Седьмого мая Пётр Алексеевич по морю на корабле «Святой Георгий» прибыл в Кенигсберг, при этом он значительно опередил Великое посольство, которое добиралось по суше. Чтобы не тратить попусту время, государь под руководством главного инженера прусских крепостей изучает артиллерийские науки и успевает к прибытию Великого посольства получить диплом бомбардира.

Целый месяц у послов ушёл на подготовку союзного договора с Бранденбургским курфюрстом Фридрихом III. Правда, некоторую заминку вызвал всего лишь один вопрос, но он был весьма важным как для Петра Алексеевича, так и для курфюрста. Это пункт о взаимной помощи при нападении на одну из сторон. В этом вопросе Пётр Алексеевич не хотел заранее давать повод шведскому королю для беспокойства. Вначале нужно было сформировать постоянную армию и подготовить её должным образом, снабдить необходимым количеством вооружения и подписать мирный договор с Турцией. Ведь без спокойствия на Юге России нельзя было начинать войну на Севере.

Фридрих III буквально из кожи вон лез, чтобы угодить своему именитому гостю, дабы пункт о взаимопомощи был обязательно включен в договор. Курфюрст выглядел словно разукрашенный бантиками домашний кот с претензией на роль грозного льва и мечтал, чтобы его именовали не меньше и не больше, как король. Даже в договоре указал, чтобы русский царь в официальных бумагах подтвердил сей надуманный титул. Но зачем русскому царю накануне переговоров было преждевременно ссориться с цесарем Священной Римской империи? Курфюрст хоть и имел дворец не хуже, чем у французского короля Людовика XIV, но был всего лишь вассалом австрийского цесаря. Ну а пускать пыль в глаза своим богатством он мог до тех пор, пока гости не проедутся по его герцогству и не посмотрят, как живёт его народ.

Петр Алексеевич старался всячески соблюдать приличия дипломатического этикета и тактично отвергал все необоснованные притязания курфюрста Бранденбурга. Протокол не позволял вольностей и импровизации в поведении, но государю невыносимо хотелось поскорее уехать и приступить к строительству больших кораблей на голландских верфях, а оттого ему с каждым днём всё больше и больше надоедали многочисленные балы, приёмы, слащавость и жеманство общества курфюрста и курфюрстинок, напыщенная неискренность пустой болтовни. Русскому царю хотелось простоты в общении с людьми и дельной, полезной работы. Но было и ещё одно и весьма неотложное для Петра Алексеевича дело, которое было воистину вопросом жизни и смерти для принятия решения о начале похода на Швецию. Нужно было решить вопрос с междуцарствием в Польше. И решить его – в пользу России. Это была ещё одна причина, по которой Пётр Алексеевич задержался в гостях у курфюрста Фридриха III, и пока терпел балы и многочисленные, ни к чему не обязывающие встречи. Ведь от Кёнигсберга до границы с Великим княжеством Польским было совсем рукой подать.

Бесконечные залпы орудий подле богато оформленного дворца курфюрста не смолкали уже целых полтора часа. Фридрих III расстарался на славу, чтобы угодить русскому царю. После грандиозного обеда в честь высокого гостя он решил поближе к вечеру устроить не менее грандиозный фейерверк. Такого великолепия огня красок в ночном небе Петру Алексеевичу действительно ещё не доводилось видеть. В его чёрных как смоль глазах отражались вспышки всё новых и новых разноцветных шаров, звёзд, замысловатых огненных сплетений. Казалось, что эта красота будет бесконечной, но раздались последние аккорды грандиозного представления, и над головой царя всея Руси в германском небе вспыхнула надпись: «Виват, царь и Великий князь Пётр Алексеевич!», а вместе с приветствием появился двуглавый орёл с тремя коронами. Но это было ещё не всё! По воде дворцового пруда, к удивлению Великого князя, шла его «азовская флотилия». Это были копии петровских боевых кораблей, но установленные на больших плотах. Пётр Алексеевич был крайне непосредственен и от восторга обнимал и целовал всех, кто стоял рядом с ним. Он долго благодарил за внимание курфюрста Фридриха III, а тот с важным видом поглядывал по сторонам на своих подданных: все ли они видят, как высокий гость оценил его старания.

– Благодарю, ваше высочество, за высокую оценку моего скромного подарка, – раскланялся курфюрст. – Я был чрезвычайно рад преподнести его вам, но сейчас я вынужден на время вас оставить. Мне необходимо отдать кое-какие распоряжения насчёт предстоящего торжественного ужина.

Ещё раз раскланявшись, хозяин дворца важной походкой в сопровождении свиты покинул гостей, а Пётр посмотрел на противоположный берег пруда, где бомбардиры зачехляли стволы больших и маленьких пушек и пушечек.

– Ты видал, Николай, что они вытворяют, эти немецкие огнестрелы? – Это же красотища-то какая! Нужно будет непременно переманить нам к себе хотя бы одного, а лучше – парочку таких умельцев. Пусть они наших бомбардиров научат сему красивому делу.

– Обязательно сделаем, Пётр Алексеевич! Будет и у тебя свой хороший огнестрельный художник.

– Ладно, это всё потом! А пока давай, Николай, пройдёмся немного по немецкому парку, поглядим, как он у нашего немецкого курфюрста устроен, а заодно и потолкуем о делах наших. Есть у меня для тебя что важное сказать.

Меншиков тоже хотел идти с ними, но царь его остановил лишь одним взмахом руки. В огромном парке дворца было не так уж и трудно уединиться, если бы не вездесущие шпионы. Одного такого Николай уже в прошлый раз спровадил, когда тот пытался подслушивать беседу Петра Алексеевича с курфюрстом. Этим шпионом оказался венецианский посол. Пришлось его немного отвлечь от выполнения своих служебных обязанностей, правда, пока Николай всего лишь побеседовал с ним о… погоде. Вот и сейчас соглядатай снова вертелся буквально в десяти шагах от русского царя. Николай даже кивнул назойливому шпиону и помахал ему рукой. На что тот, со слащавой улыбкой на лице, ответил ему тем же. «Во наглец! Прилип к нашему царю – прямо как банный лист к заднице!» – ругнулся про себя Николай.

– По-моему, Пётр Алексеевич, нам не дадут здесь спокойно поговорить без лишних ушей!

– А что такое? – простодушно спросил царь.

– Оглянитесь, государь. За нами неотступно ходит следом венецианский посол. Ему очень не терпится услышать, о чём мы с тобой говорим.

Пётр Алексеевич остановился. Медленно обернулся и стал внимательно разглядывать любителя подслушивать чужие беседы. Потом показательно, не торопясь стал набивать табаком свою длинную голландскую трубку и как бы между прочим принялся вслух рассуждать:

– А как ты думаешь, Николай, если я расскажу курфюрсту, что венецианский посол ходит за мной по пятам, дабы выбрать удобный момент для того, чтобы убить меня, – Фридрих мне поверит?

Николай тоже пристально посмотрел на посла, прячущегося в тени раскидистого дерева. Тот упорно делал вид, что разглядывает «азовский флот» и никоим образом не слушает беседу Николая с царём, но было видно, с каким напряжением он прислушивается к беседе русских.

– Думаю, мой государь, что Фридриху III доставит большое удовольствие вновь угодить тебе. Ведь все уже успели заметить, что ради тебя он сейчас готов сделать всё что угодно. Один фейерверк и торжественный обед курфюрста чего стоят! Так что, думаю, что Фридрих III с радостью отдаст этого пронырливого посла своим подземельным мастерам, чтобы они по душам поговорили с ним.

– Я тоже думаю, что мы с Фридрихом всегда поймём друг друга, а курфюрст уже потом найдёт, что рассказать дожу Венеции про его пронырливого посла.

Николай и царь почти синхронно отвернулись от соглядатая и пошли дальше по аккуратной песчаной дорожке. Множество ярких факелов освещали парк так, что вокруг было видно всё как днём. Сыскарь незаметно оглянулся, но венецианского соглядатая уже и след простыл.

