Глава 3
Странное покушение
Прошло не менее часа, пока Лефорт вернулся в опочивальню царя. Всё это время государь безмятежно спал в кресле. Его соратники разместились кто-где сумел и просидели всё это время в абсолютной тишине. Они даже боялись пошевелиться, чтобы не потревожить сон государя. Когда дверь комнаты негромко скрипнула, царь моментально открыл глаза и подозрительно осмотрелся. Заметил на пороге вернувшегося Лефорта.
– А, это ты уже вернулся, – тяжело вздохнул Пётр Алексеевич. – Ну, привёл изменников?
– Нет, ваше величество! Отца девки нигде нет. Я лично со своими людьми излазил все возможные места, где бы он мог быть, но найти мне его так и не удалось!
– Значит, плохо искал! – гневно прикрикнул царь на Лефорта и стукнул кулаком по ручке вычурного кресла.
Та предательски хрустнула, и обломки с грохотом полетели на пол. Пётр Алексеевич удивлённо посмотрел на них, затем на свой кулак и усмехнулся. Лефорт стоял поодаль от царя с кислым выражением на лице. Кресло, как и пол, были сделаны из ценных пород дерева, привезённых для хозяина дворца из далёких заморских земель, и ему было искренне жаль чудесной вещицы. Пётр Алексеевич уловил настроение своего адмирала, встал с кресла и небрежно бросил:
– Не жадничай, Франц, новое кресло себе закажешь! Не хуже прежнего, аль я тебе мало денег из казны плачу?
Пётр Алексеевич исподлобья, хитро посмотрел на Лефорта, но тот лишь благоразумно промолчал, а государь уже потерял к нему интерес и подошёл к Николаю.
– Ты мне ранее сказывал, что искусству сыска лихих людей тебе пришлось за время пребывания в Европе научиться. Вот и проверим: не врёшь ли ты мне о своём полученном умении! Ранее я уже наказывал тебе продумать, как будешь охранять людей в моём Великом посольстве, но это всё потом, а пока приказываю тебе незамедлительно начать розыск заговорщиков. Выявишь их всех, до последнего человека. После чего подробно доложишь мне обо всём, что узнаешь: где, как, кто и зачем принял участие в этом непотребном деле? А затем я приму решение об их судьбе! Не выявишь – значит, ты ничему не научился в Европе, а лишь бесцельно проводил время в кутежах аль ты не тот человек, за кого себя передо мной выдаёшь! А это – уже весьма нехорошо, ежели обманом решил в моё доверие втереться! Намёк мой понял?
– Понял, Пётр Алексеевич, как же тут не понять? Нужно немедленно принимать все меры, чтобы найти зачинщиков. Но у меня нет никаких бумаг, подтверждающих, что мне тобой даны права на чрезвычайный сыск преступников. Кто ж из бояр без твоей бумаги всерьёз поверит, что именно ты уполномочил меня на розыск? – сокрушённо закончил Николай.
– Ежели ты так просишь, то будет тебе от меня такая бумага! Будет тебе и указ на сыск да выпытывание правды у изменников всеми способами! Будешь искать их по всей Москве и в других потребных для таких дел местах! Но помни: времени у тебя осталось совсем мало! Нам уезжать уже скоро, а оставлять на это время в Москве зачинщиков – совсем негожее дело! А можа, этот ворог в Европу со мной рядом вознамерился ехать, дабы всадить мне нож в спину! Непременно найди мне изменников, и всех до единого! У меня ещё столь много дел задумано для государства нашего сделать, что глупо терять свою жизнь в самом начале такого большого пути! Перо и чернила мне, живо! – резко приказал царь.
Указ написать много времени не требуется. Гораздо сложнее его выполнить. Дабы не обидеть Лефорта своеволием в его доме, решил поговорить с ним, а заодно и свой французский царю продемонстрировать. Ведь отношения с человеком можно очень легко испортить, гораздо труднее их потом восстановить.
– Месье Лефорт, не согласились бы вы оказать мне небольшую помощь в поисках преступников? Мне нужна комната, где я мог бы без помех переговорить со свидетелями и подозреваемыми. Я полагаю, что вы имеете такой же интерес в скорейшем завершении сего неприятного инцидента, как и я. Это позволит мне снять с вас даже самую малейшую тень подозрения, которая, я полагаю, всё же может возникнуть у его величества. А мне – продемонстрировать Петру Алексеевичу свои способности сыскаря.
Обращение на родном языке, с хорошо поставленным произношением у Лефорта вызвало состояние, близкое к шоковому. Ещё никто из русских, за всё время его пребывания в России, так красиво и правильно не разговаривал с ним по-французски. Он удивленно посмотрел на Николая.
– Конечно, месье Бельский! Я сам, как и мой дворец, полностью к вашим услугам! Я прекрасно понимаю, что это не только в моих личных интересах, но и в интересах государства и лично Петра Алексеевича.
Николай учтиво склонил голову, а Пётр Алексеевич из всего сказанного понял лишь «Пётр Алексеевич», но этого было вполне достаточно, чтобы он встрепенулся и подозрительно покосился на мирно беседующих Николая и Лефорта.
– Говорите на понятном мне языке или не говорите вообще! – сурово сведя брови, произнёс царь. – Иначе и вас приму за заговорщиков! Ты это учти, Николай, что до твоего приезда таких «шуток» с медведями у меня ещё никогда не было и от этого у меня могут тоже возникнуть нехорошие мысли!
– Мой государь, ты накануне предлагал, чтобы адмирал Лефорт проверил мои знания французского языка. Я лишь хотел твоему ближайшему сподвижнику именно сейчас предоставить такую возможность. Можешь поинтересоваться у него: не обманул ли я тебя в познании французского и не сказал ли ему чего лишнего? – стал объяснять Николай.
– Ну, что ты, Франц, скажешь? Знает Николай французский? – нетерпеливо махнув рукой, резко спросил государь.
– Во-первых, скажу, что зря ты на меня напраслину возводишь, Пётр Алексеевич. Я тебе предан всей своей душой! Если и было покушение на тебя в моём дворце, то я к этому делу не имею никакого отношения! А во-вторых, Николай Бельский чудесно разговаривает по-французски, разве что его произношение немного странновато и непривычно для моего слуха. Я так и не смог точно определить: в какой именно провинции Франции так говорят. Хотя, возможно, я ещё не успел познакомиться с подобным диалектом.
– Что он тебе говорил? – нервно перебил Лефорта царь.
– Говорил, что ему будет нужна комната для пыток! – не задумываясь, ответил адмирал.
– И это всё, что он тебе сказал?
– Николай говорил довольно длинно и витиевато, прямо как истинный француз, но в этом состоит весь смысл его фразы.
– М-да! Но у тебя же во дворце есть пыточная? Так отдай её ему, и пусть он с должным пристрастием поговорит с ворогами! Если князь Ромодановский ещё будет стоять на ногах, то я потом прикажу ему помочь нашему сыскарю правильно спрашивать, дабы те слишком долго не запирались. Он хорошо знает, как языки недругам можно быстро развязывать! – небрежно бросил царь и продолжил: – Бельский пусть сейчас же, немедленно приступает к сыску разбойников, а мы пока все дружно пойдём к гостям в залу. Что-то мне снова захотелось веселья, да и Анна, должно быть, по мне уже сильно соскучилась!
Лефорт отдал необходимые распоряжения солдатам и оставил некоторых из них в распоряжении Николая. А развесёлая компания, во главе с государем, отправилась в зал, где Всепьянейший Собор ни на минуту не прекращал шумное застолье.
Свидетельница с тоской в глазах смотрела вслед Меншикову, но тот даже не взглянул на неё. Он бежал впереди царя и рассказывал очередной анекдот или действительный случай из собственной жизни. В любом случае царю явно понравился его рассказ.
– Девку в пыточную определить, ваше высочество, али как? – обратился к Николаю один из солдат.
Свидетельница, услышав про пыточную, вся сжалась в комок, задрожала, упала перед сыскарём на колени и стала умолять пощадить её.
– Не виноватая я, господин хороший! Я только случайно подслушала разговор свого тятеньки с каким-то чужаком! Это всё ненароком случилось! Пошла искать его и, как всегда, подле кабака и нашла. С незнакомцем тятенька тогда говорил, про убийство царёво. Ему за это чужак денег обещал на выпивку. Пьёт мой тятенька! Как деньги заимеет, так и пьёт до самого беспамятства. Совсем змий проклятущий попутал его и с лихими людьми связаться заставил. Не надо мне палача, господин хороший! Я сама всё что знаю тебе расскажу, без малейшей утайки!
