенел, и сказала:
– Ты, князь, через рушник, что под чашей находится, его возьми. Тогда и не обожжешься.
Николай так и сделал. Осторожно отпил ароматного сбитня с медом, сказал: «Спасибо!» – и оглянулся на Алексея Никифоровича.
– Что на меня глядишь? Кто же хозяйку будет благодарить за угощение?! Ты теперь обязан ее по русскому обычаю трижды поцеловать! – улыбнулся «крестный».
Николай озадаченно посмотрел на Марфу. А у девушки пунцовым цветом горели щеки. Она неотрывно смотрела на него. Не то чтобы Николай никогда не целовался. Он вспомнил Ленку, свою последнюю с ней засаду на бандитов. Но с Ленкой – это было совершенно не то. Теперь он стоял растерянный, словно юнец какой-то, и боялся даже притронуться к девушке. Она почувствовала его неловкость, улыбнулась и сама поцеловала его в щеку.
– С возвращением, князь, и спасибо, что не забыл меня! – тихо произнесла Марфа и, подхватив из рук Николая пустую чашу с рушником, убежала к себе наверх.
– Ну вот, все-таки не по обычаю! – рассмеялся Алексей Никифорович и толкнул в плечо «крестника», который так и застыл, глядя вслед убежавшей Марфе.
После завтрака все вместе отправились в церковь и заказали службу по погибшим бойцам княжеского спецназа. Поставили поминальные свечи, перекрестились и молча ехали до дома. Когда вернулись, слуга сообщил, что приезжал гонец от царя и тот требует назавтра поутру к себе князя.
– Вот и с корабля на бал пожалуйте! – сокрушенно вздохнул Николай.
– Ничего, у государя ноне новый казначей. Так что авось и пронесет, а пока пойдем в мой кабинет. Скоро и Андрей Яковлевич к нам присоединится. Мы с ним с удовольствием послушаем твои рассказы, помянем погибших бойцов. Ты ведь первый из воевод, кто из Пскова ноне вернулись. Оттого, видно, царь и торопится тебя послушать. Ему ведь тоже невтерпеж узнать, как там все было на самом деле. Слухи ведь разные со Пскова до нас доходили, а пробиться к вам в крепость никак не получалось.
– Хорошо, Алексей Никифорович, только, когда выпьем, чур не будем стены открывать, а то снова копьем нас кто-нибудь продырявить надумает! – усмехнулся Николай.
– Лады, договорились! – по-дружески хлопнул по плечу «крестный».
Наутро, вместо того чтобы по-человечески отоспаться после псковской эпопеи и длинной дороги, да ночных посиделок с друзьями, снова суета. Алексей Никифорович вновь со своим фирменным кувшином хитрого зелья приводил Николая в чувство. У самого у него ни в одном глазу. Чист, аки свежевымытое оконное стекло.
– Тебе-то хорошо! – ворчал на хозяина дома Николай. – Вот выпроводишь меня за ворота к царю и на боковую, а мне отдуваться перед ним за всех разом придется!
– Не ворчи! Лучше допей лечебного зелья. Враз полегчает!
Пришлось подчиниться. «Крестный» не корысти ради старается, а ради здоровья Николая и его адекватного внешнего вида. Действительно полегчало, и голова у князя как-то прояснилась. Николай оделся в свой парадный наряд, который-то и использовал лишь для визитов к царю. На этот раз его сопровождать приехал Андрей Яковлевич. Его тоже вызвал к себе царь. Видно, хотел послушать и дьяка Посольского приказа, так как у того были свои люди у польского короля, а затем сделать соответствующие выводы.
Иван Васильевич встречал их в своем обычном одеянии, но его внешность значительно изменилась. Лицо приобрело желтоватый вид, как-то вытянулось, а подбородок стал уже и острее. Царь испытующе посмотрел на вошедших. Николай поклонился и поздоровался с ним, вслед за князем поздоровался и Андрей Яковлевич.
– Ну, рассказывай, лихой боец, как мой наказ выполнял, соблюдал ли клятву иконе Владимирской Божьей Матери?
