Григорий Простаков всегда удивлял своих современников. Семи лет он принялся изучать геометрию. Десяти взялся за алгебру и физику. Двенадцати увлекся химией. И, окончил среднюю школу в четырнадцать лет с золотой медалью.

Через шесть лет усиленной учебы в высшем учебном заведении он стал преподавателем в техническом вузе. И преподавал точные науки с большим успехом. Однако, студенты прозвали его Простяком и было почему.

Простяк, несмотря на свой юный возраст, выглядел как-то не так, одним словом, по-чудаковски он выглядел. Усиленные занятия отразились, как видно, на его волосах, он рано облысел и огромный чистый лоб, таким образом, получил продолжение в виде блестящей отполированной ветрами и дождями, лысине. Шапку Простяк носил только зимой.

Неуклюжий, коротконогий, с длинными руками ниже колен, маленького роста, весь заросший с ног до груди черной мохнатой курчавой шерстью, Простяк, тем не менее, обращал на себя внимание женщин.

И глядя на его корявую фигуру, они искренне сожалели, что у него не фигура Аполлона. При такой-то фигуре быть обладателем эффектной внешности писаного красавца, какая ирония!

Сам же Простяк нисколько не сожалел о своей несуразной внешности, ему было, откровенно говоря, наплевать, как он выглядит. Он был чудаком в полном смысле этого слова.

– Простяк ты! – замечали ему друзья и коллеги по университету.

И он кивал, вполне согласный с их мнением. А между тем, таскал какую-то одежду, такую странную, что даже продвинутая молодежь, одевающаяся совершенно по моде, то есть, безвкусно и аляповато, оглядывалась на него, озадаченно почесываясь.

Он мог бездумно надеть синие спортивные штаны, желтую майку и рыжую кепку. А в другой раз приходил на лекции в майке с черепом и драных джинсах с модно нарезанными лохмотьями.

Им гордились студенты и называли его нашим демократом, но это не соответствовало действительности.

Часто Простяк глотал лекарства, прописанные ему врачом от забывчивости и рассеянности, но оставался чудаком и простаком.

Непьющий, скромный, модно лысый Григорий Простаков привлекал все больше не красивых и полных девиц. Они ему сочувствовали. Он привлекал их в таком количестве, что порою вынужден был спасаться от них бегством.

Бывало, он мчался, улепетывая со всех ног, а толпы толстых поклонниц, влюбленных в талантливого препода, по пятам преследовали его. Одетые, совершенно по моде, они на огромных каблучищах, так что в спокойном состоянии походили на кузнечиков, тут надо объяснить, требуется, так сказать, небольшое отступление.

Мода привнесла некие изменения в обувь молодого поколения. Каблуки, вдруг, выросли до пятнадцати, местами даже двадцати сантиметров и, чтобы удержаться на этакой высотище, девицы вынуждены были выгибать колени неестественно назад, таким образом, напоминая ноги кузнечиков.

Так вот, на огромных каблучищах поклонницы преследовали Простяка, каблуки оглушительно хлопали об асфальт, дробя и круша последний, не хуже тяжеленных бомбовозов, так что случайным прохожим трудно было поверить, что это не стадо бизонов выбежало, на прогулку по городу. Их животы абсолютно по моде были открыты, пупки проколоты и украшены сережками, напоминая слабым воспоминанием о папуасах и ничего, что у некоторых девиц толстые животы с жиром свешивались безобразными складками, свисая над поясами брюк и юбок. Наверное, этих модниц не остановило бы обладание даже сверхбезобразными телами. И тут бы они оголялись сверх меры, так что прохожие в испуге от такого зрелища прикрывали бы глаза.

Бывало, Простяка подстерегали толстые поклонницы в коридорах университета. Они просачивались за первые парты его аудитории и садились перед ним, в коротких юбках с толстыми ляжками, нарочито раздвигая перед ним свои слонообразные ноги и демонстрируя ему треугольники прозрачных кружевных трусов. Преувеличенно озабоченные они не сводили алчущих взоров с Простяка, но он ничего не замечал, увлеченный своими науками.

Усилия девиц сводились, таким образом, к нулю. Но, однажды…

Григория пригласили на свадьбу. Женился коллега, преподаватель физики. Простяк с ним дружил и частенько спорил по поводу правдивости той или иной теории относительности. Они вместе копались в интернете и вообще походили на парочку чокнутых профессоров. Физик был столь же экзотичен и импульсивен, он во многом походил на Простяка, единственное, что их отличало – это способность физика влюбляться и любить, у него как-то для этого находились эмоции и силы. Отказаться от приглашения было нельзя.

Григорий опоздал, долго одевался, прихорашивался. Черный костюм, еще со студенческих времен отглаженный и приведенный в порядок мамой еле влез на широкие плечи Простяка, все-таки он был уже не мальчиком, но и мужем пока еще не стал.

Он первый раз выходил в свет, раньше он не бывал ни на одной вечеринке, предпочитая общество книг и учебников, пьяным сокурсникам.

