Паркуясь у «Мечты дизайнера», Зоя размышляла над тем, что в последнее время Итан не в пример более активен и уже не впадает так часто в свое мрачное уныние. Спасибо Бонни. Он увлекся «делом Керуана», и, слава Богу. Давно пора было предложить что-нибудь подобное. Лучшее средство от депрессии – занять свой ум, а еще лучше – занять делами давно минувших дней. Помогает отвлечься от текущих проблем.

Изящный серый «ягуар» повернул следом и остановился вплотную к машине Зои. Это позволило наблюдать в боковое зеркальце, как оттуда появляется Линдси Войл, во всей своей стилизованной, минималистической красе.

Это была интересная женщина лет тридцати, а возможно, и сорока, при теперешних-то возможностях, окутанная почти вещественной аурой победителя. Ее стрижка и оттенок волос так и кричали о безумно дорогом парикмахере, даже орлиный взор не усмотрел бы там ни единого седого волоска. Карие глаза были бы хороши, не будь их взгляд так настойчив – он преследовал, куда ни поверни, как с портретов старых мастеров. По крайней мере, у Зои всегда возникало ощущение, что некий встроенный радар неумолимо следит за каждым ее шагом.

Одевалась Линдси Войл всегда в черное, и логично было бы предположить, что она из Нью-Йорка, однако недавно выяснилось, к большому удивлению Зои, что она жила и работала в Лос-Анджелесе. Возможно, у нее было личное пристрастие к черному цвету. Вот и в это утро она была словно в глубоком трауре: черные брюки, черный трикотажный свитер тончайшего хлопка, черные босоножки, черный кожаный рюкзачок. Единственным ярким мазком в этой кромешной тьме было весьма неординарное ожерелье – бирюза, оправленная в серебро. Зоя его тотчас узнала. Это было одно из уникальных украшений, что продавались в магазинчике Аркадии, галерее «Эйфория».

Внезапно Зоя увидела как бы со стороны себя и свой наряд: длинное платье, пронзительно-фиолетовое и такое легкое, что к нему прилагалась искристая изумрудная туника до колен, тоже не настолько плотная, чтобы не струиться при каждом движении. В зеркале все это казалось сногсшибательным… во всяком случае, живым и ласкающим взгляд. Драматический эффект от наряда Линдси Войл совершенно убивал всю прелесть этой яркой гаммы, низводя ее до клоунского костюма.

Между прочим, это вполне отражало разницу в подходе к дизайну. В «Мечте» Линдси досталась спальня, которую она методично превращала в монашескую келью, роскошную, но от этого не менее бледную и строгую.

Зоя, напротив, создавала из полученной библиотеки теплый, уютный уголок в эклектическом стиле, полный сочных красок и неожиданных решений.

Захлопнув переднюю дверцу, она распахнула заднюю и потянулась за необъятной сумкой, на этот раз красной (всего их было полдюжины, разных цветов, почти на каждый день недели). Сумка могла вместить все необходимое деловой женщине, в том числе камеру, рулетку, ежедневник, блокнот набросков, набор самых ходовых инструментов, вроде отвертки и молотка, коробку цветных карандашей, пакет фломастеров, мелки и тому подобное, и еще оставалось место для образцов тканей и кафельной плитки, которые предполагалось обсудить позже в этот же день с заказчиком. Венчала эту разносортицу антикварная дверная ручка, служившая кольцом для ключей.

С усилием выволакивая сумку с заднего сиденья, Зоя не впервые подумала о том, что деловая жизнь не для слабаков.

– Доброе утро, Линдси! – Она растянула губы в гримасе, которая, хотелось надеяться, сойдет за дружескую улыбку, водрузила сумку на плечо и ногой захлопнула дверцу. – Отличная сегодня погода, правда?

– Да, неплохая, – сдержанно ответила конкурентка, чуть помедлила и добавила: – На днях ко мне заглядывала Табита Пайн.

– Ко мне тоже. По ее мнению, нам было бы, кстати, пройти курс медитации с теперешней группой. После этого – и не раньше – можно представлять свои проекты.