– Нашему воинству во главе с князем Иваном Петровичем Шуйским удалось отбиться от Стефана Батория и удержать славный град Псков, государь! Мы выполнили свою клятву и бились до конца. С Божьей помощью, а также с помощью воинов и жителей Пскова мы одержали победу, а Стефан Баторий позорно бежал от стен крепости! Мы во множестве извели его войско, и ему пришлось согласиться на мир!
– Это зело хорошо, что ты не выпячиваешь свои заслуги в обороне Пскова! Все поставленные мною воеводы бились вместе с врагом и отбили крепость! Поэтому и все заслуживают моей награды. Я отписываю в твое пользование еще два села, что в Тверском крае находятся. Их прежние владельцы погибли в честном бою с врагами нашими и не имеют законных наследников. Я полагаю, что ты станешь рачительным хозяином тех земель и подготовишь воинов, которые будут не хуже твоих погибших. Выделяю их семьям по десять рублей серебром на каждого убиенного!
– Благодарю тебя, государь, особо за своих воинов! То, что ты почтил павших своим вниманием, я не забуду!
– Тогда еще один подарок от меня, князь! Я дозволяю тебе жениться на Марфе, дочери боярина Остафьева!
Николай даже слегка растерялся от такого известия, а государь, видя смущение князя, рассмеялся и произнес:
– Жди меня к себе на свадьбу, да с воистину царским подарком!
– Кланяйся и благодари царя, – прошептал онемевшему молодому князю Андрей Яковлевич.
Тот внезапно спохватился и раскланялся, чем снова вызвал добродушную улыбку Ивана Васильевича. Первый раз Николай и Андрей Яковлевич видели смеющимся царя. «К добру ли это?» – подумал молодой князь, а царь уже махнул им обоим рукой. Аудиенция закончена. Государь уже стал уставать от долгих разговоров и даже не стал выслушивать дьяка Посольского приказа.
Новость, которую Николай привез из царского дворца, всполошила весь двор боярина Остафьева. Наконец-то и он сможет выполнить свое обещание, данное перед всем городом, а именно: поженить Николая и Марфу. Сказать, что его дочь обрадовалась известию, значит, ничего не сказать. Девушка буквально сияла от внезапно свалившегося на нее счастья. Она летала по дому словно на крыльях и бралась за любую работу. Ей все было в радость. Не откладывая в долгий ящик, съездили в церковь и получили от батюшки благословение на свадьбу и назначили ее день. Известили гостей и стали готовиться.
Свадьба – это всегда суета и сплошная неразбериха, но не в те времена, в которые попал Николай. Здесь все было расписано и уже утвердилось поколениями. Процедура сватовства Николаю не грозила по той простой причине, что Алексей Никифорович был отцом не только для Марфы, но и, формально, для него самого, а поэтому ехать на наряженной повозке к невесте и ее родителям, чтобы свататься, теряло всякий логический смысл. Знакомиться и задабривать подарками, выказывая серьезность своих намерений, было попросту некого. Приданое у Марфы уже было собрано, но оно Николая, воспитанного уже обычаями двадцать первого века, особо не тревожило. Главное – это то, что он в конце концов разобрался в себе и понял – кто ему более дорог. Средневековая Марфа взяла верх над современной, утонченной и образованной Ленкой. Вот такие вот пироги, и ничего тут с собой не поделаешь. Не зря ведь говорят, что сердцу не прикажешь. Остались девичники и мальчишники. И если в нашем времени – это сплошное веселье и развлечение, то оказалось, что в средневековой Москве весельем там и не пахло. К Марфе отец пригласил вытницу. По-нашему, профессиональную певицу. Она пела, а невесте было положено во весь голос оплакивать свою молодость и родительский дом. Это было обязательно, ибо, согласно поверью, если не будешь плакать, то и замужество будет несчастливое. С Николаем обстояло еще хуже. Алексей Никифорович, ничего не объясняя, с хитрой улыбкой привел его к бане. Молодой князь уж было подумал, что «крестный» надумал на ночь глядя помыться, хотя уже знал, что делать этого, по средневековым поверьям, нельзя. Банщик – что-то вроде домового, но живущий в бане – может обидеться и удушить.
– Ну, что стоишь смотришь? Заходи в баню! В предбаннике найдешь свечку и огниво, – отворив дверь, загадочно произнес Алексей Никифорович.
