Пролог

Пламя свечи едва теплилось, не в силах разогнать тьму пустынных комнат. Маттиасу Маршаллу, графу Колчестерскому, казалось, что огромный особняк вобрал в себя всю черноту ночи и походил на гробницу, где вольготно живется духам.

Полы длинного черного пальто Маттиаса задевали о забрызганные грязью ботинки, когда он поднимался по лестнице. Он приподнял свечу повыше, чтобы лучше осветить себе путь. Несколькими минутами раньше, когда он прибыл, никто не встретил и не поприветствовал его у двери, поэтому он вошел в темный пустынный зал. Было ясно, что слуг поблизости нет — ни горничной, ни лакея. О своей лошади он вынужден был позаботиться также сам, поскольку ни один конюх из конюшни не появился.

На верхней площадке лестницы граф остановился и оглянулся вниз на темноту, окутывавшую вестибюль.

Маттиас двинулся по мрачному коридору, дошел до первой двери слева, остановился перед ней и повернул ручку. Раздался жалобный скрип, и дверь открылась. Маттиас поднял свечу над головой и оглядел спальню.

Комната удивительно напоминала склеп.

В центре ее находился древний каменный саркофаг. Маттиас бросил взгляд на резной орнамент и надписи на саркофаге. Латинские, подумал он. Весьма ординарные.

Он подошел к открытому гробу, установленному за прозрачной черной портьерой. При свете свечи можно было рассмотреть черные бархатные подушечки, выстилавшие изнутри саркофаг.

Маттиас поставил свечу на стол, стянул с себя перчатки для верховой езды, бросил их в сторону, затем сел на край гроба и снял ботинки.

После этого, запахнув полы своего пальто, улегся на черные подушечки внутри саркофага.

Близился рассвет, но Маттиас знал, что тяжелые шторы на окнах не позволят лучам восходящего солнца заглянуть в комнату.

Кто-нибудь другой, возможно, испытал бы дискомфорт и не смог заснуть в столь мрачном месте, но только не Маттиас. Он привык к обществу духов.

Перед тем как закрыть глаза, Маттиас снова задал себе вопрос, почему он откликнулся на зов, исходящий от таинственной Имоджин Уотерстоун. Но он знал ответ на этот вопрос. Давным-давно он дал клятву. Его слово было для него законом.

Маттиас всегда выполнял обещания. Лишь это и поддерживало в нем уверенность в том, что он сам не превратится в дух.

 

Глава 1

Маттиаса разбудил леденящий душу женский крик. Второй женский голос, сочный, словно зеленое яблоко древнего Замара, прервал этот крик ужаса.

— Господи, Бесс, — увещевал этот голос, — ну можно ли так визжать при виде какой-то паутины? Это страшно раздражает. У меня большие планы на сегодняшнее утро, но я не смогу их выполнить, если ты будешь вопить по всякому поводу.

Маттиас открыл глаза, потянулся и медленно сел в саркофаге. Он повернул голову в сторону открытой двери и увидел лежащую в обмороке молодую горничную. Солнечный свет позади нее позволил Маттиасу заключить, что время близится к полудню. Он провел пальцами по волосам и пощупал щетину на подбородке. Неудивительно, что он так напугал горничную.

— Бесс! — Снова звук хрустящего яблока в голосе. Легкие шаги в коридоре. — Бесс, что там стряслось с тобой?

Опершись одной рукой о край каменного гроба, Маттиас с интересом смотрел на появившуюся в дверном проеме женщину, которая его не замечала — ее внимание было обращено на упавшую в обморок горничную.

Нельзя было усомниться в том, что вторая женщина была леди. Длинный фартук поверх платья из прочного серого бомбазина не мог замаскировать элегантность ее фигуры и изящную округлость грудей. Разворот ее плеч, вся ее осанка свидетельствовали о том, что от предков многих поколений ей передалось самоуважение и чувство гордости.

Маттиас все с большим интересом наблюдал за леди, хлопотавшей возле горничной. Его взгляд строго и последовательно изучал все части и формы ее тела, как если бы Маттиас составлял описание новонайденной замарской статуи.

Очевидно, за утренним туалетом леди весьма добросовестно попыталась упрятать пышную массу каштановых с рыжеватым отливом волос под маленькую белоснежную шапочку. Однако некоторым завиткам удалось избежать заточения, и они покачивались возле тонкого миловидного лица. Хотя Маттиас не мог видеть лицо анфас, он отметил высокие скулы, длинные ресницы и прямой, придававший хозяйке некоторую надменность, нос.

Интересное, выразительное лицо, заключил он. И оно явно отражало благородство души.

Ее нельзя было назвать слишком юной и отнести к числу тех, кто только что окончил школу; с другой стороны, она не была столь древней, как он сам. Вообще-тo ему было тридцать четыре года, но он испытывал такое чувство, что ему несколько столетий. Маттиас прикинул, что Имоджин должно быть лет двадцать пять.

Он видел, как она уронила на ковер журнал в кожаном переплете и опустилась на колени перед горничной. Обручального кольца у нее на руке не было. Этот факт почему-то его порадовал. Он подумал, что ее громкий голос и властные манеры сыграли свою роль в том, что она осталась старой девой.

Конечно, это дело вкуса. Большинство приятелей Маттиаса отдают предпочтение меду и шоколаду. Он же предпочитал на закуску нечто более пряное.

— Бесс, довольно!.. Открывай глаза сейчас же! Ты слышишь меня? — Имоджин извлекла флакон с нюхательной солью и сунула его под нос горничной. — Мне страшно надоели твои визги и обмороки всякий раз, как только ты открываешь двери в этом доме! Я предупреждала тебя, что мой дядя был человек необычный и что мы наверняка будем натыкаться на весьма непривычные предметы, когда станем проводить инвентаризацию.

Бесс застонала и, лежа на ковре, повернула голову. Однако глаза она так и не открыла.

— Я видела это, мэм… Я могу поклясться на могиле матери…

— Что ты видела, Бесс?

— Привидение… А может, это был вампир… Точно не знаю.

— Глупости! — возразила Имоджин.

— Что за причина такого душераздирающего крика? — послышался с верхней площадки лестницы голос еще одной женщины.

— Бесс упала в обморок, тетя Горация. Честное слово, это уж слишком!

— Бесс? На нее не похоже. — Маттиас услышал шаги, предвещающие появление женщины, которую Имоджин назвала тетей Горацией. — Бесс уравновешенная девушка… И нисколько не склонна падать в обмороки.

— Если она не упала в обморок, то в таком случае великолепно изображает из себя леди, у которой нервный припадок.

Ресницы Бесс вздрогнули.

— Ой, мисс Имоджин, это был какой-то кошмар… Тело в каменном гробу… И вдруг оно зашевелилось.

— Не смеши меня, Бесс!

— Но я видела его! — Бесс снова застонала, подняла голову и направила взгляд мимо Имоджин в сторону затененной части спальни.

Маттиас поморщился, когда горничная встретилась с его взглядом, вновь закричала и снова откинулась на ковер с грацией выброшенной на берег рыбы.

В проеме двери появилась третья женщина. Она была одета по-рабочему, как и Имоджин: простое платье, фартук и шапочка. Она была на дюйм-другой ниже Имоджин и значительно шире в талии и бедрах. Седеющие волосы ее были заколоты и прикрыты шапочкой. Она внимательно посмотрела через очки на Бесс.

— Что за дьявольщина? Что могло так подействовать на Бесс?

— Не имею понятия, — ответила Имоджин, снова поднося нюхательную соль к носу горничной. — У нее слишком живое воображение.

— Я предупреждала тебя, что опасно обучать ее чтению.

— Я это помню, тетя Горация, но я не могу выносить, когда человек со светлой головой совершенно необразован.

— Ты в точности как твои родители. — Горация покачала головой. — От нее мало будет проку, если она станет вздрагивать, увидев какую-то необычную вещь в этом доме. В коллекции моего брата много разных диковин, при виде которых можно упасть в обморок.

— Чепуха! Я признаю, что коллекция дяди Селвина мрачновата, но по-своему весьма интересна.

— Этот дом — своего рода мавзолей, и ты это хорошо знаешь, — сказала Горация. — Возможно, Бесс следует отправить опять вниз. Это была спальня Селвина. Ее, наверно, напугал вид саркофага… Почему мой брат любил спать в этом древнеримском гробу — выше моего понимания.

— Очень необычная кровать.

— Необычная? Да у любого нормального человека от этого начнутся кошмары! — Горация повернулась, чтобы бросить взгляд на темную половину спальни.

Маттиас решил, что пришло время подняться из гроба. Он перешагнул через край саркофага, раздвинул тонкую черную драпировку и запахнул пальто, чтобы скрыть мятые брюки и рубашку, в которых спал. Маттиас обреченно наблюдал за тем, как испуганные глаза Горации расширились до невероятных размеров.

— Боже милостивый, Бесс была права! — на высокой ноте произнесла Горация. — Ив самом деле в гробу Селвина кто-то есть! — Она попятилась. — Беги, Имоджин, беги!

Имоджин резко поднялась на ноги.

— Неужто еще и ты, тетя Горация! — Она повернулась и стала вглядываться в затемненную половину спальни. Когда она увидела стоящего перед гробом Маттиаса, ее рот открылся сам собой.

— Боже мой! Там кто-то есть.

— Я вам говорила, мэм" — хриплым шепотом сказала Бесс.

Маттиас с любопытством ожидал, что сделает Имоджин — закричит или упадет в обморок.

Она не сделала ни то ни другое. С явным неодобрением она прищурила глаза.

— Кто вы такой, сэр, и почему вы вздумали пугать мою тетушку и горничную?

— Вампир, — пробормотала Бесс. — Я слышала о них, мэм. Они пьют кровь, бегите… Бегите, пока не поздно… Спасайтесь…

— Вампиров не существует, — заявила Имоджин, не удостаивая перепуганную девушку даже взглядом.

— Тогда привидение… Спасайтесь, мэм.

— Она права. — Горация потянула Имоджин за рукав. — Нам нужно уходить отсюда.

— Не будьте смешной. — Имоджин подошла поближе и уставилась на Маттиаса:

— Так что же, сэр? Что вы можете сказать? Не молчите, иначе я позову местного магистрата, и он закует вас в кандалы.

Маттиас медленным шагом направился к ней, не сводя взгляда с ее лица. Она не отступила. Более того, она подбоченилась и стала стучать носком полуботинка об пол.

Он пережил непонятное, но в то же время явное и волнующее чувство узнавания. Невероятно. Но когда он подошел к ней настолько близко, чтобы рассмотреть огромные, удивительно ясные голубовато-зеленые глаза — глаза цвета моря, окружавшего затерянный остров королевства Замар, он внезапно понял. По какой-то непонятной, необъяснимой причине она заставила его вспомнить Анизамару, легендарную замарскую богиню Дня, которая занимала ведущее место в фольклоре и искусстве древнего Замара. Она воплощала в себе тепло, жизнь, истину, энергию. По силе и мощи ей был равен лишь Замарис — бог Ночи. Только Замарис мог укротить ее беспокойный дух.

— Добрый день, мадам. — Маттиас заставил себя отбросить несвоевременные мысли. Он наклонил голову:

— Я Колчестер.

— Колчестер? — Горация сделала еще шаг назад и прислонилась к стене. Она перевела взгляд на его волосы, сглотнула комок в горле. — Тот самый? Безжалостный Колчестер?

Маттиас знал, что она смотрит на снежно-белую прядь, которая резко контрастировала с его черной шевелюрой. Многие люди именно по ней узнавали его. Уже в течение четырех поколений белая прядь была отличительным признаком всех представителей его рода.

— Я сказал, что я Колчестер, мадам.

Он был еще виконтом, когда получил прозвище Безжалостный.

— Что вы делаете в Аппер-Стиклфорде, сэр? — сурово спросила Горация.

— Он здесь, потому что я послала за ним. — Имоджин одарила его ослепительной улыбкой. — Должна сказать, вам уж давно пора было приехать, милорд. Я отправила послание более месяца назад. Что вас так задержало?

— Мой отец умер несколько месяцев назад, но я с опозданием приехал в Англию, а потом вынужден был решить ряд вопросов, связанных с его имением.

— Да, конечно. — Имоджин была явно смущена. — Простите меня, милорд. Приношу вам свои соболезнования…

— Благодарю вас, — сказал Маттиас. — Но мы не были с ним особенно близки… В доме найдется что-нибудь поесть? Я умираю от голода.

Серебристая прядь среди черных как ночь волос — это было первое, что Имоджин заметила в графе Колчестере. Казалось, прядь горела холодным белым пламенем на фоне длинной, вышедшей из моды черной гривы.

Затем она обратила внимание на его взгляд. Он казался еще холоднее.

Четвертый граф Колчестер производит сильное впечатление, подумала она, приглашая его сесть в кресло в библиотеке. Он был бы просто неотразим, если бы не эти глаза. Они светились на суровом, аскетичном лице бесстрастным, безжизненным светом и, казалось, принадлежали умному и весьма опасному духу.

Во всех остальных отношениях Колчестер выглядел точно так, как Имоджин и представляла себе. Его блестящие статьи в «Замариан ревю» вполне отразили и его интеллект, и характер, сформировавшийся за годы нелегких путешествий в неведомые страны.

Человек, который способен спокойно переспать в саркофаге, должен обладать поистине железными нервами. Что как раз и требуется, с энтузиазмом отметила про себя Имоджин.

— Позвольте, милорд, все же представиться как подобает и представить вам мою тетю. — Она взяла чайник, собираясь разлить чай. Возбужденная присутствием Колчестера, она с трудом сдерживала эмоции. Ей вдруг захотелось рассказать правду, раскрыть свое инкогнито. Но осторожность взяла верх. Она не могла с уверенностью сказать, какова будет его реакция, а ведь в настоящий момент ей было очень важно, чтобы он согласился с ней сотрудничать.

— Как вы уже, по всей видимости, поняли, я Имоджин Уотерстоун. Это миссис Горация Элибанк, сестра моего покойного дяди. Она недавно овдовела и любезно согласилась стать моим компаньоном.

— Миссис Элибанк, — кивнул Маттиас.

— Ваша светлость. — Горация, напряженно сидя на краешке стула, метнула смущенный, неодобрительный взгляд на Имоджин.

Имоджин нахмурилась. Теперь, когда первоначальный испуг и формальности представления были позади, у Горации не было никаких оснований оставаться столь напряженной и встревоженной. В конце концов, Колчестер — граф. Еще более важно, по крайней мере для Имоджин, что это был Колчестер Замарский — прославленный первооткрыватель древнего, давным-давно забытого островного королевства, основатель Замарского института и престижного журнала «Замариан ревю», попечитель Замарского общества. Даже в соответствии с весьма высокими стандартами Горации он заслуживает неординарного приема.

Если говорить об Имоджин, то самое большее, на что она была сейчас способна, это не пялить на него глаза. Она все еще не могла до конца поверить, что Колчестер Замарский сидит в ее библиотеке и пьет чай, словно простой смертный.

«Но в нем не так уж много от простого смертного», — подумала она.

Высокий, поджарый и отлично сложенный, Колчестер отличался мускулистой, мужской грацией. Годы, проведенные в нелегких путешествиях и поисках Замара, без всякого сомнения, сделали свое дело и помогли сформироваться этой, вызывающей восхищение фигуре.

Она решилась напомнить себе, что подобными мышцами и силой отличается не один Колчестер. Она видела многих мускулистых мужчин. В конце концов, она жила в деревне. Большинство из ее соседей были фермеры, которые трудились на своих полях; у многих из них были широкие плечи и крепкие ноги. Она знает примеры мужской красоты. Взять, например, Филиппа Д'Артуа, ее учителя танцев. Филипп грацией напоминал летящую птицу. Или, например, Аластера Дрейка. Атлетически сложенный красавец, которому не требовались ухищрения портного, чтобы люди могли оценить красоту его телосложения.

Но Колчестер отличался от этих мужчин как ночь ото дня. Впечатление исходившей от него силы создавали отнюдь не его могучие плечи и бедра. Это была некая внутренняя сила, сродни несгибаемой стали. Сила воли, которую, казалось, можно было даже пощупать.

И еще в нем ощущалась необыкновенная цепкость, которую, пожалуй, можно было сравнить с цепкостью хищника, выжидающего свою жертву. Имоджин подумала, как же долго он ждал своего звездного часа, когда наконец-то раскрыл тайну лабиринта города Замара и отыскал погребенную под руинами библиотеку. Она была бы готова продать собственную душу, чтобы оказаться рядом с ним в тот памятный день.

Колчестер повернул в ее сторону голову и бросил испытующий и одновременно слегка удивленный взгляд. Создалось впечатление, что он прочитал ее мысли. Имоджин почувствовала, что ее накрыла волна тепла, отчего стало как-то не по себе. Чайная чашка, которую она придерживала рукой, зазвенела о блюдце.

В библиотеке было темно и прохладно, и Колчестер предусмотрительно затопил камин. В комнате, загроможденной разнообразными, порой причудливыми предметами, относящимися к обряду погребения, скоро должно потеплеть.

Когда Бесс уверили, что Колчестер никакой не вампир и не дух, и девушка окончательно пришла в себя, она отправилась на кухню приготовить чай и холодную закуску. Завтрак состоял из остатков кулебяки с семгой, пудинга и кусочка ветчины, но Колчестер, похоже, был этим вполне удовлетворен.

Имоджин оставалось лишь надеяться, что он будет удовлетворен. Еду привезли для женщин, занятых составлением каталога коллекции Селвина Уотерстоуна, рано утром в плетеной корзине. При виде того, как Колчестер отдает должное еде, Имоджин усомнилась в том, что Горации, Бесс и ей что-либо достанется.

— Я весьма рад с вами познакомиться, — сказал Маттиас.

Имоджин внезапно осознала, что звук его голоса оказывает на нее какой-то странный эффект. В нем ощущалась непонятная, неуловимая сила, которая грозила подчинить ее. Она невольно подумала о таинственных морях и неведомых землях.

— Еще чаю, милорд? — быстро спросила она.

— Благодарю вас. — Его длинные, красивые пальцы коснулись ее пальцев, когда он принимал чашку.

Удивительное ощущение испытала Имоджин, когда Колчестер коснулся ее. Оно распространилось по всей руке. Ее коже стало тепло, словно она оказалась слишком близко к огню. Имоджин поспешно опустила чайник, опасаясь уронить его.

— Весьма сожалею, что вас никто не встретил, когда вы прибыли вчера вечером, сэр, — сказала она, — Я отправила слуг по домам на несколько дней, пока мы с тетей проводим инвентаризацию. — Она внезапно нахмурилась, словно ей в голову пришла неожиданная мысль. — Я абсолютно уверена в том, что приглашала вас в коттедж Уотерстоуна, а не в поместье.

— Да, наверно, это так, — спокойно согласился Маттиас. — Но в вашем письме было так много инструкций, что кое-что я мог перепутать.

Горация метнула взгляд на Имоджин:

— Письмо? Какое письмо? Честное слово, Имоджин, я ничего не понимаю.

— Я все объясню, — заверила Имоджин свою тетушку. Она настороженно посмотрела на Маттиаса. В его глазах явно читалась ирония. Это задело ее за живое. — Милорд, я не нахожу ничего смешного в тексте письма.

— И я не нашел ничего смешного вчера вечером, — заметил Маттиас. — Время было позднее. Шел дождь. Лошадь моя была измотана. Поэтому я не счел нужным тратить время на розыски маленького коттеджа, когда в моем распоряжении находился весь этот огромный дом.

— Понятно. — Имоджин вежливо улыбнулась. — Должна сказать, что выглядите вы вполне спокойным и невозмутимым, хотя и проспали всю ночь в саркофаге. Мы с тетей всегда говорили, что представление дяди Селвина о том, какой должна быть кровать, не всем по вкусу.

— Мне приходилось спать в местах и похуже. — Маттиас взял последний ломтик ветчины и оглядел комнату. — Я слышал настоящие легенды о коллекции Селвина Уотерстоуна. На самом деле здесь, пожалуй, увидишь даже больше неожиданного, чем говорят.

Горация встревоженно взглянула на Маттиаса поверх очков:

— Я надеюсь, вы в курсе дела, что мой брат интересовался искусством и артефактами, связанными с обрядом погребения, сэр.

Глаза Маттиаса задержались на футляре для мумии в углу комнаты.

— Да.

— Теперь все это мое, — гордо заявила Имоджин. — Дядя Селвин оставил мне всю свою коллекцию вместе с домом.

Маттиас задумчиво посмотрел на нее:

— Вас интересует искусство погребения?

— Лишь то, что имеет отношение к Замару, — ответила Имоджин. — Дядя Селвин говорил, что у него есть несколько замарских вещей, и я надеюсь, что мы их разыщем. Но на это понадобится время. — Она жестом показала на груды антикварных вещей и похоронных принадлежностей в библиотеке. — Как вы можете убедиться, дядя не питал особой любви к порядку. Он так и не удосужился составить каталог своей коллекции. В этом доме могут быть обнаружены удивительные раритеты.

— Да, предстоит большая работа, — заметил Маттиас.

— Именно. Как я уже сказала, я намерена сохранить предметы, которые имеют отношение к Замарской цивилизации. Все остальное я передам либо коллекционерам, либо музею.

— Понятно. — Маттиас сделал глоток чая, продолжая разглядывать библиотеку.

Имоджин проследила за его взглядом. Трудно было отрицать тот факт, что ее эксцентричный дядя имел весьма странное пристрастие ко всему, что относится к смерти.

Древние мечи и военные доспехи, найденные в местах захоронений римлян и этрусков, лежали в беспорядке там и сям. Мебель была украшена изображениями сфинксов, химер и крокодилов — эти мотивы часто повторяются на египетских гробницах. Фрагменты бутылок из матового стекла, обнаруженные в могильниках, располагались на полках буфетов. Со стен смотрели посмертные маски.

Книжные шкафы были забиты сотнями потрепанных томов, в которых описывались ритуалы погребения и искусство бальзамирования. В конце комнаты штабелями были сложены огромные корзины. Имоджин их пока еще не открывала и не имела понятия об их содержимом.

Не легче была ситуация и в комнатах наверху — все они были набиты предметами из древних гробниц, которые Селвин Уотерстоун собирал всю жизнь.

Закончив беглый осмотр библиотеки, Маттиас обернулся к Имоджин:

— Что вы намерены делать с древностями Уотерстоуна — это меня не касается. Но вернемся к вашему делу. Не могли бы вы мне объяснить, для чего послали за мной?

Горация еле слышно ахнула и повернулась к Имоджин:

— Я просто не могу поверить, что ты это сделала. Какого дьявола ты не сказала мне об этом?

Имоджин умиротворяюще улыбнулась:

— Дело в том, что я послала за его светлостью за несколько дней до твоего приезда в Аппер-Стиклфорд. Я не была уверена в том, что граф соблаговолит появиться, поэтому не видела причины упоминать об этом.

— Очень глупо, — отрезала Горация. Первоначальный шок у нее прошел, и она обретала свойственную ей решительность. — Ты хоть понимаешь, Имоджин, кто это?

— Конечно же, понимаю. — Она понизила голос и уважительным шепотом произнесла:

— Это Колчестер Замарский.

Маттиас приподнял брови, но комментировать не стал.

— Как вы правильно заметили, милорд, — продолжала Имоджин, — время обратиться к сути дела. Вы были добрым другом дяди Селвина, насколько я понимаю.

— Разве? — удивился Маттиас. — Для меня это новость. Я не подозревал о том, что у Селвина Уотерстоуна были друзья.

Имоджин почувствовала беспокойство:

— Но мне сказали, что вы задолжали ему некую весьма значительную услугу. Он уверял, что вы поклялись отдать долг, если появится необходимость.

Маттиас некоторое время молча изучал Имоджин, затем сказал:

— Верно,

Имоджин облегченно вздохнула:

— Отлично. А то я вдруг подумала, что совершила ужасную ошибку.

— Вы часто допускаете подобные ошибки, мисс Уотерстоун? — мягко спросил Маттиас.

— Почти никогда, — уверила она его. — Дело в том, что мои родители высоко ценили роль образования. Меня чуть ли не с колыбели наряду с другими дисциплинами обучали логике и философии. Мой отец постоянно говорил, что тот, кто ясно мыслит, редко допускает ошибки.

— В самом деле, — пробормотал Маттиас. — Но если вернуться к вашему дяде… Верно, я считал, что нахожусь у него в долгу.

— Это связано с каким-нибудь древним текстом?

— Несколько лет назад во время своих путешествий он натолкнулся на старинную греческую рукопись, — сказал Маттиас. — В ней были косвенные намеки на некое затерянное островное королевство. Эти намеки вкупе с другими указаниями, обнаруженными мною, помогли мне определить местоположение Замара.

— То же самое мне рассказывал и дядя Селвин.

— Весьма сожалею, что он умер раньше, чем я успел расплатиться с ним, — сказал Маттиас.

— Не огорчайтесь, сэр, — улыбнулась Имоджин. — Вам представляется возможность выполнить свое обещание.

Маттиас посмотрел на нее. Лицо его было непроницаемо.

— Боюсь, я не вполне понимаю вас, мисс Уотерстоун. Ведь вы только что сказали мне, что ваш дядя умер.

— Так оно и есть. Но помимо коллекции мой дядя оставил мне в наследство и ваше обещание оказать ему услугу.

Воцарилась томительная тишина. Горация уставилась на Имоджин так, словно перед нею сидела сумасшедшая.

Маттиас смотрел на Имоджин каким-то загадочным взглядом.

— Прошу прощения, мисс? Имоджин откашлялась:

— Дядя Селвин завещал мне получить от вас долг. Это четко отражено в его последней воле.

— Разве?

«Дело идет не столь гладко, как я рассчитывала», — подумала Имоджин. Она взяла себя в руки.

— Я хочу воспользоваться этим вашим обещанием.

— О Боже! — прошептала Горация.

— Интересно, каким образом намерены вы получить долг, который я обязан был вернуть вашему дяде, мисс Уотерстоун? — спросил наконец Маттиас.

— Здесь, конечно, есть некоторые сложности, — сказала Имоджин.

— Это меня не удивляет.

Имоджин предпочла пропустить мимо ушей ироничную реплику и спросила:

— Вы знакомы с лордом Ваннеком, сэр?

Маттиас заколебался. В его взгляде на мгновение

Появилось холодное презрение.

— Он собирает замарские древности.

— Он был также мужем моей доброй подруги Люси Хэконби.

— Леди Ваннек, насколько я знаю, несколько лет назад умерла.

— Да, милорд. Три года тому назад, если быть точными. И я убеждена, что она была убита.

— Убита? — Впервые за все время в голосе Маттиаса можно было уловить некоторое удивление.

— Имоджин, я надеюсь, что ты не станешь., — Горация оборвала свою фразу и в смятении закрыла глаза.

— Я полагаю, что Люси убил ее муж, лорд Ваннек, — без обиняков сказала Имоджин. — Но это не докажешь… С вашей помощью, сэр, я и хочу добиться, чтобы восторжествовала справедливость.

Маттиас не проронил ни слова. Он продолжал смотреть ей в лицо.

Горация овладела собой:

— Милорд, я надеюсь, вы отговорите ее от этого безумного шага.

Имоджин напустилась на Горацию:

— Я не вправе тянуть с этим! Одна знакомая написала мне, что Ваннек снова собирается жениться. По всей видимости, он понес серьезные финансовые потери.

Маттиас пожал плечами:

— Это вполне похоже на правду. Несколько месяцев назад Ваннек вынужден был продать большой дом в городе и переехать в более скромные апартаменты. Но пока что ему удается соблюдать видимость благополучия.

— Я подозреваю, что сейчас он рыскает по балам и гостиным в Лондоне в поисках состоятельной юной наследницы, — сказала Имоджин. — Он вполне может убить и ее, если завладеет ее имуществом.

— Имоджин, право же, — слабо запротестовала Горация. — Как ты можешь выдвигать такие обвинения? У тебя нет абсолютно никаких доказательств.

— Я знаю, что Люси боялась Ваннека, — упорствовала Имоджин. — И я знаю, что Ваннек нередко бывал жесток с ней. Когда я навещала Люси в Лондоне незадолго до ее смерти, она призналась, что боится его, что когда-нибудь он убьет ее. Она говорила, что он до безумия ревнив.

Маттиас поставил на стол чашку, положил локти на подлокотники и сжал опущенные между коленей руки. С внезапным интересом он взглянул на Имоджин:

— И как вы мыслите осуществить свой замысел, мисс Уотерстоун?

На лице Горации отразился ужас.

— Боже милостивый, вы не должны подталкивать ее к этому, милорд!

— Мне просто любопытно, — сухо сказал Маттиас'. — Я бы хотел узнать подробности этого плана.

— Тогда все пропало, — пробормотала Горация. — Имоджин обладает способностью вовлекать людей в свои планы.

— Уверяю вас, меня не столь легко втянуть во что-либо, если мне это не по душе, — заверил ее Маттиас.

— Молю Бога, чтобы вы вспомнили эти ваши слова чуть позже, сэр, — негромко сказала Горация.

— Моя тетя иногда склонна к преувеличениям, — заметила Имоджин. — Не надо беспокоиться. План я продумала очень тщательно. Я знаю, что делаю… В настоящее время, как вы уже сказали, лорд Ваннек — заядлый коллекционер всего, что касается Замара.

— И что из этого следует? — Маттиас иронично скривил рот. — Ваннек может считать себя экспертом, но на деле он не в состоянии отличить подлинную замарскую вещь от ляжки лошади. Даже И.А.Стоун демонстрирует гораздо большую эрудицию.

Горация с шумом поставила чашку на стол. Она перевела взгляд с Маттиаса на Имоджин и снова на Маттиаса.

Имоджин сделала глубокий вдох и сдержанно проговорила:

— Я знаю, вы часто оспаривали выводы И.А.Стоуна на страницах «Замариан ревю».

На лице Маттиаса отразилось легкое удивление.

— Вы в курсе наших небольших склок?

— О да! Я уже несколько лет подписываюсь на этот журнал. Считаю ваши статьи весьма содержательными, милорд.

— Благодарю вас.

— Но я также думаю, что заметки И.А.Стоуна будят мысль, — добавила Имоджин, как она полагала, с мягкой улыбкой.

Горация предупреждающе нахмурилась:

— Имоджин, мы, кажется, уклоняемся от предмета нашего разговора. Не скажу, что я слишком желаю к нему возвращаться, однако…

— И.А.Стоун никогда не был в Замаре, — процедил сквозь зубы Маттиас. Впервые за все утро в его холодных глазах отразились человеческие эмоции. — Его знания получены не из первых рук, однако он считает себя вправе делать весьма решительные выводы на основе моих работ.

— И работ мистера Ратледжа, — поспешила уточнить Имоджин.

Глаза Маттиаса снова стали холодными.

— Ратледж умер четыре года назад во время поездки в Замар. Это всем известно. К сожалению, его труды уже устарели. И.А.Стоуну следовало бы это знать и не ссылаться на них в своих исследованиях.

— У меня сложилось впечатление, что работы И.А.Стоуна хорошо восприняты членами Замарского общества, — бросила пробный камень Имоджин.

— Я готов допустить, что Стоун располагает кое-какими поверхностными знаниями о Замаре, — с элегантным высокомерием признал Маттиас. — Но он черпает их из работ более информированного эксперта.

— Такого, как вы, милорд? — вежливо осведомилась Имоджин.

— Именно. Очевидно, Стоун внимательно проработал все, что написано о Замаре. И к тому же он отличается невероятной склонностью не соглашаться со мной по некоторым пунктам.

Горация тихонько кашлянула:

— Так что же, Имоджин?

Имоджин преодолела искушение продолжать спор, Горация была права. Сейчас их интересовало другое.

— Да, вернемся к Ваннеку. При всей его интеллектуальной ограниченности, следует признать, что он известен как страстный собиратель замарских артефактов.

Кажется, Маттиас предпочел бы сейчас продолжить жаркую дискуссию об отсутствии опыта у И.А.Стоуна. Однако все-таки заставил себя вернуться к разговору о Ваннеке.

— Послушать его, так все, о чем бы ни шла речь, — из древнего Замара.

Имоджин сурово заметила:

— Буду откровенной, сэр. Ходят слухи, что вы точно такой же. Разница лишь в том, что вы непререкаемый авторитет по вопросам Замара. Я уверена, что при коллекционировании вами руководят тонкий вкус и осмотрительность.

— Я держу у себя лишь самые красивые, самые редкие и наиболее интересные замарские артефакты. — Маттиас не мигая смотрел на Имоджин. — Другими словами, лишь те, которые я сам откопал. И что из того?

Имоджин с удивлением ощутила пробежавший по спине холодок. Не так-то много на свете вещей, которые способны были вывести ее из равновесия, но что-то в голосе Маттиаса действовало на нее именно так.

— Как я уже говорила, я не располагаю доказательствами, чтобы обвинить Ваннека в убийстве. Но я слишком многим обязана Люси, чтобы позволить ее убийце безнаказанно ходить по земле. Целых три года я пыталась придумать план, чтобы отомстить, но лишь после смерти дяди Селвина наконец представилась такая возможность.

— Что конкретно вы намереваетесь сделать с Ваннеком?

— Я хочу разрушить его репутацию порядочного человека в глазах света. И после этого Ваннек не сможет охотиться за невинными девушками вроде Люси.

— Вы серьезно намерены сделать это?

— Да, милорд. — Имоджин вскинула подбородок и не мигая выдержала взгляд Колчестера. — Я предельно серьезна. Я намерена поставить ловушку Ваннеку, что приведет его и к финансовому краху, и к потере положения.

— Для ловушки требуется приманка, — негромко заметил Маттиас.

— Вы совершенно правы, милорд. В качестве приманки я хочу использовать Великую печать королевы Замара.

Глаза Маттиаса округлились.

— Вы хотите сказать, что владеете печатью королевы?

Имоджин посерьезнела:

— Конечно, нет. Вы лучше кого бы то ни было знаете, что печать эта не была найдена. Но незадолго до своей смерти Ратледж направил письмо в «Замариан ревю», в котором информировал редакцию, что он занят поисками Великой печати. По слухам, он умер в подземном лабиринте во время ее поисков, потому что на него пало проклятие.

— Что, конечно, полная чушь. — Маттиас элегантно приподнял одно плечо. — О проклятии говорят только потому, что печать, как предполагают, чрезвычайно ценная. Все особенно дорогие предметы всегда окружены легендами.

— Согласно вашим исследованиям, Великая печать королевы изготовлена из чистого золота и инкрустирована бриллиантами, — напомнила Имоджин. — Вы ведь видели ее описание.

Скулы Маттиаса напряглись.

— Подлинная ценность печати определяется тем, что она изготовлена замечательными мастерами исчезнувшего народа. Если печать существует, то она бесценна — и вовсе не потому, что сделана из драгоценных камней и золота, а потому, что может рассказать нам о древнем Замаре.

Имоджин улыбнулась:

— Мне понятны ваши чувства, сэр. Я и не ожидала услышать от вас что-либо другое. Но смею вас уверить, что такого подленького по натуре человека, как Ваннек, привлекает исключительно материальная сторона. В особенности при его нынешних стесненных обстоятельствах.

Маттиас улыбнулся недоброй улыбкой:

— В этом вы, без сомнений, совершенно правы. И как это увязывается с вашим планом?

— Мой план чрезвычайно прост. Я отправлюсь с тетей Горацией в Лондон и проникну в круги, в которых вращается Ваннек. Благодаря дяде Селвину у меня есть для этого деньги. А благодаря тете Горации у меня есть и необходимые связи.

Горация заерзала на стуле и пояснила извиняющимся тоном Маттиасу:

— Я в дальнем родстве с маркизом Бланчфордом по материнской линии.

Маттиас нахмурился:

— Кажется, Бланчфорд путешествует сейчас за границей?

— Да, — подтвердила Горация. — Это его обычное занятие. Не секрет, что он не любит бывать в обществе.

— Мы с ним схожи в этом отношении, — сказал Маттиас.

Имоджин проигнорировала слова обоих.

— Бланчфорд редко появляется в обществе, но это нисколько не помешает появиться там тете Горации и мне.

— Другими словами, — уточнил Маттиас, — вы собираетесь воспользоваться связями тети, чтобы воплотить в жизнь ваш безумный план.

Горация закатила глаза к потолку и неодобрительно хмыкнула. Имоджин бросила сердитый взгляд на Маттиаса:

— Это вовсе не безумный план, Он очень даже умный. Я разрабатывала его не одну неделю… Словом, я намекну о печати королевы.

Маттиас поднял брови:

— Каким образом?

— Я скажу, что, делая инвентаризацию коллекции дяди, натолкнулась на карту, в которой есть ключ к местонахождению печати.

— Черт побери, — пробормотал Маттиас. — Вы хотите убедить, что эта несуществующая карта выведет его к бесценному артефакту?

— Именно.

— Просто не верю своим ушам. — Маттиас перевел взгляд на Горацию, как бы обращаясь к ней за поддержкой.

— Я ведь пыталась вас предупредить, милорд, — пробормотала Горация.

Имоджин энергично наклонилась вперед:

— Я намерена убедить Ваннека, что покажу эту карту тому, кто поможет финансировать экспедицию за печатью.

Маттиас вопросительно посмотрел на нее:

— И что это, по-вашему, даст?

— Разве не ясно? Ваннек не сможет устоять перед соблазном отправиться за печатью. Но поскольку в финансовом отношении он переживает не лучшие времена и пока еще не нашел себе богатую наследницу, он не в состоянии финансировать экспедицию самостоятельно. Я подтолкну его к идее образования консорциума инвесторов.

Маттиас не отрывая взгляда смотрел на Имоджин.

— Позвольте мне высказать догадку: вы намерены вынудить Ваннека обратиться за финансовой поддержкой, а затем отсечь ее?

— Я знала, что вы поймете. — Имоджин была искренне рада, что до Маттиаса наконец-то начинает доходить гениальность ее плана. — Именно так. Не составит труда убедить Ваннека создать консорциум для финансирования экспедиции.

— А когда он потратит деньги консорциума на то, чтобы зафрахтовать судно, набрать команду и закупить дорогостоящее оборудование, необходимое для экспедиции, вы снабдите его вымышленной картой…

— И он отправится в дурацкое путешествие, — заключила Имоджин, не скрывая удовлетворения. — Ваннек никогда не найдет Великую печать королевы. Экспедиция провалится, члены консорциума будут в ярости. Пойдут слухи, что это был грандиозный обман, направленный против невинных инвесторов… Мыльный пузырь, дутое предприятие… Ваннек не решится возвратиться в Лондон. Его кредиторы будут охотиться за ним многие годы. А если он и отважится когда-нибудь вернуться, то уже никогда не сможет занять прежнее месте в обществе. И шансы поправить свое состояние с помощью женитьбы для него будут равны нулю.

Похоже, откровения Имоджин произвели на Маттиаса впечатление.

— Даже не знаю, что вам сказать, мисс Уотерстоун… Просто поразительно.

«Можно испытать удовлетворение уже оттого, что мой план произвел подобное впечатление на Колчестера Замарского», — подумала Имоджин.

— Неплохой план, вы не находите? Остается добавить, что мне нужен именно такой партнер, как вы, милорд.

— Милорд, прошу вас, скажите, что это безумный, опасный, безрассудный, дурацкий план! — обратилась Горация к Маттиасу.

Маттиас бросил беглый взгляд на Горацию, после чего сурово произнес:

— Ваша тетя совершенно права. Его можно охарактеризовать именно такими — впрочем, не только такими — словами.

Похоже, Имоджин была ошеломлена.

— Чушь! План сработает! Я абсолютно уверена в этом.

— Допускаю, что буду сожалеть, но все же рискну спросить. Мисс Уотерстоун, меня мучает болезненное любопытство. Скажите, а какую роль вы отводите в вашем грандиозном плане мне?

— Разве это не ясно, милорд? Вы признанный авторитет во всем, что касается Замара. За исключением И.А.Стоуна, другого такого авторитета в этой области нет.

— Исключений не существует, — сурово поправил ее Маттиас. — Тем более в лице И.А.Стоуна.

— Если вы на этом настаиваете, милорд, — пробормотала Имоджин. — Каждый член Замарского общества знает о вашей квалификации.

Маттиас не стал опровергать ее слова:

— И что из этого?

— Я полагала, это очевидно, сэр. Простейший и наиболее эффективный способ убедить Ваннека в том, что я обладаю картой, дающей ключ к местонахождению Великой печати королевы, — это продемонстрировать, что вы верите в это.

— Черт побери!] — В голосе Маттиаса прозвучало едва ли не восхищение. — Вы хотите, чтобы я убедил Ваннека и все общество, будто верю в то, что дядя оставил вам подобную карту?

— Именно, милорд! — Имоджин испытала облегчение, почувствовав, что Маттиас наконец-то схватил суть ее замысла. — Ваша заинтересованность в карте придает необходимую достоверность моей легенде.

— А каким образом я должен буду продемонстрировать эту заинтересованность?

— Это самое простое, милорд! Вы сделаете вид, что хотите соблазнить меня.

Ответом Маттиаса было молчание.

— О Боже, — прошептала Горация. — Кажется, мне нехорошо.

Маттиас некоторое время смотрел на Имоджин.

