Майор ушёл. Пётр повертел в руках пачку денег, бросил её на стол и усмехнулся: «Вот ты и „продался“, товарищ старший лейтенант! Теперь нужно узнать у кого находится архив Абвера – у Ташкента или, всё-таки, у майора, а заодно разузнать насколько они тесно меж собой связаны. Но это всё потом, а сегодня устроим прощальный обход: вначале – к матери, потом – к Тимофеичу, а напоследок – к Анастасии Павловне».

Для детдомовцев Пётр решил, в меру своих возможностей, устроить самый настоящий праздник. Набрал большие кульки леденцов, печенья, а также: чай и сахар. Покупать пришлось на рынке. Цены заоблачные, но что такое деньги, если ты едешь в гости к детям. Получилось великолепное, сладкое чаепитие под весёлый гомон детей. Воспитательницы пытались их хоть как-то урезонить, но куда там. Дети – есть дети. Вдоволь наговорившись с Марией и наигравшись с детьми, он покидал их, а в это время малышня гроздьями висели на окнах и всё махали, и махали ему вслед, пока он совсем не скрылся из виду. Мария тоже стояла у окна вместе с малышами. Она с удовольствием помогала персоналу детского дома и возилась с ними с утра до вечера.

Тимофеич же в госпитале не унывал. Его дела шли на поправку, и врачи уже обещали, что скоро выпишут его на службу. Старый солдат радовался, словно ребёнок конфетке. Он был просто счастлив от того, что скоро вновь сядет за руль своего родного автобуса. Тимофеич и Пётр прогуливались во дворе, совмещая полезное с приятным, если считать прогулку полезным мероприятием, а беседу – приятным. Старый солдат сильно расстроился, когда узнал, что Петра выгнали из уголовного розыска и исключили из партии. Но, внимательно посмотрев ему в глаза, покачал головой и тихо сказал:

– Что-то ты мне не договариваешь, Пётр Иванович! Я сердцем чувствую, что это всё сделано не просто так, а для какого-то очень важного дела. Только вот не знаю для какого именно, но спрашивать тебя об этом не буду, потому что знаю, что ты мне всё равно ничего не расскажешь.

Пётр благодарно посмотрел в глаза Тимофеичу и лишь спросил:

– А могу я к тебе обратиться, если мне, вдруг, в Ленинграде понадобиться помощь твоя помощь?

– Вот здесь, и не сомневайся, Пётр Иванович! Что я совсем без понятия что ли? – обиженно ответил тот. – Сам сколько раз ходил за линию фронта, языков брал. Так что – в курсе.

– Ты не обижайся, Тимофеич! Придёт время, и ты обязательно всё узнаешь!

На прощание мужчины крепко обнялись и Пётр, не оглядываясь, пошёл прочь. Старый солдат долго смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за вековыми деревьями. Они каким-то чудом уцелели во время блокады под градом фашистских бомб и снарядов.

– Береги себя, Пётр Иванович! – тихо произнёс Тимофеич и незаметно для прогуливающихся пациентов госпиталя перекрестился.

