Лето. Тепло. Вечер. Воскресенье. С Волги дует легкий ветер. На набережной Ярославля собирается духовой оркестр. Тут же народ, ожидающий музыки оживленно болтает, но как только дирижер взмахивает палочкой, все замирают. Под первые звуки танго, кидаются поближе к оркестру, разбиваются по парам и танцуют. Танцующим лет под семьдесят, восемьдесят, девяносто, проходящая мимо молодежь останавливается. Многие пытаются повторить не замысловатые фигуры. Старики танцуют роскошно, так, как будто их всю жизнь учили в балетных школах. Молодежь увлекается. Молодые люди приглашают величавых дам с пышными прическами и просто дам на фокстрот, девушки приглашают престарелых кавалеров, и те обучают их, как могут. Танцуют уже многие, места не хватает. Выходят с тротуара на мостовую. Машинам не дают возможности проехать. Некоторые автомобилисты разворачиваются, смеются, машут рукой, мол, это надолго.

Гремит оркестр, стучат по мостовой каблуки, ловко разворачиваются пары, и старики самозабвенно отплясывают, побросав в стороны свои болезни и трости.

И тут идут иностранцы, впереди вышагивает экскурсовод с табличкой, бац, наткнулись на наших танцоров. Иностранцы оказались итальянцами, все, никакой экскурсии им не надо. Они закружились в вихре русских вальсов и крики: «Фантастико! «Браво!» полетели к оркестрантам. Итальянцы, счастливые, довольные перепутались в парах с нашими русскими кавалерами и дамами, и безо всякого перевода понимая, какое коленце им надо выкинуть, лихо отплясывали весь час музыки, позабыв про все…

 

* * *

Пьяная девушка в мороз идет по улице. Ей явно жарко. На ходу она раздевается. На снег летит ее сумочка. Вслед соскальзывает с плеч шуба и мягко ложится, будто зверек, какой заснул. Девушка, потрясая пышными волосами, звонко смеется и кидает вслед за другими вещами меховую шапочку. Прыгая на одной ноге, расстегивает молнию на сапоге, скидывает сапог, второй летит на снег. В одних белых носочках, в капроновых колготочках идет царственной, но пьяной походкой к подъезду. На ее счастье входная дверь оказывается открытой, а не заперта на домофон, как уже принято повсюду, в дверях стоит, тупо улыбаясь, незнакомый пьяный парень. Смотрит на нее, не скрывая восхищения. Она мимоходом гладит его маленькой мягкой ладошкой по колючей не бритой щеке и идет в подъезд.

Не торопясь восходит по ступеням на второй этаж и звонит в дверь. Дверь распахивается, слышится визг и крик, а потом вниз ссыпается толстый мужик в одних шлепанцах, в спортивных штанах и в майке. Бегает по двору, подбирает сумку, шубу, сапоги и шапку. А пьяный парень, изменяясь в лице, глядит на него с подозрением. И когда мужик пролетает мимо него со своею ношей, он его цапает тяжелой рукой за майку и тяжело дыша, осведомляется, как же он справляется с такой молодой женой? Мужик тут же вырывается из рук парня и визжит, захлебываясь яростной слюной, что совсем уж допился что ли, последний ум пропил, какая жена, когда она ему дочь? А дальше кричит, что уже устал от ее пьяных выходок по выходным, вечно как воскресенье, так где-нибудь в клубе танцует и пьет, а потом притаскивается никакая, домой.

А парень уже отнимает у бешеного папаши вещи дочери и сам несет до порога. А у порога извиняется и говорит, что еще может, придет? Но дверь перед ним уже захлопывается и взвизги папашки слышны где-то в глубине квартиры, им вторит еще чей-то слабенький голосишко, как видно, мамашки.

Парень медленно спускается по лестнице, задумчиво пьет пиво и говорит вслух:

«Себя бы вспомнил в молодости, сволочь! Небось, пил да гулял беспробудно!»

