– Я поступила очень глупо, – говорит Милли. – Очень глупо.

Перестав колотиться в дверь, я пытаюсь сквозь маленькую щель все-таки разглядеть, что препятствует тому, чтобы дверь можно было открыть шире. Между тем Элизабет подвела Милли к ступенькам, чтобы та села рядом с ней.

– Почему вы поступили глупо? – хочет знать Элизабет.

– Сол предупреждал меня, что это может случиться. В то мгновение, когда вы ушли, в тот самый первый день он сказал, чтобы я этим не занималась. Он знал, что вы так или иначе приведете сюда Арбуса.

– Но почему Арбус захочет вас убить?

– Потому что я искательница заклятий. Потому что я одна из последних. Потому что много лет назад наши дороги пересеклись.

– Почему же вы сразу нам об этом не сказали? – закипает возмущением Элизабет. – Вы нас обманули.

Милли выпрямляется.

– Уж не тебе, юная леди, читать мне лекции о том, что врать нехорошо.

Я прекращаю свое занятие и вглядываюсь в лица Милли и Элизабет. Обе они выглядят разгневанными и виноватыми.

– Что происходит? – спрашиваю я. Я не могу подробнее сформулировать вопрос, потому что подробности мне как раз не известны.

– Расскажите нам, что случилось, – обращается Элизабет к Милли, как будто мой вопрос к ней не относился.

Милли вздыхает.

– Это случилось двадцать лет назад. У меня была скромная практика по поиску заклятий. Частные клиенты. Никакой рекламы – все только по рекомендации. Практика была небольшой, но этого хватало, чтобы платить по счетам. И я чувствовала, что приношу пользу. Я оказывала только диагностические услуги, но вы не поверите, как много это значило для людей. Знать, что они не виноваты. Знать, что они не сумасшедшие. Иногда мне доводилось сталкиваться с теми, кто насылал проклятия, – в таком большом городе это неизбежно. Если эти колдуны живут не здесь, значит, бывают здесь проездом. Но для меня было редкостью встретиться с ними лицом к лицу. В большинстве случаев я знала о них по делам их рук. И вот внезапно стали появляться замысловатые проклятия. Я даже не знала, как к ним подступиться. Раньше я слышала о манере Арбуса насылать проклятия, но сама я их никогда не видела.

– Кто вам о них рассказывал? – спрашиваю я.

– Другие искатели заклятий. Теперь они уже мертвы. – Милли качает головой. – Когда-то у нас была целая сеть. Теперь только отдельные сторожевые посты. Раньше было так: если появлялся кто-то вроде Арбуса, мне звонила дюжина людей. Теперь я не знаю, что делать.

– А что случилось, когда вы стали видеть людей с его проклятиями? – спрашивает Элизабет, стараясь вернуть Милли к основной теме разговора.

– Я старалась изо всех сил. В некоторых из них я не могла разобраться. Другие не на шутку меня пугали. Я начала бродить по улицам в поисках следов Арбуса. Я была очень наивна – не столько молода, сколько наивна. Я не понимала, что он охотится за нами. Он хотел уничтожить всех искателей заклятий, чтобы те, кто насылает проклятия, могли править без помех.

– Но откуда он узнал, что вы искательница?

– Наверное, с помощью приманки. Это один из самых старых трюков в магической практике. Проклинающий насылает на кого-то проклятие, зная, что тот побежит к ближайшему искателю. Потом, когда про́клятый обнаруживает, что искатель заклятий не может избавить его от проклятия, проклинающий возвращается, предлагая положить проклятию конец в обмен на информацию. Кто мог бы отвергнуть такое предложение?

– Выходит, кто-то вас предал, – говорит Элизабет.

– Похоже, что так. А может, Арбус почувствовал меня – у меня нет способа узнать наверняка. Я часто задумывалась, что привело его в Нью-Йорк, но теперь предполагаю, что он искал твою мать, Стивен. Я склонна думать, что его приезд сюда не был совершенно случайным.

– Так что случилось? – спрашиваю я. – Арбус вас выследил?

Глаза Милли снова наполняются слезами по мере того, как она вспоминает.

