Пётр припозднился и шёл домой по Невскому проспекту пешком. Трамваи уже не ходили, да и запоздавшие прохожие по пути не встречались. Дежурный постовой медленно катил мимо него на мотоцикле, освещая перед собой мостовую светом слабой фары. Пожилой сержант подъехал поближе к одинокому прохожему и остановил мотоцикл.

– Сержант Заскокин! – козырнул он. – Куда направляетесь, гражданин?

– Домой, – непринуждённо ответил Пётр.

– Так поздно? Предъявите свои документы!

Пётр достал из кармана удостоверение, а постовой, держа на всякий случай руку на кобуре, пока с ними ознакомился.

– Убойный! – с уважением в голосе произнёс постовой. – Со службы идёте, товарищ старший лейтенант?

– Да, нужно сходить домой, мать проведать, а то уже несколько дней домой никак не удаётся выбраться. Волнуется за меня, небось!

– Мать – это святое дело, товарищ старший лейтенант! О ней заботиться надо! Но будьте поосторожнее! По ночам этот район весьма неспокойный!

Попрощавшись с сержантом, Пётр задумался: «А ведь прав парень, причём, на все сто! Какой же я дурень! Поспал, пожрал и убежал на службу. Даже не поинтересовался у матери – есть ли у неё хотя бы деньги и продукты на житьё-бытьё!». Повернув на Лиговский проспект, он нос к носу столкнулся с тремя пацанами. Они с надвинутыми на глаза кепками и наглыми ухмылками, сверлили его тяжёлыми взглядами. Гопники стояли и подпирали стены в тёмной подворотне, ведущей в его двор. Удобное место для засады на припозднившихся прохожих. Как раз на перекрёстке двух больших улиц.

– Что дядя тормозим? Платим за проход! Сегодня вход домой платный! – лениво пожёвывая уголком рта папироску, произнёс один из них.

Под гиканье подельников он, отделившись от стены и вразвалочку подошёл совсем вплотную к намеченной жертве.

– Ну, что встал, уродец? Выворачивай свои карманы, показываем публике свои рублики!

Гопник из-за спины вытащил финку с наборной, костяной ручкой. Мечту всякой мелкой шпаны. Остро заточенная сталь сверкнула в неверном свете одиночного фонаря на Лиговском проспекте.

– Страшно? – усмехаясь, спросил гопник.

Он незаметным для нетренированного человека движением хотел пырнуть финкой в живот одинокого прохожего. Но это он в своей компании гопников слыл виртуозом ножевого боя. Пётр же так не считал. Он среагировал мгновенно и вывернул руку нападавшего. Финка тут же перешла к нему, а гопник от дикой боли в плече согнулся в три погибели. Пётр опустил в карман финку. Зачем занимать руку, если она ещё может понадобится для более эффективного и неожиданного хода.

– Отпусти руку, урод! Тебе же хуже будет! – кривя лицо от боли, с ненавистью шипел гопник.

Его подельники бросили подпирать стены и неторопливо пошли на помощь к своему собрату. Один из них пошёл в обход, а другой вытащил из кармана наган и, глядя в лицо Петру, истерично заорал:

– Пристрелю, сучара уродливая!

Он беспорядочно водил стволом, пытаясь взять Петра на мушку и не зацепить своего подельника. Но это оказалось для него не таким и простым делом. Цель не стояла на месте, да и истошно вопивший от боли напарник заметно нервировал его. Пока он прицеливался Петру удалось сократить до него дистанцию. Но сзади к нему уже зашёл второй гопник и замахнулся, чтобы, подхваченным с мостовой булыжником, огреть Петра по голове. И снова просчёт. Оказалось, что за его действиями уже наблюдают.

– Не дури, брось камень, парень! Поднял руки и медленно повернулся ко мне! – скомандовал раскатистый голос у него за спиной.

Раздался щелчок предохранителя и гопник, отбросив в сторону булыжник, обернулся. Перед ним стоял постовой сержант. Из-за спины Петра постовой не видел вооруженного наганом гопника. Поэтому постовой посчитал, что наибольшую опасность составляет именно тот, который был с булыжником в руке. Пётр уже узнал голос сержанта и воспользовался возникшей заминкой. Он резко толкнул парня, у которого он отобрал финку, на вооруженного наганом. Тот не успел быстро разобраться в ситуации и с перепугу выстрелил, да угодил в своего подельника. Пётр же схватил его за запястье и вывернул руку, забрал оружие и мощным ударом кулака сбил с ног.

