– Так говоришь, это был твой сосед, Венька, – задумчиво произнёс начальник убойного.

– Так точно, Иван Михайлович, он самый, – подтвердил Пётр.

– Хорошо гнида замаскировался. Днём, значит, образцовый производственник, а по ночам, значит, – бандитская сволочь. И ничего ты за своим соседом такого, особенного всё это время не замечал?

Чеканя каждое слово, словно отливая чугунные чушки, спросил начальник и пристально посмотрел на подчинённого. Пётр отрицательно покачал головой.

– Посылал я нашего человека на Невский судостроительный завод. Этот бандит там разнорабочим числился. Вроде как, никаких нареканий к нему. На работу не опаздывает, план выполняет. В общем, ничего такого, чтобы зацепиться. Правда, на фронте не был. Какая-то болезнь у него аккурат в самом начале войны обнаружилась. Вот и не взяли его на фронт. Всю войну в Ташкенте, вместе со своей семьёй в эвакуацию отсидел. На обыск его комната я тебя из этических соображений не посылал, но там тоже ничего наши ребята не обнаружили. Или, может, когда он от тебя ушёл, то всё-таки успел заскочить домой? Забрал все улики и уничтожил их? Его жена и дети, естественно, молчат, а престарелая мать парализована и не может говорить. Дочь твоя утверждает, что в ту ночь спала и ничего не слышала. Не исключаю, конечно, такого варианта. Комната, где она спит в самом конце длинного коридора находится. Можно и не услышать, если дверь осторожно открывать. Кстати, ты говорил, что, когда вчера спускался по лестнице, то встретил своего соседа с двумя дорожными мешками. Так вот, их мы у него в комнате тоже не нашли. Вот такие вот сыроватые пироги у нас с тобой получаются, Пётр. Вроде и есть бандит, а улик на него серьёзных у нас нет. В нашей картотеке такой тоже не числится. Ты и пойманный тобой Коротышка единственные пока свидетели.

– А не смог ли Прохор вновь уехать в Ташкент. Ведь должны были у него там оставаться какие-то связи? Всю же войну там отсидел!

– Я уже созвонился с узбекскими товарищами и попросил их сообщить нам, если вдруг у них объявится Прохор, и за одно прислать нам весь материал, который они у себя смогут собрать на него. Тем более, что оружие, которое ты изъял в его логове уже успело не один раз засветиться в нашем городе в различных убийствах. Так что эти «Чёрные Вороны» уже успели весьма порядочно наследить. Да и в некоторых мешках, что в ихнем логове мы изъяли, обнаружился белый рис, а таким у нас в городе никто не торгует. Дорогой он очень и приобрести его можно только на юге, в Афганистане! Торговля с приграничными районами ещё понятна, а вот как он попал к нам, в Ленинград? В этом тебе тоже придётся разобраться. Но это всё потом, а пока съезди со своими ребятами на Малую Конюшенную. Там снова убийство и снова директора продсклада, и снова – вместе со всей семьёй. Походи там, поспрашивай, присмотрись к обстановке. Может чего путного и разузнаешь. Четыре глаза, да столько же ушей – это, конечно, хорошо, а шесть – всё-таки лучше!

– Коротышка чего полезного рассказал?

– Только то, что нам уже и так известно по текущим делам, а вот где укрывается его главарь – будто бы ни сном, ни духом. Говорит, что тот сильно осторожный был и ни с кем особо не откровенничал. Ну, давай беги, а то ещё уедут без тебя ребята. Там на дворе как раз наш автобус стоит. Вот на нём все вместе и езжайте на дознание. Сегодня вас с комфортом доставят! – хитро подмигнул Иван Михайлович.

Начальник отдела в меру возможного старался беречь своих сотрудников. Им, в основном, приходилось мотаться по городу на своих двоих. Тяжело было с горючим и транспортом в послевоенном Ленинграде, а уголовный розыск не был исключением. Один старенький автобус на всё управление, а опергруппа Петра в управлении была не единственная. Так что кататься на автобусе приходилось довольно редко, и ребята каждую такую возможность использовали для отдыха. Жулья и бандитов в городе было много, а оперативников – кот наплакал. Нагрузка как физическая, так и моральна была просто неимоверная.