Анастасия Павловна жила на Стрелке Васильевского острова, и Пётр решил пройтись пешком по Невскому проспекту, мимо сада Зимнего Дворца. Он понимал, что скоро ему придётся покинуть Ленинград. И никто ему не мог сказать – на сколь долго. Теперь его город был знаком ему в двух временных ипостасях, а от того он стал для него ещё роднее. Мимо проехал трамвай. Он громко, протяжно звенел, распугивая зазевавшихся прохожих и подгонял вставшие на его пути машины. Пётр с надеждой посмотрел на окна трамвая, но там не было девушки, так похожей в этом новом старом мире на его жену. Остановился у пустой витрины магазина и, по давно выработавшейся привычке, осмотрел отражающуюся в ней улицу. Его внимание привлёк знакомый парнишка. Это был тот самый, который завлёк его в логово Ташкента. Воришка не ожидал, что его объект наблюдения резко остановится и нервно закрутился на месте, не зная, что ему предпринять. Пётр снял с головы кепку, поправил непослушный чуб рыжих волос. А парнишка, наконец, надумал рассматривать листочки на доске объявлений. Время от времени он бросал взгляды по сторонам. «Умеешь ли ты читать, «топтун»? – подумал Пётр, одел кепку и ещё раз посмотрел через витрину на парнишку. Рядом с доской объявлений остановился полный мужчина в дорогом пальто и кожаным портфелем в руках. Воришка внутренне разрывался между своим заданием и соблазном обобрать состоятельного прохожего. Воришка бросил испытующий взгляд на Петра и решил, что успеет сделать и то, и другое. Через пару секунд он уже пристроился к карману своей жертвы. Пётр усмехнулся и посмотрел на стайку весело переговаривающихся девушек. Они как раз шли мимо него. Опер наклонился, будто поправляет штанину и, используя девчат как стену, проскользнул вместе с ними до ближайшей подворотни. А в Ленинграде подавляющее число дворов в старых районах – сквозные, с хитрыми переходами. Пётр знал Литейный и Невский, как свои пять пальцев. Он всё своё детство провёл на этих улицах и провести-вывести мог кого угодно. Через короткий промежуток времени он уже наблюдал за пацаненком из подъезда соседнего дома. Воришка только-что удачно пополнил свой бюджет, а незнакомый мужчина прочитал интересующую его заметку, и теперь уходил прочь. Тот так и ничего не заметил, а пацанёнок радовался этому обстоятельству. Весело насвистывая он обернулся…, но Петра уже не было. Воришка затравленно огляделся. Оглядел Невский проспект и в одну, и в другую сторону. Затем метнулся в ближайший переход, потом в другой. Снова выскочил на проспект и побежал в сторону Дворцового моста. Теперь Пётр вышел из подъезда. Проводил взглядом убегающего парнишку и направился к остановке, к которой как раз подходил трамвай. Вскочив на подножку, он протиснулся в середину вагона.

На полпути до Васильевского трамвай обогнал воришку. Тот торопливо шёл по Невскому проспекту, непрерывно оглядываясь по сторонам. Заметив проезжающий мимо него трамвай, стал всматриваться в его окна, но Пётр уже успел скрыться за пассажирами на противоположной стороне. Воришка ещё долго смотрел вслед удаляющемуся трамваю. Воровское чувство не обманывало его, но на этот раз фортуна окончательно отвернулась от пацана. Сложно выиграть в карты у опытных игроков два раза подряд, особенно, если ты играешь краплёными. Тогда уж, если не в первый раз побили, то уж во второй раз – обязательно это с удовольствием сделают.

На Васильевском трамвай остановился недалеко от Ростральных колонн. Они сильно пострадали во время бомбёжек Ленинграда и имели весьма печальный вид. На следующий год власти города запланировали реставрационные работы, после которых они должны зажить новой жизнью, но это всё будет потом. А пока Пётр шёл к Анастасии Павловне, до которой теперь уже было рукой подать. Дверь открыла пожилая женщина, с накинутым на плечи старым, серым пуховым платком. Она посмотрела на обгорелое лицо гостя и постаралась скрыть своё удивление. «Сразу видно коренных ленинградцев – чувствуется такт и понимание!», – подумал Пётр.

– Добрый день! – как можно вежливее произнёс он.

– Здравствуйте, молодой человек! А вам кого?

– Могу ли увидеть Анастасию Павловну?

– Настенька! К тебе пришли! – крикнула пожилая женщина кому-то в комнату и ушла.

Вместо неё в дверях буквально через мгновение показалась молодая девушка с открытой книгой в руке. Она что-то дочитывала на ходу и мимолётом взглянула на Петра. На её лице тут же отразилось удивление, затем растерянность и она смущённо воскликнула:

– Это вы? Как же вы меня сумели найти?

Пётр сам был растерян от неожиданной встречи и не сразу даже нашёлся, что ей ответить. Он в смущении перекладывал из одной руки в другую завёрнутую в газету книгу. В голове не укладывалось, что его связником будет эта самая рассеянная девушка, так похожая на его жену. «Ну, Судоплатов – угодил, так угодил!», – чуть не выругался Пётр. Захотел улыбнуться, но вспомнил как чужие люди реагируют на его улыбку, а поэтому не стал этого делать.