Девка снова надрывно заревела, упала на пол и стала пытаться поцеловать сапоги Николая, но тот попятился от неё как от прокажённой и приказал солдатам поднять её. Те долго не церемонились. Один схватил за длинную косу и, приподнял её с пола, а второй – дал пару звонких пощёчин. Жёстко, но слёзы сразу прекратились. Теперь девица стояла с опущенной головой и лишь изредка горестно всхлипывала. Можно было приступать к допросу. Солдаты ещё пару раз порывались сбегать за мастером заплечных дел, но Николай каждый раз отказывался от такой помощи. Он предпочитал работать своими методами.
– Кабак, возле которого ты отца нашла, где находится? – поинтересовался сыскарь.
– Так здесь он! Совсем недалече от Ляфортова дворца!
– А почему раньше об услышанном никому не сказала?
– Так боязно сильно за себя и за тятю было, – потупив глаза, ответила девица. – Думала, что всё и так обойдётся.
– Тогда почему сейчас не испугалась: пришла и всё рассказала?
– Так не обошлось же! А мой тятенька теперяча совсем пропал. Вот я и подумала, что можно Александру Меншикову обо всём подробно рассказать. Вдруг он поможет мне тятеньку сыскать, а потом и страшно мне совсем стало! А Меншиков – он жениться на мне обещал! Но наказал, чтобы я вначале к царю сама пришла и всё как было обсказала. Вот я сама и пришла к государю нашему.
– А Меншикова откуда знаешь?
– Так он к нам на кухню али в прачечную всё время заходит. Как к нашему хозяину Лефорту приедет, так и заходит. Так у нас, почитай, на кухне и в прачечной девок много, самых разных: и чернявых, и белявых. Вот он и быват у нас частенько! Как сюда токма приедеть, так и сразу к нам. Я на кухне – посуду мою, да и другое, что попросят, тоже делаю.
– Значит, ты решила Меншикова заинтересовать подслушанной историей? Знала, что он при царе служит?
– А кто же не знат, что тепереча Алексашка при царе нашем состоит? Он же раньше при Ляфорте сызмальства состоял, как и я. Мы давно друг дружку знаемо, а тепереча – вона, – Алексашка совсем в люди выбился! У царя служит! А я всё тута же, у Ляфорта на кухне. Мы и раньше с ним тоже иногда того. Так уж получилось у нас с ним, – грустно вздохнула девица и замолкла.
«По всему выходит, что знакомая Меншикова не имела никакого отношения к покушению на царя, а где сейчас находится её папаша, она тоже понятия не имеет. Лишь знает, что после визита незнакомца у отца появились деньги и он пропил их в кабаке, который находится недалеко от дворца Лефорта. Значит, не исключено, что накануне её отец получил задаток от заказчика покушения. Девица впервые видела этого незнакомца в слободе, а у отца побоялась о нём расспрашивать. Ну что же, спросим, что знает про незнакомца владелец кабака», – рассуждал Николай.
Сыскарь говорил и одновременно следил за психологическим состоянием свидетельницы, её поведением. Он всё больше убеждался в невиновности девушки. Единственно, что она сделала неверно с точки зрения законности, – это сразу не сообщила о готовящемся покушении на царя. Что в любом случае будет для неё большим минусом. Но, с другой стороны, её поведение вполне понятно: в деле был замешан её родной отец, и не каждый ведь решится предать собственного отца.
Солдаты хорошо знали сей кабак и подсказали, что тот ещё закрыт. Рано ещё. Пришлось подождать. Заодно Николай узнал у девицы имя и приметы её отца и его собеседника и кое-какие другие детали и подробности.
Когда за окном начало светать, сыскарь отправился в кабак, оставив солдат сторожить девку, как ценного свидетеля. Заодно попросил служивых сказать друзьям и Марфе, чтобы они дожидались его во дворце. Николай пошёл без сопровождения солдат. Ему не хотелось идти по Немецкой слободе под охраной. Со стороны это выглядело бы слишком уж вызывающе, а он любил всё делать по-тихому, чтобы без особой необходимости не привлекать к себе лишнего внимания людей.
Несмотря на раннее утро, дверь кабака была уже открыта, и в зале за столом сидели двое мужиков. В руках у них было по большой кружке с пивом. Николай обратил внимание на то, что пили они без закуски. «С бодуна, что ли, ребята?» – подумал Николай, но ход его мысли перебил вышедший из кухни хозяин кабака. Немец, непрерывно раскланиваясь, быстро заговорил на своём языке, а потом тут же перешёл на смесь немецкого и русского. Видимо, кабатчик посчитал, что гость занимает весьма высокое положение при царском дворе. Его явно смутил богатый наряд Николая, в котором он так и остался после своей свадьбы с Марфой и ещё не сумел сменить его на более простую одежду.
– Guten Morgen, mein Herr! Здравствуте, господин! Что ви есть желать?
– Доброе утро! Для начала – кружку кваса и бутерброд с хорошим мясом! – добродушно ответил Николай.
– Я-я, есть хороший какчеств бутерброт с мясом! У меня есть зер гут копчёный ветчина и ваш национальный напиток – квас! Я есть хорошо изучить ваш рецепт!
– Годится, и прикажи: пусть несут еду, а ты – садись рядом со мной. Поговорить с тобой желаю.
– У меня много работы, господин, и я есть сильно занят! – ответил немец и попытался улизнуть, но Николай быстро схватил его за шиворот и усадил рядом с собой на широкую скамейку.
– Нехорошо от радушного приглашения отказываться! У русских так не принято!
Николай погрозил пальцем надувшемуся немцу и не торопясь достал из кошеля пару серебряных монет. Увидав деньги с барельефом королевы Англии, немец притих и уважительно посмотреть в глаза гостя.
– Ви есть приехать из далёкий Англия?
– Из Англии-Англии. Ты про еду-то не забудь! – приказал Николай и оглянулся на двоих мужиков.
Выпивохи увидели блеск серебряных монет и пухлый кошель да так и застыли с поднятыми кружками пива, словно изваяния. Как только он отвернулся и снова заговорил с хозяином, те тут же разом понимающе посмотрели друг на друга и вновь приложились к оловянным кружкам. Они стали жадно пить своё пиво, но их глаза продолжали неотрывно следить за человеком в богатой одежде. Мужики внимательно прислушивались к разговору хозяина кабака с гостем, а между тем сыскарь пил принесённый для него квас да закусывал ароматной копчёной немецкой ветчиной со свежевыпеченным белым хлебом и выспрашивал кабатчика про то, как идёт торговля, много ли посетителей, а потом, как бы между делом, спросил: не знает ли тот одного из солдат Лефорта, по имени Афанасий? Оказалось, что знает, так как тот после получения очередного жалования не забывает заглянуть в его кабак.
– А вчера вечером он тоже был здесь? – спросил Николай.
– Ja-ja, конесно! Он бить с другом и в осень весел!
– А его друга ты знаешь?
– Nein, mein Herr! Этот селовек есть первый раз появляться у нас, Немецкий слобода.
– Как он выглядел, этот человек?
– Осень большой, рыжий лицо и большой, рыжий борода. Это селовек мне есть сильно топать своим большим сапогом, и он есть не захотеть хорошо вытирать свой нога. Пришлось много убирать пол! Я люблю, стобы бил всюду хороший порядок!
– А когда Афанасий с этим человеком у тебя были? До фейерверка или после него?
– Это било есть до фейерверк, mein Herr! Но Афанасий есть потом приходил ещё. Это бить после фейерверк, и он есть отсень сильно напиться. Прямо как плохой, толстый свинья!
– И снова приходил со своим знакомым?
– Nein, mein Herr, он есть приходить совсем один!
– А ушёл Афанасий во сколько?
– Бил уже десять часов, совсем Abend, и я есть хотеть закрывать свой таверна. У меня есть должен бить хороший порядок, а если нет порядок, то нет деньга! Я Афанасий осень тяжело прогонять домой!
– Про порядок мне успеешь ещё рассказать. Ответь, пожалуйста, а часто ли солдаты Лефорта – вот так по кабакам запросто ходят?
– Nein, mein Herr, не есть састо! Солдат нет много денег, стобы пить водка. Но веера Herr Лефорт разрешил это делать, потому сто приехать ваш царь к нам Немецкий слобода. После приезда ваш царь Herr Лефорт давать солдат немного денег и разрешить выпить здоровье Пётр Алексеевич!
