– Понаехали тут, – брезгливо сморщив нос, процедила москвичка Ангелина Кабанова, и презрительно поглядев в сторону родни, сиротливо мокнущей под проливным дождем на перроне вокзала, зычно крикнула:
– Эй, студенты, долго вас ждать?
Студенты – родной брат Ангелины, интеллигентного вида мужчина с зонтиком в одной руке и чемоданом в другой, родная сестра Ангелины, худенькая женщина болезненного вида и племянница, нескладная девочка-подросток с двумя тяжеленными чемоданами, которые она, надрываясь, упорно, в одиночку, дотащила до автомобиля.
Машина, вернее микроавтобус, уже пофыркивал, готовый к поездке, Ангелина даже не обнявшись с родней, сидела за рулем, поторапливала новоприбывших с посадкой.
– Уселись? – спросила она, оглянувшись назад и придирчиво разглядывая одежду брата, спросила. – Костюмчик напялил дешевенький, поди-ка единственный, на все случаи жизни?
– Почему, единственный? – растерялся брат Ангелины, человек простоватого вида, про таких в народе говорят – «простофиля».
– Он – преподаватель в университете! – вмешалась девочка. – Только в костюмах на работу и ходит!
– С каких это пор провинциалы институты университетами обзывают? – недоверчиво хмыкнула Ангелина.
– Да уж лет как пятнадцать переименовали, – попытался разрядить накалившуюся обстановку в салоне авто, брат Ангелины.
– Вы бы лучше на дорогу смотрели! – посоветовала девочка, видя, что Ангелина опять раскрыла рот.
Ангелина взглянула на нее в зеркало заднего вида:
– У меня в семье, яйца курицу не учат!
– А почему ты обращаешься к Ангелине на «вы»? – недоумевал мужчина. – Она же тебе тетка родная!
– Да я ее в первый раз вижу! – громко воскликнула девочка. – Хотя мне и исполнилось уже пятнадцать лет!
Ангелина на это ничего не сказала, она вцепилась в руль, водитель из нее был никакой. Она страшно нервничала и косилась в сторону самоуверенных водил «крутых» иномарок. На светофорах крестилась и резко обрывала родственников, чтобы не отвлекали своими разговорами. По Москве прокатиться с ветерком, получиться разве что у важных чиновников с мигалками и группой сопровождения, а обычному люду остается лишь уповать на бога, крепкие нервы и мгновенную реакцию.
Несколько раз, крепко выругавшись и тут же испросив у господа прощения, Ангелина подрулила к многоэтажке, с трудом отыскав в скопище припаркованных автомобилей, место для стоянки своего микроавтобуса.
– Слышь-ка, родня, приехали! – грубо толкнула она сестру болезненного вида, задремавшую было во время поездки.
Сестра с остальными, ни слова не говоря, вышла. Племянница опять тащила два тяжелых чемодана, потому что дождь продолжал идти и брат заботливо держал зонтик над больной, слабенькой сестрой, с трудом поднявшейся по ступеням в подъезд.
Вчетвером они едва влезли в грузовой лифт, мешали чемоданы и поехали в полном молчании.
Однокомнатная квартирка на предпоследнем этаже в буквальном смысле слова оказалась забита народом. Тут жили трое разнополых детей Ангелины и двое сирот, которых она взяла из интерната, забрала, ради получения от государства по специальной правительственной программе великого блага, мечты всей жизни недалеких, духовно нищих провинциалов – квартиры в Москве.
Из кухни вышла всклокоченная мать Ангелины. Смотрела на приезжих с недоверием и злобой, между тем, перебирая монастырские четки в руках.
– Мама! – бросился, было, растопырив объятия, мужчина.
– Зачем это? – строго оборвала она его и, поджимая губы, отправилась обратно, в кухню.
Девочка-подросток так и не выпустила чемоданы из рук, стоя в тесной прихожей квартирки, она с подозрением оглядывала своих родственников:
– Молитесь, а злитесь? – заметила девочка высоким, пронзительным голосом своей тетке.
Ангелина, как раз, широко перекрестясь, поклонилась в сторону икон, понатыканных по стенам всего дома.
– Зачем мы к ним приехали? – продолжила девочка, обращаясь к своим, спутникам. – Вы посмотрите, как они нас встречают!
– Молчи, молчи, – прошептала болезная сестра Ангелины.
– Еще чего, молчать! – фыркнула девочка непримиримо.
– Не нравится? – заорала тут Ангелина, до того с удивлением рассматривающая девочку, так разглядывают внезапно ожившего робота, в шоке рассуждая, как вообще возможно, чтобы робот имел ум, душу, совесть и способность рассуждать?!
– Выметайтесь! – велела Ангелина.
– Мы им добро делаем, – выскочила тут из кухни мать Ангелины, в руке у нее на сей раз вместо четок блестела большая поварешка, – готовим, у плиты мучаемся, а они, неблагодарные!
Брат, оторопело наблюдавший за этой сценой, наконец, произнес с упреком в голосе:
– Ангелина, побойся бога, ты же молитвенница, а родню, больную сестру, – показал он рукой на болезную, – на улицу гонишь!
– Ничего, не сахарная, не растает! – разошлась Ангелина, топая ногами.
Ее дети, которых и детьми уже нельзя было назвать, молодые люди от пятнадцати до двадцати лет, с физиономиями на которых застыла тупая покорность, и полное согласие со словами матери, теснились в дверях комнаты.
Девочка-подросток, бросив на них уничижительный взгляд, махнула чемоданом, попала тетке по колену, та взвыла и, матерясь, рухнула на пол, баюкая ногу.
– Вот ваша молитвенница! – сердито выкрикнула девочка братьям и сестрам, имея в виду ругань Ангелины.
– Ах, ты дрянь такая! – кинулась на нее с кулаками, бабка.
Девочка махнула другим чемоданом и бабка, отлетев к стене, потеряв сознание, съехала на пол.
Дети в дверях не шевельнулись, безо всяких эмоций наблюдая за исходом битвы, так смотрят коровы на взбесившегося пастуха, призывающего стадо к порядку. Пастух бегает по полю, норовя пнуть ту или иную буренку и только, когда кнутом попадет по морде, коровы опомнятся, замычат и поплетутся куда надо, траву жрать или на ферму в стойло, все равно куда…
Девочка взглянула на них, понимая, что к чему, вздохнула и, открыв входные двери, вытолкнула растерянных взрослых спутников на лестничную площадку.
– Ну, куда же мы пойдем? – недоумевая, спросила спутница, болезненного вида.
– Мамочка, лучше уж на улице сдохнуть, чем с этими, – бросила девочка и вошла в гостеприимно распахнувшиеся двери грузового лифта.
– Они опомнятся, позвонят, – достал из кармана сотовый телефон, спутник.
– Держи карман шире! – фыркнула девочка. – Ей богу, дядя, когда же ты с небес спустишься?
– Но они, же богу молятся? – недоумевала мать девочки.
– Поехали-ка, домой! – деловито распорядилась подросток. – У нас в городе тоже не плохие больницы есть и врачи – нечета столичным, а ты, дядя, убери телефон, не надейся понапрасну, где это видано, чтобы у таких людей душа была?
Велела она дяде и он, спотыкаясь, беспрестанно задирая голову на окна дома, побрел вместе с настоящими родными прочь, благо и дождь кончился:
– Молитва на крови, так, получается?! – бормотал он в великом расстройстве…