– А что я там ночью делать буду? – удивился Николай, заглядывая в темную, но заботливо протопленную слугой, а поэтому и теплую баню.
– Молчать! – многозначительно ответил «крестный».
– И все?
– И все! Порядок на Руси такой. Перед днем свадьбы жениху положено просидеть всю ночь в бане и молчать!
– А может, не надо? Там темно и скучно, – жалобно посмотрел на «крестного» Николай.
– Со своим уставом в чужой монастырь не ходят! Угораздило тебя попасть в средневековое время, будь ласка и жить по правилам этого времени. Да и подумай, соседи ведь осудят, если прознают, что у боярина Остафьева свадьбу не по правилам проводили! Слухи по Москве пойдут, а я же как-никак глава Земского приказа! Мне это надо? Да и тепло в бане! Иди уж, не буянь!
Пришлось подчиниться. Николай расположился в предбаннике. В самой бане было слишком сильно натоплено, а он в теплой шубе. Так что и в предбаннике хорошо. Он сел у маленького окошка, откуда ему было видно, как на втором этаже, в окне у Марфы, трепетал огонек свечи. Видно, вытельница уже ушла, потому что из дома «крестного» послышался голос невесты Николая. Оказалось, что она очень красиво поет. Затем песню подхватили ее подружки, и над вечерней Москвой полилась удивительная мелодия. Николай заслушался и уже сквозь одолевающий его сон подумал: «А у Марфы девичник все-таки веселее моего мальчишника!»
Утром его снова разбудил Алексей Никифорович. Бодрый и веселый в отличие от Николая, который всю ночь проспал, сидя на лавке.
– Ну, с добрым утром, «крестничек»! Как спалось? Чего в баню-то не пошел? Там лавки широкие и тепло. Тебе Порфирий тюфяки заранее притащил, да одеяла с подушками! Выспался бы, как человек перед венчанием, а то надумал – сидя спать!
– И тебе не хворать, Алексей Никифорович! – потягиваясь до хруста в костях, ответил Николай.
Затем резво вскочил на ноги, сделал несколько приседаний и неожиданно подхватил на руки «крестного». Приподнял и посадил на лавку. Тот рассмеялся и добродушно проворчал:
– Ладно тебе, бугай! Силушку девать тебе некуда! Вот женишься, Марфа найдет ей применение в самых мирных целях! Ладно, пошли в дом. Позавтракаем – и в церковь. Нас там уже ждут!
В этом мире Николаю многое пришлось делать впервые. Сегодня он ехал венчаться под звон бубенцов в открытых санях, на лихой тройке. Причем и лошади, и сани были богато разукрашены. Титулы князя и боярской дочери обязывали соответствовать. В средневековой Москве с этим было строго. Простого человека за то, что он носит не по чину одежду, могли и высечь батогами. Рядом с ним сидела Марфа, раскрасневшаяся то ли от мороза, то ли от того, что наконец-то наступила свадьба, которую она с таким нетерпением ждала, а рядом с ней был человек, о котором она мечтала долгими ночами. Вслед за молодыми ехали сани, в которых сидели Алексей Никифорович со своим закадычным другом Андреем Яковлевичем. А позади них верхом на конях ехал спецназ Николая во главе с дьяком Михаилом. Ребята прибыли по приглашению своего командира, но и без оного непременно бы приехали. По случаю на бойцах была парадная форма одежды. Темно-бордовые куртки с меховыми воротниками и золотыми аксельбантами. Но несмотря на пощипывающий нос мороз, все ребята были в краповых беретах. Их глаза задорно горели веселым огнем, а лихо закрученные усы задорно топорщились. Проходящие мимо барышни не могли сдержаться, чтобы не взглянуть им вслед.
После венчания в церкви были катания на лошадях, в открытых санях, по зимней Москве. И это совсем не то, что поездка в машине по современной Москве, где из ее окна толком ничего и не различишь за плотной стеной многоэтажек. Теперь Марфа и Николай могли уже чувствовать себя немного вольготнее, как-никак муж и жена, но… и здесь была целая вереница своих правил, которые в средневековой Москве нужно было неукоснительно соблюдать.