– Дурная инициатива всегда наказуема! – посмотрев на лежащим на мостовой с пулей в животе гопника, грустно произнёс Пётр. – Не успеют тебя спасти медики, дурашка.

Раненный гопник тоже это хорошо понимал. Он, скорчившись от боли, двумя руками держался за живот и даже не скулил. Из его глаз молча лились слёзы. На него растерянно, с задранными вверх руками, глядел его подельник. Наконец, один из них не выдержал и закричал:

– Так делайте же что-нибудь! Он же сейчас умрёт!

Пётр сорвал с визжащего в истерике гопника шарф и туго перевязал живот раненного.

– Раньше нужно было думать! Голова вам для чего дана? Кепку только носить? – нравоучительно спросил пожилой сержант. – На кого пёрышки точить надумали, недоросли! Спасибо скажите, что он вас всех разом не уложил! Этот человек один голыми руками на целую банду головорезов пошёл и всех разом прикончил. Двенадцать человек в той банде было и что? Всех до одного перебил, никто не ушёл! А вы, сопляки, попёрли на него! Чего с них взять, товарищ старший лейтенант? Необразованные идиоты, а воспитывать и уму разуму учить – некому! Страна-то наша вся в развалинах. Ей бы на ноги хоть трохи подняться, тогда и учиться всем можно будет!

Пётр удивлённо посмотрел на сержанта, а тот задорно подмигнул ему. Оказывается, о его приключениях в городе уже знают, а слухи, как известно, имеют свойство перерастать в неправдоподобные истории. А говорят ещё, что сплетни быстро распространяются только в деревнях. Пётр не стал переубеждать постового, а просто помог ему связать гопников и усадить обоих в одну люльку, спинами друг к другу. Получившему ранение в живот, уже действительно ничем помочь было нельзя. Он был мёртв.

– Этого я второй ходкой заберу, – понизив голос и указав на труп, произнёс постовой.

– Ну, спасибо тебе за помощь, сержант! Ты как сумел-то так тихо подкрасться к гопникам? – спросил Пётр.

– В разведке служить доводилось! – подкручивая лихо торчащие усы, с гордостью произнёс сержант.

– Тогда, доброй тебе службы, а мне пора! – произнёс Пётр и, кивнув ему головой на прощание, пошёл домой.

– И тебе на бандитов лёгкой охоты, старлей! – крикнул вдогонку сержант и быстро перекрестил удалявшийся силуэт Петра. Затем сел за руль мотоцикла и оглянулся на понуро сидевших в люльке гопников.

– Ну, жульё немытое, поехали! Определю я вас сегодня на постой, да с ночлегом! Будете сегодня дрыхнуть с комфортом, но в камере! – хохотнул сержант и резко надавил ногой на стартёр.

Пётр потихоньку ключом открыл входную дверь. Она предательски слегка скрипнула. И не успел он переступить порог, как к нему на шею с криком бросилась Мария.

– Папка пришёл, а я как раз о тебе все эти дни думала и мне казалось, что ты вот-вот должен прийти домой! – визжала девчушка, вися на шее «отца» и радостно болтая ногами.

– Когда кажутся, тогда крестятся! – нравоучительно произнёс Пётр и погладил «дочку» по голове.

– Ты что, папка! – соскочив на пол, возмущённо воскликнула Мария. – Ты же коммунист, а меня недавно приняли в комсомол, и ты такое мне говоришь! Это же антинаучно!

– Что антинаучно?

– Креститься – это антинаучно! – важно ответила «дочь».

– Почему?

– А потому, что Бога нет!

– И ты в этом точно уверена?

– Конечно, это наука уже доказала сто раз! Ученые мощными телескопами исследуют ближний и дальний космос; изучают планеты и звёзды. Это нам в школе рассказывают! В свои телескопы учёные ещё ни разу не увидели Бога. А попы всё врут! Им за это верующие деньги платят – вот они и стараются!

– А если Бог не на небе живёт?

– А где же тогда?

– Вот тут! – хитро подмигнув Марии, Пётр указал на свое сердце.

– Ты хочешь мне сказать, что ты веришь в Бога?

– Скажем так. Мне довелось в жизни пережить такое, что мне очень трудно это объяснить только при помощи моих весьма скромных познаний в науке.