– Ну что, убежал слухач? – усмехнулся Пётр Алексеевич.

– Не видно его больше.

– Вот и хорошо. Тогда слушай и запоминай, Николай Иванович. Завтра с рассветом ты поскачешь в Варшаву. Отвезёшь польским магнатам написанную мною грамоту. В ней я предлагаю им выбрать королём польским курфюрста саксонского Фридриха Августа II, выражаю ему свою особую поддержку как будущему королю Польского княжества и обещаю некоторые земельные преференции. На словах – передашь магнатам и остальным шляхтичам, что я уже отдал приказ о выдвижении русских полков к границе Польского княжества, под командованием князя Ромодановского. Это – чтобы им лучше думалось – кого выбрать себе королём. Для Августа главный противник – это французишка принц Конти. Делай в Варшаве что хочешь, но этот Конти никоим разом не должен стать королём Польского княжества. И учти: французы – это союзники Турции, а мне нужно, чтобы поляки стали нашими союзниками, а не турецкими! Польское княжество ни при каких условиях не должно выйти из Священного союза против Турции! Нам скоро будут нужны союзники в войне со Швецией, и я питаю большие надежды на союз с Польским княжеством. Для надёжности возьми с собой своих товарищей. Ты всё понял?

– Понял тебя, государь, – ответил сыскарь.

– Вот и хорошо, что понял. Я на тебя очень надеюсь, Николай! Помни: мне не нужен Людовик XIV в компании с Турцией на Западе России. Хватит нам и одной Турции на Юге. По поводу людей, на которых ты сможешь в Варшаве быть в надёже, – это с ты Головиным подробно обговори. У него много в каких странах есть свои люди. Я ему уже дал все указания насчёт тебя.

Ещё только начало светать, а Николай вместе с друзьями были в седлах и мчались по направлению к Варшаве. В конце мая дороги уже успели хорошо подсохнуть, и лошади шли легко и споро, но впереди ещё было триста вёрст пути. Трое суток скачек по землям Бранденбургского курфюрста, и вот – граница Речи Посполитой. Царская подорожная грамота легко открывала все двери перед послами, но, конечно, не без сторонних косых взглядов. Только Николай с друзьями поехали дальше, и тут же, окольными путями, да так, чтобы не заметили русские гости, в Варшаву уже поскакал гонец от иезуитов. Их шпионская сеть в Польше работала безукоризненно. Никто не мог проникнуть в страну и выехать из неё так, чтобы они об этом не узнали, а тем более в такой важный для страны момент, как выборы нового короля. Да и о совсем недавней войне России и Польши там тоже никто не забывал, хотя между государствами был заключен «Вечный мир».

Погода благоприятствовала путешественникам. Тёплое, солнечное утро. Слева – серебристая, извивающаяся путеводная нить неширокой реки. Справа – жиденький, по сравнению с Русью, лесок. Радовало лишь пение птиц, которые прямо надрывались от бесконечных трелей. Самцы хвастались перед своими будущими избранницами только что построенными гнёздами. Они рьяно старались перепеть своих соплеменников, чтобы получить шанс на продолжение рода. Ведь самый простой закон жизни гласит: пустое гнездо ведёт к гибели рода.

– Эх, хорошо-то как! – воскликнул Алексей Никифорович, мерно покачиваясь в седле лошади. – Чувствую себя – ну прямо как в отпуске! Ещё бы баночку пива, так вообще было бы замечательно!

– По утрам пьют только аристократы и дегенераты! – усмехнувшись, отозвался Андрей Яковлевич, заодно неспешно проверяя готовность двух мушкетов, которые он хранил у себя за поясом.

– Ну, если мы с тобой бояре, то я выбираю первый вариант! – рассмеялся Алексей Никифорович.

– Смотрите! Впереди что-то неладное творится! По-моему, кого-то самым бессовестным образом среди белого дня грабят! – воскликнул Николай и указал на виднеющуюся вдали карету, вокруг которой копошились какие-то люди.

– М-да, видно, не дадут нам сегодня с утречка спокойно отдохнуть! Ты прав, Николай, действительно грабят какого-то бедолагу! – воскликнул Алексей Никифорович и, пришпорив коня, помчался вперёд.

Грабителей было чуть более десятка. Они озабоченно суетились вокруг богатой кареты. Выносили из неё всё мало-мальски ценное. Спешно распрягали лошадей. Кто-то, непонятно зачем, отрывал от двери кареты позолоченный вензель. Возле её колеса, прислонившись к нему спиной, на земле сидел владелец кареты. Голова опущена на грудь. Похоже, что человек без сознания, а рядом с ним лежат тела перебитой охраны или слуг.

– Брось ты эту побрякушку! Разбей топором двери кареты, и хорош! Главное, чтобы было хорошо видно побольше разгрома! – командовал грабителями дородный мужчина в шапке с лисьим хвостом и в дорогом одеянии.

Главарь разбойников резко оглянулся на гулкий топот множества лошадиных ног, увидел летящих прямо на них троих чужаков на конях и раздражённо крикнул остолбеневшим помощникам:

– Пся крев! За оружие, бездельники! Староста, пошевели их поскорее!

Мужик с топором бросил ковырять дверь кареты и стал пинками да руганью выстраивать людей против несущейся конницы, но холопам было весьма далеко до выучки и оснащённости профессиональных пикинеров.

Перед скачущими друзьями вкривь и вкось выстроились около десятка крестьян с топорами и ножами. Николай уже опередил тестя и теперь летел впереди своих товарищей. Главарь шайки разбойников возвышался на лошади позади своих людей и спешно вытаскивал из-за пояса кремневый пистолет. Затем он так же поспешно стал снимать его с предохранителя, но в это время раздался выстрел и его пистолет упал наземь. Исступлённо закричав от боли, главарь прижал раненую руку к груди, ещё раз выругался, пришпорил коня и умчался прочь, бросив на произвол судьбы своих испуганных холопов. Те толпились возле телеги с награбленным и опасливо посматривали на подъезжающих чужаков. Часть из них бросилась врассыпную, а староста с топором в руке побежал на Николая и уже хотел рубануть его по ноге, но сыскарь опередил противника и шпагой нанёс ему резкий удар по руке. Разбойник взвизгнул и от боли и неожиданности разжал кулак. Топор упал прямо на ногу нападавшему. Правда, ему повезло, что ударил не остриём, а обухом. Но хватило и этого. Кисть руки была рассечена и обильно кровоточила, а пальцы на ноге, похоже, тоже прилично пострадали. Староста, сильно прихрамывая, отступил назад к телеге и спрятался за спины крестьян. В это же время из-за разорённой кареты стрелой, верхом на лошади вылетел ещё один всадник. Молоденький пацанёнок. Он оглянулся, что-то крикнув по-польски, и неожиданно выстрелил в сторону внезапно появившейся троицы. Прицелиться у него времени не было, поэтому пуля лишь попала Николаю в треуголку, не задев голову. И тут же пацанёнок, прижавшись своей головой к голове коня, на бешеной скорости поскакал прочь, продолжая время от времени оглядываться назад. Он опасался погони, но друзья не стали его преследовать, и отчаянный всадник умчался догонять своего главаря. Николай спрыгнул с коня. Поднял с земли повреждённую шляпу, просунул в дырку палец и с сокрушённым видом произнёс:

– Ну вот, снова придётся покупать себе новую шляпу!

– Хорошо, что не голову, – обеспокоенно глядя на своего зятя и крестника, отозвался Алексей Никифорович.

– Тоже верно, – ответил Николай и, водрузив дырявую шляпу на голову, пошёл к связанному пленнику.

В это время Алексей Николаевич и Андрей Яковлевич держали под прицелом столпившихся у телеги поляков. По всему было видно, что это действительно были всего лишь наспех собранные крестьяне. У них даже оружия, кроме ножей и топоров, другого не было.

