Клыки сомкнулись на его горле, прокусив глотку. Горячая, пахнущая медью кровь хлынула мне в рот и потекла по пищеводу. Сердце билось все медленней. После каждого удара следовала долгая пауза. Наши взгляды встретились, на губах умирающего заиграла зловещая улыбка, и я услышала в сознании его голос.

«Добро пожаловать, Калла».

Я отползла назад, приняла облик человека, сразу почувствовав холод и тошноту. Мертвый Стюарт продолжал улыбаться, несмотря на зияющую рану на горле. Вдруг я почувствовала на плече чье-то легкое прикосновение. Резко развернувшись, я столкнулась лицом к лицу с женщиной. Она улыбалась так же, как мертвый Стюарт. Улыбка была гостеприимной. Темные, золотисто-каштановые волосы ниспадали на плечи красивыми волнами. В темных глазах сверкали серебряные искры. Женщина смотрела на меня доброжелательно. Полные губы раскрылись.

— Калла, — промолвила она нараспев, словно начиная молитву. В голосе ее звучала надежда и слышался почти что религиозный экстаз. Она опустила глаза, и я проследила за ее взглядом. На руках она держала спящего ребенка, совсем еще маленького. Увидев мирно спящее дитя, я приблизилась. Когда я нагнулась, ребенок открыл глаза. Его темные зрачки были усыпаны серебряными точками, словно небо звездами. Точно такие же, как у матери.

Рен.

Он пристально посмотрел на меня. Засмеялся бодро и жизнерадостно, а потом, видимо, узнав меня, захлопал в ладоши в знак приветствия. На душе стало тепло, как будто я попала домой. Я посмотрела на Коринну Ларош, и радость исчезла. За ее плечами реяла тень, похожая на грозовое облако, несущее смерть и разрушение. Я открыла рот, чтобы закричать, предупредить ее, но не услышала сама себя. Жидкие чернильные щупальца опустились на ее шею и плечи. Дрожащие черные лианы оплели руки. Она закричала, Рен стал вырываться из ее рук и плакать. Я нагнулась, чтобы поймать его, но сверху опустились две мускулистые руки и подхватили ребенка. Когда Коринну схватил призрак, она пронзительно закричала. Черные щупальца, опутавшие ее тело, пульсировали, пока она извивалась в агонии. Я в ужасе упала на колени. Чей-то тихий смех заставил меня отвернуться от умирающей женщины. Эмиль Ларош презрительно наблюдал за мучениями жены равнодушными бледно-голубыми глазами. Он посмотрел на ребенка, бессильно барахтавшегося в его руках. Он дернул плечом и мотнул головой; грязные светлые волосы закрыли лицо до подбородка, искажая черты. Лицо стало похоже на страшную, демоническую маску — символ безграничной жестокости. Рен закричал, и губы Эмиля сложились в тонкую, как лезвие ножа, полоску. На лице отразилось отвращение. Бросив прощальный презрительный взгляд на бьющееся в конвульсиях тело жены, он развернулся и медленно ушел. Крик испуганного младенца звенел у меня в ушах, смешиваясь с пронзительными нечеловеческими криками матери. Казалось, я слышу пение ужасного хора демонов.

Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Не могла оторвать взгляд от погибающей мученической смертью женщины. Краем глаза я увидела позади чью-то фигуру и повернулась, чтобы разглядеть ее. Рен стоял и смотрел на мать, бьющуюся в щупальцах призрака. Он больше не был ребенком. Передо мной был юноша, мой жених. Его черные глаза, в которых раньше сверкала целая галактика микроскопических звезд, стали пустыми и холодными. Темные волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу. Тело было усыпано лиловыми, желтыми, зелеными и черными гематомами и ссадинами. Руки покрыты причудливым рисунком из свежих красных порезов и подживших шрамов. Глаза медленно двигались — он рассматривал мать, досадливо наморщив лоб, словно ужасная сцена, разворачивающаяся перед его взором, была лишена смысла. Он покачал головой и вздохнул.