– Расскажешь? – нетерпеливо теребя Петра за рукав пальто, попросила Мария.

«Вот так и мать глядела на меня, когда она в чём-то сильно сомневалась, а я пытался её в этом убедить! Но женское любопытство – страшная сила!», – подумал Пётр и от смущения опустил голову и стал рыться в карманах пальто, которое он до сих пор так и не успел снять.

– Да ты пальто снимай и пошли пить чай! Я сейчас быстро закипячу воду! – засуетилась Мария, помогая «отцу» снять пальто.

– А мне сегодня небольшую премию выдали. Вот удалось по случаю купить нам к чаю немного сахара и сушек, – объяснял Пётр, одновременно вытаскивая из карманов пальто бумажные кульки с гостинцами.

– Это за спасённых детей? – догадалась Мария.

В это время за один из кульков зацепилась финка, которую Пётр в пылу драки сунул себе в карман, и она с грохотом упала на пол. Девчушка со страхом посмотрела на блестящее лезвие.

– Это у тебя откуда? У бандитов отобрал?

Пётр снова смутился и не знал, что и ответить. Ему очень не хотелось, чтобы Мария ещё и начала за него постоянно переживать.

– Да вот, в нашей подворотне нашёл, – вертя в руках финку и не глядя в глаза будущей матери, произнёс он.

Не мог он без зазрения совести врать родному человеку. Врагу, во время выполнения боевой операции, – сколько угодно раз и ни один американский детектор лжи не докопается до истины, но только не родной матери! Даже во имя её блага Петру это сделать было весьма сложно. Какой-то генетический барьер стоял перед ним и не хотел пропускать ложь.

– Посмотри мне в глаза, – тихо попросила Мария.

Видно она только сейчас, наконец-то, осознала насколько опасна работа у её «отца». Пётр поднял голову, приобнял Марию и тихо сказал:

– Я его у шпаны в подворотне отобрал. Ну, что они могут мне сделать? Я ведь обучен бороться с бандитами. Так что ты не волнуйся! Я всегда буду очень осторожен!

Будущая мать внимательно посмотрела в глаза своему будущему сыну и молча кивнула головой. Она согласилась с его доводами, но от этого будущему материнскому сердцу спокойнее не стало.

– Ладно, оставим пока разговор про твою работу. Сейчас мы вместе и давай просто попьём чайку и забудем про бандитов за нашим окном.

Они ещё долго пили чай. Рассказывали друг другу разные истории и смеялись. Смеялись от души. Пётр был рад общению с молодой мамой, а Мария интуитивно чувствовала какую-то удивительную душевную близость с человеком, сидящим напротив неё. Завтра утром Пётр снова уйдёт на свою опасную службу, но это будет для Марии завтра, а пока для неё существует только здесь и сейчас.

После чая Пётр ещё долго лежал на кровати, а сон к нему всё никак не шёл. Мария уже давно затихла и крепко спала. Сохранится у неё особенность – очень тихо и крепко спать и тогда, когда она станет значительно старше. Пётр перевернулся на другой бок и хотел уже пытаться себя силой воли заставить уснуть, но тут он вспомнил о разговоре с Иваном Михайловичем, что при обыске в комнате Прохора не нашли мешки, который он видел у Ташкента. Пётр всё ещё винил себя в том, что упустил главаря банды. Вспомнил, что Мария рассказывала про людей в гражданской одежде, которые вчера приходили к ним домой и под конвоем вывезли всю семью соседа в неизвестном направлении. «Значит, их комната пока пуста и не факт, что Ташкент докладывал жене, что у него хранится в мешках и что он собирается с ними делать!», – внезапно осенило Петра.

Он тихо встал с кровати и вышел из комнаты. Включил в коридоре свет. Так и есть: комната Ташкента опечатана. На двери красовалась бумажная лента с фиолетовой печатью МГБ. «Вот и органы подключились к работе», – констатировал Пётр как само собой разумеющийся. Ну это мелочи жизни проникнуть в комнату за печатью. «Но они же, как пить дать, тоже провели обыск. Таким образом эта комната претерпела уже два обыска и остался третий – мой! А как говорится: Бог любит Троицу!», – подумал Пётр и пошёл разогревать чайник. Когда он вскипел, то при помощи пара легко снял бумажную ленту с печатью. А затем залез на антресоль и достал дедовские инструменты. Из толстой проволоки быстро соорудил отмычку. «Ловкость рук и специальная подготовка самый короткий путь к удаче или к «казённому дому!», – про себя усмехнулся Пётр и без лишнего шума, чтобы не разбудить дочь, открыл дверь. Комната была девственно чиста. Никакой мебели, даже занавесок на окнах. Бумажные обои в особо подозрительных местах были сорваны со стен и теперь валялись на полу.

