Начало

Поселок, с удивительным названием «Начало» раскинулся возле обширного леса. Лес влиял на жизнь людей так, что дня не проходило без экивоков в сторону величаво покачивающихся сосен и боязливого шепота жителей деревни о неведомых силах, сосредоточившихся где-то в глубинах леса.

Выходя ранним утром на крыльцо дома, любой, самый смелый человек бросал взгляд, прежде всего в сторону видневшихся с каждой точки обжитого пространства верхушек деревьев. Наименее смелый крестился, вслух призывая на помощь ангелов, архангелов.

Все напрасно! В народе лес так и прозвали «Черной» дырой. У самого края, нарисованные от руки, появились предупредительные знаки:

«Здесь пропал человек!»

И любопытствующие могли в деталях рассмотреть курносые и европейские лица, старые и молодые, одним словом, разные, смотрели с печальными улыбками с фотографий, наклеенных прямо на знаки.

К знакам несли охапки цветов. Врывали возле деревянные кресты. Поселковые вздыхали, кресты появлялись после года ожидания и поисков, пропавших без вести.

Иногда в поселке поднимался вой. Приезжали военнослужащие и вместе с местной милицией прочесывали часть леса, растягиваясь цепью и беспрестанно перекликаясь, аукаясь. Происходило это, когда пропадали дети.

Дети терялись в дебрях леса всегда по пять, а иной раз и по десять человек. Но бесследно, никогда не находили, никого! И даже поисковые собаки, взяв след, пробежав недолго, вглубь леса, останавливались, кружили на месте и, задрав головы кверху, принимались выть, будто дети могли вот так запросто улететь на небо.

В лесу не водилось зверья, никакого! Изредка, правда, из гущи деревьев вырывалась сорока и, взгромоздившись на крышу чьего-нибудь дома, напугано трещала до тех пор, пока не сядет солнце.

Местные наблюдали за стаей черных ворон свивших гнезда на старых тополях, над кладбищем. Хитрые бестии даже в зимние голодные дни не решались подлететь к лесу, где худо-бедно, но можно было бы разжиться кедровыми орешками, расковырять сосновые или еловые шишки, полакомиться вкусными ядрышками, а мотались по дворам, выпрашивая крошки хлеба у милосердных старух.

И перелетные птицы, словно безумные, садились прямо посреди маленького поселкового пруда, так называемого, пожарного водоема. Тогда, молодые мамочки вели своих отпрысков поглядеть на диких лебедей, уток, гусей и разных пернатых, словно в городской зоопарк. Птицы поднимали панический гвалт при виде людей, но не улетали, некоторые еще и кормились, с удовольствием заглатывая комки белого хлеба, что кидали им дети.

Слава о непонятном явлении, связанном с исчезновением людей летела далеко-далеко, за пределы района, области, разносилась по всей России со скоростью сплетен, передаваемых, как известно, из уст в уста.

Тогда наезжали телевизионщики, и бывало несколько съемочных групп, отважно лезли в дебри леса, но всегда ретировались, никому ничего не сказав, да и вообще перестав разговаривать, покидали поселок в своих чудных мини-автобусах и жители видели остекленевшие глаза некоторых журналистов. Что они наблюдали в лесу, никто не знал, ни один отснятый журналистами материал на экране телевизоров так и не был показан.

 

Страхолюдина

Лишь один человек, лесничий, дед Паша, ходил в лес беспрепятственно. Выглядел он так себе, в народе его прозвали «страхолюдиной». Весь заросший седой лохматой бородищей, всегда с дубинкой наперевес и дробовиком за плечом, всегда в кирзовых сапогах и брезентовой пятнистой форме, он угрюмо взирал сверху вниз на рыдающих возле его ног матерей пропавших детей.

Его просили и умоляли помочь, люди видели, как он невредимым, каждый день, возвращался из леса. Многие пытались его разговорить, но дед Паша молчал. Он не говорил вовсе, хотя откуда-то народ знал, что он не немой. Тем не менее, общался лесник с помощью блокнота и карандаша, особенно в день зарплаты, когда направлялся в лесхоз.

Лесхоз, впрочем, как и остальные подобные организации советского прошлого, доживал последние деньки. Лесоводы, лесничие не нужны стали «дорогим» российским правителям и в конторе ошивалось в связи с этим только два человека: пожилой начальник лесхоза, без году пенсионер, по прозванию Палыч и вечно пьяненький, беззаботный лесничий, Витенька.

Витеньке стукнул сороковник, на шее у него сидела молодая жена, двое детей и суровая мать, которая в день зарплаты отбирала деньги, позволяя сыну только в ведомости расписаться. Однако каждый божий день он бывал пьян, что являлось загадкой и чрезвычайно мучило Палыча.

– Ну, скажи ты мне, подлец такой, где ты напиваешься? – допрашивал в один день начальник своего нерадивого подчиненного. – Ведь денег у тебя нету?

– А я и без денег счастливый! – смеялся Витенька, сооружая из бумажек самолетики и запуская их летать по конторе.

