Советский Союз был предан, развален, опоен и отравлен. И это — преступление, преступление цивилизационое, моральное и уголовное. Но кто это преступление подготовил, а потом совершил?

Ранее, говоря том, что советский патриотизм — несомненный исторический факт, я сказал и то, что советский патриотизм не смог сохранить Советскую Родину.

Но почему?

Что ж, отвечу сразу… Советский патриотизм был реальным качеством самых широких советских масс. Чувство патриотизма воспитывала сама жизнь, ее свершения и успехи, чувство патриотизма воспитывало новое советское искусство. Но после убийства Сталина советский патриотизм стал угасать в тех общественных кругах, которые наиболее влияют на общественную ситуацию, на общественное мнение и на общественное здоровье.

А кто влияет на общественную ситуацию больше, чем те, что стоят у руля партийно-государственного корабля?

Кто влияет на общественное мнение и общественное здоровье больше, чем мастера культуры — те, кого называют «творческой интеллигенцией»?

И вот как раз в этих кругах, призванных укреплять социалистическое общество и социалистическую экономику, обязанных воспитывать и укреплять советский патриотизм, подвизалось все больше тех, кто был чужд чувству Родины. И эти круги все более ненавидели Родину потому, что она была Советской…

Не все, конечно, были врагами или хотя бы недоброжелателями Советской Родины… Но почти все в этих кругах уже разучивались или вообще не умели ее любить. И вначале общественная, а потом и государственная жизнь СССР стала испытывать развращающее влияние безответственной и вздорной интеллигентщины — высшей чиновной, научной, «творческой»…

Ломать не строить, душа не болит!.. Легко упасть, нелегко встать!.. Просто катиться вниз, непросто восходить к вершинам… Корень учения горек, лишь плоды его сладки… Одно дело обещать, другое — выполнить… Благими намерениями вымощена дорога в ад… Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить…

Так все это или не так?

Увы, так.

И все мелкое, разрушительное, низкое, ленивое и жадное в советской интеллигентщине со второй половины 50-х годов кое-кто стал заботливо лелеять и поощрять.

Вверх стало подниматься дрянцо…

К концу 80-х годов среди высшей советской «элиты» — политической, экономической, научной, военной, но особенно творческой, — советских патриотов можно было на пальцах пересчитать… 1991 год показал и доказал это со всей определенностью факта. Лжепророки и бездуховные лжепастыри сбили с толку народы СССР, психологически и духовно обескуражили их, и народы пошли в историческое никуда…

И идут в него до сих пор.

Агенты влияния Запада устами Хрущева оболгали Сталина — с этого началось. За ложью пришел духовный разврат элиты. За духовным развратом — развал и гибель.

Да, СССР стал объектом многолетней, изощренной, прекрасно организованной и прекрасно финансируемой, умно продуманной внешней подрывной работы, учевшей все предыдущие ошибки и просчеты.

Но что смогли бы все антисоветские оперативные и аналитические центры, ЦРУ и Советы психологической стратегии, гарвардские университеты и тавистокские институты, если бы не аганбегяны и шаталины, абалкины и гольданские, фортовы и капицы, лебеди и шапошниковы, руцкие и черномырдины, гайдары и анатолии-стреляные, арбатовы и велиховы?

Что смогли бы бильдербергские и римские клубы, трех— и многосторонние комиссии, если бы не гельманы и германы, марки-захаровы и никиты-михалковы, окуджавы, войновичи, олеги-ефремовы, хазановы, говорухины и эльдары-рязановы, элемы-климовы и михаилы-ульяновы, викторы-астафьевы и валентины-распутины (и тут без распутинщины, но особого рода, не обошлось)?

Смогли бы горбачевы и лигачевы, яковлевы и рыжковы, ельцины и чубайсы разрушить СССР без бродских, анатолий-рыбаковых, войновичей, шах-назаровых, илий-глазуновых и познеров, без валентинов-фалиных, бовиных и евтушенок-гангнусов, без тодоровских, жванецких, зурабов-церетели, лий-ахеджаковых, вишневских-ростроповичей, вознесенских, коротичей, басилашвили, ципко, бурлацких и прочей «творческой» интеллигентствующей швали?