– А ну-ка, побросали топоры и ножи на землю и отошли в сторону! – приказал Алексей Николаевич.

Крестьяне потихоньку ворчали, но, несмотря на то что приказ был отдан на русском, поняли его смысл и послушно побросали топоры и ножи. Но остались стоять на своих местах.

– Отошли в сторону на двадцать шагов! – повторил приказ тесть Николая и продублировал его стволом мушкета.

Теперь его поняли, и крестьяне отошли в сторону от валявшихся на земле ножей и топоров. Андрей Яковлевич и Алексей Никифорович на лошадях и с мушкетами наготове блокировали дорожных разбойников, а Николай уже склонился над незнакомцем. У того была разбита бровь и заплыл глаз, руки связаны за спиной, а во рту торчал кляп из грязной тряпки. Первым делом сыскарь вытащил изо рта кляп. Поляк открыл глаза и испуганно уставился на Николая.

– Как вас зовут? – спросил сыскарь его на русском.

Но никакой реакции в глазах молодого пленника, кроме жуткого страха, не было. Повторил вопрос на французском – и тут произошло чудо. Глаза незнакомца ожили, пропал страх, и он на весьма приличном французском спросил:

– Вы француз, месье?

– В какой-то мере, – уклончиво ответил Николай, сразу не сообразив, какой ответ в этой ситуации будет самым верным.

Сыскарь развязывал руки пленника, а пока спешно размышлял о своей будущей линии поведения с поляком.

– А я только вот, только что вернулся из Парижа, – продолжал откровенничать пленный. – По воле своего дяди ездил учиться в их университет. Вот, отучился четыре года. Стал магистром. Решил вернуться в Польшу. Думаю применить свои знания у себя, на Родине. Только сегодня пересёк границу и, – такая вот после долгой разлуки «радостная» встреча на родной земле. Большое спасибо вам и вашим товарищам за моё освобождение и премного извиняюсь, что сразу вам не представился: Леопольд Чарторыйский, племянник князя Казимира Чарторыйского.

– Князь Бельский Николай Иванович, посол его величества царя и Великого князя Петра Алексеевича, – скромно отрекомендовался сыскарь. – А это мои друзья и соратники: бояре – Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич.

Друзья Николая почтенно кивнули пленнику. А Леопольд, едва лишь Николай развязал его, тут же неловко вскочил на ноги и постарался вежливо поклониться, но охнул, скривился от боли и тут же снова присел обратно на землю. Мышцы ног за время неудобного сидения на земле затекли, и они остро, неприятно щипали да плохо слушались своего владельца.

– Так вы всё-таки русский, Николя, а говорили, что вы француз! – укоризненно произнёс бывший пленный. – Я вначале даже испугался. По-русски я очень плохо понимаю. Думал, что меня снова будут грабить, а может, даже и убьют.

– Вы действительно выглядели таким напуганным, Леопольд, что я и не знал, как вам лучше ответить, – улыбнулся в ответ сыскарь. – И отнюдь мы не грабители, а как раз наоборот. Едем к вам в Польшу с письмом от русского царя о мире, дружбе и с предложением совместной защиты вашей страны от турок и шведов.

– С этим вопросом вам непременно нужно ехать к моему дяде. Он у нас в семье политик, заседает в сейме, а я всего лишь хочу стать польским учёным.

– А что за люди на вас напали?

– Понятия не имею, – пожал плечами Леопольд.

– Тогда сейчас узнаем! Будешь у меня переводчиком!

Николай подошёл к старосте, который только ещё недавно бросался на него с топором. Тот с угрюмым видом сидел на земле. Уже успел оторвать от своей рубахи подол и перевязать себе руку, а теперь снял сапог и рассматривал покалеченные пальцы ноги. Староста неприязненно посмотрел на подошедшего к нему русского и со злобой плюнул тому под ноги. Стоявшие рядом с ним поляки лишь боязливо косились на мушкеты захвативших их в плен русских.

– Смотри, какой ты у нас храбрый! – усмехнулся Николай и спросил: – Значит, не струсишь мне назвать имя своего хозяина?

– Пшол вон с нашей земли, подлый русский! – крикнул в ответ староста.

Крестьяне одобряюще загудели. Леопольд же смиренно перевёл всё сказанное старостой, а, заодно извинился за своего земляка. Николай не стал обострять конфликт и примиряющим тоном произнёс:

– Мы прибыли к вам по поручению царя России. Пришли с миром и хотим предложить вашей стране в обмен на дружбу свою помощь в защите от турок и шведов. Я и мои товарищи сейчас торопимся в Варшаву, и нам некогда вести с вами долгие разговоры, поэтому вашего старосту мы забираем с собой, а все остальные свободны и могут идти домой! Но сначала я задам вам один вопрос:

– Кто убил слуг князя Чарторыйского?

Леопольд снова всё пунктуально перевёл. Крестьяне вначале обрадовались свободе и что их отпускают без наказания, но, услышав вопрос русских, потупили головы и стали косо поглядывать на старосту. Тот лишь недобро покосился на земляков и Николая, да тут же вскочил и, бросив сапоги, прихрамывая, босиком побежал к перелеску. Андрей Яковлевич, не мешкая, рванул с места в галоп. Вскоре догнал беглеца и на ходу, со всего замаха – стегнул того плашмя по голове шпагой. Староста завалился на землю, схватился за голову, залился кровью и заголосил. Страх обуял его, и он стал сбивчиво выталкивать из себя слова:

– Это всё мой хозяин! Я не хотел, но он мне сказал, что, если я не послушаюсь его, скормит меня своим собакам! Он всё может! Он настоящий зверь! Я не убивал никого! Это всё он и его малолетний сын! Он его тоже приучает убивать людей! Для них обоих убить человека – это одно лишь развлечение! Не убивайте меня!

Сыскарь лишь чертыхнулся. То поляк гордо кричит, чтобы русские убирались вон с его земли, то слёзно жалуется на своего злого изверга хозяина.

Стоявший недалеко от Николая крестьянин пальцем указал на лежащие на земле топоры и ножи и что-то сказал. Николай догадался, что тот просит разрешения забрать свои железки.

– Вы использовали ваши орудия труда как орудия грабежа и убийства, а посему я забираю его у вас! Сейчас перегружаете всё награбленное вами обратно в карету, и вы свободны! Мы сообщим князю Чарторыйскому о действиях вашего хозяина, и пусть он сам разбирается с ним.

Твёрдый отказ чужака вернуть орудия труда огорчил крестьян сильнее, чем угроза сообщить о происшествии князю Чарторыйскому, но они всё же повиновались приказу Николая, а когда перегрузили обратно в карету награбленное, то понурой толпой пошли вслед за телегой. Телегу и лошадь Николай разрешил им забрать. Гордого поляка он забрал с собой, а по дороге тот выдал имя своего хозяина и то, что к тому накануне приезжал некто пан Сапега.

Дядя Леопольда, князь Казимир Чарторыйский, встретил племянника после долгой разлуки радушно в большом дворце в центре Варшавы. Это была его инициатива, чтобы молодой отпрыск рода Чарторыйских учился в Париже. По его лицу было видно, что он доволен успехами племянника. Князь с благоволением относился к личности Людовика XIV и поддерживал идею приглашения на трон польского короля французского принца, чтобы попытаться прервать жесткий политический и экономический кризис, разразившийся в Польском королевстве. Он хотел поставить на трон именно того, которого Николаю ни при каких обстоятельствах нельзя было допускать до коронации. Вот в такой переплёт попал наш сыскарь, и у него уже стали появляться шальные мысли, что он зря вмешался и спас племянника князя. Но что сделано, то сделано.

– Как вам жареные воробьи, господин посол? – надменным тоном спросил князь Чарторыйский по-французски, с хрустом перемалывая крепкими зубами тонкие косточки пташки. – В Париже, при дворце Его Величества Людовика XIV, это блюдо сейчас пользуется большим успехом.