А пьяная девушка спит беззаботно, не замечая потрясенных ее поведением родителей и не зная, что только что у нее появился поклонник, который непременно выведает у своих друзей живущих тут же в ее подъезде все о ней. А потом будет ходить, подстерегать ее на каждом повороте и ухаживать неуклюже. А после весьма прозаично ее обругает, заметив с кавалером, который, не в пример этому поклоннику умеет ухаживать, умеет дарить цветы, играть на гитаре, быть галантным и прочее…

 

* * *

Двое пьяных на остановке качаются, поддерживая друг друга под локти, разговаривают о чем-то невнятно. Один другому постепенно повышая голос, начинает доказывать, что его все уважают. Другой не верит. Первый заводится, оглядывается в поисках знакомых и, заметив соседей по подъезду, молодых ребят лет так семнадцати, говорит своему дружбану:

– Вот я тебе сейчас докажу!

Подходит неуверенной походкой сильно пьяного человека к молодежи. Его пьяный друг издали смотрит, вытягивая шею, что будет. Молодежь замолкает, они что-то только что напряженно обсуждали, но вынуждены прерваться, чтобы выслушать пьяницу.

– Здорово, орлы! – улыбается пьяница. – Вот скажите мне, вы меня уважаете?

Молодые люди переглядываются и особо нервный, нетерпеливо достает сигарету:

– Тебе закурить, что ли? На!

Пьяница послушно берет, мнет сигарету в руке и продолжает:

– Нет, вы мне скажите, ведь вы меня давно знаете, вы меня уважаете?

Нервный протягивает пьянице початую бутылку пива, у ребят еще есть.

– Тебе пива что ли? Возьми одну, больше не дам!

Пьяница послушно берет, мнется и опять за свое:

– Ну, вот ты еще пешком под стол ходил, – обращается он к нервному юноше, – а я уже работал.

– О! – стонет нервный и под хохот своих товарищей, вытаскивает бумажник. – Возьми десятку и отстань!

Пьяница послушно берет, поворачивается и бредет к своему собутыльнику. Собутыльник смеется и язвит над пьяницей:

– Не уважают, а зато и сигарету, и пиво, и десятку дали!

– Значит, все-таки уважают?.. – неуверенно замечает пьяница.

– Ну, а то, как же!.. – кивает второй.

И оба, пошатываясь, бредут куда-то прочь от остановки.

 

* * *

Очень пьяный мужик разговаривает сам с собой, бубнит что-то себе под нос, низко опустив голову, продвигаясь неровными шагами куда-то в неведомое пространство. Однако, когда на пути у него возникает толпа людей ожидающая транспорта, мужик поднимает голову и радуется, широко расставив руки, кричит, будто обрел невероятное счастье:

– Люди!

Люди, естественно, раздвигаются, пытаясь пропустить пьяницу и пусть идет, куда шел. Все устали, все с работы.

Но мужик не уходит, он входит в толпу и начинает ходить от одного к другому, буквально на ходу придумывая темы для разговоров. Ведет себя так, как будто всех кругом знает, каждому говорит:

«Ты!»

Народ терпит. Никто мужику не отвечает, в разговоры с ним не вступает и мужик скоро заскучал. Горестно он вздыхает, вытирает пьяные слезы и тянет:

– Эх, вы-и!

Оглядывается на оставшихся на остановке с укоризной и лезет в подошедшую переполненную маршрутку с самым решительным видом, втискивается, двери закрываются. Мужик немедленно озаряет всех находящихся внутри сияющей улыбкой:

– Люди, какие вы все!..

За проезд он не платит, кондукторша скоро начинает ругаться, ругаются и оказавшиеся под липучими руками пьяницы две девушки и скоро хмурые, трезвые мужики, пассажиры маршрутки без разговоров выпихивают пьянчугу на другую остановку, где история продолжается. Снова слышится ликующий крик:

– Люди!