— О боже, Рен, — сказала я и потянулась, чтобы дотронуться до него, но рука прошла сквозь тело.

Не отрываясь, он пристально смотрел на кричащую в смертных муках женщину. Губы задвигались.

— Где ты, Лилия? — спросил он. Рука дернулась, и мое внимание привлек голубоватый блеск. На кончике его пальца медленно, как часть механизма часов, вращалось мое кольцо, отсчитывая секунды, которых у него не оставалось.

На плечах появились зияющие раны. Из них хлынула кровь; потоки, похожие на красные ленты, покрыли все тело — руки, ладони, пальцы. Он опустился на колени и склонил голову. Я закричала, вторя несчастной Коринне.

Распахнув глаза, я ловила воздух пересохшим ртом. Кошмар окончился, но в закоулках подсознания продолжали жить отголоски ужаса, который я только что испытала. Крики Коринны превратились в волчий вой, продолжавший звучать в ушах. Я с трудом сдерживалась — хотелось забиться в истерике. Сердце учащенно колотилось. Вскоре страх, заставивший меня проснуться, отступил, сменившись холодом и печалью.

Сердце замедлило ход. Мир постепенно возвращался ко мне. Кошмар вряд ли длился долго. Я все еще чувствовала себя усталой и сомневалась в том, что проспала более часа. Лежа в полузабытьи, я нащупала на пальце кольцо, подаренное Реном накануне церемонии. Я посмотрела на него. Даже в тусклом свете звезд, проникавшем сквозь стеклянный потолок, оно продолжало блестеть. Повернувшись на бок, я закрыла глаза и немедленно увидела залитую кровью фигуру Рена. Поспать не удастся, решила я, по крайней мере, не сейчас. Едва понимая, что происходит, я выскользнула из комнаты и остановилась, не зная, куда идти. Я выбралась из постели в надежде на то, что бесцельная прогулка по коридорам Академии поможет мне вырваться из тисков кошмара. Взгляд упал на соседнюю дверь. Какая-то часть моего существа хотела пойти к Шею, извиниться перед ним и поискать утешения в его объятиях. Но я по-прежнему боялась этого места и не могла успокоиться после встречи с Эмилем. Столкновение со своими полностью выбило меня из колеи, заставив сомневаться во всем, что раньше казалось незыблемым и понятным. Дело было не в смерти Лидии, а в моем собственном выборе. Я не убила Сашу и не хотела ее убивать. Так буду ли я подмогой Ищейкам в их войне?

На ходу я вращала кольцо на пальце, вспоминая, как оно сверкало во сне. Я приняла его от Рена, но сбежала от алтаря. Делало ли меня это предательницей или просто свидетельствовало о моей трусости? Поток мрачных мыслей прервался, когда я что-то почуяла. Знакомый запах привел меня к лестнице, и я спустилась по ступеням. Я втянула воздух носом и пошла на усилившийся запах. Еще два лестничных пролета, и я оказалась в длинной, широкой комнате, заставленной обеденными столами. Комнату освещали немногочисленные лампы, бросавшие на стены скупой свет.

Я быстро нашла источник ласкающего обоняние аромата. На одном из столов обнаружилось несколько стеклянных кофейников. Над чашками кофе поднимались клубы пара, а у стола сидели, разговаривая вполголоса, Ищейки. Монро наливал кофе Тесс. Она уже не плакала, но лицо ее по-прежнему было искажено горем. Эдна сидела рядом, держа на колене гитару. Коннор сидел подле; вид у него был слегка измученный. Больше всего я удивилась, увидев, что рядом с Монро сидит Силас. По царящей в комнате атмосфере было понятно, что Ищейки собрались, чтобы почтить память погибших. Мне не хотелось встревать в разговор, хотя аромат кофе манил меня с удвоенной силой. Я развернулась, чтобы тихонько удалиться, но тут кто-то позвал меня. Оглянувшись, я увидела Монро, делающего рукой призывные жесты. Поколебавшись немного, я подошла к столу.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил он, когда я приблизилась.

