Старенький трамвай, ползущий с лязгом и грохотом по стыкам рельс, сбавил ход. Пётр посмотрел в окно. За ним тянулся, сколоченный из досок, забор-времянка. Он почти полностью перекрывал правую сторону улицы. На нём чёрной краской было выведено: «Тихий ход! Опасно! Неразорвавшаяся бомба!». Сколько таких «подарков» войны будут ещё долго находить в Ленинграде и его окраинах? Один Петергоф чего стоит. После ухода гитлеровских оккупантов от некогда прекрасного дворцового комплекса остались одни полуразрушенные стены.

Артель ремесленников – производителей фитилей, находилась как раз недалеко от кольца трамвая. Кондуктор с важным видом встал со своего деревянного сиденья и громко объявил: «Конечная, граждане пассажиры! Приехали, конечная! Выходим!». Пётр вышел из вагона вместе с небольшой горсткой людей, ехавших с ним до последней остановки. Осмотрелся. Разнокалиберные, разновысотные постройки. Вперемешку стояли старые деревянные постройки и предвоенные каменки. Где целые, а где и обрушившиеся от бомбёжек и артобстрелов. Старый рабочий район.

Мимо пробежала ватага мальчишек. Их заводила гнал перед собой на хитро изогнутой проволоке ржавое, велосипедное колесо. Оно было без спиц и, к тому же, истошно гремело по неровной булыжной мостовой. Но это было только в радость мальчишкам. Они, в дополнение к грохоту колеса, насыщали своими радостными криками застоялый, терпкий, сырой морской воздух Финского залива. Ни голод, ни блокада не в состоянии истребить настоятельную потребность маленького человека радоваться жизни.

Пётр сопроводил взглядом весело несущуюся компанию мальчишек и не торопясь направился в сторону артельщиков. Они занимали довольно большой дом и ещё несколько пристроек, которые использовали как склады. Недалеко от этого здания стояла продовольственная лавка Пищеторга. Пётр вошёл в неё и сразу приметил у окна Сеньку. Тот в гордом одиночестве стоял за высоким деревянным столиком, и глядел в окно, из которого был хорошо видено владение артельщиков. Кроме него в лавке в этот послеобеденный час было только двое хорошо подвыпивших мужика. Они о чём-то громко спорили, тыкая друг другу в грудь заскорузлыми пальцами. Градус выяснения отношений постепенно нарастал. За этой полемикой с раздраженным лицом наблюдала дородная продавщица. Пётр как раз к ней и направился. Но та, смотрела на кричащих мужиков и совершенно не обращала на вошедшего посетителя никакого внимания.

– Уважаемая! – низким, рокочущим басом обратился к ней Пётр и постучал пальцем по прилавку.

Продавщица смерила его небрежным взглядом. Внешний вид очередного клиента ей не очень понравился. Какой-то оборванец, в поношенной кепке, да ещё и надвинутой чуть ли не на самые глаза так, что и лица-то толком не разберёшь.

– Те шо? – недоверчиво спросила она, опасливо поглядывая на кассу.

– Кружку пива налей! – цедя сквозь зубы каждое слово, произнёс посетитель.

– А деньги-то у тебя есть?

Пётр молча положил на прилавок пятёрку и с безразличным видом оглядел столики. Продавщица поморщилась, но деньги взяла и налила ему поллитра пенящегося напитка.

– Может разбавить? – спросила она и кивнула на стоящие за её спиной поллитровки московской.

– Обойдусь! – буркнул Пётр и, забрав кружку с пивом, направился к окну.

Он подошёл к столику, за которым стоял Сенька, и с довольным видом поглядел в окно. Постоял немного, а затем громко произнёс:

– Разреши, братишка, бывшему лётчику бомбардировочной авиации приземлиться на твоём аэродроме? Люблю, когда в окно открывается вид на небо!

Сенька покосился на подошедшего. Но, заметив под краем широкого козырька кепки, ожоги на лице, расслабился и безмятежным тоном произнёс:

– Я тоже люблю авиацию! В детстве даже мечтал летать, но здоровьем не вышел! Так что приземляйся, братан! Будем вместе на небо глядеть!