— Я должен… вас соблазнить?

— Конечно, это будет просто видимость, — успокоила она его. — Но в обществе заметят, что вы преследуете меня. Ваннек же сделает вывод, что причина может быть лишь одна.

— Он решит, что я стремлюсь заполучить Великую печать королевы, — сказал Маттиас.

— Именно.

Горация издала тяжелый вздох:

— Мы обречены.

Маттиас тихонько постучал пальцем по ободку чашки.

— А почему Ваннек или кто-то другой решит, что моя цель — соблазнить вас? Ведь вы, должно быть, знаете, что я недавно вернулся в Англию и вступил во владение титулом. В обществе могут вполне посчитать, Что я ищу жену, а не любовницу.

Имоджин поперхнулась чаем.

— Об этом не беспокойтесь, милорд. Никому и в Голову не придет, что вы собираетесь сделать мне предложение.

Маттиас изучающе посмотрел на ее лицо:

— А что у вас за репутация?

Имоджин аккуратно поставила на стол чашку.

— Я вижу, вы не имеете понятия о том, что я собой представляю. Впрочем, это неудивительно. Вы ведь находились за пределами страны несколько лет.

— Вы не могли бы просветить меня относительно своей персоны? — недовольно произнес Маттиас.

— Три года назад, когда я приезжала с визитом к Люси в Лондон, я обрела прозвище «Нескромная Имоджин». — После некоторого колебания она добавила:

— Моя репутация безнадежно испорчена.

Брови Маттиаса образовали одну сплошную черную линию. Он вопросительно посмотрел на Горацию.

— Это правда, милорд, — негромко подтвердила Горация.

Маттиас снова перевел взгляд на Имоджин:

— Кто был тот мужчина?

— Лорд Ваннек, — ответила Имоджин.

— Черт побери! — тихонько произнес Маттиас. — Неудивительно, что вы жаждете мести.

Имоджин выпрямилась:

— Это никак не связано с моим планом. Мне ровным счетом наплевать на собственную репутацию. Отмщения требует убийство Люси. О своей истории я рассказала вам лишь для того, чтобы вы поняли: общество не воспринимает меня как подходящую кандидатуру в жены. Все поймут, что человек вашего положения хочет завести со мной лишь короткий роман или же заполучить от меня нечто ценное.

— Например, печать королевы. — Маттиас покачал головой. — Черт побери!

Имоджин быстро поднялась и ободряюще ему улыбнулась.

— Я вижу, что теперь вы схватили суть дела, милорд. О деталях моего плана мы можем поговорить, вечером за ужином. К тому времени мы, я надеюсь, закончим инвентаризацию. А поскольку вы уже здесь и вам нечем пока что заняться, не хотите ли нам помочь?

 

Глава 2

Горация пододвинулась поближе к Маттиасу, когда они остались в библиотеке одни.

— Милорд, вы должны что-то сделать.

— Разве?

Озабоченность на лице Горации сменилась выражением явного неодобрения.

— Сэр, я отлично осведомлена о том, кто вы и что вы собой представляете. Когда это произошло десять лет назад, я жила в Лондоне.

— В самом деле?

— Тогда я не принадлежала к вашему кругу. Но некоторые уважаемые люди принадлежали. Так или иначе, я знаю, как и почему вы заслужили прозвище Безжалостный Колчестер. Моя племянница знает вас лишь как Колчестера Замарского. Она восхищается вами уже много лет. Она не знакома с вашими печально известными историями.

— Почему вы ей не расскажете об этом, миссис Элибанк? — негромко спросил Маттиас.

Горация отступила на шаг, словно боясь, что он прыгнет и вцепится в нее клыками.

— Это не поможет. Она назовет это мерзкой сплетней. Я знаю ее. Она сочтет, что ваша репутация несправедливо запятнана, так же как и ее. И без сомнения, станет вашим верным союзником и сторонником.

— Вы и в самом деле так считаете? — Маттиас задумчиво посмотрел на дверь. — У меня их совсем немного.

— Немного — чего? — не поняла Горация.

— Верных союзников и сторонников.

— Я полагаю, мы оба знаем, что для этого есть весьма основательные причины, милорд, — парировала Горация.

— Как скажете.

— Колчестер, я понимаю, что не мне судить вас, но я в отчаянии. Моя племянница полна решимости осуществить свой безумный план. Вы моя единственная надежда.

— Черт возьми, что я, по-вашему, должен сделать? — Маттиас бросил взгляд через плечо, желая удостовериться, что Имоджин не вернулась в комнату. — Не обижайтесь, мадам, но я никогда не встречал такой женщины, как мисс Уотерстоун. Она способна подмять человека.

— Я знаю, что вы имеете в виду, но надо что-то предпринять… Иначе мы окажемся втянутыми в осуществление этого грандиозного плана мести, который она разработала.

— Мы? — Маттиас взял с ближайшей полки том в кожаном переплете.

— Уверяю вас, Имоджин не откажется от своего замысла, даже если вы не согласитесь с ней сотрудничать. Она просто найдет другой способ привести его в исполнение.

— Строго говоря, это уже не мои проблемы.

— Как вы можете так говорить? — в отчаянии произнесла Горация. — Ведь вы дали обещание моему брату, сэр! И было завещание Селвина!.. В нем сказано, что вы всегда держите своё слово. Даже ваши злейшие враги — а их у вас немало — не могут этого отрицать.

— Верно, мадам, я всегда выполняю свои обещания. Но я должен был Селвину Уотерстоуну, а не его племяннице.

— Сэр, если вы хотите заплатить долг моему дорогому покойному брату, вы должны уберечь Имоджин от неминуемой беды.

— Имоджин ожидает от меня совершенно другой помощи, мадам. Она с дьявольским упорством стремится к этой беде. С учетом ее энергии и решимости, я подозреваю, она добьется своей цели.

— Она поразительно упряма, — признала Горация.

— Она способна посрамить и Наполеона, и Веллингтона. — Он повернулся к полкам, забитым книгами. — Я, например, не имею ясного представления, каким образом способен помочь мисс Уотерстоун с инвентаризацией коллекции.

— Такое нередко случается с моей племянницей, — задумчиво проговорила Горация. — Она любит самостоятельно контролировать ситуацию.

— Понятно. — Маттиас посмотрел на заглавие тома, который держал в руках. «Описание странных и необыкновенных предметов в гробницах, обнаруженных на островах южных морей». — Я думаю, это должно войти в ваш перечень.

— Книги об артефактах гробниц? — Горация подошла к письменному столу и склонилась над открытым журналом. Она макнула гусиное перо в чернила и сделала какую-то пометку. — Очень хорошо, вы можете положить ее вместе с другими.

Маттиас водрузил том на все возрастающую стопу аналогичных книг. Он рассеянно посмотрел на оставшиеся тома, поскольку его мозг был занят более насущными проблемами, связанными с Имоджин Уотерстоун. Прежде чем принять решение относительно дальнейших действий, он должен располагать необходимой информацией.

— Каким образом Ваннек скомпрометировал вашу племянницу, мадам?

Горация поджала губы:

— Это очень неприятная история.

— Чтобы действовать, я должен знать хотя бы наиболее существенные факты.

Горация с надеждой посмотрела на него:

— Пожалуй, будет лучше, если вы узнаете некоторые подробности от меня, а не из столичных сплетен. Они ведь, кажется, и вашей репутации повредили, милорд?

Маттиас встретил ее взгляд:

— Вы правы, миссис Элибанк. У вашей племянницы и у меня немало общего.

Горация внезапно стала внимательно рассматривать посмертную маску древних этрусков.

— Так вот, три года назад Люси пригласила Имоджин в Лондон. К тому моменту леди Ваннек была замужем уже больше года, но это было ее первое приглашение.

— Имоджин остановилась у лорда и леди Ваннеков?

— Нет. Люси предупредила, что не может предложить ей остановиться в их доме, потому что лорд Ваннек не выносит гостей. Она предложила снять для Имоджин на несколько недель домик и позаботилась об этом.

Маттиас нахмурился:

— Имоджин отправилась в Лондон одна?

— Да. Я не могла сопровождать ее, потому что мой муж был в то время тяжело болен. Да Имоджин и не считала, что ей нужна компаньонка. У нее очень независимый характер.

— Я это заметил.

— Вину за это я целиком возлагаю на ее родителей, упокой Господь их душу, — вздохнула Горация. — Они души в ней не чаяли и все делали из лучших побуждений, но воспитали ее слишком независимой.

— Каким образом? — поинтересовался Маттиас.

— Мой брат и его жена были далеко не молоды, когда у них родилась Имоджин. Они уже совсем было потеряли надежду иметь детей. Рождение Имоджин было для них великой радостью.

— У нее пет братьев или сестер?

— Нет. Ее отец — Джон, мой старший брат, был философом и имел весьма радикальные взгляды на воспитание молодежи. Он увидел в Имоджин блестящую возможность воплотить на практике свои теоретические воззрения.

— А мать?

Горация сделала гримасу:

— Алетея была весьма своеобразная леди. В молодые годы она наделала шуму… Написала книгу, в которой вполне серьезно подвергала сомнению значение брака для женщины. Мой брат влюбился в нее сразу же, как только прочитал книгу. Они тут же поженились.

— Несмотря на ее взгляды на брак?

— Алетея всегда говорила, что Джон — единственный во всем мире мужчина, который подходит ей как муж. — Поколебавшись, Горация добавила:

— Она была права. Во всяком случае, ее взгляды на женское воспитание были тоже весьма своеобразны. Она написала книгу и об этом.

— Другими словами, Имоджин — продукт радикального философского эксперимента?

— Боюсь, что именно так.

— А что случилось с вашим братом и его женой?

— Они умерли от легочной инфекции в тот год, когда Имоджин исполнилось восемнадцать лет. — Горация покачала головой. — Я часто говорила им, что их привычка курить этот мерзкий американский табак не доведет до добра. К счастью, Имоджин не унаследовала этой гадкой привычки.

— Вы собирались рассказать мне, что произошло три года назад, когда Имоджин отправилась в Лондон. — Маттиас замолчал, услышав шум приближающихся шагов в зале.

Имоджин заглянула в дверь и вопросительно посмотрела на Маттиаса и Горацию:

— Как идет инвентаризация?

Маттиас только что взял в руки переплетенный том «Квортерли ревю антиквитиз».

— Надеюсь, что инвентаризация идет успешно, мисс Уотерстоун.

— Отлично. — Имоджин взглянула на листок, который держала в руках. — Я составила график, и если мы будем его придерживаться, то закончим инвентаризацию первого этажа до нашего отъезда в Лондон в четверг. Тетя Горация и я завершим инвентаризацию оставшейся части дома после возвращения через несколько недель. Так что желаю успешной работы. — Она бодро помахала рукой и исчезла за дверью.

Маттиас задумчиво смотрел ей вслед.

— Удивительное создание.

— Я боюсь, что ничто не способно отвлечь ее от поставленной цели, милорд, — с грустью признала Горация.

Маттиас положил журнал на стол.

— Вы рассказывали мне, каким образом она была скомпрометирована три года назад.

— Если бы я могла тогда отправиться в Лондон с ней вместе! Имоджин считает себя дамой света, но вы, сэр, понимаете скорее всего не хуже меня, что, проведя всю жизнь в Аппер-Стиклфорде, она была совершенно не подготовлена к появлению в свете. Более того, ее родители питали отвращение к высшему обществу. Они вдалбливали ей в голову множество бесполезных предметов, таких как греческий, латынь или логика, но не обучали полезным вещам — например, как выжить в высшем обществе.

— Ягненок среди волков, — проговорил Маттиас. — Однако ягненок с зубками, я так полагаю.

— Ее подруга Люси также ничем ей не могла помочь, — с горечью сказала Горация. — Леди Ваннек определенно несла долю ответственности за инцидент. Но это лишь для вашего сведения… Я знаю, что Имоджин считала ее близкой подругой, однако, я уверена, она была эгоистка и думала только о себе.

— Вы знали Люси?

— Мне приходилось с ней встречаться, когда я навещала брата и его семью. Она была красива, может быть, даже очаровательна. Но красоту и обаяние использовала лишь для того, чтобы манипулировать другими. Она разбила сердца нескольких молодых фермеров здесь, в Аппер-Стиклфорде. Насколько я понимаю, Люси подружилась с Имоджин лишь потому, что в округе не было других молодых леди. Она даже не утруждала себя перепиской с Имоджин после того, как переехала в Лондон и прожила там целый год. А затем как гром среди ясного неба — приглашение.

— Так что же все-таки произошло в Лондоне?

— В первое время все шло нормально. Имоджин стала активным членом Замарского общества. Она буквально бредила Замаром начиная с семнадцати лет. В тот год вы и Ратледж вернулись из вашей первой экспедиции. Имоджин вступила в Замарское общество вскоре после того, как оно было образовано, но у нее не было возможности встречаться с его членами до приезда в Лондон.

— Как ни прискорбно, но должен заметить, что Замарское общество состоит преимущественно из любителей и дилетантов… К сожалению, Замар вошел в моду.

— Возможно… Тем не менее Имоджин впервые получила возможность общаться с теми людьми, которые разделяют ее интересы. Она была очень взволнована этим. Вы должны помнить, что она осталась одна после смерти родителей. Единственной ее подругой была Люси, а после отъезда Люси в Лондон Имоджин оказалась абсолютно одинокой. Боюсь, что изучение Замара значило для нее слишком много, если не сказать все. И естественно, что встречи с такими же увлеченными людьми весьма волновали ее.

— С кем именно она встречалась? — насторожился Маттиас. Мода на Замар привлекла в ряды Замарского общества скучающих франтов, молодых повес, ищущих развлечений.

— Люси представила племяннице молодого человека по имени Аластер Дрейк. — Горация сделала паузу. — Это было единственное доброе дело, которое Люси сделала для Имоджин. Мистер Дрейк разделял энтузиазм Имоджин в отношении Замара.

— В самом деле?

— По всем сведениям, у них сложились добрые отношения. Я слышала от друзей, что у мистера Дрейка появились даже нежные чувства к Имоджин. Поговаривали и о возможном предложении с его стороны. Но затем разразилось несчастье.

Маттиас перестал изображать, что он занимается инвентаризацией. Он оперся плечом о полки и скрестил на груди руки.

— Несчастье в лице лорда Ваннека, как я понимаю?

Глаза Горации, увеличенные линзами очков, были печальны,

— Да. Имоджин не имела ни малейшего понятия о том, как вести себя с развратником, который хочет соблазнить девушку. Некому было наставить или предостеречь ее. — Она внезапно замолчала, вынула платочек из кармана фартука и промокнула им глаза. — Об этой истории даже говорить трудно.

— Я должен просить вас завершить рассказ, мадам, — безжалостно проговорил Маттиас. — Я не могу принять решение, как мне действовать, пока не узнаю, что произошло.

Горация искоса недоверчиво посмотрела на него и, видимо, приняла решение. Она положила платочек в карман.

— Хорошо, сэр. Это никакой не секрет. Все в городе знали о происшествии, и когда Имоджин вновь появится сплетня, без сомнения, оживет снова… Короче говоря, Имоджин застали в спальне с Ваннеком.

Маттиас не мог объяснить причины, но почувствовал себя так, как если бы ему ногой ударили в живот. Он был сам поражен такой реакцией. Ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что он не ожидал столь драматической развязки повествования.

Он предполагал нечто более невинное. Ведь подмочить репутацию молодой женщины в обществе ничего не стоит. Один неосторожный поцелуй, выход в магазин или выезд на лошади без сопровождения компаньонки, слишком много вальсов с одним человеком, какой-нибудь довольно безобидный промах — все это может стать для девушки роковым. В высшем свете соблюдать приличия — это альфа и омега поведения.

Но быть обнаруженной в спальне с мужчиной — любым мужчиной, даже если не брать в расчет репутацию Ваннека, — это уже серьезно. Нескромная Имоджин, по всей видимости, заслужила свое прозвище, подумал Маттиас. Ей еще повезло в том отношении, что эпитет мог бы быть и покрепче.

— Это была спальня Ваннека? — заставил себя спросить Маттиас. — Или она пригласила его к себе?

— Нет, конечно. — Горация отвела взгляд. — Но в конечном итоге было бы, наверно, лучше, если бы инцидент произошел в его или ее спальне. К сожалению, Имоджин и Ваннека застали вдвоем в спальне на втором этаже во время бала, который давали лорд и леди Сандоуны.

— Понятно. — Маттиас не без усилий подавил заклокотавший в нем гнев. Какого черта он принимает это так близко к сердцу? Он едва знает Имоджин. — Ваша племянница не останавливается на полпути, не так ли?

— Это не ее вина, — взяла под защиту племянницу Горация. — В спальню ее заманил Ваннек.

— Кто их обнаружил? Горация издала тяжелый вздох:

— Мистер Дрейк, приятный молодой человек, который был близок к тому, чтобы сделать ей предложение. С ним находился его компаньон. Естественно, после этого разговор о женитьбе больше не возникал. Но вряд ли следует осуждать за это мистера Дрейка.

— Но этот Дрейк мог по крайней мере держать свои рот на замке.

— Вероятно, он держал. Но я сказала, что он был с компаньоном в этот вечер. И тот, по всей видимости, оказался не таким уж джентльменом.

Маттиас с шумом выдохнул воздух:

— Этот инцидент, как вы выражаетесь, должно быть, положил конец дружбе между мисс Уотерстоун и леди Ваннек?

— Люсн покончила с собой на следующий день после того, как Ваннека и Имоджин обнаружили в спальне. Она оставила записку, в которой написала, что не может смириться с тем, что ее лучшая подруга предала ее и совратила ее мужа.

Подумав лишь мгновение, Маттиас быстро спросил:

— Каким образом она покончила с собой?

— Она приняла большое количество настойки опия.

— И нет никаких сомнений в том, что она совершила самоубийство?

— В обществе в этом никто не сомневается. Имоджин единственный человек, кто считает, что это Ваннек убил Люси. Я боюсь, что Имоджин просто находится под впечатлением неприятного инцидента, который связан с его именем… Но в том, что случилось в спальне, — вина Ваннека. В этом у меня нет никаких сомнений.

Маттиас взглянул на дверь библиотеки, чтобы снова удостовериться в отсутствии Имоджин.

— А сейчас, спустя три года, мисс Уотерстоун вдруг пришла сумасбродная мысль отомстить за подругу.

— Я думаю, эта мысль подспудно все время жила в ней, — призналась Горация. — Как член Замарского общества, она переписывается со множеством людей. Несколько недель назад один из ее корреспондентов сообщил, что лорд Ваннек занят поисками богатой наследницы. Мой брат недавно умер и оставил Имоджин этот дом со всем содержимым и… гм… с вашим обещанием, и тогда Имоджин внезапно загорелась этой идеей.

— Загорелась — это не совсем то слово, которое я употребил бы. — Маттиас отстранился от книжного шкафа. Его взгляд упал на последний номер «Замариан ревю». Увидев дату выпуска, он нахмурился и чертыхнулся.

— Что-то случилось, милорд?

— Нет. — Он взял журнал в руки и быстро перелистал страницы. — Просто в этом номере редакция опубликовала две статьи, в которых дается различная интерпретация замарских надписей. Одна написана мной, вторая — И.А.Стоуном. Это парень постоянно преследует меня.

— Вот как? — Горация занялась погребальной урной.

— Редакция по непонятной причине охотно и много публикует этого типа, хотя всякому болвану ясно, что его выводы совершенно ошибочны. Я поговорю с редактором об этом.

— Вы собираетесь разговаривать с редактором о публикациях И.А.Стоуна?

— А почему бы нет? Я основал этот чертов журнал. На мне лежит ответственность за то, чтобы в нем публиковались по-настоящему умные, серьезные материалы.

— Понимаю. А что, выводы И.А.Стоуна о замарских надписях не совпадают с вашими, милорд? — ровным голосом спросила Горация.

— Не совпадают. И что особенно раздражает — Стоун, как обычно, делает выводы на основе опубликованных мною результатов исследований. — Маттиас взял себя в руки, не позволив до конца выплеснуться своему раздражению. Обычно статьи других ученых о Замаре его совершенно не интересовали. Он знал лучше, чем кто-либо другой, что после гибели Ратледжа у него нет соперников в этой области.

Никто и не пытался бросать Маттиасу вызов, пока восемнадцать месяцев назад некий И.А.Стоун не разразился статьей на страницах журнала.

После этой публикации Маттиас испытал раздражение, ученый мир — изумление; тем не менее, И.А.Стоун оказался первым человеком, чьи статьи вызывали у Маттиаса желание отреагировать на них. Он не мог понять себя, ведь он никогда даже не встречал этого Стоуна. Своего нового соперника он знал лишь по его статьям. Он дал себе слово, что разыщет Стоуна и поговорит с этим выскочкой.

— Милорд, опять какие-то проблемы? — вкрадчиво спросила Горация.

— Простите, мадам. Стоун — это моя головная боль.

— Я заметила, сэр.

— С того момента, как я несколько месяцев назад вернулся в Англию, я познакомился с его статьями, которые занимали все больше места в «Замариан ревю». Теперь члены Замарского общества разделились и принимают либо его, либо мою сторону, если наши мнения расходятся.

— Я понимаю ваши чувства на этот счет, учитывая ваш авторитет в этой области, — дипломатично изрекла Горация.

— Авторитет? Да И.А.Стоун при каждом удобном случае пытается пошатнуть его!.. Впрочем, это совсем другой вопрос. Сейчас мы обсуждаем Имоджин и ее сумасбродный план.

Горация внимательно посмотрела ему в лицо:

— Да, это верно.

— Я полагаю, что инцидент трехлетней давности не помешает ей снова вернуться в общество?

— Не возлагайте надежд на то, что она не получит приглашений, — предостерегла Горация. — Боюсь, что общество примет ее даже с интересом. Мои родственные связи с Бланчфордом, наследство, полученное ею от Селвина, ее рассказ о карте, которая может привести к замарскому сокровищу, — все это снова пробудит утраченный к ней интерес света.

— Ее будут рассматривать как неподходящую невесту, но в то же время как весьма интересную особу, — негромко сказал Маттиас.

— Боюсь, вы очень точно все выразили.

— Это предвещает беду.

— Да, милорд. Вы моя единственная надежда. Если вы не найдете способа отговорить ее, Имоджин, без сомнения, на всех парусах устремится навстречу катастрофе. — Горация выдержала паузу, чтобы последующие ее слова показались еще более весомыми. — Мне кажется, что если вы и в самом деле намерены платить долг моему брату, вы должны спасти Имоджин. Именно этого хотел Селвин.

Маттиас поднял брови:

— Вы способны весьма лаконично формулировать цели, миссис Элибанк.

— Я в отчаянии, сэр.

— Вам ничего иного не остается, однако почему вы думаете, что можно манипулировать обещанием, данным мной вашему брату.

Горация задохнулась от неожиданности, но затем сумела взять себя в руки:

— Милорд, умоляю вас уговорить племянницу отказаться от этой безумной идеи.

Маттиас посмотрел ей в глаза:

— Если вы говорите, что вам известна моя репутация, миссис Элибанк, то вы должны знать, что я склонен скорее губить, чем спасать людей.

— Да, сэр, я знаю об этом. — Горация простерла руки. — Но к кому же мне обратиться! Она не желает меня слушать! А вы дали обещание моему брату. Всему свету известно, что Безжалостный Колчестер всегда выполняет обещания.

Маттиас не ответил. Он молча прошел к двери, пересек зал, подошел к лестнице и стал подниматься, перешагивая через ступеньку.

Поднявшись, Маттиас остановился и прислонился к стене. По доносящемуся издали шуму он понял, что Имоджин работает в восточном крыле. Он решительно направился в ту сторону.

Имоджин Уотерстоун уже успела нарушить размеренный ритм его жизни, думал он. Пора ему взять под собственный контроль свою судьбу. Он всегда выполнял обещания, но, как он предупредил Горацию, делал это на своих условиях.

До него все время доносился стук, пока он шел к спальне по левую сторону коридора. Маттиас остановился в дверях и окинул взглядом комнату.

Спальня представляла собой затемненное помещение, выдержанное в том же похоронном стиле, что и весь дом. Тяжелые черные шторы на окнах были раздвинуты, но проникающий сюда свет, казалось, был не в состоянии одолеть мрак. На кровати лежало покрывало траурного цвета. С потолка свисали черные и темно-бордовые светильники.

Самым привлекательным зрелищем в спальне был округлый зад Имоджин. Маттиас почувствовал, как у него заныло в паху.

Имоджин нагнулась, чтобы достать из-под кровати железный чемодан, и взору Маттиаса предстали обтянутые платьем обольстительные полушария крепких женских ягодиц. Юбки платья приподнялись, приоткрыв элегантные икры в белых чулках. У Маттиаса вдруг возникло нестерпимое желание запустить руку под платье и пощупать то, что находится повыше чулок.

Внезапно нахлынувшая мощная волна желания ошеломила Маттиаса. Он перевел дыхание и заставил себя сосредоточиться на насущных проблемах.

— Мисс Уотерстоун!

— Что такое?! — Имоджин, вздрогнув, резко выпрямилась и повернулась. Лицо ее было пунцовым от напряжения. Она повернулась и задела рукой маленького, страшноватого глиняного божка на столе. Уродец упал на пол и разлетелся на мелкие куски.

— Проклятие! — нахмурилась Имоджин, глядя на осколки.

— Не тратьте силы на сожаления, — сказал Маттиас. — Это не относится к Замару.

— Правда не относится? — Имоджин стала поправлять белую шапочку на голове, которая сбилась набок. — А я не слышала, как вы шли через зал, милорд. Вы, случайно, не закончили инвентаризацию библиотеки?

— Увы, нет. Я едва начал, но пришел сюда, чтобы обсудить нечто более важное.

Ее лицо посветлело.

— Наш план относительно того, как заманить в ловушку Ваннека?

— Ваш план, а не мой, мисс Уотерстоун. Мы с миссис Элибанк обсудили кое-какие стороны этого дела и пришли к одному мнению: ваш замысел неразумен, опрометчив и весьма опасен.

Она в смятении уставилась на него потемневшими глазами.

— Сэр, вы не сможете удержать меня.

— Я был почти уверен, что вы отреагируете именно таким образом. — Несколько мгновений он молча смотрел на нее. — Что вы предпримете, если я откажусь помогать вам и не стану играть ту роль, которую вы мне отводите?

— Вы отказываетесь выполнить обещание, данное моему дяде? — спросила она после паузы.

— Мисс Уотерстоун, обещание, которое я дал Селвику, было весьма общим. Его можно интерпретировать по-разному, и поскольку обещал я, я и буду расставлять акценты.

— Гм… — Имоджин уперла руки в бока и стала постукивать носком о пол. — Вы намерены нарушить слово, сэр?

— Вовсе нет. Свои обещания я всегда выполняю, и это не станет исключением. — Маттиас почувствовал, что начинает злиться. — Я пришел к выводу, что наилучший способ выплатить долг вашему дяде — это отговорить вас от опасной затеи.

— Предупреждаю вас, сэр… Вы можете отказаться мне помочь, но вам не удастся отговорить меня. Я признаю, что ваша поддержка очень важна для меня, но уверена, что я смогу справиться и без вас.

— Неужели? — Маттиас сделал шаг в глубину комнаты. — И как же вы этого добьетесь, мисс Уотерстоун? Может быть, снова встретитесь с ним в чьей-нибудь спальне, как это было три года назад? Согласен, что такое предложение усилит его интерес.

Несколько мгновений Имоджин ошеломленно молчала. Затем в ее глазах сверкнул гнев.

— Как вы смеете, сэр?

Маттиас почувствовал горечь в душе, но подавил это чувство. В данном случае цель оправдывала средства. Он процедил сквозь зубы:

— Приношу извинения за то, что я навел справки об инциденте, мисс Уотерстоун. Однако, — безжалостно продолжал он, — мы не можем игнорировать прошлое. Факты остаются фактами. Если Ваннек соблазнил вас однажды, он попытается сделать это опять. И если вы не попытаетесь использовать свои чары, чтобы заманить его в ловушку…

— Черт побери! Ваннек не соблазнил меня три года назад! Он меня скомпрометировал! А это совершенно разные вещи!

— Разве?

— Первое означает реальность, второе — лишь то, что кому-то что-то показалось. — Имоджин презрительно фыркнула. — Я полагала, что человек ваших умственных способностей должен бы провести различие между этими двумя понятиями.

Маттиас вспыхнул:

— Сколько бы вы ни спорили о мелочах, это ничего не меняет. Проблема-то остается. И вряд ли это поможет вам справиться с таким типом, как Ваннек.

— Уверяю вас, что мне это под силу, и я с ним справлюсь. Но я прихожу к выводу, что вы правы в одном отношении, сэр. Вероятно, мне не потребуются ваши услуги. Первоначально, продумывая план, я полагала, что ваше участие будет весьма полезно мне, но сейчас склоняюсь к тому, что вы будете мне мешать, а не помогать.

По непонятной для Маттиаса причине слова Имоджин добавили масла в огонь его гнева.

— Да неужто?!

— По-видимому, вы не тот человек, за которого я вас принимала.

— Черт побери! И какой же я, по вашему мнению, человек?

— Я полагала — как выяснилось, ошибочно, — что вы человек действия, что вас не испугает опасность… Человек, способный идти на риск без малейших колебаний.

— И откуда же у вас такое обо мне представление?

— Из ваших статей о древнем Замаре. Читая эти захватывающие статьи о путешествиях и исследованиях, я решила, что вас привлекает острота ощущении в драматических ситуациях. — Она презрительно улыбнулась. — Выходит, я ошибалась.

— Мисс Уотерстоун, вы хотите сказать, что мои статьи написаны на основе вторичных данных, как статьи этого злосчастного И.А.Стоуна?

— И.А.Стоун предельно честен относительно того, откуда он берет информацию. Он не делает заявлений о том, что собственными глазами видел то, о чем пишет. А вы их делаете. Вы выдаете себя за человека действия, но, похоже, вы таковым не являетесь.

— Я ни за кого себя не выдаю, несносная…

— Очевидно, то, что вы пишете, это простая беллетристика, а не факты. Прискорбно, что я видела в вас умного, находчивого джентльмена, готового дерзать. И еще я глубоко заблуждалась, считая, что вопрос чести для вас выше всяких мелких неудобств.

— Вы не только мое мужество, но и мою честь подвергаете сомнению?

— А разве для этого нет оснований? Совершенно очевидно, что за вами долг, сэр, но очевидно и то, что вы намерены уклониться и не платить его.

— Я был должен вашему дяде, а не вам.

— Я вам уже объясняла, что унаследовала этот долг, — парировала Имоджин.

Маттиас сделал еще один шаг в глубь комнаты.

— Мисс Уотерстоун, вы испытываете мое терпение.

— Я вовсе и не помышляла об этом, — угрожающе ласковым голосом сказала она. — Я просто пришла к выводу, что вы не будете принимать участие в осуществлении моего плана. И тем самым я освобождаю вас от данного вами слова. Отправляйтесь восвояси, сэр.

— Черт побери! Вам не удастся так легко от меня отделаться! — Двумя широкими шагами Маттиас преодолел разделяющее их пространство и схватил Имоджин за плечи.

И тем самым допустил ошибку. В мгновение ока его гнев трансформировался в желание.

Несколько мгновений он не мог пошевелиться. Казалось, на него опустился могучий кулак и парализовал его. Маттиас попытался вздохнуть, но аромат духов Имоджин затуманил его сознание. Он смотрел в бездонную глубину голубовато-зеленых глаз и думал: не утонет ли в них? Он открыл рот, чтобы завершить спор ядовитой репликой, но слова застряли в горле.

Гнев во взгляде Имоджин исчез. Вместо него появилась озабоченность.

— Милорд! Что-то случилось?

— Да. — Это было все, что он смог сказать не разжимая зубов.

— Что с вами? — Озабоченность Имоджин сменилась тревогой. — Вы нездоровы?

— Вполне вероятно.

— Боже милостивый! Я не заметила это сразу. Без сомнения, этим и объясняется ваше странное поведение.

— Без сомнения.

— Может быть, вы приляжете на кровать на несколько минут?

— Я не думаю, что это будет слишком разумно…

Она была такой мягкой. Сквозь рукава платья он почувствовал тепло ее тела и вдруг понял, что ему чертовски хочется знать — с такой ли пылкостью предается она любви, с какой ведет спор. Он заставил себя оторвать руки от ее плеч.

— Нам лучше закончить дискуссию в другое время.

— Чепуха, — бодро сказала она. — Не следует откладывать важные дела, милорд.

Маттиас закрыл на пару секунд глаза и сделал глубокий вдох. Подняв ресницы, он увидел, что Имоджин с видимым интересом наблюдает за ним.

— Мисс Уотерстоун, — решительно начал он. — Я попытаюсь изложить свои мотивы.

— Вы собираетесь помочь мне, да? — Ее губы стали складываться в улыбку.

— Прошу прощения?

— Вы передумали, правда? Чувство долга победило в вас. — Ее глаза сверкнули. — Благодарю вас, милорд. Я знала, что вы поможете мне в осуществлении моих планов. — Она одобрительно похлопала его по руке. — И пусть вас не беспокоят никакие другие аспекты.

— Какие другие аспекты?

— Ну, отсутствие непосредственного опыта в делах, где требуются отвага и риск. Я это понимаю. Вам не следует смущаться тем, что вы не человек действия, сэр.

— Мисс Уотерстоун…

— В конце концов не каждый способен быть бесстрашным, — радостным тоном продолжала убеждать она. — Вы не должны бояться, если возникнет какая-нибудь проблема во время приведения в исполнение моего плана, я все возьму на себя.

— При мысли о том, что в опасной ситуации вы возьмете руководство на себя, у меня стынет кровь в жилах.

— Очевидно, у вас слабая нервная система. Но я придумаю, как с этим справиться. Постарайтесь не рисовать себе кошмаров, милорд. Я понимаю, вам внушает тревогу то, что вас ждет впереди, но уверяю вас, я постоянно буду рядом.

— Правда будете? — потрясенно спросил он.

— Я сумею защитить вас. — Без какого-либо предупреждения Имоджин положила руки ему на предплечья и на мгновение ободряюще сжала их.

Та узда, с помощью которой Маттиас пытался себя сдерживать, в одно мгновение ослабла. Раньше чем Имоджин успела убрать руки, он сжал ее в объятиях.

— Сэр? — Ее глаза расширились от удивления.

— В этой ситуации меня по-настоящему пугает лишь одно, — хрипло сказал он. — Кто защитит меня от вас?

Не дожидаясь ответа, он страстно поцеловал ее.

 

Глава 3

Имоджин на какое-то мгновение застыла, испытав внезапное смятение чувств. Она всегда гордилась крепкими нервами, никогда не падала в обморок, не испытывала слабости и головокружений. Но в этот момент она почувствовала, что близка к потере сознания.

Она часто задышала; ладони стали влажными. Мысли, которые отличались полной ясностью несколько секунд тому назад, превратились в сумбур. Все окружающие предметы вдруг куда-то отодвинулись. Она задрожала и почувствовала, как ее обволакивает сладостное, почти горячечное тепло.

Если бы она не была уверена в своем здоровье, то решила бы, что заболела.

Маттиас застонал и еще крепче прижал ее к своему крепкому телу. Она чувствовала, что его язык блуждает по ее губам, и в смятении поняла, что он хочет проникнуть в ее рот. Любопытство взяло верх, и она приоткрыла рот. Язык Маттиаса скользнул в глубину.

Имоджин почувствовала слабость в коленях. Мир вокруг нее закачался и поплыл. Она крепко ухватилась за плечи Маттиаса, опасаясь, что упадет, если оторвет от них руки.

Маттиас не сделал ни малейшей попытки отпустить Имоджин. Более того, его руки обвились вокруг нее, и она ощутила животом тугую выпуклость внутри его тесных брюк. Она понимала, что он должен чувствовать, как ее груди прижимаются к его широкой груди. Он пошевелился, чуть перегнул ее назад, и одна из его ног скользнула между ее бедер.

Ею овладели неведомые дотоле безрассудные, шалые чувства. Нельзя сказать, чтобы она вообще не имела никакого понятия о поцелуях, но не было сомнений в том, что ни холодно расчетливые поцелуи Филиппа Д'Артуа, ни целомудренные объятия Аластера Дрейка не приводили ее в такое смятение.

Это была страсть — настоящая, всепоглощающая, сжигающая.

Тихонько застонав от восторга, Имоджин обвила руки вокруг шеи Маттиаса.

— Имоджин…

Маттиас поднял голову. Его худощавое лицо было серьезным. Глаза более не казались бесстрастными глазами духа — они сверкали. Казалось, он пытался заглянуть в зеркало, которое должно предсказать его судьбу и ответить на сокровенные вопросы,

— Что это я делаю?

Наваждение пропало, мир мгновенно обрел реальность. Имоджин смотрела на Маттиаса, понимая, что он сожалеет о том, что поддался внезапному порыву.

Имоджин безжалостно отмела внезапно родившееся ощущение потери. Пытаясь взять себя в руки, она лихорадочно искала слова, которые были бы уместны в этой щекотливой ситуации.

— Успокойтесь, милорд. — Имоджин заняла руки тем, что стала поправлять шапочку. — В этом нет вашей вины.

— Нет моей вины?

— Именно так, — заверила она. — Такие вещи случаются, когда просыпаются темные страсти. У моих родителей была та же самая проблема. Все их споры всегда кончались таким же образом.

— Понимаю.

— Мы с вами ссорились несколько мгновений тому назад, и эмоции момента взяли вверх над вами и лишили вас самообладания.

— Вы так разумно мне все объяснили, мисс Уотерстоун. — Глаза Маттиаса сверкнули. — У вас никогда не бывает проблем с тем, чтобы найти нужные слова?

В глубине души у нее что-то дрогнуло. Впрочем, похоже, он не дразнил ее.

— Полагаю, что могут возникнуть ситуации, когда "же самый красноречивый человек не в состоянии отыскать необходимые слова, милорд,

— И ситуации, когда вполне достаточно лишь действия. — Он решительно положил ладонь ей на затылок и медленно наклонился, чтобы поцеловать снова.

На сей раз поцелуй был намеренный, рассчитанный и опустошающий. Имоджин повисла на руках Маттиаса. Шапочка ее упала на ковер, волосы рассыпались.

Имоджин покачивалась. Все вокруг поплыло и стало исчезать. Единственной реальностью оставался лишь Маттиас. Он был по-настоящему материален. Его сила обволокла ее, пробудила в ней сладостное желание. Она обвила руки вокруг шеи Маттиаса и изо всей силы сжала ее.

— Вы преподносите один сюрприз за другим, — прошептал Маттиас возле ее губ. — Не то что Замар.

— Милорд. — Эти слова привели Имоджин в восторг. Сравнить ее с Замаром! О большем комплименте она не могла и мечтать!

Маттиас вынудил Имоджин сделать два шага назад. Она оказалась прижатой к шкафу. Маттиас взял ее за запястья и поднял руки над головой, прижав их к дверце из красного дерева. И в этом положении несколько раз обжигающим ртом поцеловал ее в шею. Одна нога его оказалась между ее колен.

— Боже милостивый! — Имоджин хватала ртом воздух. Теперь нога Маттиаса оказалась уже между ее бедер. — Я не могла подумать…

— В этот момент — я тоже. — Он отпустил запястья Имоджин. Его сильные, красивые руки коснулись ее шеи.

Имоджин неловко схватилась за ручку шкафа, чтобы не упасть. Как раз в этот момент Маттиас сделал попытку подвести ее к кровати.

Имоджин забыла отпустить ручку. Дверца шкафа с шумом распахнулась. Какой-то крупный предмет, находившийся на средней полке, вдруг сорвался с места.

Маттиас оторвал губы от шеи Имоджин.

— Какого дьявола…

Имоджин с ужасом смотрела на то, как предмет достиг края полки и устремился вниз.

Реакция Маттиаса была мгновенной. Он успел отпустить Имоджин, отстранить ее и поймать падающий предмет.

— Черт побери! — пробормотал Маттиас, рассматривая пойманную вазу.

Вздох облегчения вырвался из груди Имоджин:

— Это был изумительный прыжок, милорд! Вы удивительно ловки!

— Если для этого есть причина. — Он еле заметно улыбнулся, продолжая изучать надпись на вазе.

Имоджин заметила блеск в его глазах, хотя он был иного рода, чем несколько мгновений назад. Она перевела взгляд на предмет, который Маттиас держал в руках. Ваза была сделана из полупрозрачного зеленовато-голубого камня. Из такого камня изготавливали утварь в Замаре. Один из корреспондентов писал Имоджин, что этот нежно-зеленый цвет стал в последнее время очень модным. Имоджин увидела надпись и сразу же узнала язык.

— Замар. — Она смотрела на вазу как на чудо. — Дядя Селвин говорил мне, что у него есть несколько замарских артефактов, но я не подозревала, что у него может быть такая прелестная вещь.

— Должно быть, это из гробницы.

— Да. — Имоджин наклонилась, чтобы получше рассмотреть надпись. — Очень изящная вещь, не правда ли? А взгляните на слова. Надпись неформальная. Чье-то личное подношение умершему от любящего человека, если я не ошибаюсь.