— Нет, — сказала я, чувствуя, что все взгляды устремлены на меня. — Не спалось, и вдобавок я учуяла запах кофе.

— На другом этаже? — изумился Коннор.

Я кивнула и пошевелила ногой.

— Ловко, — улыбнулся он, снимая с пояса фляжку и выливая ее содержимое в кофе. Виски, решила я, уловив запах ячменя, исходивший от янтарной жидкости.

— Я не хотела вас беспокоить, — призналась я.

— Ты нас не побеспокоила, — сказала Тесс, указывая на свободный стул. Она налила в пустую чашку кофе и подтолкнула ее ко мне. Чашка заскользила по столу и остановилась возле меня.

— Присоединяйся.

— Мы рассказывали друг другу разные истории, — сказала Эдна, перебирая струны. — О Лидии и Гранте.

— Если хочешь, тоже можешь что-нибудь рассказать, — вставил Монро. — Так мы отдаем дань памяти павшим, чтобы казалось, что они по-прежнему с нами.

— Историю? — удивилась я, усаживаясь на стул и беря в руки кружку с горячим кофе.

— Ты Гранта видела чаще, чем мы, — сказал Силас, отрывая взгляд от блокнота, в котором он что-то писал. — Возможно, тебе есть что рассказать.

Я вспомнила мистера Селби. Что я могла сказать? Он был хорошим учителем. Но фраза «Его уроки я любила больше всего» прозвучала бы слишком надуманно.

— Простите, — сказала я тихо. — Но, боюсь, я не смогу рассказать ничего интересного.

— Ну и хорошо, — сказал Коннор, отхлебывая из кружки. — А то я уже не могу больше слушать горестные истории.

— Не будь ты такой скотиной, Коннор, — сказал Силас, возвращаясь к своим записям. — Имей уважение.

— Лидия была воином, — отозвался Коннор. — Она бы подумала, что мы идиоты, если бы узнала, что мы здесь по ней плачем.

— Да, он прав, — сказала Тесс с улыбкой. — Она, наверное, разочарована тем, что у нас здесь происходит.

— Вряд ли ты могла ее разочаровать, — усомнилась Эдна, погладив Тесс по щеке. Глаза Тесс вспыхнули; она продолжала улыбаться. Эдна тоже улыбнулась, но глаза ее были устремлены не на Тесс.

— Эй, соня, ты когда-нибудь расческу в руках держал?

Я повернулась и увидела Шея, приглаживающего волосы. Его попытки привести в порядок свои мягкие кудри особым успехом не увенчались. Он переоделся, на нем были свежие джинсы и футболка, но по лицу было видно, что он только что встал.

— Прости, — сказал он. — Я видел кошмар и после этого уже не смог уснуть. А потом почуял запах кофе…

— Два сапога пара, — сказал Коннор.

Я посмотрела на Шея, пытаясь понять, сердится он или нет. Он ответил заискивающей улыбкой, и я поняла: ему неприятно, что мы поссорились. Я испытывала то же чувство. Мы обнялись, и я поцеловала его в щеку.

— Я тоже не могла спать.

Шей обнял меня за плечи. Силас разглядывал нас.

— Что такое? — спросила я, думая о том, что могло его так заинтересовать.

— Я тут размышлял о разных противоречивых теориях, — сказал он. — По поводу Наследника. Не могу понять, каковы последствия того, что ты его превратила в волка. То ли он от этого стал еще сильнее, то ли наоборот.

— О какой силе ты говоришь? — спросил Шей.

— У тебя есть внутренняя сила. Перешла к тебе по наследству.

— По наследству? — переспросил Шей, хмурясь. — Ты имеешь в виду от всех этих рыцарей и демонов, о которых ты рассказывал?

— Да нет же. Я имею в виду твоего отца, конечно.

Силас покачал головой, разглядывая лицо Шея, потом снова уткнулся в блокнот и начал что-то быстро писать.

Я выпрямила спину.

— Ты что, заметки о нем пишешь?

— Конечно, — сказал Силас, не поднимая головы.