Все они жаждали убить СССР.

Они его и убили!

Уже известный читателю американский художник Рокуэлл Кент человечески привлекателен не только самобытностью таланта, но также ироничной честностью по отношению к жизни и к себе, а это не очень-то свойственно людям искусства. Так вот, в автобиографической книге «Это я, господи!» в главе «Налоги и голоса избирателей» Кент пишет:

Что касается отступничества… интеллигентов, то этому явлению я еще не нашел удовлетворительного объяснения. Я склонен думать, что здесь кроется какой-то психологический фактор, поэтому поведение интеллигентов нельзя во многих случаях с… легкостью объяснить мелочной расчетливостью…

Однако никто не станет отрицать, что бывают и такие люди, которые продаются. Будет ли этим изменникам наградой овес в конюшне для рядовых осведомителей, или, если они более одарены, хорошо оплачиваемые должности в редакции журнала «Ридерс дайджест», зависит от их рыночной цены.

Все это полностью применимо к большинству хрущевско-брежневской интеллигентщины, составившей основной костяк горбачевско-ельцинской «катастройки». Они нередко оплевывали и оплевывают Родину и ее прошлое даже не из мелочного расчета, а просто из любви к искусству — не к высокому Искусству, а к мелкому искусству жить в постоянной духовной пакости.

Впрочем, я не буду, конечно, отрицать, что бывают и такие, которые продаются. Вот только вряд ли кто-то из них может рассчитывать на хорошо оплачиваемые должности в редакции журнала «Ридерс дайджест». Более чем на «Огонек» им не потянуть.

Что же до типичного поведения интеллигентщины, то психологическая «загадочность» ее характерна не только для наших времен. Российская интеллигентщина всегда твердо знала, что ее генеральная линия — путаться в трех соснах и при этом вести за собой как можно больше своих сограждан.

Можно дать такое определение российской интеллигентщины, мнящей себя «интеллигенцией»: «Российская «интеллигенция» — интеллигентщина — это скопище моральных уродов, ставящих свое мнение выше любого исторического факта». И уже очень давно все это у людей с нормальной человеческой психикой, со здоровой натурой и трезвым умом, вызывало брезгливость, гадливость, омерзение и неприятие.

Ниже я приведу некие мысли, высказанные в 1917 году, а читатель пусть попробует угадать, кто мог так мыслить еще в дооктябрьской России (отточия для удобства убраны):

Мама, нисколько не удивлюсь, если, хотя и не очень скоро, народ, умный, спокойный, понимающий то, чего интеллигенции не понять (а именно — с социалистической психологией, совершенно, диаметрально другой), начнет спокойно и величаво вешать и грабить интеллигентов (для водворения порядка, для того, чтобы очистить от мусора мозг страны).

Если мозг страны будет продолжать питаться все теми же ирониями, рабскими страхами, рабским опытом усталых наций, то он перестанет быть мозгом, и его вышвырнут — скоро, жестоко и величаво, как делается все, что действительно делается теперь. Какое мы имеем право бояться своего великого, умного и доброго народа?

Это — строки из писем… Александра Блока матери от 19 и 21 июня 1917 года. И они свидетельствуют сами за себя. Блок был поэтом, интеллигентом, интеллектуалом, но в грязнящем грехе интеллигентщины замечен не был.

9 января 1918 года, через три месяца после Октября, он написал блестящую статью «Интеллигенция и революция», которая была опубликована 19 января в газете «Знамя труда». Статья начиналась так:

«Россия гибнет», «России больше нет», «вечная память России», слышу я вокруг себя.

Но передо мной Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели; тот Петербург, который видел Достоевский; та Россия, которую Гоголь назвал несущейся тройкой.

Россия — буря. Демократия приходит «опоясанная бурей», говорит Карлейль.

