Что-то в этом голосе и взгляде, устремленном на нее, успокоило Элоизу, а так как ее глаза уже привыкли к темноте и сквозь узкое отверстие в дупло проникал свет, она смогла разглядеть своего похитителя. Нимб тонких седых волос обрамлял лицо с несомненно женскими чертами. Значит, это женщина!

Они сидели в укрытии, прислушиваясь, ожидая, когда всадники уедут, до тех пор пока не затихли треск веток и фырканье лошадей. Тогда женщина убрала со рта Элоизы ладонь и выскользнула наружу.

— Не шуми, — предупредила она спускавшуюся на землю пленницу. — Они недалеко. Пойдем со мной.

Элоиза нахмурилась, не зная, что ей делать, потом все же приподняла юбки и осторожно пошла за спасительницей, которая двигалась легче и грациознее, чем можно было ожидать от совсем не молодой женщины.

— Теперь мы в безопасности, — произнесла она, когда вскоре они вышли на небольшую поляну. — Люди опасаются заходить в глубь северных лесов. Тут, знаешь ли, обитают призраки.

— Да? — Элоиза настороженно огляделась. — Что за призраки?

— Я, конечно. — Женщина улыбнулась, и Элоиза с удивлением отметила, что все зубы у нее на месте. — По крайней мере они так думают, и это заставляет их держаться подальше отсюда и не надоедать мне по пустякам. Кстати, мои волосы за это время успели высохнуть.

— Твои волосы? — озадаченно спросила Элоиза.

— Ну да. Я вымылась в реке и шла с распущенными волосами, чтобы они сохли. Вообще-то я люблю их распускать, когда гуляю в лесу. Что там говорят насчет женских волос, которые пугают мужчин и наводят ужас на маленьких мальчиков? Один взгляд — и сразу: «Пресвятая Дева Мария, это привидение!»

Элоиза тряхнула головой, чтобы прийти в себя. Наверняка все это ей просто пригрезилось.

— А что тебя заставило бежать? Приставания, насилие или предательство?

— Что? — Элоиза остановилась и с изумлением уставилась на незнакомку.

— По твоей одежде я могу сказать, что ты монахиня католической церкви. Ты в лесу… боишься, что тебя найдут… глаза покраснели от слез… Должно быть, с тобой случилось что-то плохое.

— Ты — самый проницательный из всех существующих призраков, — ответила Элоиза, сжимая губы, словно хотела сохранить тайну.

Но тихий смех женщины не был галлюцинацией.

— Возможно, — согласилась она и сочувственно улыбнулась. — Ты бежишь от чего-то. Я тоже один раз бежала. В Париж, Рим, Афины… даже в Иерусалим. Но в конце концов вернулась домой. Знаешь, проблемы не исчезают, если ты бежишь, и остаются с тобой, где бы ты ни была. Вот здесь. — Она прикоснулась к ее груди.

Плечи у Элоизы поникли от тяжести мудрых слов, от собственного горя и сожалений, от страха перед будущим.

Как далеко ей придется бежать, чтобы избавиться от причиняющих боль воспоминаний? Безмятежная жизнь в монастыре… святая атмосфера часовни… веселая болтовня девушек во время прогулок… Куда ей идти, чтобы забыть упрямого, отважного графа с его волшебными поцелуями и огненными прикосновениями?

— Куда ты хочешь идти, маленькая сестра?

— Я хочу… мне надо… я не знаю. Я не знаю, где мое место.

— У каждого есть свое место. — Женщина наклонилась, ловя взгляд Элоизы. — Мироздание так велико и разнообразно, что в нем есть место для всех и для всего. — Она улыбнулась. — Самое трудное, как я выяснила, это понять, где твое настоящее место, и найти в себе мужество там остаться.

Элоиза изучала ее обветренное задумчивое лицо, гадая, откуда эта странная лесная женщина может знать именно те слова, которые направят и одновременно успокоят мятущуюся душу? Говорят, ангелы часто являются людям в непривлекательном обличье.

— Да, ты права, — с облегчением ответила она. — Бегство ничего не решает. Я должна вернуться в замок и довести дело до конца. Можешь показать мне дорогу к Уитмору?

— Уитмор? Так вот где твои беды? Элоиза кивнула.

— Тогда в Уитморе ты и должна искать утешение. — Незнакомка огляделась вокруг, чтобы определить, где они находятся, и показала ей дорогу.

Элоиза пошла в указанном направлении, затем обернулась, чтобы поблагодарить спасительницу и узнать ее имя, но та уже исчезла.