– Вот…, это вам! – наконец с трудом произнёс он и подал книгу девушке.

Та отложила на стоявшую в коридоре тумбочку свою недочитанную книгу и взяла в руки пакет.

– Это мне? – удивилась она. – А что там?

– Раскройте, – попросил Пётр.

Анастасия стала разматывать газетную бумагу, запуталась в ней и извиняющимся глазами смотрела на гостя.

– Не хочется разрывать газету. Там на первой полосе речь нашего вождя и его портрет.

– Это я виноват! Нет, чтобы взять другую газету или оторвать кусок поменьше, так я в целую газету завернул. Самый настоящий балда! Извините, но у меня просто не было более приличной обёртки для книги, – извлекая из вороха бумаги томик Гёте, произнёс Пётр.

Когда девушка увидела, что ей принёс гость, её и без того большие глаза ещё больше округлились и она то ли радостно, то ли горестно вздохнула:

– Значит, это всё-таки вы!

– Да, я, – только и осталось, что согласиться Петру.

– Мама, у нас гости! – громко крикнула девушка, не отрывая взгляда от васильковых глаз молодого человека. – Проходите, пожалуйста, раздевайтесь. Меня зовут Анастасия, но вы, наверное, это уже и так знаете.

– Верно, но мне всё равно очень приятно с вами познакомиться! А меня зовут Пётр! Э-э… Пётр Иванович Афанасьев!

– Право, совершенно неожиданное знакомство, но мне тоже очень приятно познакомится с нашим спасителем, Пётр. В тот день у меня с собой оказались не только мои карточки, но и мамины. Так что, если бы не вы, то мы с мамой могли остаться на месяц без еды, а рынках сами знаете какие цены! Не для нашей это зарплаты.

– Вы меня извините, я сам хотел вас найти после нашей неожиданной встречи, но всё никак не мог вырваться с работы! Так уж вышло и, честное слово, это произошло не по моей прихоти! Просто было очень много работы! – стал оправдываться Пётр, одновременно пытаясь достать из карманов пальто, застрявшие там бумажные пакеты с гостинцами.

– Что это ты, Настенька, держишь нашего гостя в прихожей? Проводи в гостиную! А я сейчас кипяток поставлю. Правда у нас к нему ничего такого нет, – удручённо вздохнула женщина. – Разве, что хлеба немного осталось и пара кусочков сахара.

– Вот, возьмите, пожалуйста! Это как раз вам к чаю! Здесь всего понемногу: и чай, и сахар, и белые сухари, и, даже, немного пряников.

– Мама, этого молодого человека зовут Пётр! Помнишь, у меня чуть карточки в трамвае не украли?

– Ты хочешь сказать, что это и есть тот самый Пётр, который спас нас с тобой от голода?

– Так и есть, мама. Это он.

– Тогда, Настенька, тем более проводи поскорее нашего гостя в комнату! У нас сегодня будет самый настоящий пир! Ну, а я пойду на кухню. Вы пока проходите в комнату! И спасибо, Пётр, за таки воистину царский подарок, но мне, право, очень неловко его принимать! – прижимая к груди драгоценные кульки с гостинцами, произнесла мать Анастасии.

Тот лишь виновато посмотрел на неё и прошёл вслед за девушкой в гостиную. В центре комнаты та остановилась и развела руками.

– Располагайтесь, Пётр, где вам будет удобнее. Хотите, можем сесть здесь, прямо за столом. Всё равно скоро будем пить чай. Так нам даже пересаживаться потом не придётся.

– Не возражаю, можем и за стол присесть! – покладисто согласился гость.

Настя села, с любопытством открыла старинный томик Гёте, который ей принёс Пётр и прочитала в слух строки на немецком из первого абзаца первой книги, а потом задумчиво произнесла на русском:

– «…я буду наслаждаться настоящим, а прошлое пусть останется прошлым…». Так написал в своей книге великий Гёте. Как вы считаете, Пётр, – это правильный подход к жизни – не помнить своё прошлое и жить только настоящим? – спросила девушка и с интересом посмотрела на Петра.

– В некоторых случаях это даже просто необходимо, чтобы выжить и не сойти с ума, – с грустью в голосе ответил Пётр.