– Это была засада. Я как раз запирала дом на ночь. Уже стемнело, и я была не очень внимательна. И вдруг появляется он – внезапно, словно из воздуха. Он не сказал ни слова, но я поняла, кто это. Я по пыталась позвать на помощь, но его рука опередила меня – он схватил меня прямо за горло. Я уронила ключи, отбивалась, как могла. И Сол… Сол каким-то образом догадался, что со мной что-то не так. Я уже готова была потерять сознание, но тут появился Сол и спас меня, заплатив за это большую цену. Все это вызвало такой шум, что прибежали и другие люди. Арбус пытался избавиться от них с помощью проклятий, насылая их на каждого по одному, но он не мог справиться с таким наплывом людей одновременно. И тогда он бежал. А я осталась в живых. Но он не из тех, кто забывает о незавершенных делах, верно? Единственный способ избавиться от искательницы заклятий – убить ее. Уверена, что Арбусу это известно.

Я смотрю на Элизабет, чтобы удостовериться, что она понимает. Я смотрю на Элизабет, ожидая, что она хоть чем-то выдаст свой испуг. Я хочу, чтобы она почувствовала страх, который чувствую я.

Но если Милли совсем расклеилась, Элизабет сохраняет выражение спокойного упорства. Она старательно вбирает информацию, но не пугается. Это всего лишь информация. Это не смертельная угроза, потому что она не позволит ей стать такой.

Хотел бы я знать, как.

– Как успехи с дверью? – спрашивает Элизабет.

Я совершенно забыл про дверь.

– Ну-ка, – говорит она, вставая. – У меня руки тоньше. Дай я попробую.

Она наваливается на дверь и просовывает руку в щель между дверью и стеной.

– Похоже, что он забаррикадировал дверь с по мощью всей мебели в комнате, – сообщает она. По том достает телефон. – Я вызываю подмогу.

Лори требуется около двадцати минут, чтобы добраться сюда, а в течение еще десяти минут он отодвигает достаточное количество мебели, чтобы расчистить нам путь.

Пока мы ждем, я пытаюсь побольше вытянуть из Милли.

– Есть ли хоть какой-то способ остановить его? – спрашиваю я. – То есть что сейчас собирается делать Сол?

– Я не знаю, что может предпринять Сол. Он не убийца. Ни один из нас не убийца. Но требуется именно это. Проклинающие – такие же люди, как и все мы. Если заколоть их, потечет кровь. Только надо добраться до них первыми. Застать их врасплох. А это очень тяжело сделать.

– Но это можно сделать, – говорит Элизабет. Я и не осознавал, что она слушает наш разговор.

– Да, – подтверждает Милли. – Это можно сделать.

Этот факт не кажется ей таким уж обнадеживающим. Она произносит слова, но в ее тоне чувствуется сомнение.

– Почти пробился! – кричит Лори.

Я придвигаюсь поближе к Элизабет, чтобы Милли не слышала.

– Давай сейчас пойдем домой, – предлагаю я. – Или сходим в кино вместе с Лори. Хочется чего-то нормального.

Элизабет отстраняется от меня. Не слишком явно, но достаточно, чтобы я заметил.

– Там Арбус, – говорит она. – И Сол там. Я должна помочь Милли найти их. Я знаю, ты не можешь, но я могу. Это мой долг.

Ее голос не предполагает обсуждений, и она явно не спрашивает моего мнения.

«Это дело значительнее, чем мы оба», – напоминаю я себе.

Но я не хочу, чтобы так было. Я хочу снова сузить мир до нас двоих, хотя бы ненадолго. Я хочу, чтобы Элизабет могла спрятаться у меня под крылом, а я у нее.

Когда к нам вламывается Лори, Элизабет крепко обнимает его, хотя он и потный, как черт. Я тоже хочу его обнять, но подозреваю, что это его только напугает. Люди хотят видеть тех, кого обнимают.

– И почему это старая мебель всегда больше весит? – интересуется Лори.

– Время делает все более тяжелым и медленным, – отвечает Милли. – Можешь мне поверить.

Однако когда мы все оказываемся на воле, она по-прежнему быстра.

– Я должна пойти и найти его, – произносит Милли. Она имеет в виду Сола.

– Я помогу выследить его, – произносит Элизабет. Она имеет в виду Арбуса.

Милли это понимает.

– Лучше оставь Арбуса в покое, – предупреждает она. – Ничего хорошего не выйдет, если наткнешься на него снова.

