Положив ладони на перила веранды, Рейф любовался великолепным садом деда. В Эклипс-Бей многие увлекались садоводством, но никому из местных жителей не удавалось выращивать такие пышные папоротники и ухоженные розы, как Митчеллу. В глубине сада виднелась огромная теплица, в которой разместилось еще множество растительных шедевров. Огород был разбит возле дома. Даже теперь, в начале осени, когда большинство растений уже отцвело, сад Митчелла оставался произведением искусства.

После смерти родителей Гейба и Рейфа Митчелл часто приводил внуков к себе в сад. Втроем они проводили здесь долгие часы. Митчелл показывал Рейфу и Гейбу, как готовить почву к посадке, поливать помидоры и подрезать розы. Подобно деду, Рейф находил утешение в такой работе.

Жизнь Митчелла была бурной по любым меркам. После ссоры и расторжения сделки с давним товарищем по армии, Салливаном Хартом, Митчелл чуть не разорился; он пережил четыре развода и множество мимолетных романов. Потеря единственного сына, Синклера, стала для него сокрушительным ударом. Рейф понимал, что и необходимость воспитывать двух внуков тоже была в тягость для мужчины, который прежде мало задумывался о семейных обязанностях. Но несмотря на все это, Митчелл не утратил интереса к садоводству.

Садоводство было его страстью, а все знали: если у Мэдисона появилась страсть, ничто не остановит его.

Рейф спустился с крыльца.

— Как ты познакомился с Октавией Брайтуэлл? — спросил он отчасти из любопытства, отчасти в попытке найти нейтральную тему. Поддерживать беседу с Митчеллом было непросто.

Нелады Рейфа с Митчеллом начались еще в давние времена. В последние годы они заключили нечто вроде настороженного перемирия, но лишь потому, что со временем научились старательно избегать открытых столкновений. Кое-кто мог бы сказать, что они повзрослели, размышлял Рейф. Но они с Митчеллом знали правду: обоим просто надоело биться головой об стену, к тому же они поняли, что это бесполезно. Но чтобы не потерять форму, оба время от времени предпринимали попытки переупрямить друг друга.

На протяжении всего вечера оба сдерживались изо всех сил. Правда, Митчелл встретил Рейфа и Ханну настороженно, но быстро взял себя в руки. Рейф не ошибся: перед новой подружкой дед решил сыграть роль гостеприимного хозяина.

Октавия Брайтуэлл и вправду годилась Митчеллу во внучки. Знакомство с ней ошеломило Рейфа: она оказалась добродушной, приветливой и умной. И Ханне она сразу понравилась. За ужином Октавия объяснила, что галерея в Эклипс-Бей у нее уже вторая, а первая находится в Портленде. Летом ей приходится буквально разрываться надвое.

— В начале лета она однажды заглянула ко мне через ограду и заявила, что я неправильно ухаживаю за розами. — Митчелл фыркнул. — Я ответил, что выращивал розы, когда ее еще и на свете не было. А она привезла мне книгу о розах и заставила прочесть несколько страниц. Я объяснил ей, что автор ничего в розах не смыслит. Так все и началось — со спора.

— Ясно. — Рейф умолк, глядя, как Митчелл срывает увядшую розу.

Внутри у Рейфа что-то сжалось при виде ястребиного профиля деда. Он вдруг осознал, что воин, с которым он так часто сражался, не вечен. Но представить себе мир без Митчелла Рейф не мог.

Грубоватому и вспыльчивому Митчеллу присущи все недостатки Мэдисонов, думал Рейф, но он сумел стать надежной опорой внукам — с тех пор как их отец столкнулся на мотоцикле с грузовиком.