Вопреки логике разума он сейчас видел перед собой не Анастасию, а живую жену, – настоль они были меж собой похожи. Ему с каждой минутой становилось всё труднее и труднее удержать себя, чтобы не обнять этот дивный мираж, прижать к себе и не осыпать бесконечными поцелуями образ жены. Так, чтобы до полного взаимного забытья. Проснуться во взаимных объятиях с первыми лучами солнца, и снова вдыхать и вдыхать до полного опьянения дурманящий запах родного человека, чтобы вновь забыться в очередном безумном сне наяву.

Анастасия же не ведала его душевных страданий и беззаботно читала книгу, но строки вдруг взбесились, изогнулись, оторвались от старой, пожелтевшей бумаги и поплыли, вопреки реальности, прямо по воздуху. Они бесцеремонно пронзали её и Петра, соединяя их в одно непонятное ей целое. Своей женской интуицией девушка почувствовала, что между ней и её гостем возникают какие-то невидимые нити и с каждым мгновением те становятся всё крепче и крепче. Она не могла понять их природу, но чувствовала, что сейчас очень нужна Петру. Анастасия оторвалась от книги и заглянула в глаза гостя. В них творилось совершенно невозможное. Они одновременно светились обжигающим пламенем любви и источали холод смертельной тоски. Анастасия по какому-то неведомому внутреннему позыву положила руку на его ладонь. Пётр понял и благодарно, осторожно её пожал. Они продолжали смотреть друг другу в глаза, но в это время в комнату вошла мать. Она не заметила соединённых под столом рук Петра и её дочери.

– Пойдём, Настенька, поможешь мне на кухне, – сказала она и увела от Петра живое напоминание о его жене.

Пассажирский поезд «Красная Стрела» Ленинград-Москва уходил с Московского вокзала вечером и Анастасия, вопреки настоятельной просьбе Петра: «не провожать!», всё-таки пришла. Она скромно стояла у самого входа в здание вокзала и неотрывно смотрела на него. Пётр тоже не мог отвести взгляда от её силуэта в ярком проёме двери. Это была бабушка его будущей, прошлой жены. «Как всё перепуталось!», – размышлял Пётр.

– Гражданин! Вы будете проходить в вагон или так и останетесь стоять на перроне? Поезд уже отправляется! – недовольно произнёс вагоновожатый.

Помахав на прощание Анастасии рукой, Пётр заскочил в тамбур. Поезд медленно набирал ход. Дробный перестук колёс и лёгкое поскрипывание заводили свою извечную, дорожную мелодию. Майор приказал Петру ехать не в общем вагоне, а купированном, дабы обеспечить лучшую сохранность документа от всякого ворья. Поэтому пришлось купить новый костюм, чтобы соответствовать статусу.

Его купе было четвёртое. В нём ехал мужчина с округлым животиком и лёгкой пролысине на затылке. Он был не один, а вместе с женой – женщиной в телесах и толстощёким, капризным, десятилетним сыном. Пётр закинул наверх свой чемодан и вышел в коридор, чтобы дать время семье устроится в купе. Впереди почти десять часов в пути. Спешить было совершенно некуда.

Наконец, все устроились, и Пётр вернулся в купе. Глава семейства и его жена сидели за столиком, на котором они успели разложить свои яства. Там были и копчёная колбаска, и жаренная курочка, присутствовали и несколько банок различных консервов. Не говоря о свежем хлебе, масле, помидорах, огурцах и прочей мелочи.

– Так торопились на поезд, что не успели дома как следует поужинать! – откусывая кусок жирной курочки, пояснил мужчина. – А вы, товарищ, по какой части будете?

– По части снабжения, – попытался отговориться Пётр.

– Смотри, моя душенька! – обратился глава семейства к своей жене, вытирая лоснящиеся губы белоснежной салфеткой. – Мы с товарищем практически коллеги! А тогда позвольте полюбопытствовать: какое министерство вы представляете?

– Легкой промышленности.

– А я вот, работаю в министерстве пищевой промышленности! – попутчик гордо кивнул на разносолы на столике и продолжил. – Ещё совсем недавно наркоматом именовались, но суть от этого не меняется. Ведь верно, товарищ?