Николай с флегматичным видом держал в руке вилку. Она была совершенно чиста, ибо он так ещё и не дотронулся до крохотной тушки воробья. Его друзья принципиально не смотрели в сторону тарелок с едой. Вместо этого они рассматривали картины, которыми были увешаны все стены обеденного зала дворца.

– Смотрю, ваших товарищей заинтересовали мои картины? – перемалывая зубами очередную косточку поинтересовался Чарторыйский. – Это оригиналы модных сейчас во Франции художников. Да вы что-то совсем не едите? Наверное, в России на обед едят только одних медведей?

– Русские медведи, в отличие от французских воробьёв, сами кого хочешь съедят! – усмехнулся Николай и иронично посмотрел на своё блюдо.

Князь с интересом взглянул в глаза русского посла и лукаво улыбнулся.

– Я искренне благодарен вам за спасение моего племянника. Кстати, он извинялся и просил вам передать, что не сможет побывать на нашем ужине. За пленённого вами старосту – спасибо. Он уже успел нам рассказать кое-что интересное, но это всё уже наши внутренние, польские проблемы, и вас, господин посол, они никоим образом не касаются.

– Насчёт пленного – это, конечно, ваше внутреннее дело. Но вот с вашим племянником я бы с удовольствием ещё раз встретился и поговорил о Франции, – с таким же лукавым видом усмехнулся Николай.

– Мне понятно ваше настроение, господин посол! Но наши магнаты, да и остальная шляхта совершенно не желают видеть вашего протеже – саксонского курфюрста Августа I на польском троне. Сейм большинством голосов не утвердит его ни при каких обстоятельствах. Наши магнаты против вашего протеже, и этим уже всё сказано!

– Вы считаете, что Франция – именно та страна, которая сможет вам обеспечить безопасность от посягательств Турции? – спросил Николай.

– Я лишь считаю, что Его Величество Людовик XIV не допустит территориальных ущемлений для своего союзника и договорится с Турецким султаном, если на то возникнет особая необходимость. Ведь Франция и Турция – это стратегические союзники.

– У нас на этот счёт есть совершенно другие сведения – о турецких планах в отношении вашего государства, князь. От наших послов в Стамбуле мы получаем сообщения, что Турция вовсе не собирается отказываться от территориальных претензий к вашему государству, и кроме того, вы не учитываете возрастающие аппетиты шведского короля Карла XII. При таких обстоятельствах мы не исключаем заключения Турцией и Швецией взаимовыгодного договора о разделе территории Речи Посполитой. Россия имеет возможность в короткий срок предоставить кандидату на трон польского короля, курфюрсту Саксонии Августу I, для защиты от внешних врагов достаточное количество войск, если, конечно, он вступит на престол Великого Княжества Польского. У нас уже готово шестидесятитысячное войско, а сколько может дать французскому принцу Конти Людовик XIV? У него вся армия насчитывает сто десять тысяч. У вас будет хороший аргумент в споре с Турцией и Швецией, если примете нашу сторону.

Князь перестал жевать, тяжело посмотрел на Николая и отложил в сторону вилку. Тут же стоявшие у него за спиной слуги сменили ему блюдо.

– Нашим гостям тоже поменяйте блюда! Они не едят французских воробьёв! – нервно сжав тонкие губы, приказал князь Чарторыйский.

– Это верно, князь! Воробьи – это не наша пища. Кстати, болотных лягушек русские тоже не употребляют в пищу В России народ не настоль голоден, чтобы ловить и есть лягушек да воробьёв, подобно французам! – невозмутимо улыбнулся Николай и посмотрел на две тоненькие ножки да листочек какой-то специи на огромной тарелке.

Это слуги успели сменить блюдо, и Николай подозревал, что эти две тонкие ножки когда-то принадлежали одной французской болотной жабе. Дверь зала бесшумно открылась. Седовласый человек в темном, наглухо застёгнутом камзоле с высоким воротником подошёл к князю; прошептал что-то ему на ухо и, поклонившись, бесшумно удалился.

– Есть новости, господин посол. Только что французский посланник заявил нашим вельможам в Сейме, что турецкий султан обещает заключить с Польшей отдельный мирный договор и возвратить нам Каменец-Подольский. При условии, если королем будет избран французский принц Конти. Меня интересует: что на это может ответить русский царь Пётр?

– Наш государь, царь и Великий князь Пётр Алексеевич может дать вам гораздо больше, чем турецкий султан может только предложить. Его Величество даёт вам возможность вернуть обратно Подолье. Более подробно предложение изложено в письме, которое наш государь адресовал вашему Сейму и мне бы хотелось зачитать это письмо лично вашим магнатам и всей остальной шляхте, а заодно и объяснить им позицию России по отношению к Речи Посполитой и те преимущества, которые польское государство получит от добрых отношений с Россией.

– Даже не знаю, – пожал плечами князь Чарторыйский, – как отреагируют наши люди в сейме на появление там русского посла? Ибо практически все магнаты и вся шляхта будут голосовать именно за французского принца Конти. Я бы не советовал вам появляться в здании сейма, потому что я не смогу гарантировать вашу безопасность, а инциденты с послами перед выборами короля мне совершенно не нужны. Я извиняюсь, но меня уже ждут в сейме, где я непременно озвучу вашу позицию перед присутствующими там магнатами и шляхтой. Может, вы всё же отдадите письмо вашего царя мне, а я его лично зачитаю в сейме, а позже мы ещё раз встретимся, и я вам расскажу о том, как отреагировали на него представители польского народа?

– Я бы просил вас всё-таки подумать о возможности моего личного выступления в сейме! – повторил свою просьбу Николай и встал из-за стола. – Буду ждать вашего решения, оставаясь в Варшаве!

Вместе с послом русского царя из-за стола поднялись и его друзья. Князь неторопливо промокнул губы и лишь тогда встал. Тут же в зал вошёл человек в тёмном камзоле.

– Мой секретарь проводит вас, господин посол, до гостиницы. Комната в ней для вас уже заказана. Правда, всего лишь одна, но достаточно просторная. Думаю, что вы будете не в обиде, господин посол. Да и спать в чужой стране, когда рядом охрана, – это гораздо безопасней. У нас сейчас в Польше крайне неспокойно, и я предлагаю вам, опять же исключительно для вашей же безопасности, господин посол, постарайтесь не слишком долго задерживаться в Варшаве. Сегодня уже поздно, а завтра перед отъездом вы сможете походить по городу и осмотреть его. Хотя Варшава и не Краков, но тоже очень красивый город, так что – рекомендую. Был рад знакомству с вами, господин посол, и передайте мою благодарность за предложения вашему царю Петру, но мы поступим так, как это выгоднее Польскому королевству!

Секретарь провёл друзей до гостиницы. За всё время пути он не произнёс ни единого слова. Исключительно лишь жесты, которые обозначали направление движения. Друзья неспешно ехали верхом, а провожатый князя шёл впереди них. Оказалось, что в Варшаве всё находится буквально рядом. Здание гостиницы было совсем маленьким и неказистым. Недалеко от входа в неё Николай заметил человека в чёрном капуцине. Иезуиты уже были здесь. Оказывается, они заранее знали о том, куда поведут русских послов. Друзья оставили коней у привязи и в сопровождении секретаря князя зашли в гостиницу. Переговорив с владельцем гостиницы, секретарь ушёл, даже не попрощавшись с послами.

– Поляк, а ушёл по-английски – не прощаясь, – усмехнулся Андрей Яковлевич.

– Ни тебе – здрасьте; ни тебе – до свидания; ни тебе – толкового обеда! Гостеприимство, конечно, у поляков прямо бьёт фонтаном! – продолжил Алексей Никифорович. – Так ведь и отощать можно!

– Сейчас, надеюсь, что мы поедим! – ответил Николай и повернулся к наблюдавшему за ними хозяину гостиницы.

Тот тоже не выказывал к гостям особого расположения. Просто стоял, смотрел на них и молчал.

