Ее звали Марией. При знакомстве она всегда добавляла скромно потупившись:

– Просто, Мария! – имея в виду наделавший много шума заграничный телесериал о любви.

Тридцати двух лет. Не замужем и с очень плохим сердцем. Фиолетовые от сердечной хвори губы постоянно маскировала, используя яркие розовые помады. Ходила Мария медленно, вяло, опираясь на все, что попадалось под руки.

Состояние ее было безнадежным, две операции не дали положительного результата. Оформив пенсию по инвалидности, Мария принялась ждать.

По ночам она не спала, а сидела у окна, наблюдая за ночной жизнью улицы. Пару раз вызывала по сотовому телефону полицию на драки местных алконавтов, в обыкновении тусующихся возле скамеек, под липами. Один раз метнула пустым пузырьком из-под корвалола в голову насильника попытавшегося сделать свое черное дело с припозднившейся женщиной, явно пробирающейся домой с ночной заводской смены. Несколько раз спугивала мартовских котов, выливая на них холодной воды из графина.

Под утро, она уставала и отправлялась к дивану, что служил ей постелью. В обыкновении, диван всегда бывал, застелен покрывалом, но стоило покрывало откинуть, как вот они тут и мягкие простынки, и две подушки, и легкое белое одеяло ждали ее больное тело. Перестилать каждый день, как это делается в доме всякого здорового человека, Мария не могла.

Ложась спать, она непременно раздевалась, снимая с себя всю одежду. Долго лежала без одеяла, давая возможность успокоиться ускорившемуся до ритма быстро несущегося по рельсам бешеного поезда, своего сердца. Под рукой, на табуретке, было полно лекарств, но все они уже не помогали, и Мария широко открыв глаза и глядя сквозь прозрачный тюль на восходящее солнце, ждала окончания своей жизни.

Но сердце, сделав судорожное движение, каждый раз выправлялось и, сбавляя темп, шумело уже потише, давая возможность уснуть.

Во сне Мария всегда попадала в одно место: серый коридор с длинной очередью печальных людей облаченных в белоснежные одежды.

Проходя вдоль очереди, Мария просыпалась, потому что в груди начинало грохотать сердце. Дрожа от страха перед тем, кто встречал каждого в очереди, она вставала, хватая ртом воздух.

Нет, она никогда его не видела, но знала – он впереди, дальше по коридору, стоило решиться чуть-чуть пройти.

Размышляя о предстоящем дне рождении, Мария ненадолго замирала и думала о том, как скоро она окажется в той очереди, ведь известно, тридцать три – любимое число Ангела Смерти.

Накануне своего дня рождения, Мария написала завещание, все свое движимое и недвижимое имущество она оставляла одной девчушке из детского дома.

Да, Мария специально ездила и даже какое-то время работала волонтером, хотя какой из нее работник и кто кому помогал, вот в чем вопрос, она сиротам или сироты ей.

Девчушку звали Иринкой. Тринадцати лет. Худенькая, серьезная, зеленоглазая, но не обучаемая, жаловались на нее педагоги. Совершенно не воспринимающая материал, но, кто из детей сейчас учится хорошо?! Зато, постоянный клиент библиотеки.

Мария приносила ей книги. Дома, у нее было в избытке книг Кира Булычева, братьев Стругацких, Александра Грина. Иринка увлекалась фантастикой и была бы самым обыкновенным ребенком, таких тысячи, но поглядев на Марию, всегда просила взять ее с собой.

– Я могу забирать тебя на выходные, – кивала Мария.

– Нет, не то, – сердилась Иринка, покусывая губы, – я домой хочу, на тот свет!

Мария пугалась, прижимала руку к сердцу и просила больше эту тему не возобновлять.

Иринка не обещала, замалчивая ответ, а после опять приставала со своей необычной просьбой.

Наконец, Мария сдалась и в один прекрасный день, спросила:

– Как ты себе это представляешь?

Иринка как ждала, бросилась к Марии, взяла за руки и, глядя в глаза, доверительно сообщила:

– Ты сможешь вернуться за мной, душа у тебя сильная, а там – мое дело!

– Что значит, твое дело? – прерывисто дыша, спросила Мария, с ужасом представляя самоубийство девочки.

– Нет, самоубийство ведет в клетки под геенну, – читая ее мысли, проговорила Иринка, – я просто потянусь к тебе и вышагну из тела. Ты только позови меня!

– Позвать? – глупо переспросила Мария.

– По имени! – кивнула девочка и громко, нараспев произнесла, – Ирина!

Мария пыталась спорить, приводя доводы в пользу беззаботных деньков детства, которых Иринка сама себя хочет лишить, но девочка смотрела на нее с упреком:

– Мне здесь не нравиться, – проговорила она и повела рукой вокруг, – я никому не нужна!

– Мне нужна! – умоляюще протянула Мария.

– Ты скоро умрешь! – безжалостно добила ее Иринка и отвернулась, непреклонная.

И вот наступил тридцать третий год рождения Марии. С утра, она занялась приготовлением праздничного обеда. В гости к ней должна была пожаловать Иринка и Мария, рассчитав свои силы и время приготовления любимых блюд девочки, неторопливо приступила к действу.

Изредка звонил сотовый телефон и до слуха Марии доносились поздравления. Звонили, в основном, волонтеры, с которыми она познакомилась в детском доме. Звонили дети-сироты, прекрасно понимающие и сочувствующие проблемам и одиночеству Марии. Звонили педагоги и воспитатели. Одним словом, поздравляли ее люди с прекрасными чувствительными душами. Друзья, подруги, родственники не звонили. Все они относились к прошлой жизни, когда, всего-то десять лет назад, Мария порхала со счастливой улыбкой по жизни, когда сердечная боль и аритмия только еще давали о себе знать, когда быстрый шаг еще был доступен.