Крыльцо заскрипело, кто-то грузно поднимался по расшатанным ступеням лесхоза, дверь, обитая дерматином распахнулась и вошел дед Паша. Сразу прошел к столу начальника, принялся писать в блокноте, что всегда таскал с собой, разные чудеса про лес. Палыч внимательно читал и про бурелом в квадрате таком-то, и про подросший ельник, который дед Паша посадил еще лет пять назад, и про лесные сторожки, что неугомонный лесничий самостоятельно чинил, приводил в порядок.

Палыч глядел на деда Пашу с одобрением, это был единственный человек, поддерживающий порядок в заколдованном лесу.

Иногда, правда, он допрашивал лесничего на предмет происходящих в лесу безобразий, то есть исчезновения людей. Так и тут, решился спросить:

– Куда деваются люди? – откашлявшись, заорал он так, словно дед был глухим.

Дед Паша написал:

«Черти воруют!»

Пьяненький Витенька прочитал, выглядывая из-под руки лесника и удивился:

– А чего они тогда тебя не своруют?

Дед Паша написал:

«Принимают за своего!»

– Вот это дело! – рассмеялся Витенька, оглядывая громадную бородатую фигуру деда. – Действительно, черт, страхолюдина!

На это дед ничего не написал, а перехватив поудобнее дубинку, вышел из конторы.

Начальник вздохнул, глядя в окошко, на темные сосны, видные, как уже говорилось, с любой точки поселка:

– И откуда эта напасть на наши головы?

– Не стало государства и нежить препожаловала! – изложил свою мысль, Витенька.

– В советские времена люди не пропадали! – сокрушенно покачал головой, Палыч. – В советские времена каждая старуха, каждый старик в лесу грибами и ягодами запасались, на зиму набирали целые короба, а теперь, хорошенькое дело, лес стороной обходим!

И он взорвался, рассыпаясь бранью.

 

Подростки

– К чему ты стремишься, чего хочешь от жизни? – кричала на щуплого подростка полноватая женщина средних лет.

– Хочу квартиру в Москве, – принялся загибать пальцы подросток, – хочу торговую площадь в крупном торговом центре. Хочу сдавать эту самую площадь в аренду успешному продуктовому магазину. Хочу дорогую иномарку, кататься по ночным клубам, танцевать, коктейли пить, очаровывать девушек и ничего не делать!

Гордо закончил он. Женщина на это заявление, презрительно хмыкнула и ушла в дом, хлопнув дверью и оставив подростка сидеть на крыльце.

– Как оно, а? – заглянул через забор, другой подросток. – Достает, да?

Сочувственно вздохнул он.

– Я не собираюсь так просто сдаваться! – бросил подросток в сторону закрывшейся двери.

– Твоя мать с причудами, – кивнул второй подросток, – и моя тоже странная!

– Рассказывай! – потребовал первый.

– Говорит, отречется от меня, – пожаловался из-за забора мальчик, – и твою душу сожрет дьявол.

– Глеб! – распахнула двери мать. – С кем это ты тут?

Увидала второго подростка, не успевшего спрятаться, и сузила глаза:

– А это ты, друг закадычный, Александр? А ну, пошли оба прочь со двора!

Замахнулась она на них полотенцем.

Оба подростка поспешно ретировались. На пустынной улице с квохчущими курицами, исследующими заросшие травой придорожные канавки, огляделись.

Сашка подтянул штаны, нехотя предложил:

– Пойдем, что ли к церкви?

– И чего будем делать, богу молиться? – съехидничал Глеб.

Сашка пожал плечами. Вскоре, загребая босыми ногами придорожную пыль, дошли до поселкового храма.

Сашка задрал голову на колокольню, где возился, начищая колокола старый священник.

– Батюшка, – приставив ладони ко рту заместо рупора, окликнул священника, Сашка.

Священник перевесился через перила колокольни:

– А, молодежь, – поприветствовал он ребят и махнул. – Лезьте сюда!

Подростков не надо было уговаривать, в один миг, поднырнув в небольшой узенький проходик со старинной дверью, на четвереньках вскарабкались они по крутым ступенькам каменной белой лестницы.

– Ух, ты! – заплясал Сашка, оказавшись высоко, над крышами домов поселка. – Мать честна, красотища-то какая!

– А вон и лес! – указал Глеб и добавил, поеживаясь. – Угрожает!

Священник перекрестился:

– Лес не лес, а потушил его сегодня, невесть кто!

– Это когда горел? – всполошился Сашка. – Почему я не знаю?

– Спать надо меньше! – укорил его батюшка и уселся поудобнее на деревянную скамью, стоявшую тут же, на площадке колокольни.

Ребята сели возле, приготовившись слушать.

Священник, оглядев колокольню и задержавшись взглядом на сияющих колоколах, вздохнул:

– Полез я звонить к заутрене, вижу, черный дым валит.

– Где? – привстал Сашка, вглядываясь в сторону леса.

Отец Алексий махнул рукой, ребята проследили направление.

– Гляжу, лесничий наш, дед Паша бежит с дубинкой лес тушить.

– С дубинкой? – переспросил Глеб, удивляясь.

– А он завсегда с дубинкой, – кивнул батюшка и продолжил, – но не успел добежать, как лес сам собой потух.

– То есть? – изумился Сашка.