– Прекрасная идея. Я сразу же записалась на полный курс.

Ну, разумеется, как же иначе, мысленно усмехнулась Зоя. Сама она только прикидывала возможность пару раз заглянуть на занятия. Полный курс медитации – около двух тысяч долларов – был ей решительно не по карману.

Входная дверь оказалась запертой, однако каждому из участников проекта полагался ключ. Зоя принялась шарить в необъятных недрах сумки.

– Не затрудняйтесь, я открою.

Понятное дело, у Линдси все и всегда было под рукой. Она сунула ключ в замочную скважину.

– Спасибо, – буркнула Зоя. Неизменная оперативность конкурентки раздражала больше, чем все остальные, тоже не самые притягательные, черты ее характера.

Она не стала медлить у порога, просто переступила его и вошла. Несколько раз, побывав в «Мечте дизайнера», она изучила помещения достаточно, чтобы не ждать никаких сюрпризов. Можно было обойтись без предварительного ритуала.

В молодости Зоя была уверена, что все люди одинаково способны улавливать невидимые излучения, миазмы психической энергии, порой так упорно льнувшие к стенам, в которых кто-то жил, любил или ненавидел, смеялся или плакал. Лишь с возрастом пришло понимание того, что в лучшем случае некоторым дано ловить случайные всплески или ощущать нечто похожее на дежа-вю. Это было бледное подобие ее странного дара – дара, который и ее делал странной в глазах других.

Не так уж трудно было вычислить, что слово «странный» для большинства людей означает «чокнутый». Как результат, Зоя научилась скрывать свой дар от других, ничем не показывать того, что время от времени «слышала» в незнакомых помещениях.

Постепенно она достигла в этом такого успеха, что сумела утаить свои парапсихологические способности от первого мужа. При всей любви к Престону и уверенности в том, что любовь эта взаимна, Зоя знала, что полная откровенность не для них. Раскрыв секрет, она бы только заставила мужа усомниться в ее психической нормальности. Он просто не сумел бы видеть в ней прежнюю Зою, а дальше… кто знает?

И главное, его нельзя было бы винить. Бывали моменты, когда и сама она сомневалась, что нормальна, в особенности во время тех ужасных месяцев в Кендл-Лейк-Мэнор.

Что касается Итана, его спокойное приятие явилось для Зои совершенно новым опытом. Он не шарахнулся от нее, не начал бросать косые взгляды. Отчасти это радовало, отчасти тревожило. Что, если его спокойствие проистекает от недоверия? В конце концов, он ведь не верит в парапсихологию. Что, если в глубине души он не верит и ей? Допустим, для него она просто невротичка, женщина с искореженным восприятием, что шарахается от каждой тени? Или в лучшем случае с сильно развитой интуицией? По крайней мере, это должно быть ему понятно – как частный сыщик, он не чужд интуиции и сам…

Занятая своими мыслями, Зоя несколько замешкалась. Линдси тем временем приблизилась к широкой лестнице, ведущей к помещениям верхнего этажа. На нижней ступеньке она помедлила, ожидая.

– Вчера по дороге домой я заглянула в вашу библиотеку и, знаете, поразилась выбору красок. Взять, например, книжные полки. Вы всерьез полагаете, что они могут быть бордовыми? По-моему, это полностью подавит все остальное! Недаром для полок выбираются нейтральные тона.

«Спокойно, спокойно, дыши глубже, – сказала себе Зоя. – Главное – не поддаваться на провокацию».

– Вот увидите, когда на полках окажутся книги, эффект будет совсем иной, – примирительно ответила она.

– Как знаете. Библиотека отдана вам, так что.. – Несколько секунд Линдси поднималась молча, потом продолжила: – И все же вы злоупотребляете красками. Охра, терракота и бог знает что еще! В таком знойном климате комната будет казаться перегретой.

От ответа удалось воздержаться, но собеседница его и не ждала. Это была, что называется, парфянская стрела, – на верхней площадке она молча повернула к себе в спальню.