Маттиас поднял глаза и оценивающим взглядом посмотрел на Имоджин:

— Вы узнали надпись?

— Да, конечно. — Она осторожно взяла вазу из рук и стала медленно ее вращать в руках, любуясь изяществом отделки. — «Подобно тому как Замарис заключает в объятия Анизамару на закате дня, так наши души будут постоянно в объятиях друг друга». — Очень трогательно, не правда ли, милорд?

— Дьявольщина!.. — потрясенно сказал Маттиас. — Во всей Англии найдется только один человек, кроме меня, который способен перевести эту замарскую надпись так быстро и так точно.

Имоджин слишком поздно поняла, что она наделала, и тихонько ахнула.

— Я так понимаю, что только что имел удовольствие целовать И.А.Стоуна?

— Милорд, уверяю вас, я не хотела вас обманывать.

— Разве?

— Ну, может, лишь самую малость. Я собиралась все объяснить вам.

— Позже?

— Да. Позже. При удобном случае. — Она попыталась изобразить улыбку. — С момента вашего приезда мы все время были заняты, так что мне не представилась возможность сделать это.

Маттиас проигнорировал это неубедительное объяснение.

— Что касается первого инициала, то здесь все ясно. Как ясно и то, откуда произошла фамилия Стоун, мисс Уотерстоун. А что означает второй инициал?

— Августа, — с легким вздохом призналась Имоджин. — Вы должны понять меня, сэр. Я сохраняла инкогнито, потому что понимала: редакция журнала никогда не опубликует мои исследования, если будет знать, что их автор — женщина.

— В самом деле…

— Я намеревалась открыть секрет сразу же после того, как мы представились друг другу. Но вы дали ясно понять, что считаете И.А.Стоуна соперником. Я не хотела, чтобы это осложнило наши отношения и помешало вам принять участие в осуществлении моего плана.

— Соперник? — поднял брови Маттиас. — Чепуха! Я не считаю И.А.Стоуна соперником. Слово «соперник» относится к человеку равному. Что касается И.А.Стоуна, то это всего лишь самонадеянный писака, который делает смехотворные выводы, основываясь на моих статьях.

Имоджин была уязвлена.

— Позвольте напомнить вам, сэр, что правильная интерпретация фактов не менее важна, чем простое описание увиденного.

— Ничто не может заменить информацию, полученную на основании личного опыта.

— Чушь! Когда-то вы сделали ряд предположений о некоторых замарских обычаях, которые не подтвердились вашими же дальнейшими открытиями.

— Например?

Имоджин приподняла подбородок:

— Например, ваше ничем не подкрепленное предположение о свадебных ритуалах, о которых вы подробно рассказали в своей последней статье.

— Я не делал никаких предположений. Я пришел к логическим выводам на основе уже известных фактов и исследований.

— Да неужто? — вызывающим тоном спросила Имоджин. — Вы утверждаете, что невеста не могла высказывать своего мнения при заключении брака, когда даже любителю ясно, что замарские невесты имели множество прав и привилегий. Замарская женщина могла при желании даже расторгнуть брак.

— Лишь в весьма редких случаях. Имоджин холодно улыбнулась:

— Она могла сделать это, если мужчина проявлял жестокость или оказывался импотентом. Это давало ей определенные права, милорд. Далее. Она сохраняла контроль над своей собственностью и доходами и после замужества. В этом отношении замарские законы прогрессивнее современных английских.

— Не скажите, — возразил Маттиас. — В вопросах брака замарцы мало чем отличались от англичан, мужчина был хозяином в своем доме. Жена должна была ему во всем подчиняться, вести хозяйство и создашь комфортную жизнь мужу. Он, в свою очередь, брал нa себя ответственность защищать жену и детей.

— Вы снова высказываете неподтвержденные предположения. Тщательно изучив ваши статьи, я пришла к выводу, что брак в Замаре строился на взаимном чувстве и уважении.

— Такие невероятные выводы можно сделать, лишь имея больное воображение и совершенно не владея первичной информацией. Основа замарского брака — собственность, социальное положение, деловые соображения. Как и в современной Англии.

— Это неверно, — не согласилась Имоджин. — Взаимное чувство — одно из важнейших условий замарского брака. Вспомните книги стихов, которые вы обнаружила среди руин замарской библиотеки.

— Нельзя делать общие выводы на основе нескольких романтических стишков. — Маттиас раздраженно провел рукой по волосам. — Это ничего не доказывает. В Замаре брак был деловой сделкой, каковой он является и в нынешней Англии.

— Стало быть, вы утверждаете, что замарцы не верили в силу любви, милорд?

— Любовь — это всего Лишь более красивое слово для выражения полового влечения, и я не сомневаюсь, что она была известна замарцам. В конце концов, они были умные люди.

— Любовь и половое влечение — не одно и то же.

— Одно и то же. — На скулах Маттиаса задвигались желваки. — Уверяю вас. Я сделал этот вывод на основе тщательных наблюдений и опыта. Не в пример другим людям.

— У меня есть свои наблюдения и свой опыт, — возмутилась Имоджин, — и выводы я делаю совершенно другие, сэр.

Маттиас холодно улыбнулся:

— Вы знаете, что такое половое влечение? Не поделитесь ли своим знанием, мисс Уотерстоун?

— Нет. О таких вещах не распространяются.

— Это верно. Позвольте мне высказать несколько наблюдений, полученных на основании собственного опыта. Я продукт союза, начало которому положила грандиозная плотская страсть. Но когда страсть остыла, остались горечь, гнев и сожаление.

В глазах Имоджин отразилось нечто, похожее на сочувствие. Она порывисто шагнула к Маттиасу, затем в нерешительности остановилась.

— Простите меня, милорд. Я не знала, что это для вас такой больной вопрос,

— К сожалению, было уже слишком поздно расставаться. — Очевидно, Маттиас взял себя в руки, и голос его окреп. — Моя мать была беременна мной. Ее семья настаивала на браке. Семья отца хотела заполучить наследство матери. Это была сделка дьявола. Мой отец так и не простил мою мать. Он заявлял, что она обманом заставила его жениться на ней. Мать же не могла простить отца за то, что он соблазнил ее, а затем обвинил во всех грехах.

— Какое печальное детство у вас было!

В его глазах появилось удивление.

— Напротив, я считаю, что история отношений моих родителей помогла мне многое узнать, мисс Уотерстоун.

— Тем не менее, не приходится сомневаться, что вам был преподан суровый урок. — Внезапно ей пришла в голову новая мысль:

— Вы говорили, что собираетесь вступить в брак сейчас, когда вы получили титул? Попытаетесь найти свое счастье в браке?

— Можете в этом не сомневаться, — твердо сказал Маттиас. — Намерен вступить в брак, который будет построен на более существенной основе, нежели дурацкие романтические бредни и похоть.

— Да, понятно, — пробормотала Имоджин.

Маттиас взял из ее рук голубовато-зеленую чашу и стал сосредоточенно рассматривать.

— Я ищу невесту, наделенную здравым смыслом, а не девчонку, чья голова забита романтическими стишками… Умную, здравомыслящую женщину. Такую, чтобы не бросалась вслед за каждым поэтом со взором горящим.

— Понятно.

Как же она ошибалась в отношении этого человека, с горечью подумала Имоджин. Созданный ее воображением Колчестер Замарский был человеком тонким и романтичным. Реальный же Колчестер был явно консервативен и приземленных взглядов.

— Удивительно, сэр, когда я посылала за вами, была убеждена, что у нас с вами очень много общего.

— Разве?

— Да. Но сейчас я вижу, что глубоко заблуждалась. Пожалуй, трудно отыскать двух людей, которые столь отличались бы друг от друга, не так ли, милорд?

Маттиас ответил неожиданно сдержанно:

— В некоторых отношениях — пожалуй.

— С моей точки зрения — во всех отношениях. — Едва заметно улыбнувшись, она добавила:

— И я освобождаю вас от вашего обещания, милорд.

— Простите? — бросил хмурый взгляд Маттиас.

— С моей стороны было глупо ожидать, что вы поможете мне осуществить мой замысел. — Имоджин наблюдала за тем, как тонкие, длинные пальцы скользили по замарской чаше. — Вы вполне убедили меня, что не созданы для приключений вроде этого, и я не имею права настаивать на такой услуге.

— Я полагаю, что дал вам понять, что так легко от меня не отделаться, мисс Уотерстоун.

— Что вы хотите этим сказать, сэр?

— Я помогу вам в вашем заговоре. Возможно, я не такой человек, каким вы меня представляли, мисс Уотерстоун, но горю желанием доказать, что я не какой-нибудь слюнтяй.

Имоджин выглядела шокированной.

— Сэр, я вовсе не имела в виду и не собиралась называть вас слюн… гм…

Он поднял ладонь, чтобы остановить ее протест:

— Вы очень ясно все высказали. Вы полагаете, что я слишком осторожный, слабовольный, нерешительный человек. Возможно, какая-то доля истины в этом есть, но я не хотел бы, чтобы меня принимали за отъявленного труса.

— Сэр, и ярлык труса я не собиралась на вас вешать. Некоторой слабости нервной системы не стоит стыдиться. Без сомнения, это семейная черта, как и белая прядь в ваших волосах. Это нечто такое, что выше вас, милорд.

— Слишком поздно, мисс Уотерстоун. Я уже решил, что должен сдержать слово, данное вашему дяде. Лишь таким образом мне удастся сохранить самоуважение.

— Я была потрясена, — призналась Имоджин Горации через два дня, когда они ехали в Лондон в дилижансе. Они были вдвоем, потому что Маттиас уехал на следующий день, получив от Имоджин целый ряд инструкций. — Он делает это лишь для того, чтобы доказать, что у него есть мужество… Боюсь, я задела его, гордость. Я вовсе не хотела этого, но знаешь, меня иногда заносит, если я чем-то увлечена.

— Я бы не стала переживать по поводу уязвленной гордости Колчестера, — возразила Горация. — У него высокомерия хватит на всю его жизнь.

— Хотелось бы в это верить, но я убеждена, что он тонко чувствует.

— Тонко чувствует? Колчестер?

— Я пыталась отговорить его от помощи, но, как видишь, не добилась в этом успеха.

— Колчестер явно настроен содействовать твоей сумасбродной затее… Хотела бы знать, зачем ему это нужно.

— Я уже сказала тебе. Он хочет попытаться доказать себе, что он человек дела. Любому ясно, что он к этой категории людей не относится.

— Гм… — Горация поправила юбки дорожного платья, откинулась назад на подушки и устремила на Имоджин внимательный взгляд. — С самого начала я говорила тебе, что твой план крайне опасен, ибо я боюсь реакции лорда Ваннека. А сейчас я убеждена, что вовлекать Колчестера — еще более безрассудное дело.

— Колчестер не опасен. — Имоджин сморщила нос. — Он постоянно будет в поле моего зрения. Я буду присматривать, чтобы в своем желании проявить себя он не попал в беду.

Горация вопросительно уставилась на племянницу:

— Ты хочешь присматривать за Колчестером?

— Я должна делать это при сложившихся обстоятельствах. — Имоджин выглянула в окно. — Он оказался совсем не таким, как я ожидала, тетя Горация.

— Ты опять об этом. Признайся, Имоджин, что твои ожидания основывались на пустых фантазиях.

— Это не так. Мое представление о характере и темпераменте лорда сложилось благодаря статьям, которые он публиковал в «Замариан ревю». Это свидетельствует лишь о том, что некоторые безоговорочно верят тому, что читают.

Горация посмотрела на Имоджин через очки:

— Дорогая моя, ты ничего не смыслишь в Колчестере. Я пыталась рассказать тебе, что он приобрел вполне определенную репутацию около десяти лет назад, когда ему было двадцать с небольшим. Я знаю, что ты в это не веришь, но факт остается фактом: его считают весьма опасным и безжалостным.

Имоджин сделала гримасу:

— Чушь! Тот, кто поговорит с ним хотя бы пять минут, не может не сделать вывода, что эта репутация никак не соответствует его натуре. Он явно стал жертвой гадкой сплетни, как и я три года назад.

— Похоже, он убедил тебя в этом, — пробормотала Горация. — Непонятно только, для какой цели…

— Конечно, помогать он станет, но с ним будет много хлопот.

— Я не удивлюсь, если он в этот самый момент произносит точно такие же слова о тебе, моя дорогая.

Имоджин не ответила. Ее внимание привлек деревенский пейзаж за окном, и припомнились обрывки ночного сна. В течение последних нескольких недель ей нередко снилось нечто подобное, но этот сон был особенно ярким и волнующим.

Она стояла посередине библиотеки дяди Селвина. Была полночь. Из окон лился призрачный лунный свет. По углам прятались тени.

Она медленно повернулась, пытаясь найти человека, который — она это точно знала — находился где-то рядом. Она не видела его. Однако она чувствовала его присутствие. Он ждал, прячась под покровами ночи.

Что-то зашевелилось в дальнем углу. Она с беспокойством и трепетом наблюдала за тем, как фигура отделилась от окружающих ее теней и медленно направилась к ней. В темноте невозможно было рассмотреть лицо, однако, когда человек пересекал полосу лунного света, в его волосах мелькнула серебристая прядь.

Замарис, властитель ночи. Могучий, обольстительный. И очень опасный.

Он подошел ближе и протянул руку.

Это не Замарис, поняла она. Это Колчестер.

Невероятно.

По какой-то непонятной причине она была не в состоянии провести между ними разницу. Колчестер и Замарис слились в некое единое создание ночи.

Она посмотрела на протянутую к ней руку и увидела, что с его длинных, красивых пальцев капает кровь.

Должно быть, он напрасно согласился на участие в замысле мисс Имоджин, в тысячный раз говорил себе Маттиас по возвращении в Лондон. Она уже сейчас имела какую-то дьявольскую способность воздействовать на его волю.

Он отложил гусиное перо и невидящими глазами уставился на листы очередной статьи, которую писал для «Замариан ревю», где размышлял о замарских ритуалах. |Мысль то и дело возвращалась к предстоящему появлению в городе Имоджин.

Она должна была появиться вместе с Горацией именно сегодня. Ее шальной, безрассудный план вскоре будет |приведен в действие. Ей требовалось лишь получить несколько приглашений на приемы и балы. Горация была уверена, что с этим проблем не будет.

Маттиас поднялся со стула и обогнул угол большого письменного стола. Он остановился перед камином, испытывая нарастающее, гложущее беспокойство. Оно не покидало его с того самого времени, как он вернулся в Лондон.

Непростительная глупость — дать себя втянуть в сумасбродную затею Имоджин. Во всей этой истории его утешало лишь то, что этот дьявольский план вряд ли сработает! На пути Имоджин, несомненно, встретятся такие препятствия, что ей придется отказаться от своего грандиозного плана. Маттиас понимал, что именно ему предстоит удержать ее от беды, пока она не осознает окончательно своего поражения.

Имоджин была преисполнена решимости стать на тропу, чреватую скандалами и непредвиденными опасностями. Маттиас еще раз проанализировал ее план, пытаясь быть предельно объективным. Он не верил в то, что Ваннек на самом деле убил свою жену. Ваннек был развратный, хитрый, беспринципный негодяй, имел дурную репутацию в борделях и злачных местах, но едва ли был убийцей. Соблазнить невинную, наивную молодую леди, такую как Имоджин, — вот это было в его стиле. Маттиас сжал ладонь в кулак.

Он прикрыл глаза и вспомнил, как Имоджин вела себя, оказавшись в его объятиях. Горячая волна накатила на него, он почувствовал жар в чреслах. Маттиас не мог припомнить, чтобы какой-нибудь женский поцелуй производил на него такое действие. Он попытался подавить в себе желание, которое жгло его. Сделать это ему не удалось, и тогда он представил себе Имоджин в спальне с Ваннеком на балу у Сандаунов.

Маттиас понимал, что с ним происходит, и это-то и беспокоило его. Он хотел видеть Имоджин в своих объятиях, а потому, представив ее в объятиях распутного Ваннека, почувствовал, что, кажется, способен на убийство.

Он глубоко вздохнул, продолжая глядеть в камин и пытаясь вызвать к памяти тени минувшего. Они были здесь и словно звали присоединиться к ним в пляшущее пламя. И их было очень много.

Маттиасу было десять лет, когда его отец Томас в последний раз в ярости набросился на Элизабет, которая, как обычно, была в слезах.

Маттиас своими глазами видел эту последнюю драму из-за балюстрады. Он был не способен остановить поток слов и слез матери и чувствовал, что от напряжения у него тряслись руки. Ему хотелось убежать и спрятаться, но вместо этого он продолжал наблюдать безобразную сцену.

Он вновь слышал ужасные взаимные обвинения родителей, но именно тогда до него впервые дошел их смысл.

Несмотря на то, что прошло столько лет, эти слова и сейчас звучали в ушах.

— Ты заманила меня в ловушку, безжалостная сука! — кричал отец в лицо матери. — Ты воспользовалась своим телом, чтобы соблазнить меня, а потом забеременеть!

— Ты говорил, что любишь меня, — оправдывалась Элизабет. — Я была невинная, но ты без колебаний завалил меня на кровать, разве не так?

— Ты лгала мне! Ты говорила, что знаешь, как предохраняться от беременности! Будь ты проклята! Я никогда не собирался жениться на тебе! Я не испытывал к тебе ничего, кроме элементарной похоти! Такой же самой, какую я испытываю к обычной проститутке!

— Ты говорил мне о своей любви! — плакала Элизабет.

— Чушь! Я сыт по горло этим браком без любви! Ты хотела заполучить титул, у тебя он теперь есть, но, видит Бог, Элизабет, это все, что ты можешь получить от меня.

— Ты не можешь бросить меня, Томас!

— Я не могу отделаться от тебя законным образом. Развод исключается. Но я не намерен обрекать себя на пожизненное страдание! Владей титулом, который ты получила с помощью обмана! Ты будешь владеть этим домом и иметь деньги на его содержание, но моей ноги здесь больше не будет! Моя резиденция в Лондоне, и если тебе потребуется связаться со мной по какому-нибудь важному поводу, ты сможешь сделать это через моих адвокатов!

— А как же Маттиас? — в отчаянии спросила Элизабет. — Он твой сын и наследник!

— Это ты утверждаешь, — хрипло проговорил Томас. — Насколько я знаю, ты спала с половиной членов моего клуба.

— Он твой сын, мерзавец ты и выродок! Закон не позволит тебе отвернуться от него!

— Я прекрасно осведомлен об этом, мадам, — сказал Томас. — Но в один прекрасный день я узнаю истину и докажу, как жестоко ты меня обманула. У каждого мужчины в моем роду появляется белая прядь к двадцати годам.

— Она будет и у Маттиаса! Вот увидишь! И тогда ты не сможешь игнорировать его!

— Я выполню свой долг, — поклялся Томас. — Маттиаса давно пора отправить учиться. Если он останется еще на некоторое время с тобой, ты своими слезами только испортишь его и из него никогда не получится настоящий мужчина.

— Ты не должен его отправлять! Он единственный, кто у меня есть! Я не позволю этого!

— У вас нет выбора, мадам! — возразил Томас. — Я уже сделал необходимые распоряжения. Его домашний учитель уволен. В Итоне и Оксфорде он получит надлежащее образование.

Маттиаса увлекла учеба. За десять лет он мало преуспел в том, чтобы завоевать благосклонность отца, но достиг многого в науках.

Томаса мало интересовали школьные успехи мальчика. Тем временем Маттиас, не в пример своим товарищам, увлекся классическими текстами, которые занимали центральное место в программе обучения. Он взрослел, и тексты все больше привлекали и интриговали его. Он чувствовал, что они скрывают какие-то тайны.

Длинные, меланхолические письма Элизабет, полные бесконечных жалоб на эгоистичного, прижимистого отца, сообщали еще о приемах в доме и ее болезнях, Маттиасу было тошно приезжать на каникулы домой, тем не менее он регулярно делал это, ибо считал своим долгом. Шли годы, и он понял, что мать пыталась поддержать бодрость духа не только приемами, но и все возрастающими дозами вина и опия.

Письма от отца приходили весьма редко. В них говорилось преимущественно о больших затратах на обучение Маттиаса и содержались раздраженные выпады против Элизабет за ее непомерные финансовые домогательства, которыми она постоянно мучила адвокатов.

Элизабет утонула в пруду близ своего поместья зимой, когда Маттиасу шел четырнадцатый год. Слуги говорили, что вечером она выпила очень много вина, а затем несколько бокалов бренди. Она сказала им, что хочет сама совершить вечернюю прогулку.

Официально сообщалось, что смерть ее произошла в результате несчастного случая, однако Маттиасу иногда казалось, что мать покончила с собой. Тем не менее, он на протяжении всей жизни испытывал чувство вины за то, что его не было дома в тот трагический момент и что он не смог спасти ее. Но, видно, мать хотела того сама, мрачно думал он.

Маттиас до сих пор видит отца, стоящего напротив него, на краю могилы матери. Это было памятное событие по многим причинам, одна из которых заключалась в том, что Маттиас в этот день впервые дал себе клятву. Глядя в лицо отца, он молча поклялся, что никогда впредь не будет пытаться завоевать его расположение. Холод и суровость поселились в его сердце. Они так никогда и не покинули его.

Томас был в блаженном неведении относительно того, что творилось в душе Маттиаса. Он отослал его сразу же после похорон и торжественно заявил о своем намерении жениться снова. Облегчение, которое испытывал Томас, освободившись от Элизабет, и радость по поводу предстоящих брачных хлопот резко контрастировали с общей атмосферой, царившей на похоронах.

— Ее зовут Шарлотта Пул, Маттиас. Она очаровательна, красива и чиста. Образец благородства и женственности. Она принесет мне счастье, которого я никогда до этого не знал.

— Очень рад за вас, сэр.

Маттиас повернулся на каблуках и пошел к материнской могиле. Он знал, что ее душа будет преследовать его.

Письмо от Томаса с известием о рождении дочери, которую назвали Патрицией, пришло спустя год после женитьбы графа на Шарлотте. Маттиас внимательно прочитал восторженные слова отца о «глубокой и нежной любви» к новорожденной дочке и ее матери. Затем он бросил письмо в камин. Когда оно горело, казалось, что он видит дух матери в пламени. Ее дух был первым из многих других.

Серебряная прядь в волосах Маттиаса появилась едва ли не за одну ночь. Томас стал присылать письма сыну, приглашая навестить его семью. Однако Маттиас игнорировал приглашения.

Когда Маттиас заканчивал учебу, его главными увлечениями были греческий и латинский языки, игра в кости и вист. Регулярные наезды в Лондон с друзьями дали возможность близко познакомиться с игорными домами и содержимым Британского музея.

Именно в этом музее он натолкнулся на ключ, позволявший отыскать потерянный Замар, Именно там он познакомился с Джорджем Ратледжем — всеми уважаемым ученым, экспертом по античности. Ратледж позволил Маттиасу пользоваться своей личной библиотекой.

Внушительная библиотека Ратледжа содержала дополнительные подтверждения существования забытого островного королевства. Ратледжу было не занимать энтузиазма у Маттиаса — он также верил в возможность обнаружения Замара. Дело упиралось лишь в деньги на экспедицию. Маттиас решил эту проблему уникальным способом, который вызвал скандал в обществе и привел в ярость отца.

Он открыл игорный дом.

За годы, предшествующие открытию Маттиасом Замара, от лорда Колчестера пришло несколько писем с предложением посетить его загородный дом. Маттиас вежливо отказался. Ему удалось уклониться от встречи с мачехой и своей единокровной сестрой.

Он находился на пути из Замара домой, когда Томас и Шарлотта погибли в дорожной аварии. Похороны состоялись за несколько недель до его возвращения в Англию. Патриция сразу после похорон уехала жить к дяде по материнской линии.

Маттиас по прибытии в Лондон узнал, что он унаследовал графский титул и приобрел несколько новых духов.

 

Глава 4

Если ситуация станет выходить из-под контроля, он разыграет свой вариант, дал себе слово Маттиас во вторник вечером, входя в сверкающий огнями зал. Он имел в виду, что, как только план Имоджин начнет осуществляться, он сможет сорвать его, дав понять Ваннеку и обществу, что, по его мнению, карта дяди — обман.

Но это было рискованным. Не было никакой гарантии, что подобная тактика сработает. Как-никак, Имоджин была И.А.Стоун. Она была намерена хранить этот факт в секрете, но ничто не мешало ей всюду цитировать мнение Стоуна.

Если И.А.Стоун, который имел немало горячих сторонников и почитателей, скажет, что считает карту подлинной, Ваннек может клюнуть на приманку и никакие ухищрения Маттиаса не помогут. В Замарском обществе было немало тех, кто хотел бы, чтобы Маттиас оказался не прав.

Он не обращал внимания на любопытствующие, удивленные и тайные взгляды, направленные на него, когда пересекал обширный зал. Он делал вид, что не слышит шепота и долетавших до него комментариев.

Он так и не избавился от репутации, которую приобрел десять лет назад. Впрочем, он и не делал попыток. В течение этих лет у него были более важные дела: Замар всецело поглощал его силы и душу. Во всяком случае, до того момента, пока Имоджин не впутала его в эту дурацкую затею.

По большому счету, Маттиас игнорировал мнение света. Он не скрывал того, что презирает светское общество за фривольность и любовь к сплетням, которые составляли его сущность и являлись его питательной средой. В результате общество пришло к выводу, что он интересен.

Маттиас обменялся сдержанными приветствиями со знакомыми и взял бокал шампанского с подноса. Он остановился возле вычурной, перегруженной позолотой колонны, украшавшей бальный зал, и вынул из кармана часы. Почти одиннадцать. Время выхода на сцену.

В чрезвычайно подробной записке, которую он получил утром, Имоджин давала ему инструкции относительно его роли в сегодняшнем представлении. Она даже составила сценарий их первого разговора на глазах всего общества. Он должен был вести себя так, словно впервые представлен Имоджин.

Пробежав глазами вызывающий улыбку диалог, который ему предлагалось заучить, Маттиас бросил листок в камин. Он не Эдмунд Кин, а гостиная леди Блант — не Друри-лейн. Тем не менее он там оказался.

И, несмотря ни на что, был заинтригован.

Затея Имоджин была сумасбродной, совершенно безумной. Он не сожалел о своем участии в ней, но не мог отделаться от дурных предчувствий.

Маттиас подумал, что за короткий период знакомства с Имоджин он пережил амальгаму незнакомых ощущений и эмоций, начиная от недоверия и кончая властным, необоримым желанием, а кроме того, в разные моменты испытал раздражение, удивление, изумление и другие чувства. Эта леди была опасной.

— Добрый вечер, Колчестер. Для нас это большой сюрприз. Вероятно, в этот вечер в салоне леди Блант должно произойти нечто весьма интересное. Иначе я не могу объяснить причину, по которой вы снизошли до принятия приглашения.

При звуках знакомого хрипловатого голоса Маттиас повернулся и увидел подошедшую к нему женщину. Он слегка наклонил голову.

— Селена. — Он поднял бокал в приветственном жесте. — Мои комплименты. Выглядите, как всегда, эффектно, мадам.

— Благодарю вас, сэр. Любой из нас делает все возможное для этого.

— Вы к тому же всегда этого добиваетесь.

Если Селена — леди Линдхерст — и почувствовала легкую насмешку в его словах, она не подала виду. Она просто улыбнулась, принимая комплимент как должное. Она была эффектной. Все в свете признавали это.

Селене было под тридцать. Она обосновалась в Лондоне четыре года назад после смерти своего престарелого мужа. Она не выказывала намерений вновь выйти замуж, но ее имя то и дело произносилось, хотя и тайно, рядом с именами некоторых светских львов. Красивая, элегантная и умная, она пользовалась свободой, пребывая в роли богатой вдовы.

Селена вступила в Замарское общество, однако, по мнению Маттиаса, ее интерес к античности скорее был данью моде. Она, без сомнения, была достаточно умна, чтобы разбираться в предмете, но, как и у других членов этого общества, интерес не вызывал у нее желания внести лепту в изучение проблемы. Когда мода на Замар пройдет, она займется чем-то другим.

Нежно-золотистые волосы, лазурного цвета глаза и небесно-голубые тона ее платьев утвердили за ней прозвище Ангел. Молодые поклонники сочиняли в ее честь оды, воспевая небесный облик и таинственный свет, который она излучает. Джентльмены постарше и поопытнее прилагали усилия к тому, чтобы заманить ее в постель. Насколько Маттиас знал, преуспевали в этом немногие. Селена была весьма разборчива в выборе любовников.

Чутье подсказывало Маттиасу, что она относилась к разряду женщин, чьи чары и красота возбуждали страсть в других, но сама она при этом не слишком воспламенялась.

Сегодня ее наряд, по обыкновению, был выдержан в голубых тонах. Платье, весьма откровенно оставлявшее открытой большую часть белоснежной груди, было отделано переливающейся золотистой вуалью. Тонкие нити маняще поблескивали при свете многочисленных канделябров. Волосы украшала золотистая диадема. На руках — облегающие длинные голубые перчатки. На ногах — синие атласные туфельки. Вылитый ангел, подумал Маттиас. Интересно только, куда подевались крылья.

Внезапно он вспомнил темно-желтые волосы и глаза цвета морской волны. В облике Имоджин Уотерстоун не было ничего неземного. Она была бодрой, энергичной и умной. Прямая противоположность духам, которых он видел в пламени камина. Ее страсть, в чем бы это ни выразилось, всегда будет настоящей, а не имитацией какой-либо эмоции. Маттиаса обожгло воспоминание о поцелуе, которым они обменялись.

Он сделал глоток шампанского и иронично скривил рот. Его не особенно влекло к ангелам, но, похоже, у него определилась склонность к женщинам с некоторой чертовщинкой.

— Так поведайте, Колчестер, что же все-таки привело вас сюда. — Селена оглядела зал. — Не есть ли это результат того, что вы получили титул? И снизошли до общества, чтобы начать охоту за невестой?

— А что, сложилось такое мнение?

— В настоящий момент склоняются именно к этому, — признала она. — Вы уже положили глаз на какую-нибудь юную леди из этой толпы?

— И что, если так?

Селена засмеялась, и ее смех был похож на позвякивание хрустальных подвесок.

— Если вы и в самом деле выбираете себе невесту, я смогу вам в этом помочь.

— Каким образом?

— Очень просто — представить вас. Возможно, вы слыхали, что я организовала небольшой салон. Мы собираемся у меня в гостиной два раза в неделю и изучаем все, что касается древнего Замара. Я приглашаю только молодых женщин из знатных семей. Скажите лишь, какой внешности и возраста должна быть она, какое должно быть у нее приданое, и я подберу одиу-двух юных леди на роль кандидатки в невесты.

Маттиас улыбнулся:

— Можно подумать, что вы работали на аукционе в Таттерсале, Селена.

— Выбор жены мало чем отличается от выбора хорошей лошади, разве не так, милорд?

— Право, не знаю. — Маттиас взял еще бокал шампанского с подноса и подал Селене. — Мне не приходилось этим заниматься… Расскажите о своем Замарском салоне, Селена. Это как-то выпадает из вашего стиля. Не понимаю, какой интерес вам два раза в неделю развлекать молодых дам?

Глаза Селены кокетливо блеснули.

— Вам не приходит мысль, что я могу испытывать удовольствие оттого, что посвящаю их в тайны древнего Замара?

— Нет, — без обиняков сказал Маттиас. — Я скорее готов допустить, что для вас эти молодые наивные леди — источник свежих сплетен о членах самых знатных и богатых семей.

— Весьма огорчена столь невысоким мнением о моем салоне.

— Не принимайте это лишь на свой счет. У меня весьма невысокое мнение обо всех играх, в которые играет светское общество.

— Вы вряд ли вправе критиковать его, Колчестер. Ведь несколько лет назад вы создали игорный дом «Потерянная душа» с одной вполне определенной целью лишить джентльменов их состояний. — Селена негромко засмеялась. — И подумать только, вы обвиняете меня в том, что я играю в какие-то игры, сэр!

Ни один человек никогда не проигрывал состояния за его игорным столом, подумал Маттиас. Он знал это определенно. Но он не считал нужным возражать Селене. Вряд ли она поверила бы ему. Как не верил никто в высшем свете. Даже сейчас, спустя много лет, в обществе прочно удерживалось мнение о том, что он разорил нескольких человек, когда держал игорный дом.

— Я предпочел бы иные развлечения сейчас. Маттиас обвел взглядом толпу людей, выискивая Имоджин. Ей пора бы уже появиться.

— Кого-то ищете? — спросила Селена. — Должна предупредить, что среди гостей я уже видела Теодосию Слотт.

Маттиасу удалось сдержать стон.

— В самом деле? — сказал он бесстрастным тоном.

— Однажды вы все же расскажете мне, что произошло в действительности в тот день, когда вы застрелили ее любовника.

— Не имею понятия, о чем вы говорите, — ровным голосом произнес Маттиас. Он дает Имоджин еще пятнадцать минут, решил он. Если и тогда она не появится, то пусть самостоятельно решает свои проблемы.

Но подумав таким образом, он тут же осудил себя. При мысли о том, что Имоджин будет предоставлена самой себе, у него пробежал холодок по спине,

Селена бросила на него взгляд, в котором читалось нескрываемое любопытство.

— Вы все еще не решаетесь говорить о дуэли, хотя это было так давно? Я разочарована. Хотя и не скажу, что очень удивлена. Все знают, что вы отказываетесь беседовать на любую тему и говорите только о Замаре.

— В светском обществе происходит мало такого, о чем есть смысл вести разговор.

— Боюсь, вы несколько циничны, милорд. — Селена сделала паузу, заметив оживление в противоположном конце зала. — Ну-ну, похоже, появилась персона не менее интересная, чем вы.

По толпе прокатился шумок. Маттиас проследил за взглядом Селены. Он испытал предощущение, похожее на то, когда собираются выпустить свору собак и начать охоту. В воздухе явственно ощущался запах крови.

Было названо имя пришедшей, и оно многократно прокатилось по залу.

— Нескромная Имоджин… Девица Уотерстоун. Вы помните ее историю, дорогая?

— Подробностей не знаю. Что-то произошло три года назад. Дело замяли, поскольку ее семья в родстве с маркизом Бланчфордом. Похоже, она решила появиться в свете после смерти дяди.

— Ее имя связывали с Ваннеком. Весьма деликатная история… Их обнаружили вдвоем в спальне у Сандаунов, если вы помните… леди Ваннек покончила с собой после этого.

— Да-да. И ее все еще принимают в свете?

— Нескромная Имоджин — это, в общем, мелочь… Ее тетя в родстве и дружеских отношениях с Бланчфордом.

Селена стала обмахиваться голубым с позолотой веером.

— Нескромная Имоджин… Я почти забыла про нее. Что ж, становится интересно, милорд.

— Вы так считаете?

— Да, считаю. Вас не было в Лондоне три года назад, когда ее история наделала много шума… Мягко говоря, весьма оригинальная особа. Этакий синий чулок. — Селена улыбнулась. — Я думаю, на вас произведет впечатление. Она прямо-таки помешана на древнем Замаре.

— В самом деле?

— Насколько я помню, у нее нет ни вкуса, ни понятия о стиле. Не удивлюсь, если она и вальс станцевать не умеет.

Маттиас искоса взглянул на собеседницу:

— Вы хорошо ее знаете?

— Ее узнали все после этой истории с Ваннеком. Об этом говорили весь сезон… Я не вижу ее отсюда, сэр. Вам позволяет ваш рост. Вы видите ее?

— Да, — негромко сказал Маттиас. — Я хорошо вижу ее.

Он со смешанным чувством зачарованности и уважения наблюдал, как Имоджин продвигалась через зал. Хотела она того или нет, но ее появление вызвало ажиотаж.

Одета она была в зеленое — замарских тонов! — платье с высокой талией. Но выделялось платье не цветом. В конце концов, зеленый цвет замарских оттенков был модным в этом сезоне. Приковывали внимание низкий вырез декольте и три яруса оборок на юбке. Маттиас улыбнулся про себя. Мотивы были явно замарского происхождения, хотя дельфины и раковины, украшавшие платье, смотрелись на бальном платье несколько непривычно.

На Имоджин была большая, опять-таки выдержанная в замарских зеленоватых тонах шляпа, которая сдерживала напор пышных каштановых волос, позволив выбиться лишь нескольким наиболее упрямым локонам. Подобный стиль одежды подошел бы скорее немолодой матроне. Головной убор также украшала золотистая брошь в виде дельфина.

Рядом с Имоджин шла Горация в серебристого цвета платье. Свои привычные очки она сменила на элегантный лорнет.

Маттиас подавил улыбку, глядя на то, как Имоджин пробирается через толпу. Она двигалась не маленькими шажками, как большинство из присутствующих, а шагала широко и энергично.

Наблюдая за ней, Маттиас внезапно ощутил, насколько обострилась его способность к восприятию. Он почувствовал запах цветов в саду, которые видны были через приоткрытую застекленную дверь. Свет свечей в огромных канделябрах стал ярче. Гул толпы, наоборот, стал приглушеннее, чем две-три минуты назад. И в каждом втором мужчине в толпе внезапно проявились черты хищника. Маттиас знал, что это последнее его наблюдение — отнюдь не плод больного воображения.

— Неужели она собирается найти себе мужа? — удивилась Селена. — Должно быть, тетя убедила ее в том, что наследство, которое она недавно получила, вынудит какого-нибудь отчаявшегося джентльмена сделать ей предложение… Что вполне вероятно.

Маттиас сжал зубы, едва не клацнув ими. Имоджин следует знать, что о скандале, произошедшем три года назад, вспомнили в считанные минуты. Отдаленное родство Уотерстоунов с маркизом Бланчфордом даст ей возможность снова вернуться в свет, но от сплетен не оградит. Скорее всего шепоток уже долетел до нее, как долетел и до него.

Он внимательно всмотрелся в Имоджин. С того места, где он стоял, она не выглядела обескураженной разговорами, которыми было встречено ее появление. Это служило лишним доказательством того, что мало что могло напугать Имоджин.

Он наблюдал за ней со все возрастающим восхищением, пока вместе с Горацией она шла по залу. Уж он-то великолепно знал, что нужно незаурядное мужество, чтобы входить в зал, где раздаются нелестные эпитеты в твой адрес. И он еще хочет отговорить отказаться от своей затеи — ее, демонстрирующую подобную силу воли?!

— Колчестер!

Маттиас заставил себя обратить свой взор на Селену, которая наблюдала за ним с каким-то странным выражением лица.

— Простите, я не расслышал… Что вы сказали?

— Я спросила — с вами все в порядке?

— В порядке? Вполне. — Маттиас поставил недопитый бокал с шампанским на ближайший поднос. — Извините, мне необходимо выяснить, действительно ли мисс Уотерстоун ищет мужа.

Очаровательный ротик Селены открылся от крайнего изумления. Такого ошеломленного выражения на ее лице он никогда не видел. Маттиас едва не расхохотался.

— Колчестер, надеюсь, вы говорите не всерьез. — Селена не без труда взяла себя в руки. — Чего вы хотите? Ради Бога, не говорите, что Имоджин Уотерстоун интересует вас как потенциальная жена! Милорд, я только что говорила вам, что о ней идет весьма неприятная молва.

— Я редко прислушиваюсь к сплетням, Селена. Я наслушался о себе столько, что не верю им ни на йоту!

— Но, Колчестер, ее застали в спальне с Ваннеком! Человек вашего положения не может сделать предложения Нескромной Имоджин! Ведь вы вовсе не нуждаетесь в деньгах! Всем известно, что вы богаты, как Крез.

— Простите, Селена, я хочу позаботиться о том, чтобы меня ей представили.

Он повернулся на пятках и зашагал к ближайшей группе людей. Толпа раздвинулась словно по мановению волшебной палочки, когда он приблизился. Маттиас чувствовал на себе неотступные взгляды, когда направился к Имоджин и Горации.

Он достиг группы, окружавшей эту пару, одновременно с Флетчером и лордом Ваннеком.

Внимание Ваннека было всецело направлено на Имоджин, и он не видел Маттиаса до тех пор, пока едва не наступил на носок его начищенной до зеркального блеска штиблеты.

— Прошу прощения, — пробормотал Ваннек, маневрируя и пытаясь занять удобную позицию. Внезапно он узнал Маттиаса. В его глазах с тяжелыми веками вспыхнуло удивление. — Колчестер? — Первоначальное удивление сменилось выражением любопытства. — Я слышал, что вы в Лондоне. Что вас занесло сюда? Я полагал, вы терпеть не можете всю эту суету.

— Кажется, все намерены сегодня задавать мне один и тот же вопрос. Это становится скучным.

Ваннек вспыхнул и сердито поджал губы:

— Простите.

— Ничего, Ваннек. Я сегодня поглощен другим делом.

— Действительно?

Маттиас проигнорировал откровенное любопытство в глазах Ваннека. Он всегда недолюбливал этого человека. Их пути иногда пересекались не только потому, что Ваннек был членом Замарского общества, но еще и потому, что они были членами одних и тех же клубов.

Маттиас знал, что среди женщин света Ваннек имел репутацию красавца. Но сейчас ему было около сорока пяти, и годы пьяной и разгульной жизни наложили свой отпечаток. Он потолстел, кожа на его квадратных скулах обвисла.