– Вместо черного, белый дым повалил, а после и вовсе исчез, – подтвердил священник, – лесничий сюда взобрался, смотрел.

– Ну, да? – не поверили мальчишки. – Страхолюдина залезал на нашу колокольню?

– И не страхолюдина он вовсе, – рассердился батюшка, – а лесничий!

– Будто все лесничие могут так выглядеть! – фыркнул Сашка.

– Витенька не выглядит страхолюдиной, – вспомнил про второго лесничего, Глеб.

– Дед Паша дело делает, а ваш Витенька ворует, – рассердился, вконец, священник и вскочил, забегал по колокольне.

– Чего он ворует? – не понял Сашка.

– Вино для причастия! – недовольно сказал батюшка. – Напросился в церковь псаломщиком, обманул отца Николая.

– Отец Николай уже старенький, – поддакнул Сашка.

– И доверчивый, – вклинился в разговор, Глеб.

– Вот Витенька и пользуется его доверием и плевать ему, что он почетный настоятель церкви, каждый божий день из бутыли лакает, но ведь запасы вина у нас не бесконечны!

Развел руками священник, нахмурился и покачал головой.

– А, давайте Витеньку в лес сведем, – беспокойно заерзал на скамейке, Сашка.

Глеб непроизвольно дернулся:

– Как в прошлом году? Толика родители свели, к дереву привязали, а наутро нашли обезумевшим и искусанным комарами?

Сашка нервно посмотрел на друга:

– Согласись, тебя мать тоже пугала в лесу оставить?

– До сих пор пугает! – вздохнул Глеб.

Священник присел рядом с мальчиками.

– Твоя мама, – положил он руку на плечо Сашки, – озлобленная, усталая женщина, брошенка!

– А твоя, – повернулся он к Глебу, – старается воплотить в детях свои нереализованные мечты!

– Нинку, мою сестру, в музыкальную школу таскает, – подтвердил Глеб, – а у Нинки пальцы коротенькие, ручки толстенькие, куда ей на пианино играть!

– Она стремится прогнуть своих детей под себя, улавливаешь мысль? – поинтересовался батюшка.

И тут, над открытым люком показалась нечесаная голова Витеньки.

Витенька поднял флягу:

– Отец Алексий, давай выпьем, за врагов наших, пробуждающих нас своей ненавистью к жизни!

– Опять ты! – с досадой, произнес отец Алексий.

Витенька вылез из люка, встал, покачиваясь, на губах его блуждала беспокойная улыбка:

– Лесничий пропал. Дед Паша!

 

Любовь и кровь

– Чего болтаешь? – недоверчиво рассмеялся отец Алексий. – Я его утром видел.

– Так-то утром, а теперь уже день, – возразил Витенька, – в лес надобно идти, на поиски!

– Вот ты и иди! – отрезал отец Алексий, неприязненно оглядывая тощую фигуру пьяницы. – Ты же второй лесничий!

– Что ты, что ты! – с ужасом в глазах, отступил Витенька. – Я в лес ни ногой!

– Так ведь ты зарплату получаешь! – напирал отец Алексий.

– Какая там зарплата, копейки! – отмахнулся Витенька.

Отец Алексий прищурясь, смотрел на него.

– А, Палыч в курсе? – имея в виду не зарплату, но исчезновение деда Паши, спросил батюшка.

– Он надеется, что я вру! – сообщил Витенька, отхлебывая из фляги.

– А ты врешь? – отец Алексий понизил голос и мальчишки с удивлением взглянули на него.

– Возможно, он еще жив, – неуверенно предположил Витенька и посмотрел в сторону леса.

Внезапно, священник перешел в наступление.

– Ты покажешь нам, где он находится?

– Я не пойду! – слабо запротестовал Витенька.

Но отец Алексий крепко вцепился в ворот рубашки пьяницы.

– Да, что с тобой? – вскрикнул он. – Если ты поисковик, если можешь помочь, так помогай, во имя Бога!

– Я боюсь чертей! – заплакал Витенька, но вниз, с колокольни полез.

Лесничего они нашли на окраине леса, под знаками. Он выполз самостоятельно, едва дыша, весь в крови и болотной грязи, болота в лесу имелись, но очень далеко, до них было три дня пути да и то, если бежать со всех ног, перепрыгивая через буреломы и продираясь сквозь колючие кустарники.

Одним словом, нереально.

– Кто тебя так? – наклонился к лесничему, священник.

Витенька, икая с испугу, прятался за спины мальчиков.

– Кикимора! – сообщил дед Паша и потерял сознание.

На руках они понесли его в поселковую больницу. По дороге, обрастая людьми, набегающими со всех сторон. Мальчиков давно оттеснили, громадного и очень тяжелого лесничего несли уже человек десять, поселковых мужиков и больше ста человек суетились рядом, готовые сменить товарищей.

– Теперь-то он расскажет! – кивали старухи, торопливо пробираясь следом за процессией.

– Глеб!

– Мама?

Она удержала сына, пытливо заглядывая ему в лицо.

– Надеюсь, это не ты его нашел?

– Отец Алексий! – показал на торопливую фигуру священника, Глеб.