– Кому что в жизни достаётся. Кому сума, а кому и тюрьма.

– Тьфу-тьфу-тьфу! О чём вы говорите, да ещё и на ночь глядя! – воскликнул снабженец и, покосившись на чуть не подавившуюся жену, трижды постучал пальцем по деревянному столику.

– Я, с вашего позволения, заберусь на свою верхнюю полку. Что-то устал я сегодня, хочется отдохнуть.

– Да-да! Конечно! – произнесла жена снабженца и подвинула к себе поближе своего полноватого отпрыска, который с удовольствием откусывал белый хлеб, намазанный толстым слоем масла и закусывал копчёной колбасой.

Женщина с опаской покосилась на Петра, а тот забрался на свою полку, накрылся байковым одеялом и отвернулся к стенке. Внизу ещё полушёпотом долго переговаривались, а Пётр вспомнил свою мать, которую оставил в детдоме и полуголодных малышей, которые долго-долго провожали его и благодарили за скромное угощение. Так незаметно для себя он и уснул. Ему снилась дача, жена, тихая речка и играющая на её берегу дочь. Внезапно всё исчезло. Загрохотала открывающаяся дверь купе и проводник прокричал:

– Встаём, товарищи! Готовимся к выходу! Уже подъезжаем к Москве! Складываем и сдаём постельные принадлежности!

– Уважаемый, мне бы мой билетик вернуть для отчётности в бухгалтерии! – всполошился снабженец. – Денежки ведь – счёт любят!

– Через пять минут подойдёте ко мне, если вам нужен ваш билет! – отрезал проводник и закрыл дверь.

– А вы, товарищ, свой билет забирать будете? – спросил он у Петра.

– Ещё не решил.

– Как же?! Вы же через бухгалтерию сможете свои затраты на дорогу вернуть!

– У нас своя бухгалтерия! – нехотя ответил Пётр.

Он спрыгнул с полки, взял полотенце, мыло и ушёл умываться. А снабженец удивлённо посмотрел ему вслед, но ничего больше не сказал, а лишь многозначительно кивнул жене, и они стали по-быстрому складывать остатки еды со столика в большую сумку.

– Проверь, душечка, чтобы мы ничего не забыли, а я пока схожу к проводнику за нашими билетами. Может моя бухгалтерия сможет мне и ваши билеты оплатить!

«Красная стрела» прибыла на Ленинградский вокзал без опоздания, почти минута в минуту. Попрощавшись с проводником, Пётр пошёл мимо синих вагонов поезда. «Странно, а у нас „Красная стрела“ действительно красная!», – с этой мыслью Пётр прошёл сквозь вокзал и вышел на Комсомольскую площадь. Народа на ней было как всегда достаточно. Все куда-то торопились, несли тяжёлые чемоданы, кричали. Внезапно к нему подкатил «чёрный воронок». Пётр остановился. Из машины степенно вышел капитан МГБ, а за ним быстренько выскочили два лейтенанта.

– Гражданин Афанасьев? – небрежно спросил немолодой начальник.

– Он самый, – настороженно ответил Пётр.

– Проедемте с нами!

– А в чём, собственно, дело?

– На месте вам всё объяснят! – ответил капитан и приказал лейтенантам. – В машину его!

Один из них быстренько выхватил из рук Петра картонный чемодан, а второй вынул из кобуры пистолет, ткнул стволом ему в спину и рявкнул:

– Быстро в машину!

Дверь у воронка была открыта, но Пётр остановился и посмотрел на капитана. Тот оглядывался по сторонам. Проходившие мимо люди, опасливо прижимались к стене здания вокзала и старались побыстрее убраться с опасного места. На тех, кто растерянно приостанавливался, капитан махал руками и кричал:

– Не задерживаемся, товарищи, – проходим! Здесь проводится спецоперация по поимке опасного преступника! Уходим из опасной зоны и побыстрее, товарищи!

Услышав об опасном преступнике, люди прижимали к себе свои чемоданы и детей. Они не знали кого им сейчас больше опасаться: человека с обожжённым лицом или людей из «чёрного воронка».