Рейф опять задумался о таинственных еженедельных поездках в Портленд. Даже если дед серьезно болен, по нему этого не скажешь. Митчелл опирался на трость, но выглядел крепким и бодрым, ему вполне можно было сбросить лет пятнадцать. Чуть поблекшие зеленые глаза молодо блестели. Резкие черты лица с возрастом почти не смягчились. Правда, он стал сутулиться и уже не мог похвалиться мощными мышцами, но непреклонная воля и решимость самостоятельно распоряжаться своей жизнью надежно маскировали физические недостатки.

— Наверное, вы с Октавией часто бываете вместе, словно невзначай предположил Рейф.

— Бываем, — кивнул Митчелл, срывая еще одну увядшую розу.

Ничего не выйдет, понял Рейф. Если Митчелл не желает обсуждать свои отношения с Октавией Брайтуэлл, из него ни слова не вытянешь. Дед Рейфа вообще не любил распространяться о своих романах и связях. Он был старомоден во всем, что касалось женщин. Настоящие мужчины о своей личной жизни не болтают — это железное правило он вбил и в головы Рейфа и Гейба.

Рейф прошелся по дорожке и остановился рядом с Митчеллом, осматривающим пышный папоротник.

— Я слышал, что ты постоянно ездишь в Портленд, — заговорил Рейф. — К Октавии?

— Нет. — Митчелл оборвал сухой лист.

Рейф понял, что разговор окончен. Гейб выведал бы хоть что-нибудь.

Митчелл прищурился:

— Как вы с Ханной Харт будете делить этот проклятый дом?

— Еще не решили.

— Хм… Сдается мне, Изабель перед смертью совсем спятила. Все надеялась, что вы с Ханной положите конец давней вражде. Я говорил ей, что она рехнулась.

— Видимо, это не помогло.

Митчелл хмыкнул:

— На свете нет людей упрямее Хартов.

— И Мэдисонов.

Митчелл не стал спорить.

— Похоже, вы с Ханной стали друзьями.

— До дружбы еще не дошло, но ее пес признает меня. Это уже кое-что.

— Говорят, у нее свой бизнес в Портленде. Организация свадеб или что-то в этом духе.

— Верно. У нее немало постоянных клиентов.

— Она носит фамилию Харт — забывать об этом нельзя. Но при этом она не лишена деловой хватки. — В глазах Митчелла появилась задумчивость. — Помнишь, как она поступила восемь лет назад? Мне всегда казалось, что мы в долгу перед ней.

— Знаю.

— В городе ходят скверные слухи. Поговаривают, что если она помогла тебе выпутаться, значит, ты соблазнил ее — чтобы отомстить Хартам.

— Это я слышал.

Митчелл рассеянно постучал тростью по плите солнечных часов.

— А кое-кто убежден, что Ханна Харт солгала, лишь бы выгородить тебя. Есть и такие, кто уверяет, что ты сам столкнул Кэтлин Садлер со скалы.

Рейф почувствовал, как в нем нарастает напряжение. Он давно гадал, не принадлежит ли Митчелл к числу тех горожан, которые верят в его причастность к гибели Кэтлин.

— Но важнее всего то, что мы обязаны Ханне Харт, — продолжал Митчелл.

— Да.

— Унизительно быть обязанным кому-то из Хартов, — вздохнул Митчелл. — Вечная заноза.

Рейф удивленно взглянул на деда:

— Не знал, что это так беспокоит тебя.

— Теперь знаешь.

— Но это мой долг, а не твой.

— Какая разница? — Митчелл прищурился. — Лучше скажи, как ты поступишь? Продашь свою половину дома Изабель?

— Нет.

— Так я и думал. — Митчелл зашагал к теплице. — Идем, я покажу тебе новые гибриды.

Рейф в отчаянии оглянулся на дом. Спасения не предвиделось. Нехотя он поплелся за Митчеллом.

— Несколько дней назад я разговаривал с Гейбом, — снова заговорил Митчелл.

Рейф насторожился:

— И что?

— Он сказал, что мог бы найти тебе работу в компании. — Голос Митчелла прозвучал безнадежно.

— Опять ты за свое… Ты согласился бы работать под началом Гейба?