– Глеб ни в чем не виноват! – попытался заступиться за друга, Сашка.

– Отшлепать бы вас, негодники! – ее лицо сморщилось, под глазами четче, чем обычно, выступили морщинки.

– С нами ничего не случилось, – возразил Глеб, с тоской наблюдая за переменами во внешнем облике матери.

– Ты знаешь, что все дома стоящие близко к лесу продаются? Знаешь, сколько грибников пропало, а детей? И все эти люди не углублялись в лес, а ходили по краю!

– Мы просто помогли священнику! – вмешался Сашка, стараясь сбить с толку мать Глеба и таким образом, погасить ее панику.

– Мы бы уехали, – обратилась к нему мать, по-прежнему следуя за толпой, – но мы вложили все деньги в обустройство дома и теперь у нас двойная кирпичная кладка, теплая пристройка с верандой и черепичная крыша!

– Да, – согласился Сашка, – моя мама тоже тратит заработанные деньги на удобрения для земли и в этом году пришлось раскошелиться на утепление дома.

– Вот видишь, – проникновенно говорила мать Глеба, – «Начало» – наш дом, куда мы поедем из поселка, когда столько сил вложили в созидание домашнего тепла и уюта?

Процессию догнала Нинка, младшая сестра Глеба. И Сашка, покосившись на нее отметил, что несмотря на малый рост и отнюдь не хрупкое телосложение, она предпочитала тщательно подобранную и поглаженную одежду.

К тому же Сашка рассчитывал в будущем увидеть Нину великолепной хозяйкой. Она уже сейчас, в свои неполные девять лет спокойно поддерживала в доме чистоту, тогда как сашкина мать беспрестанно орала и делала много шума из простой приборки.

Нина никогда не хвасталась вкусно приготовленным обедом, но сашкина мать требовала благодарности и начинала свирепеть, если Сашка, съедая еду, забывал произнести заветное слово.

Мать у Сашки теряла волосы и ресницы. Но у Нины были самые длинные ресницы на свете и самые густые, блестящие волосы. Сашка наглядеться не мог в яркие зеленые глаза своей подруги, в то время, как у его матери глаза от злости давно поблекли.

Комната Нины была светлой, проветренной и ослепительно чистой, с фиалковыми обоями и пушистым синим покрывалом на мягком диване.

Не то, что у сашкиной матери, где неделями, на полу валялись пакетики от чипсов, и под слоем пыли не было видно цвета ковра на полу.

Сашка грезил о Нине, но предпочитал молчать, твердо решившись подвести ее постепенно, по мере взросления к мысли о себе, как о единственном и неповторимом мужчине в ее жизни. Он хотел жениться на ней и, имея такую цель, решил после окончания школы, устроиться на работу, скопить денег на покупку отдельного дома, ему нравилось лелеять эту мысль, нравилось быть частью семьи Нины. Свою жизнь, погруженную из-за бесчинств матери в тень, он ненавидел, тогда, как мечтал прорваться в свет, имея в виду Нину.

– Пойдем, – потянула его за рукав, будущая невеста.

Сашка машинально оглянулся. Нина боязливо глядела на процессию, уходившую вперед, по улице, к больнице.

– Мама после, расскажет! – и она, ухватив Глеба другой рукой, потащила мальчиков за собой, к дому.

– Будьте осторожны! – с тревогой в голосе, проговорила мать, наблюдая за детьми, а после устремилась вслед за толпой.

Сашка, усевшись на стул в кухне дома своих друзей, с удовольствием слушал шипение яиц на сковородке, глубоко вдыхал восхитительный запах жареной колбасы.

Нина дождалась, когда вскипит вода в чайнике и прямо перешла к теме, которая, по всей вероятности занимала ее мысли.

– На лесничего напали, да?

– Кикимора, – кивнул Сашка.

– Кикимора? – переспросила Нина, разливая чай по чашкам.

– Дед Паша сам так сказал, – подтвердил Глеб, придвигая тарелку со своей порцией яичницы к себе поближе.

Нина вздохнула и посмотрела через чистое окно на лес, хорошо видный даже отсюда, из-за домов.

Внезапно, в поле ее зрения попала небольшая темная фигурка, раскачивающаяся на ветру, вместе с сосной. Фигурка сидела среди ветвей, у самой вершины.

– Смотрите, смотрите!

 

Каннибалы

– Мы туда не пойдем! – резко произнес Глеб, и Нина изменилась в лице.

– Но если это кто-нибудь из пропавших детей?! – она слегка повысила голос.

– Мы дождемся взрослых. Нет, мы сами пойдем к больнице и все расскажем людям!

– Хорошо, только про кого мы будем рассказывать, – Сашка приблизился к окну, – ежели там никого нет…

Ребята выглянули. Сосна горделиво покачивала зеленой вершиной.

– За столь короткое время никакой ребенок не смог бы так быстро спуститься по веткам, – заметил Глеб.

– Может, он упал, – схватилась Нина за сердце.

На крыльце заскрипели ступени. Ребята замерли. Хлопнула входная дверь и в кухню вошла мать Глеба и Нины.