– Значит, Афанасий пил ещё до того, как получил жалование от Лефорта. А когда ты выгонял из кабака Афанасия, не приметил, куда тот пошёл?
– У меня во всём есть порядок, и я всё есть примесать! Он пошёл в сторону река. Я ему много крисать, что он есть путать дорога, солдат меня не есть слушать! Его дом есть другая сторона, но тот есть махать рука и не слушать мой совет! Он бил мне крисать, сто ему теперь всё равно куда есть идти! Он бил говорить, что жизнь его есть теперь не ломаный денег! Я ничего не понимать его слов!
– А может, в той стороне у него живут знакомые?
– Nein, mein Herr! Там есть жить два богатый мельник, и они есть во двор никого к себе не пускать. Я есть покупать у них хлеб и всё знать про них. Тсужой тселовек они не есть пускать.
Николай поблагодарил хозяина за помощь; допил квас; доел хлеб с ветчиной и расплатился. Дал даже немного больше денег, и кабатчик был так доволен, что даже вышел проводить своего гостя. Опер попросил немца показать – куда именно пошёл Афанасий, и направился в том направлении. Оказалось, что идти пришлось туда же, куда его вместе с царём на санях утащили взбесившиеся от грохота фейерверка медведи. Николай шёл, внимательно поглядывая по сторонам. Неширокая дорога шла между аккуратных немецких домиков. Встречавшиеся на пути иностранцы снимали перед ним шляпу и вежливо здоровались. Николай отвечал им лишь лёгким кивком. Дорога сделала резкий поворот, и он вышел за околицу слободы. Дальше она шла через лес к берегу реки. Очередной раз оглянувшись, Николай приметил идущих следом за ним двух мужиков. Они шли от него на некотором расстоянии, и это были как раз те ребята, которых он видел в кабаке. Сообразив, что их увидели, мужики не стали больше прятаться, а шли следом за ним теперь в открытую, угрожающе помахивая подобранными на дороге толстыми дубинами – обломками сухих сосновых веток. Выглядели мужики весьма внушительно – прямо настоящие разбойники с большой дороги. Вороги посчитали, что кругом лес, глубокий снег и богатенькому городскому-неумехе в дорогой одежде теперь уже некуда от них деться. Для него остаётся только два пути: либо бежать от татей дальше по дороге к реке, либо поворачивать обратно, и тогда неминуемо попадаешь им прямо в лапы.
«Ситуёвина! – подумал Николай и всё же решил продолжить свой путь и осмотреть реку. – Ведь по рассказу немца выходит, что солдат понял, что из-за неудавшегося покушения ему теперь недолго жить осталось: либо царь казнит, либо заговорщики убьют. Может, действительно пошёл к реке сводить счёты с жизнью? Что тут гадать? Дойду – узнаю, а эти двое всё равно пойдут следом за мной, раз уж прошли такой путь от слободы. Теперь уже точно никуда не денутся. А заодно и спросим у них: кто такие и отчего по лесу шатаются. Не в гости же к медведям они прогуляться вышли!» Впереди показалась скованная льдом река. Николай оглянулся. Мужики явно прибавили ход. Всё же испугались потерять дорогого «клиента».
– Кто-то от нетерпенья не доживёт до дня варенья! – скаламбурил сыскарь.
Остановившись, совсем немного не доходя до речки, Николай огляделся, отбросил носком сапога подальше в сторону большую еловую шишку. Вроде под ногами больше ничего не осталось. Теперь можно было встречать гостей. Стало уже совсем светло, даже солнечные лучи сквозь тучи с трудом, но пробивались. Может, даже сегодня и солнце выглянет. Любопытная белка пристроилась почти на самом краю ветки сосны, чтобы получше разглядеть, что там такое внизу творится. А внизу два мужика настойчиво просили «милостыню» у третьего, но тот почему-то им упорно отказывал в подаянии.
– Что ты нам такое сказал? – недовольно спросил у Николая мужичок, что был поменьше ростом.
– Хотел у вас спросить: когда день рождения справлять намереваетесь?
– А тобе нашо понадобилось наши дни рождения? – подозрительно покосился на шпагу богача долговязый тать.
– Буду хоть знать – какие даты на вашем надгробье написать! – весело ответил Николай и потянулся за шпагой.
– Ты это брось, паря, свою тыкалку не трошь, да не балуй мне тут! А то вмиг тебя зашибу! Лучше сразу давай нам свой кошель, и расстанемся с тобой с миром! – рявкнул короткий, пригрозив Николаю внушительной дубиной, а затем, криво ухмыляясь, добавил: – Мы тут люди случайные, почти что калики перехожие. Ты нас не знашь – мы тебя не знам! Так что дюже не томи нас, путник, и отдавай нам свой кошель. Тогда, можа, ещё и останешься цел да до дома как-то доковыляешь!
– Ага! Давай сюды кошель, и пошустрей! – поддакнул долговязый. – А то смотри у нас! Как дам сейчас тобе по твоей башке дурной – совсем не возрадуешься тады у меня!
Терпение у долговязого татя быстро иссякло. Замахнувшись дубиной, набычившись, подбежал к Николаю и хотел уже наотмашь со всей дури огреть по голове, но тут на него закричал рассерженный коротышка:
– Куда поперёк батьки в пекло лезешь, дурень!
Но было уже слишком поздно. Николай мгновенно ушёл вниз от летящей ему в голову дубины. Присел на колено и, не мешкая, нанёс мощный удар в «солнечное сплетение». Долговязого закрутило от пустого замаха дубиной, а тут ещё – удар под дых. Тать отлетел в сторону на несколько метров, ударился головой о ствол стоящей рядом толстой ели, выронил из рук дубину и повалился на снег бездыханным. Всё произошло быстро. Коротышка лишь успел сопроводить взглядом полёт своего товарища. Глаза у него округлились от нахлынувшей ярости, и он с раздирающим слух отчаянным криком, бестолково размахивая дубиной, бросился на Николая. Но тот уже ждал его и из нижней позиции вращением сделал подсечку. Коротышка неудачно скрючился и упал прямо на свою же дубину Ещё немного, и остался бы без глаза.
– Повезло тебе, разбойничек! Значит, помрёшь ты зрячим и ещё увидишь свои весёлые похороны! – радостно сообщил ему Николай, беря на рычаг руку татя и прижимая лицом к земле.
Коротышка снова заорал, но теперь уже от боли в руке. Сыскарь буквально чуть ли не с корнем вырвал его кушак и крепко-накрепко связал им руки неудавшегося воришки. Быстро обыскал его, но нашёл только кошель да нож. Кошель его не интересовал, а вот нож на всякий случай отобрал.
Оставив лежать лицом вниз одного связанного татя, он подошёл к другому. Тот уже начинал потихоньку очухиваться. Открыл глаза, увидел перед собой свою «жертву» и тут же от страха зажмурился и болезненно застонал.
– Ой, худо мне! Ой, худо! Помираю я что-то! Люди добрые, по-мо-оги-ите-е!
Николай не обращал никакого внимания на крики татя. Он лишь потуже завязал на запястьях рук его же пояс, а затем отобрал холодное оружие. После чего не сильно, но чувствительно пнул разбойника в бок и, приставив к горлу нож, вкрадчиво спросил у визжащего не столь от боли, сколь от страха татя:
– Афанасия вы вдвоём вчера убили?
– Не знам мы никакого такого Афанасия, и вовсе не бували мы вчера тутати!
– А если хорошенько подумать? – произнёс Николай и слегка прижал нож.
На шее у вора получился тонкий надрез, абсолютно не опасный для его здоровья, но визгу от татя было не меньше, чем от свиньи, которую режут на самом деле. У Николая даже уши слегка заложило. Он встал и пнул под зад долговязого, чтобы тот замолк.
– Богом клянусь, мил человек, Васька сущую правду тобе грит! Не были мы с ним здесь вчерась, вовсе! – отозвался коротышка на «страдания» своего подельника.