Пить он не умел и за годы своей жизни выпил разве что половину бокала шампанского, да и то в честь родителей, как-то отмечавших круглую дату их совместной жизни, Простяк не запомнил, какую именно.

Ему налили штрафную. Он хватил полный стакан с водкой, как есть. Задохнулся, вытаращил глаза и сам сцапал со стола чей-то стакан с водой. Выпил, оказалось, водку. Все-таки ему дали запить, но было уже поздно. Он сразу опьянел, голова у него закружилась. Он и не заметил, как зашатался, вышел из квартиры, где молодые под увлеченные крики гостей, целовались, никем не удержанный побрел куда-то, как-то так оказался на улице, пошел, широко расставив руки для равновесия, ошалевший и дико пьяный и тут же свалился под ближайший кустик. Его обворовали, нашлись доброхоты, сняли с руки часы, вытащили сотовый телефон, выгребли из карманов все копейки, да и костюм тоже сняли, не побрезговали и ботинками.

Простяк очнулся и, протрезвев от наступившего холода ночной поры, понял, что ограблен. В эту минуту жизни он горячо пожалел, что выпил штрафную, и в то же время как было не выпить, ведь обиделись бы молодожены!..

Поеживаясь от холода, Простяк решился на пеший поход к дому. Благо было пробираться не так далеко, всего четыре квартала.

По дороге, а он пробирался преимущественно по кустам да за деревьями, он наткнулся на канаву.

Свежая канава, вырытая для каких-то целей строителями, наполовину наполненная водой была отнюдь не одинокой.

Трое пьяных возились на ее дне. Из их бессвязных речей Простяку стало понятно, что пьяницы решили на спор перепрыгнуть через канаву, достаточно широкую даже для заядлого прыгуна, чего уж говорить о пьяных.

Однако, пренебрегая всеми доводами разума и силой тяготения в том числе, они прыгнули один за другим и свалились в жидкую грязь канавы, доходившую им до пояса. Выбраться у них не хватало сил, и они сосредоточенно боролись, изредка угрюмо обвиняя один другого в отсутствии разума и прочих чудесах. Пьяницы цеплялись грязными руками за глинистые стенки канавы, скользили и падали. Пока Простяк пораженный глупой выходкой пьяных, позволившую им оказаться в такой тяжелой ситуации, не протянул им длинную крепкую ветку, которую принужден был сломать у находившегося тут же и бесстрастно взиравшего на происходящее, большого дуба. Но и тогда пьяницы еще долго взбирались и уже оказавшись на твердой земле уселись, изможденные нелегкой борьбой, грязные и сырые, а успокоившись немного, благодарили со слезами на глазах Простяка оказавшего им неоценимую помощь, ведь так бы они, пожалуй, потонули бы в канаве или замерзли, до утра не дожили бы, это факт.

Заметив его бедственное положение, а он стоял перед ними в одних трусах да майке, они посовещавшись, решили его отблагодарить и сколько он не отнекивался, решительно потащили к ближайшему дому. Как оказалось, там, в более-менее уютной квартирке проживал один из троих пьянчуг.

Простяк вошел в единственную комнату квартиры и рот разинул. В простой, без каких-либо отклонений, комнате в качестве украшения, в самом центре стены, висел портрет президента страны. Вокруг портрета вился по стене кудрявым цветом искусственный вьюн.

Один из пьяниц привычно расшаркался перед портретом. Второму, распоясавшемуся было, огорченному сырой одеждой, тут же указали на портрет, мол, не сквернословь перед персоной нон грата. Впрочем, политическая позиция этого второго сразу стала яснее ясного, как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Когда все помылись и переоделись в подходящие шмотки из того, что имелось в шкафах, Простяку тоже дали кое-какую одежонку, он все-таки осторожно поинтересовался у хозяина дома, зачем это и указал на портрет президента страны.

Хозяин квартиры тут же и показал зачем. Откуда-то из-под стола он достал острые дротики и с большим удовольствием, улыбаясь во весь рот, метко швырнул их в портрет, ни разу не промазав…

Пьяницы оказались гурманами, они пили не просто водку, а водку настоянную на зверобое.

Кто-то включил телевизор. Перед глазами выпивох прошла реклама пива, а после, сразу реклама похоронного бюро.

Один из присутствующих тут же ехидно заметил:

– Вот пей – и подыхай, похоронное бюро к твоим услугам!

Простяку все наливали, и он не зная, как избежать последствий и не обидеть своих новых приятелей, принялся пить по глоточкам. Впрочем, на это никто не обратил внимания. Только один, взял да и перевернул стакашек вверх дном, без слов, говоря, дескать напился. Простяк поспешно последовал его примеру. Двое оставшихся невозмутимо допили остальное.

– Ну вот, бутылку усидели, пора и на боковую, – категорически заявил хозяин дома.

Простяк тут же вежливо встал и принялся благодарить за хлеб да соль, стал пошатываясь, пробираться к входным дверям.