Маттиас наблюдал за представлением Имоджин хозяйке — пухлой, оживленной Легации… Леди Блант… Было очевидно, что Горация и Летти были старинными подругами. Летти была явно взволнована тем эффектом, который произвело появление нежданных гостей. Назавтра о бале будут говорить все. Горация верно рассчитала, у кого следует появиться в первый раз.

— Имоджин, Уотерстоун, — пояснил Ваннек. — Не появлялась в городе около трех лет. Была другом моей покойной жены.

Маттиас бросил в его сторону короткий взгляд:

— Я слыхал об этом. Ваннек нахмурил брови:

— Вы знаете ее?

— Скажем так: знаю ее достаточно, чтобы хотеть быть ей представленным.

— Действительно?.. — пробормотал Ваннек. — Она женщина со странностями.

Внезапно Маттиас представил, как этот развратный, самоуверенный негодяй увлекает Имоджин в спальню, и у него возникло отчаянное желание съездить кулаком по его мясистой физиономии. Он заставил себя отвернуться и двинуться через толпу.

Имоджин, вежливо слушавшая, как Горация и Летти обменивались новостями, оживилась при виде Маттиаса. Он едва заметно улыбнулся.

— Колчестер! — Летти расцвела. Его появление произведет фурор, и она знала, чем ему обязана. Своим появлением в ее доме он сделал ее хозяйкой, с которой следует считаться,

— Летти. — Маттиас склонился к ее пухлой руке в перчатке. — Поздравляю с весьма успешно начавшимся вечером. Могу я попросить вас представить меня вашим новым гостям?

Круглое лицо Летти просияло.

— Конечно, милорд. Позвольте мне представить мою лучшую подругу миссис Горацию Элибанк и ее Племянницу Имоджин Уотерстоун. Сударыни, граф Колчестер.

Уловив обеспокоенность в глазах Горации, Маттиас улыбнулся ободряющей улыбкой и склонился к ее руке.

— Рад познакомиться, миссис Элибанк. — Он скользнул взглядом по лицу Имоджин, на котором читалось еле заметное волнение.

— Милорд, — Горация прокашлялась, — вам, должно быть, будет интересно узнать, что моя племянница занимается изучением древнего Замара.

— В самом деле? — Маттиас взял затянутую в перчатку руку Имоджин. Он вспомнил сценарий, который передала ему утром Имоджин. — Какое совпадение!

Ее глаза одобрительно сверкнули — именно этими словами открывался по сценарию их диалог.

— Сэр, вы, случайно, не тот лорд Колчестер, который открыл затерянный Замар и сделал его более модным, чем даже Древний Египет?

— Бесспорно, я Колчестер. — Маттиас решил, что пришла пора отойти от сценария. — Что касается Замара, могу лишь сказать, что он вошел в моду потому, что это — Замар.

Имоджин слегка прищурилась, услышав со стороны Маттиаса импровизацию, однако тут же решительно вошла в новую роль:

— Я рада познакомиться с вами, милорд. Полагаю, нам есть что обсудить.

— Сейчас самое время начать нашу беседу. Вы не откажете мне в танце?

Имоджин удивленно заморгала глазами.

— Ах да… Конечно, сэр.

Кивнув Горации, Маттиас хотел взять Имоджин за руку. Он на какое-то мгновение опоздал, ибо девушка уже начала пробираться сквозь толпу. Он сумел догнать ее как раз в тот момент, когда они достигли заполненного людьми центра зала.

Имоджин повернулась к нему, положила руку на его плечо и энергично закружила в быстром вальсе.

— Уже началось. — Возбуждение светилось в ее глазах. — Я страшно обрадовалась, когда увидела вас здесь, сэр.

— Я лишь исполнял ваши инструкции.

— Да, понимаю, но должна признаться — я волновалась, не начнут ли вас снова одолевать сомнения.

— Я скорее надеялся на то, что у вас самой появятся какие-то сомнения, Имоджин.

— Ни в коем случае. — Она бросила несколько взглядов по сторонам и повела его в угол, где народу было поменьше. — Вы видели Ваннека?

— Он здесь. — Быть ведомым в танце было для него в новинку.

— Превосходно! — Рука Имоджин сжала пальцы Маттиаса. — В таком случае он уже заметил, что вы проявили ко мне интерес?

— Не только он один, но и все в зале. Они знают, что я не имею привычки появляться на подобных раутах.

— Тем лучше. Тетя Горация в этот момент нашептывает леди Блант сказочку о Великой печати королевы. Она сообщит ей, что дядя Селвин оставил карту мне… Слухи распространяются быстро. Я думаю, что до Ваннека они дойдут уже сегодня, от силы — завтра.

— Да, сплетни в свете распространяются мгновенно, — мрачно согласился Маттиас.

— Как только он узнает, что я владею ключом к печати королевы, он вспомнит, как вы ухватились за первую же возможность быть мне представленным. — Имоджин удовлетворенно улыбнулась. — Он сразу же задумается о причине. И сделает вывод, что причина может быть лишь одна,

— Печать королевы.

— Именно!

Маттиас внимательно посмотрел на нее:

— Но есть другая причина, почему я искал встречи с вами.

Она бросила на него непонимающий взгляд:

— Что же это за причина, милорд? Наконец Имоджин поняла.

— О да, вы действительно намекнули об этом. Но никому и в голову не придет, что это возможно.

— Почему бы нет? Она нахмурилась:

— Не надо притворяться тупицей, Колчестер. Никто не допускает, что вы всерьез заинтересуетесь мной как потенциальной женой. В обществе поймут ваш интерес ко мне так, как мы хотим. Вы охотитесь за картой.

— Если вы так считаете. — Зная, что за ним наблюдают, Маттиас улыбнулся, чтобы скрыть раздражение. — Полагаю, нет никакой надежды отговорить вас от этого плана?

— Абсолютно никакой, милорд! Я весьма довольна тем, как пошли дела. Постарайтесь не волноваться. Я сделаю все, чтобы вас не подстерегла никакая опасность.

— Если нет никакой возможности отговорить вас от вашего плана, могу ли я уговорить, чтобы вы позволили мне вести вас?

— Прошу прощения?

— Я понимаю, что это банально и чисто условно, но меня учили, что, танцуя вальс, вести даму должен мужчина.

— О! — Щеки Имоджин слегка зарумянились. — Простите, милорд. Я брала уроки у учителя танцев три года назад. Он был француз. Французы очень сильны в этих вещах.

— Я слыхал об этом. — Уголком глаза Маттиас в толпе заметил Ваннека, который с явным интересом наблюдал за Имоджин.

— Филипп сказал, что у меня природная предрасположенность вести в танце.

— Филипп?

— Филипп Д'Артуа, французский учитель танцев, — пояснила Имоджин.

— Ах, вот оно что… Учитель танцев.

Имоджин несколько смущенно опустила ресницы:

— Филипп говорил, что его приводит в восторг, когда дама ведет его.

— В самом деле?

Она незаметно прочистила горло.

— Он говорил, что это разогревает ему кровь в жилах… Знаете, французы ведь такие романтики…

— В самом деле.

Внезапно Маттиас ощутил острое желание узнать как можно больше об Имоджин. Нужно найти место, где они могли бы побеседовать спокойно, решил он. Вероятно, в саду.

Применив в полном смысле силу, он принудил ее остановиться.

— Вы не желаете глотнуть свежего воздуха, мисс Уотерстоун?

— Спасибо, но я не испытываю потребности в свежем воздухе.

— Чепуха. — Он крепко сжал ей локоть и повел к открытой двери, выходящей в сад. — Здесь слишком тепло.

— Если честно, я нисколько не перегрелась.

— Перегрелся я.

— Простите?

— Я полагаю, это оттого, что вы вели меня в танце. Ведь вы сами сказали, что при этом разогревается кровь в жилах.

— Ах, вот что! — Похоже, она наконец поняла. — Да, конечно, свежий воздух — это именно то, что вам требуется, сэр.

Маттиас вместе с Имоджин пробрался через толпу. Возле самых дверей он вынужден был резко взять влево, чтобы избежать столкновения с группкой любопытствующих зевак.

Имоджин не ожидала этого и натолкнулась на официанта, который нес поднос с шампанским.

Официант вскрикнул. Поднос выскользнул из его рук и упал на пол. Раздался звон разбившихся бокалов, шампанское выплеснулось на платье дам, стоявших поблизости.

Среди этих дам, как успел заметить Маттиас, была Теодосия Слотт. Глаза ее округлились при виде Маттиаса, рот в ужасе приоткрылся. Она прижала руку к своей пышной груди.

— Колчестер… — Ахнув, она побледнела и грациозно упала в обморок.

— Черт бы тебя побрал, — пробормотал Маттиас.

Последовало замешательство. Мужчины растерялись. Они сконфуженно переводили взгляды с упавшей Теодосии на Маттиаса и обратно. Некоторые дамы очнулись от столбняка и полезли за нюхательной солью, то и дело бросая страшные взгляды на Колчестера.

— По размышлении, мисс Уотерстоун… Маттиас замолчал, увидев, что Имоджин опустилась на колени и пытается помочь слуге собрать разбитые бокалы. Он энергично поднял ее на ноги. — Я полагаю, что время уезжать. Этот вечер становится невыносимо скучным. Давайте разыщем вашу тетю и прикажем подать карету.

— Но я только что приехала. — Имоджин оглянулась назад, подчинившись, однако, Маттиасу, который уводил ее от разбитых бокалов и упавшей женщины. — Кто эта странная леди? Мне показалось, что она упала в обморок, увидев вас, сэр.

— Моя репутация такова, что оказывает подобный эффект на некоторых людей.

 

Глава 5

Лакей уже собирался закрыть дверцу кареты, когда Маттиас заглянул внутрь.

— Я хотел бы поговорить с вами, — обратился он к Имоджин. Взгляд его был мрачен. — Очевидно, сегодня это невозможно. — Он бросил раздраженный взгляд через плечо на заполненную людьми парадную лестницу леди Блант. Некоторые гости прибывали, другие уезжали. — Я зайду к вам завтра в одиннадцать часов. Надеюсь, вы будете в это время дома.

Имоджин подняла брови, удивленная холодностью его тона, но убедила себя в том, что должна быть снисходительной. Этот вечер явился для него, по всей видимости, тяжким испытанием, хотя для нее все складывалось, как она считала, весьма удачно.

— Я буду ждать вашего визита, милорд.

Она ободряюще улыбнулась ему, желая поддержать, но в темноте ей не удалось рассмотреть выражения его глаз. В знак прощания Маттиас наклонил голову. При свете фонаря блеснула серебристая прядь волос.

— Желаю вам обеим хорошего вечера. — Он отступил на шаг. Лакей закрыл дверцу кареты.

Маттиас растворился в сгустившейся ночной темноте. Имоджин бросила взгляд на дверь парадного подъезда и увидела там Ваннека. На какое-то мгновение их глаза встретились, но затем карета тронулась, и Имоджин потеряла его из виду.

Она молча откинулась на подушки. Имоджин впервые видела Ваннека после похорон. Сказались три года невоздержанной жизни, и привлекательности в нем здорово поубавилось.

— Должна заметить, что с Колчестером не соскучишься. — Горация направила лорнет на Имоджин. — И то же самое можно сказать о тебе, дорогая. Боюсь, что это лишь начало.

По всей видимости, тетю не очень радовали перспективы. Имоджин заставила себя отвлечься от мыслей о Ваннеке.

— Кто та леди, которая упала в обморок при виде Колчестера? — спросила она.

— Он обладает необыкновенной способностью оказывать такое действие на некоторых женщин, не правда ли? Вначале была Бесс, теперь Теодосия Слотт.

— Реакция Бесс вполне понятна, если учесть обстоятельства. Она приняла его за привидение или вампира. Но почему Теодосия Слотт?

Горация посмотрела в окно на многолюдную улицу.

— Это старая история", как и все другие истории, имеющие отношение к Колчестеру. И я не берусь судить, что из этого правда и что вымысел.

— Расскажи мне то, что знаешь, тетя.

Горация бросила испытующий взгляд на племянницу:

— Я полагала, что ты не желаешь выслушивать сплетни о его светлости.

— Я подумала, что должна быть максимально информированной. Трудно правильно реагировать в той. или иной ситуации, если не понимаешь, что происходит.

— Ясно! — Горация задумчиво откинулась назад. — Теодосия Слотт была красавицей сезона. Она заключила великолепный брачный контракт с мистером Гарольдом Слоттом. Его семья, насколько мне известно, занималась судоходным бизнесом. Помню, что мистер Слотт был уже в возрасте.

— Ну-ну, — нетерпеливо перебила Имоджин. — И что же дальше?

— Ничего из ряда вон выходящего. Теодосия выполнила свой долг и подарила мужу наследника. А потом у нее вдруг возникла связь с молодым щеголем по имени Джонатан Экселби.

— Ты хочешь сказать, что Теодосия и Экселби стали любовниками?

— Да. Экселби зачастил в пользующиеся недоброй славой игорные дома. Говорят, что больше всего он любил бывать в «Потерянной душе». Этот игорный дом был очень популярен среди молодых денди. Так или иначе, там он однажды столкнулся с Колчестером, и между ними произошла жестокая ссора. На утро была означена дуэль.

— Колчестер дрался на дуэли? — удивилась Имоджин.

— В том-то и вопрос. — Горация неопределенно помахала рукой. — Это никто не может подтвердить. Дуэли запрещены. Обе стороны редко говорят об этом.

— Но ведь он мог быть убит!

— По всему похоже, что убит был Экселби.

— Не верю в это! — У Имоджин внезапно пересохло во рту.

Горация еле заметно пожала плечами:

— Насколько я знаю, Экселби никто после этого утра никогда не видел. Он исчез. Люди говорят, что он был убит и похоронен в неизвестном месте. Семьи у него не было, так что вопросы было задавать некому.

— У этой истории должно быть продолжение.

— Оно действительно имеется, — подтвердила Горация. — Теодосия утверждает, что с целью усугубить ее положение Колчестер появился у нее на пороге чуть позже в это же самое утро и потребовал ее расположения.

— Что?!

— Очевидно, Колчестер поведал ей, что ссора произошла из-за нее, а поскольку он выиграл дуэль, то он, естественно, хочет занять место Экселби в постели. Теодосия утверждает, что она вышвырнула его на улицу.

Несколько секунд Имоджин в смятении молчала. Когда ей удалось несколько прийти в себя, она протестующе воскликнула:

— Возмутительная ложь!

— Уверяю тебя, это была главная сплетня сезона. Я прекрасно помню, потому что этот скандал затмил даже кошмарную историю о Дьявольских близнецах замка Данстоун, о которых говорили весь год.

— Дьявольских близнецах? — заинтересовалась Имоджин, отвлекаясь от темы разговора.

— Да, брат и сестра, которые сговорились сжечь дом. Это случилось вскоре после начала сезона, — пояснила Горация. — Видимо, пожилой муж сестры находился в тот момент в постели. От него остался только пепел. Дьявольские близнецы, по слухам, скрылись, прихватив все драгоценности мужа.

— Их поймали?

— Нет… Они исчезли вместе с драгоценностями. Некоторое время были предположения, что они объявятся в Лондоне и попытаются соблазнить и убить еще какого-нибудь состоятельного старика, но этого не случилось… Должно быть, уехали на материк… Так или иначе, о близнецах перестали говорить после истории с Колчестером.

Имоджин нахмурилась:

— Колчестер никогда бы не попал в такую историю.

— Дело в том, что, поскольку он никогда не пытался ни подтвердить, ни отрицать ее, она остается, в силе. И Теодосия играет на этом. Как видишь, она очень старается оживить ее.

Имоджин наморщила нос:

— Пожалуй… Она устроила великолепное представление сегодня вечером. Но это слишком смешно, чтобы быть правдой. Колчестер никогда не ввяжется в дуэль, тем более не убьет соперника, чтобы потом еще и соблазнить его любовницу.

— Ты не знала Колчестера тех дней, моя дорогая. — Горация помолчала. — Да, в общем, ты не знаешь его как следует и сегодня.

— Наоборот, я начинаю думать, что знакома с ним лучше, чем с кем-либо еще в городе.

— Почему ты так считаешь? — удивилась Горация.

— У нас очень много общего, — сказала Имоджин. — И уверяю тебя, что он слишком умен, чтобы позволить втянуть себя в какую-то дурацкую ссору из-за такой женщины, как Теодосия Слотт. Да у него нервы не выдержат такого напряжения! И уж никак не могу себе представить, чтобы Колчестер был завсегдатаем каких-то мерзких игорных домов.

— Не можешь представить?

— Естественно, нет, — подтвердила Имоджин. — Он человек тонкой организации и утонченного вкуса. Он просто не может искать развлечений в игорных домах!

— Дорогая, ведь Колчестер владел игорным домом, о котором шла речь.

В следующий раз Имоджин не уйдет так легко, дал себе слово Маттиас, выходя из кареты. Поднимаясь по лестнице своего городского дома, он был настроен весьма решительно. Он получит ответы на свои вопросы завтра же, когда нанесет ей визит. Он так или иначе намерен досконально выяснить, что все-таки произошло между Ваннеком и Имоджин три года назад. Пока что он склонялся к тому, что версия светского общества была не вполне точной. Как это обычно и бывало.

Уфтон открыл дверь, не выразив ни малейшего удивления по поводу раннего возвращения хозяина. Свет от настенных бра отражался на его глянцевой лысине. Уфтон поприветствовал Маттиаса с обычным невозмутимым спокойствием:

— Надеюсь, вы провели приятный вечер, сэр. Маттиас стянул перчатки и бросил их дворецкому.

— Вечер был весьма интересный.

— В самом деле… Боюсь, что он не окончен и окажется еще более интересным, милорд.

Маттиас на ходу обернулся. Он и Уфтон знали друг друга уже много лет.

— Черт побери, что ты хочешь этим сказать?

— У вас гости, милорд.

— В такой час? Кто это? Феликс? Пламмер?

— Ваша… гм… сестра, милорд. И ее компаньонка.

— Если у тебя такое представление о шутке, Уфтон, то позволь мне заметить, что ты начинаешь стареть.

Уфтон выпрямился и сделал вид, что он смертельно обижен.

— Уверяю вас, сэр, я не шучу. Я вообще никогда не шучу. Вы должны знать это. Вы достаточно часто говорили мне, что у меня абсолютно нет чувства юмора.

— Проклятие, а у меня нет сестры… — Маттиас оборвал фразу на полуслове и уставился на Уфтона. — Черт побери! Неужто ты имеешь в виду мою единокровную сестру?

— Леди Патрицию Маршалл, сэр. — В глазах Уфтона появилось некоторое сочувствие. — И ее компаньонку мисс Грайс. — Обойдя Маттиаса, он молча открыл дверь в библиотеку.

Маттиасу стало не по себе, когда он заглянул в освеженную пламенем камина комнату. Библиотека была его святых, его убежище, его берлога. Никто не мог находиться здесь без его персонального приглашения.

Многие находили эту комнату странной и перегруженной замарскими украшениями и экзотическим декором. Другие считали ее очаровательной, хотя некоторые признавались, что чувствовали себя в ней неуютно. Мнения посетителей Маттиаса не интересовали. Библиотека была призвана напоминать ему о древнем Замаре.

Всякий раз, входя в библиотеку, он попадал в другой мир, в далекое прошлое, которое выключало его из настоящего и будущего. Здесь, среди духов древнего народа, он мог хотя бы на время забыть о духах своего недавнего прошлого. Он проводил здесь долгие часы, разгадывая загадки, оставленные теми, кто некогда населял таинственный Замар.

Несколькими годами раньше Маттиас обнаружил, что, сосредоточившись на решении загадок древнего Замара, он мог забыть о потребностях, которые, не находя утоления, тлели в глубине под ледяным панцирем.

Комната была точной копией его удивительного открытия — огромной библиотеки, которую он обнаружил в лабиринте под руинами затерянного города.

С потолка спускались богато орнаментированные зелено-золотистые светильники. Пол был застлан гармонирующим по цвету ковром. Украшенные резьбой и позолотой полуколонны выступали из стен, создавая впечатление античной колоннады.

Книжные шкафы были забиты томами разной толщины и размеров. Они содержали тексты на греческом, латинском и других, куда более непонятных языках. Глиняные таблички с надписями и документы, написанные на свитках из материала, напоминающего папирус, но более прочного, пережившего столетия, занимали несколько полок. Маттиас доставил эти таблички и свитки из древней библиотеки с такими предосторожностями, словно они были из чистого золота и бриллиантов. Да ведь и в самом деле их подлинная ценность для него была значительно выше, чем ценность сокровищ, о которых мечтал Ратледж.

Пейзажи руин Замара украшали простенки между полуколоннами. По углам стояли скульптурные изображения Замариса и Анизамары. Мебель была украшена орнаментом с изображением дельфинов и раковин — эти образы постоянно повторялись в замарском искусстве.

Маттиас медленно вошел в освещенную каминным огнем библиотеку.

Две женщины — одна совсем молодая, вторая средних лет — сидели на диване перед камином, прижавшись друг к другу, по-видимому, напуганные окружающей обстановкой.

Женщины были одеты в запыленные дорожные платья. Чувствовалось, что они очень устали и полны дурных предчувствий. Обе испуганно вздрогнули, когда Маттиас вошел в библиотеку. Та, что помоложе, повернула в его сторону лицо, на котором читалась тревога.

Он встретился со взглядом серебристо-серых глаз, которые были весьма похожи на его собственные. Девушка выглядела бы очень милой, если бы не казалась столь удрученной, бесстрастно отметил Маттиас. Классический нос, элегантный подбородок; волосы были посветлее, чем у него, — очевидно, этот темно-каштановый оттенок она унаследовала от матери. И еще она была гибкой и грациозной. Он с удивлением отметил, что платье у нее было поношенным и местами рваным.

Это была Патриция, единокровная сестра, которую он никогда не видел и не хотел видеть. Это был второй отпрыск отца — любимая дочка, желанная, обожаемая, защищенная и благополучная; ребенок, матери которого не нужно было принуждать своего соблазнителя к женитьбе.

Это была дочь женщины, которая разыграла карту гораздо более тонко, чем его мать, думал Маттиас. Дочь образца добродетели.

Он остановился в центре библиотеки.

— Добрый вечер. Я Колчестер. Сейчас довольно поздно. Могу я поинтересоваться, что привело вас сюда? — Маттиас произнес это ровным, едва ли не монотонным голосом. Это был старый трюк, которому он научился, когда ему было лишь двадцать лет, и с тех пор это вошло у него в привычку. Ровный, бесцветный голос помогал ему скрывать эмоции.

Очевидно, столь холодный прием лишил Патрицию дара речи. Она смотрела на него огромными, испуганными глазами и, похоже, была близка к тому, чтобы разрыдаться.

И тогда женщина постарше, лицо которой несло на себе следы печали и смирения, решила взять на себя инициативу. Глядя Маттиасу в глаза, она проговорила:

— Милорд, я мисс Грайс. Я сопровождала вашу сестру во время ее поездки в Лондон. Она сказала мне, что вы возместите мои расходы и заплатите за услуги, которые я оказывала ей как компаньонка.

— Она так сказала? — Маттиас подошел к столику, на котором стоял графин с бренди. Он снял крышку и неторопливо налил себе в стакан изрядную дозу его содержимого. — А почему она не платит вам сама? Мой адвокат сообщил мне, что она получила хорошее наследство согласно воле моего отца.

— Я не могу заплатить ей, потому что у меня нет денег, — наконец заговорила Патриция. — Когда раз в три месяца приходят деньги на мое содержание, дядя их забирает и тратит на собак, лошадей и их дрессировку. Я вынуждена была заложить ожерелье матери, чтобы купить билет на дилижанс.

Рука Маттиаса застыла со стаканом на полпути ко рту.

— Ваш дядя? — Он вспомнил имя, которое называл ему адвокат. Некто с материнской стороны, — Это, кажется, Пул?

— Да. Он опекун моего наследства и он разворовывает его. В прошлом году мама и папа впервые вывели меня в свет. Мама говорила, что нынешний год будет моим вторым сезоном, но дядя отказывается платить за это. Я полагаю, что он не хочет, чтобы я вышла замуж и ушла из его дома. А пока я буду жить у него, он будет распоряжаться моими деньгами. После смерти родителей я оказалась пленницей в Девоне.

— Пленницей? Ну, это некоторое преувеличение, — пробормотал Маттиас.

— Но это так! — Патриция достала носовой платочек из ридикюля и разрыдалась, уткнувшись носом в льняную тряпицу. — Когда я начинаю протестовать, дядя лишь смеется. Он говорит, что заслужил эти деньги, потому что он единственный, кто согласился предоставить мне кров после смерти мамы и папы. Он постоянно напоминает мне, что вы не желаете иметь со мной дела, милорд. Я знаю, что это правда, но сейчас я вынуждена воззвать к вашему милосердию.

При виде слез Патриции мрачные воспоминания обожгли душу Маттиаса. Он ненавидел женские слезы. Они всегда напоминали ему безутешно рыдающую мать, когда он чувствовал и свою беспомощность, и одновременно ярость, ибо отец уходил прочь, предоставляя ему самому искать выход из положения.

— Я попрошу своего адвоката разобраться в ваших финансовых делах. — Маттиас отхлебнул солидный глоток бренди и подождал, пока напиток согреет ему нутро. — Что-то, наверное, можно будет сделать.

— Это не поможет. Милорд, умоляю вас, не отсылайте меня обратно к дяде! — Патриция сжала в кулаки лежащие на коленях руки. — Вы не можете себе представить, что это такое — находиться там! Я не могу вернуться туда! Я боюсь, милорд!

— Чего, скажите, ради Бога? — Маттиас прищурил глаза, пораженный пришедшей ему в голову неприятной мыслью. — Вашего дяди?

Патриция энергично затрясла головой.

— Нет-нет, милорд! Он вообще игнорирует меня. Его интересует только мое наследство… Но два месяца назад у нас остановился мой кузен Невил, после того как его выгнали из Оксфорда. — Она опустила глаза. — Он… подглядывает за мной.

Маттиас поднял брови:

— Подглядывает? О чем вы, черт возьми, толкуете? Мисс Грайс прокашлялась и устремила на него суровый взгляд.

— Я полагаю, вы способны догадаться, милорд. Ведь вы мирской человек. Подумайте сами. Молодой человек с сомнительной репутацией расхаживает по дому… Молодая леди не чувствует себя защищенной от его неожиданных вторжений. Я полагаю, нет необходимости вдаваться в детали. Я сама оказывалась в аналогичной ситуации, когда была помоложе… Поверьте, это очень нелегко.

— Понимаю. — Маттиас оперся рукой о каминную доску из черного мрамора и попытался собраться с мыслями. — Но у вас должны же быть другие родственники, Патриция? Кто-нибудь по линии матери?

— Никого, кто мог бы меня принять, сэр. Маттиас постучал пальцами по прохладному мрамору.

— Что-то надо придумать. — Он посмотрел на мисс Грайс, ища поддержки.

— Леди Патриция говорит, что вы ее брат, милорд, — сказала мисс Грайс, как бы подводя итог разговору. — И вы, конечно же, не откажете ей в крыше над головой. — Она с некоторым сомнением бросила взгляд вокруг себя.

Маттиас так же легко прочитал мысли женщины, как если бы она произнесла их вслух. Мисс Грайс отнюдь не была уверена в том, что то место, где они находятся, можно считать подходящим жильем.

Патриция не обращала ни малейшего внимания на фантастическое окружение. Она смотрела на Маттиаса с надеждой, с которой может смотреть лишь молодая и наивная девушка.

— Прошу вас, милорд. Взываю к вашему милосердию. Я надеюсь, что вы не вышвырнете меня на улицу. Папа говорил мне, что вы обещали ему принять меня, когда в этом возникнет потребность.

— Черт побери, — пробормотал Маттиас.

— Вас хочет видеть джентльмен, мисс Уотерстоун. Имоджин оторвалась от журнала «Замариан ревю»,

Который читала. В дверях гостиной стояла миссис Вайн, экономка и одновременно домовладелица квартиры. Джентльмен, о приходе которого она сообщила, наверняка должен быть Ваннек. Слухи наверняка уже докатились до него, как она того и ожидала. Но в этот ответственный момент ей вдруг стало страшно. Ей захотелось, чтобы рядом был Маттиас. Чепуха, сказала она себе уже в следующую секунду. Это был ее план. Она проводила его в жизнь и отвечала за то, чтобы он должным образом сработал. Маттиас предупреждал ее, что не считает себя человеком действия.

Она медленно положила журнал на стол.

— Просите, миссис Вайн. И сообщите моей тете, что у нас гости.

— Хорошо, мадам. — Миссис Вайн была высокой, суровой женщиной неопределенных лет; Она со вздохом кивнула, словно проводить гостя в гостиную было бог весть какой трудной обязанностью.

Имоджин полагала, что двойственное положение миссис Вайн — домовладелицы и экономки — было причиной ее несколько искаженного представления об отношениях между нею и жильцами дома.

В зале послышались Шаги. Имоджин приказала себе мобилизоваться. Первая встреча с Ваннеком может иметь решающее значение для успешного воплощения ее плана. Ей надо действовать четко и умно. Она снова подумала о Маттиасе. Возможно, он не авантюрного склада человек, но, безусловно, умен. Он мог бы стать очень полезным союзником в этой ситуации.

Миссис Вайн снова появилась в дверях, и вид у нее был еще более важный, чем раньше.

— К вам Аластер Дрейк, мадам.

Аластер! Имоджин вскочила так резко, что опрокинула чашку. К счастью, она была пуста. Чашка упала на ковер, не причинив ему никакого вреда.

— Я не ожидала вас видеть, — проговорила Имоджин, наклоняясь за чашкой. — Садитесь, пожалуйста. — Быстро выпрямившись, она поставила чашку на блюдце и улыбнулась красивому молодому мужчине, появившемуся в дверях. Сразу же набежали давние, вызывающие грусть воспоминания.

— Добрый день, Имоджин. — На чувственных губах Аластера появилась медленная улыбка. — Сколько лет, сколько зим!

— Да, в самом деле. — Она вглядывалась в него, пытаясь определить, какой отпечаток наложили на него эти три года.

Аластер оставался столь же привлекательным, как и раньше. Ему сейчас около тридцати, подумала она. Внешне он стал даже интереснее. Светло-каштановые волосы его были коротко подстрижены и завиты по последней моде. В голубых глазах сохранилось выражение, которое вполне могло принадлежать и невинному растерянному мальчику, и вполне светскому мужчине. Люси однажды заметила, что это его самое очаровательное качество.

Аластер неторопливо вошел в комнату:

— Простите, что удивил вас своим появлением. Должно быть, вы ожидали с визитом кого-либо более интересного. Колчестера, например? Я слышал, что он ни на шаг не отпускал вас от себя вчера на балу у Блант.

— Не будьте смешным. — Имоджин улыбнулась улыбкой, которая, как она надеялась, должна была убедить его в ошибочности подобных предположений. — Я не ожидала увидеть вас, потому что экономка не назвала вашего имени… Не хотите ли чаю?

— Благодарю вас. — Аластер некоторое время изучающе смотрел на нее из-под полуопущенных ресниц. — Я вполне допускаю, что наше нелепое расставание три года тому назад — вполне веская причина, чтобы не хотеть видеть меня сегодня.

— Глупости, сэр. Я рада видеть вас. — Сейчас, когда Имоджин оправилась от первоначального шока, она с удовлетворением почувствовала, что ее пульс вошел в нормальный ритм.

Люси как-то заметила, что любая женщина хотела бы иметь такого благожелательного старшего брата, как Аластер. Однако Имоджин никогда не видела в нем брата. Он оказался в числе друзей Люси три года назад, когда они встретились на заседании Замарского общества. Люси познакомила Имоджин с Аластером, едва она приехала в Лондон. С тех пор они втроем были неразлучны.

Аластеру были рады и потому, что на него можно было рассчитывать как на сопровождающего. Ваннек редко брал с собой Люси и Имоджин на балы и приемы. Он предпочитал проводить время в своем клубе или с любовницей. Люси призналась Имоджин, что ей спокойнее, когда муж проводит время с другой женщиной. Ее страшили те ночи, когда он приходил к ней в спальню.

На Имоджин нахлынули воспоминания. Было время, когда ей казалось, что Аластер влюблен в нее. Он целовал ее так, словно она была сделана из нежнейшего шелка.

Они обменялись всего лишь несколькими объятиями — в саду или на затененной террасе во время какого-нибудь приема или бала. Аластер не был столь горяч, как Филипп Д'Артуа, ее учитель танцев, но ведь Филипп был все-таки французом. Впрочем, поцелуи того и другого стали казаться ей поцелуями бесплотных духов, после того как несколько дней назад она оказалась в горячих объятиях Маттиаса.

Хотя Имоджин не могла оживить в своей памяти ничего, кроме обрывочных воспоминаний, касающихся ее прошлых чувств к Аластеру, она отметила для себя, что выглядит он превосходно. Его пиджак и брюки были модного покроя, галстук завязан весьма элегантно. Цвет пиджака гармонировал с голубизной глаз. Аластер всегда внимательно следил за модой.

— Я не поверил своим ушам, когда услыхал, что вы появились в городе, Имоджин. — Он принял из ее рук чашку с чаем. Глаза его были красноречивы сами по себе. — Как приятно видеть вас, дорогая! Боже мой, как я соскучился по вам!

— В самом деле? — Имоджин внезапно пришло на память, какой шок и какой гнев отразились на его лице в тот вечер, когда он увидел ее с Ваннеком. Аластер так никогда и не дал ей шанса объяснить случившееся. — Мне так не хватало все это время Люси.

— Ах да, бедняжка Люси. — Аластер покачал головой. — Печальная история… Я часто вспоминаю о тех временах, когда мы проводили время втроем. — Он многозначительно помолчал. — Должен тем не менее признаться, что самые дорогие воспоминания у меня связаны с вами, Имоджин.

— Неужели? — Она перевела дыхание. — Почему же в таком случае вы ни разу мне не написали, сэр? Я надеялась получить от вас весть после похорон Люси. Я полагала, что мы были друзьями.

— Друзьями? — В голосе его неожиданно появилась твердость. — Мы были более чем друзья. Буду предельно откровенным с вами, Имоджин. После того инцидента я не хотел бередить раны.

— Раны? Какие раны?

— Я был… потрясен. — Он сжал губы. — Страшно потрясен, если вы хотите знать правду. Мне потребовалось много времени, пока я преодолел боль от того, что увидел вас в объятиях Ваннека.

— Я не была в его объятиях, — раздражаясь, сказала Имоджин. — Я… впрочем, не будем об этом, это в прошлом, пусть оно там и остается… Позвольте вас спросить, чему я обязана, что вы решили посетить меня?

— Разве это не очевидно? — Аластер поставил на стол чашку и поднялся. — Я пришел навестить вас, потому что, как только услышал о вашем появлении в городе, понял, что мои чувства к вам не умерли. — Он взял Имоджин за руку, побуждая ее встать.

— Аластер, прошу вас… — Имоджин была настолько потрясена его объяснением, что не догадалась как-нибудь деликатно увести свою руку.

— Есть еще нечто такое, что я должен вам сказать. Это мучило меня все эти долгие три года… Я хочу, чтобы вы знали, что я простил вас за то, что произошло в ту ужасную ночь.

— Простили меня? — Она бросила на него проницательный взгляд. — Что ж, вы очень добры, но, уверяю вас, мне не требуется вашего прощения.

— Вам не нужно ничего объяснять, дорогая, это не имеет больше значения. Весь свет знает теперь, что за человек этот Ваннек. Он воспользовался вашей невинностью и наивностью. Что касается меня, то я был значительно моложе в то время. Мнение общества оказало на меня влияние.

— Пусть это вас не волнует. — Имоджин положила руки ему на плечи. — Я отлично понимаю, почему вы сделали скоропалительный вывод, что я любовница Ваннека. В самом деле, любой джентльмен на вашем месте поверил бы в самое худшее.

— Я был настолько потрясен, что не мог трезво размышлять. А когда я опомнился, было слишком поздно. Люси умерла. Вы уехали.

— Да-да, я вас понимаю'. — Имоджин снова прикоснулась к его плечу.

— Мы стали старше и мудрее, дорогая. Зрелые люди, которые понимают, как развивается мир. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Имоджин уклонилась от его ищущего рта и напряглась.

— Прошу вас, сэр, отпустите меня.

— Неужели вы забыли то, что было между нами? Наши короткие теплые объятия? Разговоры о Замаре? Ваши глаза так загорались, когда вы говорили о древнем Замаре, Имоджин!

Большая темная тень загородила дверной проем,

— Я не помешаю? — спросил Маттиас ледяным голосом.

— Какого черта? — Аластер отпустил Имоджин и поспешно отступил назад. — Колчестер?

Имоджин повернулась, взволнованная и разгоряченная той борьбой, которую ей пришлось вести.

— Входите, милорд, — громко и твердо произнесла она. — Мистер Дрейк уже уходит.

 

Глава 6

— Что здесь делал Аластер? — голосом, лишенным всяческих эмоций, спросил Маттиас, опускаясь в кресло, которое Аластер только что освободил.

— Он мой старый знакомый. — Имоджин потянулась за чайником. Она была несказанно рада, что Аластер ушел, однако не была уверена, что появление Маттиаса меняет дело к лучшему. Похоже, он был не в настроении. — Друг времен трехлетней давности.

— Близкий друг. — Маттиас посмотрел на нее из-под приопущенных ресниц.

— Наш общий друг — мой и Люси, — сказала она значительно.

— По-моему, ваша тетя упоминала его имя.

— Ваннек не утруждал себя тем, чтобы сопровождать свою жену в театры, на балы и вечера, а Люси очень любила их посещать.

— То есть, заполучив ее, Ваннек стал ее игнорировать.

— Я думаю, что он запер бы ее в комнате, где хранилась его коллекция, если бы только это было возможно. Люси вступила в Замарское общество, рассчитывая доставить ему удовольствие, но он высмеял ее интерес. Тем не менее там она и встретила Аластера.

— И представила его вам — кажется, так говорила миссис Элибанк, — пробормотал Маттиас.

— Да. Я уже сказала вам, что мы всюду ходили втроем. Аластер был очень галантен. Ему нравилось сопровождать нас.

— Понятно. — Маттиас взял чашку и откинулся в кресле. Он вытянул перед собой ноги, не спуская с Имоджин глаз. — Продолжайте, прошу вас.

— Продолжать? Что именно?

— Всю историю до конца.

— Рассказывать в общем-то нечего. Вчера вечером Аластер узнал, что я в городе. Он нанес мне визит, чтобы возобновить знакомство. Вот, собственно, и все.

— Имоджин, это верно, что последние несколько лет я провел главным образом в Замаре, а если и наезжал в Лондон, то избегал того, что именуется высшим светом. — Маттиас еле заметно улыбнулся. — Но я не считаю себя круглым идиотом… Когда я вошел сюда, вы были в объятиях Дрейка. Отсюда я делаю логический вывод, что продолжение у этой истории есть.

— Ну и что из того? Я уже сказала вам, что мы старые друзья.

— Из того, что мне поведала ваша тетя, я понял, что у вас весьма либеральные взгляды на отношения между представителями разных полов. Однако мне кажется, что такое приветствие не совсем обычно даже для весьма старых друзей. Поскольку я оказался свидетелем этого, мне хотелось бы получить некоторые пояснения. Имоджин вспыхнула:

— Мои отношения с Аластером вас не касаются, милорд! Это не имеет никакого отношения к моему плану.

— Не согласен. Если я должен помогать вам, я имею право на информацию.

— Успокойтесь, милорд. Я буду информировать вас обо всем, что вам надлежит знать.

— Должно быть, вы не имеете понятия, какие сложности могут возникнуть в этом деле, — возразил Маттиас. — Что, если Дрейк позволит втянуть себя в эту затею?

Имоджин удивленно вскинулась:

— Какого дьявола ему впутываться в эту историю?

— Может быть, ему самому захочется завладеть печатью королевы.

Имоджин недоверчиво фыркнула:

— Маловероятно. Уверяю вас, интерес Аластера к замарским ценностям носит весьма поверхностный характер. Он скорее дилетант, а никакой не исследователь и просто гонится за модой. Да он даже и не собирает их. Аластер не создаст проблемы в этом отношении.

Маттиас прищурился:

— Тогда, возможно, он решил, что если был в близких отношениях с вами три года назад, то было бы весьма приятно — скажем так — возобновить их?

— Я не намерена допустить этого, — сурово сказала Имоджин.

— В самом деле?

— Что вы хотите этим сказать, Колчестер?

— А то, что пресечь его попытки к возобновлению отношений вы могли бы более эффективно, чем так, как это вы сделали несколько минут назад.

— Почему вас так волнует этот предмет? — возмутилась Имоджин. — Это не ваше дело, уверяю вас! Я сама разберусь с Аластером.

Маттиас побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Похоже было, он искал другой подход к тому же вопросу.

— Имоджин, я вынужден настаивать на том, чтобы между нами были абсолютно честные отношения, коль речь идет о совместном воплощении вашего дьявольского замысла.

— Это не дьявольский замысел. Это очень даже продуманный план.

— Это безумный план, и, поскольку я в нем участвую, я требую от вас честности. Честность в обмен на мою помощь… В этом деле существует риск… Весьма серьезный риск.