— Черта с два! — Митчелл задвигал бровями. — Он требует беспрекословного подчинения.

— Вот и мне это не по душе.

— Ну нет так нет. — Митчелл умолк.

В молчании они прошли через весь сад. У самой теплицы Митчелл закинул еще один пробный шар — в совершенно неожиданном направлении:

— Не пора ли тебе жениться?

Рейфа словно оглушили кувалдой. Чтобы прийти в себя, ему понадобилось несколько секунд, которые он провел с разинутым ртом.

— Жениться? — наконец переспросил он. — Ты спятил? Я ведь уже пробовал, или ты забыл? И ничего не вышло.

— Рано или поздно попытку все равно придется повторить, так что не откладывай ее надолго. Будешь медлить — привыкнешь к одиночеству и останешься закоренелым холостяком, которому брак уже не светит.

— С каких это пор ты стал экспертом?

— Опыт у меня есть.

— К твоему сведению, к одиночеству я уже привык, — заявил Рейф.

— Чушь собачья! Ты еще достаточно молод, чтобы менять привычки.

Дверь дома, выходящая на заднюю веранду, распахнулась. Оба мужчины обернулись так порывисто, словно их поймали на месте преступления.

В дверях застыла женщина неземной красоты, с буйной жгуче-рыжей шевелюрой.

— Кофе готов! — жизнерадостно объявила Октавия Брайтуэлл.

Второго приглашения Рейфу не понадобилось. Он заметил, что и Митчелл не стал медлить в саду: очевидно, и он порадовался возможности закончить тягостный разговор.

Бок о бок они двинулись по дорожке обратно к дому.

Ханна вставила ключ в замочную скважину.

— Мое мнение ничего не меняет, но если хочешь знать, Октавия мне понравилась.

Рейф пожал плечами.

— Мне тоже. Ну и что? Все равно она слишком молода для деда. Гейб прав. Это выглядит смешно и нелепо.

Ханна улыбнулась:

— Гораздо смешнее слышать это от Мэдисона. Не обижайся, но в вашей семьей мужчины никогда не задумывались о том, что скажут люди, особенно когда дело касалось их личной жизни.

— Личная жизнь моего деда — совсем другое дело, — хмуро возразил Рейф.

Ханна прислушалась к стуку когтей Уинстона, в нетерпении скачущего за дверью.

— Если тебя это утешит, Октавия призналась мне, что они с твоим дедом просто друзья. И я ей верю.

— Вот как?

Одарив Рейфа испытующим взглядом, Ханна открыла дверь.

Прогулявшись после ужина по саду, Рейф, погруженный в свои мысли, вернулся в дом. Он всегда былл непроницаемым, но теперь излучал мрачность, разгадать которую Ханна не могла и только гадала, что произошло; в саду между Рейфом и его дедом.

Уинстон выскочил в открытую дверь — как всегда раздираемый необходимостью соблюдать приличия и неукротимыми эмоциями.

— Славный пес. — Ханна наклонилась и погладила его. — Лучший шнауцер во вселенной.

Уинстон всем видом выразил удовольствие.

Рейф наблюдал за ними с мрачным любопытством.

— Знаешь, он тебе поверил.

— Ну и что? Я сказала правду. — Ханна посторонилась, пропустила Уинстона, и тот сбежал с крыльца, мимоходом ткнувшись в ладонь Рейфа. Пес скрылся в кустах.

Ханна шагнула в дом и включила свет.

— Пожалуй, я все-таки задам один вопрос, даже если потом об этом пожалею. Скажи, вы с дедом не поссорились в саду?

— Нет. — Рейф без приглашения вошел в дом.

— Ясно. — Ханна растерялась, не зная, что теперь делать.

Дверь она оставила открытой для Уинстона. Пес вскоре вернулся и направился прямиком к Рейфу.