– Его пытались съесть, – устало опустилась она на стул, – собирайте вещи, мы уезжаем!

– Но, мамочка, у меня тут школа, друзья! – Нина начала в отчаянии ломать руки. – Пускай специальные службы идут в лес, ловят преступника!

– Какие специальные службы, – подняла голову мать, – мы в России живем!

– Что все-таки известно? – задал вопрос, Глеб.

Мать сглотнула и откашлялась.

– Следы укусов по всему телу и вырван приличный кусок мяса из предплечья.

– Может быть, зверь? – предположила Нина.

– Доктор сказал, похоже на следы зубов человека, – прошептала мать, глаза ее наполнились слезами, – а человек – существо разумное, может и за нами прийти!

Ошеломленное выражение на лице Нины вернуло Сашке дар речи.

– Куда же вы поедете?

– Может, в город, к моей сестре, – неуверенно предположила мать.

– Мама, – Нина подошла к окну, выглянула на сосну, – твоя сестра даже с днем рождения тебя не поздравляет, с чего ты взяла, что она вообще нас примет?

– Как мы объясним ей происходящее? – сощурился Глеб.

– Она скажет, у вас есть собственный дом и катитесь отсюдова! – изменила голос до истеричных ноток, Нина.

– Она сумасшедшая и ты это знаешь, – напомнила Нина.

– Кроме того, у нее пять детей, трое родных и двое приемных. Маленькая квартирка и большие обиды на тебя за дом, который достался тебе не по праву, так считает твоя сестра, – с досадой высказался Глеб.

– По праву – не по праву, – пробормотала мать, – этот дом достался мне от деда, он мне его завещал, потому что в то время я с вашим отцом мыкалась по общежитиям, а сестра уже имела квартиру.

– Сжила со света двоюродную бабушку, – кивнула Нина, – влезла в ее квартиру со своими детьми, когда бабушка обессилела и не смогла оказать ей сопротивление.

– Кажется, жив еще родительский дом в деревне, – сделав глубокий вдох, сказала мать.

– Это, который твоя сестра использует вместо дачи? – сиронизировал Глеб.

Мать мрачно посмотрела на детей.

– Надо смотреть трезво и рассуждать разумно, – с дрожащей улыбкой, сказала Нина, – даже, если случится война и наш дом разбомбят, нам некуда будет идти, твоя сестра ни при каких условиях, нас не примет.

– Но она, же в Бога верует, – сделала она слабую попытку убедить не столько сына и дочь, сколько себя.

– Витенька тоже верует, но это не мешает ему каждый день воровать в церкви кагор, – вспомнил Сашка.

Нина метнула на Сашку проницательный взгляд.

– Я буду вас защищать, – заверил ее Сашка, – и потом куда нам ехать, мою мать все родственники ненавидят.

– Держись, нас, друг, – Глеб похлопал Сашку по плечу. – С нами не пропадешь.

Сашка с усилием улыбнулся, демонстрируя уверенность, на самом деле он страшно испугался. И теперь благословлял жадность и дурость человеческую, не позволявшую тетке его любимой Ниночки вести человеческий образ жизни и принять родственников, испугавшихся неведомой угрозы идущей со стороны леса.

 

Бешеная мать

Сашка делил дом с матерью, но спал в собственной комнате. Он любил эту комнатку, уединяясь в своих владениях, закрывал двери от негодующих визгов матери и вечно работающего телевизора. Мать утомляла его, чтобы она перестала врываться в комнату, он прибил к двери надежный засов и принялся запираться, пока она не привыкла к постоянно запертой двери сына и не перестала ломиться.

Мать кричала постоянно и без умолку болтала сама с собой.

Сашка просыпался под ее болтовню и под ее болтовню засыпал. Работала мать на птичнике, где за гомоном многочисленных кур, другим птичницам ее не было слышно.

Иногда она налетала на Сашку и, потрясая кулаками, визжала тонким противным голоском:

– Я здесь единственная, кто занимается готовкой, стиркой, уборкой, так что меня можно назвать мать героиней.

– Потерпевшей тебя можно назвать, – бормотал тогда Сашка себе под нос и прятался в комнате.

У нее никогда не было ровного настроения, маленьким, она гоняла сына по дому, искать чистые носки или пропавшие ключи.

Повзрослев, Сашка перестал метаться вместе с ней по дому, теперь она лишь для себя устраивала ежедневный «пожар».

Сашка ее в свою комнату не пускал, самостоятельно прибирался, а пользуясь ее отсутствием, когда она пропадала на работе, нагревал воды в бачке и стирал свои вещи, ловко развешивая белье на веревках, протянутых высоко над землей, на заднем дворе дома.

Сашка любил читать, книг в его комнате имелось множество, он брал книги в поселковой и школьной библиотеках, но мечтал обзавестись электрокнигой, чтобы загрузить до нескольких тысяч приключенческих и фантастических повестей и романов, которые легко мог поддерживать электронный гаджет.

Однако сумасшедшая мать и думать не думала о дорогих подарках для сына, она уже давно повадилась дарить Сашке на день рождения либо носки, либо дешевые карандаши.