Через некоторое время в лесу заметно стемнело, и она ускорила шаг, надеясь, что идет правильно, когда услышала вдруг подозрительный шум. Она заметалась из стороны в сторону, хотела побежать обратно, но везде ей преграждали дорогу всадники.

— Какого дьявола вас сюда занесло? — раздался у нее за спиной знакомый голос. — Что вы тут делаете?

— Я просто вышла погулять, не думая о том, куда иду… и заблудилась, — ответила Элоиза.

— Мы обнаружили неподалеку лагерь, только что покинутый, — раздраженно произнес граф. — В здешних лесах скрываются воры. А если бы они первыми вас нашли? — Подъехав, он вынул ногу из стремени и протянул ей руку в латной рукавице. Но Элоиза медлила, и он нахмурился. — Ну что, вы собираетесь вернуться домой или намерены еще погулять?

Сэр Итан спешился, подставил ей колено, и она, не смея отказаться, забралась на круп графского коня. Перил тут же пришпорил своего жеребца, и, чтобы не упасть, Элоиза схватилась за его пояс.

— Вы уже забыли, как ездят вдвоем? — насмешливо спросил он и положил ее руки себе на талию, вынудив его обнять.

Нет, она не забыла. Даже понимая, что эта непредвиденная близость может стать частью ее наказания, она прижалась щекой к его широкой спине и позволила себе упиться быстротечным наслаждением.

Хотя она и без того своенравна, бесстыдна, эгоистична, но самая грешная часть ее радовалась, что высокомерная красавица Элайна никогда не сможет обнять его так, как она обнимает его сейчас. И не темноглазая, ласковая Элен Рент. И не знойная, черноволосая Лизетта де Морней. Она почувствовала удовлетворение при мысли, что ни одна из манерно-изысканных девушек, выпестованных аббатисой, никогда его не получит, не обнимет, не…

Она не хотела, чтобы кто-то вышел за него замуж. Кроме нее.

Эта мысль нанесла последний сокрушительный удар по ее честолюбивым замыслам, связанным с монастырем.

Подскакав к башне и увидев повозку, стоявшую перед входом в замок, граф испытал настоящее потрясение. Значит, его эскорт вернулся из монастыря с обещанной ему невестой? До этого момента он как-то не принимал во внимание тот факт, что скоро встретится с молодой незнакомой девушкой, которая станет его женой, будет делить с ним постель и стол, победы и трудности… всю его жизнь. Справившись с постыдным желанием бежать, Перил оглянулся на сестру Элоизу.

— Они здесь. — Он жестом велел сэру Итану помочь ей сойти с лошади. — Что вам понадобилось в лесу? Что вы там делали? Почему не встретили их, когда они приехали? Почему вас тут не было?

Только оказавшись на земле и уже идя к двери, Элоиза бросила через плечо:

— Я была.

Граф спрыгнул с жеребца, бросил поводья груму и с негодованием посмотрел ей вслед. Она знала, но даже не сочла нужным хотя бы предупредить его? Перил раздраженно потер подбородок и застонал: у него четырехдневная щетина, он три дня не мылся, а ему предстоит сейчас первая встреча с невестой, но он не может попасть в свою комнату, не пройдя через зал.

Сняв латные рукавицы, он засунул их за пояс и провел рукой по волосам. Ладно, как выглядит, так и выглядит.

Но возле лестницы граф остановился. Во рту у него пересохло, сердце глухо стучало, как в ночь перед битвой, каждая ступенька казалась стеной, которую нужно преодолеть.

Тут появился Майкл, сбежал вниз, схватил его за руку и отвел в сторону. Вид у него был не слишком-то радостный.

— Простите, милорд. Я не знал, что мне делать. Она велела привезти их, я и привез.

— Кого их? — Перил взглянул на дверь.

— Монахинь. Их три, милорд. — Майкл в замешательстве дернул себя за ухо. — Только ни одна не выглядит достаточно молодой для невесты. Однако вы приказали…

Господи, три монахини. И ни одной невесты. Перил снова застонал. Что-то произошло, он чувствовал это нутром и догадывался, кто виноват. Хлопнув Майкла по плечу, он глубоко вздохнул и поднялся по лестнице.