– Как тут самолёты ещё не пролетали? – поинтересовался Пётр, указав глазами на видневшееся за окном здание артельщиков.

Сенька проследил за взглядом своего начальника и отрицательно закрутил головой.

– Что-то я сегодня здесь ещё ни одного взлетающего самолёта не видел! Погода что ли у них ли нелётная?

– Да нее, должон был хоть один самолёт за день, да пролететь мимо нас, – со знанием дела оглядывая небо, произнёс Пётр и рассмеялся. – Давай, выпьем за лётчиков! Чтоб им легче леталось и проще приземлялось!

– За Сталинских Соколов! – тут же дружно заорали из другого угла вмиг помирившиеся алкаши. – За Родину! За Победу! За Великого Сталина!

– Вам бы только повод нашёлся, пропойцы последние! – недовольно пробурчала продавщица. – За всё пить согласны: и за Родину, и за Сталина, и за Победу, и за светлое будущие, которое чёрт его знает, когда наступит! За что угодно – лишь бы пить!

– Ты, Клавка, там не бухти, а лучше налей-ка нам ещё по бокальчику пивка! – попросил один из алкашей. – На меня такая тоска навалилась, аш выть волком хочется! Ребят погибших вспомнил! Будь человеком! Налей, а?

– Деньги давай – тогда и налью! И так уже три дня, как в уже долг пьёте!

– А шо, мы, как только получку получим, враз тебе всё и отдадим! Правда, Федя?

Собутыльник согласно мотнул головой. Сенька оглянулся на братьев-пропойцев. Те с одинаковыми кислыми рожами умоляюще смотрели на продавщицу. За окном зазвенел въезжающий на кольцо трамвай. Сергей спохватился:

– Ну, мне пора, братан! Мой трамвай подрулил! Может когда ещё и свидимся!

– Обязательно свидимся, брат! – ответил ему Пётр и подмигнул.

Сенька ушёл. В окно Пётр видел, как тот бегом припустил за трамваем, который вот-вот как намерился отъезжать. Вскочил на подножку и махнул Петру рукой. Алкаши за это время успели уломать продавщицу на ещё пару бокалов и теперь один из них с довольным видом сдувал пену со своего бокала, а второй выковыривал остатки мяса из сушёной рыбки.

Пётр стоял с пустым бокалом в руке и поглядывал на заветную дверь дома артельщиков. Продавщица нутром чуяла, что у него ещё есть деньги и с нетерпеньем ждала, когда перспективный клиент подойдёт к ней за следующим бокалом пива. План продажи ведь никто не отменял, а деньги у клиента скорее всего действительно были. Наконец, она не выдержала томительного ожидания неизвестностью и крикнула визгливым голосом:

– Может ещё бокальчик пивка, гражданин, или чего покрепче желаете?

Но Пётр молчал. В это время дверь артельного дома открылась и из неё вышел Коростылёв. Тот самый любитель пожаров, которого он ждал!

– Эй, гражданин, я к вам обращаюсь! – нетерпеливо крикнула продавщица, но Пётр уже поставил на стол пустой бокал и, не обращая на неё никакого внимания, пошёл к двери.

Продавщица обиженно надула губы, посмотрела ему вслед и недовольно фыркнула вслед исчезнувшему за дверью посетителю:

– Вот, оказывай после такого поведения людям внимание и почтение! А ещё с нас, продавцов, требуют вежливого обращения с покупателями! Хамло бескультурное!