– Поесть что-нибудь у вас найдётся? – спросил сыскарь по-русски.

Хозяин не отреагировал. Андрей Яковлевич спросил по-немецки. Тоже – в ответ тишина. Английский – молчок. По-французски – отрицательное вращение головой. Что странно, но когда Николай заговорил на латыни, владелец гостиницы удивлённо посмотрел на гостя и спросил:

– Вы католик, пан?

Пришлось сыскарю сделать страшные глаза и указать ими на своих друзей, которые стояли за его спиной. Хозяин гостиницы понимающее кивнул и сообщил, что уже поздно, скоро ночь, а из горячего ничего не осталось. Может лишь предложить холодную говядину, пиво, хлеб и лук. Николай перевёл.

– Да хоть бы что! Лишь бы не тощие воробьи да не болотные жабы, – чуть ли не хором ответили друзья и пошли к столу.

Попросив хозяина гостиной позаботиться о лошадях, сыскарь тоже пошёл к сидевшим за столом друзьям. Подали всё, что было обещано, а так как последний раз они кушали лишь рано утром, то съели всё, что принесли, и с огромным удовольствием.

– Ну, что? Теперь можно и на боковую. Утро вечера ведь мудренее! – с довольным видом произнёс Андрей Яковлевич, дожёвывая последний кусок мяса.

– Есть у нас ещё одно дело. Нам нужно как можно быстрее встретиться с нашим человеком в Варшаве…

Николай прервался, так как подошёл хозяин гостиницы, забрал плату за ужин и поинтересовался, на сколько ночей его новые постояльцы рассчитывают снимать комнату.

– На пять ночей, – немного подумав, ответил Николай.

Пришлось отдать деньги не только за еду, но и за пять ночей, что они проведут в Варшаве.

– Во князь жмотяра! Мы ему племянника, можно сказать, даже от смерти спасли, а его за одну ночь гостиницу оплатить жаба задушила, – вздохнул Алексей Никифорович.

– Теперь привыкай к западной культуре общения! – хлопнул друга по плечу Андрей Яковлевич. – А то в своей средневековой Москве гостей встречал хлебом-солью? Теперь отвыкай! Это тебе не тут! Каждый сам за себя! Короче говоря, человек человеку волк, волчище и волчара!

Неожиданно двери гостиной отворились, и Николай увидел на пороге Леопольда. Тот радостно заулыбался, лишь только увидел знакомую ему компанию друзей.

– Привет, Николя!

– Привет-привет! – ответил Николай подходящему к столу Леопольду. – Садись, холодное мясо будешь? Правда, мы уже всё съели. После обеда у князя Чарторыйского мы что-то сильно проголодались! Сейчас тебе закажем!

– Нет, не надо! Я уже сыт! Я пришёл ещё раз вас поблагодарить и сказать, чтобы вы не обращали внимания на моего дядю. Он вообще-то, добрый человек, но сейчас я даже и не знаю – какая его муха укусила? Может, это из-за выборов в сейме? Я только что вернулся домой из Франции. Почти пять лет отсутствовал и поэтому ещё толком ничего не понимаю, что происходит!

– А почему ты на обед не пришёл?

– Дядя запретил мне с вами встречаться!

– А ты?

– А что я? Я вот он – здесь, как видишь! У меня есть свои способы, как удрать из замка. Ещё в детстве отработаны! До сих пор действуют!

– Не боишься, что тебе влетит от дяди?

– Нет, не боюсь! Я уже вырос, а пока учился во Франции, успел привыкнуть к самостоятельности и к тому же считаю, что он несправедливо с вами обошёлся. Я вижу, что русские вовсе не такие и плохие ребята, как нам здесь пытаются это внушить.

– А французского принца на польском королевском троне хочешь видеть?

– Если французский принц желает установить абсолютную монархию, то я против этого!

– Про абсолютную монархию я тебе ничего сказать не могу но то, что он приведёт в Польшу турок или шведов, а может, и тех и других – это я точно могу тебе гарантировать! – усмехнулся Николай.

– Тогда он мне совершенно не нужен на польском троне! – весело ответил ему Леопольд.

– Только тебе такой король не нужен или остальным полякам он тоже не нужен?

Парень немного подумал и ответил:

– Мне что-то кажется, что это только магнаты имеют какой-то особый интерес к французскому принцу, а простому народу он совершенно не нужен! Народу справедливость нужна, да кто ему её даст? Кто из тех, кто сидят на верху, будет считаться с интересами простого народа? Сейм к народу Польши имеет такое же отношение, что и Луна к Солнцу.

Николай подмигнул друзьям и весело произнёс:

– А всё-таки мы его не зря спасали! Чую, что польза у нас с ним будет взаимная! Пойдём, на сон грядущий прогуляемся, а по дороге обсудим – как народ сможет высказать своё мнение власть имущим депутатам сейма!

Николай решил пока отложить свою встречу со связником и сходить к знакомым Леопольда, с которыми тот вместе учился до отъезда в Париж. Оказалось, что место встречи бывших и нынешних студентов почти совсем рядом. Минут пять ходьбы, не больше. Вечерний город со множеством костёлов и каменных домов был по-своему красив, но слишком пустынен. С наступлением сумерек людей на улицах было очень мало. Скоро наступит ночь, и тогда жители попрячутся по своим домам, а на улицах останется лишь стража. Вскоре Николай заметил «хвост». Тот же самый человек в капуцине, которого он до того приметил рядом с гостиницей. Может, человек и другой, но капуцин очень похожий.

– Прикройте меня, за углом я отстану, – тихо шепнул Николай друзьям и глазами указал себе за спину.

После первого поворота сыскарь укрылся за углом и стал поджидать иезуита. Тот прошёл мимо него и не заметил затаившуюся в темноте опасность. Николай бесшумно подкрался сзади и ударом кулака по голове отключил шпиона. Леопольд обернулся на непонятный шум.

– Чего застыл! Да не убил я его! – дёрнул за рукав растерявшегося поляка Николай. – Быстро пошли, пока он не очнулся!

Через пару минут они уже были в дешёвом кабаке, который был битком забит молодыми людьми. Только они вошли, как к Леопольду подбежал какой-то парень и стал его радостно обнимать да что-то быстро говорить по-польски. По отдельным их репликам можно было догадаться, что старые знакомые принялись вспоминать свою студенческую жизнь. Наконец Леопольд представил другу своих новых знакомых. Но встретили поляки Николая и его друзей вначале весьма настороженно, если не сказать, что даже как-то враждебно. И всё-таки после третьей или шестой бутыли вина да задушевной беседы до самого утра расстались с молодыми студентами почти что лучшими друзьями. Леопольд ушёл к себе во дворец, а Николай с друзьями вернулись в гостиницу. Их встретил хозяин и с порога заявил, что возвращать им деньги за неиспользованный ночлег не собирается.

– Брось ты всё про свои деньги талдычить, – добродушно произнёс Николай заплетающимся языком. – Мы хорошо отдохнули и претензий к тебе никаких не имеем!

Хозяин гостиницы облегчённо вздохнул и даже предложил своим постояльцам поесть, но те отказались. Николаю нужно было хотя бы немного поспать, а затем встретиться со связным. В это время возле гостиницы вновь появился человек в чёрном капуцине. Но иезуитскому шпиону пришлось ждать целых три часа, пока на пороге гостиницы не появилась троица друзей. «Хвост» они засекли ещё из окна гостиницы и на выходе – сразу определились с задачами. К связнику пошёл Николай, а его друзья включили эффект распределённого внимания. Когда каждый из друзей пошёл в свою сторону, человек в капуцине вначале растерялся. Он остался стоять у гостиницы, не зная, за кем ему идти. В конце концов иезуит решил, что идти нужно за самым рослым русским, но его манёвр уже отследили друзья Николая и пристали к нему с бутылкой. Старый, как мир, приём: «Дядя, купи кирпич!» Человек в капуцине пытался отнекиваться, хотел как-то обойти их, но Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич были тёртыми калачами. В этом деле на мякине так просто их было не провести. Иезуит старался и так и эдак, но его отпустили с руганью только тогда, когда Николай уже скрылся из виду. Шпион быстренько засеменил через площадь. Метнулся к одной улице, к другой, но было уже поздно. Высокого человека нигде не было видно, а в это время Николай уже входил в мясную лавку. Дождавшись, когда покупатели разошлись, он подошёл к толстощёкому мяснику и на ломаном польском произнёс условную фразу. Получил ожидаемый ответ, после чего они поздоровались и на место торговца встал его сын, а сыскарь и хозяин лавки ушли вглубь дома.