Делегация из монастыря, сестра Элоиза и сестра Мэри-Клематис сидели на скамье возле очага в дальнем конце зала. Они напоминали черных дроздов, важно сидящих рядком на островерхой крыше, а вокруг них лихорадочно суетился отец Бассет. Подойдя ближе, Перил узнал монастырскую сестру Арчибальд и немного успокоился. Остальные, как и говорил Майкл, ни молодостью, ни живостью вовсе не походили на его невесту. Вопрошающий взгляд графа устремился на сестру Элоизу, но она отвела взгляд.

— Добро пожаловать, сестра Арчибальд, сестры, — произнес он, направляясь к делегации. — Сожалею, что я не узнал раньше о вашем прибытии. Мы преследовали в лесу банду воров и случайно встретили там сестру Элоизу. Примите мои извинения, что я не смог лично приветствовать вас. Надеюсь, слуги оказали вам должное внимание. — После того как монахини поблагодарили его и были ему представлены, он собрался с духом и задал мучивший его вопрос: — Ну а теперь, где же моя добродетельная невеста?

Сестра Арчибальд взглянула на сестру Элоизу, которая так и не подняла головы.

— Разве сестра Элоиза не сказала вам? — удивилась монахиня.

— Чего не сказала? — Полный недобрых предчувствий, он повернулся к Элоизе: — Сестра, о чем вы должны были мне сказать?

— Ваше сиятельство, не могли бы мы где-нибудь поговорить? Наедине, — сказала старая монахиня, понизив голос.

Наедине. Конец всем его надеждам на скорую и безболезненную женитьбу. Пока Майкл с Саймоном по его приказу выпроваживали из зала посторонних, граф так пронзительно смотрел на Элоизу, что она наконец подняла голову, а когда двери закрыли, подошла к сестре Арчибальд. И счастливой она не выглядела.

— Где же моя невеста? — повторил он, и с каждым словом голос его становился все громче. — Я подчинился вашим отвратительным требованиям… согласился на ваш «экзамен для мужа» и, надеюсь, выдержал его. Так где она?

— Здесь, ваше сиятельство. — Элоиза взяла у одной из сестер шкатулку и сунула ему в руки.

Открыв его, граф увидел маленькое серебряное зеркало.

— Что это?

— Оно предназначено не для вас, а для сестры Элоизы, — ответила сестра Арчибальд, забирая у него зеркало и протягивая Элоизе, которая подняла его так, что Перил увидел ее отражение. — С тем, чтобы она увидела вашу невесту.

Граф на миг онемел, пытаясь осознать услышанное и в то же время не желая принимать столь очевидный вывод. Он сжал кулаки.

— Черт побери, сестра, больше пословиц я ненавижу только загадки! Хотите мне что-то сказать, так говорите прямо, без затей.

— Это я, — сдавленным голосом ответила сестра Элоиза. — Настоятельница сказала, что я должна выйти за вас замуж.

Упади сейчас в зале перышко, это наверняка было бы слышно.

Перил видел в ее глазах боль, видел ее закушенную губу и понял, что она не шутит. Здесь, пред Богом и отцом Бассетом, который мешком рухнул на стул, она заявила, что он должен жениться на ней.

— Но вы же монахиня! Вы не можете выйти замуж. Ведь вы уже вышли замуж за Господа!

— Пожалуйста, милорд, — произнесла сестра Арчибальд, беря их с Элоизой за руки. — Теперь выслушайте мое объяснение. Я знаю, для вас это как гром среди ясного неба… Так всегда бывает. Тем не менее это самый надежный способ не только проверить неизвестного кандидата в мужья, но и подобрать ему подходящую невесту. «Знатоком мужчин» всегда бывает послушница, специально назначенная молодая женщина, которая еще не стала монахиней. Если кандидат сумеет завоевать ее расположение, эта девушка становится его невестой.

— Но… это… обман!!!

— Нет, это всего лишь здравый смысл. Кто лучше подойдет мужчине, чем женщина, которая уже видела его, по достоинству оценила его моральные качества и ходатайствовала за него перед аббатисой нашего монастыря?

— Нечестно посылать женщину под видом… Это наглая ложь! — Он повернулся к Элоизе: — Я думал, вы были монахиней, обещанной Богу.

— Я и была. — Глаза у нее защипало от слез. — По крайней мере я так думала.

— Но вы же знали, что не приняли постриг. — Граф раздраженно посмотрел на сестру Арчибальд. — Вы послали неопытную, не принявшую обета девушку выносить суждение обо мне?