Компьютер Сашка видел только у друга да вот еще в школе, на уроках информатики. И не то, что у них не было денег. Деньги были, мать зарабатывала прилично, но не считала нужным следить за успехами технического прогресса, рассуждала, что компьютерные игрушки ее Сашке ни к чему, лишняя потеря сил, ведущая к лени и безобразию в виде головной боли. Часто она сравнивала геймеров имеющих из-за вечного пристрастия к компьютеру болезненный вид с вампирами и утверждала, что юные хакеры пьют кровь из родителей, не желая учиться и работать.

– Я не собираюсь содержать тебя до самой смерти, – орала она, – только потому, что ты уткнешься в экран безмозглой железяки и займешься игрой в выдуманные миры!

И потому Сашка страшно обрадовался, когда на следующий день, открыв дверь на требовательный стук, увидел на пороге дома, своих друзей с трудом удерживающих на весу стационарный компьютер.

– С днем рождения, – отдуваясь и еле удерживая в руках системный блок, проговорил Глеб.

– С днем рождения! – протянула Нина имениннику плоский монитор.

– Вы с ума сошли! – заорал Сашка, приплясывая от радости. – Он же, наверное, кучу денег стоит!

– Мы копили, – коротко сообщила Нина, – в конце концов, мы с братом получаем кое-какие деньги на школьные завтраки!

– Мать дома? – оглянулся нервно, Глеб.

– Не боись, на работе! – подхватывая из рук уставшего друга, системный блок, подмигнул Сашка.

– Вот и хорошо! – обрадовалась Нина и засучила рукава. – Я пока торт испеку!

– Торт? – поразился Сашка.

– Все ингредиенты у меня с собой, – и Нина сняла с плеч тяжелый рюкзак, набитый всякой всячиной.

– Пеки, – разрешил Глеб, – а мы пока установим компьютер.

Когда Нина накрыла стол, предварительно тщательно пропылесосив весь дом и вымыв кухню, у мальчиков уже вовсю работал компьютер и с мобильной флэшки, ребята вышли в интернет.

– Нина, – позвал Сашка из комнаты, – погляди-ка, тут про наш лес пишут!

Нина подошла. В Google некто разместил фотографию с поверженным лесничим и короткую информацию про чудеса, творящиеся в лесу. Под постом шли комментарии. Ребята внимательно прочитали и нашли одну занимательную информашку.

Сашка прочитал вслух:

– Вы думаете, это лесная нечисть, но это далеко не так. Скорее всего, ваш лес оккупировали кровавые ведьмы. Они нападают на людей и съедают их без остатка, вместе с костями, а жизненную энергию пожирают, так, что человек после смерти совсем не может шевельнуться и, где его убили, там он и стоит, ничего не соображая и как бы погрузившись в сон. Ведьмы подолгу живут в одном и том же месте, иногда только предпринимают дальние вылазки. Но постоянное место обитания – это дремучие леса или горы. Там, где они поселяются, пропадают все живые существа, и даже насекомые убегают из таких мест. Время там стоит на месте, часы ломаются, а компасные стрелки начинают вертеться, будто безумные.

– Кто это написал? – воскликнула Нина.

Они кликнули на иконку, с которой на них смотрело грустное лицо. Оказалось, писал ученый, археолог и ребята принялись спрашивать у него про кровавых ведьм.

– Ты когда-нибудь слышала что-либо подобное? – удивлялся Сашка, читая ответы ученого и обращаясь к Нине.

– Нет, но, если вы не прекратите переписку, остынет чай, – пожаловалась Нина.

– Ты обещала испечь торт? – напомнил Сашка.

– Торт давно готов и уже остыл, а вы все сидите за компьютером!

– Это что такое? – с порога закричала сашкина мать, оглядывая непривычно чистую прихожую и комнаты.

 

Битва

Ученый вскоре приехал в поселок, им оказался молодой археолог, Михаил Терентьев. Встреченный ребятами, он моментально потребовал свидания с несчастным лесничим. Дед Паша забросил блокнот и карандаш, теперь он говорил без умолку, прямо, как сашкина мать. В ответ на опасения Сашки, ученый подтвердил его подозрения. Действительно, дед Паша помешался. Часто смеялся, безо всяких причин, плакал. Врачи сбрили его бороду, подстригли волосы и лесничего стало не узнать, к тому же он совсем перестал есть, кормили его насильно. Раны его затягивались плохо, иначе деда Пашу перевезли бы уже в городскую психушку.

– Картина ясна, – заявил после свидания с лесничим, Михаил Терентьев и направился к церкви.

У церкви, наслышанные о приезде ученого собрались люди, священники, старенький отец Николай и отец Алексий в полном облачении. Мать Глеба и Нины бросилась навстречу своим детям:

– Я так и знала, что вы в этом замешаны! – прошипела она сердито.

Михаил Терентьев взглянул на нее строго:

– А вы хотите отсидеться, когда война? Когда ваш собственный муж пропал в этом лесу?

Мать смешалась и, прикрыв лицо ладонями, разрыдалась.

– Что нам делать? – прокричали люди из собравшейся толпы.

Многие сжимали в руках колья и вилы, собираясь идти в лес.

