Дарья Одинцова впустила Владимира в свою жизнь сразу, и с первого взгляда на нее, он испытал восторженные чувства. Всегда подчеркнуто, скромно одета, тем не менее, она наводила марафет перед сном и окутанная ароматом изысканных духов, с легким пренебрежением разглядывала его. Владимир в свою очередь, напуская на себя холодность, отвечал ей изучающим взглядом.

Квартира ее была обставлена безо всякого стиля, без намека на евроремонт. На окнах спальни висели аляповатые занавески, диван утопал под ворохом разноцветных подушек. В гостиной, главное место занимал огромный телевизор с плоским экраном и два больших дивана. На полу валялись мягкие шкуры неких зверей.

Когда он попытался выяснить, Дарья, бросив на него взгляд, полный презрения, бросила короткое:

– Это шкуры мамонтов, не видишь, что ли?

Она легко впадала в состояние повышенной нервозности и тогда глаза ее выдавали крайнее раздражение.

Он задумывался, как бы вернуть ей хорошее настроение и тут она сама прыгала ему в объятия, тесно прижимаясь, неистово гладя, целовала, преимущественно в закрытые глаза.

– Что с тобой? – решился, однажды, Владимир задать ей вопрос.

Губы ее задрожали, и она ответила таким продолжительным плачем, что он уже и не знал, как быть.

Буря эмоций прекращалась столь же резко, как и начиналась.

Дарья сводила его с ума и после месяца отношений, он испытывал к ней повышенный интерес.

А она к нему? По-видимому, нисколько. Один раз, Дарья встретила его на выходе из офиса и повертев в руках брелок с ключами, сказала:

– Нам пора расстаться!

Он остолбенел, не в силу осознать, что она такое говорит, а она, посмотрев на него долгим тяжелым взглядом, продолжила:

– Мы же просто так встречались!

– Просто так? – переспросил он, чувствуя себя полным идиотом, и закатил истерику.

Он высказал ей все, особенно напирал на ее ненормальность. А, когда проорался, она вытащила из своего автомобиля чемодан и поставила возле его ног.

– Извини, – произнесла она, – если обидела тебя.

– Если? – взвился, было, он.

Но Дарья непреклонно мотнув головой, протянула ладонь:

– Ключи от моей квартиры!

Он отдал, с большим изумлением наблюдая, как она, более даже не взглянув в его сторону, садится за руль, смотрел вслед машине, не в состоянии оценить только что произошедшую сцену.

Вечером напился. Но во сне к нему пришла Дарья, как всегда таинственная и непонятная. Порывисто, он схватил ее и принялся целовать, стараясь вернуть ее расположение к себе. Но она выскользнула из его объятий и заскользила прочь, не отворачиваясь и не сводя с него горящего взора. Потерянно, он наблюдал, как она исчезает за нагромождением темных туч и плакал, плакал, плакал…

Дарья налила ванну горячей воды и погрузилась до подбородка, впрочем, тревожное состояние, не отпускавшее в последнее время, в котором она сотрясалась, будто от беспрестанно грохочущих внутри ее груди поездов, не прошло, а напротив, усилилось.

С досады она разревелась, вылезла из ванной и, пройдя в комнату, уселась на диване обдумывать, чтобы надеть на вечеринку. Была суббота, стало быть, к вечеру народ начнет подтягиваться к ночному клубу. Организаторы клуба прослыли большими выдумщиками, каждую шоу-программу они как-то обзывали и требовали у гостей соответствовать заявленной тусовке. Впрочем, маскарад был уже позади, тогда пришедшим не в вычурных костюмах, гостям, охранники на фейс контроле на полном серьезе советовали вывернуть одежду на левую сторону, тогда, мол, пропустим.

Дарья набрала номер телефона подруги:

– Приветики! – постаралась она придать своему голосу оптимизма. – Ты в курсе, какая сегодня вечеринка?

И подскочила:

– Как, голая? Ах, шутишь! – рассмеялась кисло. – Кофейная? Ну, спасибо, подруга, конечно, буду!

Распахнув створки бельевого шкафа, Дарья принялась перебирать одежду, критически хмуря брови и напряженно обдумывая, чтобы ей выбрать.

Наконец, она облачилась в кремового цвета блузку с кружевным воротничком и волнующе короткую юбку того же цвета. С туфлями оказалось сложнее, но перебрав целый ряд обуви в нижнем ящике шкафа, она нацепила вышитые туфельки со стразами.

Беспечно посвистывая, Дарья принялась наводить красоту, ощущая в груди вместо тревожного ожидания некий комочек счастья, что пел и радостно подпрыгивал, в предвкушении развлечения.