– Долго с вашей стороны людей не было, – с акцентом, но по-русски произнёс мясник.

– Бережём вас, но сейчас случай особый, и поэтому я здесь. Мне нужна связь с нашим резидентом, – ответил Николай.

– Мы с Никитиным уже наслышали о вашем появлении в Варшаве.

– И что говорят о нас люди?

– В целом в городе о вас люди хорошо говорят. Ставят вам в заслугу спасение от разбойников племянника князя Чарторыйского. На общем фоне бездействия властей ваш поступок имеет вес. Но люди пока не знают истины. Никитин говорит, что покушение на собственного племянника устроил сам князь Чарторыйский через своего соратника Сапегу.

– Выходит, что люди князя знали о времени нашего перехода границы?

– Сеть агентов иезуитов работает очень хорошо, в этом им не откажешь. Они, видать, и сообщили князю дату вашего приезда.

– Но тогда выходит, что о моём отъезде им сообщили из Кенигсберга, – неприятно удивился Николай.

– Не удивлюсь, если люди иезуитов есть и при дворе курфюрста Бранденбурга.

– М-да, дела, – вздохнул сыскарь.

– Это ещё не всё. Князь Чарторыйский знал не только о дате вашего приезда, но и о том, что вы приедете в Варшаву с предложением к польскому сейму от русского царя по поводу своего кандидата на польский трон, и поэтому решил сыграть на опережение. Если бы вы не сорвали планы князя Чарторыйского, то вас бы просто не выпустили из Польши. Последовало бы обвинение в убийстве племянника и его слуг, а затем вас бы казнили. Россия бы стала злейшим врагом для Польши, и сюда гарантированно пришла бы Франция, а следом за ней и Турция. Вы просто родились в рубашке, коли сама Святая Мария сделала так, чтобы вы приехали раньше к месту разворачивающейся трагедии и спасли Леопольда. Этот мальчик совершенно ни при чём, но он мог оказаться очень удобной фигурой в тёмной игре своего дяди.

Известия от связника не очень обрадовали Николая, но нужно было продолжать работать. Дело закручивается одновременно и хуже, и лучше. И всё же для Николая ещё остаётся поле для политического манёвра.

Где-то через час он был снова в гостинице, но его тяжёлый заплечный мешок был пуст. Иезуит дежурил у входа в гостиницу но Николай теперь уже не скрывался. Друзья с нетерпением и волнением ждали его возвращения.

– Ну давай, не томи – рассказывай! – попросил Алексей Никифорович.

– Мясник сказал, что Никитин уже сегодня будет у магнатов и передаст им деньги. Надеется, что те помогут организовать для меня выступление перед голосованием в сейме.

– Будем верить, что магнаты просчитают свою выгоду от дружбы с нами! Теперь дело за листовками и организацией народной поддержки нашего кандидата.

– Листовки, которые нам обещали напечатать студенты, будут готовы уже сегодня вечером. Останется только их расклеить по городу. А вот по поводу организации народной поддержки курфюрста Августа нужно будет сегодня ещё раз переговорить с нашими добровольными помощниками и уточнить некоторые детали! Необходимо торопиться к студиозам в их кабаке, пока князь Чарторыйский не придумал нам новую пакость.

– А в чём дело? Ты узнал что-то новое? – поинтересовался Андрей Яковлевич.

Николай рассказал им про неудавшийся коварный замысел князя Чарторыйского, который по удачному стечению обстоятельств им удалось сорвать, и про затаившегося шпиона во дворце курфюрста Бранденбурга или, что значительно хуже, – про шпиона среди людей Петра Алексеевича. Но это всё потом, а пока друзья решили дождаться вечера, чтобы начать действовать, но на выходе из гостиницы их снова ожидал сюрприз. Человек в капуцине теперь был уже не один. По крайней мере, визуально их можно было насчитать троих.

– Упс! – произнёс Николай чуть ли не на самом пороге гостиницы и быстренько ретировался обратно.

Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич шли вслед за ним и еле-еле успели посторониться.

– Ты чего? Ноги нам чуть своими лапищами не отдавил! – возмутился тесть.

– Наши соглядатаи уже на посту! – ответил сыскарь и тут же скомандовал: – За мной!

Хозяин гостиной с интересом наблюдал за странным поведением русских, но когда в руке Николая сверкнуло серебро, то без лишних слов провёл их до запасного выхода и объяснил, как пройти дворами до соседней улицы. Друзья, не мешкая, одолели запутанный лабиринт дворовых переходов и оказались у запертой на навесной замок калитки. Хозяин гостиной предусмотрительно дал им ключ, но за это тоже пришлось платить серебром. Тихо открыв замок, сыскарь осторожно выглянул наружу. Никого. Вышли, прикрыли за собой калитку, ещё раз осмотрелись и быстрым шагом пошли в студенческий кабак.

Все вчерашние посетители были на месте, даже Леопольд был здесь. Они с нетерпением ждали Николая и его друзей. Удивительно, но все студенты сегодня были трезвые! Друзья поздоровались – и сразу к делу. Обговорили, как и кто будет собирать людей; дату и время выхода; вопросы финансирования. Если со вторым и последним пунктом всё было довольно просто, то первый вызывал у Николая тревогу. Ему нужно было много народа на площади перед зданием сейма аккурат в день его выступления, а за день до этого – в Варшаве должны были появиться листовки с предложением русского царя польскому народу. Николай решил, что в листовках, которые развешают по городу, не нужно делать акцент на шляхте. Демократия – это решение всего народа. На это и нужно давить, агитируя людей на улицах Варшавы. Все вместе против турок, а значит, и все вместе – против французского принца Конти!

Вернулись в гостиницу тем же путём, как и ушли. Поднялись на второй этаж, выглянули в окно. Те же три шпиона всё ещё дежурили у входа в гостиную. Так, в суете и под бдительным оком иезуитов, проходили все дни подготовки к выборам нового короля в сенате. У магнатов аппетит разгорелся, и они затребовали ещё денег. Хорошо, что у Николая на этот случай был предусмотрен резерв. Снова отнёс связнику мешок с золотом. За это время студенты уже успели подготовить листовки. Николай достаточно плотно поработал с активистами групп. Объяснил: что и как лучше делать в спокойной обстановке, а что – в случае появления стражи.

Уж что-что, а бузить за справедливость – это уже в крови у всех студентов. Тем более, что обстановка внутри страны во время междуцарствия во всей Речи Посполитой была крайне неспокойная. Власти собирали сеймы, но толку от них не было никакого. Вся болтовня князей о политических реформах уходила в песок, ибо они сами боялись этих реформ пуще огня пожара, хотя государство нуждалось в срочных реформах. Магнаты продолжали за бесценок скупать у обедневших князей их земли. Тихим нахрапом становились крупными латифундистами и фактическими хозяевами жизни, а народ в это время стремительно нищал. Князья боялись реформ, а потому мечтали о сильной руке из Франции, которая наведёт в их доме порядок, а мелкая шляхта пока драла со своих подданных в три шкуры. Еда и одежда дорожали день ото дня, а на дорогах страны всё больше и больше появлялось грабителей и убийц. Суды брали взятки, но ничего не делали, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию в стране. Одна надежда осталась у народа – выбор сильного короля, который сможет обуздать ситуацию и взять разваливающуюся страну под свою властную руку и навести порядок. Таким образом, и князьям, и магнатам, и народу нужна была сильная рука, но и у князей, и у магнатов, и у народа были свои представления о сильной руке. Теперь всего лишь одна капля могла склонить весы выбора в одну или другую сторону.