– Кровавые ведьмы не любят птиц, а птицы не любят ведьм, – громко проговорил ученый. – В скрижалях истории записаны факты битв черных ворон с кровавыми ведьмами!

– Вороны? – послышалось из толпы. – Наши вороны боятся леса.

– Надо их привлечь, заинтересовать, чтобы они кинулись отстаивать свою территорию и ведьмы уйдут! – заявил Терентьев.

– А может побить ведьм! – потряс кто-то колом.

– Невозможно! – покачал головой ученый. – Эти ведьмы не из нашего мира, они, так сказать, не живые и не мертвые. Они похожи на пираний, которые, как известно, могут обглодать человека до костей, но кровавые ведьмы переплюнули пираний, потому как съедают и кости!

– Живые мертвецы? – ахнула Нина.

– Можно сказать и так, – кивнул археолог, – я о них узнал в горах Кавказа, когда они напали на нашу экспедицию, удалось сбежать только мне, остальные погибли.

– Как же ты сбежал? – раздалось жалостливое из толпы.

– Я купался в реке, вода скрыла меня и, когда я уплыл от кровавого побоища, что устроили ведьмы, – он помолчал, собираясь с силами, – поверьте – это было ужасное зрелище, кровавые ведьмы преследовали меня, но нарушили территориальную границу, на них напали возмущенные вороны. Ведьмы не могли защититься, они визжали и плевались огненной слюной, все бесполезно, птицы ловко уворачивались и нападали снова и снова, пока ведьмы не бежали.

– От такого протрезвеешь, – заикаясь, пробормотал Витенька.

– Я вернулся к месту стоянки и обнаружил, что твари сожрали моих товарищей, правда оставались отдельные кости, но обглоданные так, будто кости тщательно очистили и вымыли от мяса и крови.

– А милиция?

– Мне не поверили, – горестно вздохнул Михаил, – лишь недавно отпустили из дурдома.

В толпе вздохнули, люди глядели сочувственно.

– Но как привлечь ворон? – воскликнул тут Витенька, по привычке своей пьяненький.

– Насыпать зерна возле леса, – предложил Сашка.

– Хлеба рассыпать, – предложила Нина.

– Соблазнятся ли? – засомневался отец Алексий.

– Но попробовать стоит, – горячо вмешался отец Алексий.

Люди засуетились. Разбежались по дворам, торопясь собрать для пернатых разбойниц побольше корочек, разыскивая всякие вкусности у себя по тумбочкам.

Вскоре, внушительного размера толпа, не спуская глаз с леса, подошла с мешками вплотную к деревьям. Их встретила тишина, только листья шелестели.

– Такое впечатление, будто на нас кто-то смотрит, – прошептала Нина, беря за руку Сашку.

– Мне тоже так кажется, – прижался к плечу девочки, подросток.

– Тьфу на вас, – выбежала вперед сашкина мать и кинула в гущу деревьев птичий корм, все-таки она работала на птичнике.

Из леса ответили. Внезапно, кто-то оттуда взвизгнул оскорблено. Но сашкина мать не испугалась, а выхватив из мешка еще корма, бросила со всего маху и еще бросила, наступая. К ней присоединились остальные взрослые, но Сашка чуя неладное, принялся отступать, оттесняя Нину и Глеба.

Ученый закричал:

– Я вас умоляю, не увлекайтесь, возможно, они заманивают!

– А почему они не могут расправиться с нами вне леса? – недоумевала Нина.

– Территория, – напомнил Сашка и оглянулся.

Со стороны поселка летели вороны, целая туча. Стая нацелилась на лес.

– Вороны! – предупреждая, закричал ученый. – Все назад!

Люди, побросав мешки, выскочили из леса, последней выбежала сашкина мать и ребята сейчас же увидели ее точную копию, только зеленую. Ведьма в азарте выскочила на мгновение из кустов и показала острые зубы.

– Ай-ай, – запричитала Нина.

– Мамочки! – вскрикнул Глеб.

– Я тут! – мать Глеба и Нины, хватая, будто курица-наседка детей, в том числе и Сашку, пряча их за спину, растопыривая руки, сердито зашипела в сторону исчезнувшей в кустах кровавой ведьмы.

Налетели вороны. Птицы не занялись раскиданными для них корочками и зерном, о нет, они набросились на ведьм, засевших, как оказалось, в кустах и на деревьях.

По всей вероятности, ведьмы готовились напасть на поселян и растерзать большинство.

– Бежим!

Люди, помогая друг другу, и убыстряясь от негодующих визгов ведьм, подгоняемые оглушительным карканьем ворон, помчались к первым домам, а достигнув жилых участков, остановились.

– А, если вороны проиграют? – высказал общее опасение, Витенька.

– Территориальные границы исчезнут, – тяжело дыша, ответил Михаил Терентьев.

– Подождите, есть еще птичник! – вмешалась тут сашкина мать.

– С курами-дурами? – удивился ученый. – Вы думаете, поможет?

– Посмотрим! – и бегом кинулась к птичнику.

– Смотрите! – закричала Нина и указала на дворовых кур, пробирающихся к лесу.

Куриц возглавляли горделивые петухи, на время позабывшие о выяснении отношений.