– Про Бога – это ты сейчас вовремя вспомнил. Помирать вам теперь уже совсем скоро, господа разбойнички! Вот-вот, и на Божий суд вдвоём предстанете. Про жизнь свою подробненько, без утайки будете всё рассказывать: как людей грабили, как убивали, как измывались над ними. Расскажите и про то, как забыли про священные Заветы, что в Библии прописаны для таких как вы! А там ведь что сказано? «Не убивай! Не кради! Не лги!» А вы что делали? Убивали тех, в ком есть божья искра! Обкрадывали да лгали всем без зазрения совести! Думаете – там, наверху, вас простят? Мне кажется, что Господь подумает-подумает да определит вас обоих под землю, в огненную преисподнюю, к хозяину Ада. Дьявол посмотрит на ваш длинный список прегрешений да выберет для вас самую большую сковородку да самый жаркий огонь! Сначала вы эту сковородку языками лизать будете, пока они хорошенько поджарятся. Ну а потом Дьявол посадит вас на неё голышом и прибавит жару. Сначала немного, потом всё больше и больше. Кожа начнёт на вас дымиться, а затем – трескаться…
Николай посмотрел на притихших татей. Коротышка от таких слов нервно подёргивался, а долговязый от страха закатил глаза и завизжал как резаный.
– Не мы, не мы, мил человек, убили яго!
– Что-то уж больно вы расшумелись, разбойнички! Нервишки у вас действительно – ни к чёрту! Вы пока подумайте, может, и вспомните чего полезного. Может, видели – кто убил, а я пойду пока посмотрю – удобно ли вам будет падать с крутого обрыва. Помнится, внизу было множество острых камней. Что-то мне кажется, что вам должно понравиться! Ну а ежели чего вспомните, то – зовите!
Воришки вновь нервно заскулили, предвкушая свою скорую погибель, а сыскарь подошёл к краю обрыва. Заглянул вниз и чуть не ахнул. На реке, в полынье, лежал труп в форме солдата европейского образца, в такой форме, которую носили солдаты Лефорта. По приметам – погибший аккурат подходил под описание внешнего вида Афанасия.
– Как я и думал! Вот и ваша жертва на берегу реки лежит бездыханная, тати вы мои дорогие!
– Не мы это! – хором, истошно завопили воры. – Богом клянёмся – не мы его убивали! Нас вчерась вообще здеся в Кокуе не было! Кого хошь спроси! Не мы это!
– Значит, открещиваетесь от убийства солдата. Посмотрим-посмотрим! – безразличным тоном констатировал Николай.
Но от такого его безразличия разбойничкам стало совсем жутко. Легко приговаривать к смерти других – страшно, когда приговаривают к смерти тебя самого.
Николай решил спуститься вниз и осмотреть место происшествия. Но для начала в поисках улик прошёлся по обрыву сверху. Почти над тем местом, где на реке лежал труп Афанасия, на снегу были чётко видны следы сапог большого размера с широкой подковкой. «Жаль, что мой сотовый давно сдох! Можно было бы сфотографировать», – задумчиво произнёс Николай, теребя пятернёй затылок. Так ему лучше думалось. Достал из-за пазухи кусок бумаги и карандаш. Аккуратно перерисовал, как выглядит отпечаток сапога, и верёвкой с узелками снял его размеры. Получился примерно сорок третий – сорок четвёртый.
Осмотрел обувь братцев-разбойничков, которые лежали на земле со связанными за спину руками и тихо наблюдали за странными действиями незнакомца. На ногах у татей были поршни, да и размером поменьше. Подков, конечно, на их обуви вообще никогда не было. Но это ещё ничего не значило. Не исключено, что они могли что-то видеть или сами каким-то боком могли быть причастны к убийству солдата. «Отпускать их пока нельзя. Во дворце допрошу получше!» – решил Николай и по крутому склону осторожно спустился к реке. Подошёл к трупу Афанасия. Он наполовину находился в ледяной воде. Видимо, при падении с обрыва труп пробил лёд, а за ночь образовавшаяся полынья успела покрыться новым, тонким льдом. Под сапогами он хрустел и крошился. Благо, у берега оказалось не очень глубоко. Николай присел у закоченелого трупа на корточки и стал внимательно его осматривать. Заметил на виске рваную рану и засохший кровоподтёк; на руках свежие ссадины, а пальцы правой руки зажаты в кулак. «Скорее всего, перед смертью солдат дрался, – сделал предположение опер. – А в кулаке у него что?» Николай с большим усилием разжал окоченевшие пальцы. Там оказался клок рыжих волос. «Точно, дрался! Причём с рыжеволосым, и умер не сам!» Теперь Николай уже был уверен, что это убийство. Ноги стыли от холода, и он решил на время выйти из ледяной воды, а пока внимательно обследовать каждый участок берега. Сыскарь был вознаграждён за своё терпение. Под одним из камней лежала испачканная землёй скуфья – головной убор священника.
– Вот это уже становится совсем интересно! Откуда он здесь? Погибший перед падением с обрыва сорвал скуфью с головы священника, а тот побоялся спускаться за ней?
Вопросов появлялось всё больше и больше. Николай решил для окончания осмотра ещё раз войти в ледяную воду. Нужно было перевернуть труп. Он был уверен, что солдат погиб не от раны на виске.
Именно так всё и получилось. На спине у погибшего, как раз в районе сердца, оказалась колотая рана. Только какой-то странной формы. Входное отверстие было узкое и круглое. Совсем не похожее на след от лезвия ножа.
«Возможно, стилет, но откуда в этих местах могут быть стилеты? Это же в манере рыцарей закалывать из “милосердия” умирающего от ран врага оружием, похожим на длинное шило. Придётся пока оставить “найдёныша” здесь и идти в слободу за помощью, а по пути ещё раз всё хорошенько обдумать», – решил Николай.
Забрав с собой скуфью и прядь рыжих волос, полез наверх. Там, к его удивлению, никого уже не было. Воры не стали его дожидаться. Господа-разбойнички просто-напросто сбежали. Сыскарь посмотрел по сторонам – никого. Толстый слой снега в лесу не потревожен.
«Внизу, вдоль берега реки, они бы незаметно не прошли. Значит, воришки могли убежать только по дороге в сторону Немецкой слободы. Ну что же, придётся пробежаться! Дурная голова ногам покоя не даёт!» – мысленно выругал себя Николай за то, что не связал ворогам ноги.
Сыскарь припустил по лесной дороге. Рациональный и быстрый бег – это то, чему его долго и упорно учили. В своё время изнурительные тренировки и неоднократные победы на соревнованиях дали ему хорошие результаты и звание кандидата в мастера спорта. Но у воров была фора, минут десять.
– Врёшь! Не уйдёшь! – теперь уже вслух подбодрил сам себя Николай и увеличил скорость.
Трудно тягаться с профессиональным спортсменом в беге, особенно, если у тебя связаны руки и вот-вот грозят упасть портки. Руки-то у татей были связаны кушаками, которыми не только подвязывают рубахи. Они заодно очень часто держат штаны их владельца.
Не прошло и пяти минут, как Николай увидел фигурки беглецов. Они торопились добежать до слободы, надеясь спрятаться там в каком-нибудь из дворов. Тати были готовы отдать хозяевам за укрывательство все свои деньги, которые у них сейчас были. Благо, странный пленитель не покусился на них. Но тут они услышали позади себя равномерный топот ног. Воришки разом обернулись и обомлели. Их размеренно и верно нагонял здоровенный верзила. Этот страшный человек с кривой ухмылкой на лице вытаскивал на ходу из ножен шпагу. Долговязый от испуга заранее истошно заорал во всё горло.
– A-а! Убивають!
– Умолкни и прибавь ходу, дурень! – прикрикнул на подельника коротышка. – Сподобил же меня Господь связаться с недоумком! Осталось-то совсем немного! Можа, кто из немцев и поможет нам укрыться от этого злыдня!
Но тщетно тати пытались убежать от пятиборца. Вскоре оба получили по мощному пинку под зад и почти разом дружно повалились на снег. Николай не спеша ходил вокруг них кругами, успокаивая дыхание. Шпагу он не торопился прятать в ножны. Так оно вернее будет. Заодно он мысленно прикидывал: кто именно убил солдата? Могли ли эти оборванцы столь утончённым оружием убить Афанасия? По всему выходило, что для таких проще, не мудрствуя лукаво, забить жертву дубиной или, на худой конец, пару раз пырнуть ножом. Но стилет… Это оружие явно не для них. Здесь нужен точный, выверенный удар человека, который неплохо разбирался в анатомии, а эти – даже у себя сердце с трудом найдут. К тому же ни один, ни другой не рыжие. Всё говорит о том, что убивали не они. Но воры истолковали молчание Николая по-своему, и долговязый тихонечко, тоскливо заскулил. Через минуту ему басом подвывал коротышка.