Мария нахмурилась. В какой-то мере жизнь Иринки повторяла ее собственную. После гибели отца, а он погиб в автокатастрофе, мать начала пить и гулять. Приводя нового мужика, смотрела на дочь-подростка с вызовом, требуя называть неизвестного дядьку папой.

Она не желала, потому как папа – это родное, нечто светлое, потерянное навсегда.

Пьяная мать не хотела вникать в тонкости духовного мира дочери, а полосовала непокорную, ремнем. Закончилось тем, что очередной мужик попытался изнасиловать тринадцатилетнюю Марию, но она сумела вывернуться, проткнув острыми ножницами негодяю щеку.

В опорном участке милиции она осталась до утра, когда за ней пришла инспектор по делам несовершеннолетних и увела в детский дом.

Мать лишили родительских прав. После интерната, Мария пошла учиться в кулинарное училище, мечтая стать поваром.

Родное государство наделило ее однокомнатной квартирой, а позднее пенсией по инвалидности. Мария с трудом выкарабкивалась, денег не хватало, так как государства не стало. Как-то пережив дурдом девяностых, она подошла к рубежу двухтысячного года совсем больная, но полная надежды на выздоровление. Однако, после больниц и окончательного вердикта врачей, вернулась к детскому дому, где сама провела приличное количество времени, где нашла Ирину, повторившую ее историю точь-в-точь, за исключением заболевания сердца, но, кто знает, что ждет девочку впереди?..

К вечеру у нее все было готово. В комнате накрыт стол, на столе горели праздничные свечи, оставшиеся после Нового года.

Иринка пришла с подарком.

– Сама вязала! – призналась она, подавая Марии красивую, белоснежную шаль.

– Какая красота! – воскликнула Мария и залюбовалась.

– Классный салат, – похвалила Иринка, с жадностью набрасываясь на домашнюю еду.

– Кушай, деточка, – грустно произнесла Мария.

– А ты?

– Вот моя еда! – указала она на табуретку, уставленную лекарствами.

– Есть не хочется? – догадалась Иринка.

Мария лишь кивнула, с удовольствием наблюдая за девочкой. Белокурые волосы, аккуратно заплетенные в косу, были собраны на затылке и закреплены широким алым бантом. Выходное платье алого цвета, она украсила белым кружевным воротничком, по всему видать, воротничок связала крючком.

Мария провела рукой по левому плечу и руке, массируя.

– Болит?

– Постоянно, – кивнула Мария, – иногда болит больше, иногда меньше.

Иринка закрыла глаза и долго молчала, собираясь с мыслями:

– Я сегодня всю ночь не спала, думала о нас с тобой.

– И что же ты надумала? – ласково спросила Мария.

Иринка потянулась, погладила Марию по руке:

– Я бы хотела, чтобы ты жила, чтобы и я жила, чтобы мы вместе, жили! – сообщила она со слезами на глазах.

Мария кивнула и отвернулась, ну что она могла сказать, чем обнадежить? Ей самой бы этого, ой, как хотелось, а еще хотелось назвать Ирину дочерью, почему бы и не помечтать…

– Мама! – произнесла вдруг Иринка.

Мария заплакала. Ирина вскочила, обогнула стол и обняла Марию, а Мария обняла ее.

– Я была бы тебе хорошей матерью, – призналась тут Мария.

– А я тебе хорошей дочерью! – с жаром воскликнула Иринка.

– Ну, так и будьте! – произнес кто-то раздраженным, сварливым голосом.

И тяжело вздохнул на испуганный крик вырвавшийся, одновременно из глоток Марии и Иринки.

– Как вы мне все надоели! – сообщил этот же голос и потребовал. – Ну!

– Чего? – спросила, оглядываясь, Мария.

Голос, раздававшийся откуда-то из-под потолка, опять вздохнул и пояснил:

– Одно желание!

– Ты волшебник? – догадалась Иринка.

– Прилетит тут волшебник, – проворчал голос и снова вздохнув, сказал, – эгрегор я, дух города. Вот решил подарок Марии сделать на день рождения! Ну?

Завопил он нетерпеливо, так что у Марии в ушах зазвенело и она, с силой выкрикнула:

– Хочу быть здоровой!

– Исполнено! – торжественно объявил голос и смолк.

– Это что было? Розыгрыш? – растерялась Иринка.

Но Мария с удивлением прислушивалась к своему телу. Встала, прошлась, помахала руками и засмеялась:

– Доченька моя, чудо-то какое?!

– Мамочка! – бросилась к ней девочка.

Через самое короткое время, Иринка переехала жить к Марии, соответствующие бумаги с подтверждением врачей о здоровом сердце, решили дело.

Иринка пошла учиться в среднюю школу, где с гордостью принялась рассказывать о достижениях своей мамулечки, сделавшей головокружительную карьеру и ставшей в известном городском ресторане шеф-поваром. Она и сама решила после школы поступить в кулинарный техникум и выучиться на повара.

О подарке от эгрегора города обе вспоминали, конечно, но, сколько, ни искали информации, никак ничего не могли найти, городские колдуны и ведьмаки предпочитали отмалчиваться, считая этого духа весьма неуравновешенным и скандальным типом, кто знает, почему он, вдруг помог Марии, рассуждали они с опаской, помог и помог…