Кажется, наконец, наступило понимание. Имоджин сердито выдохнула и откинулась на спинку дивана.

— Стало быть, теперь мы подходим к сути дела. Вы опять слишком уж обеспокоены.

— Можно сказать и так.

— Не обижайтесь, милорд, но очень жаль, что вы не обладаете большей отвагой.

— Я успокаиваю себя сознанием того, что у каждого из нас есть свои сильные стороны и свои слабости… Возможно, что в конце концов я окажусь полезным.

— Гм… — Она посмотрела на него из-под опущенных век. Иногда у нее появлялись подозрения, что Маттиас подшучивает над ней. — Хорошо! Если это способно вас успокоить, я расскажу о своих отношениях с Аластером Дрейком.

— Сомневаюсь в том, что ваше объяснение подействует на меня успокаивающе, но полагаю, что все же необходимо его выслушать.

— Если коротко, то Аластер был именно тем джентльменом, который застал меня и Ваннека в спальне три года назад.

— Ваша тетя мне об этом уже говорила.

— Тогда какого черта вы задаете мне все эти дурацкие вопросы? — рассердилась Имоджин.

— Я хочу услышать вашу версию этой истории.

— Аластер застал меня в компрометирующей ситуации и предположил наихудшее, вот и все.

Маттиас рассматривал свою чайную чашку с таким интересом, словно перед ним находился замарский артефакт.

— Человеку можно простить наихудшие предположения, если он застает двоих людей в постели.

— Черт бы вас побрал! Я не была с Ваннеком в постели! — взорвалась Имоджин. — Я была с ним просто в комнате! А это разные вещи, сэр!

Маттиас оторвал взгляд от чашки:

— Разве?

— Именно так! Это было страшное недоразумение. Во всяком случае, я так считала. — Имоджин несколько раз куснула нижнюю губу, вновь переживая случившееся. — А потом Люси умерла… Говорили, что она оставила записку и будто бы покончила с собой, потому что ее муж и лучшая подруга предали ее… Все настолько запуталось.

— Еще бы.

Имоджин вскочила, сцепила за спиной руки и стала ходить по гостиной.

— Когда ко мне вернулась способность логически рассуждать, мне пришло в голову, что Ваннек сознательно завлек меня в спальню в ту ночь, наверняка зная, что нас там застанут.

— Чтобы после смерти Люси слухи о предательстве и ее самоубийстве затемнили истину? По-моему, это несколько притянуто за уши.

— Все же логика в этом есть. Ваннек весьма умен. Он ведь не хотел, чтобы пошли слухи об убийстве. Он хотел, чтобы смерть Люси выглядела как самоубийство, а для этого нужно было сфабриковать подходящую причину ее самоубийства.

— Зачем вы отправились с ним в эту спальню? — спросил Маттиас.

— Я не собиралась идти с ним! Просто я неожиданно получила записку с просьбой прийти в спальню.

— Кто прислал вам записку?

— Люси. Во всяком случае, тогда я так считала. Сейчас я думаю, что записку написал сам Ваннек и подписал ее именем. Когда я вошла в спальню, он был уже там. И был… — Имоджин замолчала, на щеках ее появился густой румянец.

— И был?.. Имоджин откашлялась:

— Он был… частично раздет. Он уже снял рубашку и штиблеты и расстегивал брюки, когда вошла я.

Маттиас с величайшей осторожностью поставил на стол блюдце и чашку.

— Понимаю…

— Ваннек сделал вид, что удивлен моим появлением не меньше, чем я тем, что увидела его в этой комнате. Естественно, я сразу же повернулась, чтобы уйти. Но именно в этот момент в коридоре появились Аластер и его друг. Проходя мимо открытой двери, они увидели в комнате Ваннека и меня.

— И сломя голову бросились в клуб, чтобы сообщить приятелям о том, что Ваннек соблазнил вас? — холодно проговорил Маттиас.

— Аластер этого не сделал, — сверкнула глазами Имоджин. — Он джентльмен. А вот его компаньон оказался менее сдержанным. Естественно, Аластер сделал все, чтобы защитить мою репутацию.

— Естественно.

Имоджин бросила на него изучающий взгляд, не поняв его тона. Уж не дразнит ли он ее снова? В конце концов, она решила проигнорировать это.

— Конечно, прекратить сплетни было невозможно, особенно после смерти Люси.

— Скажите, Имоджин, вы объяснили Дрейку, как все произошло?

Имоджин остановилась перед окном и некоторое время молчала.

— Аластер был тогда в настоящем шоке. На него страшно подействовало то, что он якобы увидел. Он поспешил уйти, и я не успела рассказать ему, как все было в действительности. А позже мне такой возможности не представилось.

— Понятно. А Дрейк тогда не бросил вызов Ваннеку?

Имоджин вспыхнула:

— Нет, конечно. Дуэль совершенно исключалась. Я никогда бы не допустила ее.

Маттиас ничего не сказал.

— Да это ничего бы и не изменило. Мои родители говорили, — тихо сказала Имоджин, — для высшего света значение имеет лишь внешняя сторона, отнюдь не истина. Поэтому Ваннеку так легко и удалось обмануть общество, когда он убил Люси. Он сфабриковал видимость самоубийства, и ему поверили.

После некоторого молчания Маттиас предложил;

— Может быть, пришло время перейти к более насущным вопросам?

— Вы правы, сэр. — Она испытала явное облегчение, услышав это предложение, быстро отошла от окна и направилась к дивану.

В дверях появилась Горация. Она удивленно уставилась на Маттиаса:

— Как? Я и не знала, что у нас гости. Нужно поговорить с нашей экономкой. Она мне не сказала, что кто-то приехал.

— Имоджин и я обсуждали наши планы. — Маттиас поднялся, чтобы поприветствовать Горацию.

— Понятно. — Горация вошла в комнату и протянула Маттиасу руку. — Меня очень тревожит план Имоджин.

— Рад слышать, что тревоги одолевают не одного меня. — Маттиас искоса бросил беглый взгляд на Имоджин. — Те из нас, кто не отличается стальными нервами, должны объединить свои усилия.

Имоджин с упреком посмотрела на обоих:

— Все будет хорошо. Я все держу под контролем.

— Остается только надеяться. — Маттиас снова сел. — Но как это часто случается, в самый ответственный момент у меня появилась новая проблема.

— Что за проблема? — нахмурилась Имоджин.

— Ко мне вчера вечером приехала моя единокровная сестра. Она заявила, что ей некуда деться и что она должна остаться жить у меня.

Имоджин заморгала глазами:

— Я не знала, что у вас есть сестра.

— Отец женился вторично, когда умерла моя мать, — бесстрастным тоном проговорил Маттиас. — Патриция — дочь его второй жены. Если честно, я не знаю, что мне с ней делать. Она приехала с компаньонкой, но эта женщина не может остаться с ней.

— Сколько лет Патриции? — спросила Имоджин.

— Девятнадцать.

— В этом возрасте она может выйти в свет, заметила Горация.

— Черт возьми, каким образом я смогу это устроить? — проворчал Маттиас. — Чтобы вывести молодую леди в общество, понадобятся наряды, приглашения, компаньонка и бог весть что еще.

— Пусть это вас не беспокоит, Колчестер, — сказала Имоджин. — Тетя Горация — дока в таких вопросах. Мы предоставим Патрицию ей.

Глаза Горации за стеклами очков слегка расширились. Маттиас перевел взгляд с Имоджин на Горацию и обратно, Он явно испытал облегчение.

— Это ведь нелегкое дело.

— Чепуха. — Имоджин посмотрела на Горацию:

— Так что, тетя? Ты готова вывести молодую леди в свет?

— Дело очень интересное, — бодро заявила Горация. — Это так здорово — заказывать множество красивых платьев и платить по счетам.

Имоджин не раздумывая взяла на себя разрешение проблем, связанных с Патрицией. При некотором везении, размышлял Маттиас три дня спустя, он сможет выдать сестру замуж уже в этом сезоне и тем самым сдержит слово, данное отцу.

Это обещание было дано здесь, именно в этом клубе, подумал Маттиас, отдавая шляпу и перчатки немолодому портье. Два года назад Томас застал его в кафе и вынудил дать это обещание. Вероятно, у него было предчувствие, что он скоро умрет.

— Я хотел бы поговорить с тобой, — сказал тогда Томас, садясь за столик.

— Пожалуйста, сэр. — В разговоре с отцом Маттиас неизменно говорил холодным и в то же время исключительно вежливым тоном. — Что-то случилось?

— Меня беспокоит будущее.

— Оно всех беспокоит. Я пришел к выводу, что о нем лучше не думать.

— Я это заметил. Проклятие, твое безответственное поведение не делает тебе чести. После окончания университета ты только и делаешь, что устраиваешь скандалы. — Томас уперся локтями о подлокотники кресла, сомкнул ладони, явно силясь сдержать гнев. — Но это не то, о чем я хотел с тобой сегодня поговорить. Я должен позаботиться о будущем Патриции на тот случай, если что-то случится со мной и моей женой.

— Насколько я понимаю, этим занимаются адвокаты.

— Я уже позаботился о финансовой стороне дела. Согласно моей воле, Патриция будет хорошо обеспечена. Но и ее мать, и я — мы хотели, чтобы она была счастлива.

— Угу… Счастлива.

Томас нахмурился:

— Это как раз то, что не так-то просто обеспечить.

— Я это заметил, сэр. Томас поджал губы:

— Если что-либо случится с Шарлоттой и со мной, обусловлено, что Патриция будет жить в доме одного из родственников Шарлотты.

— И что же?

Томас встретил взгляд Маттиаса.

— Если это условие по какой-то причине не сработает, я прошу тебя дать слово, что ты позаботишься о Патриции.

Маттиас помолчал.

— О чем ты меня просишь?

— Выполнить долг. — Томас устало закрыл глаза, затем открыл и снова устремил их на Маттиаса. — Видит Бог, ты игнорируешь свою обязанность наследника в течение всей своей сознательной жизни, но этой обязанности тебе не избежать. Патриция твоя сестра. И ты позаботишься о ней, если что-либо случится со мной. Это понятно? Я хочу, чтобы ты поклялся.

— Почему ты считаешь, что можешь положиться на мое слово?

— Ты опозорил свой род, когда открыл этот проклятый игорный дом. Ты отправился на поиски древнего Замара вместо того, чтобы заключить брачный договор и подарить мне внука, которому можно будет передать титул. Некоторые подозревают, что ты ответствен за смерть Ратледжа. Ходят слухи, что из-за замужней женщины ты убил на дуэли человека. — Руки Томаса сжались в кулаки. — Но все признают, что ты никогда не нарушаешь обещаний. Я хочу, чтобы ты дал мне сейчас слово.

Маттиас несколько мгновений молча смотрел на отца.

— Я понимаю, как нелегко вам идти на это, сэр. Должно быть, вы очень любите Патрицию.

— Она и ее мать — это свет в моей жизни.

— А когда вы смотрите на меня, вы видите лишь тьму, в которую вас ввергла женитьба на моей матери, — тихо заключил Маттиас.

Томас напрягся. Он поднял глаза на белую прядь волос среди черной шевелюры — точь-в-точь как и у него самого.

— Помоги мне Бог, каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу в тебе своего сына и наследника.

Маттиас невесело улыбнулся:

— Как же все это неприятно для вас, сэр!

— Ты ничего не сделал для того, чтобы это стало приятным, черт возьми! — Гнев Томаса вдруг сменился каким-то безразличием. — Ты вряд ли поверишь мне после всего того, что было между нами, но я сожалею, что мы мало времени провели с тобой вместе, когда ты был помоложе. Возможно, мне удалось бы привить тебе более сильное чувство долга.

Маттиас промолчал.

Томас пристально посмотрел на сына:

— Ты даешь слово, что позаботишься о Патриции, если со мной что-либо случится?

— Да. — Маттиас взялся за газету, которую до этого читал.

Томас нахмурился:

— И это все, что ты можешь мне сказать?

— Я дал вам слово касательно Патриции. — Маттиас поднял на него взгляд. — Вы хотите от меня чего-то еще, сэр?

— Нет. — Томас медленно, тяжело поднялся. — Нет… Ничего больше. — Поколебавшись, он добавил:

— Хотя это не правда. Есть еще одна вещь.

— Какая же, сэр?

— Ты намерен когда-либо жениться? Или ты хочешь отомстить мне и прервать наш род?

— За что я должен мстить, сэр?

— Черт побери! Ведь мы оба знаем, что ты обвиняешь меня в страданиях матери!.. Но ты уже вполне взрослый и должен понимать, что в любой коллизии существует две стороны. Если бы ты оказался на моем месте, ты бы понял, почему я действовал так, а не иначе.

— Я должен действовать наверняка, чтобы не оказаться в таком же положении, — вежливо сказал Маттиас. — Всего доброго, сэр.

Томас некоторое время стоял, словно хотел сказать что-то еще. Очевидно, не найдя подходящих слов, он повернулся и направился к выходу.

Маттиас смотрел ему вслед. Его поразило, каким старым выглядел отец. Внезапно из каких-то глубин вырвалось на поверхность долго сдерживаемое желание заслужить одобрение Томаса.

— Сэр!

Томас повернулся;

— В чем дело?

После секундного колебания Маттиас сказал:

— Я намерен выполнить свой долг в отношении титула. Я не допущу, чтобы наш род прервался.

Нечто похожее на облегчение, даже на благодарность, появилось в лице Томаса.

— Спасибо. Я сожалею, что я… Впрочем, это уже не важно.

— О чем вы сожалеете, сэр?

— О том, что я не дал тебе денег на твою первую экспедицию на Замар. — Томас помолчал. — Я знал, как много значила для тебя эта экспедиция.

Маттиас понимал, что в этот вечер они с отцом были как никогда близки к примирению. Он заставил себя отбросить воспоминания и вошел в кафе.

Кивнув двум-трем знакомым, он взял экземпляр газеты «Тайме» и уселся в просторное кресло близ камина. Газету он взял исключительно для камуфляжа. Читать ему совершенно не хотелось. Ему хотелось подумать, но чтобы при этом никто не мешал. За последние несколько дней его спокойная, размеренная жизнь была взорвана и превратилась в какой-то сумбур.

Он невидящим взглядом смотрел на первую страницу газеты, вспоминая при этом рассказ Имоджин о том, как она была скомпрометирована Ваннеком. Маттиас припомнил, какие неприятные эмоции он испытал, когда увидел Имоджин в объятиях Дрейка. Это была не ревность, заверил он себя, просто раздражение. У него вполне есть право почувствовать раздражение в подобных обстоятельствах.

Имоджин, Ваннек и Аластер Дрейк… Все трое каким-то образом связаны друг с другом, и их взаимоотношения беспокоили его так, как ничто другое. Черт побери, уж не сдают ли у него нервы?

Он представил себе Имоджин в спальне рядом с полураздетым Ваннеком и потрясенным Аластером. Он напомнил себе, что Имоджин была дочерью нетрадиционно мыслящих родителей. Его пальцы сжали край газеты и скомкали ее.

— Колчестер, значит, это вас я видел, когда вы входили несколько минут назад?

Маттиас медленно опустил газету и взглянул на стоящего перед ним молодого человека.

— Мы были представлены друг другу?

— Хьюго Бэгшоу. — Глаза Хьюго вызывающе сверкали. — Сын Артура Бэгшоу.

— Понятно. Поскольку моя личность вам известна, вероятно, нам лучше закончить разговор. Я хочу дочитать газету. — Маттиас демонстративно уставился в газету.

— Если бы я знал, что вы член этого клуба, сэр, я бы ушел в другой клуб.

— Не вынуждайте меня лишить вас членства этого клуба.

— Проклятие, сэр! Вы знаете, кто я?

Маттиас сложил газету и посмотрел на злое, раскрасневшееся лицо. Бэгшоу был крепкий, атлетического сложения молодой человек с крупными чертами лица. Коротко подстриженные каштановые волосы, экстравагантно завязанный галстук и хорошо пригнанный костюм характеризовали его как человека, внимательно следящего за модой. Глаза его горели отнюдь не романтическим блеском, столь свойственным молодым джентльменам общества.

— По-моему, вы назвали себя Хьюго Бэгшоу, — проговорил Маттиас.

— Сын Артура Бэгшоу.

— Вы уже упоминали о своем родстве с ним.

— Вы убили моего отца, Колчестер!

В кафе повисло тяжелое молчание.

— У меня сложилось впечатление, что ваш отец сам виновен в своей смерти.

— Как вы смеете, сэр! — Руки Хьюго сжались в кулаки, на его лице была написана ярость. — Он застрелился после того, как проиграл все в карты в вашем проклятом игорном доме, которым вы владели десять лет назад.

— Я знаю совсем иной вариант этой истории.

Хьюго не прореагировал на реплику Маттиаса.

— Тогда мне было всего лишь четырнадцать лет. Я был слишком молод, чтобы отомстить за отца. Но сейчас, в один из ближайших дней, я найду способ это сделать, Колчестер, и вы заплатите за весь ущерб, который нанесли нашей семье.

Хьюго резко повернулся и вышел из комнаты. Никто из мужчин, находящихся в кафе, не поднял головы от газет, но Маттиас знал, что обвинение Бэгшоу они слышали. Он негромко вздохнул. Вот и нашел тихое место для того, чтобы подумать.

Он смотрел в пламя камина, и ему виделся дух Бэгшоу.

— Молодой Бэгшоу совсем недавно приехал в город, — услышал Маттиас за своей спиной голос Ваннека. — Умер его дальний родственник и оставил ему немного денег. Как вы считаете: в свои молодые годы мы были такими же эмоциональными, Колчестер? Или это влияние новых поэтов на молодое поколение, в результате чего они ведут себя так мелодраматично?

— Лично я мало что помню о своих молодых годах, и то, что помню, меня не вдохновляет.

— Я такого же мнения о собственной юности. — Ваннек вышел из-за кресла и остановился перед камином. — Хочу предупредить вас, Колчестер, Бэгшоу затаил большую злобу против вас и может быть опасен. Я слыхал, что он берет уроки бокса у Шримптона и тренируется в стрельбе у Мэнтона. Его считают весьма неплохим стрелком.

— Таланты Бэгшоу в этих областях меня мало интересуют. В настоящее время меня интересует нечто другое.

— Понятно. — Ваннек протянул руки к огню, словно желая их погреть. — И этот интерес связан с мисс Уотерстоун и неким замарским артефактом?

Маттиас как-то загадочно посмотрел на Ваннека:

— Откуда у вас такие мысли? Я сейчас не покупаю античные вещи. У меня другие планы. Мне нужно найти жену в этом сезоне.

— Я знаю, что вы унаследовали титул, сэр. И у вас есть теперь обязательства.

— Я слыхал, что вы тоже ищете жену.

Ваннек фыркнул:

— Моя первая жена не удосужилась одарить меня наследником. Ее интересовали только приемы, балы и наряды. Между нами говоря, в постели она была холодна как рыба. Вышла замуж из-за моего титула. И я, глупец, позволил этому случиться.

— Вы удивляете меня, Ваннек. Мне казалось, что вы не тот человек, который может клюнуть на смазливое личико.

— Вы не видели Люси. — Ваннек помолчал. — Она и в самом деле была весьма эффектная женщина. Но за душой у нее не было ни пенса. Я ничего не получил от этой сделки. Жизнь моя превратилась в сущий ад. Поверьте мне, второй раз я такой ошибки не сделаю.

— Верю.

Ваннек искоса взглянул на Маттиаса:

— Мы говорили о вас, сэр.

— Разве?

— Вам не удастся убедить меня, что вы всерьез рассматриваете мисс Уотерстоун как кандидатуру на роль жены.

— Почему вам в это трудно поверить?

— Полноте, за кого вы меня принимаете? — Ваннек выразительно посмотрел на Маттиаса. — Мисс Уотерстоун двадцать пять лет. Ее вряд ли можно отнести к разряду краснеющих молоденьких невест.

— Лично я предпочитаю зрелых женщин. — Маттиас перевернул страницу газеты. — С ними интереснее разговаривать.

Ваннек нахмурился:

— Даже если ее возраст вы возводите в ранг достоинств, ходят слухи, что ей недостает достоинств другого рода. Ее называют Нескромная Имоджин, вы это должны знать.

Маттиас положил газету и устремил взгляд на Ваннека.

— Всякий, кто в моем присутствии назовет ее этим именем, должен быть готов к тому, чтобы закончить дискуссию с помощью пистолетов.

Ваннек вздрогнул:

— И все-таки, Колчестер, вы не заставите меня поверить в то, что намерены сделать предложение Имоджин Уотерстоун. Если вы проявляете интерес к ней, то для этого должны быть другие обстоятельства. И я допускаю лишь одну возможность.

Маттиас поднялся с кресла.

— Вы можете думать что вам угодно. — Он еле заметно улыбнулся. — Но я советую вам быть чрезвычайно осторожным в выражениях.

Патриция растерянно оглядела полки книжной лавки.

— Вы уверены, что брат не будет возражать против моей покупки?

— Предоставьте Колчестера мне, — твердо заявила Имоджин. — Я сама с ним поговорю, если он станет возражать. Впрочем, я очень в этом сомневаюсь. Стоимость одной-двух книг совершенно ничтожна по сравнению со счетами за ваши платья, и я думаю он даже не обратит на эту сумму внимания.

Лицо Патриции слегка побледнело.

— Я знаю, ваша тетя заказала для меня так много платьев! И такие дорогие ткани!.. Колчестер придет в ярость, когда узнает, во что это обойдется.

— Чепуха! Я все объясню ему, если потребуется. — Имоджин ободряюще улыбнулась. — А сейчас давайте пройдемся вдоль полок и посмотрим. Я хочу выяснить, есть ли в продаже книга Гаррисона об античных артефактах. А к тому времени, когда мы освободимся, тетя Горация закончит свой разговор с миссис Хортон. Она будет ждать нас в карете.

Чувствовалось, что Патрицию одолевали сомнения, тем не менее она принялась читать заголовки книг на ближайшей полке. Имоджин подошла к прилавку, ожидая, когда владелец закончит разговор с клиентом. От нечего делать она стала листать лежащий на столе толстый том. Звякнул дверной колокольчик, и Имоджин взглянула через плечо.

Она похолодела, увидев в дверях Ваннека. Она впервые видела его после бала у леди Блант.

Его появление в книжной лавке может быть простой случайностью, сказала она себе. Но не исключается также вероятность того, что он в конце концов клюнул на приманку. В общем-то пора, подумала она.

— Мисс Уотерстоун. — Подходя к прилавку, он наградил ее масленой улыбкой. — Какая приятная неожиданность? Кажется, прошло три года?

— Кажется, так.

— Вы ищете какую-то конкретную книгу? — вежливо осведомился он.

Имоджин изобразила на лице, как она хотела надеяться, самую безмятежную улыбку:

— Пытаюсь найти что-нибудь о предметах, найденных на Замаре.

— Вполне естественно. Меня нисколько не удивляет, что вы сохранили такой интерес к древнему Замару. Помнится, вы и три года назад интересовались этим предметом. — Ваннек небрежно оперся о прилавок, в его глазах светилось плохо скрываемое любопытство. — Идут разговоры, что недавно вы получили весьма интересное наследство.

— Я была очень счастлива. Помимо солидного дохода дядя оставил мне богатую коллекцию предметов старины. Есть весьма любопытные экземпляры…

Ваннек бросил быстрый взгляд вокруг и наклонился к Имоджин поближе:

— В том числе, как я понимаю, оставил и некую карту, которая дает ключ к тому, чтобы отыскать весьма ценный предмет.

— Слухи распространяются быстро. — Она заставила себя стоять на месте, хотя ей отчаянно хотелось отодвинуться от Ваннека подальше.

— Стало быть, это верно? — Ваннек хищным взглядом уставился ей в лицо. — Вы верите, что с помощью этой карты можно подобраться к Великой печати королевы?

Имоджин небрежно пожала плечами:

— Вполне возможно, хотя мне от этого сейчас мало проку. Я не могу позволить себе снарядить экспедицию и отправиться на поиски печати. Но все же я надеюсь, что финансовые проблемы рано или поздно будут решены.

— По всей видимости, вы обращались к Колчестеру?

— С его стороны было весьма любезно проявить интерес к моим проблемам.

— Проклятие! Стало быть, я был прав… — Его рука на прилавке сжалась в кулак. — Потому-то он так увязался за вами… Вы должны знать, что об этом говорит весь город.

Имоджин посмотрела на кончик своего носа:

— Разве, сэр?

— Он хочет наложить лапу на вашу карту. Колчестер пойдет на все, чтобы найти печать королевы.

— Конечно, все знают, что его светлость — крупный коллекционер и собиратель изысканных замарских предметов, — признала Имоджин.

Ваннек наклонил голову и понизил голос:

— Я знаю, что вы затаили обиду на меня за тот злосчастный инцидент трехлетней давности. Однако смею вас уверить, что я был такой же жертвой обстоятельств, как и вы.

— Я много размышляла о том инциденте, и меня всегда интересовал вопрос: что вы делали в той спальне?

— Если вы так хотите знать, я ожидал кое-кого… Милую вдовушку, чье имя по вполне очевидной причине я не назову… Я никак не думал увидеть там вас. Это была какая-то кошмарная ошибка.

— Ошибка, которая стоила Люси жизни.

Ваннек в явном смятении посмотрел на Имоджин:

— Люси?

— Вы помните ее, милорд? Она была вашей женой.

— К чему эти колкости? — Ваннек пробежал пальцем по складкам галстука, затем коснулся шеи. — Конечно же, я помню ее… Но она уже три года как умерла, и человек вправе жить своей жизнью.

— Да, конечно. — Имоджин крепко сжала в руках книгу, которую держала, и приказала себе оставаться спокойной. Она поставит под угрозу выполнение своего плана, если сейчас даст волю гневу.

Ваннек нахмурился:

— Вы и Люси были друзьями, мисс Уотерстоун. От вашего взгляда не должно было укрыться то, что моя жена была весьма неуравновешенна. Ее так легко было вывести из себя… Вы не должны винить себя в ее смерти,

Имоджин задохнулась. «Я виню тебя, — подумала она, — отнюдь не себя». Но вдруг это правда!* Не потому ли она стремилась наказать Ваннека, что в ней жило чувство собственной вины за то, что случилось в тот вечер? Дрожь пробежала по ее телу.

— Не стоит ворошить прошлое, — наставительно сказал Ваннек. — Поскольку мы с вами познакомились

Благодаря тому, что вы дружили с моей женой, я считаю своим долгом дать вам совет. Имоджин насторожилась.

— Совет? Мне?

— Я обязан предупредить вас: не доверяйтесь Колчестеру,

«Ага, стало быть, клюнул на приманку». Имоджин изобразила на лице улыбку:

— Но я намерена отыскать Великую печать королевы, сэр. Колчестер может найти деньги на экспедицию.

— Вступить в деловой союз с Колчестером — это все равно что согласиться сплясать с самим дьяволом.

— Чепуха! Вы наверняка преувеличиваете, сэр.

— Я говорю вам сущую правду! — отрезал Ваннек. — Его не зря называют Безжалостным Колчестером. Если он и согласится финансировать экспедицию для поисков печати, то лишь для того, чтобы впоследствии завладеть ею.

— Я думаю, что мы с ним сумеем договориться.

— Чушь! Должно быть, так полагал и бедняга Ратледж. Все мы знаем, что потом с ним произошло.

— А что, собственно, известно?

— Он так и не вернулся из Замара. Есть люди, которые полагают, что Колчестер точно знает, как умер

Ратледж.

— Я ни на минуту не поверю в эту злобную сплетню. Колчестер — джентльмен до мозга костей. Он не имеет никакого отношения к смерти Ратледжа.

— Джентльмен? Колчестер?! — Глаза Ваннека округлились, затем в них блеснуло понимание. — Бог мой! Может быть, он сумел убедить вас, что он намерен по-настоящему ухаживать за вами? Мисс Уотерстоун, вы не должны быть столь наивны… в вашем возрасте.

Нет никакой необходимости, чтобы Ваннек столь недоверчиво воспринимал идею о том, что Маттиас якобы влюбился в нее, подумала Имоджин.

— Мои отношения с Колчестером — это мое личное дело.

— Простите меня, но я счел бы, что не выполнил долг вашего старинного друга, если бы не предупредил, что Колчестер может попытаться соблазнить вас, чтобы завладеть картой.

— Вздор! Меня это возмущает, сэр! Ваннек недоверчиво посмотрел на нее:

— Вы действительно полагаете, что человек с положением Колчестера может сделать честное предложение женщине ваших лет и… гм… имеющей такую… несчастливую репутацию?

Имоджин уперлась ладонями в бедра и стала стучать носком туфли об пол.

— Откровенно говоря, сэр, меня мало интересует замужество, и я ищу человека, который смог бы финансировать мою экспедицию. В настоящий момент у меня нет альтернативы лорду Колчестеру. Он единственный джентльмен из числа тех, кого я знаю, кто способен организовать экспедицию и кто заинтересован в ней.

— Есть другие способы финансирования экспедиции, — быстро возразил Ваннек. — Способы, которые гораздо менее опасны, чем иметь дело с Безжалостным Колчестером.

Имоджин поджала губы:

— Вы так считаете? Я одно время думала о создании консорциума, но у меня нет ни опыта, ни связей, чтобы провернуть такое сложное дело.

— Правда? Очень интересно.

Боже милостивый, неужто ей удастся провести его по всему этому хитрому маршруту? Она сделала вид, что смотрит на циферблат своих маленьких часиков.

— Уже поздно. Извините меня, сэр, я тороплюсь. Меня ожидает моя тетя.

Ванек нахмурился:

— Могу я видеть вас сегодня вечером?

— Возможно. У нас несколько предложений. Я еще не знаю, которое из них мы примем. — Имоджин бегло улыбнулась и отошла от прилавка. — До свидания, сэр.

— До вечера. — Ваннек небрежно кивнул, повернулся и решительно двинулся к двери.

— Мисс Уотерстоун. — К ней подошла Патриция, держа в руке книгу. — Я выбрала.

— Отлично. — Имоджин проследила, как за вышедшим Ваннеком закрылась дверь. Затем выглянула в окно. — Я вижу, что тетя Горация садится в карету. Нам надо идти. Мы должны дома успеть распаковать покупки… Платье, которое ты наденешь сегодня вечером, доставят в пять часов. Нам предстоит множество разных дел.

— Вы действительно надеетесь, что платье будет готово вовремя? — спросила Патриция. — Мы дали модистке такой короткий срок,

Имоджин улыбнулась:

— Тетя Горация обещала мадам Мод королевскую плату. Так что будь уверена — платье принесут в срок.

Кажется, это не убедило Патрицию. Она выглядела озабоченной более чем обычно.

— А вы уверены, что мой брат не придет в ярость, когда узнает, сколько денег мы потратили сегодня?

— Я вижу, тебя очень беспокоит отношение Колчестера к твоим тратам… Почему ты считаешь, что он рассердится?

— Потому что он ненавидит меня, — прошептала Патриция.

Имоджин удивленно уставилась на нее:

— Это невозможно.

— Это так, мисс Уотерстоун… Он презирает меня, потому что я дочь второй жены его отца.

— Это не так!

— Мама объяснила все это мне в тот самый день, когда рассказала, что у меня есть старший брат. Она сказала, что я ничего хорошего не должна ожидать от Колчестера. И еще сказала, что он очень опасен и ему не свойственны никакие тонкие чувства.

— Чушь! Пойми, Патриция, это просто смешно!

— Она рассказала, что его прозвали «Безжалостный», когда ему было двадцать четыре года.

— Уверяю тебя, Колчестер — жертва злобных сплетен.

Патриция нервно теребила платочек.

— Два года назад папа сказал мне, что, если что-либо случится с ним и с мамой и если я почувствую себя несчастной в доме дяди, я должна отправиться к Колчестеру. Папа сказал, что Колчестер обещал позаботиться обо мне.

— И он это сделает.

— Папа говорил, что его единственная хорошая черта — это то, что он всегда выполняет обещания.

— И это правильно.

— Но я знаю, что он не хочет видеть меня в своем доме, мисс Уотерстоун. Он под любым предлогом стремится отделаться от меня. Когда к нему придут счета за мои платья, он решит, что я слишком дорого ему обхожусь… Куда мне идти после этого? К моему дяде я не отважусь вернуться. И мне придется идти в работный дом или в какое-нибудь место еще похуже. Может, я буду вынуждена торговать своим телом.

— Я не думаю, что дойдет до этого, — пробормотала Имоджин.

— Если бы вы только знали, мисс Уотерстоун, как я тоскую по маме и папе!

Волна сочувствия к девушке поднялась в груди Имоджин. Ей было столько же лет, сколько и Патриции, когда она потеряла своих горячо любимых родителей.

Она хорошо помнила чувство одиночества и остроту потери в первое время после их смерти. Единственное успокоение в ее смятенную душу вносила лишь Люси. Горация не могла навещать ее часто, потому что была прикована к своему тяжелобольному мужу в Йоркшире. Ее дядя, Селвин, был всецело занят своим хобби. Одним словом, Имоджин очень хорошо понимала, что переживала сейчас Патриция!

Не обращая внимания на неодобрительные взгляды хозяина лавки, Имоджин тепло обняла ее.

— Теперь все изменится, Патриция. Ты больше не одинока.

 

Глава 7

Оживление в зале привлекло внимание Маттиаса, и, подойдя к двери библиотеки, он с изумлением наблюдал за возвращением женщин из магазинов Пэл-Мэл и Оксфорд-стрит.

Из кареты выносились ящики и свертки всех размеров и видов. Уфтон стоял в стороне со стоическим, каменным выражением лица, а командовала Имоджин. В своем дорожном платье модного зеленого цвета-с узорами и в громадной шляпе, украшенной орнаментом в виде ракушек, она выглядела бодрой и оживленной.

Имоджин отдавала лакеям команды с точностью, достойной офицера. Горация суетилась, проверяя пакеты, едва их вносили в зал. Патриция переминалась с ноги на ногу, и на лице ее, как обычно, была написана озабоченность. Она то и дело бросала короткие тревожные взгляды в сторону Маттиаса.

Сестра провела в его доме всего лишь несколько дней, а он уже устал от ее нервозности и попыток расплакаться из-за малейшего пустяка. 0на напоминала ему напуганного кролика.

— Да-да, заносите все внутрь. — Имоджин зонтиком с ручкой в виде дельфина показала, куда именно все следует заносить. — А потом все отнесете в спальню леди Патриции. Тетя проводит вас и поможет распаковать. Она знает, как нужно обращаться с тонкими тканями и как их хранить. — Имоджин взглянула на Горацию:

— Вы займетесь этим сейчас, хорошо? Мне бы хотелось переговорить с Колчестером.

— Да, конечно. — Горация удовлетворенно улыбнулась. — Нам нужно определиться, какие вещи потребуются Патриции для ее первого выхода в свет. — Она обратилась к Патриции:

— Иди сюда, дорогая. У нас множество неотложных дел.

Горация двинулась по лестнице. Патриция бросила в последний раз пугливый взгляд на Маттиаса и последовала за ней.

Имоджин с решительным видом повернулась к Колчестеру:

— Могу я поговорить с вами, милорд? Мне хотелось бы кое-что обсудить.

— Як вашим услугам, мисс Уотерстоун. — Маттиас галантно освободил дверной проход. — Как всегда.

— Благодарю вас, сэр. — Имоджин развязала ленты своей непомерно громадной шляпы и вошла в библиотеку. — Это не займет много времени. Мне хотелось бы исправить небольшое недоразумение.

— Еще одно?

— Это имеет отношение к вашей сестре. — Имоджин ахнула, не в силах сдержать своего удивления. Она восхищенно разглядывала интерьер библиотеки. — Боже мой! Это потрясающе!

Маттиас заметил, что, едва войдя в библиотеку, Имоджин резко остановилась. Он понял, что с интересом ожидает ее реакции. Как-никак, а ведь это был И.А.Стоун — второй человек в Англии, который мог по достоинству оценить то, что он создал в своей комнате. Увидев неподдельное восхищение на ее лице, он испытал удовлетворение.

— Вам нравится? — напрямик спросил Маттиас, когда Уфтон бесшумно прикрыл за ним дверь.

— Это изумительно! — прошептала Имоджин. Она подняла голову вверх, чтобы рассмотреть зеленые и золотистые светильники. — Нечто бесподобное.

Она медленно двинулась вдоль стен, останавливаясь и изучая экзотические пейзажи и вазы на резных подставках.

— Вы уловили всю сущность древнего Замара. Клянусь, в этой комнате живет его дух. — Она на мгновение остановилась перед возвышающейся статуей Анизамары, богини Дня. — Восхитительно!

— Я привез это сюда из своей последней поездки. Я обнаружил ее и статую Замариса в гробнице принца.

— Настоящая фантастика, милорд! — Рукой в перчатке она любовно провела по одному из двух дельфинов, служащих основанием дивану. — Великолепно! Я вам завидую.

— Я могу добавить, что моя библиотека — точная копия замарской библиотеки. — Маттиас пытался сохранить скромный вид, но это было нелегко. Он оперся о край письменного стола, скрестил ноги и сложил на груди руки. — Должен признаться, я доволен тем, что получилось.

— Невероятно! — пробормотала Имоджин. — Совершенно невероятно!

Внезапно Маттиасу представилось, как Имоджин лежит обнаженная на диване с дельфинами. Видение было мучительно четким. Он увидел ее пышные каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам, соблазнительные формы тела, освещенные огнем камина, чуть приподнятое округлое колено. Он почувствовал сильнейший прилив желания.

— Вы должны быть счастливы, что вам удалось воссоздать удивительную атмосферу Замара здесь, милорд. — Имоджин наклонилась, чтобы прочитать надпись на глиняной табличке. — Фрагмент стихотворения… Очень необычно.

— Я обнаружил это в гробнице… Большинство глиняных табличек, которые можно увидеть в лондонских коллекциях, содержат скучные отчеты о деловых операциях. Ратледжу удалось переправить несколько сотен таких табличек в Англию. Он решил, что сколотит приличное состояние на их продаже. Так оно и случилось.

— Возвращаясь к финансовым проблемам, я хочу задать вам вопрос. — Она устремила на него проницательный взгляд. — Скажите, Колчестер, вы открыли игорный дом «Потерянная душа» для того, чтобы оплатить свою экспедицию в Замар?

Он поднял брови:

— В общем — да.

Имоджин с явным удовлетворением кивнула:

— Я так и думала. Что же, это все объясняет.

— Я попросил отца финансировать экспедицию, — медленно произнес Маттиас. Это была его единственная просьба, с которой он обратился к отцу, став взрослым. — Он отказал мне. И я открыл игорный дом.

— Вполне естественно. Вам нужно было где-то найти деньги. Замар — это слишком важно.

— Да.

Имоджин легко коснулась пальцами вазы.

— А теперь о миссис Слотт.

Маттиас сделал гримасу:

— Я однажды уличил ее любовника, Джонатана Экселби, в шулерстве. Я сказал ему, чтобы он немедленно покинул игорный дом. Это его взбесило. Он возмутился, что я поставил под сомнение его честность… А я действительно в ней усомнился… Он вызвал меня на дуэль, но, протрезвев, счел за благо отправиться на поиски счастья в Америку. Он больше не появился в Лондоне, но самых невероятных слухов о его смерти было предостаточно.

Имоджин безмятежно улыбнулась:

— Я так и думала, что все будет примерно в этом духе… Тогда перейдем к другим вопросам. Я хотела бы поговорить о вашей сестре.

Маттиас нахмурился:

— А в чем проблема с сестрой?

— По какой-то необъяснимой причине она чувствует себя нежеланной персоной в вашем доме. Она все время живет в состоянии, близком к ужасу.

— Это смешно! Чего ей бояться?

— Возможно, это объясняется слабыми нервами, что свойственно членам вашей семьи, сэр. Ведь вполне обычно, что в каждом поколении повторяется один и тот же темперамент — как повторяется форма подбородка, носа или… — она посмотрела на его серебристую прядь, — или другие физические черты, унаследованные от предков.

— Слабые нервы? — Маттиас решил, что он уже сыт по горло теориями Имоджин относительно его темперамента. — Да откуда вы, черт побери, взяли эту идиотскую идею?

— Патриция наверняка унаследовала вашу склонность ко всяким тревожным предчувствиям.

— Довольно о моей сестре, — холодным тоном произнес он. — Вас не должно беспокоить ничего, кроме одного — ввести ее в этом сезоне в общество.

Имоджин проигнорировала его слова. Сомкнув руки за спиной, она стала прохаживаться взад и вперед по зеленому с позолотой ковру.

— Я считаю, что вы должны приободрить ее, чтобы она чувствовала себя здесь как дома. Бедняжка считает, что ее терпят лишь из милости. Как будто она не имеет законного права рассчитывать на вашу помощь.

Волна гнева захлестнула Маттиаса. Ее сила была соизмерима с силой шторма, и он потерял контроль над собой, не успев осознать случившегося.

— Я не нуждаюсь в ваших советах в этом вопросе!

На сей раз тон его голоса возымел некоторое действие на Имоджин. Она перестала шагать и уставилась на него.