Николай пришёл именно туда и именно тогда, когда это было нужно, и именно он должен был стать той самой каплей, которая должна была решить будущую судьбу Польши. Он очень удачно использовал прозвище курфюрста Саксонии Августа II – «Сильный». Август II действительно был физически сильным человеком: ломал подковы, связывал в узел кочергу, скатывал в трубочку серебряную тарелку. Но мало того, по слухам, он уже собрал на свою коронацию десять миллионов золотом. Правда, деньги давали заинтересованные банкиры, но это уже не так важно. Важно, что для обнищавшего польского государственного бюджета эта колоссальная по тем временам сумма – была просто подарком небес. Всё это и попросил Николай отразить в листовках, которые появились в городе аккурат накануне голосования в сейме. Связник подал сигнал о том, что завтра надёжные люди будут ждать Николая и его друзей в условленном месте. Всё было готово, чтобы дать послу России выступить перед польскими депутатами.

Наступила ночь. Хотя Николай очень волновался и раз за разом мысленно прокручивал в голове свою предстоящую речь в сейме. Но как только он посчитал, что удалось подобрать нужные слова для выступления в сейме, как тут же уснул безмятежным сном. Последней, затухающей мыслью была мысль о переводе с французского на польский – справится ли Леопольд с ролью переводчика-синхрониста? И забавно: русский посол будет агитировать против французского кандидата на польский трон на французском!

Внезапно Николай проснулся посреди ночи от того, что отчего-то стал задыхаться. Он открыл глаза и тут же сильно закашлялся. В комнате было темно, а под дверью и за окном метались странные всполохи огня. «Пожар!» – сообразил Николай, вскочил с кровати и бросился к товарищам. Еле-еле привёл их в чувство. Они проснулись, сели на кровати и тоже стали надрывно кашлять. Николай оторвал куски ткани от простыни, смочил их из кувшина водой и, разорвав на повязки, раздал их непрерывно кашляющим друзьям.

– Сорок пять секунд на сборы! Одевайтесь быстрее! – закричал Николай, разбил стекло на окне и стал тоже быстро одеваться.

Вначале стало немного легче дышать, но потом дым из-за сквозняка повалил из-под двери в комнату ещё сильнее. Благо, влажные повязки помогали хоть как-то дышать, но едкий дым стал сильно щипать глаза. Они безбожно слезились, но время на сборы было уже выиграно, и теперь друзья были одеты и втроём старались открыть дверь. Почему-то у них это не получалось. Или кто-то её успел основательно подпереть, или там за дверью что-то упало и зажало её. Пытались с разбегу высадить, но – тоже безрезультатно. Крепковата оказалась дверь, да и, похоже, что с той стороны она уже занялась огнём. Метнулись к окну, высадили раму. Стёкла и её остатки полетели вниз. Выглянули наружу, но и там тоже уже вовсю полыхали многочисленные сараи с дровами и всякой рухлядью. Перепрыгнуть бушующее пламя уже было нереально. Какой-то ад в миниатюре. Огонь яростно бушевал на первом этаже гостиницы и снаружи здания. Путь вниз был отрезан. Совсем скоро должен был запылать и весь второй этаж.

– Приплыли! – хладнокровно констатировал сей скорбный факт Андрей Яковлевич. – Давай, Николай, открывай нам запасной выход. Будь что будет – хоть к динозаврам в пасть, но жарится здесь мне больше неохота! Думаю, что вы возражать мне не будете!

Николай молча вытащил из кожаного мешочка, который вроде талисмана висел у него на шее, золотой слиток в форме грецкого ореха. Вспомнил про потерявшего руку в пожаре английского алхимика, который ему подарил его во время поездки в Англию, и решительно чиркнул «орешком» по дымящейся стене, сквозь щели меж брёвен которой уже повалил чадящий дым. Стена плавно растворилась, и друзья увидели чей-то служебный кабинет. Книжный шкаф, письменный стол, а на нём… телефонный аппарат. Друзья понимающе посмотрели друг на друга и разом перешли в незнакомую комнату. Стена за ними спустя мгновение восстановилась. Единственное, что теперь напоминало о пожаре, – это остатки запаха дыма.

– Интересно, где это мы и в каком времени? – с любопытством спросил Алексей Никифорович и подошёл к письменному столу.

Огромное кожаное кресло; настольная лампа с зелёным абажуром; записная книжка и телефонный аппарат. Причём старый, массивный, с дисковым номеронабирателем.

– Ребята, а буквы-то русские, – удивлённо произнёс Андрей Яковлевич, заглядывая из-за спины друга. – Со страной разобрались, а в каком городе?

– Чего не знаю – того не знаю, – ответил Николай и рассмеялся.

– Ты это чего? – спросили друзья и поглядели на него, но тут же сами прыснули от смеха.

Всё лицо Николая было в чёрной саже. Блестели лишь одни глаза, а рот и нос ещё до сих пор закрывала тёмно-серая повязка. Прямо бандиты какие-то с большой дороги. Друзья разом сняли повязки и облегчённо вздохнули. Где-то далеко раздался знакомый звон курантов.

– Москва! – чуть не закричал Николай, но вовремя спохватился.

– Уже поняли, но это нам ничем не поможет, – грустно вздохнул Алексей Никифорович.

Куранты умолкли, и тут внезапно раздалось: «Бом! – Бом! – Бом!»

Все разом повернули головы и посмотрели на громоздкие напольные часы. Их малая стрелка указывала на три часа.

– Какие-то сволочи поспать спокойно не дали в гостинице! – возмущённо произнёс Андрей Никифорович. – И кому это вздрямилось нас поджигать посреди ночи? Неужто это снова князь Чарторыйский? Чёрт его возьми!

– Вернёмся в Варшаву – узнаем! Кому это невмоготу нас поскорее на тот свет отправить! – ответил Николай и уютненько пристроился на кожаном диване.

– Ты что это? Спать здесь собираешься? – возмутился тесть.

– А что? Пусть там, в гостинице, всё пока без нас догорит, а завтра у меня или уже сегодня… ответственный…

Предложение оборвалось и тут же раздалось безмятежное сопение. Николай уснул аки младенец в люльке.

– Смотри, и правда спит. Ну ты только погляди на него! Настоящий путешественник во времени. Спит при первой же возможности, в любой обстановке и в любое время дня и суток. Пойду хоть дверь проверю: закрыта ли она? А то сдуру ломанётся к нам кто-нибудь в гости!

Алексей Никифорович подошёл к обитой коричневой кожей двери. Осторожно открыл её и быстро выглянул наружи. За ней оказался длинный коридор, а в конце его за столом сидел военный в фуражке с синим верхом. Тесть быстро ретировался и закрыл за собой дверь и тут же тихонечко повернул торчащий в замке ключ. Развернулся лицом к Андрею Яковлевичу и загадочным голосом произнёс:

– А хочешь, я скажу тебе, где мы находимся?

– Ну и где?

– На Лубянке! И, скорее всего, годика так тридцать седьмого. Сам бы ни за что бы сюда не пошёл! Ни за какие коврижки! Так вот – зять, спасибочки, поспособствовал, а сам спит без задних ног и в ус не дует!

Друзья разом посмотрели на мирно спящего Николая, грустно вздохнули и пристроились в креслах подле него. Уснули тут же, практически мгновенно. Нервы у старых солдат оказались ещё те. Хоть и ворчат, но дело своё знают туго. Друзья спали и не слышали, как часы отбили: четыре часа, пять, шесть, семь… Но когда кто-то за дверью стал к ним ломиться, то Алексей Никифорович с Андреем Яковлевичем вскочили разом, а Николай… продолжал рассматривать подробности, наверное, уже десятого или двадцатого сна. Спросонок Алексей Никифорович не сразу разобрал, где он находятся, а в это время за дверью командный голос требовал навести порядок.