– Цыц, нехристи! Пойдёте со мной! – рявкнул на них Николай и пинками поднял их с земли. – А ну, быстро встали и пошли! Шаг влево, шаг вправо – приравнивается к попытке к бегству и признанию своей вины! Всё поняли?!
Воры отчаянно закивали в знак согласия. Обратный путь во дворец с двумя связанными, которые то и дело спотыкались и теряли портки, был ещё тот. Но где-то через пару часов они всё-таки дошли. Под конец сыскарь уже жалел, что опрометчиво отправился в путь пешком. Мог ведь попросить у Лефорта коня, но что теперь на своей голове волосы драть? Пригодятся!
Николай ещё издали услышал беспорядочную пальбу со стороны дворца да крик-шум и нескончаемую ругань. Забеспокоился – всё ли там в порядке у царя? Но когда подошёл к воротам, всё прояснилось. Оказывается, Пётр Алексеевич решил устроить Всепьянейшему Собору «военный смотр». Впереди «войска» верхом на свинье ехал князь-кесарь, он же – генералиссимус, он же – князь Фёдор Ромодановский. Свинью под специально сделанные уздцы, придерживали двое слуг Лефорта, а вслед за генералиссимусом маршировало неуверенной походкой временно рекрутированное «войско» – члены Всепьянейшего Собора. Государь стоял на верхней ступени лестницы и требовал от своих «воинов» держать строй, но это у них крайне плохо получалось. Ноги у них ходили плохо, а голова отчего-то соображала.
– Левой! Левой! Левой! – кричал на своё войско Пётр Алексеевич. – Не шататься мне, сучьи дети! Прямо идти, кому сказал! Не шататься! Я вас научу, как строем нужно ходить! Я из вас всю дурь напрочь повыбиваю! Будете у меня по нужде все строем по команде «левой» ходить!
Лефорт стоял подле царя и увлечённо громко бил в барабан, задавая марширующим темп. А Пётр Алексеевич время от времени в азарте палил из пистолей, которые ему тут же перезаряжал Меншиков. Свинья под князем-кесарем пугалась грохота выстрелов и с визгом бросалась подальше от этого балагана. Двое слуг никак не могли удержать здоровенного борова, и Ромодановский раз за разом слетал на землю, а растянувшись на ней, пьяно матерно ругался, требуя, чтобы его немедленно вновь посадили на «боевого коня». «Потешное войско» после падения князя-кесаря в замешательстве останавливалось, а слуги Лефорта тут же бросались ловить сбежавшую свинью. Когда её отлавливали, генералиссимуса торжественно усаживали обратно на неё верхом и всё начиналось сначала. «Солдаты» лихо, с упоением топали и кричали богохульные вирши, а предводитель «войска», мерно пошатываясь, гордо ехал впереди них. «Воины» наматывали круги по саду возле дворца, безжалостно вытаптывая заснеженные адмиральские цветочные клумбы. Хозяин дворца стоял на лестнице рядом с царём и с невозмутимым видом смотрел на всё это безобразие. Благо на земле ещё лежал снег и клумбы не сильно страдали от нашествия царёва воинства, да и садовник по весне, опять же, без дела не останется. Позади Петра Алексеевича столпились члены Всепьянейшего Собора, которые не удосужились чести быть «рекрутированными» в сиюминутное «потешное войско». Они восторженно кричали бравым солдатам «Аллилуйя!» и требовали немедленного начала баталий. Николай вместе с пойманными ворами так и застыли с раскрытыми от удивления ртами.
Пётр Алексеевич заметил застывшего в воротах сыскаря, бросил командовать своим «потешным войском» да так с заряженной пистолей в руках бегом сбежал с лестницы и широкими шагами направился к Николаю. Меншиков со второй пистолей бежал вслед за царём. И вот уже весь Всепьянейший Собор в полном составе двигался к сыскарю и татям. Весёлая компания бросила лежать на земле своего бравого генералиссимуса. Оставленный всеми, тот вновь не удержался верхом на «боевом скакуне», скатился с него и теперь взывал о помощи да грозно матерился, предавал всех «предателей» командующего анафеме и немедленным наказаниям, но на него никто не обращал ни малейшего внимания.
Тати, увидев несущегося на них огромного роста человека с пистолетом в руках, а следом за ним ещё и целую толпу непонятно одетых людей, так перепугались, что хотели броситься бежать прочь, но Николай столь грозно рявкнул на них, что те от обуявшей их паники пали на колени на землю и, не имея возможности из-за связанных рук креститься, лишь бились о неё лбом да причитали молитвы. Тати неистово просили Бога спасти их, грешных, от этого вселенского ужаса.
– Ну, поймал заговорщиков! – хищно поглядывая с двухметровой высоты на связанных ворогов да размахивая из стороны в сторону пистолей, крикнул царь.
Он немедля схватил попавшегося ему под руку долговязого мужика и начал трясти его как грушу да тыкать ему в разные места дулом пистоли.
– Сказывай, ирод, кто тебя надоумил царя жизни лишать?!
Петр Алексеевич в очередной раз взмахнул пистолей и тут, неожиданно, раздался оглушительный выстрел. Он прогремел прямо над ухом татя. Тот тут же побелел от страха, потерял сознание да и обмяк в огромных лапищах государя.
– Чего это он? – удивился царь, посмотрел на дымящийся ствол пистоли и разжал кулак.
Один тать с глухим стуком упал на землю, а государь уже метнулся к другому. Схватил того за шиворот, поднял над землёй, но его рубаха треснула, и второй тать тоже упал на землю, как раз рядом со своим подельником, и тут же подкатил глаза.
– В подвал их обоих и палача к ним, немедля! Пусть сейчас же пытает у них: кто зачинщики на моё убийство?!
Меншиков подошёл к царю и на ухо шепнул, что палач вдрызг пьян и сейчас без памяти валяется во дворце под столом, так что совершенно не может двигаться. Ромодановский же уснул в обнимку со свиньёй и тоже неподвижен.
– Пытать некому! – сделал вывод Меншиков.
– Тогда сам их по всей строгости допроси! – рявкнул на камердинера царь и повернулся к ловцу воров: – Вот, Алексашка, смотрите на моего сыскаря и учитесь, как нужно верно служить государю! Приказал – и тут же всё исполнено! Все вороги тут же налицо, все пойманы и доставлены во дворец!
Меншиков ревниво посмотрел на Николая. Но уже подбежали солдаты, схватили под руки ворогов и поволокли ко дворцу. Царский камердинер с пистолей в руке шёл следом за ними и хищно сверлил их спины взглядом. Пришёл его час показать государю своё умение и преданность. Пётр Алексеевич посмотрел им вслед, затем обернулся к Николаю, крепко обнял его да трижды поцеловал. Тот хотел что-то возразить, но царь нетерпеливо перебил его:
– Потом всё мне обстоятельно расскажешь! А теперь – все во дворец, и пить: за моё здоровье и за здоровье моего лучшего сыскаря!
Собравшиеся члены Всепьянейшего Собора вновь закричали «Аллилуйя!» и «Многие лета государю!» – и толпа направилась обратно во дворец. Пётр Алексеевич шёл впереди всех в окружении своей свиты, и Николаю уже было никак не подобраться к нему. Шум, крики! Сыскарь растерянно смотрел вслед уходящему царю и думал про найденный им окоченевший труп солдата Афанасия на берегу реки.
Подошли его друзья, вслед за ними и Марфа. Она восторженно глядела на своего мужа-героя. Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич одобрительно похлопали Николая по плечу, а тот лишь тихо шептал:
– Это не они!
– Кто – «не они»? – непонимающе спросил тесть.
– Тати не виновны в покушении на царя. Это не они!
– А кто они тогда? – спросил Андрей Яковлевич.
– Это те, кто покушались на меня, но не на царя! – воскликнул Николай.
Марфа испуганно пискнула, теснее прижалась к мужу и осторожно переспросила:
– Но они ведь хотели тебя убить?
– Так не убили же! А их сейчас пытать будут!
– А тогда где тот, кто хотел убить царя? – уточнил Андрей Яковлевич.
– Лежит бездыханный на берегу реки с пробитой головой и колотой раной! – ответил Николай.
– Значит, всё-таки ты его нашёл! – обрадовался тесть за своего зятя. – Пошли немедля во дворец к царю, и там ты ему всё объяснишь!
– Но я же ещё зачинщиков не вычислил!
– Ничего! Ещё вычислишь и найдёшь, а сейчас – идём! – почти хором ответили друзья, а Марфа уверенно кивнула головой.