России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет их этих унижений новой и — по-новому — великой.

Далее Блок размышлял:

Почему дырявят древний собор? — Потому что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.

Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? — Потому что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа.

Почему валят столетние парки? — Потому что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему — мошной, а дураку — образованностью.

Все так.

Я знаю, что говорю…

Блок действительно знал, что говорил, не только потому, что был глубоким мыслителем и большим поэтом. Блок сам происходил из помещичьей среды и хорошо знал ее. Среди его предков не было садистов типа Салтычихи, но это ничего не меняло по существу, Блок недаром написал: «…не у того барина, так у соседа». И прибавлял: «Мы — звенья одной цепи. Или на нас не лежат грехи отцов?»

Потому Блок, выдающийся мастер культуры, с любой точки зрения имел моральное право писать:

Что же вы думали? Что революция — идиллия? Что творчество ничего не разрушает на своем пути? Что народ — паинька? Что сотни обыкновенных жуликов, провокаторов, черносотенцев, людей, любящих погреть руки, не постараются ухватить то, что плохо лежит? И, наконец, что так «бескровно» и «безболезненно» и разрешится вековая распря между «черной» и «белой» костью, между «образованными» и «необразованными», между интеллигенцией и народом?

…Русской интеллигенции — точно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки… Не стыдно ли ли прекрасное слово «товарищ» произносить в кавычках? Это — всякий лавочник умеет…

Так думал великий гуманист — гуманист в точном, первоначальном смысле этого слова, порядком затасканного уже к началу XX века, то есть человек, видящий в людях человеческое и борющийся за человеческое в людях.

В статье «Что сейчас делать?» от 13 мая 1918 года Блок заявлял:

…Художнику надлежит пылать гневом против всего, что пытается гальванизировать труп ( старой России. — С.К .). Для того, чтобы этот гнев не вырождался в злобу….ему надлежит хранить огонь знания о величии эпохи, которой никакая низкая злоба не достойна. Одно из лучших средств к этому — не забывать о социальном неравенстве… Знание о социальном неравенстве есть знание высокое, холодное и гневное…

В формуле Блока: «знание высокое, холодное и гневное» усматривается полное системное тождество со знаменитой формулой Дзержинского: «Холодный ум, горячее сердце и чистые руки».

«Холодное знание» — это синоним «холодного ума»… «Гневное знание» — синоним «горячего сердца». А «высокое знание» невозможно без отказа от шкурного себялюбия, синонимичного «чистым рукам».

Так случайной ли была Великая Октябрьская социалистическая революция, если лучшие умы русской художественной культуры оценивали эпоху так же, как и наиболее выдающиеся революционеры России?

При всей очевидности ответа, формально советская интеллигентщина в СССР Хрущева и Брежнева от честного ответа на такие вопросы все чаще воротила нос.

Почему?

А черт ее знает!

Ленин не заблуждался насчет того, что за тончайшим слоем образованного большевизма — темная, плохо управляемая и зловещая сила народной невежественной и разрушительной страсти. Но что оставалось делать Ленину и большевикам, если выбора не было — надо было как можно скорее овладеть этой стихией и ввести ее в жесткие рамки построения могучей России, иначе — смерть России или превращение ее в полуколонию Запада.

То есть в эксцессах периода становления Советской власти исторически виновен не большевизм, а его противники, прежде всего — из числа российской интеллигентщины. Не признавать это сегодня могут лишь невежды или сознательные очернители нашего прошлого.

Но вот же — не признаю т!

Не оппоненты Ленина и Сталина, а клеветники на них выпячивают сегодня скромную фигуру Пастернака-Живаго и пытаются изгнать из памяти ныне живущих поколений намного более значительных толстовского Рощина и самого Алексея Толстого. И понятно почему!