– Основательно наша спецслужба копала! – тихо присвистнул Пётр. – Ну, и где теперь искать будем?

Пётр обошёл комнату, потрогал подоконники – они ходили ходуном.

– Значит и их срывали. Как же без этого? Так, но мои коллеги только облегчили мне поиск! – обрадовался Пётр.

Он вспомнил, как в детстве игрался в этой комнате, а особенно он любил прятать вещи в тайнике, который ему в детстве показал отец. Пётр вышел в коридор и принёс лестницу, которую использовали, чтобы вкрутить под потолком перегоревшую лампочку. Они в старых домах очень высокие и так просто до неё не достанешься, даже если у тебя высокий рост.

Печь была большая, от пола до потолка и с красивыми изразцами. Пётр приставил лестницу и залез наверх. Две больших верхних плитки имели одну маленькую хитрость. Если разом на них надавить, то они раскроются подобно дверцам шкафа. Кто и зачем сделал этот тайник узнать так и не удалось. Петра ещё грыз червячок сомнения, что Ташкент мог тоже знать об этом тайнике, но перепроверяться не помешает.

С некоторым волнением, прямо как в детстве, он надавил на заветные плитки и механизм сработал. «А что ты хотел? Ведь после войны и печь, и механизм были моложе, чем в моём детстве!», – усмехнулся Пётр. У него под рукой не было фонаря, а внутри хитрого «сейфа» было темно. Свет от единственной лампочки, висящей почти под самым потолком, был совершенно никудышный. Пётр засунул руку и стал на ощупь проверять тайник. После недолгих поисков наткнулся на какой-то предмет из грубой ткани. Сердце сладостно защемило.

Когда достал припрятанное Ташкентом, то это оказался «сидор». Так бойцы во время войны именовали армейский вещмешок. На глаз он был таким же полным, как и в тот день когда Ташкент возвращался к себе домой. Значит, можно предположить, что «сидор» спрятали и больше к нему не прикасались. Пётр ещё раз засунул руку в тайник и снова пошарил в нём. Его рука наткнулась на второй мешок. Пётр достал и его. Слез с лестницы. Осторожно поставил на пол тяжёленькие мешки и развязал на одном из них горловину. Заглянул в него. Света тусклой лампочки было маловато, но понять, что там было оказалось не трудно. Там находились папки с документами. Пётр достал одну из них. На обложке красовался чёрный германский орёл. Точно такой же, который был на листке бумаги, который он сам обнаружил в квартире убитого директора продовольственной базы.

Рано утром Пётр был уже на службе. Он постучался в дверь теперь уже хорошо знакомого ему кабинета номер восемь. Дождавшись приглашения, вошёл.

– А Пётр, здорово, что ты пораньше пришёл. Мне как раз звонил эксперт по поводу того листка бумаги, который вы с ребятами нашли в доме убитого директора продбазы. Так вот, бумага действительно немецкая. Но вот от какого документа этот кусок бумаги – наши эксперты сказать не могут. Так что, небольшой тупичок в твоей версии образовался. Кстати, что это за вещмешки ты ко мне приволок? Куда-то собрался? И почему их два? Один для меня, что ли припас?

Начальник отдела добродушно хохотнул и хитро посмотрел на своего подчинённого.

– Здравия желаю, Иван Михайлович. Пока, никуда не собираюсь, но мне кажется, что тупика у нас уже нет, и нам из-за этих мешков теперь предстоит огромная работа. Похоже, что нужно будет перекопать множество актов гражданского состояния и архивов военных комиссариатов! – с таким же хитрым видом доложил Пётр и поставил на край стола начальника оба найденных им «сидора». Вот, полюбуйтесь Иван Михайлович,

– Что это? – спросил начальник.

– Это как раз то, что ни наши следоки, ни следоки органов безопасности найти в комнате Ташкента так и не смогли!

– А ты, значит нашёл! – довольно хмыкнул начальник отдела.

– Так точно, товарищ майор! Нашёл!