— Перестань немедленно! — потребовала я, выхватывая ручку из его пальцев и отбрасывая ее в сторону.

Силас испуганно посмотрел на меня.

— Знаешь, — сказал Коннор с улыбкой, — должен признаться тебе, иногда я тебя просто обожаю.

— Я записывал свои наблюдения, — сказал Силас извиняющимся тоном, поднимаясь, чтобы поднять с пола ручку. — Такой шанс выпадает раз в жизни.

— Я тебе не шанс, — огрызнулся Шей. — А живой человек.

— Ты — Наследник, — заспорил Силас. — Необходимо понять твой истинный потенциал, прежде чем что-либо предпринимать. Аника возложила на меня обязанность оценить твою способность выполнять задачи, которые стоят перед нами.

Монро вздохнул:

— Я не думаю, что она хотела, чтобы ты записывал каждый разговор с Шеем.

— Согласен, — сказал Коннор, залпом опустошая кружку и поднимаясь за новой порцией кофе. — Почему ты вечно ведешь себя как придурок?

— Ты — первобытный человек, — сказал Силас, злобно глядя на Коннора. — Тебе меня никогда не понять.

— Я так и не понял, что ты подразумевал под наследством, — сказал Шей, наливая кофе себе в кружку. — Я отца даже не помню. Он умер, когда мне было три года.

Силас сдвинул брови и посмотрел на него.

— Последние шестнадцать лет Боско Map возил меня с собой по всему миру, — пояснил Шей. — Ты назвал его предвестником, из чего следует, что он точно не мой дядя. А что с моим отцом?

В комнате, по крайней мере, мне так показалось, стало как-то холодней. Даже Силас побледнел, когда Шей произнес имя Хранителя.

— Да, это правда. Боско Map не твой дядя, — сказал Монро. — Но твой отец был одним из Хранителей.

Теперь настала очередь Шея побледнеть.

— Спасибо, что напомнили.

— Да дело не в этом, Шей, — сказал Монро. — Важно то, что ты — Наследник.

— Значит ли это, что я не человек?

Кружка, которую Шей держал в руке, затряслась. Он посмотрел на меня умоляющими глазами.

— Ты — человек, — сказала я, чтобы скорее внести ясность в этот вопрос. — Вернее, ты им был, пока я не превратила тебя в волка. Я могу отличить простых смертных от существ вроде меня, — добавила я, сердито посмотрев на Монро. Шей никогда не был Хранителем.

— А ты, можно подумать, и в Наследниках разбираешься? — запальчиво спросил Силас.

— Спокойно, — сказал ему Монро, как обычно, тихо. — Хранители не хотели, чтобы Шей знал о своем наследстве.

Он посмотрел на меня.

— И они, естественно, скрывали все и от Воинов. Калла, я думаю, тебе стоит усвоить, что Хранители сами по себе люди. Такие же, как мы.

Мне стало трудно дышать. Ощущение было тошнотворным.

— Значит, они лгали, — заключил Шей. — На самом деле никакие они не Древние.

— Да, врать они умеют великолепно, — сказала Тесс.

— Но как они могут быть людьми? — произнесла я с трудом. — Они пахнут иначе. Да и вы тоже, раз уж на то пошло. И как в эту теорию укладываются их магические способности?

— Дело в том, Калла, что ты чувствуешь именно магический запах. У Хранителей и Ищеек есть своего рода мистическая оболочка, но под ней скрываются люди. Помнишь, мы говорили о том, что раньше люди были ближе к земле и пользовались ее силой, — объяснил Монро. — Те, кому было дано познать магическую силу земных элементов, обычно становились привилегированными членами сообщества: целителями, колдунами или просто мудрецами.

— Но я не могу поверить в то, что они — люди, — запротестовала я. — Они бессмертны.

— Это не так, — сказал Монро. — Они хотели, чтобы ты была в этом уверена. Ты видела проявления их магической силы и считала их существами высшего порядка. Помнишь, мы говорили о том, что они пользуются некоторыми силами, а мы — нет.

— В каком смысле? — удивился Шей.