– Добродушный кретин, – презрительно скривив губы, сказала Дарья подружкам, – я его держала просто так, для секса. Врачи советуют, чтобы здоровой быть.

Пояснила она, подруги понимающе закивали.

В очереди перед фейс контролем, Дарья пересмеивалась с подружками, строила глазки парням и вообще вела себя легкомысленно.

Кипя от злости, Владимир схватил ее за плечо, блузка затрещала.

– Нельзя так поступать!

– Отстань!

Дарья вздернула подбородок, громко, на всю очередь, заявила:

– Что ты себе вообразил? Может, длительные отношения или возможно, брак? Это был секс, мой милый, кстати, не особенно хороший, в постели ты не блистал, а мужлан стремящийся достигнуть только своего удовлетворения, мне зачем?

В очереди заржали. Сгорая со стыда и унижения, он отстал. В этот момент ему очень хотелось

сказать Дарье что-нибудь оскорбительное, но горло сжали спазмы боли и горечи от потери любимого человека.

Он, молча, отвернулся и пошел прочь от бездушной яркой безделушки, Дарьи Одинцовой, с недоумением рассуждая о нелепости своего выбора. Почему людей притягивают противоположности и спокойному, миролюбивому парню достается законченная стерва?

– Депрессивный тип, – продолжала, между тем, Дарья, со злостью поправляя блузку, и нервно оглянулась.

Что-то неумолимое, чудовищно-сильное надвигалось на нее, и нападение бывшего дружка было только предвестием настоящей бури.

Днем, ярко светило солнце, но ему казалось, мрак навеки поглотил душу, затворив способность мыслить и рассуждать.

– Простите, как вас зовут? – переспросила библиотекарша.

– Владимир Неистовый, – подтвердил он.

– Ну и фамилия, – усмехнулась она.

– Женюсь, сменю, – пообещал он, думая о фамилии Одинцов.

А, что, вполне приличная фамилия и как-то он намекнул об этом Дарье, на что он среагировал немедленно.

– Я тут причем? И вообще, женитьба в мои планы не входит!

– Замужество! – поправил он.

– Какая разница! – отмахнулась она, и он больше эту тему не поднимал, страшась взрыва негодования с ее стороны.

Между тем, Владимир осмотрел забитые книгами полки городской библиотеки. Он гордился своей домашней библиотекой, состоящей из книг философского содержания. Раз десять на дню он брал с широких полок труды разных мыслителей, и любовно оглядывая цветные корешки, протирал мягкой тряпочкой от пыли, но таких книг, которые он нашел на одной из библиотечных полок, у него точно не было.

Через некоторое время большая записная книжка оказалась испещрена записями, но его лицо выражало тупую безнадежность.

Наконец, на губах мелькнуло подобие улыбки. Он был измучен и встревожен, но идея, высказанная в одной книге, его заворожила…

Дарья открыла двери, с шумом приготовившись гнать, прочь надоедливых «свидетелей Иеговы», однако на пороге стоял молодой человек в безукоризненно новом костюме, при желтом галстуке.

Она уставилась на желтый галстук, Дарья ненавидела желтый цвет настолько, что могла бы убить на месте обладателя одежды столь мерзкого цвета.

Приветственные слова молодого человека потонули в волне все возрастающей ненависти.

После нескольких секунд внутренней борьбы, эмоции взяли вверх.

Молодой человек полетел кувырком, потому, как кто же выстоит на месте от неожиданного, а главное, сильного толчка в грудь?

Захлопнув двери, Дарья вернулась к прерванному, было занятию. Она складировала одноразовые газеты и никчемные рекламные журналы, что ей каждый день пихали в почтовый ящик, а после бережно все это запаковывая, шла на почту, отправляла ценной бандеролью людям, которых ненавидела.

Владимиру Неистовому она отправила стопку книжек писателей, вылезших на волне наворованных денег в девяностые годы и пишущих настолько бездарно, что образованному человеку читать было невозможно. Владимир особенно ненавидел таких писак. Он считал, что писатели, равно, как и журналисты должны получать гонорары от издательств, а не наоборот, как это происходит повсеместно, по всей России. И считал, что именно писаки девяностых поддержали предприимчивых издателей, оплачивая свои детективные повестушки, где с каждой строчки на читателя выливали ушат матерных слов, бандиты и менты. Впрочем, не мешало бы при этом пристально взглянуть и в сторону правительства, и задать вопросы о гонорарной системе, которая присутствовала необходимым элементом благополучия пишущих, и в советские, и в царские времена. Но что толку? Если даже в год литературы, сами литераторы предпочитают отмалчиваться и не собираются в протестующие толпы, сердито потрясая перьевыми ручками, не митингуют со страниц социальных сетей, как видно присоединяясь к той массе раболепных граждан, что тупо платят за капитальный ремонт своих многоквартирных домов. И ни один не воскликнет – это дело правительства, а не простых людей!