— Но, милорд, вы, кажется, не в состоянии понять тонкую натуру Патриции. Я лишь пытаюсь вам объяснить, что она обладает обостренной чувствительностью, как и вы сами, и что она…

— Мне наплевать на ее нервы! — процедил сквозь зубы Маттиас. — Я выполнил свой долг перед единокровной сестрой. Я предоставил ей крышу над головой. Судя по тому, что я видел в зале несколько минут назад, мне вскоре придется заплатить по счетам кругленькую сумму. Я готов выделить ей приличествующую сумму, когда она выйдет замуж. Большего вы не можете требовать от меня.

— Но, сэр, вы говорите лишь о финансовых обязательствах… Уверяю вас, это весьма важно, но еще более существенны доброта и братские чувства. Ваша сестра нуждается в этом в настоящее время больше, чем в чем-либо другом.

— На это ей не следует рассчитывать.

— Но я уверена, что у вас есть хоть какое-то теплое чувство к ней!

— Я познакомился с ней всего лишь несколько дней тому назад… Я едва знаю ее.

— А вот она знает о вас слишком много, и все, что ей рассказали, по всей видимости, чушь. — Имоджин фыркнула, выражая свое отвращение. — Она искренне верит, что вам не без основания присвоили возмутительное прозвище. Вы можете себе представить? И от вас зависит, чтобы ее ложное представление развеялось.

Маттиас почувствовал потребность в движении. Он медленно, очень медленно подошел к окну. Остановившись, он невидящим взглядом стал смотреть в сад.

— Почему вы так уверены, что это ложное представление?

— Не будьте смешным, милорд! Вы — Колчестер Замарский. — Она жестом показала на интерьер библиотеки и окружающие сокровища. — Человек, который обладает возвышенным вкусом, чутьем и пониманием истории древнего Замара, любовью к нему… Словом, такой человек должен быть наделен тонкими чувствами и деликатностью.

Он резко повернулся к ней:

— Делаю вам очень разумное предупреждение. Как бы вы ни считали, что хорошо знаете меня, это не так. Недостаток знаний может быть весьма опасен.

Суровые слова не столько напугали, сколько смутили Имоджин. Внезапно в глазах ее появился мягкий свет. — Я вижу, что это больной вопрос для вас, сэр.

— Просто он мне надоел. Имоджин насмешливо улыбнулась:

— Как скажете. Но я хотела бы, чтобы вы не забывали о том, что ваша сестра в большом смятении. Из сегодняшнего разговора с ней я поняла, что она одна в целом мире. Вы единственный человек, от которого она может услышать слово поддержки. Я должна вам напомнить две вещи, милорд.

— У меня такое ощущение, что мы никогда не закончим этот разговор, пока вы не выскажете эти две вещи. Так выкладывайте их.

— Первое. Я должна напомнить, что Патриция невиновна. Как и вы сами. Второе, не забывайте, что вы единственный ее близкий родственник, а она ваша единственная родня, милорд. И вы двое должны держаться вместе.

— Черт возьми! Кто рассказал вам историю моей семьи?

— Я знаю не так много о вашей семье, — ответила Имоджин. — Но из сказанного Патрицией я поняла, что между вами и вашим отцом произошел разрыв, после смерти вашей матери.

— Вы правы, Имоджин. Вы ничего не знаете об этом деле. И я рекомендую вам в него не впутываться. Я выполнил обещание, данное мной отцу, и на этом конец.

— Это ваше счастье, что вас двое, — тихо сказала Имоджин. — После смерти родителей я готова была заложить свою душу за то, чтобы у меня был брат или сестра.

— Имоджин…

Она повернулась и направилась к двери. Взявшись за ручку, она задержалась:

— Я чуть не забыла. Есть еще одна вещь, о которой я намеревалась вам рассказать.

Маттиас задумчиво смотрел на нее:

— Ну что ж, не держите это в себе, мисс Уотерстоун.

— Сегодня в книжной лавке я столкнулась с Ваннеком. Могу с уверенностью доложить, что он клюнул на приманку. Он даже собирается создать консорциум. Мой план начал осуществляться.

Имоджин вышла из библиотеки. Уфтон притворил за ней дверь.

Маттиас закрыл глаза и застонал. Для его деликатных нервов все это вряд ли пройдет бесследно. Хорошо, если он не окажется в психиатрической больнице до окончания всей истории.

Маттиас подошел к перилам балкона и взглянул вниз на запруженный людьми бальный зал. Время близилось к полуночи, и бал был в самом разгаре. Свет многочисленных канделябров освещал мужчин и женщин в элегантных нарядах. Маттиас презрительно скривил рот. Он терпеть не мог светское общество.

Он очень быстро увидел среди танцующих Имоджин. Он долго смотрел на нее не отрывая глаз, словно в зале не было других женщин. Зеленые шелковые юбки ее платья взлетали, приоткрывая щиколотки. В тон платью были туфли и длинные перчатки. Завитки каштановых волос выглядывали из-под высокой шляпки.

Зрелище было бы поистине захватывающим, если бы не тот факт, что она находилась в объятиях Аластера Дрейка. Единственным утешением могло служить лишь то, что Дрейк с трудом сохранял равновесие. Даже с балкона было видно, что вела в танце Имоджин. Маттиас хмыкнул, настроение у него улучшилось.

Он отвлекся от Имоджин и поискал взглядом сестру. К его удивлению, Патриция оказалась в центре группы молодых воздыхателей. Она раскраснелась и выглядела счастливой и возбужденной. Ее розовое с белым платье как нельзя лучше подходило воспитанной молодой леди с хорошим вкусом.

Горация бдительно стояла рядом, улыбаясь на манер гордой наседки, представляющей своего единственного цыпленка. Она беседовала с Селеной — леди Линдхерст, которая, по своему обыкновению, была в платье небесно-голубого цвета.

Что ж, это снимало одну проблему, подумал Маттиас. Благодаря Имоджин и Горации его сестра имела успех. Если немного повезет, его адвокат оформит брачный контракт к июню.

Однако чувство удовлетворения у него сразу же пропало, стоило ему заметить, что Хьюго Бэгшоу пробирается через толпу к Патриции. Рука Маттиаса крепко сжала перила балкона. Он подумал о том, что необходимо предупредить сестру, чтобы она не поощряла ухаживания Бэгшоу,

Маттиас снова перевел взгляд на Имоджин, которая только что закончила танцевать вальс с Дрейком. Он понял, что она увлеклась разговором на какую-то интересную тему — скорее всего это был древний Замар — и не заметила стоящего рядом официанта с подносом, нагруженным бокалами шампанского. Дрейк также вовремя не заметил надвигающейся беды.

Маттиас не успел моргнуть глазом, как Имоджин сделала широкий взмах веером — и несколько бокалов шампанского со звоном разбились об пол. Он наклонился, чтобы посмотреть на последующий за этим спектакль. Оказавшиеся поблизости гости отпрянули в стороны.

Официант бросил полный упрека взгляд на Имоджин и опустился на колени, чтобы собрать осколки битых бокалов. Огорченная Имоджин наклонилась, делая попытку помочь ему. Дрейк поспешно оттащил ее в сторону.

Через несколько мгновений все благополучно разрешилось. Маттиас направился к лестнице.

Через несколько минут он добрался до Имоджин, которая находилась рядом с Патрицией, Горацией и Селеной. При его появлении группа молодых людей расступились, давая ему возможность пройти в центр круга. Маттиас заметил Хьюго, который, стоя чуть поодаль, наблюдал за ним.

Имоджин была первая, кто увидел Маттиаса.

— Ага, вот и вы, Колчестер. Мы ожидали вас. Патриция имеет грандиозный успех. Горации и мне приходится отгонять от нее поклонников большой палкой.

Несколько молодых джентльменов смущенно засмеялись, не спуская настороженных глаз с Маттиаса.

— В самом деле? — Маттиас посмотрел на Патрицию, которая весьма принужденно улыбнулась ему, словно ожидая его приговора. Имоджин ткнула носком своей танцевальной туфли Маттиасу в щиколотку. Он бросил взгляд на нее и по выражению ее лица понял, что должен сказать что-то еще. — Я вполне могу понять, почему мисс Уотерстоун и ее тетя вынуждены тебя защищать. Поздравляю, Патриция. Ты сегодня смотришься как бриллиант чистой воды.

Патриция удивленно заморгала глазами. Щеки ее вспыхнули, глаза счастливо сверкнули. Видно было, что его слова придали ей уверенность.

— Благодарю вас, сэр.

Селена хихикнула:

— Говорят, что ваша очаровательная сестра ангажирована на все танцы, Колчестер.

— Превосходно. — Маттиас перевел взгляд на Имоджин. — В таком случае, могу я пригласить вас на этот танец, мисс Уотерстоун?

— Конечно, милорд. Буду рада. — Имоджин повернулась и направилась к центру зала.

Вздохнув, Маттиас настиг ее, схватил за локоть к принудил остановиться. Имоджин удивленно повернула голову:

— Что-то случилось, милорд? Вы передумали?

— Вовсе нет. Я просто подумал, что было бы приятнее появиться рядом с вами, а не следуя сзади, как собака на поводке.

— О, простите, что я заставила вас так торопиться. Я как-то забыла, что вы не относитесь к разряду атлетов.

— Благодарю вас за то, что вы все понимаете. — Маттиас обнял ее за талию. — Похоже, вы в прекрасной форме сегодня.

— У меня отличное здоровье, сэр. И всегда было таким.

— Рад это слышать. — Маттиас прилагал значительные усилия, чтобы вести в вальсе. Это был вызов. — Но я имел в виду скорее то, как вы выглядите, а не ваше здоровье. Это платье вам очень идет.

Имоджин окинула себя взглядом, как если бы она позабыла, что на ней было одето.

— Симпатичное, правда же? Это мадам Мод сшила. Горация говорит, что таких платьев больше нет. — И после короткой паузы добавила:

— Вам, должно быть, будет приятно узнать, что, по мнению Горации, Патриция была очень хорошо принята сегодня. Наверняка завтра приглашения посыплются как из рога изобилия.

— Я должен поблагодарить вас и вашу тетю за то, что вы взяли ее под свою опеку и ввели в общество.

— Пустяки, сэр. Горация говорит, леди Линдхерст пригласила Патрицию завтра посетить ее Замарский салон. Это большая удача. Там она встретит много молодых леди ее возраста.

— Я сомневаюсь, что она что-либо знает о древнем Замаре, — сухо улыбнулся Маттиас. — Салон Селены — всего лишь модное развлечение.

— Понимаю. — Брови Имоджин сошлись вместе, когда она попыталась повести Маттиаса в другом направлении. — Во всяком случае, вреда в этом нет, милорд. — Кажется, она несколько запыхалась от своих усилий.

— Вероятно, так. — Маттиас взглянул через ее плечо и увидел, что Хьюго выводит Патрицию на середину зала. — Однако могут возникнуть проблемы, связанные с излишним вниманием к ней со стороны Бэгшоу. Завтра я поговорю с Патрицией на эту тему.

Глаза Имоджин округлились.

— Чем нехорош мистер Бэгшоу? Он выглядит вполне респектабельным джентльменом.

— Я подозреваю, что его интерес к Патриции вызван скорее желанием отомстить мне, нежели истинным чувством к моей сестре.

— О чем вы, черт возьми, толкуете, сэр?

— Это долгая история. — Маттиас закружил Имоджин и повел ее в сторону входной застекленной двери. — Достаточно сказать, что молодой Бэгшоу возлагает на меня вину за решение отца застрелиться в собственном кабинете.

— Будьте же серьезны. Что все-таки произошло?

— Артур Бэгшоу потерял почти все свое состояние, предприняв экспедицию на корабле, которая потерпела неудачу. Узнав об этом, он в тот же вечер пришел в игорный дом «Потерянная душа». Он был сильно пьян и впал в меланхолию. Подозреваю, что он надеялся возместить свои потери за игорным столом. Я не позволил ему играть.

— Это очень благородно с вашей стороны, сэр. Бэгшоу, по всей видимости, не следовало проигрывать свои последние деньги.

— Не знаю, насколько благородно это было, — сухо сказал Маттиас. — Мы поссорились. Он отправился домой и достал пистолет… Вот и вся история.

— Боже милостивый! — прошептала Имоджин. — Бедняжка Хьюго…

Маттиас перебил Имоджин:

— Хьюго винит меня за случившееся. Он считает, что отец проиграл состояние в «Потерянной душе».

— Вы должны объяснить ему все немедленно, сэр.

— Как-нибудь в другой раз.

— Но, Маттиас, это действительно может быть опас…

— Я сказал, что займусь этим делом в другой раз. А сейчас я хочу разговаривать не с ним, а с вами.

— Да, конечно, милорд. — Имоджин развернула веер и стала энергично им обмахиваться. — Здесь, похоже, душно, вы не находите?

— Поосторожнее с этим оружием. — Маттиас направил ее к двери, ведущей на террасу. — Я недавно видел, какой разрушительной способностью оно обладает.

— Что? — Она хмуро взглянула на веер, затем ее лицо просветлело. — Понимаю, вы были свидетелем моей оплошности несколько минут назад. Это не моя вина. Официант стоял совсем близко позади меня. Мы не видели друг друга, поэтому так и получилось.

— Да, конечно. — Маттиас посмотрел на цветные фонари, украшавшие террасу, и решил пройти с Имоджин по ступенькам вниз, в аллею ночного сада.

— Итак, сэр? О чем вы хотели поговорить со мной? — спросила она, когда они остановились около высокой ограды.

Маттиас помолчал, прислушиваясь и желая убедиться, что они одни в этой части обширного сада.

— Я только что вернулся из своего клуба. Вы правы в отношении Ваннека. Он и в самом деле клюнул на приманку. Ходят слухи о консорциуме, который создаётся, чтобы найти печать королевы.

— Но ведь это чудесно! А что вас тревожит?

— Имоджин, мне не нравится это. Ваннек ведет себя очень осторожно.

— Что ж, вполне естественно. Этого и следовало ожидать. Он не хочет, чтобы этот проект стал известен всему городу.

— Я узнал о его планах лишь благодаря одному моему знакомому, с которым он вошел в контакт. Подозреваю, что Ваннек хочет сознательно оставить меня в неведении.

— Но ведь это чудесно, Колчестер! — Имоджин постучала сложенным веером по рукаву его костюма, явно желая его успокоить. — Все под контролем.

— Вы снова так говорите.

— Потому что это правда. События разворачиваются точно по моему плану… — В голосе ее чувствовалось удовлетворение.

Внимательно глядя на освещенное луной лицо девушки, словно изучая, Маттиас чувствовал, что в нем рождается желание.

— Имоджин, какие доводы привести, чтобы убедить вас, насколько опасен этот план? Есть ли возможность отговорить вас от этого?

— Простите, Колчестер, — мягко сказала она. — Я знаю, как это тревожит вас, но я должна идти вперед. Во имя Люси я не имею права остановиться и не восстановить справедливость.

— Люси так много значила для вас?

— Она была моей лучшей подругой, — просто ответила Имоджин. — А после смерти родителей — единственным другом.

— А Дрейк? — выдавил Маттиас из себя. Она заморгала глазами:

— Прошу прощения…

— Он также был вашим другом… Вы иногда мечтаете о нем? Разве вы не пытались представить себе, что произошло бы между вами, не окажись он рядом с той злосчастной спальней, где застал вас с Ваннеком?

— Нет. Никогда.

— Вы в этом уверены?

— Если какие-то чувства по отношению к Аластеру у меня и были, они умерли в тот вечер, когда он с отвращением отвернулся от меня. — Имоджин прищурила глаза. — Он так и не дал мне шанса объяснить ему все. Он никогда не усомнился в своих выводах. Я не могу — никогда не смогу испытывать какие-то теплые чувства к человеку, у которого так мало веры в меня.

Маттиас приподнял ее подбородок, чтобы были видны ее освещенные луной глаза.

— А могли бы вы испытывать хоть какие-то теплые чувства ко мне?

Она в смятении приоткрыла губы:

— Маттиас?! О чем вы говорите?

— Пожалуй, я говорю слишком много… Вероятно, надо было давно поговорить. — Он наклонился и прижался ртом к ее губам.

Желание, которое до этого лишь тлело где-то в глубине, вдруг вспыхнуло и накрыло его горячей волной.

Рот Имоджин имел, должно быть, такой же экзотический и возбуждающий вкус, как и весенние цветы Замара. Маттиас притянул ее к себе, обостренно чувствуя, как прижимаются к нему теплые, округлые девичьи бедра.

Имоджин тихонько, сдавленно вскрикнула:

— Маттиас!

На мгновение он испугался, что она оттолкнет его и вырвется из его объятий. Им овладело отчаяние, подогреваемое желанием. Маттиасу показалось, что от этого момента зависит его судьба.

И вдруг Имоджин обняла его. И тогда он испытал чувство несказанного облегчения. Он прервал поцелуй и заглянул ей в глаза. Подобную радость он однажды уже испытал, когда обнаружил колонны, обозначавшие вход в разрушенный древний Замар.

— Имоджин!

Она улыбнулась ему многообещающей, женственной улыбкой.

Он снова прикоснулся ртом к ее губам. Она задрожала и вернула ему поцелуй с таким энтузиазмом, что он едва не задохнулся. Из бального зала доносились звуки музыки и смеха. Но для Маттиаса существовала сейчас только Имоджин.

Не отпуская ее губ, он сдернул перчатки и небрежно бросил их на землю. Затем положил руки на плечи девушки и сдвинул в сторону крохотные рукава ее платья.

Дрожь пробежала по ее телу, когда лиф платья соскользнул вниз, обнажая ее изящные груди.

— Маттиас…

— Ты красивая, — прошептал он. — Ты напоминаешь мне Анизамару, изображенную на стенах библиотеки в Замаре… Такая живая и теплая.

Она засмеялась легким волнующим смехом и уткнулась лицом в его плечо.

— Вы можете мне не поверить, сэр, но я недавно видела удивительно странный сон. Как будто вы превратились в Замариса или он превратился в вас.. Затрудняюсь сказать, кто в кого…

— Похоже, наш интерес к Замару мы разделяем даже в снах. — Он положил ладони ей на талию и приподнял ее с земли до такой высоты, что груди оказались на уровне его рта. Он взял твердый сосок губами и стал легонько его сосать.

— Маттиас… — Она схватилась руками за его плечи. — Что ты делаешь? — Ее голос зазвенел, когда зубы нежно сомкнулись вокруг соска. — Но ведь это… это же… — Она задохнулась и замолчала.

Он выпустил изо рта очаровательную вишенку и сосредоточил внимание на другой. Пальцы Имоджин впились в его плечо. Тихий стон девушки привел Маттиаса в состояние крайнего возбуждения.

Имоджин принялась неистово целовать его волосы. Маттиас огляделся и увидел неподалеку садовую скамью. Он сел на нее, держа в объятиях Имоджин. Пышные юбки накрыли его брюки. Маттиас нащупал край юбок, потянул вверх и оголил колени.

— Как это назвать, сэр? — спросила Имоджин, когда его рука скользнула между округлыми коленями. — Это один из способов эамарской любовной игры?

— Что? — Похоже, он опьянел от аромата ее волос никак не мог понять, о чем его спрашивают.

— В одной из своих статей вы говорите, что нашли свиток, в котором описаны некоторые брачные обычаи

Ритуалы.

— Может быть, мы обсудим это позже? — Он поцеловал ее в шею.

— Да, конечно. — Она уткнулась лицом в лацкан его пиджака. — Мне всегда хотелось, чтобы ты опубликовал более подробную информацию о брачных отношениях в древнем Замаре. Эту твою статью я прочитала несколько раз и не могла понять, что ты имеешь в виду, когда намекаешь об их раскованности.

— Поцелуй меня, Имоджин…

— Да, конечно. — Она подняла голову и приоткрыла губы.

Он в поцелуе овладел ее ртом; одновременно с этим накрыл ладонью теплое нежноволосое гнездышко между ног.

Имоджин ахнула от удивления и неожиданности. Рот Маттиаса заглушил этот звук. Девушка сделала неловкую попытку сжать бедра, но это привело лишь к тому, что рука Маттиаса оказалась зажатой в теплом капкане. Это не помешало его пальцам затеять деликатную игру с завитками волос и пухлой плотью. Имоджин испытала внезапный прилив возбуждения и развела колени.

Один из его пальцев проник во влажную глубину.

— У тебя здесь так тепло и тесно…

Имоджин дрожала в его объятиях. Крохотные мышцы легонько сжимали его палец. Маттиас подумал, что вот-вот самообладание покинет его.

— Маттиас, это так… странно… это так… — Она втянула носом воздух и откинулась назад. Шляпа соскользнула с ее головы и упала на траву.

Палец Маттиаса продолжал исследовать тесную, упругую расщелину. Одновременно большим пальцем он касался скрытого лепестками крохотного, но беспокойного бутончика. Имоджин выгнулась навстречу руке и широко раздвинула бедра, отдаваясь нарастающим сладострастным ощущениям. Внезапно она удивленно вскрикнула, ее тело несколько раз содрогнулось, она прерывисто выдохнула воздух и обмякла в его руках.

Реакция Имоджин привела Маттиаса в восторг. Он крепко сжал ее в объятиях, чувствуя, что находится на пределе, однако все-таки сумел совладать с собой. Позже, сказал он себе, прижимая к груди притихшую девушку. Его черед настанет позже. А сейчас важно то, что она испытала сладостную разрядку под его рукой, находясь в его объятиях.

Наконец Имоджин перестала дрожать, хотя ее руки сжимали края его пиджака с такой силой, что, казалось, дорогой материал не выдержит. Маттиас отстраненно подумал о том, что галстук у него съехал в сторону. Волосы Имоджин рассыпались по плечам.

Хотя его желание не было удовлетворено, Маттиас чувствовал себя молодым и бодрым и не ощущал груза лет.

Имоджин медленно подняла голову и посмотрела на него огромными от удивления глазами. Она улыбнулась ему из-под руки:

— Такого ошеломляющего ощущения я никогда…

Голоса — мужской и женский — заставили Имоджин оборвать фразу на полуслове. Рискованность ситуации была налицо. Маттиас понял, что другая пара находилась всего в нескольких футах, и их разделял лишь высокий забор.

— Проклятие! — прошептал он.

Он поднялся со скамьи и помог встать Имоджин. Ее не надо было ни о чем предупреждать — он понял, что она тоже слышала голоса. Она стала быстро поправлять приспущенный лиф.

Голоса приближались. Раздался тихий женский смех и негромкий комментарий со стороны мужчины.

Маттиас нагнулся было за перчатками, но вдруг понял, что Имоджин не может самостоятельно справиться с лифом платья.

— Позволь мне, — шепнул он.

Ему удалось подтянуть лиф. Однако ничего нельзя было сделать с распущенными волосами и со шляпой, которая валялась на траве. Глядя на Имоджин, трудно было усомниться в том, что она минуту назад побывала в жарких любовных объятиях.

— Пошли! — Маттиас взял девушку за руку, стремясь поскорее увести ее от этого места, пока другая пара не вышла из-за забора. Имоджин вдруг споткнулась.

— Колчестер! — Из-за забора появилась Селена и следом за ней Аластер Дрейк. — И мисс Уотерстоун. Что вы здесь делаете? О Боже… — Медленная, понимающая улыбка тронула ее губы. — Впрочем, я отлично вижу, что вы здесь делаете.

— Имоджин! — Аластер в смятении уставился на ее распущенные волосы.

Маттиас попытался было загородить Имоджин, однако понимал, что ущерб репутации уже нанесен. Он видел, как глаза Аластера перебегали с лежащей на траве шляпе к потерянной танцевальной туфельке и брошенным у скамьи мужским перчаткам.

Селена зафиксировала взглядом спустившийся галстук и выразительно хихикнула:

— Ну, ну, ну! Я так полагаю, что мы сейчас прервали весьма горячую беседу о проблемах древнего Замара, мистер Дрейк.

Аластер после паузы сказал:

— Похоже, что так.

— Вы в самом деле прервали нечто весьма интересное, — сказал Маттиас. — Но речь идет не о научных дискуссиях. Мисс Уотерстоун только что дала мне согласие на помолвку. Вы первые, кто может нас поздравить.

 

Глава 8

Она стояла в библиотеке своего дяди среди надгробий и могильных плит. Внезапно ее обожгла струя холодного воздуха. Она увидела, что окно открыто и ночной ветер врывается в комнату. Среди теней в глубине комнаты неясно вырисовывались контуры саркофага. Она была уверена, что прошлый раз его здесь не было. Крышки на саркофаге не было. Внутри что-то таилось. Нечто опасное.

Она направилась к саркофагу, но затем остановилась, почувствовав, как у нее на затылке зашевелились волосы. Она знала, что он снова был с ней в комнате. Она медленно повернулась и увидела Маттиаса-Замариса. Свет луны падал на серебристую прядь сцеди черных волос. Строгие черты лица его находились в тени.

Он вытянул тонкую красивую руку. На его пальцах была кровь.

— Ложь! — прошептал низкий чувственный голос. — Не верь этой лжи. Иди ко мне.

— Это настоящий крах! — Имоджин заставила себя не думать о взволновавшем ее сне и сконцентрировать мысли на более насущном. — Он все разрушил! Весь мой замысел разлетелся в пух и прах!

— Успокойся, дорогая! — Сидя с вышиванием в кресле, Горация посмотрела на племянницу поверх очков. — Я уверена, Колчестер знает, чего он хочет.

— Вздор! — Имоджин вскинула вверх руки и сделала несколько энергичных шагов по кабинету. — Это настоящая беда, уверяю тебя! С этого утра весь свет будет считать, что Колчестер и я помолвлены.

— Ты и в самом деле помолвлена, дорогая. Вчера об этом было официально объявлено.

Имоджин махнула рукой и задела стоящий на подставке кувшин с цветами. Кувшин упал и подкатился под письменный стол, а увядшие цветы рассыпались на полу. Она недоуменно уставилась на разбросанные розы.

— Как ему удалось это проделать со мной? — спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Вероятно, у него не было выбора. Ситуация для тебя была весьма компрометирующая. Гораздо хуже прежней, потому что на сей раз свидетельницей была сама леди Линдхерст вместе с тем же мистером Дрейком. Селена живет подобными сплетнями. Замолчать эту историю не удалось бы.

Имоджин поморщилась:

— Пожалуй, что так.

Она была уверена, что от Аластера можно было бы добиться молчания. Он был старый знакомый, а когда-то даже более чем друг. Но рассчитывать на молчание леди Линдхерст не приходилось.

— Колчестер принял единственно возможное решение, именно так обязан был поступить настоящий джентльмен в подобной ситуации. — Горация нахмурилась. — Должна сказать, я несколько удивлена. У него не такая репутация, чтобы ожидать подобного благородства.

— Ты ошибаешься, тетя Горация. Колчестер как раз тот человек, который постарается спасти мою репутацию. Но я боюсь, что он не в состоянии оценить результаты своих действий. — Имоджин снова стала ходить по комнате.

— Ты очень уж строга к нему. — Горация сделала стежок в своей вышивке. — Колчестеру не легче, чем тебе.

— Но рушатся мои планы! Если помолвка будет расторгнута, это погубит меня в глазах общества. Ты же знаешь, в такой ситуации вину возлагают на женщину.

— Я знаю, дорогая.

— Расторгнув помолвку, я поставлю себя вне общества и не получу больше приглашений.

— Совершенно верно, дорогая.

— В таком случае, как я осуществлю свой план и расставлю ловушки Ваннеку?

— Не имею понятия, дорогая.

— В том-то и дело. В ловушке оказалась я. — Проходя мимо письменного стола, Имоджин в сердцах хлопала по нему ладонью. Стоявшая на нем чернильница подпрыгнула. — Можно подумать, что Колчестер сде это нарочно.

Иголка Горации задержалась на полпути.

— Нарочно?

— Ты же отлично знаешь, что он с самого начала был против моего плана.

— Ну, вначале он действительно говорил, что план внушает ему тревогу, — признала Горация.

— Именно. — Имоджин нахмурилась. — Возможно, его нервы не выдержали роли, отведенной ему в этом деле, и он таким образом решил положить всему конец.

— Я тебе и раньше говорила, Имоджин, что у Колчестера отнюдь не слабые нервы.

— А я тебе и раньше говорила, что он отличается тонкостью и чувствительностью. У такого типа людей часто бывают слабые нервы. — Имоджин прищурилась, поскольку у нее родилось новое подозрение. — Вчера вечером, непосредственно перед тем как разразиться беде, он сказал мне, что Ваннек пытается организовать тайный консорциум. А это значит, что мой план близок к осуществлению. Я видела, что эта новость явно потрясла Колчестера. Очевидно, в тот момент я не поняла этого до конца. Должно быть, он запаниковал.

— Запаниковал? Колчестер?

— Наверно, это его так разволновало, что он решил предпринять экстренные меры, чтобы мой план рухнул.

Горация некоторое время размышляла, затем сказала:

— Я думаю, что помолвка не нарушит твои планы.

— Она уже все нарушила! — возразила Имоджин. — Идея заключалась в том, чтобы заставить Ваннека поверить, что он конкурирует с Колчестером.

— Я знаю.

— Я хотела, чтобы он считал, что я ищу партнерства с любым, кто способен финансировать экспедицию в Замар. Хотела, чтобы Ваннек поверил, будто он может уговорить меня стать моим партнером. — Имоджин махнула рукой и едва не зацепила вазу с цветами. — А сейчас он скорее всего отбросит идею создания консорциума.

— Верно. При нынешних обстоятельствах Ваннек, естественно, решит, что у него нет шансов заполучить печать королевы. Колчестер очень ловко вывел его из игры. Так ведь? Ни одна леди не может быть деловым партнером мужчины, если она с кем-то помолвлена и собирается выйти замуж… Так не делается.

— Именно. — Имоджин остановилась возле письменного стола и забарабанила по нему пальцами. — Так не делается. Леди должна сохранять лояльность по отношению к своему будущему мужу, который будет контролировать ее дела. Колчестер знает это. Поэтому я сильно подозреваю, что это отчаянный тактический ход с его стороны. Боюсь, что его уловка сработала. Он весьма эффективно разрушил мой план.

Горация взглянула на Имоджин поверх очков:

— Ты так говоришь, словно во всем виноват Колчестер. Будто он специально предпринял такой шаг.

— Подозреваю, что так оно и есть.

— Могу я спросить в таком случае, как ему одному удалось скомпрометировать тебя? Он хитростью заманил тебя в безлюдную часть сада и привлек внимание других?

Лицо Имоджин мгновенно вспыхнуло.

— Н-не совсем.

Большую часть ночи она не спала, снова и снова вспоминая о любовных ласках Маттиаса. Ее бросало в трепет и в жар, когда она думала о его опьяняющих поцелуях и прикосновениях рук к ее интимнейшим местам. Испытанное ею возбуждение и неведомые ранее ошеломляющие ощущения — это было слишком даже для ее крепких нервов.

Уставившись невидящими глазами в потолок, она в течение нескольких часов пыталась понять, какие ощущения пережил при этом Маттиас. Она не была уверена в том, что он пережил какие-то неведомые для себя эмоции. Похоже, он вполне владел собой, когда появились леди Линдхерст и Аластер.

Имоджин подавила легкий вздох. Скорее всего эмоции, испытанные Маттиасом, не потрясли его до такой степени, как ее. Увиденный перед самым рассветом сон отнюдь не способствовал восстановлению душевного равновесия.

Тем не менее, утро принесло полное осознание того, что же было потеряно, и деликатные обвинения Горации в ее соучастии только усугубляют ситуацию. Да, она охотно целовала Маттиаса, думала Имоджин. Но все бы кончилось благополучно, если бы он не применил экзотическую технику любовной игры, отчего она потеряла голову.

— Так что же, дорогая? — напомнила Горация. Имоджин прокашлялась и расправила плечи.

— Я уже говорила тебе, что мы вышли в сад, чтобы обсудить, как осуществляется мой план. И нас увидели леди Линдхерст и Аластер Дрейк.

— Если вас всего лишь увидели в саду, нет никакой необходимости заявлять о помолвке. В твоем-то возрасте, дорогая.

— Я понимаю. — Имоджин лихорадочно искала способ, как бы сменить тему разговора. Ей не хотелось обсуждать подробности того, что произошло вчера вечером. — Боюсь, что леди Линдхерст и Аластер подумали худшее.

— По слухам, которые пронеслись среди присутствующих на балу, они обнаружили тебя чуть ли не полностью раздетой, — на удивление безжалостно уточнила Горация. — Я слышала, что волосы твои были распущены, платье измято, а одна туфля соскочила с ноги. Лиф твоего платья был не на месте. А перчатки Колчестера и твоя шляпа валялись рядом на траве.

Имоджин выглядела потрясенной.

— И ты слышала обо всех этих жутких подробностях?

— Слышала даже больше. — Горация вздохнула. — Гораздо больше. Они снова стали называть тебя Нескромной Имоджин, дорогая. Ты была бы опозорена утром, если бы Колчестер не махнул волшебной палочкой и не заявил, что вы помолвлены.

Имоджин опустилась в кресло за письменным столом и закрыла лицо руками. Она пыталась собраться с мыслями и думать логично и связно. Однако в голове ее был сумбур.

— Черт возьми! — пробормотала она. — Что же мне теперь делать?

— Ты должна следить за своими выражениями, пока мы находимся в городе, дорогая, — выговорила ей Горация. — Я понимаю, что ты позаимствовала привычку ругаться у своей матери, но должна напомнить, что ее поведение рассматривалось как идущее вразрез с традициями.

Имоджин посмотрела на Горацию сквозь пальцы:

— Я прошу прощения, тетя. Но черт возьми — это, кажется, единственное адекватное моменту выражение.

— Вздор! Леди может найти подходящие слова для любого случая.

Энергичный стук в дверь не дал возможности Имоджин ответить. Мисс Вайн открыла дверь кабинета. По обыкновению, ее лицо было строгим, чтобы не сказать мрачным.

— Вам послание, мисс Уотерстоун. — Она протянула сложенный лист бумаги. — Его принес парень на кухню несколько минут тому назад.

Имоджин быстро оторвала руки от лица:

— Передайте мне его, пожалуйста, миссис Вайн. Экономка вошла в комнату и положила послание на письменный стол. Повернувшись, она направилась к двери.

— Одну минуту, миссис Вайн. — Имоджин взяла листок и развернула его. — Возможно, я пожелаю дать ответ.

— Как хотите, мадам. — Миссис Вайн остановилась в дверях.

Имоджин взглянула на короткое послание.

"Моя дорогая Имоджин!

Я приеду в пять часов пополудни, чтобы отправиться с тобой на прогулку в парк. Мечтаю о встрече. Не переживай и не нервничай из-за последних событий. Мы найдем подходящий способ, как действовать дальше.

Твой Колчестер".

Это уже слишком! Имоджин рассердилась:

— Это он мне говорит — не переживай и не нервничай Я не из слабонервных!

Горация вопросительно посмотрела на племянницу:

— Прошу прощения?

— Ничего. — Имоджин смяла записку в руке. — Да, миссис Вайн, я определенно хочу ответить на послание.

Имоджин выхватила из ящика письменного стола лист бумаги, макнула гусиное перо в чернильницу и быстро набросала:

"Колчестер!

Я получила вашу записку. Весьма сожалею, что не могу отправиться с вами на прогулку в парк. У меня уже назначена встреча.

С уважением И.А.Уотерстоун.

P.S. Не в пример людям, страдающим слабостью нервной системы, меня не способны вывести из равновесия различные непредвиденные события".

Имоджин аккуратно сложила и запечатала письмо, после чего протянула его миссис Вайн:

— Проследите, пожалуйста, чтобы письмо доставили немедленно.

— Хорошо. — Беря письмо в руки, миссис Вайн покачала головой. — Письма сюда, письма отсюда… Тут вспомнишь одну девицу сомнительного поведения, которая снимала квартиру несколько лет тому назад. «Кавалер» поселил ее сюда на несколько месяцев. Письма так и ходили туда-сюда, если он с ней, конечно, не кувыркался в постели.

Это на какое-то время отвлекло Имоджин от своих переживаний.

— В этом доме жила чья-то любовница, миссис Вайн?

— Этакая очаровательная штучка. Но она была еще к тому же француженка, вы же меня понимаете. Она завела еще одного любовника. — Миссис Вайн вздохнула. — Должна сказать, что у нее хороший вкус… Но ее первый «кавалер», та, которая платила за квартиру, застала их в кровати. Она пришла в ярость. Выхватила пистолет из своего ридикюля и выстрелила девице в плечо… Что было с простынями! А дальше ее другая любовница…

— Минутку, миссис Вайн. — Горация не сводила пристального взгляда с лица экономки. — Вы говорите, что «кавалер», который платил за квартиру девицы, был женщиной?

— Да. Леди Петри. Всегда платила вовремя.

— И что же произошло? — заинтересовалась Имоджин.

— Девица была ранена легко. Я перевязала ее, и все трое стали плакать и извиняться. А потом попросили меня принести чай в гостиную. Когда я вернулась из кухни, все было улажено.

— Улажено? — спросила Горация.

— Выяснилось, что леди Петри и леди Арлон, которая была в постели с француженкой, уже несколько лет тайно любили друг друга.

— Боже милостивый! — ахнула Горация. — Леди Петри и леди Арлон?

— Никто из них не говорил об этом друг другу, — пояснила миссис Вайн. — В конце концов они дали девице кругленькую сумму и отпустили на все четыре стороны. Та была счастлива, что выпуталась из этого. Сейчас она имеет свое дело — занимается пошивом дамской одежды. Называет себя мадам Мод.

Вторая записка от Колчестера пришла через час. Когда миссис Вайн принесла ее в кабинет, Имоджин посмотрела на конверт с опаской. Что-то подсказывало ей, что записку лучше не читать. Она медленно развернула листок бумаги.

"Дорогая Имоджин!

Советую тебе отменить встречу, о которой ты упомянула в своей записке. Если я заеду к тебе в пять часов и тебя не окажется дома, я буду считать, что с тобой случилось нечто ужасное. Люди со слабыми нервами всегда страдают от дурных предчувствий и предполагают самое худшее. Я не смогу успокоиться до тех пор, пока не отыщу тебя и не удостоверюсь, что ты цела и невредима. Поверь мне, я обязательно найду тебя, даже если мне придется обыскать весь Лондон.

Твой Колчестер".

Горация выжидательно посмотрела на племянницу:

— От его светлости?

— Да. — Имоджин смяла записку в кулаке. — Кто бы мог подумать, что человек с такой слабой нервной системой способен на шантаж?

Патриция возвратилась после своих первых светских визитов в четыре часа пополудни. Маттиас находился в библиотеке. Он заканчивал конспект лекции, которую собирался прочитать в Замарском обществе. Ему было слышно, как Уфтон открыл входную дверь и поприветствовал его сестру.

Спустя минуту Уфтон постучал в дверь библиотеки. Маттиас отложил в сторону перо.

— Входите.

Уфтон открыл дверь. В комнату вошла Патриция, одетая в одно из своих новых платьев для второй половины дня. Она выглядела весьма взволнованной.

— Маттиас, я должна с вами поговорить.

— Нельзя ли с этим повременить? Я собираюсь уезжать. Мисс Уотерстоун и я едем в парк.

— Как раз о мисс Уотерстоун я и хотела бы поговорить, — с удивительной для нее настойчивостью проговорила Патриция.

Маттиас откинулся в кресле и посмотрел на сестру.

— Не сомневаюсь, что твои вопросы касаются моей помолвки.

— Вроде того. — Патриция сняла шляпку. — Я только что от леди Линдхерст. Она любезно пригласила меня к себе.

— Я знаю. Надеюсь, ты хорошо провела время.

— Очень. У нее салон, и все его члены изучают Замар. Это в самом деле очень интересно. Меня пригласили присоединиться к ним.

— Вот как?

— Но я хочу поговорить с вами о другом. — Патриция набрала в легкие воздуха, готовясь все высказать брату. — Я должна вам сказать, сэр, что слышала весьма огорчительные вещи о мисс Уотерстоун.

— Прошу прощения? — после паузы спросил Маттиас.

— Мне неприятно говорить об этом, Колчестер, но мисс Уотерстоун была главной темой разговоров. Полагаю, вам следует знать об этом.

— Тема разговоров. — Маттиас положил ладони на резные подлокотники кресла. — Ты хочешь сказать, что слушала сплетни о моей невесте?

Это было сказано таким тоном, что Патриция побледнела.

— Я полагаю, вы должны знать, что ее имя на устах всех и каждого. Очевидно, с ней связана какая-то история. Вы можете не поверить, но ее называют Нескромной Имоджин.

— В моем присутствии ее никто так не называет.

— Маттиас, все говорят, что вы сочли себя обязанным объявить о помолвке, потому что мисс Уотерстоун скомпрометировала себя вчера вечером.

— То, что произошло между мисс Уотерстоун и Мной вчера вечером, не касается никого, кроме нас двоих, — очень тихо проговорил Маттиас.

— Я не понимаю. — Патриция казалась сбитой с толку. — Я думала, вы будете так же шокированы, и я, если узнаете, что мисс Уотерстоун имеет дурную репутацию.

— Для меня ее честь не запятнана и всякий, кто скажет иначе, ответит мне за это. Я достаточно ясно выразился?

Патриция сделала шаг назад, однако подбородок ее дерзко приподнялся.