Вот описание, которое относится — не буду морочить читателю голову и скажу сразу, что не к 2014-му, а к 1914 году:

Петербург жил бурливо-холодной, пресыщенной, полуночной жизнью. Фосфорические летние ночи, сумасшедшие и сладострастные, зеленые столы и шорох золота, музыка, крутящиеся пары за окнами, бешеные тройки, цыгане…

В последнее десятилетие с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским. Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры… лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, невиданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове…

То было время, когда любовь, чувства добрые и здоровые, считались пошлостью и пережитком; никто не любил, но все жаждали и, как отравленные, припадали ко всему острому, раздирающему внутренности…

Это — начало романа «Сестры», первой книги трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам». Удобен ли такой Толстой тем в России, кто в начале XXI века повторяет гибельный путь, по которому старая Россия шла сто лет назад — в начале XX века?

Ленин метко заметил, что мелкая буржуазия шарахается от крайней революционности к крайней контрреволюционности. Это же верно и в отношении многих «россиянских» «представителей» «творческой» интеллигентщины. Наиболее грустным — на мой взгляд — примером здесь могут служить братья Стругацкие, известные писатели-фантасты.

В мировой литературе нет более привлекательного, человечного, веселого, оптимистичного и более правдивого изображения коммунистического будущего человечества, чем в лучших романах Стругацких. Причем и они сами, и расположенные к ним критики не скрывали, что общая атмосфера жизни и чувств, характеры, привычки, шутки героев и т. д. в их романах по сути воспроизводят атмосферу жизни советской научной молодежи конца 50-х — конца 60-х годов.

То есть в Стране Добра уже были массовые общественные группы, которые жили в атмосфере коммунизма! И романы Стругацких выразили активное неприятие этими группами мира торгашества и мелкой выгоды.

А 3 января 1991 года в «Независимой газете» экс-певцы будущего коммунизма, явно готовясь перейти из Страны павшего Добра в фантасмагорическое царство «рыночной свободы», заявили, что СССР — особенно СССР Сталина — был фактически феодальной (ну-ну!) страной.

Стругацкие «глубокомысленно» рассуждали:

Ведь феодальные отношения складывались веками. На протяжении многих десятков поколений повторялось одно и то же: были холопы, у каждого холопа был барин… Ранний капитализм эту устоявшуюся систему отношений разрушал… и вышвыривал вчерашнего раба на улицу, даруя ему полную свободу действий и оставляя его при этом без каких-либо гарантий. Это было страшно…

И вчерашний раб восстал.

Назад! Назад в крепостное рабство, в теплый вонючий закуток — прижаться к барскому сапогу, барин суров, но милостив, он выпорет на конюшне, он отберет все…. но… он же не даст тебе сдохнуть с голоду…

Барский сапог (прозрачный намек на Сталина.  — С.К .) не замедлил объявиться…

Вот как Стругацкие — дети, по их утверждению, комиссара Гражданской войны в буденовке и с маузером говорили в 1991 году о Великом Октябре, о первых пятилетках… А фактически — и о Великой войне, об эпохе послевоенного восстановления Страны Добра и об эпопее ее фантастически быстрого прорыва в космос!

Историю СССР они называли теперь «семидесятилетним хозяйничаньем перезрелого феодализма, оснастившего себя коммунистической идеологией» и заявляли, что XX век был веком не социалистических революций, а «веком последних арьергардных боев феодализма».

Тьфу!

И еще раз тьфу!

Сила Ленина и Сталина была, кроме прочего, в точной постановке вопросов. Поставим же и мы вопросы точные…

Кто виноват в том, что матросам броненосца «Потемкин» сварили борщ из мяса с червями? Маркс и Энгельс или адмирал Чухнин?

Кто строил балерине «Малечке» Кшесинской дворец и наполнял его бриллиантовыми гарнитурами в то самое время, когда не менее талантливая балерина Карсавина довольствовалась дешевой квартиркой? Кто это устраивал — нарком просвещения РСФСР Луначарский или любовники Кшесинской, царь и великие князья?