Но Пётр её уже не слышал. Постояв немного на крыльце продуктовой лавки, он понаблюдал за поведением поджигателя. Тот целенаправленно шёл к трамвайной остановке, на которой уже успело скопиться самая разнообразная публика, включая ватагу мальчишек, вознамерившихся на халяву, прицепом прокатиться на трамвае. Придя на остановку Коростылёв, переложил свой небольшой бумажный свёрток из одной руки в другую и полез в карман. Видимо искал мелочь для оплаты проезда – пятнадцать копеек, или, как в народе его ещё называли: «пятиалтынный». Пётр неторопливо подходил к остановке, когда к ней, звеня и дребезжа, подкатил трамвай. Коростылёв быстро оглянулся, мазнул взглядом по Петру, который в своей поношенной одеждой ничем не отличался от сотен других ленинградцев, и быстро потерял к нему интерес. Любитель поджогов вместе со всеми пассажирами залез в вагон. Протолкнулся вперёд, а Пётр остался на задней площадке. Он старался во время поездки как можно меньше мозолить глаза своему объекту наблюдения. Что поделаешь, за неимением лучшего варианта, приходилось разделять одно транспортное средство на двоих. Маршрут «Тройка» шёл из Новой деревни, через весь город в Московский район, к заводу «Электросила». Конечная остановка была – Благодатный переулок. У «тройки» был самый длинный маршрут в городе и где вылезет наш любитель пожаров – не известно.

Коростылёв мирно расположился у окна и с безразличным видом глядел в него. Иногда он бросал взгляды на протискивающихся мимо него пассажиров, но, в общем, вёл себя спокойно. Пётр тоже глядел в окно и лишь изредка посматривал на своего подопечного. Главное сейчас было – это его не упустить.

На одной из остановок в вагон ввалилась шумная гопкомпания. Пассажиры насторожено на них оглядывались. Прижимали к себе авоськи с нехитрым скарбом, время от времени ощупывали свои карманы. А господам-ворам – это только и надо. Весело толкаясь, они смеялись над притихшими пассажирами, одновременно зорко подмечали суетные движения своих временных попутчиков. Кондуктор пыталась урезонить буйную публику, но те её совершенно игнорировали.

– Смотри, Бубновый, а мордашка у кондукторши вообще-то ничего! Может закадрим себе бабу? – спросил тощий подросток из гоп-компании у своего главаря, при этом весело поглядывая на раскрасневшуюся от волнения молодую кондукторшу.

– Увянь, Костлявый! Сейчас не до кондукторши. Смотри лучше за вона тем мужиком с бумажным пакетом в руке. Небось, что ценное волокёт! Вона, как его к груди прижимает! И вот того толстого с портфелем тоже нужно будет пощупать! Порфель из хорошей кожи. В таком абы что не возят! Значит, ты возьмёшь фраера с пакетом, а твой кореш пойдёт за толстым. Всё понял?

– Не впервой уже, усёк я!

Трамвай вывернул на Московский проспект, и Коростылёв заторопился к выходу. Когда он вышел из вагона, за ним увязался тот самый подросток из шумной гопкомпании. Он как приклеенный неотрывно следовал за ним. Коростылёв время от времени недовольно оглядывался на него. Раз даже остановился и попытался отогнать парнишку от себя, но тот только нахально ухмылялся, но продолжал следовать за ним. Петру, в какой-то мере, подобное развитие событий было даже на руку. Он лишь время от времени уходил из поля зрения любителя пожаров.

Подросток явно мешал Коростылёву, и тот ускорил шаг. Воришка старался не отставать от него. Один поворот, другой, проходной двор и вот любитель пожаров внезапно исчез. Пётр даже вначале растерялся. Не менее растерянным выглядел и подросток. Он закрутился на месте и, заметив в десяти метрах от себя арку, рванул к ней. Пётр наблюдал за его действом со стороны, пытаясь понять: куда мог деться Коростылёв. Но тот уже с безразличным видом выходил из той самой арки, в которую ещё пару минут назад забежал воришка. Оглянувшись по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, Коростылёв пошёл дальше. Почувствовав неладное, Пётр скользнул вдоль стены и заглянул под арку. Там, в луже крови лежало тело молодого воришки. Пётр быстро подбежал к нему и, наклонившись, прикоснулся к шейной артерии. Парнишка был мёртв. Осторожно выглянув из арки, он увидел удаляющуюся фигуру Коростылёва.

– Жадность тебя сгубила, а мог бы жить! – посмотрев распластавшееся тело парнишки негромко произнёс Пётр.

Он уже хотел уходить, как из подворотни вышла старуха и увидела его рядом с трупом. Глаза у неё округлились, и она истошно заголосила, указывая то на Петра, то на тело воришки:

– Убили! Люди, убили! Держите убийцу! Вон он!