– Дежурный! Это почему дверь в моём кабинете закрыта? Я её специально вечером не запирал, чтобы с самого утра связист смог проверить мой телефонный аппарат!

– Никак не знаю, товарищ майор! – отозвался молоденький голос.

– А кто тогда знает, если дежурный по этажу не в курсе, что у него на вверенном ему участке делается! – угрожающе рявкнул майор.

И тут ещё на столе надрывно зазвонил телефон. В итоге получился самый настоящий кавардак: в дверь настойчиво ломится нервный майор, дежурный орёт по телефону на слесаря, а телефон в кабинете этого же самого майора – надрывно звонит и звонит.

– Буди Николая! Сматываться пора! – громко зашипел Андрей Яковлевич.

Они разом принялись трясти Николая, а тот как на грех так крепко спал сладким сном и никак не мог проснуться. Он только сонно отмахивался от них, как от надоедливых мух. Видимо, всё-таки сказалась неделька напряжённой подготовки к голосованию в польском сейме.

– Там кто-то есть! – взволнованно закричал за дверью майор. – Выбивай замок! Дежурный, да где ж ты, твою мать! Слесаря давай сюда скорее! Ай, вас дождёшься, когда нужно, – вечно чёрт знает где шатаетесь!

В дверь перестали ломиться. Раздался характерный звук передёргивания затвора пистолета и почти сразу же подряд – два выстрела. Пули разорвали древесину рядом с замком. Дверная ручка двери снова лихорадочно задёргалась. Но надёжная советская дверь не поддавалась. Снаружи снова выругались, и тут Николай вскочил как ошпаренный.

– Я же в сейм проспал!

Снова с гулким эхом прокатился по длинному коридору звук от двух выстрелов, и дверь резко распахнулась. На пороге стоял майор НКВД в форме, фуражке и с пистолетом «ТТ» в руке, а перед ним, в его личном кабинете, трое каких-то «ряженых» в странных одеждах, да ещё и со шпагами на поясе. Офицер остолбенел от неожиданности. Он ожидал увидеть в кабинете что угодно и кого угодно, но только не «ряженых». В это время к нему подбежал молоденький солдатик, а за ним, еле-еле поспевая, семенил пожилой слесарь с тяжёлым чемоданом с инструментами.

– Товарищ майор… – начал было отчитываться дежурный, но его прервал офицер.

– Дежурный, твою мать! Под трибунал у меня захотел? Это что у тебя за цирк в моём кабинете?!

– Никак не знаю, товарищ майор! Вот, еле-еле нашёл слесаря! А в кабинет ваш, как вы его закрыли вчера вечером, так он и стоял до вашего прихода! Никто в него не входил! – отчитывался дежурный по этажу.

– А это тогда – кто, по-твоему? Святая троица или святой дух? – грозно рявкнул чекист и гневно посмотрел на поникшего дежурного.

Николай не стал выяснять, какой именно «цирк» имеет в виду майор НКВД, а пока тот спорил со своим подчинённым, повернулся к стене, через которую они попали в его кабинет, и провёл по ней золотым «грецким орехом». Стена исчезла. За спиной у Николая раздался тяжёлый удар об пол, потом зазвенел металл и раздался испуганный старческий голос:

– Боже, сохрани меня! Боже, сохрани меня!

Это слесарь от страха выронил из рук тяжёлый картонный чемодан с инструментами. Слабенький замок не выдержал, инструменты высыпались из него, а слесарь стал быстро-быстро креститься. Стена за «ряжеными» вновь восстановилась, а люди за ней пропали. С майора спала пелена наваждения, забежал в кабинет, стал метаться по нему, выискивая пропавших «ряженых». Не найдя их, остановился и совершенно невпопад закричал: «Стоять! Стрелять буду!» – нервно затряс пистолетом, но стоять уже было некому Чекист растерянно оглядел свой кабинет. На пороге замерли с такими же растерянными лицами солдат и слесарь, а на кожаном диване лежали грязные тряпки. Ровно три штуки. Именно столько, сколько в его кабинете было странных людей…

– Или привидения? – тихо произнёс майор.

Он первый раз в своей жизни перекрестился, а затем медленно, грузно сел на диван рядом с уже никому не нужными тряпками. Тяжело вздохнул и тихо произнёс:

– Что теперь со мной будет?

Рядом с ним, с круглыми от удивления и страха глазами, стоял бледный как мел молоденький дежурный по этажу и всё ещё продолжающий креститься седовласый слесарь.

В это время друзья оказались на чудом сохранившемся фрагменте второго этажа их гостиницы в Варшаве. Обугленные стены ещё дымились, стоял отвратительный запах, и друзья снова тяжело закашлялись.

– Там кто-то ещё есть! – раздались голоса под наполовину сгоревшей стеной.

Николай посмотрел вниз. Под ними с баграми наперевес стояли трое мужиков. Они, высоко задрав головы, с удивлением и страхом смотрели, как на единственном целом бревне балансировала троица в чистой, дорогой одежде со шпагами на боку, но с чёрными от копоти лицами. Поляки могли поклясться, что ещё мгновение назад там, наверху никого не было. Мужики разом перекрестились, дружно громко воскликнули:

– Matka boska! – и тут же разом упали на колени перед возникшей ниоткуда «святой троицей».

Хотя друзья и кричали им сверху чтобы те поскорее встали и помогли им спуститься вниз, но до сознания мужиков было не так и просто достучаться. Они долго ещё крестились и не могли поверить, что перед ними самые обыкновенные, живые люди.

Николай всё же не опоздал. «Чудесное» воскрешение «святой троицы» богобоязненные поляки отнесли ко «Знаку свыше», и толпа чуть ли не на руках принесла всех троих друзей в здание Сейма. Выступление русского посла состоялось вовремя и имело огромный успех, ибо почва среди магнатов и поддерживающей их шляхты победнее до того уже была заранее хорошо удобрена золотом.

Леопольд отработал переводчиком-синхронистом на все сто. Даром, что ли, разве провёл в Париже почти пять лет? Плакаты по всему городу с портретами курфюрста саксонского Фредерика Августа II и с обещанием подарить Польше десять миллионов золотых тоже внесли свою неоценимую лепту в общее дело. Собравшиеся в Сейме депутаты втихаря показывали друг другу листовки и мысленно прикидывали: сколько каждому из них достанется от этой фантастической суммы – в случае их «правильного» голосования. За окнами Сейма тысячная толпа народу скандировала: «Август-Сильный!» Нам нужен «Август-Сильный!» Депутаты не могли отказать себе в удовольствии показать себя истинными поборниками демократии и даже во время дебатов апеллировать к «мнению народа», чего ранее за избранниками Сейма никогда не наблюдалось.

Князя Казимира Чарторыйского появление русского посла в зале под дружное скандирование толпы на улице: «Святой! Свято!» – привело к полной потере дара речи. У Николая сложилось такое впечатление, будто бы князь увидел перед собой живое привидение. Чарторыйский так и не смог произнести ответную речь, хоть маршалок сейма давал ему возможность выступить с опровержением.

Так двадцать третьего июня тысяча шестьсот девяносто седьмого года сейм утвердил королём Речи Посполитой курфюрста саксонского Августа II, а уже в августе в Кракове прошла его коронация. Саксонский курфюрст стал Августом I Сильным. Пётр Алексеевич же получил именно то, что он и хотел. А шпиона в рядах Великого посольства так и не нашли. По всей видимости, особенности строения дворца курфюрста Бранденбурга позволили недругам подслушать разговоры русских послов. В те времена частенько даже в спальнях царствующих особ имелись тайные слуховые окна. Прокол, однако, со стороны русских послов, но хорошо всё, что хорошо кончается.