– Я не собираюсь ничего делать, – обещает Элизабет. – У него должно быть логово. Я хочу найти его, чтобы мы могли проследить, куда он ходит и что делает.

– Нет, – протестует Милли. – Я тебе не верю.

Удивленное выражение лица Лори точно передает мои чувства.

– Ого! – восклицает он. – Вам не кажется, что это перебор, а? Мы же все тут заодно.

Но Милли не отступает.

– Так и есть. Но мне кажется, у нас тут расхождения в трактовках. Не правда ли, Элизабет?

– Если я говорю, что не собираюсь ничего делать, значит, я не собираюсь.

– Может, кто-то мне объяснит, что здесь происходит? – спрашивает Лори.

Я рассказываю ему о Соле и Арбусе, упоминая и мое собственное столкновение с дедом.

– Ну ладно, – говорит Лори, – вот что мы будем делать. Давайте сосредоточимся на том, чтобы вернуть Сола, пока он не совершил какую-нибудь глупость и его не прокляли так, чтобы он обо всем забыл, да? Кроме того, мы также будем держать ухо востро насчет Арбуса, но не станем его искать. Понятно?

С этими словами он смотрит на сестру. Вместо того чтобы кивнуть, она сердито на него глядит. В ее взгляде явственно прочитывается: «Кто назначил моего брата главным?»

Лори это не останавливает.

– Милли, вы знаете Сола лучше, чем любой из нас. Поэтому мы с Элизабет и Стивеном последуем за вами.

Милли обдумывает его предложение. Видно, что она хочет отправиться на поиски сама. Но она также понимает, что не может заниматься этим одна – по крайней мере, пока Арбус свободен и опасен.

– Вы с Элизабет – да, – отвечает Милли, подумав. – Стивен – нет.

– Почему нет? – спрашиваю я.

– Это слишком опасно. Очевидно, что Арбус может подпитываться твоей энергией. Значит, если мы с ним встретимся, ты можешь принести только вред, а не пользу. И ты не сможешь его увидеть. Выходит, если он нанесет удар, ты не сможешь нас предупредить.

– Но я могу видеть Сола, верно?

Милли уже на ногах и направляется к двери.

– Мы теряем время, а это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Стивен, слушай меня – ты не можешь нам помочь. Ты только все усугубишь. Ты в этом совершенно не виноват. Виновато в этом только твое проклятие. Я не могу отрицать, что ты приносишь вред, только для того, чтобы поберечь твои чувства. Не сейчас. Надеюсь, ты понимаешь. Но даже если не понимаешь, ты должен идти домой. Немедленно.

Я смотрю на Элизабет в поисках помощи, поддержки. Но она так же непреклонна.

– Я зайду к тебе, как только мы вернемся, – уверяет она. – Обещаю.

Кажется, только Лори понимает, насколько покинутым я себя чувствую.

– Ты нужен нам, – утешает он меня. – Только не прямо сейчас.

Мне кажется несправедливым, что Лори может пойти, а я нет. Но скажи я такое вслух, это прозвучало бы по-детски. Это же не поход на бейсбольный матч.

Милли пишет Солу записку на случай, если он вдруг вернется и не обнаружит нас. Я уже готов предложить подождать его здесь. Но если я собираюсь торчать один, это последнее место, где мне бы хотелось быть. Слишком уж здесь неуютно, сплошные призраки опасностей и потерь.

– Ладно, – соглашаюсь я.

– Мы скоро увидимся, – говорит Элизабет, немного смягчаясь.

Я могу только надеяться, что это правда.

Вернувшись домой, я чувствую себя бесполезным. Пока они идут вперед, я должен отступить. Я понимаю, почему, но это знание не приносит мне утешения.

Если она встает на пути зла, я тоже должен встать на его пути. Я не должен находить убежище у себя дома.

Мои мысли буквально оглушают меня по мере того, как я захожу в квартиру. Я не перестаю бранить себя, думая, что если бы я сказал что-то другое, поступил как-то иначе, я не был бы здесь совершенно один, вынужденный страдать в неведении. Только оказавшись у себя в спальне, я позволяю себе на мгновение остановиться. Я не могу перестать переживать, но бегущая строка переживания останавливается. Всего на секунду. На две секунды. Я гляжу на компьютер и думаю, не включить ли его. Потом снова делаю паузу.