— Для выполнения столь важной задачи настоятельница посылает только лучших, ваше сиятельство. Да, Элоиза Арджент еще послушница, но вряд ли она столь уж неопытная девушка. Ей двадцать один год. Она изучила все сельскохозяйственные работы, экономику, управление делами в поместье, она грамотна, искусно ведет записи. Судя по тому, что я видела и слышала, вы сами, а также ваш замок уже извлекли пользу из ее многочисленных талантов. — Старая монахиня выпустила руку графа и обняла Элоизу. — Мать-настоятельница, получив доклад Элоизы и посоветовавшись с Господом, окончательно уверилась, что только одна женщина в нашем монастыре подходит вам в качестве невесты. А посему она и приказала сест… я имею в виду Элоизе, выйти за вас замуж.

— Приказала? — Ошеломленный граф даже отступил и со страхом взглянул на бледную Элоизу. — Вам приказано выйти за меня замуж?

— Да, — тихо прошептала она.

— И вы под… подчинитесь?

Элоиза подняла голову. Взгляд настороженный, в голубых глазах была печаль. Он не сомневался, что она говорит правду: она действительно не знала, что предназначена ему в невесты. Она искренне считала, что приехала оценить характер будущего мужа, нашла его достойным и ходатайствовала за него перед аббатисой, и этим решила свою и его судьбу.

— Ответьте мне. Вы подчинитесь аббатисе и выйдете за меня?

Элоиза посмотрела на сестру Арчибальд, потом на остальных монахинь, будто надеялась отсрочить смертный приговор. Но когда никто ее не поддержал, судорожно вздохнула:

— Да.

Граф не мог этого постигнуть. Жениться на сестре Элоизе, которая в действительности не была сестрой Элоизой! А если она не монахиня, то кто? Обыкновенная женщина? Не сводя с нее глаз, он сделал шаг назад, потом еще шаг. И все это время его запугивала, ему приказывала, распоряжалась в его замке обычная девчонка? Он повернулся к сестре Арчибальд:

— Я приехал в ваш монастырь за невестой, преисполненной высочайшей добродетели, — и что получил? Несостоявшуюся монахиню, которой приказано стать моей женой?

— Но, милорд! Вы разве не понимаете? Она совершенна. — Отец Бассет вскочил, вмиг оправившись от недавнего потрясения. — Кто может быть добродетельнее молодой сестры церкви, чье сердце отдано выполнению святой миссии, предназначенной Господом? А что может быть святее миссии, чем желание избавить замок и деревни от скверного проклятия? — Молитвенно сжав руки, Бассет подошел и встал рядом с онемевшей Элоизой. — Только подумайте, милорд, как много она уже сделала, чтобы поднять дух людей! Только представьте себе их радость, когда они узнают, что она станет их госпожой.

Перил оглядел по очереди Бассета, сестру Арчибальд, монахинь, стоявших у Элоизы за спиной и демонстрирующих свою поддержку.

— Чтобы стать их госпожой, она должна для начала стать моей женой! — гневно воскликнул он. — Где гарантия, что она сможет быть прекрасной женой?

Сестра Арчибальд, казалось, весьма удивленная вопросом, нахмурившись, скрестила руки на груди.

— Если помните, милорд, вы согласились принять невесту, которую выберет для вас аббатиса. Мы надеемся, что вы не откажетесь от своего слова.

— Ваша аббатиса обещала прислать мне одну из девушек, присутствовавших тем утром… одну из тех, кто помогал…

Он вдруг замолчал, похолодев. Эта ведьма аббатиса! Этот бич мужской половины рода человеческого! Ведь Бассет предупреждал его насчет аббатис, которых боятся даже епископы.

Граф отвернулся, пытаясь обуздать свои эмоции, и увидел возле двери Майкла с Саймоном. Рыцари стояли с небрежно скрещенными руками и отсутствующим выражением на лицах, но губы у Майкла, встретившего гневный взгляд лорда, предательски дрогнули. И чем больше Перил раздражался, тем шире становилась улыбка его капитана. Вслед за ним улыбнулся и сэр Саймон. Эти негодяи рады, что он вынужден жениться на маленькой заносчивой монахине. Черт возьми, от людей, поклявшихся защищать его ценой своей жизни, он вправе был ожидать большей преданности! Схватив невесту за руку, граф потащил ее к лестнице, ведущей наверх.

— Мне необходимо с вами поговорить, сестра Элоиза. Она пыталась сопротивляться, но он упрямо тащил ее в свою темную холодную комнату.

— Скажите мне, что вы не знали, — потребовал он, захлопнув дверь.

Элоиза медленно качнула головой:

— Я действительно не знала.