Пьяницы философски комментировали вслух его передвижения:

– Ишь, как спотыкается, известно дело, спотыкача напился, голова-то свежая, а ноги не несут, заплетыкиваются!

Они, предварительно посовещавшись, решили его проводить.

На улице уже стояла глухая полночь, веял свежий ветерок. Наползли тучи, и зарядил не сильный, но мерзопакостный, совершенно осенний дождь.

Во дворе, прямо на деревянном столе, за которым, днем пенсионеры, по всей вероятности, забивают «козла», сидел пьяный мужик. Изредка он пил водку прямо из горла и плакал, размазывая слезы вперемежку с дождевой водой у себя по лицу.

Простяк пораженно глядел на него. А его новые приятели окликнули пьянчугу по имени и спросили еще про кого-то им известного.

– Он отсутствует, – горько усмехнулся пьянчуга, – но тело его вы можете лицезреть под столом. Видите!

И ткнул мокрым пальцем под стол. Простяк заглянул. На земле действительно лежал пьяный, уместив под стол только свою храпящую и сопящую голову, он пренебрежительно отнесся к прочему телу. Между тем, дождь разошелся вовсю и под пьяницей быстро растекалась большущая лужа воды.

Простяк было заикнулся присутствующим о неудобном положении пьянчуги, но ему уже сунули стакан с дурно пахнущей спиртовой жидкостью и велели выпить. Стакан был один. Простяк принужден был выпить, потому что остальные жаждали продолжения банкета.

Однако, дождь мешал распитию напитков и присутствующие после недолгого раздумья полезли под стол, потеснив, таким образом, храпящую и сопящую голову куда-то в угол, рассуждая, что пьяному телу уже все равно.

Они выпивали и бездумно глазели на пузырящуюся лужу. Простяк тоже поддался общему очарованию и глядел только, ничего не предпринимая, как обрадованные дождем лягушки как-то так скоренько собрались отовсюду и обосновались безо всяких церемоний на груди спящего храпуна, облюбовали костлявые его коленки, выступающие островками из воды. Перебрались и уселись квакать поближе к голове, под стол, путаясь лапами в растрепанных волосах его. Одна, как видно, самая нахальная, нашла весьма привлекательным для себя его нос. И по опухшим красным векам перебралась неторопливо к кончику носа пьянчуги. Пьяница тут же оглушительно чихнул и лягушка пролетев по дуге, шлепнулась в лужу, впрочем, без особых последствий для себя, поплыла себе вместе с другими товарками прочь от ожившего острова… Ожившему тут же налили.

Спустя какое-то время Простяк обнаружил себя сидящим на ступеньках лестницы. Встал, огляделся и вроде как обнаружил, дверь квартиры весьма похожую на свою собственную. Понял, что дошел до дома, как говорят заядлые алконавты, на автостопе. Протянул руку к звонку, мама бы открыла. Но в этот момент некая сила налетела, ударила и пригвоздила его к стене. Сила эта шумно дышала и жадно причмокивала. Простяк силился собраться с мыслями и осознать, что это? До него сквозь мутный туман опьянения, ничего не доходило.

Сила, меж тем, куда-то его потащила, уронила, прижала к ступеням лестницы и принялась, увлеченно дыша расстегивать его одежду.

Он позволил, мягко уступая и разводя в бессилии руками. Молотом у него в ушах звучали слова одного из случайных знакомых приятелей:

– Моя судьба – сдохнуть под забором!

Проплывали перед его взором задумчивые опухшие от пьянства рожи и портрет президента, утыканный дротиками. Череда празднично одетых женихов и невест улыбаясь, протягивала ему штрафную, полный стакан водки и водка плескалась, ритмично постукивая и постанывая в сладострастном угаре.

Он очнулся под утро от гудения лифта. Соседи уже вовсю просыпались, торопясь не опоздать на работу.

Он очнулся и в замешательстве уставился вниз. Штаны, которые дал ему по доброте душевной один из новых приятелей оказались спущены вниз, впрочем, также как и трусы.

Простяк торопливо оделся, передергиваясь от неприятного ощущения чего-то гадкого и омерзительного, произошедшего с ним.

Дома он долго объяснялся с родителями по поводу пропавшего костюма, телефона и прочего. Под душем же обнаружил следы многочисленных засосов, которые, как видно, и оставила ему на память та сила, что напала на него на лестнице.

Было и еще одно… когда после лекции в опустевшую аудиторию вскочила толстая студентка с алчущим взором. Майка-топ безо всяких предисловий открывала всем желающим ее необъятную грудь и толстый живот со вздрагивающим желе из складок кожи, широкие бедра ее обхватывали облегающие джинсы, где совершенно по моде, намекая на доступность, была до конца раскрыта ширинка. Толстушка тут же призналась ему в своей беременности от него.

Простяк вздохнул, угрюмо посмотрел на нее исподлобья и неожиданно для нее расхохотался, оставив предприимчивую девицу раздумывать над своим положением в гордом одиночестве…