Я провел в этой квартире большую часть жизни. Я изучил каждый ее сантиметр, каждый уголок. Я знаю, какие книги стоят на какой полке, и даже в каком порядке. Но лучше всего я изучил звучание этой квартиры. Свист отопления зимой. Гудение кондиционера летом. Приглушенный гул трафика, доносящийся сквозь стекло. Холодильник, слегка переминающийся на своем месте. Дыхание половиц. Я не могу точно определить, в чем дело, но что-то не так. Появилось что-то новое – такое же тихое, как тиканье часов в спальне родителей.

– Папа? – зову я, думая, что, возможно, он вернулся. Может быть, спит в своей старой кровати.

Но когда я заглядываю в ту комнату, отца там нет. Я снова зову его, но он не отвечает.

«Вот, – думаю я, – что происходит, когда страх дает метастазы». Мое беспокойство за Элизабет – беспокойство за всех нас – распространяется на все мои рецепторы, тревожа нервные окончания.

Вот что мне надо было сказать Элизабет и Милли: я должен что-то делать, потому что когда я ничего не делаю, это приносит такой же вред, как и встреча с опасностью лицом к лицу.

Я думаю о том, чтобы позвонить отцу, потому что, должен признаться, было бы лучше, если бы он находился здесь. Вряд ли его присутствие помогло бы мне сейчас успокоиться, но, по крайней мере, я мог бы хоть немного отвлечься.

Я спешу в гостиную, прикинув, что, раз уж я не могу пообщаться с другим человеком, можно хотя бы забыться, уткнувшись в телевизор. Я концентрируюсь и беру пульт управления, наблюдая, как он на секунду замирает в воздухе.

– Тебе не следовало оставлять ключ снаружи, – слышится голос. – Никогда не знаешь, кто может к тебе зайти.

Пульт выпадает у меня из руки. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, откуда этот голос доносится.

Никого нет.

– Стивен, – продолжает голос, – я подумал, при шло время нам с тобой встретиться.

Судя по голосу, его хозяин стар, но не слаб. Голос низкий, и грубый, и лишенный малейшего намека на доброту.

Я храню молчание. Сказать что-то означало бы, что я признаю его присутствие. Я отказываюсь это делать.

– Квартира совсем не такая, какой я себе ее представлял, – произносит мой дед. – Все эти годы я не сколько ошибался.

Голос звучит так же, как голос любого другого человека. Но тела нет. Это задевает меня, причиняет мне боль. Теперь я знаю, каким я выгляжу в глазах других людей. Вот, значит, каково это: быть со мной в одной комнате.

И какое совпадение: Максвелл Арбус – первый человек, которого не вижу я.

– Я знаю, что ты здесь, – говорит он. – Я тебя чувствую. Видишь ли, это тоже входит в условия игры. Человек, который пишет картину, воспринимает ее не так, как посторонний: в каждой встрече есть элемент опыта, и этот опыт выказывает себя не в видении, а в чувстве. Так и с тем, что я делаю. Я знаю тебя, потому что я тебя создал.

Он стоит прямо перед дверью. Он хочет, чтобы я точно знал, где он. Загораживает мне путь к бегству.

Я не говорю ни слова.

– Не нужно меня бояться. То, что прошло, оста лось в прошлом. Поскольку ты проводил время в обществе искателей заклятий, думаю, у тебя есть некоторое представление о том, что произошло. А может, твоя мать рассказала тебе. Или твой отец.

Он ждет чего-то от меня. Я ему этого не дам.

Арбус старается, чтобы его голос звучал терпеливо, но у него плохо получается скрывать неудовольствие.

– Я слишком стар, Стивен. Я устал. Могу только вообразить, что рассказывала тебе твоя мать, но по верь мне, у этой истории две стороны. Она не была сильной женщиной, твоя мать. Она не хотела получить ту власть, которую я мог ей дать. Но ты, Стивен, – ты сильный.

На этот раз он делает вид, что я ответил.

– Откуда я знаю, что ты сильный? Потому что я знаю твое проклятие. Я знаю, каких усилий требует жизнь под таким проклятием. Нужно быть сильным. Если бы ты не был сильным, ты бы не выжил.

– Чего вы хотите? – тихо спрашиваю я.