— Отлично, сэр, вы вправе действовать так, как считаете нужным.

— Именно. — Маттиас встал и обогнул угол стола.

— Если вы хотите быть помолвлены с женщиной сомнительной репутации, это ваше дело, — вызывающе проговорила Патриция. — Но не ждите, что я буду появляться вместе с мисс Уотерстоун и ее тетей. Я должна заботиться о собственной репутации.

Маттиаса охватил гнев.

— Пока ты находишься под моей крышей, ты будешь уважительно относиться к мисс Уотерстоун и ее тете.

— Но, Маттиас…

— Кстати, сейчас самое подходящее время сказать, что я не желаю, чтобы у тебя установились дружеские отношения с Хьюго Бэгшоу. Не поощряй его ухаживаний.

Похоже, эти слова ошеломили Патрицию.

— Но мистер Бэгшоу — настоящий джентльмен! Его совершенно не в чем упрекнуть!

— Хьюго Бэгшоу ненавидит меня. Он вполне может, используя тебя, попытаться отомстить мне за то, го, по его мнению, я совершил несколько лет назад. Держись от него подальше, Патриция.

— Но ведь…

Маттиас уже был рядом с дверью.

— Прошу прощения. У меня назначена встреча.

Имоджин была вне себя от гнева; казалось, она вот-вот вспыхнет. Маттиас удивлялся, как она, сидя рядом ним в карете, еще не прожгла ему костюм. Он улыбался про себя, когда остановил красавиц-лошадей серой масти у каменных столбов, обозначавших вход в парк.

Подъездные аллеи уже были запружены элегантными экипажами. Пять часов — это было как раз то время, когда можно посмотреть на других и показать себя. Маттиac не любил высшее общество, но знал его правила. В отличие от Имоджин он понимал, что для них двоих крайне важно появиться вместе в этот день. Весь свет будет наблюдать за ними.

— Полагаю, вы отлично понимаете, какой ущерб из-за вашей нервной натуры понес мой план.

— Мне очень жаль, если наша помолвка принесла вам какие-то неудобства.

Она бросила на него поистине испепеляющий взгляд:

— В самом деле, сэр? Сомневаюсь. Я пришла к выводу, что вы вполне сознательно могли пойти на то, что произошло вчера вечером… Чтобы пресечь мои планы в зародыше.

— Что дает вам основания так считать? — Маттиас слегка наклонил голову, приветствуя знакомого в проезжающей карете.

— Все очень просто. Я пришла к такому заключению, когда поняла, что вы практиковали на мне замарские способы любовной игры.

Маттиас едва не выпустил вожжи.

— О чем вы, черт вас побери, толкуете?

— Не пытайтесь надуть меня, милорд. Это не получится. — Затянутые в перчатки руки Имоджин свирепо сжали сложенный веер. Она смотрела прямо перед собой. — Я не какая-нибудь дурочка. Я отлично понимаю, что вы использовали какие-то таинственные способы, чтобы я потеряла контроль над своими чувствами.

— Понятно… И вы считаете, что я узнал эти… гм… экзотические способы во время изучения древнего Замара?

— А где же еще? Они, без сомнения, отличались от обычных методов. До меня это сразу дошло.

— Разве? А почему вы так в этом уверены? Она метнула на него сердитый взгляд:

— У меня у самой есть кое-какой опыт, милорд.

— Вот как?

— Меня несколько раз целовали, и я чувствую, что ваши поцелуи очень отличаются от других.

— Чем же они отличаются от других поцелуев?

— Вы отлично знаете, чем отличаются, сэр. — Явный холодок чувствовался в голосе Имоджин. — Они действуют на меня таким образом, что я едва могу стоять на ногах. У меня что-то происходит с пульсом. Более того, они вызывают у меня временную горячку.

— Горячку? — Маттиас мечтательно вспомнил о том, как она дрожала в его объятиях.

— Я чувствую жар во всем теле. — Она бросила на него свирепый взгляд. — Но главное доказательство заключается в том, что ваши поцелуи полностью лишают меня способности логически мыслить. То я вполне разумно размышляю о том, как мне заманить в ловушку Ваннека, а то вдруг у меня в голове полный хаос.

Глядя на кончики ушей красавиц лошадей, Маттиас. спросил:

— Вы говорите, что ни разу не испытывали подобной реакции, когда вас целовали другие мужчины?

— Ничего похожего.

— И сколько мужчин вас целовали, Имоджин?

— Это мое личное дело. И не подумаю отвечать на этот вопрос. Леди не обсуждают такие вещи.

— Простите. Я ценю вас за то, что вы не станете распространяться о своих поклонниках и поцелуях. Но если Аластер Дрейк — единственная основа для сравнения, я должен сказать вам…

— Мистер Дрейк — не единственная основа для сравнения. — Имоджин резко повернулась на сиденье. — К вашему сведению, милорд, меня целовал и другой мужчина.

— В самом деле?

— И к тому же француз! — торжествующе добавила она.

— Понятно.

— Всему миру известно, что французы — люди, весьма искушенные в любви.

— И как вы встретились с этим французом?

— Если хотите знать, это был Филипп Д'Артуа, мой учитель танцев.

— Ах, учитель танцев… Это несколько меняет дело. Вынужден согласиться, что у вас есть основания для сравнения.

— Конечно, — гордо подтвердила Имоджин. — И я отлично понимаю, что те сильнейшие чувства, которые я испытала вчера вечером, не могут возникнуть в результате обычной любовной игры. Сознайтесь же, сэр, что вы использовали экзотические замарские способы, чтобы привести в беспорядок мои чувства.

— Имоджин… — Послышался громкий хруст. Он бросил взгляд на веер, который она сжимала с такой силой, что одна из пластинок не выдержала. — Я собиралась сказать, что существует другое объяснение тому, почему вы испытали вчера столь сильные чувства.

— Вздор! Ну и в чем заключается это объяснение?

— Вполне вероятно, что вы реагировали так потому, что испытываете нежные чувства ко мне, — высказал он деликатное предположение. — Иными словами, между нами возникла страсть.

— Ерунда! — Внезапно она чрезвычайно заинтересовалась проехавшей мимо каретой. — Как могла возникнуть… такая страсть… гм… сильная страсть без любви?

— Весьма наивно рассуждать таким образом, Имоджин.

Послышался приближающийся цокот копыт. С фаэтоном поравнялся Ваннек. Боковым зрением Маттиас заметил, как Имоджин изобразила на своем лице улыбку.

— Добрый день вам обоим, — сказал Ваннек. Он натянул поводья гарцующего гнедого жеребца. Жеребец прижал к голове уши, поскольку мундштук раздирал ему рот. — Как я понимаю, вы принимаете поздравления.

— Вы правильно понимаете, — ответил Маттиас.

— Благодарю вас, лорд Ваннек, — сдержанно проговорила Имоджин. Она стала похлопывать сломанным веером по коленке.

Ваннек изобразил подобие улыбки. Но глаза его оставались серьезными и смотрели между Маттиасом и Имоджин. В этом взгляде чувствовалась какая-то хитрая, хищная наблюдательность. Он напомнил Маттиасу хорька.

Ходят слухи, что ваша будущая жена принесет вам весьма интересное приданое, Колчестер, — произнёс Ваннек.

— Мисс Уотерстоун замечательна сама по себе, без сякого приданого, — отреагировал Маттиас.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. До скорой встречи, сэр. — Ваннек сухо кивнул и пустил жеребца кентером.

— Тысяча чертей! — пробормотала Имоджин. — Я была так близка к цели! Он попался в мою ловушку — оставалось только захлопнуть дверь.

Маттиас нахмурился:

— Оставьте это, Имоджин! С этим покончено.

— Не известно… — медленно проговорила она.

Маттиас насторожился:

— Имоджин…

— Меня внезапно осенило, Колчестер. Кажется, существует способ хотя бы частично спасти мой первоначальный план.

— Невозможно! Вы не сможете быть партнером Ваннека сейчас, когда помолвлены со мной. Такие вещи недопустимы.

— Бесспорно. Мой первоначальный план вы разрушили.

— Сожалею, Имоджин, но мне кажется, что это к лучшему.

— Но не все еще потеряно, — продолжала она, словно не слыша Маттиаса. — В эту самую минуту у меня родился другой план.

— Черт побери!

— Это верно, в нынешнем положении мое партнерство с Ваннеком невозможно, но вы, будучи моим женихом, вполне можете вести с ним общие дела.

— Проклятие, о чем вы говорите?

— Все очень просто, милорд. — Она ослепительно улыбнулась ему. — Вы скажете Ваннеку, что не хотите рисковать большой суммой для финансирования экспедиции. Однако же вы позволите ему стать вашим партнером… Если он сможет внести свою долю в сделку.

— Боже милостивый! — Вопреки собственному настрою он невольно восхитился изобретательностью Имоджин.

— Разве вы не видите? Эффект будет тот же самый. Ваннеку так или иначе придется создать консорциум, чтобы получить необходимую сумму. И он разорится, осле того как экспедиция потерпит неудачу.

Маттиас посмотрел на нее в изумлении:

— Вы когда-нибудь сдаетесь, Имоджин?

— Никогда, милорд. Мои родители научили меня обиваться своего.

 

Глава 9

— Я не намерена ходить вокруг да около, милорд. — Стекла очков блеснули, когда Горация с решительным видом приближалась к его письменному столу. — Я пришла узнать, что за игру затеяли вы с моей племянницей.

Маттиас изобразил недоумевающую улыбку:

— Игру?

— Как иначе назвать это объявление о помолвке?

— Я полагал, что вы будете довольны, мадам. Помолвка положит конец ее опасным планам. Разве не этого вы хотели?

— Но какая гарантия, что этим все закончится? — возразила Горация. — Вы отлично знаете, что она уже разрабатывает новый способ разорения Ваннека.

— Да, но ее новый план требует не просто моей помощи. Имоджин жаждет моего активного участия в этом отчаянном предприятии. А я не собираюсь в нем участвовать.

— Что вы хотите этим сказать? — нахмурилась Горация.

— Я не собираюсь вовлекать Ваннека в партнерство. Весьма сомневаюсь, что он пойдет на такой альянс, даже сделай я ему такое предложение… Хоть и ради Великой печати королевы… Мы с Ваннеком самые настоящие враги, а не союзники. Так что успокойтесь. Все будет хорошо.

— Не призывайте меня к спокойствию. Вы в этом отношении ничем не отличаетесь от Имоджин, которая постоянно пытается меня успокоить.

Маттиас пожал плечами:

— Можете считать, что все закончилось, Горация.

— Закончилось? Господи, формально вы объявили о помолвке, Колчестер. Вы знаете, что все это означает? Что будет с Имоджин?

— Она помолвлена.

Горация в гневе посмотрела на Маттиаса:

— Не надо шутить со мной, сэр. Мы говорим о молодой женщине, чья репутация достаточно пострадала. Каково будет ей, когда вы расторгнете с ней помолвку?

— Что-то подсказывает мне, что расторжение помолвки Имоджин перенесет легко. У нее всегда находятся скрытые ресурсы, разве не так? Впрочем, со своей стороны, я не собираюсь расторгать помолвку. Как не собираюсь позволить Имоджин сделать это.

Горация открыла было рот, но тут же закрыла его. Ее губы вытянулись в тонкую прямую линию.

— Вы хотите сказать, что ваши намерения…

— Честны и благородны?

— Допустим, — с вызовом произнесла она. — Так как же?

— Почему вы смотрите так удивленно? Вот мой ответ: да! — Маттиас бросил беглый взгляд на свиток, которым он занимался, когда в библиотеку вошла Горация, затем его глаза встретились с ее глазами. — Я искренне считаю, что это так.

— Вы собираетесь жениться на Имоджин?

— Почему вас это удивляет?

— Сэр, несмотря на ваше не столь безупречное прошлое и довольно сомнительную репутацию, вы граф Колчестерский. Все знают о ваших огромных доходах и вашей безупречной родословной. Если говорить совершенно откровенно, то вы намного выше Имоджин и по происхождению, и по доходам.

— Вы уверяли меня, что она находится в родстве с маркизом Бланчфордом.

— Не будьте смешным! — отмахнулась Горация, — Это родство весьма отдаленное, и вы прекрасно осведомлены об этом. Она не может рассчитывать ни на один пенс из его состояния. Кроме того, благодаря ее эксцентричным родителям она не обладает качествами и манерами, которые все ожидают видеть в графине. А самое главное, она была сильно скомпрометирована — сперва, Ваннеком, а теперь вами. Неужто вы можете ожидать, что я поверю в серьезность ваших намерений?

— Полагаю, она станет мне отличной женой. Трудность заключается лишь в том, чтобы убедить ее в этом.

Горация окинула Маттиаса недоумевающим взглядом:

— Я вас не понимаю, сэр.

— В таком случае доверьтесь мне. Я даю вам клятву, что намерен жениться на Имоджин. Помолвка — это не фарс… Во всяком случае, с моей стороны.

— Это что — одно из ваших знаменитых обещаний, сэр? — с подозрением спросила Горация. — Из числа тех, которые вы выполняете во что бы то ни стало?

— Да. Именно, — убежденно сказал Маттиас.

Он подождал, пока за Горацией закрылась дверь, поднялся из-за стола, аккуратно свернул свиток и отложил его в сторону. Затем подошел к маленькому встроенному столику, на котором стоял графин с бренди.

Плеснув бренди в бокал, он поднял его и обратился к статуе Замариса:

— Ты знаешь, это будет нелегко. Пока что она не собирается выходить за меня замуж. Но у меня есть одно явное достоинство: я не страдаю угрызениями совести и у меня нет джентльменских инстинктов. Спроси любого.

Замарис смотрел на него сверху с таким пониманием, которое, должно быть, свойственно лишь мужчине, живущему в полумраке и окруженному духами.

Маттиас остановился перед камином. Даже сам себе он не смог бы ответить на вопрос, когда именно ему пришла в голову идея жениться на Имоджин. Он знал только то, что его страсть к ней сравнима лишь с его страстью к Замару.

Имоджин — это его Анизамара, его дама солнечного света, жизни и тепла. Лишь она одна могла отогнать осаждавших его духов.

— Мои исследования показали, что, хотя древние греки и римляне оказали влияние на обычаи древнего Замара, литература и архитектура народа, жившего на этом острове, совершенно уникальны.

Маттиас с облегчением отложил в сторону последний листок. Он сжал ладонями края кафедры и посмотрел на многочисленных слушателей.

— На этом я заканчиваю свою лекцию о древнем Замаре. — И, принуждая себя соблюдать приличия, добавил:

— Буду рад ответить на ваши вопросы.

В зале раздались вежливые аплодисменты. За исключением сидящей в первом ряду Имоджин все аплодировали без особого энтузиазма. Это не удивило Маттиаса. Он пришел сюда не для того, чтобы развлекать скучающую публику. Он хотел произвести впечатление только на одного человека, который мог должным образом оценить его открытия и выводы, — на И.А.Стоуна.

А Имоджин, как он отметил для себя, была в восхищении от лекции и аплодировала больше всех.

Маттиас, как правило, не любил бывать на подобных сборищах. С тех пор как Замар вошел в моду, толпа, выразившая желание послушать его лекцию, состояла преимущественно из любителей и дилетантов, которых он презирал. Он отдавал себе отчет, в том, насколько поверхностны их интересы — это в лучшем случае. Но сегодня он читал лекцию для достойного соперника и предчувствовал, что со стороны Имоджин последуют возражения.

Он посмотрел на нее, когда аплодисменты затихли. Она показалась ему ярким маяком в этом помещении, освещенном тусклыми, мерцающими свечами. Маттиаса внезапно пронзило желание. Он непременно добьется ее. Он должен лишь умно и не торопясь разыгрывать свою карту. По причине своей невинности и наивности у нее было не больше шансов ускользнуть от него, чем у Анизамары убежать от Замариса. Он сделал глубокий вдох и еще крепче ухватился за края кафедры. В вальсе поведет он. Счастье, уготованное ему судьбой, зависит от него самого.

На Имоджин было новое платье, но в том же модном замарском стиле и того же модного зеленого цвета. Тяжелые волосы ее были упрятаны под массивной зеленой шляпой.

Маттиас позволил себе полюбоваться ее восхищенными, умными глазами. Умная — и такая невинная. Он вспомнил о тех обвинениях, которые выдвинула против него Имоджин вчера, по дороге в парк. Не допуская возможности того, что между ними вспыхнула страсть, Имоджин убедила себя, что он применил какие-то замарские способы любовной игры.

Когда аплодисменты наконец стихли, Имоджин подалась в своем кресле чуть вперед, сцепила руки и впилась взглядом в лицо Маттиаса, ожидая ответов на вопросы.

Из задних рядов поднялся тучный мужчина и громко прокашлялся.

— Лорд Колчестер, у меня вопрос. Маттиас подавил стон.

— Да?

— Вы в своей лекции ничего не сказали о возможном влиянии китайской цивилизации на обычаи древнего Замара.

Маттиас видел, как закатила глаза Имоджин. Он хорошо понимал, что она чувствует. Ничто не раздражает больше, нежели дурацкие вопросы.

— Не сказал потому, что признаков такого влияния не обнаружено, — прямо заявил он.

— Но разве замарские свитки не имеют сходства с китайской письменностью?

— Ни малейшего.

Мужчина что-то проворчал и сел.

Поднялся второй мужчина и сразу напустился на Маттиаса:

— Лорд Колчестер, я должен заметить, что вы не коснулись предположения, выдвинутого Уотли, о том, что Замар был древней английской колонией.

Маттиас заставил себя сдержаться, хотя это стоило ему немалых усилий.

— Сэр, теория о том, что Замар был забытой английской колонией, является в такой же степени обоснованной, ложной и идиотской, как и теория о том, что Древний Египет был аванпостом этой нации. И ни один уважающий себя ученый не даст и пенни за теорию.

Имоджин вскочила со своего места. Локтем она зацепила огромный ридикюль сидящей рядом дамы, и тот полетел на пол. Маттиас с интересом наблюдал.

— О Боже! — пробормотала Имоджин, пытаясь поднять упавший ридикюль. — Ради Бога, простите меня, мадам.

— Все в порядке, — ответила дама. — Все в порядке. Выпрямившись, Имоджин снова все свое внимание обратила на Маттиаса. Ее глаза сверкали.

— Лорд Колчестер, я хочу задать вам вопрос.

— Пожалуйста, мисс Уотерстоун. — Он навалился на кафедру и улыбнулся ей сверху в предвкушении интересного вопроса. — О чем вы хотите спросить?

— В вашей книге, посвященной обычаям и нравам древнего Замара, вы опубликовали несколько надписей, обнаруженных на стенах замарской библиотеки.

— Верно.

— В одной из них описывается свадебный ритуал. Согласно этому ритуалу, невесте и жениху вручаются дощечки со стихами. Означает ли это, что замарские браки строились на истинном равенстве полов и что между мужем и женой существовала тесная духовная связь?

— Нет, мисс Уотерстоун, я бы не стал делать подобных выводов, — ответил Маттиас. — Изображение на стене замарской библиотеки представляло собой метафизическую сцену, когда замарская богиня мудрости наделяет способностью писать древних замарцев.

— Вы уверены, что это не свадебный ритуал? Мне кажется, что надпись на табличках в руках женщин представляет собой нечто вроде брачного договора.

— Думаю, это не так, мисс Уотерстоун. Дело в том, что мне посчастливилось обнаружить свиток с. подлинным замарским брачным договором.

Судя по оживлению в зале, сообщение вызвало интерес присутствующих.

Глаза Имоджин возбужденно загорелись.

— И что же написано в этом свитке, сэр?

Маттиас улыбнулся:

— Надписи скорее имели характер инструкций и сопровождались весьма подробными рисунками.

Брови Имоджин недоуменно поднялись.

— Характер инструкций? Вы имеете в виду инструкции, касающиеся прав и обязанностей мужа и жены?

— Не совсем, — возразил Маттиас. — Текст содержит наставления и практические советы по некоторым деликатным вопросам, касающимся интимной стороны брака! Весьма деликатным, если вы понимаете, что я имею в виду.

Среди присутствующих послышались смущенные смешки и хихиканье. Некоторые леди постарше нахмурились. Зато кое-кто из более молодых внезапно заинтересовался дискуссией.

Имоджин подбоченилась и начала постукивать носком миниатюрной замшевой туфельки. Она сердито осмотрелась по сторонам и затем остановила сердитый взгляд на Маттиасе.

— Нет, милорд, я не понимаю. Какого рода практические советы содержит свиток?

— Надписи содержат советы семейным парам, каким образом муж и жена могут найти счастье и удовлетворение в интимной супружеской жизни. И это все, что я намерен сказать по данному вопросу, мисс Уотерстоун.

Кто-то из присутствующих был явно шокирован. Смешки и хихиканье в задних рядах стали более громкими. Имоджин опустила брови, и, похоже, собиралась задать новый вопрос. Но Маттиас опередил ее.

Он вынул часы из кармана жилета и, взглянув на них, изобразил на лице страшное удивление.

— О, я вижу, что прошло более часа. Благодарю вас за внимание. — Он сгреб свои записи и стал спускаться вниз.

Имоджин встретила его, когда он достиг последней ступеньки. Глаза ее сверкали.

— Весьма интересное сообщение, милорд.

— Благодарю вас. Я рад, что вы оценили лекцию.

— О да! В полной мере! Меня особенно заинтересовали ваши наблюдения, касающиеся картин на стенах замарской библиотеки. Как бы мне хотелось быть с вами в тот момент, когда вы обнаружили ее!

— А мне было бы интересно услышать ваше мнение, — сознался он.

— Мне бы очень хотелось увидеть тот брачный договор, о котором вы упоминали, если это возможно.

— Я никогда не показывал это никому из исследователей Замара, — медленно произнес он. — Но, возможно, для вас я мог бы сделать исключение.

Имоджин просияла:

— Правда, Маттиас? Это чудесно! Когда я могу его увидеть?

— Я дам вам знать. Ее лицо вытянулось.

— Я полагала, вы не станете откладывать надолго. Я горю нетерпением изучить его.

— Отличная мысль.

— Простите?

— Да нет, ничего. — Маттиас улыбнулся. — Пожалуй, приватное посещение музея Замарского общества вам может показаться интересным.

— Чрезвычайно интересным! — подтвердила Имоджин. — Но он закрыт для публики с момента моего появления в Лондоне.

— Это из-за того, что попечители Замарского общества собираются разместить коллекцию в более просторном помещении. Сейчас музей больше похож на склад. Но у меня есть ключ. Я буду счастлив стать вашим гидом.

Лицо Имоджин просияло снова.

— Это было бы потрясающе!

Он осмотрелся по сторонам и увидел, что помещение быстро пустело. Оставались лишь несколько человек. Маттиас вынул из кармана ключ.

— Я не вижу причин, почему бы нам не посетить музей сейчас. — И после паузы добавил:

— Если, конечно, вы свободны.

— Да, да! Совершенно свободна, сэр!

— Вход в музей за углом. — Легким движением головы он обозначил направление. — Вниз по лестнице.

— Как интересно! — Имоджин устремилась к музею. Маттиасу удалось схватить ее за руку, прежде чем она скрылась за углом:

— Вам следует подождать меня, дорогая. Ключ-то у меня.

— Надеюсь, вы не станете мешкать, сэр.

— Нет, но и не собираюсь мчаться галопом через зал. Она вздохнула:

— Я все забываю, что вы не склонны к атлетическим упражнениям.

— Я стараюсь компенсировать это другой деятельностью. — Маттиас помог ей спуститься по лестнице.

Они подошли к дверям музея, он вставил ключ в замок, открыл дверь и шагнул внутрь.

Маттиас внимательно наблюдал за выражением лица Имоджин, когда она взглянула в сумрак помещения. Он не был разочарован. В глазах ее читались интерес и предвкушение чего-то неведомого, губы ее приоткрылись, словно в ожидании поцелуя любимого. Только Имоджин могла реагировать таким образом на обыкновенный зал, набитый пыльными предметами, в котором поселились духи давно ушедших людей.

— Это чудесно! — Имоджин шагнула в глубину зала и окинула взглядом экспонаты, которые громоздились в полумраке. — Вы сами привезли все это из Замара?

— Нет. Должен сознаться, что большую часть того, что привез сам, я держу в своей библиотеке. — Маттиас зажег светильник на стене. — Здесь собрано в основном то, что привез в Англию Ратледж после нашей первой экспедиции на Замар. Как вы можете убедиться, его привлекали скорее грандиозные вещи, нежели изящные мелочи.

Имоджин сдернула покрывало с десятифутовой статуи Замариса и невольно зажмурилась, когда обнаружила, что глаза ее находятся на одном уровне с огромными гениталиями бога.

— Я вас понимаю. — Она поспешно отвела взгляд в сторону. — О, я вижу, рука возле предплечья была отломана и затем реставрирована.

— К сожалению, многое из того, что найдено Ратледжем, было повреждено в силу непрофессионально проведенных раскопок. У него не было навыков в этом деле. — Маттиас погладил иззубренный край надбитой колонны. — И потом, его мало интересовали мелочи. Его, интересовали в первую очередь те предметы, которые, по его мнению, можно продать коллекционерам.

— Бедняжка Ратледж. — Имоджин обошла вокруг вазы, высота которой равнялась ее росту. — Такой трагический конец. И все так таинственно.

— Надеюсь, вы не относитесь к числу тех, кто верит, что над Ратледжем висело проклятие.

— Разумеется, нет. Но факт остается фактом; Ратледж не вернулся из последней экспедиции на Замар.

Маттиас положил руку на колонну:

— Нет ничего таинственного в его смерти, Имоджин. Он проявил большую неосторожность при обследовании лабиринта и сломал себе шею, свалившись с каменной лестницы, которую в темноте, должно быть, не заметил. Я обнаружил его в лабиринте.

Имоджин внимательно взглянула на него:

— Должно быть, вы испытали тяжелые чувства.

Холодок пробежал по телу Маттиаса. Он понял, что Имоджин ждет продолжения истории.

— Да, это верно.

Изучающий взгляд Имоджин мгновенно превратился в сочувствующий. Маттиас издал вздох облегчения и направился к большому саркофагу.

— А в каталог внесены все предметы коллекции? — спросила Имоджин, изучая надпись на крышке саркофага.

— Нет. Я единственный, у кого есть достаточно знания и навыка сделать это должным образом, но у меня нет времени, чтобы заняться этим. — «Или желания», — добавил он про себя. Все находящееся в этом помещении имеет отношение к Ратледжу.

Имоджин выпрямилась и взволнованно произнесла:

— Я могла бы это сделать, Маттиас.

— Каталог коллекции? — Он мгновение поколебался. — Верно, могли бы. Было бы интересно услышать мнение И.А.Стоуна об этих экспонатах.

— Как вы считаете, попечители позволят изучить и описать эту коллекцию?

— Они считаются со мной, — сказал Маттиас, — и сделают так, как я им подскажу. Но это будет означать, что вы раскроете свой псевдоним — И.А.Стоун.

Она подумала.

— Вероятно, время для этого пришло, — сказала она и вздохнула. — Но все надо делать по порядку. Я приехала в Лондон, чтобы разобраться с Ваннеком. Я должна довести это дело до конца. Вы подумали над моим новым планом, как втянуть его в партнерство, Маттиас?

— Нет.

— Я не могу больше терять время, сэр. — Она присела на корточки, чтобы осмотреть большую глиняную маску, лежащую на гробе. — Я хочу привести мой новый план в действие как можно скорее. Пока еще никто не догадался, что наша помолвка — фикция.

Маттиас подошел поближе и устремил взор на верх ее шляпы.

— Имоджин, а вам не приходило в голову, что наша помолвка — это вовсе не фикция?

— Прошу прощения? — Она резко выпрямилась. Маттиас быстро отступил назад, чтобы края ее

Шляпы не задели его. Потеряв равновесие, Имоджин протянула вперед руку, пытаясь ухватиться за край саркофага. Вместо этого она схватилась за верхнюю часть вазы и чуть не уронила ее.

— Ой-ой, нет! — вскрикнула Имоджин.

Маттиас успел подхватить вазу. Осторожно поставив ее на место, он повернулся к Имоджин, все еще изумленно смотревшей на него.

— Я, кажется, вас не расслышала, — тихо произнесла она.

— По-моему, мы образуем великолепную пару. — Он привлек ее к себе.

Она схватила его за лацканы пиджака.

— Маттиас, что вы делаете?

— То общее, что нас соединяет, гораздо сильнее и существеннее, чем вся эта чушь. — Он развязал ленты ее шляпы, снял ее и отбросил в сторону.

Она смотрела на его лицо с таким отчаянным выражением, что ему показалось, будто он оказался на краю одного из пяти кругов замарского ада.

— А что… нас соединяет? — спросила она.

— Страсть и Замар. — Он наклонился и поцеловал ее в губы со всей страстью, которая накапливалась и росла в нем последние дни.

Имоджин сдавленно вскрикнула и обняла его за талию. Она прижалась к нему и с готовностью приоткрыла губы. Он почувствовал, какая буря сотрясает ее, в то время как кровь молотом стучала у него в висках.

Он без раздумий ринулся навстречу этой буре. Мягкие женственные бедра Имоджин прижимались к его возбужденной плоти.

— Маттиас, я не пойму, что ты делаешь со мной, — задыхаясь, проговорила она. — Я испытываю какие-то неведомые, удивительные ощущения…

На смену буре пришел холодный дождь, который вдруг погасил огонь в крови. Маттиас оторвал рот от шелковистой кожи.

— Нет, я не возьму тебя таким образом.

— Маттиас, что случилось?

Он обхватил ее лицо ладонями и заставил ее посмотреть ему в глаза.

— Когда все это кончится, ты станешь обвинять меня в том, что я использовал замарские способы любви и соблазнил тебя.

— Но, Маттиас…

— Я хочу тебя сильнее, чем чего бы то ни было другого. Только свою страсть к Замару я могу сравнить по силе со страстью к тебе. Но если ты не испытываешь ничего подобного по отношению ко мне, я не пойду дальше этих объятий.

— Маттиас, ты испытываешь ко мне те же чувства, что и к Замару?

— Да.

Она замерла в его объятиях. Из-под ее полуприкрытых век он не мог видеть ее глаз… На какое-то мгновение Маттиас решил, что потерял ее. И он знал, который из кругов замарского ада поглотил бы его тогда. Это был пятый круг, в котором человек обречен на тысячу лет одиночества, где ему составляют компанию только фантомы.

Имоджин подняла глаза и встретила его взгляд. На ее лице появилась дрожащая улыбка.

— Я была страшно не права, когда говорила, что ты применяешь замарские способы любви, чтобы соблазнить меня. Я приношу извинения. Я была сердита, потому что объявлением о помолвке ты разрушил мои планы.

— Я знаю.

— Если честно, то обвинять за случившееся в саду я должна только себя. — Она мгновение поколебалась и добавила:

— Я хотела твоих ласк тогда и хочу их сейчас.

Маттиас почувствовал, что ему трудно дышать.

— Ты уверена в этом?

Она приподнялась на цыпочки и обвила руками ему шею.

— Никогда и ни в чем не была более уверена.

— Имоджин… — Он крепко, едва ли не свирепо сжал ее в объятиях и наклонил к ней голову.

Имоджин положила кончики пальцев на его губы:

— Милорд, позвольте мне прояснить ситуацию.

— Прояснить?

— Мы оба согласились, что отправляемся в любовное плавание лишь при условии полного взаимопонимания.

— Да.

— Твои опасения по поводу того, что я впоследствии выдвину против тебя обвинения, прошли?

— Вполне. — Он стал покусывать кончики ее пальцев.

В глазах ее заблестели искорки.

— В таком случае я не вижу причин, почему бы тебе не воспользоваться замарскими способами. Ты с этим согласен?

Облегчение и радость — ..именно эти чувства испытал Маттиас.

— Нет никаких причин, — согласно кивнул он успев поймать руку, которую Имоджин хотела отвести от его губ, и поцеловать в ладонь.

Имоджин вздохнула и прильнула к нему. Маттиас наклонился к ее рту.

Приподнявшись на цыпочках, она с явным энтузиазмом вернула ему поцелуй. Маттиас коснулся ртом ее щеки и уха. Он ощутил девичьи пальцы в волосах — и дрожь пробежала по его телу.

— Мы будем делать все не спеша, — пообещал он.

— Как ты хочешь. — Она развязала ему галстук.

— Мы будем наслаждаться каждым мгновением. Мы не сделаем следующего шага, пока не исчерпаем до конца радость предыдущего.

— Вы напоминаете мне одного из новых поэтов, сэр. — Она стала расстегивать ему рубашку. — Или вы цитируете замарские стихи?

— Мне хотелось бы, чтобы ты запомнила этот день до конца жизни, — серьезно сказал он.

— Вряд ли я когда-либо его забуду. — Имоджин нетерпеливо дернула за рубашку. Тонкое льняное полотно не выдержало, с треском разорвалось, и этот звук в нежилом пыльном помещении прозвучал как выстрел. — О Господи! Кажется, я порвала вашу рубашку, сэр. Я чертовски сожалею.

Маттиасу стало вдруг удивительно легко.

— Забудьте про рубашку, мадам. У меня их изрядный запас.

— Какое счастье…

Маттиас приподнял вверх ее лицо и посмотрел на нежные, полные губы. На какой-то момент он забыл о своих намерениях не торопиться с любовными ласками. Он почувствовал жар, нечто вроде горячки. Он пылал, и, судя по тому, как Имоджин обошлась с его рубашкой, она испытывала то же самое.

Он взял ее на руки и понес к скамейке у стены.

Когда он положил Имоджин на задрапированные подушки, поднялось облачко пыли. Маттиас поморщился, но Имоджин, судя по всему, не обратила на пыль никакого внимания. Она не отводила от него горящих глаз. По всей вероятности, подумал Маттиас, он нашел единственную женщину во всей Англии, которая не станет жаловаться на то, что ее соблазнили в захламленном пыльном музее.

Он поцеловал ее в кончик носа и распрямился, чтобы снять с шеи галстук. Он швырнул его на саркофаг, затем быстро освободился от пиджака, жилета и злосчастной рубашки. Он коротко улыбнулся при виде рваной рубашки.

Отбросив снятую одежду в сторону, Маттиас взглянул на Имоджин и увидел, что она неотрывно наблюдает за ним. Он прочитал явное желание в ее глазах, и у него перехватило дыхание. В уголке рта Имоджин между Полуоткрытых губ появился кончик языка.

— Вы изумительно красивы, милорд, — тихим, чувственным голосом сказала она. — В самом деле, я… я никогда не видела ничего похожего.

Маттиас рассмеялся.

— Ты единственное по-настоящему красивое создание в этой комнате. — Он опустился на скамью и зарылся лицом в ворох зеленых муслиновых юбок.

— Маттиас… — Она обняла его за плечи. Маттиас приподнял ее и стал целовать, и целовал до тех пор, пока она не задрожала, откинув назад голову. Он неохотно расстался с ее губами и принялся целовать ее шею. Она извивалась и тянулась к нему, приподнимаясь и прижимаясь небольшими крепкими грудями к его груди.

Когда его поцелуи дошли до линии декольте, он расстегнул лиф платья. Под прозрачной рубашкой проглядывали розовые соски. Маттиас почувствовал спазм в теле.

Нагнувшись, он стал целовать маковки грудей. Имоджин вскрикнула и осыпала горячими поцелуями его плечи.

Маттиас взял в кулак ворох юбок и потянул их вверх. Он поднимал их до тех пор, пока его взгляду не открылся треугольный холмик в густых темно-каштановых завитках, которые скрывали обольстительные девичьи тайны.

Имоджин наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Хрипло застонав, он приник ртом к шелковистой внутренней поверхности чуть разведенных бедер. Ему показалось, что он ощутил ласковое прикосновение замарского моря.

Он накрыл ладонью густоволосый холмик, который излучал тепло и словно дышал.

Тихий вздох Имоджин подействовал на Маттиаса опьяняюще. Он почувствовал, как повлажнела его ладонь, ласкающая девичью плоть, и подумал, что в его жизни не было ничего, что потрясло бы его до такой степени.

— Это… бесподобно, — прошептала Имоджин, инстинктивно еще шире разводя ноги. Ее ногти впились в плечо Маттиаса. Трепет пробежал по ее телу. — Это ведь те советы, о которых ты сегодня говорил. Ну… для замарских жениха с невестой…

— К сожалению, у меня не хватит терпения, чтобы сегодня воспользоваться всеми ими… — Маттиас повозился с брюками и освободился от них. — Однако торжественно обещаю, что мы не пропустим ни одного из них. А теперь, малышка, разведи ноги, затем обними ими меня.

Повинуясь, Имоджин раздвинула округлые бедра, открыв его взору милую расщелинку, но затем недоумевающе спросила:

— Обнять? Ногами?

— Я должен войти в тебя, — пояснил Маттиас. — Я сойду с ума, если мне придется ждать еще.

Имоджин послушно обвила его ногами.

— Маттиас, только это несколько странно… Ты узнал об этой позе из того замарского свитка, о котором упоминал?

Он нежно погладил ее по щеке:

— Некоторые вещи универсальны везде и во все времена.

Маттиас чувствовал, что девушка открыта его ласкам. Роса, выделившаяся из упругой расщелины, смочила его пальцы, и он использовал эти капли, чтобы увлажнить удивительную жемчужину, трепетавшую у самого входа. Имоджин застонала.

— Боже мой, я не могу… не могу… А-а-а… — Больше она так ничего и не смогла сказать.

Маттиас поднял голову и вгляделся в полное чувственной истомы лицо.

— Посмотри на меня, девочка. Открой глаза и посмотри на меня.

Ее ресницы дрогнули и открылись. Она медленно улыбнулась ему, и в этой улыбке тайн было больше, чем во всех руинах Замара.

И Маттиас отдался во власть могучей страсти, которая его сжигала. Осторожно раздвинув складки, он попытался медленно войти в жаркую, тесную расщелину.

Внезапно Имоджин напряглась.

— Возможно, вы что-то делаете не так, сэр… Должно быть, вы что-то не так поняли…

— О чем ты толкуешь, Имоджин?

— По-видимому, эта разновидность замарской техники не совсем подходит для мужчины твоих габаритов… Надо попробовать другую.

— Ты девственница, — прошептал он где-то возле ее носа.

— Какое отношение имеет этот факт к тому, что ты плохо перевел замарскую инструкцию?

— Никакого, — согласился Маттиас.

— Я ведь не предлагаю прекратить любовную игру. Просто я хотела бы попробовать другую технику.

— Мы должны овладеть этой, прежде чем двигаться дальше. — Он прикоснулся ртом к ее губам. — Ты помнишь, девочка, как тебе было сладко там, в саду?

Она посмотрела на него затуманенным взором:

— Да… Оч-чень сладко… Но тогда все было по-другому.

— Потерпи немного… — Он стал потихоньку выходить из тугой расщелины, испытывая при этом невыразимую сладостную муку. — Вздохни поглубже.

Рукой он отыскал маленький твердый бутончик и стал ласкать его. Бутончик вздрогнул и запульсировал. Имоджин глубоко, медленно вздохнула. Она еще дальше расслабилась. Расщелина продолжала оставаться тугой и неприступной, но напряженность в девичьем геле спала. Маттиас сделал новую осторожную попытку войти в нее и вновь остановился на полпути.

Имоджин разочарованно вздохнула и дружелюбно царапнула ногтями его плечо.

Он снова частично вышел из расщелины и, целуя прикрытые сорочкой соски, спросил:

— Хоть чуть стало получше?

— Да… Да… Знаешь, я думаю, что этот способ в конце концов сработает. Надо продолжать… А я правильно действую?

— Абсолютно правильно. — Вдохновленный ее словами, Маттиас снова стал входить в неприступную крепость. Он почувствовал, как упругие мышцы поддаются и расступаются под натиском вторгшейся плоти. — Ты действуешь абсолютно правильно…

— Маттиас…

И вдруг все тело Имоджин начало содрогаться.

Острое сладострастное ощущение пронизало Маттиаса. Он купался в лучах яркого солнечного света. И никакие духи не могли теперь до него добраться.

 

Глава 10

Вечером следующего дня Маттиас появился в театре перед последним актом «Отелло». Имоджин, сидевшая рядом с Горацией и насупившейся Патрицией, посмотрела на него с укором, когда он пробирался в ложу. Это была их первая встреча после любовной схватки в Замарском музее,

— Милорд, мы уже потеряли всякую надежду вас увидеть, — шепотом сказала Имоджин, когда он взял ее за руку. — Вы пропустили большую часть спектакля.

Рот Маттиаса чуть заметно дрогнул, и в серых глазах его Имоджин прочитала воспоминания о том, что произошло между ними вчера,

— Нет никаких оснований терять надежду, дорогая. — Он поцеловал ее затянутую в перчатку руку и обернулся поприветствовать Горацию и Патрицию:

— Добрый вечер, сударыни. Вы обе отлично выглядите сегодня.

Горация наклонила голову.

— Милорд.

Во взгляде Патриции читалось раздражение.

— Вы говорили, что встретите нас здесь, Маттиас.

— Я и встретил.

Патриция стала обмахиваться веером.

— Представление почти закончилось.