Кто недовольно морщился, если температура поданного за его стол «Клико» отличалась на пару градусов от предписанной, и невозмутимо считал нормой, когда работницам на Ленском золотом прииске в мясной лавке продавали бычьи гениталии? Чекист Дзержинский или капиталист Рябушинский?..

Честный и точный ответ здесь один: виновен правящий класс России. Это он вел политику насилия по отношению к собственному народу не год, не десять, а добрых четыреста лет! Слишком нагло имущее меньшинство попирало и не признавало прав неимущего большинства!

А когда народ их востребовал, эти свои законные права — да, востребовал грубо, невежественно, неумело, — то вместо того, чтобы склониться перед его волей и правами, имущий класс начал готовить гражданскую войну.

И развязал ее.

Ленину и Сталину не нужна была гражданская война, их целями было созидание. В войне нуждалось имущее меньшинство, ибо в условиях кровавой смуты и иностранной интервенции оно могло обрести шанс на сохранение вопиющего социального неравенства! Вот это меньшинство и открыло путь насилию, окрашивая эпоху кровью, ненужной ни народу, ни Ленину, ни Сталину.

Но кроме имущего виновника эксцессов революции и перегибов последующей социалистической реконструкции России надо упомянуть еще одного важнейшего виновника того, что Ленин, Сталин и большевики с самого начала были вынуждены не только развивать новое общество, но и с боями отстаивать его от посягательства свергнутого имущего меньшинства.

Виновник этот, конечно же, — российская интеллигентщина.

Противнику Ленина Константину Победоносцеву принадлежит на удивление точное ее определение: «Интеллигенция — часть русского общества, восторженно воспринимающая всякую идею, всякий факт, даже слух, направленный к дискредитированию государственной власти; ко всему же остальному в жизни страны она равнодушна».

Ленин наверняка мог бы подписаться под этими словами, потому что те же приват-доценты, чиновники, журналисты, которые взахлеб ругали «прогнившее самодержавие», так же взахлеб саботировали новую рабоче-крестьянскую власть.

Это они, российские образованные и полуобразованные слои создавали ту питательную среду, в которой развилась бацилла гражданской войны и интервенции, а потом давилась в очередях на пароходы, уходящие в Константинополь.

Грустная реальность наших дней заключается и в том, что и сегодня формулировка Победоносцева вполне актуальна с одним изменением: «Интеллигенция — часть «россиянского» общества, восторженно воспринимающая всякую идею, всякий факт, даже слух, направленный к дискредитированию Советской власти и СССР; ко всем же гнусностям в нынешней жизни страны она равнодушна».

При этом интеллигентщина по-прежнему мнит себя «совестью и мозгом нации», но, в отличие от царских времен, еще более интеллектуально барственна во взглядах на народ, чем сто лет назад.

В сатирическом журнале «Свисток» № 1 за 1859 год под псевдонимом «Конрад Лилиеншвангер» была опубликована злая пародия Добролюбова на российскую интеллигенцию, где были строки:

Слава нам! В поганой луже     Мы давно стоим. И чем далее, тем хуже     Все себя грязним! Сознаем мы откровенно,     Как мы все грязны, Как вонючи, как презренны     И для всех смешны. Справедливо мы гордимся     Подвигом таким И уж больше не стыдимся,     Что в грязи стоим.

Умен был, однако, покойный Николай Александрович Добролюбов, хотя и прожил на свете всего-то двадцать пять лет. Как точно описал он тогда нынешнюю, россиянскую» «интеллигенцию», описал ее готовность отказываться от всего советского, при этом стеная о том, что ныне-де наступило «время попсы» и культура-де гибнет.

На вопрос: «А почему она гибнет?», «интеллигенты» предпочитают отводить глаза или бормотать что-то невнятное, но — упаси Господь Бог — не обличающее нынешний путинский режим как виновника гибели культуры.