— Мы относимся с уважением к естественной магии Земли и к законам творения, которые выражаются в цикличности всего сущего, — сказал Коннор нарочито напыщенным тоном, передразнивая Силаса. — Ищейки верят, что физическая смерть — естественная вещь, и ее не следует избегать.

Силас не обратил ни малейшего внимания на оскорбительные намеки Коннора и пустился в подробные объяснения.

— Мы стареем и умираем. Смерть — часть естественного цикла. Хранители пользуются магией, которой они владеют, чтобы продлевать свою жизнь до неестественных пределов. Они общаются с нечистью, и от этого их сущность меняется, но рождаются они людьми и остаются ими всю жизнь. То же самое они делают с Воинами. Вот почему, кстати, так редко образуются новые стаи. Только когда деваться уже некуда, они решают, что Воины должны дать жизнь потомству. Согласно нашим записям, в стаях, охраняющих Халдис, не было потомства на протяжении двух поколений. После чего Хранителям понадобилось усилить родственные связи между стаями.

Шей посмотрел на меня; в глазах его читался ужас. Я кивнула, подтверждая, что Силас прав.

— Но у самих Хранителей дети есть, — вспомнил он. — По крайней мере, их дети учились в школе, куда ходили мы с Каллой. И Логану в наследство досталась новая стая.

Силас улыбнулся.

— Хранители отличаются исключительным самолюбием. Свою власть они охраняют изо всех сил. Если бы их стало слишком много, между семьями неизбежно начались бы распри, а этого они допустить не могут. Только самым сильным и обладающим большой властью Хранителям разрешено иметь детей и продолжать свой род. Некоторые из них живут в Вейле, другие разбросаны по всей планете, в основном в местах, где находятся священные объекты. И в тех же самых местах расположены заставы Ищеек. Устраивая их, мы получаем возможность вести наблюдение. Хотя Хранителей больше, чем нас, их значительно меньше, чем простых людей. Хранители пользуются ими как пешками в своей игре. Политика, мировой рынок, все такое.

— Но как они получили такое преимущество? — спросила я, чувствуя, что голова гудит от обилия новой информации. Ложь. Кругом была одна только ложь.

— Да, — сказал Шей. — Я понял, что сила, которой они пользуются, делает их как бы бессмертными, но раньше же их было не больше, чем вас?

— Да, примерно так, — ответил Силас, явно расстроенный тем, что мы не испытываем благоговения перед его эрудицией.

— Мы еще доберемся до того момента, когда они получили преимущество перед нами, — сказал Коннор, сгорбившись на стуле.

— Не понимаю, — признался Шей.

— Может быть, будет лучше, если мы начнем с того, кто такой Шей, и тогда многое станет понятным, — предложил Монро.

— Но… — сказал Силас.

— Давай начнем с того, что проще, — сказал Монро. — С истории рода, к которому он принадлежит.

— Хорошо, — неохотно согласился Силас. — Наследник — потомок Эйры, первой Хранительницы, и сын предателя. По крайней мере, так принято идентифицировать его у нас. По первому и последнему предку.

— Предателя? — удивленно сказал Шей. Я чувствовала себя совершенно потрясенной всем услышанным, зато никто из Ищеек, похоже, не услышал ничего нового.

— Да, именно так, — подтвердил Силас, барабаня пальцами по столу. — Согласно предзнаменованию, Наследник должен появиться в момент, когда могущественный Хранитель, потомок самой Эйры, предаст своих и обернется против них. Его сын станет причиной падения Хранителей. Его сын и станет Наследником.

Видя, что Шей по-прежнему смотрит на него недоумевающе, Силас покопался в блокноте, нашел нужную страницу и развернул ее так, чтобы Шей мог видеть, что там написано.

— Вот, посмотри.

— Это на латыни, — сказал Шей.

— Ты что, не знаешь латыни? — поразился Силас.

— Я могу читать только со словарем, — ответил Шей.

— Силас, далеко не все владеют латынью так, как ты, — сказал Монро с укором.

— Можем мы продвигаться быстрее? — спросил Коннор, сжимая виски руками.