– Точно, Николай! Найдёшь! Непременно найдёшь! Когда ты ворогов не находил? Помнишь, заговорщика против Иоанна Васильевича, ведь ты его тоже нашёл, и убийцу царёва посланника в Лондоне – тоже нашёл!
Пётр Алексеевич вновь сидел за столом на своём старом месте. Кресла рядом с ним были свободными. Меншикова за столом не было. Царь тут же закричал:
– Чего остановился, сыскарь! Давай к столу! Мы уже успели выпить за успешную поимку заговорщиков! Ты пропустил мой тост, так что за тобой штрафная!
Пётр Алексеевич с довольным выражением лица поднял бокал, а вместе с ним и все, кто сидели за длиннющим столом. Собравшиеся ждали, когда к ним присоединится «виновник торжества». Николай посмотрел в глаза царю и твёрдым голосом произнёс:
– Это не они замышляли твоё убийство, государь! Они не виновны в том, в чём их пытаются обвинить!
После сказанных слов наступила жуткая тишина. Даже князь-папа, до того мирно храпевший на своём «троне», проснулся и непонимающим взглядом уставился на Николая.
– Как это – не они?! – опасно прошелестел голос царя в наступившей тишине. – Обманом решил моё доверие себе купить, а теперь испугался, что Меншиков всю правду мне откроет?!
Пётр Алексеевич раздражённо оттолкнул в сторону кресло и медленно пошёл к Николаю. Казалось, что государь взглядом прожигает своего сыскаря насквозь. Ещё немного – и он бросится на Николая с кулаками, но тот выставил вперёд руку и произнёс:
– Я нашёл человека, который действительно покушался на тебя, Пётр Алексеевич, но – не смог его сюда доставить. А те двое – обыкновенные тати, грабители с большой дороги. Они в лесу меня хотели убить!
– А тебя-то за что? – остановившись, удивлённо спросил царь. – И отчего заговорщика не привёл во дворец?
– Потому что тот мёртв, а мне сани нужны, чтобы привезти его сюда.
– Так в чём же дело? Бери их у Лефорта и вези его сюда! – безразличным тоном приказал государь и как ни в чём не бывало пошёл обратно к столу.
– А что будет с теми людьми, кто на меня покушался?
Пётр Алексеевич молча дошёл до стола, повернулся к Николаю и произнёс:
– Сходи в подвал и позови сюда Меншикова!
– Меня не надо звать, мин херц! Я уже сам к тебе иду! – раздался весёлый голос камердинера. – Заговорщики во всём уже сознались, Пётр Алексеевич, и даже назвали имя главного заговорщика! Это снова Софья! Я сейчас только ополосну руки, а то они у меня в крови, и сразу приду! Кушать-то неудобно с окровавленными руками! Чистыми – оно гораздо приятнее будет!
Меншиков ушёл в сопровождении слуги Лефорта, а в зале вновь зазвучали весёлые голоса членов Всепьянейшего Собора. Как будто ничего и не произошло. Из стеклянных «фаллосов» снова рекой потекло вино, зазвенели дорогие венецианские бокалы. Пётр Алексеевич руками разрывал на части тушку хорошо прожаренного в собственном соку молочного поросёночка, который лежал посреди гречневой каши на большом серебряном блюде. Адмиралу Лефорту нравилась дорогая посуда, хорошая мебель, шикарный дворец, а царю – бывать у него в гостях.
– Ну, что застыл, сыскарь! Вези сюда труп! Хочу посмотреть – кто это меня убить намеревался! – властно приказал Пётр Алексеевич, в это же время чокаясь бокалами с «Кокуйской царицей». – Твоё здоровье, моя прелестница!
– Твой здоровье, мой повелитель! – ответила Анна, не отводя взора от испытующего взгляда государя.
Девица сделала большой глоток вина и продолжила:
– А ты помнишь, государь мой, про данное тобою обещание?
– Про что это ты? – непонимающе спросил царь.
– Про деревеньку и холопов, что ты мне обещал! Ты же совсем ещё недавно говорил, что подаришь их мне! Совсем забыл, что ли?
Николай посмотрел на капризное выражение лица «Кокуйской царицы», резко повернулся и пошёл к выходу.
– Мы поедем с тобой, Николай! Тебе одному будет не справиться! – произнёс Андрей Яковлевич и пошёл вслед за ним.
– И я с тобой! – воскликнула Марфа.
– Мы повезём размокший от долгого лежания в мёрзлой воде труп. Вороны над ним уже успели позабавиться. Так что выглядит он очень плохо и пахнет весьма неприятно, – попытался остановить Николай порыв жены. – Может, тебе всё же лучше с отцом остаться во дворце, а мы с Андреем Яковлевичем возьмём у Лефорта пару солдат и съездим без тебя?
Но все уговоры оказались тщетны. Жена сыскаря оказалась крепким орешком. Она была из тех женщин, решение которых было твёрдым и не менялось – ни при каких обстоятельствах. Её отец не вмешивался в разговор молодых, а только наблюдал со стороны и хитро улыбался.
И снова в путь уже по хорошо знакомой дороге. На улицах слободы теперь было побольше народу, чем в ранние утренние часы. В сторону Москвы двигались сани с товаром, а вот в сторону речки желающих ехать не оказалось. Так что Николай со своими спутниками были одни на дороге.
Труп Афанасия так и лежал на берегу реки. Только вороньё снова начало пристраиваться к нему. Они готовились к продолжению пиршества. Сыскарь поднял со снега одну из оставленных ворами дубин и запустил в пернатых. Те с недовольными криками разлетелись в разные стороны. Марфа из-за спины мужа осторожно поглядывала с высокого обрыва на лежащий в воде труп и морщилась.
– У тебя уже есть мысли: кто его так? – спросил тесть.
– Есть, конечно, – глядя на труп, ответил Николай. – Скорее всего, его убил посредник. Если заказчик высокая фигура, то сам светиться в грязном деле не будет. Найдётся целая вереница посредников, и, как всегда в таких случаях, после неудачного покушения тщательно заметают следы, то есть – убирают исполнителей, а потом и посредников, чтобы понадёжнее обрубить концы.
– И ты можешь предположить, кто заказчик?
– Is fecit cui prodest, – пожав плечами, ответил Николай на латыни. – Или, как говорили древние, «Тот сделал, кому это выгодно!» Нужно будет идти по цепочке, а пока могу сказать только то, что убийца солдата – это довольно крепкого телосложения мужик, рыжеволосый, носящий обувь где-то сорок четвёртого или сорок пятого размера с хитрой подковкой на каблуке, и, по всей вероятности, он может быть священнослужителем. Убийца, вероятно, хотел сымитировать самоубийство раскаявшегося виновника неудачного покушения на царя, но что-то у них пошло не так. Не исключаю, что погибший в последний момент передумал добровольно уходить из жизни. Стал сопротивляться – и вот такой вот финал.
– Уже не так и мало, – удовлетворённо хмыкнул Андрей Яковлевич. – Только вот зачем были медведи? Гораздо проще и надёжнее отравить или зарезать.
– Заказчик, думаю, рассчитывал, что гибель царя из-за медведей спишут на случайность, а тогда и розыска не будет и можно будет рассчитывать на то, что возвращение сводной сестры Петра Алексеевича на престол произойдёт естественным путём. Отравление или убийство более рискованные способы, и тут сразу пахнет преступлением, а звери – они и есть звери. Случайная и печальная гибель царя от разъярённого медведя. Церковная верхушка и придворные состроили бы скорбное выражение лица да тут же благословили бы на трон новую-старую владычицу Софью, а для себя получили бы «теплые» местечки. Так что мотив у заговорщиков, скорее всего, политический, а именно: неприязнь к реформам царя и желание вернуть жизнь в стране на круги своя. Личный мотив в этом покушении считаю весьма маловероятным.
– Неужто священник может убить человека? – поразилась Марфа.
– Разве священники не люди? – спросил у неё отец. – А человеку, как известно, ничего человеческое не чуждо!
– А как с этим делом были связаны те двое, которых ты привёл во дворец? – продолжал любопытствовать тесть.
– А никак! Они случайно под горячую руку царя попались. Они видели меня в кабаке, а потом следом увязались. Пограбить меня маленько решили, бедолаги.
– Тебе их жалко? – спросила Марфа.
– Почему-то да, жалко! Не от хорошей жизни они это делают и поплатились за это слишком сурово – и не по суду.