Прикрыв дверь, Ханна прислонилась к ней. Рейф присел и почесал шнауцера за ухом. Уинстон блаженно закрыл глаза.

— Все было, как обычно, — помолчав еще немного, добавил Рейф.

— Как обычно?

Рейф не сводил глаз с Уинстона, который жаждал внимания.

— Митчелл напомнил мне, что поработать в «Коммерческой компании Мэдисона» никогда не поздно.

— Вот оно что! — Ханна направилась в кухню. В минуты сомнений нет ничего лучше чашки чаю. — И ты, конечно, ответил ему как всегда.

— Само собой. Мы с Митчеллом всегда так общаемся. Он дает советы, а я говорю, что не стану им следовать. Мы прекрасно понимаем друг друга.

— Тетя Изабель часто повторяла, что вы с дедом ссоритесь с тех пор, как ты стал подростком, — потому что вы слишком похожи. — Ханна налила воды в чайник и поставила его на плиту.

— Эта точка зрения мне знакома. — Рейф еще раз погладил Уинстона, поднялся и прошел в кухню. Остановившись в дверях, он прислонился плечом к косяку и скрестил руки на груди. — Но мы с Митчеллом не разделяем ее.

Ханна опять остро почувствовала его близость. Рейф следил за каждым ее движением, пока она готовила чай.

— Напрасно, — негромко возразила она. — Вы оба решительны, своевольны, независимы и временами дьявольски упрямы. Должно быть, у вас один и тот же Девиз.

— Какой?

— «Никогда не извиняйся, ничего не объясняй».

Рейф испытал мгновенное желание изобразить обиду.

— А тебе никогда не приходило в голову, что у нас с твоей собакой есть кое-что общее?

— Что, например?

Рейф бесстрастно улыбнулся:

— Я тоже способен верить тебе, когда ты объясняешь, как относишься ко мне.

Ханна подняла брови:

— Чужое мнение для тебя ничего не значит?

— Ничего ты не понимаешь. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.

— И ты можешь это доказать?

— Ладно, я на самом деле решительный, надменный и независимый. — Он пренебрежительно усмехнулся. — Но с последним пунктом я категорически не согласен. С чего ты взяла, что я дьявольски упрям?

Она торжествующе улыбнулась:

— Ты же наотрез отказываешься обсуждать проблем с Дримскейпом.

— А, вот оно что!

— Именно.

Он небрежно пожал плечами:

— В мире нет совершенства.

— Если не считать Уинстона, — поспешила добавит Ханна, опасаясь, что пес услышит последнее замечание и забеспокоится.

Последовала краткая пауза.

— В саду Митчелл сказал еще кое-что, — наконец признался Рейф.

Ханна оглянулась через плечо, пересыпая в чайник заварку:

— Что?

— Что мне пора жениться.

Почему-то у нее судорожно сжался желудок. Ханна надеялась, что причина — отнюдь не жареный лосось, съеденный за ужином. На вкус он был изумительным, но рыбные блюда часто оказываются коварными.

— А ты, конечно, запретил ему лезть в твою личную жизнь. — Ханна перевела взгляд на чайник, мысленно умоляя его закипеть побыстрее.

Рейф не ответил.

Чайник тоненько засвистел. Очень вовремя, решила Ханна. Радуясь возможности отвлечься, она торопливо залила заварку кипятком.

Спустя минуту она вздохнула с облегчением: наконец-то она успокоилась. Но, обернувшись, она застыла с неестественной улыбкой на губах: Рейф успел пройти в кухню и теперь стоял совсем рядом.

Слишком близко.

— Я не стал тратить лишних слов, — заявил Рейф, не сводя глаз с ее лица. — Но в целом ты права. Я дал ему понять, что буду жить так, как хочу.

— Как обычно.

— Да.

Совсем растерявшись, Ханна лихорадочно придумывала ответ, так и не придумала, прокашлялась и выпалила:

— Чего же ты хочешь?

— Прямо сейчас поцеловать тебя.