Квартира директора продовольственного склада выглядела весьма неплохо для послевоенного Ленинграда. Хорошая мебель, дорогой фарфор. На кухне большой запас продуктов. Были там и свежая буженина, и копчёная колбаса нескольких сортов, белорыбица, икра – и красная, и чёрная, не говоря уже о всяческих фруктах и овощах. У наших: опера Сени и эксперта Жоры от удивления даже челюсти отвалились. Они-то кроме куска чёрного хлеба с чаем, да солёных огурцов с картошкой ничего такого и не видели. Кусок белого хлеба – это счастье, а если им удавалось достать к нему ещё и кусок потемневшего сахара – это уже был настоящий праздник. Иногда перловая каша добавляла разнообразие в съестных «изысках» милиционеров, а тут такое богатство. Пётр смотрел на своих послевоенных ленинградских сверстников и диву давался: как это они могли сутками с такой едой держаться на ногах, да, при этом, ещё лихо проворачивать свои дела. Ведь в те сложные времена раскрываемость уголовных преступлений по Ленинграду достигала семидесяти пяти процентов, а по раскрываемости банд держали аж сто процентную. Из всей оргтехники – листок бумаги и карандаш, а компьютеры у них у каждого были свои, персональные, в собственных головах.

Ребята посмотрели на кулинарный рай, удивлённо поцокали языками, но к еде так и не притронулись, а пошли осматривать трупы директора продовольственного склада и его домочадцев. Почему-то бандиты вновь, как и с первым директором убили полностью всю семью и не пощадили ни детей, ни прислугу, а многие ценные вещи в квартире оставили нетронутыми. Не понятно!

– Пойду, пройдусь во дворе. Народ поспрашиваю. Может кто и видел чего-нибудь? – сказал Пётр, направляясь к выходу из квартиры.

– Иди-иди Петя! Не топай здесь своими сапожищами сорок пятого размера! Ты мне тут все следы попортишь! – махнул на него рукой Жора.

Ему чем меньше людей находится на месте, где он в это время работает, тем лучше. Сеня и Жора – это и была вся оперативная группа Петра. То есть группа его погибшего деда, но сейчас он уже не разделял время деда и своё время. Послевоенный Ленинград быстро стал для него и его городом. Городом, который теперь он был обязан защищать от всякой нечисти, так же, как свой родной Петербург двухтысячных годов.

Пётр нутром чувствовал, что Ташкент никуда не уехал, а находится где-то совсем рядом. Он на шаг опережал их группу. Враг убирал ненадёжные звенья своей бандитской цепи или всё-таки, наплевав на то, что Пётр его видел, просто продолжал грабить горожан, но тогда почему такие ценные продукты, в то время, когда жители города постоянно голодали, были им не тронуты. Ведь их можно было продать на базаре за весьма хорошие деньги. Или в доме директора продовольственной базы было что-то более ценное, чем просто продукты. Драгоценности? Но они тоже остались лежать в своих бархатных коробочках. Или заведующий складом знал что-то весьма опасное для деда Веньки и его убрали, а заодно и всех тех, кто в это время по неосторожности или по стечению обстоятельств оказался рядом с ним?

До войны справочным бюро во дворах работали старушки. Они же строгие надсмотрщики за младшим поколением. После блокады их стало гораздо меньше. В некоторых дворах и вовсе не было. Пётр заметил примостившихся на куцей площадке детей и направился к ним. Они с азартом играли в лапту. Среди них были двое подростков. Остальные – один другого меньше. На старших были оставлены младшие, пока их родители работали на заводах и фабриках. Он подошёл к детям, но те казалось, что не обращали на него никакого внимания. «Вряд ли они могли что-то увидеть», – глядя на увлечённо играющих дети, подумал Пётр. Но тут один из подростков поймал самодельный кожаный мяч, который битой отбил его товарищ и, деловито раскачиваясь с боку на бок, прямо как заправский моряк, подошёл к незнакомому мужчине, который за ними некоторое время внимательно наблюдал.

– Чего-то хотел, дядя? – попытался пробасить подросток, чувствовавший себя ответственным за свой двор. Голос у него ещё только формировался и поэтому предательски дрогнул. Парень сделал вид, что лишь откашливается.

– Вот, хотел поинтересоваться: не видели ли вы в последние дни подозрительных чужаков в вашем дворе?

– А ты хто такой будешь, чтобы меня спрашивать? – поинтересовался подросток и оценивающе оглядел мужчину в штатском.

По настоянию своего начальника Пётр снял форму и теперь ходил на службу в старом довоенном пиджаке деда и его чёрных брюках с отворотами, да в серой, клетчатой кепке и видавшем виды пальто. Теперь он уже ничем не выделялся среди многих других мужчин Ленинграда. Пётр вынул из кармана пиджака своё удостоверение и показал мальцу.

– Читать умеешь? – поинтересовался он.