– Вот это да! – икнул Витенька и потряс головой. – Ей богу, брошу пить!

Тем не менее, пернатое куриное войско перешло на бег и вскоре присоединилось к битве, воинственное «ко-ко» и летящие вверх перья были тому свидетелями.

А тут и из птичника выпорхнули курицы. Попав на свободу они вначале бестолково метались, но после проморгавшись после темноватого птичника, закудахтали, объединяясь в угрожающую птичью банду.

– Вперед! – прокричала, выскочив из курятника, сашкина мать и сама, возглавив куриц, помчалась к лесу.

Курицы, переходя, где на бег, где легко подлетая, пришли на помощь товарищам, бьющимся за мир и покой людей.

– А мы то, что же? – вскрикнул Витенька и, хватив об землю флягу с вином, бросился на помощь сашкиной матери, уже успевшей сцепиться с зеленой ведьмой, точь-в-точь повторяющей внешность и повадки безумной матери Сашки.

Битва была выиграна. Птицы не понесли потерь, ведьмы бежали, по пути свалив огромную кучу деревьев. Громадная просека, которую мог бы организовать разве гигант, смутила понаехавших власть имущих, долго еще чесали в затылках чиновники, разглядывая следы бесчинств кровавых ведьм. Лапищи у ведьм оказались трехпалыми и абсолютно материальными.

Сашкина мать победно демонстрировала кусок зеленой ткани, которую она вырвала из платья своей противницы. А Витенька, бросивший пить, ходил повсюду с невероятно длинным зубом и рассказывал сказки, как он одним ударом вышиб этот самый зуб изо рта страшной ведьмы набросившейся на него, как только он вбежал в гущу деревьев.

Люди перестали пропадать, вороны переселились в лес и несли теперь дозор, всегда выставляя глазастого сторожа, который при малейшем проявлении опасности принимался громко каркать, и птицы совершив в воздухе воинственный круг, кидались в сторону опасности.

Люди каждый день носили им хлеба и зерен, рассыпая всю эту благодать на окраине.

Фабричные курицы не вернулись в птичник, а устроив акцию протеста, поселились во дворе, где птичницы в благодарность за спасение от ведьмовского нашествия, соорудили для них кормушки.

Дворовые курицы, нисколько не потерявшись, вернулись к своим хозяевам.

В лес по-прежнему, многие опасались заходить, но увидав однажды семейство шустрых белок, деловито снующих вверх по соснам, бояться перестали и только при виде переполошившихся ворон, бросали корзины и бежали в панике, чтобы выбежав к домам, рассмеяться на собственную глупость.

Жаль только, что никто из пропавших взрослых и детей так и не вернулся, но многие из живущих успокаивались и переставали горевать, когда несколько раз в году священник, отец Алексий вместе со стареньким отцом Николаем и преобразившимся псаломщиком Витенькой шли с крестным ходом к лесу. На их молитвенные бдения слетались любопытные вороны, а иной раз прилетали сороки, которые во множестве поселились в глубине леса.

Дед Паша выздоровел и по-прежнему принялся ежедневно обходить лесные угодья. С радостью замечая в пустом прежде лесу лосей, зайцев, кабанов. Компанию ему часто составлял Палыч, который решил забросить наступающую старость, как забрасывают иные выздоровевшие костыли, куда подальше.

Забегая вперед, скажу, что!

Закончив школу, Глеб с Сашкой поступили в лесной институт и, отучившись, сменили значительно постаревших лесничих. Тем более, к власти в России пришли нормальные люди, команда правителей, болеющая за становление страны не на словах, а на деле. Нина, вытянувшись в худенькую, красивую девушку окончила педагогический институт и вернулась в поселок учительницей младших классов. Скоро, весь поселок, без исключения гулял на ее свадьбе с Сашкой, и только мать жениха отсутствовала. С ней стали происходить метаморфозы, и она позеленела, совсем, как кровавая ведьма. А, если учесть ее склочный характер, склонность к истерии и абсолютную злобность, можно понять чувства поселян, которые вызвали для нее в один прекрасный день скорую психиатрическую помощь. Психиатры посчитали ее своей клиенткой и немного пролечив, перевезли в лесной интернат для душевнобольных, где сашкина мать принялась пугать больных непредсказуемыми визгами, обращенными в сторону сосен. Вот только кем она себя в этот момент воображала, жертвой или напротив ведьмой, неведомо.

Молодожены сделали ремонт, выбросили хламную мебель и поселились на правах хозяев в доме у Сашки.

Ученый Михаил Терентьев написал большую статью о гибели своих товарищей в экспедиции горах Кавказа, и теперь ученый мир принял его доказательства. Археолог завел себе ручного ворона. Птица с мудрым видом восседала у него на плече, и Михаил повсюду появлялся только с ней, впрочем, далеко обходя лесные массивы.

Дождавшись рождения внучки, мать Нины перестала переживать, а погрузилась с головой в будни новой семьи, создавая комфортные условия для чрезвычайно говорливого младенца, на которую Сашка поглядывал с опаской, но успокоенный женой и тещей, что в этом возрасте все дети болтливы, вздыхал с облегчением, надеясь на лучшее…