И так далее, все то же…

 

* * *

Пьяный дед идет, пробирается по улице, регулярно останавливая прохожих, спрашивает некую улицу. Ему сочувствуют, даже провожают немного. Дед симпатичен, одет аккуратно, видно, что он напился случайно, может в гостях, может еще где, у родственников. Выпил и опьянел. Дед безобиден и тих, в руке у него пакет с продуктами, нижний край прорвался, и из прорехи выглядывают хвостики маленьких сушеных рыбок. Это заметила ворона. Скоро она мелкими, но верными шагами пристроилась к деду, приноровилась и вытащила одну рыбку, схватила ее в клюв, унесла на дерево, грызть. Другая ворона все увидела, сделала свои выводы, подлетела к деду, пристроилась, раз, и вытащила рыбку, унесла…

Дед ничего не заметил, медленно, пошатываясь, он тащится по улице, старательно обходя слабыми ногами всякие выбоины и ухабы, лужи и лужицы.

Ворона вернулась, одна, а затем другая и как по сигналу еще несколько, прокаркали, сообщая друг другу о возможности поживиться.

И пока одна вытаскивала следующую рыбку, другие все каркали. Дед, наконец, очнулся, поднял голову, огляделся, заметил воровку и вместо того, чтобы прогнать, заулыбался, достал рыбку из пакета и бросил серой разбойнице, та немедленно схватила, взлетела на дерево. Остальные обиженно каркнули на нее, мол, тебе досталось, а нам нет. Дед засмеялся и как добрый сеятель стал разбрасывать сушеную рыбку перед собой, всю вытащил и пакет дырявый тут же бросил. А потом отошел подальше и смеялся, наблюдая пиршество ворон. На замечание прохожих, зачем же он так, себе бы пригодилось, он только рукой махнул, еще наловлю да насолю, а птицы пущай полакомятся…

 

* * *

Прошел киносеанс «Фредди Крюггера». Вечер. На город спустились сумерки. Из кинотеатра вываливается народ. Много подростков, тут же закуривают, тут же бегут к ларьку и покупают пиво. В результате идут бродить, напряженно обсуждая фильм.

Внезапно им навстречу попадается бесформенный тип. Пьяный, бормочущий, худой, лица не видно, на нем свитер точно такой же, какой был на главном герое фильма, ну или такой же, но похожий.

Подростки, народ неуравновешенный, не сговариваясь, скопом, бросаются на этого «Фредди» и бьют его, чем попало и как попало. Рядом, почти тут же, тормозит милицейский уазик, выскакивают стражи порядка, разнимают, растаскивают.

В результате, прилетает еще один уазик, подростков всех запихивают и мужика тоже, везут в отделение. Пьяница с перепугу протрезвел и ревет белугой, что его убить хотели, а подростки тоже с перепугу ревут, что это он их убить хотел. На вопрос, почему? Следует ответ, потому что одет, как Фредди Крюггер. В отделение немое молчание, а потом смех сквозь слезы. Ну, что в протоколе писать? Кое-как, со штрафами и прочими угрозами в школы, все-таки разобрались, а мужик свой свитер на помойку выбросил, напугался, бедняжка, а ну как еще любители страшного кино его где-нибудь заметят и накинутся, кто их знает, ненормальных?..

 

* * *

На остановке, переполненной народом, на коленях стоит пьяница. Упирается одной рукой в асфальт, другой шарит у себя в верхнем кармане пиджака, что-то пытается найти и регулярно падает. Лицо у него уже разбито в кровь, но он ничего не чувствует. Народ вокруг колобродит, многие пытаются его приподнять, посадить на скамейку. Мужик послушно плетется к скамейке, садится и через минуту опять падает на асфальт, из носа у него уже капает кровь. Наконец, окружающие не выдерживают и прибегают к крайним мерам, находится одноразовый стакан, в него наливают немного воды, туда же накапывают нашатырный спирт, насильно вливают пьянице в рот. Пьяница ошалело плюется, мотает головой, бормочет, но трезвеет. Народ напряженно и сочувственно смотрит, готовый к дальнейшим протрезвляющим действиям. Пьяница недостаточно быстро трезвеет, народ подступает, сразу в несколько рук сильно трут ему уши, льют на голову холодную воду.