Под арку стали заглядывать люди. Но Петру было некогда объясняться. Он растолкнул зевак и помчался вслед за Коростылёвым. Снова выскочил на Московский проспект. Стал оглядываться. Но того уже и след простыл. Проехал мимо трамвай и в его окне Пётр увидел Коростылёва, который в упор смотрел на него. Опер в горячке сплюнул: «Так обвести вокруг пальца! Неплохая подготовка у мужика! От двоих ушёл и глазом не моргнул!». Когда трамвай уже отъезжал, на проспект вырулил милиционер на мотоцикле. В коляске с важным видом восседала уже знакомая Петру бабка и руководила действиями постового.

– Вот он! Быстрее ловите его, гражданин милиционэр! Это он убил бедного мальчика! Боже мой, он же ещё может кого-нибудь зарезать, гражданин милиционэр!

Постовой, не сбавляя хода мотоцикла, вытащил из кобуры свой ТТ, направил ствол на подозреваемого и приказал:

– Стой, где стоишь! Руки поднял!

Пётр подчинился. Стал выжидать. Если начать пререкаться, то процесс разборок может затянуться. Подъехав поближе, постовой резво соскочил с мотоцикла и подбежал к подозреваемому. Стал быстренько ощупывать одежду. Затем, приказал повернутся и ещё раз обыскал.

– В нагрудном кармане посмотри, старшина! – приказал Пётр

– Ты мною не командуй! – строго ответил пожилой старшина, но всё же карман проверил.

Раскрыв удостоверение, он посмотрел на лицо подозреваемого, но оно было спрятано под глубоко насаженной кепкой с козырьком.

– Головной убор сыми!

Пётр снял. Теперь глаза старшины округлились. Он вытянулся, выпятил вперёд грудь и громко рявкнул:

– Старшина Сидоров! Нахожусь на вверенном мне участке при исполнении своих непосредственных обязанностей!

– Нам нужно догнать вон то транспортное средство! – приказал Пётр, указывая на стоявший на перекрёстке трамвай. – В нём находится весьма опасный диверсант. Это он убил подростка.

– Есть догнать транспортное средство! – откозырял старшина и побежал обратно к мотоциклу, в котором до сих пор сидела «свидетельница» преступления.

– Давай, бабка вылась, приехали! – скомандовал постовой, помахивая перед её носом пистолетом, который он ещё не успел убрать в кобуру.

Старшина стал заводить мотоцикл, а старуха вновь заголосила:

– Смотрите, люди добрые, что делается-то! Милиционэры отдают честь бандитам и выполняют их приказы.

В это время к ней подошёл Пётр, проверяя на ходу наган. «Батюшки Святы!», – взвизгнула бабка, подумав, что настал её последний час, и как пробка из бутылки вылетела из люльки мотоцикла. Она уже больше не кричала, а только шустренько для её годов семенила прочь от двух вооруженных мужчин и при этом истово крестилась. Попадавшиеся ей на встречу люди наперебой спрашивали старуху: «Что случилось?».

– Наша родная милиция спелась с отъявленными бандитами и теперь бандиты вертють ею прям, как хотят! – с видом заговорщика отвечала бабка.

– Не может такого быть! – возмущались люди.

– А вы сами посмотрите, как вон тот милиционэр слушается бандита, который сидит у него за спиной. Видите, как тот командует куда тому ехать. А вот он же только недавно убил невинного мальчонку! Можете под аркой вон того дома посмотреть, ежели мне совсем не верите!

А в это время старшина с Петром уже почти догнали трамвай. Он только-только подъезжал к остановке. Внезапно, немного не доезжая до остановки, трамвай остановился и из передней двери выскочил Коростылёв с пакетом в одной руке и «Вальтером» в другой. Он заметил, что за трамваем, в котором он ехал, гонится на мотоцикле милиционер с его бывшим попутчиком и нервы у него не выдержали. Поджигатель затравлено оглянулся на догоняющих и не останавливаясь, выстрелил. Пуля с противным звоном срикошетила от бордюра и ушла в небо. Раздался ещё один. Старшина прицелился и хотел уже выстрелить в ответ…

– Отставить, старшина! Он мне нужен живым!