– А то! – важно ответил подросток и вслух по слогам прочитал название учреждения, должность и имя и фамилию Петра. – Ну. так была вчера, вон у того подъезда! Полуторка и мужики там чего-то шустро на неё грузили. Жильцам объясняли, что хозяин, что на первом этаже жил, уезжает на новую квартиру, а они, мол, ему вещи грузить помогают.

– А лица людей или номер машины не запомнил?

– У меня память железная! Всех запомнил, и машина у них приметная такая. На правом борту у кузова одна доска немного проломленная, а номер грязью был заляпан, так что совсем не видать. Но я втихаря, пока мужики отвернулись грязь счистил, но всю не успел. Спугнули они меня. Так вот, там были цифры…

Парень немного задумался, с остервенением потёр себе затылок, а потом выдал:

– Двадцать девять, чёрточка, тридцать два! Точно, так и было! Вот буквы не успел увидеть.

– А вот этого гражданина ты вчера, случайно, возле дома, где машина стояла, не видел?

Пётр показал мальчишке маленькую фотографию, на которой был запечатлён Ташкент. По паспорту, откуда была взята фотография, – это был Прохор. Мальчишка внимательно разглядел фотографию, а потом заулыбался, будто бы ему подарили целый пятак.

– Вчерась, вечером такой дядька точно здесь был. Он тоже с чужаками приехал, только он командовал ими, а те его во всём слушались, как начальника.

– Тебя как зовут-то, гений сыска?

– Алексей я, – важно ответил парень. – Алексей Фёдорович.

– Ну, вот что, Алексей Фёдорович, ты в каком доме живёшь?

– Да вот в том!

Парень указал на соседний дом и, немного подумав, добавил:

– В шестой квартире, вместе с Люськой и Колькой. Это друзья мои. Мы в одной квартире живём. Вместе играем и в школу ходим.

– Тогда, если чего понадобится, то я к тебе загляну, Алексей Фёдорович! – ответил Пётр и потрепал мальчонку по голове. – Вот держи, – глядя на рваную, но аккуратно заштопанную одежду, Пётр протянул мальчонке рубль. – Мамке передашь!

– Спасибочки, дяденька! – с серьёзным лицом ответил мальчишка и по-взрослому рассудительно произнёс. – Это моей сестрёнке на новую обувку добавим.

Потом внимательно посмотрел на лицо Петра и спросил:

– Это вас бандиты так?

– Они самые! – подтвердил Пётр и попрощавшись пошёл к своим ребятам.

Те как раз заканчивали свою работу.

– Мы уже всё закончили, можно сказать, что только последние штрихи остались! – с довольным видом сказал Жора и, улыбнувшись, продолжил. – Теперь можешь ходить где хочешь! Ничего не затопчешь!

– Ну, спасибо – удружил! – улыбнувшись, ответил Пётр и решил для полноты картины пройтись по комнатам квартиры потерпевшего.

Оказалось, что все обитатели квартиры были убиты без единого выстрела. Причём, профессионально, со знанием дела. Ни одной лишней раны на их телах не было. Один удар, точно в сердце, с поворотом лезвия ножа на девяносто градусов. После такого удара в сердце рвалось множества сосудов и выжить уже практически было невозможно. «Кто же вас обучал такому способу убийства людей, господа бандиты?», – задумался Пётр, отходя от последней жертвы.

Он прошёл дальше. В спальной комнате висела огромная картина. На ней была изображена вольготно расположившаяся на постели дама, причём, самую малость прикрывающую свои пышные телеса изысканным шёлком. Картина висела немного кривовато, и Пётр машинально решил её поправить, но один из удерживающих её гвоздей внезапно вылетел из стены, и она повисла на буквально на честном слове. Ещё немного и упадёт. Пётр аккуратно снял со стены полотно и поставил его на пол. Оказалось, что она скрывала за собой дверцу сейфа.

– Жора, захвати Сеньку и подойдите ко мне! Что-то интересное нашёл! – крикнул Пётр своим ребятам, которые в это время находились в другой комнате.

Он рукавом пальто осторожно взялся за ручку сейфа и потянул её. Дверца сейфа была не заперта. С надеждой заглянул в него, но тот был пуст. Лишь небольшой обрывок какого-то пожелтевшего листка сиротливо лежал на верхней полке в самом дальнем углу.

– Ну, что у тебя? – улыбаясь спросил миролюбивый Жорка, подходя к товарищу, но, увидев открытый сейф, сначала удивился, потом покраснел, что не догадались отодвинуть картину, а затем накинулся на Петра, что тот своими неразумными действиями все «пальчики» ему на сейфе затёр.