Да, да, Владимир сам писал, но опубликоваться нигде не мог, повсюду с него требовали деньги и не только с него, но и с хороших, профессиональных писателей или предлагали радоваться бесплатной публикации в газете или журнале, будто газету или журнал писатель мог намазать на хлеб!

Дарья разделяла мнение своего бывшего, но книжки бездарей все же отослала, ведь Владимир чуть не порвал ей блузку и она простить этого не смогла.

Получив посылку, он нетерпеливо разорвал упаковку, думая, что там вероятнее всего письмо с извинениями от Дарьи, но на пол посыпались книжки не любимых писателей и, ни в одной не было письма. Он разорвал все книжки, а листочки выбросил в окно и они усеяли асфальтовую дорожку, а также мостовую, превращаясь в месиво из пыли и комканой бумаги.

– Я богатый! – горделиво орал один пьяница, когда Неистовый вбежал во двор ее дома. – У меня две коробки копеек есть!

– О! – обрадовался его собутыльник. – Признаю, я победнее, у меня всего одна коробка пятикопеечных монеток накоплена!

Владимир ворвался в подъезд и забился об дверь ее квартиры:

– Открывай! Ты! – орал он.

Она открыла. Он так и замер с приподнятой для удара рукой.

– Убить меня хочешь?

– Нет! – он опустил руку, не сводя с нее глаз. – Что ты!

Боже, как давно он ее не видел! Сколько дней и ночей прошло, будто целая жизнь…

– От тебя пахнет ландышами и дождем, – сообщил он ей.

– Я стирала, – пожала она плечами, демонстрируя ему руки, все в пене от стирального порошка.

Он накинулся на нее, не сдержавшись, стал обнимать, целовать, а она… рассмеялась:

– Все, кончено!

– Почему? – отстранился он.

– Как ты не поймешь, – она ухватилась за косяк распахнутой двери, – мы расстались!

И вытолкнула его за двери:

– Пока!

Он прошел мимо двух алконавтов.

– Читать? – говорил один другому, нахмурившись. – Вредно для здоровья, зрение портишь, и нервы не восстанавливаются!

– Нервные окончания! – подсказал другой.

– Что?

Второй пустился в объяснения, но Неистовый не слушал, а превозмогая желание вернуться и удавить стерву, бежал.

Дрожа от гнева, Владимир расставил по полу свечи, зажег и, вытащив записную книжку, куда выписал заклинания, призывающие темных духов отомстить обидчику, принялся читать. Прочитал все, задул свечи и не чувствуя облегчения на душе, кинулся за компьютер.

После, за компьютером он стремился излить обиду в романе, но час проходил за часом, день за днем, а написанное его не удовлетворяло и хорошо, что времена печатных машинок прошли, не то, порванная пишущая бумага устилала бы пол вместо ковра.

Наконец, роман был написан и он отослал его, по старинке, почтой, предварительно распечатав в компьютерном салоне, на принтере.

Через несколько дней, письмо пришло обратно, с указанием: «Адресат не проживает».

Не выдержав, Владимир сам примчался во двор Дарьи. Давешние алкаши, будто и не прошло столько времени, топтались на том же месте.

Он ворвался в подъезд, бегом по ступеням лестницы и наткнулся на запертую дверь. Никто не ему открыл, а на требовательный стук выглянула соседка, узнала Владимира, все же он с месяц жил в этой квартире, и, сохраняя невиданное спокойствие, поведала о пьяном дебоше и об убийстве, когда бритоголовый хам, которого Дарья притащила из ночного клуба, задушил ее.

– Полиция забрала преступника! – крикнула она вслед Владимиру.

Неистово сияло солнце и смеялись дети, а Владимир шел, пошатываясь, бормоча о своей невиновности, магический обряд, который он провел, чтобы причинить вред Дарье, так и сверкал перед его мысленным взором яркими вспышками свечей, из ослабевших рук его посыпались листки рукописи.

– Эй, мужик! – окликнули его пьяницы.

Но он не остановился.

– Не люблю читать! – сказал один другому, поднимая листки и бережно разглаживая ладонью. – Ты смотри, сколько понаписано!