— Подождите, — сказала я, глядя на Коннора с сожалением. — Если Хранители — люди, заключенные в магическую оболочку или что-то в этом роде, то они этого точно не делали с Шеем — его запах был иным. Я знаю запах Хранителей, но Шей — не один из них.

— Да, — согласился Монро. — Ты правильно говоришь. Потому что его мать была простым человеком.

— Его отец предал Хранителей из-за любви, — сказала Эдна.

— Как? — спросил Шей, и по его виду я поняла, что он окончательно запутался. — Почему он предал Хранителей?

— Ой, Эдна, брось. Это же просто расхожее клише, — сказал Силас. Эдна посмотрела на него сердито, но он и глазом не моргнул.

— Может, это и клише, — сказала Тесс, глядя на него глазами, полными слез. — Но любовь — одно из тех немногих чувств, ради которых люди идут на риск.

Шей посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, что краснею.

— Ну, хорошо, — неохотно согласился Силас. — Пусть так. Он предал своих, потому что Хранители, в целях защиты своей власти, законом запретили смешанные браки. Тристан вынужден был бежать, захватив Сару с собой. Они пытались спрятаться. У них родился ребенок.

Силас указал рукой на Шея.

— И как они его нашли? — спросила я. — И, кстати, как о существовании предателя, ставшего ключевой фигурой предзнаменования, узнали Ищейки? Он же прятался, верно?

— Нам не пришлось его искать, — сказал Монро. — Он сам нашел нас.

— Неужели? — спросил пораженный Шей.

— Да, — подтвердил Монро. — Он хотел таким образом защитить жену и ребенка. Он знал о пророчестве и понимал: мы захотим защитить их. К сожалению, предпринятые нами меры результата не дали.

— Хранители нашли его? — спросила я.

Монро кивнул.

— На островах Аран. Мы считали, что там они в безопасности. Их местоположение хранилось в строжайшем секрете, но мы потерпели поражение. Они убили Тристана и Сару, а Шея Боско Map оставил при себе. Так продолжалось до недавнего времени.

Шей смотрел куда-то вдаль; я обратила внимание на его дрожащие руки.

— Все же я не понимаю, почему он не Хранитель? — спросила я. — Разве того, что отец был одним из них, недостаточно?

— Думаю, здесь все дело в пророчестве, — предположил Силас. — Сама суть его бытия, да и само существование Наследника предопределено женщиной, родоначальницей. Значит, дело в том, что мать Шея была обычной женщиной.

— Думаешь?

Тесс улыбнулась.

— В женщине заключена сила созидания, — заявила она.

— Ты, Тесс, толстей, если хочешь, а я горжусь своей мужской фигурой, — сказал Коннор, похлопывая себя по плоскому животу.

— Давайте оставим в стороне войну полов, — предложил Силас. — Тесс права. Материнская сущность доминирует всегда, она же предопределяет натуру ребенка. Вот почему ты восприняла его как человека, Калла, потому что он и был человеком в любом смысле этого слова. То, что его отец водил компанию с нечистью, никак на нем не отразилось. Единственным признаком того, что в его происхождении не все так просто, стал крест на шее.

— Что ты имел в виду, говоря о том, что материнская сущность всегда доминирует? — спросила я. — Раньше случалось нечто подобное?

— С Хранителями — никогда, — ответил Силас. — Никто, кроме Тристана, не решался нарушить табу и родить ребенка с обычной женщиной. Но мы, Ищейки, усвоили этот закон еще во времена Первого Восстания.

— Но это же была война, — удивилась я. — Какое отношение война может иметь к детям?

— Это был прежде всего союз. А союзы заключают по многим причинам, — вмешался в разговор Монро. Высказав это таинственное утверждение, он отвернулся от нас и стал смотреть на что-то такое, что явно находилось за пределами комнаты, а может быть, и еще дальше.

Силас кивнул.