– Есть отставить! – ответил старшина и резко развернул мотоцикл наперерез убегающему.

Тот как раз скрывался за углом развалившегося после бомбёжки дома. Выглянув из-за него, поджигатель ещё раз выстрелил, но снова неудачно, и тут же скрылся за ним. Пётр соскочил с мотоцикла и побежал наискосок, через перепаханное бомбами поле. Добежал до руин дома. Осторожно выглянул, но там никого уже не было. Старшина за это время объехал руины дом с другой стороны, но и там никого не было. Приказав старшине оставаться на месте, Пётр короткими перебежками, вихляя как заяц, стал перемещаться от одной кучи камней до другой. Пытаясь спровоцировать диверсанта выдать себя и у него это получилось. Нервы у преследуемого действительно были на пределе, и он не выдержал – выстрелил.

Пётр теперь заметил его, лежащую на земле фигуру, у кустов, на самом краю поляны. Метров тридцать пять до цели. Залёг за очередной грудой камней, прицелился и выстрелил так, чтобы пуля легла поближе к преследуемому. Рядом с головой любитель поджогов взвились маленькие фонтанчики земли и тот тут же подскочил и бросился за куст. Упал сразу за ним, закатился за кучу битого камня, и замер. По его расчётам – занял удобную позицию.

– Старшина! Обойди нашего диверсанта с тылу! – крикнул Пётр. – А я пока его отвлеку.

Диверсант пробовал приподняться, чтобы разобраться где-кто находится, но Пётр аккуратными, меткими выстрелами заставлял его снова залечь. Вскоре Пётр заметил за спиной любителя поджогов перемещения старшины. Тогда он сложил ладони рупором и крикнул:

– Сдавайся, Коростылёв! Ты окружён! Я, старший лейтенант уголовного отдела – Афанасьев, гарантирую тебе жизнь!

Пётр откатился в сторону и не напрасно. В ответ на его предложение сдаться – раздался выстрел. Пуля чиркнула аккурат по тому месту, где он только что лежал, но вреда оперу она уже причинить не смогла. «Ладушки!», – тихо ответил про себя Пётр и стал незаметно, используя неровности местности, заходить диверсанту с фланга. Высшие курсы в другом времени не прошли даром для Петра. Не прошло и пяти минут, как он оказался за спиной диверсанта. Тот даже и не почувствовал, что его смерть уже дышит ему в затылок. Пётр подмигнул выглянувшему из-за своего укрытия старшине и с низкого старта прыгнул на любителя поджогов. Тому видимо показалось что на него обрушились тверди небесные, ибо взвыл от неожиданности, но было уже поздно. Короткий удар по сонной артерии погрузил его в не бытье.

– Ну, вы вылетели на него прям, аки коршун на курицу! – восхищённо цокал языком старшина. – Я вот всё никак не хотел верить ходящим у нас в отделе байкам про вас, а сегодня посмотрел в деле, и убедился – не брешут наши ребята!

– Ладно, сказки травить, старшина! Гони свой мотоцикл сюда, если только его кто не успел спереть, пока ты тут отлёживался. Будем транспортировать нашего любителя пожаров к месту дознания! – рассмеялся Пётр.

– Я мигом, товарищ старший лейтенант! – с довольным видом козырнул постовой и убежал за мотоциклом.

Через час Пётр заводил, недовольно ругающего и пытающегося сопротивляться Коростылёва, к себе в комнату. Жора и Сенька в это время пилили горячий кипяток с чёрными сухариками и удивлённо посмотрели на лиловый синяк под глазом задержанного.

– За что же ты его так, Пётр? – укоризненно спросил Жора.

– Да вот, никак в гости к нам не хотел идти. Пришлось, как умею, уговаривать нашего любителя пожаров! – ответил Пётр и улыбнулся.

Коростылёв взглянул на его лицо и ему стало не по себе от улыбки опера, но сослуживцы Петра не видели в ней абсолютно ничего устрашающего. Они уже давно привыкли к смеху и улыбкам своего боевого товарища. Воду же не с лица пить, а дело своё Пётр знал теперь уже не хуже их.