Зоя продолжала путь, стиснув зубы, чтобы не сорвались проклятия. Ну, уж нет! Она не станет бесноваться, даже про себя. Линдси не права, не может быть права. Бордовые полки – неожиданное и хлесткое обрамление для книг и безделушек, выставленных на фоне желтых стен с ярко-синим бордюром. Терракотовый кафель пола заставит помещение дышать, а красочные ковры придадут ему уюта.

Комната в таких тонах может показаться перегретой только Линдси Войл. На деле яркая палитра создает приятный прохладный контраст с жаром пустыни. В конце концов, это не какое-то личное изобретение! Век за веком испанцы и мавритане оформляли внутренние помещения именно в таких тонах – а уж они знали толк в знойном климате! Ведь именно густые, сочные краски в жару приятны для глаза! Создают иллюзию тени и прохлады, поглощают слепящий блеск солнца и тем самым помогают умерить его жар!

А вот блеклые, пастельные тона для пустыни гибель, мрачно думала Зоя, поворачивая к библиотеке Особенно если они застывшие, словно замороженные, и использованы в таком изобилии, как в спальне у Линдси. Будут немилосердно отражать свет дня. Это все равно, что воссоздать внутри залитую солнцем пустыню. С тем же успехом могла бы отделать все стены зеркалами!

Некстати вспомнилось, что у Аркадии в доме все светлое, а то и откровенно белое. Ну и что же, упрямо подумала Зоя. Аркадия – это Аркадия. Светлое ей к лицу, отвечает ее внутреннему настрою и тем самым притягивает ту самую позитивную энергию, из-за которой весь сыр-бор. А что за Энергия в спальне у Линдси, надо еще разобраться.

На пороге библиотеки Зоя остановилась и попробовала заново оценить достигнутое. Помещение оформлялось с мыслями о семье, о детях. Трудно сказать почему, но с самого начала она рисовала себе здесь маму, папу и двух детишек, непоседливых малышей с темными волосами и янтарными глазами.

Как у Итана.

Можно было снова и снова твердить себе, что это всего лишь мысленный образ, из тех, что помогают проникнуться нужным настроением, придать работе необходимый фокус. Что она привыкла иметь дело с конкретным клиентом и его запросами, а не с отвлеченным проектом, потому и выдумала несуществующее семейство Но ведь его можно было выдумать и другим, совсем не обязательно было наделять знакомыми чертами.

Однако библиотека удалась. Она буквально манила ступить через порог и погрузиться в уютную, домашнюю атмосферу. В каждом углу, за каждым предметом мебели здесь таилось что-то интересное.

Чтобы проникнуться как можно глубже, окончательно убедиться в своей правоте, Зоя распахнула все свое существо, открылась для энергетических потоков. Свою библиотеку она создавала по образу и подобию библиотек девятнадцатого столетия, и теперь наверняка знала, что именно ее старомодность так трогает душу. Сюда не вписался бы ни телевизор с громадным экраном, ни музыкальный центр, ни компьютер. К счастью, ниже этажом другой дизайнер проектировал помещение для всего этого. То была комната для долгих спокойных размышлений, для познания нового с помощью печатного слова, для уединения, комната, призванная стать для каждого члена семьи тихой гаванью, где родятся мечты и планы, где зреет личность.

Зоя прошла к уголку из миниатюрного стола с двумя стульями, задуманного специально для воображаемых детишек. Чуть передвинула глобус, переставила предметы мебели в более небрежную композицию. Постояла у большого письменного стола, позади удобного кресла, чтобы убедиться, что с него хорошо виден фонтан в парке за окном. Ей всегда казалось, что струи воды, несут в себе наибольший заряд позитивной энергий. Растения, размещенные рядом в виде большой пестрой купы, были призваны очищать не только воздух в библиотеке, но и энергетические потоки, что курсировали по ней.

Большая фотография над камином показывала каньон Найтвиндс на рассвете. Зоя сделала ее сама в конце прошлого месяца, и вложила в это всю душу. Четыре дня подряд Итан вставал ни свет, ни заря, чтобы терпеливо ждать на краю обрыва, пока она отщелкивала кадр за кадром, изводя ролики пленки, выискивая правильный ракурс.