— В годы, предшествовавшие восстанию Воинов, связи между Ищейками и волками крепли — во многих отношениях. Дело доходило и до браков. Летописи свидетельствуют о том, что дети, рожденные от союза Ищейки и волчицы, всегда наследовали признаки по материнской линии. Если отец был Воином, ребенок был Ищейкой; если Воином была мать, ребенок становился волком, как и она.

Я широко раскрыла глаза.

— У Ищеек и Воинов были дети?

— Это было давно, — ответил Монро. Он продолжал смотреть в сторону, но я заметила, как натянулась кожа на его скулах. — Хранители все сделали, чтобы от их потомства ничего не осталось. Все связи были разорваны навсегда.

У меня тряслись руки.

— Но у волчиц просто так дети родиться не могут…

Я замолчала, чувствуя, как краснеют щеки и шея. Не следовало об этом рассказывать, но слова сорвались с языка помимо воли. За последнее время в моей жизни практически не осталось тайн, но этот секрет я мечтала сохранить.

Моя последняя фраза вырвала Шея из пучины мыслей, в которой он доселе пребывал.

— Что? — спросил он, посмотрев на меня.

Я отвела глаза и стала рассматривать крышку стола.

Нет. Нет. Я не хочу об этом говорить. Это слишком личная тема. И слишком страшная.

Монро прервал молчание приглушенным кашлем.

— Отчасти старания Хранителей сохранить власть над стаями выразились в контроле над рождаемостью и браками между их верными солдатами. Этим они стали заниматься после Первого Восстания. Пользуясь магической силой, они останавливают или, наоборот, запускают репродуктивный цикл самок. Поэтому девушка может забеременеть лишь в том случае, если господа подыскали ей подходящего, С их точки зрения, самца. Но даже в этом случае пара может зачать ребенка лишь в определенное Хранителями время.

— Боже мой, — пробормотал Шей.

Дышать было тяжело. Что он будет теперь обо мне думать?

— Это не твоя вина, милая, — сказала Тесс, обнимая меня. От нее исходил приятный, успокаивающий запах цветущих яблонь и меда. Я позволила себе прижаться к ней, испытывая благодарность за ее неизменную доброту.

— Они настоящие ублюдки, — сказал Силас. — Но правило это появилось только после Первого Восстания. До него Хранители в эти дела не вмешивались.

Монро бросил на меня полный сочувствия взгляд и повернулся к Шею.

— Твоя мать была обычной женщиной. Твоя человеческая сущность — ее наследство. Именно поэтому Калла распознала в тебе человека.

— Значит, предательство отца стало признаком того, что я — Наследник, — сказал Шей.

Мне было приятно, что разговор пошел по другой линии. Я решила поддержать его.

— Есть еще знак креста на шее, — сказала я, указывая рукой на то место, где был рисунок. — Кстати, когда я сказала ему, что на спине есть татуировка в виде креста, оказалось, что он об этом понятия не имеет.

— Знак заколдован, поэтому видеть его могут не все, — объяснил Силас. — Это не татуировка и не родимое пятно. Это магический знак.

— Значит, люди его видеть не могут?

Силас закатил глаза и махнул рукой перед лицом, словно отгоняя назойливого комара.

— Нет, все гораздо сложнее. Это очень тонкое заклятье. Хранители — большие мастера в этом деле — манипуляция, всякие магические штучки. Татуировка как бы говорит тем, кто может ее увидеть, что ее замечать не нужно. Мы используем похожую тактику, чтобы предотвратить попадание людей в нашу Академию. Люди всегда как бы смотрят мимо нее, не замечают. Этого заклинания вполне достаточно для того, чтобы никто не подходил к Шею и не спрашивал, в каком салоне сделана татуировка.

Он посмотрел на Шея, и я увидела в глазах Секретаря некое подобие извращенного уважения.

— Увидев ее, человек подумает, что ты не слишком хорошо помыл шею после футбольного матча на грязном, раскисшем поле или что-то в этом роде. Видят не татуировку, а какое-то размытое грязное пятно. Как-то так.

— Но я ее вижу, — сказала я.

— Ты не человек, — пояснил Силас. — Ты…

— Мутант, — сказала я резко, перебив его. — Да, конечно. Как я могла забыть.