Когда из церкви по дороге домой сани свернули не на ту улицу, Николай удивился, но промолчал. Может, так нужно было. Он ведь не знал всех обычаев. Но когда они остановились у двухэтажного белокаменного дома, а кучер в лице Порфирия с загадочным лицом повернулся к молодым, то Николай не выдержал и спросил:
– И куда это ты нас привез, и чей это дом?
– Твой дом, князь! Твой, а теперь он и ваш с Марфой! – раздался голос Алексея Никифоровича, подходящего к саням молодых. – Али забыл, как тебе царь землю в Москве отписал? Да ты же его даже и не видел! Пошли посмотришь! Ты ведь так и не соизволил почти что за три года сюда приехать!
– Как-то не довелось, – сконфуженно ответил Николай. – Понимаешь, столько дел на меня навалилось, что не до какого-то дома и земли было. Да и у тебя в доме так мне уютно было, прямо настоящий родительский дом. Да и любимый мною человек в твоем доме жил…
Николай остановился, посмотрел на сияющую от счастья Марфу и приобнял ее.
– Сходите, хоть посмотрите, где вы жить-то будете! – произнес подошедший к ним Андрей Яковлевич. – Твой тесть, пока ты был во Пскове и бился со Стефаном Баторием, бился с мастерами, чтобы у вас с Марфой все честь по чести было. Уважь друга и тестя, он столько сил и времени потратил на ваше жилище!
– Пошли! – с любопытством разглядывая свой будущий дом, произнесла Марфа и протянула Николаю руку.
Молодой князь посмотрел на друзей, затем на жену и, неожиданно подхватив ее на руки, понес в дом. Ворота открыл привратник. Он улыбался и поздравлял молодоженов. Даже о слугах успел позаботиться Алексей Никифорович. Взойдя по широкой лестнице на парадное крыльцо, Николай остановился. Марфа была словно невесомая пушинка. Он совсем не чувствовал ее на своих руках. Девушка улыбалась. Она никогда не думала, что человек может быть так счастлив. Николай обернулся. Друзья деликатно шли следом на некотором расстоянии от них. Слуга открыл парадную дверь, и Николай с Марфой на руках переступил через порог дома. Девушка непроизвольно ахнула. Насколько здесь было все красиво и торжественно по сравнению со старым деревянным домом ее отца. Николай поставил Марфу на ноги и сам залюбовался обстановкой дворца. Да-да, именно дворца. Алексей Никифорович стоял позади Николая и дочери и с удовольствием смотрел на них. Ему было весьма приятно, что его труды не пропали даром. Молодым явно понравился их будущий дом. Они стали подниматься по лестнице на второй этаж, а за ними с довольным видом от хорошо проделанной работы пошел отец Марфы с другом.
– А по-моему, даже весьма недурен дом! – слегка толкнув локтем своего друга, улыбнулся Андрей Яковлевич.
Его голос раскатистым эхом прокатился по пустому парадному залу. А через короткое время ему ответило другое эхо, но чертовски знакомым голосом.
– И я так думаю, что сей дом будет весьма недурен для настоящего князя Бельского!
Друзья и Марфа оглянулись и увидели в распахнутых настежь дверях царя, а подле него молодого парня, как две капли воды похожего на Николая. А за их спинами красовались в ярко-красных кафтанах стрельцы. «Крестный» с другом недоуменно посмотрели на Николая. С таким же удивлением на него смотрела и Марфа.
– Что? Не ждали? А я ведь обещал тебе, что приду на твою свадьбу с настоящим царским подарком! Вот смотри, обещание свое я сдержал и привез тебе подарок! Только вот кто из вас настоящий Бельский-то будет? Не подскажешь мне?
Иван Грозный пронзительным взглядом посмотрел на Николая, указал на него перстом и приказал стоящим позади царя стрельцам:
– Взять самозванца!
И тут же огромный парадный зал дворца наполнился топотом сапог. Николай с друзьями стоял на балконе, нависающем над залом. Еще немного, и стрельцы поднимутся по лестнице к ним.
– М-да! Удружил ты мне, Иван Васильевич, со своим подарком! Чего не ждал – того не ждал! – приговаривал Николай, а сам распахнул ворот вышитой ярким узором рубахи и достал свой заветный золотой «грецкий орех».