Теперь, когда она смотрела прямо на него, граф заметил, что глаза у нее покраснели, а нос распух. Кажется, она восприняла эту новость тоже без особой радости, но эта мысль его отнюдь не успокоила. Если верить ей и старой монахине, она думала, что после приезда невесты вернется в монастырь и примет наконец постриг. Сестра Элоиза хотела быть монахиней. Он же хотел жену, а не сурового судью каждого дня его жизни!

— Сейчас вы это знаете и готовы принести себя в жертву на алтарь святого повиновения. Что ж, я благодарю настоятельницу, но не благодарю вас.

— О чем вы говорите?

— Я просил, и мне обещали невесту, преисполненную высочайшей добродетели. Может быть, вы соответствуете всем требованиям добродетели, однако у меня большие сомнения насчет вашей пригодности как невесты.

— Ноя… я…

— Вам известно, что значит быть женой? Нет, нет, разрешите мне угадать. Вы досконально изучили этот вопрос, и у вас есть точные стандарты? Я прав?

Она вскинула голову, словно ее ударили. Нескончаемый миг граф видел, как обида борется в ней с яростью. К его облегчению, ярость победила.

— Вы уже имели возможность изучить мой характер и способности, — процедила она.

— Я видел гордую, упрямую, всезнающую сестру Элоизу за работой. Она привыкла говорить, а потом делать по-своему. Но я никогда не видел ту Элоизу, которой велено стать моей женой.

Говоря это, он уже осознал, что не прав. Конечно, он видел и совсем другую женщину: той ночью в ее комнате, тогда днем в винном погребе…

— Это один и тот же человек. — Голос у нее дрогнул, глаза увлажнились.

— Вы уверены?

Граф окинул ее с головы до ног оценивающим взглядом, припоминая цвет волос, нежность губ. Только бы эти воспоминания не повлияли на его решение, которое сейчас ему необходимо принять. Он должен или жениться на ней, или нет — другого не дано.

— Станете ли вы добровольно исполнять все обязанности жены? Прежде чем ответить, знайте, что в своей постели я хочу иметь понимающую жену, и я хочу иметь детей. Вы сможете это выполнить?

Покраснев, Элоиза отвела глаза.

— Я не знаю, ваше сиятельство.

Такого честного ответа граф никогда еще не слышал.

— Но вы попытаетесь… будете стараться? — настаивал он.

— Я попытаюсь.

Черт побери! Во что он ввязывается?

— Я не религиозный человек и не намерен ежедневно ходить на мессу. И я не потерплю, чтобы вы падали на колени, рыдая на плече у Господа всякий раз, как я на вас косо посмотрю. Вы можете с этим жить?

Подумав, Элоиза спросила:

— А могу я праздновать святые дни? Такие, как Пасха или Рождество?

Теперь настала его очередь думать.

— Не возражаю. Никакого вреда тут нет.

— Тогда я научусь с этим жить.

— Приглядывайте за моим замком и землями, не надоедайте мне по мелочам. Каждое мое слово будет для вас законом, повинуйтесь мне… как вы повиновались своей драгоценной аббатисе. Сможете?

— Думаю, я смогу повиноваться вам, как если бы вы были моей аббатисой.

Граф заметил, что плечи у нее поникли от тяжести, которую он взвалил на них, и что-то остановило его от дальнейших требований. Ладно, она еще узнает о более приятных сторонах замужества, а сейчас ей предстояло очень важное испытание.

Он протянул руку к покрывалу, и она сразу отпрянула. Он нахмурился, давая понять, что ее обещание повиноваться уже вступило в силу. Она судорожно вздохнула и не сопротивлялась, пока он нащупывал шпильки и вынимал их.

Она видела, как покрывало соскальзывает на пол, однако даже не шелохнулась, чтобы его удержать. Когда он развязал тесемки апостольника и отбросил его в сторону, она лишь прикусила губу и уставилась на покрывало, лежавшее у ее ног. Когда он распустил ее волосы и они упали ей на спину, она напряглась. Он приподнял ей подбородок, чтобы увидеть ее реакцию, и был совершенно обезоружен слезами, блестевшими в ее глазах.

Существовал только один способ выяснить, чем вызваны эти слезы: печалью от расставания с прошлой жизнью или страхом перед будущим замужеством? И он поцеловал ее.