Наконец, народ отступает, пьяница протрезвел, во всяком случае, протрезвел достаточно для того, чтобы проследовать с остановки домой. Разбитое лицо ему заботливо вытирают платком и провожают на троллейбус. Он униженно благодарит своих спасителей и обещает клятвенно не пить больше до самого дома. Садится и в троллейбусе немедленно погружается в беспробудный сон. А народ в троллейбусе уже поглядывает на него, готовый разбудить пьяницу в спальном районе, чтобы он не проехал, чтобы потом не пришлось шарашиться по вечерним улицам, рискуя попасть в лапы милиции. Русский народ у нас добрый и всегда готовый помочь пьяному человеку, рассуждая следующим образом, ну с кем не бывает?!

 

* * *

Очень сильный ветер сдувает шляпы с прохожих. По улице летит мусор. Галка, растопырив крылья, кубарем несется, и только налетая на стену магазина, съезжает по стене вниз, тяжело дышит, раскрыв клюв и закатывая в изнеможении глаза.

Трое пьяных тут же у магазина сидят на корточках, ошалевшая галка возле них.

Один наливает стакан портвейна и от щедрот своих, жалея птицу, протягивает ей:

– На! Выпей, дурище!

Птица не реагирует, а, только посидев и оклемавшись, оглядывается, ловит минуту затишья и прыгает, вдруг, в воздух. Пьяницы провожают ее заворожено. Один даже приподнимается, следя, успеет ли она куда спрятаться или не успеет? Новая волна бешеного порыва ветра едва не настигает галку, но она ловко пикирует к крыше соседнего дома и забивается в слуховое окно. Пьяницы победоносно кричат и ликующе плюют в сторону проносящегося мимо них бешеного ветра.

Между тем, вино заканчивается. И они принимают решение идти за новой бутылкой. Но для этого нужно повернуть за угол, где ветер сносит и сбивает с ног, а потом изловчиться, уцепиться за дверь, открыть ее как-то и нырнуть внутрь. Магазин находится в полуподвальном помещении. Вниз ведут несколько стертых ступеней. Дальше коридор, освещенный одной-единственной лампочкой, а в конце коридора дверь в широкое помещение, где милая продавщица, в белом облегающем халатике, тут же потянется за бутылкой. И можно будет на секунду-другую полюбоваться ее пышными формами, выдающимся передом и не менее значительным задом.

Наконец, пьяницы решаются. Вместе, не оставляя друга в беде, они поворачивают за угол. И тут же ложатся на ветер, одного сносит и он жалобно кричит, пытаясь опуститься на четвереньки и хоть так-то продержаться. Но ветер неумолим, а степень опьянения такова, что удержаться нет возможности. В борьбе побеждает ветер, и пьяница кубарем летит за угол, совсем как давеча галка и сидит, ошалело раскрыв рот, загнано дыша и утирая, запорошенные сором глаза, дрожащими руками.

Двое его товарищей оказавшиеся сильнее, преодолевают расстояние до двери, вдвоем, кое-как, отдирают дверь от косяка и тут же, протискиваются внутрь. Их встречает лестница со стертыми, щербатыми ступенями. Спускаются. Попадают в коридор, освещенный одной-единственной лампочкой, идут и тут, свет неожиданно мигает несколько раз и, гаснет. Пьяницы мгновенно замирают, будто наткнулись на невидимую стену. Не видно, не слышно, правда снаружи доносится вой ветра, но не более того. Пьяницы впадают сами того не замечая в состояние паники. Они дезориентированы в пространстве. Один громко, истерически вопит. Другой находит первого в темноте по крику и вцепляется в рукав.

В темноте звучит отчаянно и призывно:

– Люди! Люди, помогите! Люди, где вы? Мама!..

Где-то далеко, в конце коридора, наконец, распахивается дверь и с десяток огоньков сотовых телефонов в руках людей, посетителей магазина, загораются спасительными маячками для растерявшихся пьяниц.

Спустя время, двое вернулись с бутылкой, нашли за углом первого, и потрясенные произошедшим, решили ретироваться в укрытие, домой. Что и проделали не без кульбитов, матерщины и прочих выкрутасов, имея такого противника, как сильный ветер… И уже взирая из окна загаженной кухни, шепотом удивлялись, как еще не погибли непонятно, однако, главное, а именно, бутылку, все-таки, добыли!..