– Размечтался! В этом времени да о честном суде заговорил! Его-то и в нашем времени не всегда сыщешь, а тут… – развёл руками Андрей Яковлевич. – Когда он ещё будет – этот справедливый суд? Кто бы мог ответить на этот вопрос?
– Ладно рассуждать о несбыточном, помощнички, давайте за работу! Али об покойника испачкаться боитесь, а оттого и зубы мне усердно дружно заговариваете! – пошутил Николай.
– Мы с Андреем Яковлевичем больше твоего покойников за свою жизнь повидали да перетаскали тоже их не мало! Так что лучше сам от нас не отставай! – воинственно ответил тесть и первым пошёл к реке.
Спустя пару часов сани со скорбным грузом въезжали во двор дворца Лефорта. Подъехали к парадной лестнице. Николай не знал, что дальше делать с трупом, и пошёл к царю. Тот веселился. Вместе с Анной задорно отплясывал какой-то новый европейский танец. Выряженные в различные непотребные наряды, члены Всепьянейшего Собора на пару с «монахинями» пытались в танце повторить за государем хитрые «па». У них это не совсем ловко получалось, тем более, что за то время, пока Николай отсутствовал, они и не думали протрезветь, а даже наоборот – пили не расслабляясь. Царь, напротив, был бодр, весел, и его весьма забавляла неуклюжесть своих подданных. Увидев Николая в сопровождении его друзей, Пётр Алексеевич резко остановился.
– Привёз изменника? – резким тоном спросил он.
– Привёз, государь! – ответил опер.
– Веди, показывай! Хочу его самолично видеть!
Николай направился во двор к саням. Царь бросил посреди зала недовольно сморщившуюся Анну и последовал за сыскарём.
– Вот он! – произнёс Николай и сдёрнул с трупа грубое покрывало.
Царь с интересом стал изучать останки солдата. Члены Всепьянейшего Собора высыпали на лестницу и теперь сверху наблюдали за происходящим. Пётр Алексеевич потрогал почерневшую рану на виске закоченевшего трупа.
– От этой раны он умер? – полюбопытствовал царь.
– Нет, государь, его закололи, – ответил опер и перевернул убитого. – Вот от этого ранения солдат скончался.
– Зачем его убили? – спросил Пётр Алексеевич.
– Чтобы не нашли истинных зачинщиков, мой государь.
– Тогда найди мне их всех и особо – ихнего главаря, а этого… – царь брезгливо указал на убитого солдата, – четвертовать! Его голову насадить на кол и выставить на всеобщее обозрение подле стены Кремля, дабы замышляющие против меня подлость знали, что моя месть настигнет каждого из них, как бы хорошо они ни прятались. Я уничтожу всех, кто мне будет мешать в обустройстве государства нашего. Ибо каждая помеха лишь отдаляет день величия и приближает погибель его! По-другому с этими людьми никак нельзя! Дай им волю – они всё загубят, до чего только смогут дотянуться! Ты всё понял, Николай?
– Я найду тебе главаря зачинщиков! – ответил сыскарь и в знак уважения склонил голову перед государем.
– Хорошо, а теперь все едем в Москву! Хватит балагурить! Попили, порезвились и достаточно! Нас всех впереди ждут неотложные дела! Делу время, а потехе – час!
Обратно уже вся честная компания ехала на санях, но они были теперь запряжены, как и положено, лошадьми. На этот раз царь ехал в окружении своей ближайшей свиты, а Николай – со своими друзьями и Марфой отдельно от них. Друзья ехали последними в царском поезде, и, когда проезжали мимо церкви, Николай решил остановиться, чтобы поставить за упокой замученных пытками воров поминальные свечи. Сыскарь считал, что с ними всё-таки несправедливо поступили и часть вины, в том что вовремя не смог прояснить ситуацию царю, лежит на нём.
Место было знакомое. Ещё вчера на льду реки, которая хорошо видна со ступеней церкви, бились на кулачках мужики. Сейчас на реке народу не было. Праздники закончились. Только изредка мимо церкви проезжали сани да проходили люди. Они приостанавливались, трижды осеняли себя крестным знаменем и двигались дальше. Николай первым поднялся по ступеням церкви и открыл дверь, пропуская вперёд себя Марфу и друзей. Затем снял шапку перекрестился на висящую над входом икону вошёл в храм. У Николая за время пребывания в прошлом уже выработалась привычка креститься. Хотя он был и не очень-то верующим человеком, скорее, даже атеистом, живя в окружении искренно верующих людей, невольно сам проникаешься их образом жизни и привычками.
В помещении было сумрачно, душновато и пахло ладаном. Прикупили у служки несколько восковых свечей, бросили в чашу пару серебряных монет на пожертвование. Марфа пошла ставить свечку Пресвятой Богородице. Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич – Николаю Чудотворцу, а тёзка святого Николая направился в угол, где не было медного постамента для свечей. На неказистом деревянном столе стояла большая прямоугольная коробка с углублениями для свечей. Над ней возвышался крест с распятым на нём Иисусом Христом. Свечей в коробке было очень много. Видно, много покинувших сей мир родственников и знакомых у прихожан этой церкви.
Николай ещё раз перекрестился и зажёг две купленные им свечи от уже горящих. Поставил их в углубление, проверил, чтобы надёжно держались, и снова перекрестился. Он хотел уже идти прочь, как увидел стоящего в противоположном углу алтарника, который внимательно наблюдал за происходящим в зале. Николай пригляделся к нему и понял, почему его сознание автоматически зафиксировалось именно на нём. Внешность! У алтарника были рыжая борода и конопатое лицо. Николай неспешно подошёл к служке и с виноватым видом спросил:
– Мне бы покаяться, святой отец.
Алтарник стоял на возвышении и снисходительно сверху вниз посмотрел на просящего.
– Святой отец сейчас занят, приходи позже, – важно ответил рыжебородый и отвернулся.
Николай незаметно сунул ему в руку монету. Молодой алтарник встрепенулся, оглянулся по сторонам – не заметил ли кто. Но увидев, что прихожане усердно молятся перед иконами, успокоился.
– Жди здесь! – приказал служитель Господа и не торопясь удалился.
Ждать пришлось не очень долго. Вышел седовласый старец и грозно посмотрел на прихожанина. Алтарник что-то шепнул ему на ухо. Тот слегка кивнул головой, и младший служка удалился прочь.
– Ты, что ли, покаяться в грехах своих имеешь желание, раб божий? – раскатистым басом спросил протоиерей.
– Я, святой отец, – смиренно ответил Николай и склонился в поклоне.
– Услаждал ли ты в последние дни чрево своё языческой пищей?
– Каюсь, святой отец, услаждал! – повинно опустил голову сыскарь.
– Плохо, поститься надобно перед отпущением грехов!
– Но на мне грех крови, святой отец! Ко мне каждую ночь приходит убиенный и просит меня покаяться.
– Сам участвовал в убийстве али со стороны его видел? – продолжал любопытствовать протоиерей.
– Не сам я! Другой это был, но я не помог убиенному, хотя мог это сделать. Испугался я за жизнь свою, святой отец, и убежал, – немного покривил душой Николай.
– Пойдём со мной, раб божий! Расскажешь мне всё в подробностях!
Николай последовал за полным человеком в темной рясе. Зашли в небольшое помещение, которое было обвешано иконами. Протоиерей повернулся к просящему и приказал встать на колени.
– Говори!
– Я видел, как накануне на Яузе реке был убит солдат, и убил его церковный служка или человек, вырядившийся в церковные одежды! Он кричал этому солдату, что это наказание ему за то, что тот не смог выполнить его приказ и погубить царя нашего. Мне стало страшно, святой отец! Я поспешно убежал! Что мне теперь делать? Посоветуй, отче!
– Ты правильно сделал, раб божий, что пришёл ко мне. Я отпускаю твоё прегрешение, ибо сделал ты сей грех не со злого умысла, а по слабости души своей! Укрепляй себя и волю свою усердными молитвами да ежедневно кайся, ибо нельзя жить во грехе! Бог видит все наши проступки, и на Великом суде будет каждому всё предъявлено, и не попросивший прощения – не будет прощён во веки веков! Ты вовремя покаялся, раб божий, и я буду молиться за освобождение души твоей от греха тяжкого! Я накладываю на тебя обет молчания, и ты не можешь больше кому-либо исповедоваться! Ты меня хорошо понял, раб божий?
– Понял, святой отец! Как не понять! Скажи такое кому ещё, и меня самого на дыбу отправят, но я же покаялся, отче! Неужто меня теперь казнят?