Элоиза пришла в смятение. Лишив ее привычной защиты, граф обнажил не только ее голову, но и ее израненную нежную душу. Теперь она стояла перед ним совершенно нагая и уязвимая. У нее больше нет ни монастырской поддержки и защиты, ни праведного образца для подражания, ни церковных предписаний, как вести себя с мужчиной, который скоро предъявит свои права на ее будущее, на ее жизнь и на ее тело.

Она просто Элоиза.

Женщина. Одинокая.

Он ее целовал, его руки обнимали ее, а тело отдавало ей свое тепло. Она впитывала его уверенность, его желание, потом тоже обняла его и почувствовала тихий вздох одобрения. Ее готовность к интимной близости нужна ему не меньше, чем ей ощущение, что он хочет ее. И пустота в ее сердце начала заполняться.

Да, она женщина. Но уже не одинокая.

Наконец он выпустил ее из объятий, и Элоиза чуть не упала, ослабев от его поцелуев. Когда туман у нее перед глазами рассеялся, она успела поймать такой взгляд, что лишилась дыхания. Потом он повернулся, оправил тунику, распахнул дверь и, взяв ее за руку, повел вниз по лестнице — в другую жизнь.

Браки в кругу знати, как правило, заключались после долгих переговоров, и в их основе лежали имущественные отношения. А при замужестве достойных, но бедных «добродетельных невест» предметом обсуждения было «соглашение», о чем и узнал Перил, когда, спустившись в зал, объявил:

— Я решил жениться на сест… на Элоизе.

Пока монахини приходили в себя от потрясения, вызванного распущенными волосами Элоизы, и суетились вокруг нее, сестра Арчибальд вынула из-под стихаря, похожего на фартук, небольшую связку документов.

— Превосходно. Просто чудесно. — Она устремила на графа повелительный взгляд. — Здесь достаточно людей, чтобы объявить о помолвке и засвидетельствовать соглашение.

— Какое соглашение? — Он почувствовал, что его опять собираются заманить в ловушку.

— О, маленькое соглашение о приданом Элоизы и вашем пожертвовании монастырю. — Сестра Арчибальд одарила его счастливой улыбкой. — Простая формальность, сэр.

— Но я уже дал слово, что…

— Мать-настоятельница взяла на себя смелость набросать соглашение. — Монахиня развернула пергамент. — Всего одна подпись или две.

— Какого рода соглашения аббатиса ждет от его сиятельства? — Элоиза бросилась к столу и внимательно прочла документы: одна треть его собственности и движимого имущества принадлежит ей, одна десятая от всех доходов поместья жертвуется монастырю в течение десяти лет! — Но это же…

— Не ваше дело. — Граф вырвал у нее пергамент.

— Но десятая часть доходов поместья в течение десяти лет… — Элоиза сердито взглянула на старую монахиню, затем на него. — Сумма должна быть уменьшена.

— Я сказал, это не ваше дело! Моя невеста должна научиться слушаться.

— Но разве ваша невеста, милорд, не обязана стоять на страже ваших интересов и следить, чтобы вы не платили таких непомерных налогов?

— Никакие налоги не будут чрезмерными, если я получу добродетельную и послушную невесту, — заявил он, взглядом приказывая ей прекратить спор.

Она поняла и смирилась. Ее чувство вины из-за того, что она стоит ему слишком дорого, было уничтожено его высокомерием. Ну что ж, если он не желает ее слушать, пусть сам расплачивается за последствия.

Прежде чем прочесть бумаги, которые он держал в руке, граф оценивающим взглядом окинул свою невесту.

— Будьте уверены, Элоиза, со временем я полностью компенсирую свои расходы. — Под смешки Майкла и Саймона он повернулся к сестре Арчибальд: — Где я должен поставить свою подпись, сестра?

После соблюдения необходимых формальностей они перешли к обсуждению обряда бракосочетания и времени его проведения.

— Когда, милорд?! — пробился сквозь оживленный шум изумленный голос отца Бассета. — Сейчас еще пост, затем Страстная неделя, затем Пасха. И разумеется, нужно время на…

— Два дня! — отрезал Перил.

— Два дня? Но, милорд, это невозможно, — заломил руки священник. — Церковь…

— … может пойти на уступки в особых случаях!

— В особых случаях? Да, конечно. — Отец Бассет потупил глаза. — Думаю, всегда найдется возможность получить разрешение на брак…

Сестра Арчибальд передала графу копии документов и с кроткой, прямо-таки ангельской улыбкой произнесла:

— Не знаю, милорд, вправе ли мы злоупотреблять вашей добротой, но…

Перил задержал дыхание.

— Что вам еще от меня нужно?