– Что это? – удивленно спросила Марфа, а Николай уже провел им по стене.
Девушка вскрикнула от удивления. Перед ней был зал совершенно другого дворца. Гораздо более внушительного и помпезного. На стенах висело множество самых разных картин, а вдоль стен стояли мягкие небольшие диванчики. Но не успела она толком испугаться, как Николай подхватил ее на руки и внес в этот чудесный зал.
– Из сказки в сказку, – тихо произнесла Марфа.
Друзья тоже не стали ждать и последовали за Николаем. Тот оглянулся и увидел, что стрельцы замерли на лестнице с открытыми ртами. А затем потихоньку стали пятиться назад. Но еще был хорошо слышен раскатистый голос Ивана Васильевича:
– Схватить их! Не дать уйти изменникам!
Но стена вскоре восстановилась, и голос царя Московии смолк. Вдруг за спинами беглецов раздались уверенные быстрые шаги, и требовательный голос спросил:
– Кто такие и почему без спросу в моем дворце?! И что за шум да крики?
Друзья обернулись и хором ахнули. К ним направлялся сам царь Петр I, но в столярном переднике, со стамеской в руке и карандашом за ухом. Николаю стало как-то неловко стоять перед царем с девушкой на руках. Он аккуратно поставил ее на ноги и уважительно поклонился. То же самое сделали Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич. Николай уже было открыл рот, чтобы представиться царю, но в это время Марфа нетерпеливо затеребила его за рукав и удивленно прошептала:
– А это кто такой?
Теперь уже царь Петр Алексеевич был искренне удивлен, что кто-то его может не знать, и он с интересом посмотрел на миловидную девушку в богатой соболиной шубе в пол и высоком кокошнике, вышитом мелким жемчугом.
– Кажется, снова влипли, – тихо прошептал Николай друзьям и тут же рокочущим, громовым голосом отрапортовал. – Князь Николай Иванович Бельский с друзьями и женой! Только что прибыли из-за границы! Готовы служить его императорскому величеству!
– Ну, допустим, я еще не император, но ход твоих мыслей мне понравился! – оторвав взгляд от девицы и придирчиво оглядев с ног до головы статного, высокого и явно физически крепкого молодого парня, задумчиво произнес Петр Алексеевич и тут же резким тоном спросил. – Служил?
– Так точно! Имею опыт боевых действий на суше и на море, а также опыт подготовки воинов со специальными навыками ведения боевых действий!
– А вот это мне уже становится даже очень интересным! Но ты, случаем, не из рода Милославских?
– Никак нет, ваше величество! Из рода князей Гедиминовичей пошли мы! Долгое время жил и обучался в Европе. Владею латынью, французским и английским языками! Немецким – со словарем!
– Как это «со словарем»? – недоуменно спросил Петр Алексеевич.
– Говорить и на слух воспринимать немецкий язык могу с трудом, но зато читать и переводить при помощи книги с растолкованными значениями немецких слов – легко!
– Вот оно как, значит, – немецкий только с его растолкованными значениями! Ну что ж, тогда пойдем со мной, толковый! Поговорить с тобой имею желание! Уж больно ты мне что-то нравиться стал! И это ты знаешь, и то умеешь! А немецкий ты все-таки выучи! Чую, уж больно сильно он тебе может пригодиться, и, заметь, это может произойти весьма скоро, но – все от тебя, конечно, зависит! Ну что стоишь, рот раззявив от удивления? Пойдем! – расхохотался Петр I и, безапелляционно взяв нового знакомца под локоть, повел его к открытой настежь двери кабинета.
– А мои друзья и жена? – внезапно остановился на его пороге Николай.
– Чай, не маленькие – здесь пока побудут! Пущай на картины полюбуются, а жена твоя, за то время пока мы с тобой беседуем, нехай непременно мой портрет сыщет и хорошенько запомнит! Распустились тут, понимашь, за ентими заграницами там всякими – царя своего уже в лицо не узнают! – покосившись на Марфу, слегка насупился Петр Алексеевич и подтолкнул озадаченного Николая к себе в кабинет.