– Что встал? В машину! Быстро! – закричал на Петра молоденький лейтенант.

К нему на помощь подскочил второй лейтенант, успевший уже отнести чемодан задержанного в машину. Он тоже выхватил из кобуры пистолет и стал им размахивать перед лицом Петра.

– А ну, в машину! Недобитая контра! – рявкнул он и резко ударил левой рукой под дых задержанному.

«Боксёр-левша», – только и успел подумать Пётр и загнулся, а второй тут же толкнул его в салон машины. Это у них получилось довольно сноровисто и вскоре захлопнулись дверцы и эмка, заурчав двигателем, покатился прочь от Ленинградского вокзала.

Вопреки ожиданию Петра, его повезли не на Лубянку, а загород. Немного пропетляв по незнакомому ему посёлку, они остановились у наглухо закрытых ворот достаточно большого деревянного дома. Лейтенант, что сидел справа от Петра тут же выскочил, открыл ворота, и машина вкатила во двор. Второй остался в машине рядом с задержанным. Он так за всё время поездки и не выпустил из рук пистолет и сейчас снова им размахивал перед лицом Петра.

– Пошёл! – крикнул он и толкнул задержанного рукояткой.

Пётр не торопясь вылез из машины. Капитан уже стоял у порога дома и ждал его.

– Давай, поторапливайся! Некогда нам по два часа тратить на каждого «врага народа». Слишком много вас развелось на наши головы! Даже расстреливать вас не успеваем! Сейчас допросим и в овраг! Никто и косточек ваших потом не найдёт!

Капитан расхохотался и пошёл в дом. Оба лейтенанта уже стояли по бокам с пистолетами наготове. Пётр осмотрел двор. Высокий забор с хорошо подогнанными досками. Специально, чтобы посторонние не видели, что творится на этом дворе. Понятно, «чёрный воронок» с занавесками на окнах завозит очередную жертву, и никто не увидит кого привезли, ни что с этим человеком сделали. Пётр пошёл к дому. Ему даже стало любопытно посмотреть на его обитателей. Лейтенанты шли сзади и подталкивали его в спину стволами пистолетов. Дверь в дом была гостеприимно распахнута настежь.

– Ну, заходи-заходи, не стесняйся! – поприветствовал Петра капитан.

Он уже успел снять шинель и сейчас сидел за столом в полевой форме сотрудника МГБ. Даже рукава успел засучить – гостеприимный хозяин. Значит, уже приготовился к встрече. Один из лейтенантов поставил перед ним на стол чемодан. Тот коротко взглянул на задержанного и кивнул на табурет, что стоял посреди комнаты. Затем, отщёлкнул замок чемодана и откинул крышку. Посмотрел на вещи и ехидно крикнул Петру:

– Ты не стесняйся, будь как дома! Снимай своё пальто и присаживайся на табурет. А я пока посмотрю, что ты тут в своём чемодане везёшь! А там, глядишь, и повод для нашей тёплой беседы найдётся!

Он стал выкидывать вещи Петра из чемодана прямо на пол. Добрался до его дна, но того что искал так и не нашёл. Недовольно посмотрел на задержанного.

– Цыбулька! Подай мне его пальто!

Быстро ощупал, содрал подкладку, но и там ничего интересного не нашёл. Покосился на стоящий на столе графин. Резким движением схватил его за горлышко. Жадно отхлебнул несколько больших глотков; затем поморщился, занюхал рукавом и крикнул:

– А ну, пиджак свой давай сымай!

Лейтенанты тут же кинулись исполнять приказ капитана и не церемонясь стали срывать его с задержанного.

– Зачем же хорошую вещь-то портить? Не вы его покупали – не вам и рвать! Я и сам могу снять пиджак! – возмутился Пётр.

– Так давай сымай, а не сиди, как король на именинах! Некогда нам тут всякую контру ждать! – крикнул капитан и от нетерпения стукнул кулаком по столу.

Удар получился неплохой. Стол весь аж затрясся, а графин, подскочил и соскользнул на пол. Осколки тут же полетели в разные стороны, а на дощатом полу разлилась бесцветная жидкость с характерным запахом.