— Через день или два после бракосочетания мы отправляемся в Кентербери. Надеюсь, вы будете столь любезны и предоставите нам охрану?

— Чтобы ускорить ваш отъезд? — Граф нехорошо улыбнулся. — С превеликим удовольствием.

Мэри-Клематис и делегация во главе с сестрой Арчибальд, единственная семья Элоизы, рьяно взялись за подготовку свадебных торжеств. Придирчиво осмотрев кладовые, они распорядились приготовить тушеное мясо, пироги мясные и сладкие, специальный хлеб и пудинги, затем отправили работников убирать зал и готовить покои для новобрачных. Трудности возникли только со свадебным нарядом Элоизы. Не было ни подходящей материи, ни времени, чтобы сшить ей новое платье. Однако все благополучно разрешилось накануне свадьбы, когда мадам Флермор вышла из своей комнаты, держа в руках один из любимых нарядов леди Алисии: бледно-голубое бархатное платье, дополненное головным обручем из темно-голубого бархата с вышитой шелковой вуалью.

Перед сном монахини собрались в комнате Элоизы, чтобы подготовить невесту к завтрашнему утру: они вымыли ее в ароматной воде из лесных фиалок, а потом всхлипывающая Мэри-Клематис расчесывала ей волосы до тех пор, пока они не высохли и не заблестели.

— О, Элли, я не знаю, что стану без тебя делать.

— Все будет хорошо, Клемми, — успокоила подругу Элоиза, проглотив комок в горле. — Возможно, если мы попросим, аббатиса разрешит тебе остаться со мной.

Ночью она лежала без сна и думала, что это, наверное, как бдение послушницы, которая готовится принять утром постриг, Элоиза слышала похрапывание монахинь, спящих рядом на тюфяках, и горькие слезы текли у нее из глаз и скатывались к вискам.

Это последняя ночь Элоизы Арджент. К концу завтрашнего дня она станет Элоизой Уитмор и будет носить это имя, пока смерть не разлучит ее с земным господином и мужем.

На следующее утро Перил стоял в окружении рыцарей и священника посреди обновленного зала, ждал свою невесту, и его не покидало ощущение, что он забыл что-то важное. Он поддернул бархатные рукава, поправил отделанный золотом пояс и с трудом подавил желание пригладить влажные волосы. Черт побери, не имеет значения, как он выглядит, — его монастырская невеста вряд ли обратит на это внимание.

Но все же он продолжал охорашиваться, пока, глянув через плечо, не увидел понимающие улыбки своих друзей. Он быстро отвернулся и устремил взгляд на толпу вилланов и крестьян, собравшихся в зале.

Напрасно эти негодяи ухмыляются — предстоящая церемония его абсолютно не волнует. Он просто хочет, чтобы все поскорее закончилось.

Потом с лестницы башни послышалось женское пение, и вслед за ним появились идущие парами монахини. Они несли зажженные свечи и так благозвучно, с таким воодушевлением пели хвалу Деве Марии, что все в зале, даже те, кто успел изрядно хлебнуть эля, замерли затаив дыхание. И вот появилась она: в бледно-голубом платье, открывавшем большую часть шеи, в легкой шелковой вуали, столь прозрачной, будто ее сплели из паутины, на которую бросили охапку крошечных фиалок.

Пока она вместе с монахинями обходила зал, граф не мог оторвать взгляда от огненных волос, рекой стекающих с плеч на ее спину и вспыхивающих золотом при каждом шаге.

Когда она вышла в центр зала и остановилась перед ним, во рту у него пересохло. Ее глаза и платье были одинаковой небесной голубизны, кожа гладкой и чистой, щеки алели девичьим румянцем. Перил оцепенел, словно его поразил удар молнии.

Она была прекрасна!

Он не мог потом вспомнить, что говорил Бассет и что он сам обязался выполнять как ее муж. Он только смутно помнил ее обещание любить и почитать его, повиноваться ему, что в данный момент выглядело совсем неуместно. Но он всю жизнь будет помнить свою растерянность, когда Бассет попросил у него кольцо для невесты, и он только тогда вспомнил, что забыл именно эту вещь!

Сзади раздалось покашливание, и шагнувший вперед Майкл Даннолт вложил ему в руку золотое кольцо с бледным сапфиром. Униженный, граф сначала отказывался брать его, пока не вмешалась старая экономка мадам Флермор.

— Оно принадлежало вашей матери, сеньор. Это ее обручальное кольцо.