Любовно поправив фотографию, Зоя повернулась к паре кресел у камина, где взрослым предполагалось читать долгими зимними вечерами. В этот момент она была одним открытым контуром, пробуя «на вкус» водоворот энергии.

Из горла рванулся крик, который едва удалось подавить. Она как будто попала в густую и липкую сеть невидимой паутины! Дрожа от отвращения, отпрянула за пределы досягаемости. Кровь бросилась в лицо, сердце бешено застучало. Зоя напряглась в попытке закрыться, захлопнуть распахнутые окошки души. Что это? Что?!

Память о самых страшных минутах в Кендл-Лейк поднялась из глубин, куда Зоя ее так старательно запрятала. Прочь, прочь! Это не клиника, это демонстрационный зал, ее библиотека!

Надо проверить. Может быть, она просто слишком болезненно все восприняла. Ведь, если всплеск воображения совместить с обостренными чувствами, один Бог знает, что получится.

Однако сверхчувствительность никогда еще не оборачивалась против нее. Зоя снова открылась для невидимых потоков и сделала осторожный шаг вперед.

Фу! В самом деле, словно цепкая паутина льнет к лицу, к телу, к самой душе! Там что-то есть, возле низкой табуретки для ног, – что вызывает тягостные воспоминания, отчего мороз по коже!

Такое уже было когда-то… но ведь это не Занаду! Это не Занаду.

Несколько минут Зоя повторяла эти слова, как мантру, но тошнота продолжала подниматься к горлу и в ушах не прекращался звон, что предшествует обмороку. Она стояла, борясь с собой, не позволяя себе обратиться в бегство. Необходимо было понять, в чем дело.

Нити паутины шевелились вокруг, как живые, время, от времени задевая и снова ускользая. Она не могла их видеть, но ощущала живо, как настоящие.

Не может быть! Она была здесь пару дней назад – приходила добавить несколько новых штрихов к дизайну – и не заметила ничего из ряда вон выходящего.

Что же тут успело произойти?

Надо взять себя в руки. Она побывала на стольких местах давно забытых преступлений, что отлично знает, как это ощущается. Здесь таких вибраций нет, и стены не кричат, как в тех случаях, когда в помещении была пролита кровь. Это что-то иное.

Энергетический поток был слабым, но до предела негативным, чернильно-черным, и не походил ни на один из тех, с которыми Зое приходилось сталкиваться в обыденной жизни. Ее шестое чувство живо реагировало на отголоски сильных страстей, а сильные страсти по природе примитивны. Ярость, страх, паника, ненависть, алчность и похоть – все это одноплановые эмоции, и даже самые слабые их следы чаще всего просты и узнаваемы.

То, что она ощущала теперь, было сложным, как мешанина разных красок. И оно внушало ужас.

Центром паутины была как будто та самая табуретка между креслами, так испугавшая Зою в первый момент. Осмотрев ее со всех сторон, она не нашла никаких изменений. Ни даже эха тяги к насилию или разрушению.

А впрочем… не совсем так.

У самой ножки что-то блеснуло. Осколок стекла. Зоя наклонилась подобрать его. Цвет показался знакомым.

Выпрямившись, она огляделась. Так и есть, исчезла маленькая ваза, из тех, в которые поставишь только букетик фиалок. Разбита.

И что-то еще было не так теперь, когда взгляд целенаправленно путешествовал по предметам. Но что?

Зоя несколько раз повернулась, не сходя с места, внимательно изучая окружающее.

Детский уголок! Как же она сразу не заметила!

На столике были намеренно оставлены несколько ярких, веселых предметов, как если бы дети встали из-за него минуту назад. Джефф пожертвовал на это одного из своих динозавров, Тео – простенький мотоцикл, который склеил сам. Зоя добавила к этому красную, как мак, кружку из столового набора, решив, что она хорошо впишется в общую гамму.

Теперь кружки на столе не было.