– Ну вот, видишь. Хорошо, что мы с тобой говорим. Для себя я ничего не хочу, Стивен. По-настоящему – ничего. Я только хочу, чтобы ты принял то, что принадлежит тебе по праву рождения. У меня остается немного времени, и я хочу дать тебе то, что положено тебе. Мое наследство значительно – ты должен это понять. И мне больше некому его передать. Никто не заслуживает его в большей степени, чем ты.

Я снова умолкаю. Сейчас его намерения кажутся разумными, а не дурными. Но все равно он – волк в овечьей шкуре.

– Проклятие снять легко, – продолжает он. – Как только ты согласишься, я могу сделать это за несколько минут. Ты станешь видимым для всех. По думай об этом. Какая жизнь у тебя будет!

Это приманка. Он хочет поймать меня на крючок.

– Отвечай мне, Стивен. Скажи, что ты больше не хочешь быть невидимым.

«Я не верю тебе». Вот они, слова Милли. Несмотря на то что часть меня хотела бы взять на себя эту ответственность, хотела бы заключить с ним сделку, я знаю, что не верю ему. Он предлагает это не по доброте душевной, потому что доброты в нем нет.

Он тоскливо смеется.

– Мне стоило это предвидеть – ты точно как твоя мать.

С его стороны это явно не комплимент.

Я хочу закричать на него. Хочу сказать ему, что ему неведомо значение слова «сила», если он считает мою мать слабой. Он даже не может себе представить, сквозь какой ад ей пришлось пройти и скольких усилий стоило там не пропасть. В особенности со мной, с ее невидимым сыном, о котором она заботилась каждый день своей жизни. И да – в конце концов этот ад ее одолел, ее тело не выдержало. Но мама держалась достаточно долго, чтобы я мог стать личностью. Она держалась достаточно долго, чтобы знать, что я выживу.

Однако ничего этого я ему не говорю. Не кричу. Не нападаю. Я ведь не хочу, чтобы он считал меня своим врагом… хотя я и являюсь таковым.

– Вы хотите сказать, что я тоже мог бы насылать проклятия? – затаив дыхание, шепчу я, словно он Санта, готовый выполнить мое самое большое, самое сокровенное желание.

– Конечно, – произносит он нараспев. – Ты же Арбус, как-никак.

– И вы бы меня научили?

Видимо, он кивает, а потом понимает, что я не могу этого видеть. Повисает пауза, после чего он говорит:

– Да, научил бы.

Значит, прямо сейчас я мог бы положить этому конец. От меня требуется только одно – сказать ему, что я этого хочу, и он положит конец тому, что я считал пожизненным заключением.

Но если я это сделаю, он сможет наслать на меня другое, новое проклятие. А энергия, высвободившаяся из моего старого проклятия, может сделать его еще более могущественным, чем раньше.

Я не могу так рисковать. Но я также не могу рисковать, давая ему понять, что противостою ему.

– Мне нужно время, – говорю я. – Не очень много времени, но сколько-то времени мне потребуется. Потому что это все изменит. И я хочу к этому подготовиться.

– Тебе незачем об этом думать, – гневно возражает Арбус. – Я предлагаю тебе то, чего ты хотел всю свою жизнь. Возможно, я больше тебе этого не предложу. Советую тебе согласиться сейчас.

Я стараюсь соответствовать его гневному тону.

– Мне удалось столько продержаться, потому что я не принимал поспешных решений. Вы говорите, что хотите, чтобы я участвовал в семейном бизнесе? Что ж, вам нужен работник, который действует под влиянием импульса, или тот, кто видит каждый аспект во проса? Если вы ищите глупого человека, вам на выбор предлагаются миллионы людей в этом городе.

На этот раз молчит он.

«Похоже, я зашел слишком далеко», – предполагаю я.

Наконец Арбус произносит:

– Даю тебе двадцать четыре часа. Это, как ты понимаешь, большая щедрость с моей стороны. Ты видел, что я могу делать с людьми. Опасайся принять неверное решение, ведь расплачиваться за него придется многим людям.

Дверь открывается и закрывается. Полагаю, он ушел. Но, по-моему, он все еще здесь. Наблюдает. Преследует. Знает.

Он не упомянул, как он собирается меня найти через двадцать четыре часа.

Но едва ли это окажется проблемой.

По крайней мере, для него.