Благодарно кивнув француженке, Перил стал надевать его на каждый палец левой руки Элоизы, потом наконец выбрал средний. Когда она взглянула на него голубыми глазами, он вдруг ощутил, как что-то сдавило ему грудь, перекрыв доступ воздуха в легкие.

Кто она, черт побери?

Он никогда в жизни не видел эту женщину!

Наконец отец Бассет объявил их мужем и женой, благословив на долгую совместную жизнь и множество детей.

Зал взорвался приветственными криками, и граф со страхом осознал, что должен поцеловать ее. Здесь. Сейчас. В присутствии всех этих людей.

Элоиза, стоя к нему лицом на помосте, испытывала схожие чувства. Когда граф, которому она только что обещала свою любовь, уважение и покорность, который завладел ее умом, сердцем и будущим, наклонился поцеловать ее, она не смогла найти ни единой знакомой черты на его лице, хотя видела их ежедневно в течение нескольких недель.

Кто этот человек, ставший ее господином?

И как она собирается делить с ним жизнь и дом?

Но сегодня ночью ей предстояло разделить с ним не жизнь и дом, а постель. Во время празднования она специально выпила несколько кубков превосходного вина и все же была абсолютно трезвой, когда монахини и служанки повели ее в спальню новобрачных.

Комната графа оказалась намного больше и лучше обставлена, чем та, где они жили с Мэри-Клематис. В центре стояла огромная деревянная кровать, рядом с ней два кресла с подушками, дальше — тяжелый стол, заваленный бумагами и свитками пергамента, а также два обитых железом сундука для постельного белья и одежды. На стенах висели три недавно спасенных гобелена, кровать была накрыта покрывалом из тяжелого дамасского шелка. Но больше всего приковывал к себе внимание камин между двумя узкими окнами, перед которым стояли складные металлические ширмы с отверстиями, расположенные так, чтобы тепло шло в комнату.

Монахини велели служанкам заранее проветрить спальню и просушить меховые одеяла, выстирать простыни, а кухонным мальчикам — набрать гиацинтов и нарциссов и расставить корзины с цветами по всей комнате. Когда воздух стал теплым и душистым, а спальню осветили восковые свечи, монахини отослали служанок и, тайком улыбаясь друг другу, повели невесту к брачному ложу, чтобы раздеть ее.

— Итак, Элоиза, — начала сестра Арчибальд, расшнуровывая свадебное платье, — твое воспитание не включало поведение в супружеской постели. Но ты должна помнить, что в человеческом опыте нет ничего такого, к чему не относилось бы золотое правило: поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой.

Сестра Розмари хихикнула, сестра Мэри-Монпелье испустила тяжелый вздох.

Мэри-Клематис стала белее своего апостольника.

— С тобой все будет в порядке, Элли? Я имею в виду, его сиятельство такой огромный… прямо хищный зверь в человеческом облике…

— Если у тебя возникнут затруднения, — сдавленным голосом посоветовала сестра Мэри-Монпелье, — просто закрой глаза и думай о Всевышнем.

— О, замечательно! — восхитилась сестра Розмари. — Принять на себя муки в брачной постели. — Она успокаивающе похлопала Элоизу по руке. — Всевышний постановил, что мужчина и женщина должны быть одним целым. А как они могут стать «целым», если соединение будет вызывать неприязнь?

Наконец сестра Арчибальд слегка пощипала Элоизе щеки, чтобы к ним прилила кровь, и повела ее к ложу.

— Наверняка в этом человеке есть хоть что-нибудь достойное восхищения, моя девочка, иначе наша добрая аббатиса не отдала бы ему такую превосходную невесту. Сосредоточься этой ночью на его хороших качествах, Элоиза.

Когда в дверь постучали, она уже лежала под простыней — нагая, с распущенными волосами, скрывающими ее плечи от любопытных глаз. Сестра Арчибальд разрешила войти. На пороге стоял Перил Уитмор с красным лицом, а за ним разгоряченные вином рыцари, которые давали ему советы и предлагали, если понадобится, свою помощь. Сестры впустили одного графа и вскоре тоже покинули комнату. Последней уходила Мэри-Клематис.

Она со слезами посмотрела на подругу, затем, опустив голову, выскользнула за дверь.

Элоиза никогда еще не чувствовала такой неловкости и одиночества. Ее нагота казалась даже более заметной под мягкой простыней, каждый дюйм ее тела был напряжен. Она ждала неизбежного и знала, что это изменит ее навсегда. Прежней Элоизы уже не будет.