– Не волнуйся ты так, Жора! Я рукавом пальто и очень осторожно. Сейф уже был открыт и пуст. Только в его глубине, в самом углу кусочек бумажки лежит.

Подошёл Сенька и тоже, увидев сейф, оглядел его со всех сторон и важно изрёк: – Не наш сейф – немецкий!

– Подтверждаю! – ответил Жора.

Пётр протянул ему тот самый кусочек бумажки, который он извлёк из сейфа. Эксперт взял его пинцетом, да с такой осторожностью, будто бы это была великая реликвия. Сеня попытался у Жоры его забрать, но педантичный эксперт отвёл его руку в сторону и покачал перед носами Сеньки и Петра указательным пальцем.

– Но-но! руками не трогать! Это вещдок!

– И что там? – с любопытством спросил Сенька.

– Германский орёл и надпись: «Особо секретно», а затем номер дела.

– И к чему бы всё это? – задумчиво спросил молодой опер.

– Мне кажется, что именно за документами, которые хранились в этом сейфе и приезжал наш Ташкент со своими подельниками! – задумчиво произнёс Пётр.

– А ты откуда знаешь, что сюда наведывался Ташкент с дружками? – удивлённо спросил Жора.

– Ну, не только же одному нашему многоуважаемому эксперту известно всё и вся на свете. Мы опера тоже не лыком шиты и пока ты припудривал своим волшебным порошком все углы этой квартиры, мне тоже удалось кое-что выяснить.

Сенька, услышав хвалебную оду про оперов подбоченился и важно посмотрел на своего друга-эксперта, а потом многозначительно изрёк:

– Да!

– Что «да»? – стоя перед Петром и Сенькой с кусочком бумаги из немецкого архива в руке, спросил Жора.

– А то «да», что местные ребятишки видели Ташкента вместе с его подельниками на полуторке и они быстренько её загружали какими-то вещами из квартиры бывшего директора продуктового склада. Кроме того, вы не обратили внимания – как были убиты все обитатели этой квартиры?

– Ножом. Длинна лезвия около двухсот пятидесяти миллиметров. Ширина лезвия – примерно двадцать пять. С одного края лезвие имеет ребристую поверхность с зазубринами. Вывод: нож боевой, предположительно немецкий, скорее всего штык-нож от «Маузера». Широко использовался в различных немецких военных подразделениях, – поправляя свободной рукой свои круглые очки, спокойно ответил Жора.

– Ты, конечно молодец, Жора, но я спросил не чем, а как? А убиты люди в этой квартире были по одной схеме: одним точным ударом в сердце с поворотом лезвия на девяносто градусов. И мне подобный удар хорошо знаком. Его часто используют диверсанты, чтобы нанести непоправимый урон своей жертве. Причём сделано всё весьма хладнокровно, с чрезвычайной педантичностью! Точно в сердце, вне зависимости от того, кто была жертвой: мужчина, женщина или ребёнок. Значит работали или, скорее всего работал, профессиональный, немецкий диверсант.

– Ты так думаешь? – с сомнением спросил Сенька.

– Голову даю на отсечение! Они это! – убеждённо сказал Пётр.

– Ну, не знаю, ребята. Война ведь уже закончилась. Какие в нашем городе немецкие диверсанты? – поддержал сомнения Семёна эксперт.

– В любом случае это дело нужно обсудить с Иваном Михайловичем! – закончил дебаты Сенька.

Начальник убойного был как всегда на месте. Казалось, что он никогда не покидает своего рабочего кабинета. Что, по большому счёту, было абсолютной правдой. Иван Михайлович буквально жил и работал на своём рабочем месте. Он не отделял свою жизнь от работы. Эти два совершенно несовместимые понятия, для любого нормального человека, для начальника убойного отдела были совершенно неразделимы. Небольшое снисхождение, по-отечески, он делал только своим сотрудникам, которых ценил на вес золота, как высококлассных специалистов, и они отвечали ему тем же: самоотверженной работой и преданностью своему профессиональному долгу.

– Садитесь и докладывайте, что нарыли, бродяги! – тут же с порога, едва усталые ребята вошли в его кабинет, спросил Иван Михайлович.

Начал доклад Пётр. Ребята, не сговариваясь, признали его старшим в своей группе. Начальник отдела после гибели на боевом посту бывшего руководителя группы, ещё только присматривался к своему новому сотруднику. Но Пётр уже успел ему понравился своей способностью быстро ориентироваться в обстановке и принимать единственно верное решение. Естественно, чего не хватала Петру – это опыта оперативной работы. Начальник считал, что армейская разведка дело, конечно, хорошее, но только в качестве боевой подготовки, а в профессиональной подготовке, помимо прочего, необходимо и соответствующее образование. Он уже запланировал, как только появится возможность, отправить своего молодого работника на учёбу в университет, на юридический факультет. Он не знал, что Пётр его уже закончил, но значительно позже.