 

* * *

За два дня до Нового года возле остановки остановилась машина. Очень пьяный водитель выглянул из открытого окна, обвел мутным взглядом людей столпившихся на остановке и, внезапно, поздравил всех присутствующих с Новым годом. Его нестройно поблагодарили, но посмотрели недоверчиво и с удивлением.

Обстоятельные мужички, явно работяги, заметили пьянице, что до Нового года, вообще-то еще два дня… На что пьяница ни с того, ни с сего резко ответил, мол, как же так, именно сегодня Новый год, который, к тому же он, пьяница, уже начал отмечать.

Слово за слово и мужики поругались. Пьяница, сжимая кулаки, вылез из машины, неловко размахиваясь, полез в драку. Люди на остановке разбежались, остановились подальше от буяна. Мужички, зашли за толпу женщин и оттуда, со смешками и издевками взирали на потерявшего задир, забулдыгу.

Тут же дорожная полиция, вникнув в картину происходящего, резко остановилась рядом. Пьяница протрезвел и резво кинулся в толпу, оставив свой автомобиль на милость врагам в погонах.

Конечно, его пытались поймать, народ метался по остановке и вокруг остановки, потому, что пьяница за всеми прятался, всех цеплял неловкими руками и ронял. Наконец, его поймали, скрутили и он тут же громко поклялся, что за рулем сегодня не бывал, а сидел на заднем сиденье, машина же сама по себе приехала. На вопрос, как так? Заявил, честно глядя полицейским в глаза, что его автомобиль – робот и сам по себе решает, куда везти хозяина.

Полисмены не выдержали, засмеялись, расхохоталась вся толпа вокруг и так со смехом засунули пьяного в полицейскую машину, а в открытое авто пьянчуги залез полицейский. Автомобили уехали один за другим, а на остановке еще долго царило веселье, хотя пьяного было немножко жаль, наверное, теперь лишат прав, а может, и штраф припаяют.

 

* * *

В Толгском монастыре служба. Молящиеся смотрят на монахинь и послушниц. Последние, в черном, пробираются поближе к алтарю, стоят, перебирая четки, скромно вперив глаза в пол. И приход старается им подражать. Люди тянутся к молитве, как к хорошему методу уйти от суровой действительности за окном.

В храм заходит пьяный мужик. На нем длинный плащ, ноги обуты в резиновые сапоги, на голове меховая шапка, хотя зима давно прошла и на улице резвится солнечная весна. Мужик под настороженными взглядами прихожан протискивается вперед, поближе к монахиням. Шатается, раскланивается подобострастно, вглядывается с любовью в уклоняющиеся от его внимания скромные лица. Снимает шапку, мнет в руке, кланяется иконе Божией Матери. И, вдруг, поворачивается спиною к алтарю, а лицом к монахиням, распахивает плащ, под которым ничего из одежды больше нет.

На весь храм раздается истерический визг, такой, что уши закладывает. Наверное, такому визгу позавидовали бы все ведьмы мира.

Мужик не успевает запахнуться, как монахини вцепляются в него мертвой хваткой, в волосы, в плечи, в руки, рвут и рвут его. Мужик орет и трезвеет. Вокруг него бешеные оскалы, у многих пена у рта. Он вырывается, его еще больше рвут. Наконец, он обмякает и с десяток визжащих, похожих на рассвирепевших фурий, монахинь с клобуками набекрень тащат его к выходу, а потом через весь двор до ворот, вышвыривают, кидают ему вслед шапку, плюются и грозят ему кулаками. Мужик, растрепанный, исцарапанный, еле стоит на ногах, падает на землю и вновь с трудом поднимается, с ужасом глядит на монахинь. Дрожащими пальцами застегивает плащ, надевает порванную в битве шапку на голову и, махнув рукой, поспешно уходит прочь от монастыря.

А монахини оправляют друг на друге одежду, оглаживают клобуки и платки, придирчиво оглядывают друг друга и довольные исходом битвы идут обратно в храм. Они – само благочинье, глазки опущены вниз, в руках четки и прихожане уважительно, услужливо уступают им дорогу поближе к алтарю…

 

* * *

Серые тучи, угрожая дождем, тяжело нависали над притихшим городом. Прохожие убыстряли шаг, опасливо косясь на потемневшее небо. Многие уже шелестели зонтами и подставляли открытые ладони, проверяя, не посыпались ли капли дождя, вначале, как известно мелкие, а затем крупные.