Капитан и лейтенанты уставились на большую лужу. В это время в комнату вошёл водитель. Удивлённо посмотрел на пролитую водку, подошёл поближе, присел над разбитым графином, окунул в неё большой палец, облизал и с горечью произнёс:

– Криворукий ты, капитан, такую ценность разлил! Убить тебя мало за это!

Пётр уже понял, что в доме больше никого нет и настала пора действовать. «Даже руки не связхорошую али, идиоты! Что ж, четверым с оружием против одного безоружного не страшно! А зря вы такие храбрые!», – усмехнулся Пётр.

Он плавно соскользнул со стула на правое колено, подсёк ногой в развороте стоявшего рядом лейтенанта. Вывернул из его рук пистолет и прикрылся его телом. Тут же выстрелил в водителя, который уже успел схватиться за пистолет. Этот был ушлый и прятал его не в кобуре, а в кармане, но это не спасло его. Затем Пётр толкнул своего лейтенанта на его напарника и откатившись в сторону, сделал два выстрела. Оба лейтенанта рухнули на деревянный пол с дырками в головах. У Петра до автоматизма укоренилась привычка стрелять в голову, с расчётом, что на человеке бронежилет. Хотя теперь он был в другом времени, но боевая привычка неискоренима. Всё произошло так быстро, что капитан не сразу сообразил, что остался один на один с задержанным. Когда до него это дошло, то стал нервно хватался за кобуру, но никак не мог вытащить пистолет. Кобура оказалась новенькой и непослушной.

– Лицом к стене! Руки за голову! Быстро! – крикнул Пётр и выстрелил над его ухом.

Раздался оглушительный грохот и неприятный, смертельный ветерок взъерошил волосы на голове капитана. Он со страху слегка присел. Пуля прошла совсем рядом с его ухом и с громким щелчком вошла в стену. Отлетевшая щепка больно оцарапала ему щеку.

– Ты что, совсем полоумный!

Капитан испугано поглядел на Петра. Затем грязно выругался, но выполнил команду. Пётр, держа его под прицелом, вытащил из хрустящей кобуры новенький ТТ.

«А „капитан“ ни к форме, ни к кобуре не успел привыкнуть! Не его это дело – форма и кобура! Этот, видно, больше по заточкам специалист! Да и следить полезно за изменениями в правилах ношения военной формы офицерами советской армии и войск МГБ. С этого года пагоны у офицеров МГБ имеют не пятиугольную, а шестиугольную форму! Прокол, товарищ майор!», – размышлял Пётр, а вслух укоризненно произнёс:

– Чего же ты, капитан, на оружии заводскую смазку поленился как следует вытереть!

– Шибко умный ты какой-то выискался! Сам протри, если тебе это так сильно нужно! – прошипел липовый капитан.

В это время во дворе раздался какой-то подозрительный шум. Пётр коротким замахом врезал рукояткой пистолета по голове «капитана» и быстро метнулся к окну. Но было уже поздно. В сенях раздался громкий топот ног и смех:

– Капитан! Чё двери-то держишь нараспашку? Чай не лето уже на дворе?

Пётр неслышно перебрался поближе к двери и стал ждать. В комнату шумно ввалился низенький мужичок в гражданке и с удивлением уставился на четырёх бездыханных, что лежали в разных позах на полу. Хотел было закричать, но на его голову упал мощный кулак Петра, и вынудил его потерять сознание. Пётр взял на мушку дверь в комнату и снова стал ждать. Через мгновение раздался настороженный голос:

– Чего затихли, ребятки?

И в проёме двери показался ствол пистолета, а затем кисть руки. Пётр резко ударил ребром ладони по руке, и пистолет с грохотом упал на пол. На всякий случай присел и нанёс удар кулаком в пах. Не красиво, но зато весьма эффективно. Пытавшийся зайти в комнату мужик выпучил глаза и стал беспомощно хватать ртом воздух. Вынужденно присел на четвереньки и увидел перед собой на полу убитых лейтенантов, а под их головами лужи крови. Он медленно повернул голову. Прямо ему в глаза глядел чёрное ствол пистолета.

– Ну, с приездом, майор! – усмехнулся Петр. – Чего присел? Вставай, проходи – гостем будешь!