Да, беспримерно вонюча «лужа», в которую загнала Россию доверчивость ее сынов и дочерей, предательство ее руководителей и подлость «совести нации»… До одури гнусно пахнет та «яма», которую вырыл для нас ельцинизм и которую ельциноиды углубляют, дабы окончательно нас закопать, но…

Но выбралась-таки Россия из тех ям: из ямы либеральной болтовни, из ямы антинационального царизма, из долговой ямы буржуазного Запада, куда нас загоняли Витте и Рубинштейны.

Нашлись на Руси и люди, и силы, и гордость. Восстала та национальная гордость великороссов, о которой хорошо и умно писал природный русак Владимир Ульянов, не мысливший себя без России, живший и сгоревший за нее.

В великом и могучем Союзе Советских Социалистических Республик мы могли позволить себе роскошь посмеиваться над творением «старины» Конрада, то бишь — ироничного умницы Добролюбова. Нынче от этих же строк продирает мороз по коже: уж очень все похоже…

Но ведь выбрались мы из той ямы! Ах, поскорее бы выбраться нам и из этой ! Чтобы вновь могли мы от души, беззаботно ухмыльнуться, прочтя давнюю злую пародию Николая Добролюбова.

В 1927 году в политическом отчете Центрального Комитета партии XV съезду ВКП(б) Сталин точно провел водораздел между «интеллигенцией» вообще и той ее частью, которая по самой своей природе имеет неплохие запасы духовного здоровья. Выразил Сталин это в таких, мной уже ранее приводившихся, словах:

«…было бы ошибочно думать, что… вся интеллигенция переживает состояние недовольства, ропота или брожения против Советской власти. Наряду с ростом недовольства… мы имеем факт дифференциации интеллигенции….отхода сотен и тысяч трудовой интеллигенции в сторону Советской власти…

Застрельщиком здесь является техническая интеллигенция, ибо она, будучи тесно связана с процессом производства, не может не видеть, что большевики ведут дело нашей страны вперед, к лучшему. Такие гигантские предприятия как Волховстрой, Днепрострой, Свирьстрой, Туркестанская дорога, Волго-Дон, целый ряд новых заводов-гигантов, с судьбой которых связана судьба целых слоев технической интеллигенции, не могут пройти без известного благотворного влияния на эти слои…»

А что мы имеем сегодня?

Именно техническая интеллигенция, в силу своей неразрывной и тесной связи с процессом производства не может не видеть, что ельциноидные, «оранжевые» и все остальные «серо-буро-малиновые» «реформаторы» ведут дело нашей страны вниз, к худшему, к гибели…

Разрушение советских заводов-гигантов мирового уровня, одряхление ведущих отраслей науки, техники и промышленности, с судьбой которых связана судьба целых слоев технической интеллигенции, должны бы привести прежде всего ученых и инженеров к осознанию вполне простого тезиса: «Или социализм, или катаклизм».

Уже в силу своего системного положения в обществе именно техническая интеллигенция должна бы стать «застрельщиком» отхода трудовой интеллигенции в сторону от Антисоветской власти.

Станет ли?

Надеюсь, так и произойдет!

Ведь иначе интеллигентщина всех видов и уровней — от кремлевской до таганской — дохрумкает ум, честь, совесть и историческое будущее России.

Внешний мир жесток и все менее человечен, и он над Россией слезы не прольет. Зато он все чаще льет кровь.

Впрочем, на что иное способен нынешний либерализованный мир, где вовсю легализуются однополые браки, превращаются в куски кровавого мяса неугодные «золотому миллиарду» главы государств — членов ООН, и где ради сиюминутной выгоды бестрепетно жертвуют самим будущим рода человеческого?

«После нас хоть потоп!» — говорил по преданию французский король Людовик XV-й, благополучный предшественник казненного на гильотине короля Людовика XVI-го. Однако с наибольшим основанием этот лозунг может написать на своем знамени современное общество частной собственности, точно названное канадской журналисткой Наоми Кляйн «капитализмом эпохи катастроф».

Да, то, что современный капитализм — это мировая катастрофа, сомнению уже не подлежит.

Это — тоже несомненный факт.

И из этого факта вытекает уже следующий факт, к которому мы и перейдем.