– Усерднее молись за душу свою, раб божий! Славь Господа нашего, и тебе воздастся! – пробасил протоиерей. – Сейчас время неспокойное, поэтому веди себя разумно и во всём слушай меня!
– Хорошо, святой отец, я послушаюсь твоего совета! – с трепетом в голосе чуть громче произнёс Николай, перекрестился и поклонился до самого пола.
– Потише! – прошипел священник. – Покаяние только я должен слышать! Ты, случаем, не разглядел лик убийцы солдата?
– Лица его я не разглядел. Стоял далеко, святой отец, но одёжу церковную точно видел, и борода у него была необычная – яркая, прямо как у вашего служки, – с наивным видом произнёс Николай.
Протоиерей стал поспешно заканчивать процедуру покаяния. Положил руку на голову, быстро прочитал молитву, трижды перекрестил прихожанина и строго наказал:
– Ступай, раб божий! Тебе отпущены все твои грехи, но помни: никому ни слова о нашем с тобой разговоре!
Николай поднялся с пола, поблагодарил священнослужителя и вышел из церкви. Друзья и Марфа уже сидели в санях и ждали его. Ушлый Андрей Яковлевич успел приметить, куда он ушел.
– Зачем ты к протоиерею ходил?
– Удочку закинул! – усмехнулся Николай. – Теперь рыбку будем ждать, и если я не ошибаюсь, то сегодня ночью она обязательно приплывёт к нам.
– А от царя по макушке нам не достанется за твоё своевольство?
– Привезём ему «большую рыбку» – будет государь к нам милостив, а может, и наградит чем?
– Жди, наградит он нас, как же! – засомневался тесть.
– Так за своё спасение он уже обещал дать мне землю и дом в Москве! – рассмеялся Николай. – Если не землю, то хоть какой-то дом, может, даст. А то мы с вами пока еще в этом времени как есть – «бомж» naturalis ordinaria, или «бомж» натуральный, обыкновенный! Четыре штуки. Получите, распишитесь! Хорошо хоть, пока деньги у нас ещё есть!
– Обещанного, как известно, три года ждут! Так что поживём – увидим, как оно будет дальше! – возразил тесть и прикрикнул на переминающуюся с ноги на ногу лошадь. – Пошла, родимая!
Но тут же спохватился.
– А куда нам ехать-то?
– До ближайшего постоялого двора. Ночевать там будем. Думаю, что поживём там, пока другого жилья себе не сыщем! – громко закончил фразу Николай, увидев, что дверь церкви приоткрылась и из неё выглянул старый знакомый – рыжебородый церковный служка.
– Приезжие, значит, они! – удовлетворённо хмыкнул служитель церкви и снова закрыл дверь.
Лошадь рванула сани с места и легко покатились по Москве. Весна уже была на пороге, но по её заснеженным улицам этого ещё было не сказать. Друзья смотрели налево и направо, выискивая подходящее место, где можно было бы хорошо перекусить, а затем и переночевать. Вскоре они нашли именно то, что искали.
Постоялый двор оказался довольно обширным. На первом этаже – обеденный зал, а на втором – комнаты для постояльцев. Свободные комнаты тоже были в наличии. Пока кушали – половой приготовил друзьям две комнаты по соседству. Их просьба выглядела вполне естественно: приехала молодая пара со своими товарищами.
Николай осмотрел комнаты и выбрал себе поменьше. Марфа обрадовалась, что теперь они будут спать одни, но Николай объяснил ей, что эта совсем не та ночь, о которой она думает. Друзья волновались за Николая и стали предлагать свою помощь. Они настаивали, чтобы в комнате вместе с ним был либо Алексей Никифорович, либо Андрей Яковлевич, но бывший опер категорически отказался от их помощи. Он боялся, что «рыбка» испугается лишних свидетелей и сорвётся с крючка. Еле-еле уговорил тестя излишне не перестраховываться и дать ему возможность остаться в комнате одному. Алексею Никифоровичу с другом и дочерью пришлось коротать ночь всем вместе в соседней комнате. На всякий случай они договорились об условном сигнале – внезапный приступ кашля. Проверили – слышно было неплохо. Видно, хозяин экономил на толщине стен и между комнатами были доски, а не брёвна.
Наступила ночь. Сквозь маленькое слюдяное оконце свет в комнату почти не проникал. Было темно и относительно тихо. Лишь иногда было слышно, как внизу кто-то топал сапогами и тихо поругивался. Это новые постояльцы договаривались с владельцем двора о цене. С ночных гостей тот брал двойную таксу. Постояльцы были сильно возмущены, что поставлены перед выбором: ночевать на улице или платить большие деньги. Но обычно побеждала ночь. На улице, в телеге, богатым купцам ночевать не хотелось. Для этого охрана у них нанята. Поэтому новым постояльцам приходилось соглашаться на условия хитрого хозяина постоялого двора.
Николай лежал на кровати рядом с заранее заготовленным муляжом «человека» и ждал. Внизу вновь всё затихло. Только была слышна возня мышей на чердаке да иногда его покусывали вредные клопы – вечная проблема постоялых дворов. Ещё в Москве Иоанна Васильевича Николаю с ними вдоволь пришлось намучаться. Он отвлекся на очередной варварский укус, и в это время послышался скрип половиц на лестнице. Это уже кто-то поднимался на второй этаж. Осторожные шаги в коридоре замерли как раз напротив дверей его комнаты. Николай затих. Даже забыл про кровососов. Слышно было, как ночные «гости» тихонько шушукаются, но их слов сыскарь не разобрал. В слабо светящуюся от неверного света в коридоре дверную щель тихонько просунулось тонкое лезвие ножа, и почти бесшумно откинулся с петли крючок. Дверь с едва слышным скрипом открылась. «Гости» тут же замерли на пороге. Стали прислушиваться к звукам в комнате. Николай «безмятежно захрапел». Вороги вошли в комнату, тихо закрыли за собой дверь и снова замерли. Выжидали, пока их глаза привыкнут к темноте. Наконец «гости» немного освоились. Заметили кровать, которая стояла в самом углу комнаты. Она находилась вдали от маленького слюдяного оконца, и от того там было плоховато видно. Два здоровых битюга осторожно подкрались к ней на цыпочках. Один из них бросился на ноги жертвы, а второй – шустрым движением вырвал из-под головы подушку и принялся душить «спящего». Всё бы у них удалось на славу, если бы не одно «но»: их «жертва» ещё до покушения тихонечко соскользнула с кровати, оставив на ней лишь «куклу». Николай затаился в тёмном углу рядом с татями, где его совсем не было видно. Когда «гости» поняли, что на кровати лежит не живой человек, а какая-то скатка тряпок, было уже слишком поздно. Теперь уже убийцы превратились в жертву своей «жертвы». Николай недолго думая рукоятью «Макарова» от души огрел по голове одного «гостя» и, не давая сообразить, что произошло в кромешной темноте, «отключил» второго. Зажёг свечу и связал обоих заранее приготовленной верёвкой. Не торопясь засунул им в рот кляпы и только тогда «отчаянно закашлял».
Друзья ворвались в комнату, едва не сорвав с петель дверь. Оба стояли на пороге с ножами в руках, а в это время Николай, сложив ногу на ногу, сидел на табуретке, а у его ног лежали оба «гостя». За спинами друзей стояла Марфа с кочергой в руках. Откуда она её выискала – Николай не мог себе и представить, но его очень позабавил воинственный вид жены-защитницы, и он рассмеялся.
– Да ну тебя! – обиженно воскликнула Марфа и бросила на пол кочергу. – Я тут за него переживаю до самой жути, а он, видите ли, расселся тут, да ещё и смеётся!
Девушка убежала, а её отец укоризненно посмотрел на Николая и тихо произнёс:
– Ты у нас ну прямо как актёр на сцене Большого театра! Не хватает только софитов и зала с благодарными аплодирующими зрителями!
– Так получилось, – сконфуженно произнёс Николай и указал на рыжебородого, который успел очухаться, а теперь зло вращал глазищами и пытался выплюнуть изо рта кляп, но у него это не получалось. – Посмотри, Алексей Никифорович, какое интересное «шило» я нашёл в сапоге у этого служителя Господа, а потом взгляни на подковы, что на каблуке его сапог. Да и за рыжую бороду его уже «кто-то» успел изрядно потягать. Так что вот он – убивец Афанасия, солдатика Лефорта.