Я оскалила клыки, и Силас снова чуть было не упал со стула.

— Отлично, — заметил Шей. — Значит, я — Избранный, но при этом плохо мою шею.

Бледное лицо Силаса озарилось легкой улыбкой.

— Точно.

Эдна захихикала и устремила на Шея умоляющий взгляд.

— Помоги мне, о великий, но только… не мог бы ты сначала помыться? — выпалила она, хлопая ресницами с видом полнейшей невинности. — А я бы тебе спинку потерла.

Бледное лицо Шея покраснело. Я бросила на Эдну многообещающий взгляд, но она уже смотрела, как Коннор подливает виски в кофе.

Силас продолжал улыбаться. Он откинулся на спинку стула и внимательно изучал лицо Шея.

— Но твоя подружка-волчица превратила тебя в одного из себе подобных, поэтому теперь ты можешь видеть крест.

На Воинов колдовство, защищающее рисунок, не действует.

— Я не его подружка, — отрезала я и содрогнулась, потому что лицо Шея после моих слов покраснело еще больше.

Все Ищейки смотрели на меня; на их лицах отразилось удивление.

— Не подружка, — повторила я неохотно, чувствуя, что на душе лежит холодный и скользкий камень. Я не могла смотреть Шею в глаза. Слова, сказанные мной, были жестокими, но это была правда. Я любила его, но не знала, кем была для него. Все в нашей жизни стремительно менялось. Никак не получалось нащупать твердую почву под ногами.

Шей положил подбородок на руки.

— Я думал, узнав правду, почувствую себя лучше. Но все оказалось не так. В голове не укладывается, что единственный родственник, которого я когда-либо знал, — какая-то нечисть.

— Не «какая-то нечисть». Он — самый могущественный враг, с которым нам когда-либо приходилось сталкиваться, и ты — ключ к спасению мира, — сказал Монро. — Не стоило Предвестнику оставлять тебя на попечение подданных. Как видишь, они не оправдали возложенных на них надежд. Уверен, кое-кто жестоко пострадал после твоего побега.

Услышав слово «пострадал», я задрожала, и дрожь никак не хотела униматься. Что случилось с моей стаей? Шей положил руку на мое плечо и посмотрел на Монро.

— Так уже случалось раньше, не правда ли? — спросил он. — Мы читали о том, как Воины пытались поднять бунт.

— Ты имеешь в виду Первое Восстание? — отозвался Силас. — Это был великий период нашей истории. Никогда раньше мы не были так близки к победе. Хотя все закончилось очень плохо.

— Сейчас речь не об этом, — сказала я, обращаясь к Монро, потому что именно он знал ответы на вопросы, которые мне очень хотелось задать. — Это был не последний бунт.

Монро подался назад.

— Нет, не последний.

— Прекрати, Лилия, — потребовала Эдна, глядя на меня требовательно. — Это не твое дело.

Я оскалилась на нее.

— Я тебя просила не называть меня так.

— Ладно, не буду, раз ты всегда так реагируешь. Хорошо, что в тебе есть хоть что-то человеческое. От этого волчьего оскала у меня мурашки по коже.

Я посмотрела на нее. Я знаю эту девушку только один день, и она уже читает меня, как раскрытую книгу. Как такое может быть.

— Эдна права, — сказал Коннор, наклоняясь ко мне. К его дыханию примешивался крепкий аромат виски. — Тебе этого знать не нужно.

— Это мое дело, и я буду решать, что мне знать, а что нет, — заявила я. — Что случилось со стаей Бэйнов? Как умерла Коринна Ларош?

— Я сказал, хватит об этом, — повторил Коннор, ударив кулаком по столу.

— Отвали от нее, — зарычал Шей.

— Монро? — спросила тихо Тесс, глядя на Коннора с опаской.

— Все нормально, — сказал Монро. — Они должны знать.

Коннор покачал головой и вылил остатки виски в кофе.

— Я-то думал, что больше грустных историй сегодня не услышу.