– Таким образом, я считаю, что в нашем городе орудует банда, – продолжал докладывать Пётр, – в составе которой есть люди, прошедшие серьёзную диверсионную подготовку. Не исключаю школу «Абвера». Перед нами незримый и оттого ещё более опасный, и хорошо подготовленный противник. И возможно, что именно Ташкент руководит этими людьми, а значит он может исполнять роль резидента диверсионной группы, которую по всей видимости сам и создал по приказу своих бывших хозяев. Я не исключаю, что этот человек был заслан или завербован немецкой военной разведкой ещё до войны с целью диверсий и саботажа на нашей территории.

– Больно уж складно, Пётр, у тебя всё получается, но Германия уже разгромлена и кому тогда нужны эти немецкие диверсанты в нашей стране? – спросил начальник убойного.

– Англичанам и американцам, – не громко произнёс Пётр, но его все хорошо услышали и присутствующие как один удивлённо уставились на него.

– Что ты сказал? – переспросил Иван Михайлович.

– Я сказал, что в создании подпольных диверсионных групп на территории нашей страны теперь заинтересованы прежде всего – Англия и Соединённые Штаты Америки, как наши нынешние потенциальные противники! – чётко, по-военному доложил Пётр.

– Ты хоть понимаешь: что ты сейчас нам такое сказал? – тихо спросил начальник и внимательно посмотрел на своего подчинённого.

– Так точно, товарищ майор!

– Они же наши союзники по борьбе с гитлеровским отребьем, а ты их грязью вот так запросто поливаешь!

– Война закончилась, Иван Михайлович. Недавно Черчиль выступил в Фултоне с речью, в которой практически призвал страны Запада к войне с Советским Союзом, и теперь интересы наших стран снова разошлись. Американцы в их оккупационной зоне на территории Германии набирают себе немецких специалистов и учёных. Это и химиков, и физиков, а также ракетчики. Они берут всех, кого только могут, включая и бывших сотрудников германских спецслужб. Они перенимают бывшую немецкую резидентуру, которая осталась замороженной на территории нашей страны. Американцы и англичане планируют их активно использовать в час «Икс».

Пётр замолк и в кабинете начальника отдела наступила звенящая тишина. Иван Михайлович поднялся со своего кресла, ещё раз внимательно посмотрел на Петра и подошёл к окну. Оно было абсолютно тёмным. Слабоосвещённая Дворцовая площадь еле-еле виднелась за ним. Ребята сидели молча, напряжённо ожидая решения. Спустя несколько минут Иван Михайлович повернулся к своим сотрудникам и тихо сказал.

– Это лишь пока твои личные соображения, Пётр и ты можешь глубоко заблуждаться, поэтому – то, что ты сейчас произнёс в моём кабинете, останется лишь здесь и не выйдет за его стены, до тех пор, пока в наших руках не окажутся убедительные доказательства, что ты действительно прав! Ты меня понял, Пётр?

– Так точно, Иван Михайлович! Понял! – ответил Пётр, встав со стула и повернувшись лицом к начальнику.

– Вот и хорошо, что ты понял меня! Теперь идите и работайте! Даю вам пять дней на то, чтобы вы нашли главаря по кличке Ташкент и обезвредили остатки его банды!

– Есть! – по-военному за всех ответил Пётр и ребята по одному вышли из кабинета.

Иван Михайлович ещё долго размышлял над словами Петра. Он так и этак переворачивал их, то пытался сложить в стройную картину, то её разрушал и строил заново. Исходя из всего того, что ему самому было известно, его молодой сотрудник был во многом прав. Но как не хотелось вновь готовиться к войне. Истерзанная страна ещё только-только пыталась заживлять раны, нанесённые только что прокатившейся по её территории жестокой войной. Народ прилагает неимоверные усилия, чтобы поднять её из руин. Досыта накормить изголодавшихся людей даже пока и не мечтали. Иван Михайлович повертел в руках обрывок бумаги, который забрал у эксперта. Посмотрел на так ненавистный ему германский орёл и поднял трубку телефона.

– Найдите и позовите ко мне в кабинет Григория Малышева, – приказал он. – Нужно провести тщательную экспертизу одной важной бумажки. Жду! Это срочно!