И вот дождь полил, не переставая, все сильнее и сильнее. Большие пузыри вздувались в образовавшихся лужах и тут же лопались. Прохожие ныряли в открытые подъезды домов и там замирали, расстроено глядя на булькающие потоки воды, как по волшебству, заполонившие весь тротуар и дорогу. Никому не улыбалось торчать в укрытии чужого подъезда долгое время, а судя по пузырям, так и должно было быть. Пузыри на лужах – верная примета, что дождь будет долгим.

Дождь заметно охладил воздух летнего дня и легко одетые горожане ежились и дрожали, испытывая отвращение к разошедшемуся дождю, скучая и томясь.

И тут в укрытие подъезда, к людям ввалился пьяненький мужичок. Он выглядел бы нормальным, если бы не сырая одежда, вся в подтеках и каплях грязи, нечесаные волосы, слипшиеся в мокрые сосульки полные желтого песка. Пьянчужка выглядел утомленным, дышал тяжело, загнано и видно было, что он спасался бегством и возможно пару раз упал на землю. Впрочем, его вид скоро сделался понятен.

Вслед за пьяницей почти сразу же вбежала мокрая пьяная женщина неопределенного возраста и неопределенной толщины. Она азартно вскрикнула, увидев пьянчужку, и тут же ловко принялась обшаривать карманы его мокрых штанов. Он покорный ей во всем, послушно вскинул вверх руки и только поворачивался под ее жадными руками. Не найдя искомого, она немедленно полезла пьянице в рот, грязными пальцами шаря у него за щеками. Пьяница старательно разинул рот, как в кабинете стоматолога, запрокинул голову, чтобы ей удобнее было искать.

Посреди случайных зрителей этой сцены нашлись некоторые, молодые люди, весело предложившие женщине пошарить у мужика в трусах.

В ответ на насмешки она задрала подбородок и сразу приобрела чрезвычайно высокомерный вид. Ее опухшие от пьянства дряблые щеки мелко-мелко затряслись от гнева. Она покраснела и красный, почти свекольный цвет ее полного испитого лица резко контрастировал с ярко-сиреневым цветом крашеных волос, дикими клочками торчавшими то тут, то там над ее низким маленьким лбом.

Она собралась ответить что-то насмешникам преувеличенно оскорбленная и как многие пьянчужки сильно уязвленная в своих чувствах.

Но тут раздался громкий хлопок и натянувшиеся лямки сырой майки, которую она, к тому же, беспрестанно нервно дергала, лопнули. Ткань майки опала, немедленно обнажив обвисшие груди с безобразной синей татуировкой возле одного соска. И пьяница враз потеряв высокомерие, завизжала, так что у всех вокруг уши позакладывало, повернулась и кинулась бежать, прикрывая обнаженные груди руками.

Насмешники проводили ее улюлюканьем да свистом. А пьянчужка, отвесив всем присутствующим, поклон в благодарность за бегство подруги жизни, наклонился и достал из носка пакетик, из пакетика извлек свернутую бумажную сотню и победоносно потряс ею в воздухе. Его действия встретили не менее насмешливые крики. На которые, пьянчужка ответил застенчивой улыбкой.

А тут уж и дождь кончился. Развеселившиеся прохожие, улыбаясь, вывалились из укрытия подъезда на промокшие улицы, оглядываясь на счастливого пьяницу, живо обсуждали только что увиденное. Уверенные, что присоединись они, сейчас, к выпивошке, увидели бы еще много чего забавного, но у каждого было какое-нибудь дело, каждый спешил и скоро все они растворились в серых улицах и закоулках города. Ну, а пьянчужка? Пьянчужка купил бутылку водки, пакетик семечек на закуску и пошел, торопливо оглядываясь, страшась увидеть свою половинку. Наверное, он стремился укрыться где-нибудь в укрытие и в одиночку, чтобы больше досталось, выпить бутылку, закусив семечками…