– Ну, хвалю-хвалю и что же в них такого интересного?

Пётр достал из одного из «сидоров» первую попавшуюся ему в руку папку и положил её на стол перед начальником. Тот посмотрел на её обложку и при виде германского орла, презрительно хмыкнул. Затем аккуратно раскрыл. То, что было внутри папки и без переводчика было понятно. Это были установочные документы на сотрудников резидентуры немецкой разведки. Там же было и расписка агента о своём согласии честно работать на Абвер и германское государство. Ещё много чего предстояло выяснить, но то что эти документы бесценны для советской контрразведки и позволяют раскрыть глубоко законспирированную сеть противника – это безусловный факт.

– Какие-нибудь соображения у тебя по этому поводу имеются? – указывая на раскрытую папку немецкого архива, спросил начальник отдела.

– Первое, на что мне хотелось бы указать, – это то, что оба случая убийств с идентичным почерком было актом изъятие архивов, и ликвидацией их хранителей. И второе, я считаю, что немецкий резидент по кличке Ташкент поставил перед собой задачу работать не только с ранее завербованной агентурой, но и организовывать вспомогательное бандитское сообщество.

– Ты посчитал сколь велик найденный тобой архив?

– Сто тридцать шесть человек. Причём, если судить по тем данным, что немцы привели в своей картотеке на своих агентов, то география их поиска у нас будет весьма обширная!

– Не уж то ты хочешь сказать, немцы закинули свою сеть на всю нашу страну?

– Именно так, Иван Михайлович. От Владивостока до Прибалтики, – подтвердил Пётр.

– И на наш город имеются данные?

– Пять человек.

– Но зачем агенту немецкой разведки нужны бандиты?

– Я могу лишь только полагать, что Ташкент в настоящее время является агентом американской или английской разведки, а возможно, что работает одновременно и на тех, и других. А бандитов он сплачивает под своё крыло, чтобы в нужный момент нанести наиболее болезненный удар по нашему государству, вдвое сильнее обычного. При хорошо подготовленной внешней военной атаке, подкреплённой мощной внутренней диверсионно-подрывной работой и активизацией уголовного беспредела в нашей стране, – противник может значительно облегчить достижение скорого, положительного результата.

– Тебя послушать, так аж в дрожь бросает от возможных масштабов действий нашего вероятного противника! – произнёс Иван Михайлович, нервно вытаскивая из пачки новую папиросу.

– Не спорю, планы, конечно, у Ташкента и его хозяев могут быть значительно внушительнее, чем я даже могу себе их сейчас представить. Но, возможно, что я излишне нагнетаю обстановку. Хотя, я считаю, что мы просто не имеем права сходу отметать вероятность подобного плана. И я полагаю, что нашему управлению нужно сосредоточится на выявлении бандитской группировки Ташкента, как наиболее опасной для нашего государства, а контрразведка пусть занимается ликвидацией диверсантов прямо по обнаруженной нами немецкой картотеке. Будет очень даже хорошо, если нам удастся нанести Ташкенту и его хозяевам встречный двойной удар! – закончил Пётр.

– Не спорю, твой план на опережение весьма хорош и, возможно, достаточно эффективен. Но ты, Пётр, не учёл одного важного обстоятельства, а у меня, старого дурака, от вида такого богатого улова прям из головы всё повылетало, – глубоко затянувшись папироской и глядя в тёмное окно своего кабинета, тихо произнёс Иван Михайлович. – Мне кажется, что наш удар уже упредили.

Пётр удивлённо посмотрел на своего начальника, а в это время на столе у него громко зазвонил телефон. Майор взял трубку.

– Тебя, дежурный спрашивает, говорит, что тебя дочка просит к телефону, по очень важному делу, – сказал Иван Михайлович и протянул подчинённому трубку.

Пётр сразу почувствовал неладное. Он приложил трубку к уху и ему показалось, что она раскалена до предела.

– Слушаю! – почти крикнул он.

Выслушав ответ, Пётр так и застыл с замолкшей трубкой в руке.

– Что случилось? – спросил начальник убойного напряжённым голосом.

– Ташкент сам объявился. Он украл Марию и теперь требует, чтобы я вернул ему обратно мешки с документами. Если я не выполню его требование, то он убьёт Марию, а вслед за этим устроит в городе масштабную диверсию. Причём, обещает это сделать очень скоро, если мы не пошевелимся.