— Я обнаружил, что посещение театра в небольших дозах запоминается лучше. — Маттиас сел рядом с Имоджин. — Надеюсь, Патриция, ты сегодня не станешь пытаться превзойти Кина. У тебя нет никаких шансов. Даже будучи пьяным, он останется непревзойденным актером.

Патриция повела плечом, сердито отвернулась и с мрачным видом стала разглядывать разодетую публику в ложах напротив.

Имоджин подавила легкий вздох, догадываясь, что именно она стала причиной возникшей между Маттиасом и Патрицией враждебности. По непонятной для Имоджин причине ее отношения с Патрицией в последние дни внезапно испортились. И сейчас Патриция не скрывала своего недовольства тем, что ее принуждают сидеть с Имоджин и Горацией в ложе брата.

Имоджин не знала причины произошедшей перемены, однако это ее беспокоило. Она намеревалась обязательно обсудить это с Маттиасом. Но первоочередным все же был другой вопрос. Она подозревала, что Маттиас избегает ее. И догадывалась почему.

Имоджин наклонилась к Маттиасу и стала энергично обмахиваться веером — пусть зеваки думают, что их беседа носит обычный светский характер. При этом она еще и прислушивалась к гомону публики и громким выкрикам из партера, чтобы быть уверенной, что их никто не подслушивает.

— Сэр, я рада, что вы наконец-то появились… Уже прошли все сроки…

— Я тоже очень скучал по вам, — тихо проговорил Маттиас. — Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как вы осчастливили меня.

— Маттиас, ради Бога, потише. — Лицо Имоджин зарделось, она оглянулась по сторонам, чтобы лишний раз убедиться, что их никто не слышит. — Я хотела поговорить с вами совсем о другом.

— Я потрясен! — Глаза его сверкнули. Он поймал руку Имоджин и поцеловал кончики пальцев. — Признаюсь, что я всю ночь и весь день думал о нашей любовной схватке среди руин древнего Замара… И с этой волшебной минуты ни одна рациональная мысль мне более в голову не приходит.

— Что с вами, милорд? — напустилась на него Имоджин.

— Вы вдохновили меня, моя радость!.. Я подумываю о том, чтобы забросить все научные изыскания и начать писать стихи… Как я буду выглядеть, если завью себе волосы на манер романтического поэта?

Имоджин прищурилась.

— По-моему, вы пытаетесь уйти от разговора о самом важном, сэр.

— О чем именно?

— О моем новом плане относительно того, как заманить в ловушку Ваннека, — прошептала она, прикрыв лицо веером.

— Мне бы хотелось закрыть эту тему.

— Это я знаю, но вовсе не намерена отказываться от своих планов из-за нашей помолвки.

Бровь Маттиаса медленно приподнялась.

— Вы полагаете, что наша помолвка — всего лишь безделица, некий пустячок? Поверьте, меня это убивает.

Веер Имоджин заработал еще энергичнее.

— Вы прекрасно знаете, что я совсем так не думаю, сэр.

— Поосторожнее с веером, мадам. Вы создаете ужасный сквозняк. Мы, поэты-романтики" склонны к простудам.

Однако Имоджин проигнорировала его последние слова.

— Маттиас, говорю вполне серьезно… Я хочу заручиться вашим согласием помочь мне заманить в западню Ваннека.

— Сейчас не время обсуждать этот вопрос.

— Но… — По залу пронесся шум. Имоджин замолкла на полуслове и окинула взглядом публику. — В чем дело? Что-то произошло?

— Должно быть, Кин переусердствовал и не в состоянии выйти на сцену, — предположила Горация. С выражением живейшего интереса она наклонилась вперед, поднеся к глазам бинокль.

Однако подлинную причину волнения публики объяснила Патриция:

— Это миссис Слотт. Кажется, она упала в обморок. Горация направила свой бинокль на ложу Теодосии Слотт, которая находилась точно напротив ложи Маттиаса.

— В самом деле. Похоже, сидя в кресле, она потеряла сознание… Леди Карлсбек подносит ей нюхательную соль.

Имоджин опустила веер, чтобы посмотреть на ложу Теодосии.

— Что с этой женщиной?

Патриция бросила осуждающий взгляд на Маттиаса:

— Леди Линдхерст говорит, что миссис Слотт часто падает в обморок при появлении Маттиаса. Она говорит, что когда-то давно произошло некое кошмарное событие, от которого миссис Слотт так и не может оправиться.

— Черт побери! — устало пробормотал Маттиас,

— Какой вздор! — нахмурилась Имоджин. Она заметила, что все повернули головы в сторону ложи Колчестера. По залу пробежал шумок.

Имоджин резко сложила веер. Решив продемонстрировать всему обществу, что Маттиас не обращает внимания на любопытные взгляды, она вскочила со своего места и, схватив за подлокотник небольшое кресло, сделала попытку придвинуть его поближе к креслу Маттиаса.

Увидев это, Маттиас с некоторым запозданием также поднялся:

— Позвольте помочь вам, мадам.

— Все в порядке, — сказала она, пытаясь сдвинуть кресло. — Кажется, оно застряло, но я справлюсь сана, милорд.

— Погодите, Имоджин…

Кресло оказалось тяжелее, чем выглядело. Имоджин дернула его изо всех сил. Раздался треск, и тонкая деревянная ножка сломалась.

Кресло опрокинулось на красный ковер. Имоджин потеряла равновесие и оказалась на коленях Маттиаса. Он обнял ее и заулыбался, когда она в испуге схватила его за плечи.

Атласная вечерняя шляпа с орнаментом в виде дельфинов соскочила с головы Имоджин и перелетела через перила. Это вызвало необычайный энтузиазм у молодых людей, заполнивших партер.

— Я поймал ее!

— Она моя! Я ее первый увидел!

— Я, кажется, поймал дельфина!

— Отдай шляпу мне! Она моя по праву!

Горация посмотрела вниз:

— Там идет борьба за твою шляпу, Имоджин.

Зал хохотал.

Похоже, Патриция была близка к тому, чтобы разрыдаться:

— Какой ужас!.. Уж лучше бы умереть в этой проклятой ложе! Как я посмотрю завтра в глаза моим друзьям в салоне леди Линдхерст?

— Уверен, ты справишься с этим, — жестко сказал Маттиас. Он встал и помог подняться Имоджин.

— Я приношу всем свои извинения, — пробормотала Имоджин, поправляя юбки. — Все вышло так нелепо…

— Ни к чему извиняться, — улыбнулся Маттиас. — Уверяю вас, за многие годы это один из самых интересных вечеров, которые я провел в театре. А поскольку представление на сцене явно не идет ни в какое сравнение, я предлагаю отправиться домой.

Несколько минут спустя Имоджин и Патриция стояли среди толпы в вестибюле театра. Маттиас вышел на улицу, чтобы подогнать экипаж, который находился в конце длинного каретного ряда. Горация разговаривала одной из своих приятельниц.

Имоджин посмотрела на угрюмую, упрямо молчало Патрицию и решила использовать момент. Она обратилась к девушке:

— Ты расстроена тем, что произошло в ложе, Патриция? Мне самой досадно… Правда, мне кажется, что ты сердилась на меня и раньше.

Патриция слегка покраснела. Не глядя в глаза Имоджин, она пробормотала:

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Вздор! Мне казалось, что у нас сложились хорошие отношения. Судя по всему, тебе понравились наши поездки за покупками. Похоже, ты была рада тому, что имела успех в обществе… Но в последние два дня ты, как говорят в свете, словно не замечаешь меня.

Патриция на шаг отступила и с преувеличенным вниманием уставилась на входную дверь.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, мисс Уотерстоун.

— Итак, снова мисс Уотерстоун? — Имоджин положила руки на бедра и начала стучать носком туфли по полу. — Ведь мы договорились, что ты будешь называть меня по имени.

— Почему вы стучите ногой? — процедила сквозь зубы Патриция. — Это отвратительно!

— Прошу прощения?

— Все смотрят на вас.

— Чепуха! — Имоджин посмотрела вокруг. — Никто на меня не смотрит.

— Да они не могут не смотреть! — огрызнулась Патриция. — У вас манеры разбитной деревенской девицы! Разве может леди стоять в такой позе? Мне стыдно находиться рядом с вами: руки в боки и стучите ногой, словно какая-нибудь девица из простонародья. В вас нет и намека на грацию и утонченность настоящей леди!

— Ах, вот оно что. — Лицо Имоджин вспыхнуло, она моментально убрала руки с бедер. — Прости. Я брала уроки танцев несколько лет тому назад, но политесу не обучалась.

— Оно и видно, — процедила Патриция.

— Мои родители полагали, что это несущественно. — Имоджин пожала плечами. — И честно говоря, существует много других, гораздо более интересных вещей, которым я хотела бы научиться.

— Вероятно. — Патриция повернулась и в упор посмотрела на Имоджин. В глазах ее блеснули слезы унижения и гнева. — Клянусь, я не понимаю, что нашел в вас мой брат. Не могу понять, почему он хочет жениться на вас!.. Полагаю, вы в курсе дела, что вас называют Нескромная Имоджин?

— Мне это известно. Могу объяснить, откуда пошло это противное прозвище.

— Вам ничего не надо объяснять. Я уже наслышана обо всех малоприятных подробностях вашего прошлого.

— Ты наслышана? — Имоджин в упор посмотрела на Патрицию.

— Вас обнаружили в спальне с лордом Ваннеком.

— Кто тебе рассказал об этом?

— Подруга. — Патриция прикусила губу. — Одна из тех, с кем я познакомилась в салоне леди Линдхерст… Там все говорят о вас. И еще говорят, что Маттиас вынужден был объявить о помолвке с вами, потому что вы снова скомпрометировали себя ночью в саду.

— Гм…

— И еще говорят, что вы устроили ему то же самое, что его ужасная мать устроила моему бедному папе много лет тому назад… Поймали его в капкан.

— Черт побери, что ты мелешь?

Патриция по-совиному заморгала и отступила на шаг назад. Похоже, она вдруг сообразила, что зашла слишком далеко.

— Я уверена, что вы об этом знаете, мисс Уотерстоун. В городе ни для кого не секрет, что мой отец вынужден был жениться на матери Маттиаса, после того как она заманила его в ловушку и оказалась скомпрометированной.

Имоджин помрачнела:

— И ты полагаешь, что Маттиас попал в такую же западню?

— Иначе я не могу объяснить, почему он вдруг решил сделать из вас графиню, — перешла на шепот Патриция. — Все в салоне леди Линдхерст говорят, что у Маттиаса в этом сезоне мог быть богатый выбор невест. Он мог бы выбрать женщину с незапятнанной репутацией… а не такую, которую называют Нескромная Имоджин… Господи, как это унизительно!

— Я вижу, тебе это очень трудно пережить, — холодно сказала Имоджин.

Входная дверь распахнулась, и в вестибюль вошел Маттиас. Увидев Имоджин, он направился к ней. На лице Патриции отразилась тревога. Она искоса взглянула на Имоджин.

Бросив взгляд на сестру, Маттиас нахмурился:

— Как ты себя чувствуешь, Патриция? У тебя какое-то осунувшееся лицо.

— Я вполне здорова, — пробормотала она. — Просто я хочу побыстрее домой.

Имоджин вежливо улыбнулась:

— Боюсь, что леди Патрицию чрезмерно утомили события сегодняшнего вечера, милорд. Очевидно, она унаследовала слабую нервную систему.

Приехав домой, Имоджин вместе с Горацией прошла в кабинет, бросила вечерний плащ на стул, сняла длинные лайковые перчатки, туфли и легла на диван. Насупив брови, она обратилась к тете:

— Расскажи мне все, что ты знаешь о браке родителей Маттиаса, тетя Горация. Я не в состоянии решить проблему, если не знаю всех фактов.

— Тут нечего особенно рассказывать. — Горация налила себе хереса из графина, стоящего на маленьком столике. — Это очень старая история… Тридцатипятилетней давности, если быть точной. Я была тогда совсем молодой.

— Ты была знакома с матерью Колчестера?

— Я встречала Элизабет Дэбни, но, в общем, мы вращались в разных кругах. — Горация села перед камином и сделала глоток хереса. — Элизабет считали несколько легкомысленной, если говорить откровенно… Но прощали ей это за красоту. К тому же отец ее был человеком богатым. Родители баловали ее с младых ногтей. У нее было все, чего бы она ни пожелала.

— И она пожелала отца Маттиаса?

— Во всяком случае, так говорили, — скривила рот Горация. — Но я всегда считала, здесь палка о двух концах… Его звали Томас, он в то время был виконтом, еще не вступил во владение титулом, потому что отец его был жив. Томас был испорчен не меньше Элизабет… Весьма красив и высокомерен… Этакий повеса… Я уверена, он не мог предположить, что ему придется заплатить такую цену за свой флирт с Элизабет. И вообще сомневаюсь, что в молодости Томас за что-нибудь расплачивался.

Имоджин нахмурилась:

— Напрашивается интересный вопрос… Почему он вынужден был платить такую цену? Томас был наследник графского титула и наверняка мог выпутаться из сети, которую закинула Элизабет, если бы только пожелал.

— Граф оказался банкротом. — Горация задумчиво смотрела на пламя в камине. — В то время об этом никто не подозревал. По слухам, престарелый граф обрадовался, когда его сына и Элизабет застали в компрометирующей ситуации. Ему крайне нужны были деньги, чтобы поправить финансовое положение семьи. А Дэбни страшно хотелось, чтобы его единственная дочь с солидным приданым заполучила титул графини. Это была удачная сделка с точки зрения многих.

— Кроме молодого Томаса?

— Да… Однако он не осмелился бросить вызов отцу, боясь, что тот лишит его наследства. Он женился на Элизабет. Брак оказался несчастливым, как ты можешь догадаться… А много ли на свете счастливых браков?

— Мои родители были счастливы, — негромко произнесла Имоджин.

— Это верно… Боюсь только, что ты выросла, имея весьма искаженное представление о действительности, дорогая… Так вот… Кроме Маттиаса, у них больше не было детей. Большую часть времени Томас и Элизабет жили порознь. В течение ряда лет Томас содержал нескольких любовниц. Элизабет ублажала себя пышными приемами в загородном имении Колчестеров. По-видимому, в год ее смерти Томас влюбился в молодую вдовушку по имени Шарлотта Пул. Вскоре после похорон Элизабет они поженились.

Лежащая на диване Имоджин приподнялась и посмотрела на огонь.

— И тогда родилась Патриция?

— Да.

— Как сказала мне Патриция сегодня, все считают, что Маттиас вынужден повторить судьбу своего отца, — тихо сказала Имоджин.

Горация внимательно посмотрела на племянницу:

— Патриция — совсем юная леди, которая очень плохо знает жизнь.

— А я, наоборот, достаточно зрелая женщина, которая отлично разбирается, что к чему.

— Что ты хочешь этим сказать? Имоджин встретила взгляд Горации:

— Хочу сказать, что я не могу позволить Маттиасу жениться на мне, если он на самом деле меня не любит. Я не могу жить, сознавая, что вынудила его жениться.

В печальном взгляде Горации читалось сочувствие и понимание.

— Когда ты влюбилась в Колчестера, дорогая? Имоджин задумчиво улыбнулась:

— Думаю, с того момента, как прочитала его первую статью в «Замариан ревю»,

— Как все запуталось!

— Да. — Имоджин тяжело вздохнула. — А поскольку именно я завязала этот узел, я сама должна и разрубить его.

Два дня спустя, на балу у лорда и леди Уэллстед стоя за массивной кадкой с раскидистым папоротником и потому оставаясь незамеченной, Имоджин увидела, как Патриция выпорхнула из зала.

Имоджин озабоченно нахмурилась. Хорошо бы, чтобы Маттиас сам разбирался с этой вновь возникшей проблемой. К несчастью, он, по своему обыкновению, не торопился появиться на публике. Его нелюбовь к подобным мероприятиям превращалась в проблему, поскольку Патриция выражала недовольство приставленными к ней дуэньями.

Она была вынуждена скрепя сердце согласиться на сопровождение Имоджин и Горации, так как Маттиас поставил это обязательным условием ее выходов в свет. Но на приеме или балу она делала все, чтобы держаться от обеих на расстоянии. Было ясно, что Патриция стыдилась невесты брата и даже питала к ней неприязнь, распространяя это чувство и на Горацию.

Имоджин вздохнула, увидев, что ее подопечная покинула зал. Ей ничего не оставалось, как последовать за Патрицией.

Имоджин поставила стакан лимонада на поднос. Нет причин для особого беспокойства, успокаивала она себя. По аллеям сада уже прохаживались несколько пар, так что молодая леди не должна попасть в беду.

Имоджин направилась к двери, через которую вышла сестра Маттиаса. Вполне возможно, что ей просто захотелось отдохнуть от множества людей и духоты. Однако вызывало подозрение то, что она, прежде чем выйти, бросила несколько настороженных взглядов. Похоже, Патриция не хотела, чтобы кто-то обратил внимание на ее исчезновение.

Она наверняка не поблагодарит Имоджин за то, что та последовала за ней. Однако чувство долга не позволяло Имоджин уклоняться от своих обязанностей. Особняки вроде этого чреваты опасностью для молодых леди, которые оказываются без защиты. Имоджин усвоила это три года назад.

Она вышла через дверь и оказалась в узком проходе для слуг. Проход был безлюден и пуст, если не считать тележки, уставленной закусками. Имоджин прошла вперед, завернула за угол и оказалась в незнакомом вестибюле. В углу она увидела лестницу.

Имоджин огляделась в поисках другого выхода, но такового не оказалось. Очевидно, Патриция по этой лестнице поднялась на второй этаж. В сердце Имоджин закралась тревога.

По всей видимости, Патриция знала, куда направлялась. Если бы она хотела выйти из зала для того, чтобы подышать свежим воздухом, она должна бы немедленно вернуться, поняв, что оказалась в переходе для слуг. Судя по всему, ее выход именно сюда был заранее запланирован.

Подобрав рукой юбки, Имоджин стала быстро подниматься по деревянной лестнице. В танцевальных туфельках она ступала мягко, бесшумно.

Тусклый свет от настенного светильника осветил Дверь на верхней площадке. Имоджин осторожно приоткрыла ее и заглянула внутрь. Она ничего не могла различить, кроме неясных теней да снопов призрачного лунного света, падавших из высоко расположенных окон.

Она вошла в помещение и тихо притворила за собой дверь. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к темноте, Имоджин разглядела массивные позолоченные квадраты на стенах. Их было множество. Должно быть, десятки. Имоджин сообразила, что она оказалась в картинной галерее, которая тянулась по всей длине огромного дома.

Имоджин всмотрелась в темноту, пытаясь обнаружить Патрицию. Неясный звук в дальнем углу длинной галереи заставил ее обернуться. Ей показалось, что она увидела, как мелькнули светлые юбки и исчезли в нише.

— Патриция? Это ты? — Имоджин решительно направилась в сторону ниши, но тут же ударилась большим пальцем ноги о колченогий стул, который не разглядела в темноте.

— Черт побери! — Она сморщилась от боли и нагнулась, чтобы растереть ушибленный палец.

Из тени вышел мужчина:

— Мисс Уотерстоун?

— Кого здесь черт… — Имоджин отпрянула назад, не спуская глаз с фигуры человека, направлявшегося к ней. Она узнала его, стоило ему появиться в снопе лунного света. — Лорд Ваннек!

— Сожалею, что пришлось прибегнуть к мелодраматическим трюкам. — Ваннек остановился, устремив на нее сверлящий взгляд. — Но мне необходимо поговорить с вами без свидетелей. Я потратил уйму времени, чтобы устроить эту встречу.

— Где леди Патриция?

— Она в эту минуту возвращается в большой зал в сопровождении респектабельной леди. Уверяю вас, Патриция в полной безопасности. Ее репутация никоим образом не пострадает.

— В таком случае нет никакой необходимости в моем присутствии здесь. — Подобрав юбки, она ринулась мимо Ваннека.

— Подождите. — Ваннек поймал ее за руку и принудил остановиться. — Мне было очень непросто организовать эту встречу, и я намерен поговорить с вами.

— Отпустите меня.

— Не раньше, чем вы меня выслушаете. — Ваннек сделал паузу. — Ради Люси, вы должны выслушать меня.

— Ради Люси? — Имоджин напряглась. — Какое отношение имеет ко всему этому бедняжка Люси?

— Вы были ее подругой.

— И что из того?

— Проклятие! Мисс Уотерстоун, выслушайте меня. Люси наверняка захотела бы, чтобы я защитил вас. Вы никогда не умели защитить себя в обществе.

— Я не нуждаюсь в вашей защите, сэр

Рука Ваннека еще крепче сжала ее руку выше локтя.

— Надеюсь, вы понимаете, что Колчестер сознательно скомпрометировал вас, чтобы был повод объявить о помолвке.

— Он не делал ничего подобного.

— Он охотится за Великой печатью королевы… Вы дали ему карту?

— Нет, не дала.

— Я так и думал, — с мрачным удовлетворением проговорил Ваннек. — Иначе он немедленно расторг бы помолвку… Разве вы не понимаете, что у него на уме? Он бросит вас в тот самый момент, когда карта окажется у него руках.

Имоджин холодно улыбнулась:

— Вы глубоко заблуждаетесь, сэр.

Гнев и отчаяние исказили лицо Ваннека. Его пальцы впились в ее руку.

— Я мечтаю об этой проклятой печати, мисс Уотерстоун. Ратледж писал, что она стоит целое состояние… Она практически бесценна.

— Вы делаете мне больно…

Он не обратил ни малейшего внимания на ее слова.

— Несколько дней назад я начал создавать консорциум для финансирования экспедиции на Замар. К сожалению, потенциальные члены консорциума потеряли интерес к нему, когда узнали о вашей помолвке с Колчестером. Он одним ударом разрушил мои планы.

В его тоне послышалось нечто такое, отчего у нее все внутри похолодело.

— Честное слово, я не могу стоять здесь с вами и обсуждать этот вопрос. Я должна вернуться в зал.

— Расторгните помолвку, — прошипел Ваннек. — Немедленно! Это единственный способ… Если вы отделаетесь от Колчестера, я организую консорциум. Мы с вами станем партнерами. Мы разбогатеем, когда отыщем Великую печать королевы.

Это было как раз то, на что она рассчитывала, однако внезапно Имоджин поняла, что разговаривает с одержимым, маньяком, и ей стало страшно.

— Мне нужно идти, — упрямо повторила она. — Вероятно, мы могли бы обсудить это в другое время. Возможно, вы могли бы вступить в деловую сделку с Колчестером.

— С Колчестером?!

Она слишком поздно сообразила, что ей не следовало этого говорить.

— Возможно, что…

— Невозможно! — рявкнул Ваннек. — Колчестер никогда не пойдет на такую сделку! Всему свету известно, что он убил Ратледжа! Он таким же образом поступит и со мной, если мы станем с ним партнерами… Вы должны разорвать помолвку, прежде чем передадите ему карту! Это единственный выход из положения!

Гнев взял верх над осторожностью. Имоджин резко выпрямилась:

— Я поступлю так, как сочту нужным, сэр. Будьте добры, отпустите меня.

— Я не поддамся на женскую провокацию ради Великой печати королевы! Если вы не хотите разорвать помолвку, это сделаю я!

Похоже, он потерял контроль над собой. Имоджин в полной мере осознала опасность и предприняла отчаянную попытку освободиться. Однако это ей не удалось.

Ваннек толкнул Имоджин на стоявший поблизости диван. При этом он с такой силой упал на нее, что она задохнулась. Имоджин была потрясена, не веря в реальность происходящего. Ее пронизал страх. И тогда она пустила в ход ногти.

— Ах ты сучка! — Его рука шарила по юбкам, пытаясь их задрать. — Когда я кончу, ты попросишь меня финансировать твою экспедицию.

— Ты так и с Люси обращался? — сдавленным голосом проговорила Имоджин, отталкивая его и отчаянно сопротивляясь. — Ты изнасиловал ее, прежде чем дать ей опий?

— Люси? Да ты с ума сошла! Я не давал ей никакого опия! Она приняла его сама! Она всю жизнь жаловалась на слабые нервы.

— Мне-то зачем врать? Я все вычислила! Это ты подстроил, чтобы меня обнаружили в компрометирующей ситуации с тобой! Чтобы люди поверили в самоубийство Люси! Я знаю — это ты убил ее! Я знаю все!

— Ты не знаешь ничего! — Ваннек приподнялся. — Что здесь вообще происходит? Ты обвиняешь меня в убийстве?

— Да, обвиняю!

— Ты сошла с ума! Я не убивал Люси! — Ваннек сощурил глаза. — Хотя Господу известно, что нередко думал об этом… Может, я бы когда-то и созрел… Но, как это часто случается, она не дала мне совершить преступление; она умерла без моей помощи.

— Я не верю тебе!

— Мне глубоко наплевать, веришь ты или нет. Я хочу от тебя только одного — карту! И я ее заполучу, чего бы это мне ни стоило.

Имоджин поняла, что Ваннеком владеют ярость и отчаяние. Он хотел, чтобы она оказалась в полной зависимости от него. Она сдавленно вскрикнула, когда ощутила холодную влажную руку на своем бедре. Ее охватила паника. Она взглянула на стену над диваном и увидела лунные блики на позолоченной раме.

Пока Ваннек с остервенением задирал ей юбки, Имоджин дотянулась рукой до края картины. Удастся ли ее сорвать со стены?

Когда Ваннек уже оголил ей бедра, наконец удалось сдернуть картину с крюков. Картина оказалась слишком тяжелой, чтобы Имоджин могла контролировать ее падение. Тяжелая рама стукнула Ваннека по голове и плечам с такой силой, что при этом содрогнулось и ее тело.

Ваннек застонал и повалился на Имоджин. Имоджин изо всех сил заработала руками, пытаясь столкнуть Ваннека на пол. Но прежде чем ей удалось выбраться из-под него, чьи-то руки приподняли Ваннека.

— Скотина! — Из тьмы, словно демон мщения, возник Маттиас. Он стащил Ваннека с дивана и бросил на пол.

Ваннек зашевелился. Через несколько мгновений он открыл глаза и уставился на Маттиаса. К нему постепенно возвращалось сознание.

— Колчестер? Господи, что вы здесь делаете?

Маттиас стянул с руки перчатку и бросил ее на грудь

Ваннеку:

— Мои секунданты придут к вам завтра. Надеюсь, что дуэль состоится послезавтра.

— Секунданты? Секунданты… — Ваннек приподнялся на локте. Он затряс головой, словно пытаясь стряхнуть что-то. — Это несерьезно.

Маттиас помог Имоджин подняться с дивана и взял ее на руки.

— Уверяю вас, никогда в жизни не был настолько серьезен. — Он повернулся и двинулся к дверям.

— Но вы никогда не собирались на ней жениться! — в отчаянии выкрикнул вслед Ваннек, и эхо разнесло его слова по галерее. — Все знают, что помолвка — лишь фикция! И вас интересует только карта! Откройте шире глаза, Колчестер, она не стоит дуэли! Это чистой воды бизнес!

Маттиас не ответил. Имоджин посмотрела на его лицо, когда он нес ее через галерею, — и трепет пробежал по ее телу. Именно в этот момент она узнала в нем темную таинственную фигуру ее снов. Она была в объятиях Замариса, хозяина Ночи.

 

Глава 11

Имоджин не могла справиться с дрожью. Она прижалась к Маттиасу, всем телом ощущая его силу и тепло, когда он нес ее по лестнице и через зал. Уткнувшись лицом ему в плечо, она зажмурила глаза, чтобы сдержать слезы.

Когда Маттиас быстрыми шагами шел к входной двери, до нее доносились голоса, в которых иногда слышалась искренняя озабоченность, иногда — простое любопытство.

— Колчестер, что-то случилось с мисс Уотерстоун? — спросил какой-то мужчина.

— Она неважно себя почувствовала, — ровным голосом ответил Маттиас. — Сдали нервы… Волнения в связи с помолвкой. Вы же понимаете…

Мужчина хмыкнул:

— Да, конечно. Надеюсь, вы сумеете помочь ей преодолеть страхи.

Имоджин хотела было возразить, что у нее нервы Достаточно крепки и вряд ли ее способна вывести из равновесия такая обыденная вещь, как помолвка, но не решилась оторвать лицо от плеча Маттиаса. Мужчина мог бы увидеть ее слезы.

— Может быть, пригласить доктора, сэр? — осведомился лакей.

— Нет. Я отвезу ее домой. Все, в чем она нуждается, — это отдых.

— Я подгоню вашу карету, милорд.

— Спасибо.

Имоджин почувствовала, что прохладный воздух коснулся ее лица. Наконец-то они вышли из дома. Скоро она окажется в полной безопасности в карете Маттиаса.

По булыжной мостовой зацокали копыта и застучали колеса приближающегося экипажа. Дверь открылась, и Маттиас с Имоджин на руках поднялся в карету. Он опустился на мягкое сиденье, продолжая прижимать Имоджин к груди. Карета тронулась.

— Успокойся. Все в порядке, дорогая. Все позади. Ты в безопасности.

— А вот ты — нет. — В отсутствие любопытных глаз она оторвала лицо от его груди, схватила Маттиаса за плечи и встряхнула его. — Что ты наделал, Маттиас?

Маттиас не изменил положения. Похоже, он даже не заметил, что ее пальцы мнут тонкое сукно его пальто. В полутьме сверкнули его глаза.

— Я хотел задать тебе тот же самый вопрос.

Она проигнорировала его слова, ее внимание было целиком сосредоточено на той кошмарной ситуации, в которой он оказался.

— Ты вызвал Ваннека на дуэль. Господи, Маттиас, как ты мог это сделать!

— При сложившихся обстоятельствах это был единственно возможный выход.

— Но он мне ничего не сделал!

Маттиас приподнял рукой ее подбородок:

— За что я должен благодарить Господа Бога и твою храбрость. Ты изумительна, моя дорогая! Допускаю, что ты была близка к тому, чтобы вышибить из него дух.

— И тогда тебе не нужно было бы вызывать его на дуэль, — в отчаянии проговорила она. Маттиас дотронулся пальцем до ее губ.

— То, что тебе удалось самой защитить себя, вовсе не означает, что я позволю Ваннеку остаться ненаказанным. Согласись, у меня не было выбора.

— Это не так. — На глаза Имоджин набежали слезы. Она смахнула их тыльной стороной ладони. — Он не стоит того, Маттиас! Я не могу позволить тебе рисковать жизнью. Я не могу тебе это позволить!

Маттиас снова приподнял ее подбородок и с явным удивлением посмотрел ей в глаза.

— Я по-настоящему верю, что эти слезы вызваны опасением за мою жизнь.

— А чем же еще? — сердито спросила она.

— Ну, было бы вполне понятно, если бы ты плакала из-за происшествия в картинной галерее… Это веское основание даже для леди с такими крепкими нервами, как у тебя.

— Чушь! Меня больше беспокоят возможные последствия этой идиотской дуэли. — Она обхватила ладонями его лицо. — Маттиас, ты не должен этого делать, слышишь? Я не могу этого допустить!

Он тихонько сжал пальцами ее запястья:

— Все в порядке, Имоджин. Все будет хорошо.

— Он может убить тебя! Маттиас чуть заметно улыбнулся:

— Похоже, тебя гнетет эта мысль.

— Черт побери, Маттиас, эта мысль сводит меня с ума!

— Почему?

— Потому что я люблю тебя!

Наступило молчание. Словно какой-то волшебник махнул палочкой — и все звуки замерли. Имоджин слышала приглушенные голоса, поскрипывание колес и цокот копыт. Подмигивали фонари встречных экипажей. За пределами кареты жизнь продолжалась. Внутри все остановилось.

— Ты любишь меня? — еле слышно переспросил Маттиас.

— Да.

— В таком случае завтра же выходи за меня замуж без церковного оглашения.

— Как ты можешь говорить о браке в эту минуту, когда на кон поставлена твоя жизнь? — возмутилась Имоджин.

— Брак — это единственная вещь, о которой стоит говорить в настоящий момент, — сказал Маттиас, поглаживая ладонью плечи и спину Имоджин.

— Но, Маттиас…

— Скажи, что ты выйдешь за меня замуж до того, как я узнаю приговор судьбы. — Он поцеловал ее во влажные глаза, затем в волосы. — Это все, о чем я прошу тебя, милая девочка.

— Я готова пообещать тебе что угодно, если ты отменишь свою дуэль.

— Я не могу это сделать, Имоджин. Я лишь могу заверить тебя, что намерен остаться живым и после дуэли позавтракать вместе с тобой.

Имоджин уловила решительные нотки в его голосе и поняла, что дальнейшие уговоры бесполезны. Она толкнула маленьким кулачком ему в плечо:

— Маттиас, я прошу тебя…

— Выходи за меня замуж. Завтра.

Она прижалась к нему, снова уткнулась носом в пальто, чтобы предотвратить новый поток слез.

— Если только это твое искреннее желание…

— Это мое единственное желание. Это все, о чем я прошу.

Она ни в чем не могла отказать ему в этот момент.

— Хорошо. — Голос ее звучал приглушенно, потому что она говорила, уткнувшись в пальто. — Я выйду за тебя замуж завтра.

— Ты не должна говорить это таким тоном, словно тебя собираются отправить на галеры.

— Ах, Маттиас,

— Я понимаю. — Он погладил ее рассыпавшиеся волосы. — Я все понимаю.

Снова воцарилось молчание. Имоджин недолго предавалась отчаянию. Под лаской сильных и деликатных рук она успокоилась и направила свои мысли по конструктивному руслу. Нужно выработать план и предотвратить эту дуэль!

Но она еще не успела ничего придумать, когда ее буквально обожгла пришедшая в голову мысль.

— Боже мой, я чуть не забыла! — Она так резко выпрямилась, что ударилась головой о подбородок Маттиаса. — Ой!

— У Ваннека не было никакого шанса, правда ведь? — Маттиас прищурился, потирая место ушиба. — Если бы под рукой не оказалось картины, я уверен, ты нашла бы иной способ вырваться из его рук.

— Сэр, простите. Я не хотела сделать вам больно.

— Я знаю. — Он доброжелательно улыбнулся. — Так о чем ты вдруг вспомнила?

— О Патриции. Где она?

— Патриция цела и невредима. Я видел их с Горацией, когда шел за тобой. Я отправлю за ними карету, когда отвезу тебя домой.

— Твоя сестра с моей тетей?

— Да.

Внезапно Имоджин осенила ужасная догадка.

— Сэр, откуда вы узнали, что меня нужно искать в картинной галерее?

— Патриция сказала мне, что видела, как ты поднималась туда по лестнице.

— Понятно, — прошептала Имоджин. И снова замолчала, обдумывая услышанное. Вряд ли был смысл в этот момент делиться своими подозрениями с Маттиасом. У него сейчас и без того нервы напряжены. И ему не прибавит спокойствия сообщение о том, что его сестра, по всей видимости, находится в сговоре с Ваннеком и по его указанию заманила ее в картинную галерею.

Имоджин прижалась к Маттиасу и стала смотреть в окно. После некоторого размышления она решила предпринять еще одну попытку отговорить Маттиаса от дуэли:

— Сэр, обещайте мне, что вы пересмотрите свое неразумное намерение стреляться с Ваннеком. Я понимаю, что для некоторых джентльменов — это единственный способ защитить свою честь, но я считаю его верхом идиотизма. А вы — ив этом нет никакого сомнения — не идиот. Следовательно…

— Достаточно, Имоджин, — очень спокойно сказал Маттиас. — Дело сделано. Более того, ты не должна никому об этом говорить, ты это понимаешь?

— Но ведь…

— Это мужское дело. Джентльмены, которые посвящены в него, обязаны держать все в строжайшем секрете. Ты не должна превращать дуэль в этакое пикантное блюдо, вроде десерта для светского общества.

— Я и не думала сплетничать по поводу… подобной мужской глупости и безмозглости.

— Отлично. — Он погладил ее по пышным волосам. — Я знал, что на тебя можно положиться и что ты будешь держать рот на замке, моя дорогая.

— Имоджин, ну что ты ходишь туда-сюда? — Горация налила чаю в две чашки. — Честное слово, у меня уже голова от этого кружится.

— А что еще мне остается делать? — Она остановилась перед окном и некоторое время смотрела на омытые дождем деревья сада. — Я ощущаю себя связкой шутих, которые собираются зажечь и запустить над головами… Ужасное ощущение!

— Нервы, моя дорогая. Кажется, они впервые у тебя так разыгрались.

— Чушь! Ты прекрасно знаешь, что я не предрасположена к неврастении.

— Раньше перед тобой не было перспективы замужества… Не понимаю, почему его сиятельство так спешит с этим, но полагаю, что в этой ситуации он считает это наилучшим решением.

— В этой ситуации? — переспросила Имоджин, задавая себе вопрос, уж не знает ли Горация о дуэли. — Что ты имеешь в виду? .

— Не обижайся, дорогая, но при таких обстоятельствах люди не устраивают пышных свадеб. Его сиятельство не очень любит всю эту светскую суету.

Имоджин облегченно вздохнула:

— Да, верно, он это не любит…

Она продолжала смотреть в сад. Было такое впечатление, что за ночь весь мир внезапно стал серым. На рассвете улицы окутал густой туман. Имоджин спала плохо; ее преследовали тревожные сновидения. Ей снилось, что она пыталась спасти Маттиаса от какой-то неизвестной беды, но не успела. Она обнаружила его в каменном саркофаге. Повсюду были следы крови…

Ее вдруг охватила паника. У нее оставалось менее суток, чтобы остановить это сумасшествие.

— Имоджин!

— Прошу прощения? — Имоджин посмотрела через плечо на тетю. — Ты что-то сказала?

— Я спросила тебя: ты поручила горничной укладывать вещи?

— Кажется, да. Определенно, да. — Имоджин нахмурилась. — Но, честно говоря, я думала совсем о другом. А вот сейчас, когда ты спросила, я вспомнила, что говорила ей о своем переезде сегодня вечером в дом Колчестера.

Горация ободряюще улыбнулась и поднялась:

— Пожалуй, тебе надо выпить сейчас чаю, дорогая. А я поднимусь наверх и дам указания горничной.

— Спасибо. — Имоджин подошла к столику, на котором ее ожидал чай. Она взяла чашку и сделала большой глоток.

Дверь за Горацией закрылась, и Имоджин осталась кабинете одна. В тиши комнаты слышалось громкое тиканье часов. Чтобы не слышать эти звуки, она стала вновь ходить по комнате.

За последние годы время от времени до нее доходили слухи о дуэлях. Они не особенно ее интересовали, поскольку не имели к ней никакого отношения. Она знала, го в таких поединках принимают участие помимо двух дуэлянтов еще несколько человек — секунданты и иногда доктор. Но должны быть и еще люди, размышляла она. Те, кто управляет лошадьми. То есть один, а возможно, и два грума.

Раздался стук в дверь, и на пороге появилась миссис Вайн.

— Вас хочет видеть леди, мисс Уотерстоун. Имоджин повернулась так резко, что расплескала чай.

— Какая леди?

— Леди Патриция Маршалл — так она себя назвала, мадам.

Имоджин с шумом поставила чашку на столик.

— Немедленно просите ее, миссис Вайн.

— Да, мадам. — Тяжело вздохнув, миссис Вайн удалилась.

Через мгновение в дверях появилась Патриция. Она сильно отличалась от той бодрой, жизнерадостной леди, какой выглядела вчера на балу. На ее хорошеньком личике и в серых глазах читалась тревога. Похоже, она была близка к тому, чтобы расплакаться.

— Я должна поговорить с вами, — шепотом сказала Патриция, когда миссис Вайн закрыла дверь кабинета.

— Садись, — не очень любезно сказала Имоджин. Она обошла письменный стол и села в кресло. Положив руки на полированную столешницу, она пристально посмотрела на Патрицию. — О чем ты хочешь поговорить?

— Маттиас за завтраком сказал мне, что собирается сегодня жениться на вас.

— Он так сказал?

— Да. А завтра утром стреляется на дуэли. — Патриция вдруг всхлипнула и полезла в ридикюль за носовым платком. — Но ничего подобного не должно было произойти!

Имоджин была потрясена:

— Откуда тебе известно о дуэли?

— Я только что от леди Линдхерст. — Патриция высморкалась. — Она сказала, что об этом знает весь город.

Немного стоит обязательство причастных к дуэли людей держать все в секрете, подумала Имоджин. Очевидно, кто-то проговорился. Возможно, один из секундантов…

— И мужчины еще имеют нахальство заявлять, что женщины любят сплетничать, — пробормотала Имоджин.

Патриция вопросительно взглянула на нее:

— Прошу прощения?

— Это так, к слову… Патриция, поскольку ты, похоже, в курсе того, в каком отчаянном положении мы все оказались, то, будь добра, расскажи: чем ты, черт побери, занималась вчера вечером?

Патриция вздрогнула. Затем на ее лице отразилось негодование.

— Я лишь пыталась вызволить своего брата из вашей ловушки. Но все получилось не так, как я хотела.

— Угу. — Имоджин закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. — Ну что же, теперь, похоже, все становится на свои места.

— Леди Линдхерст говорила, что если бы Колчестер обнаружил вас в компрометирующей ситуации с другим мужчиной, у него появились бы основания для расторжения помолвки… Она говорила, что это нетрудно устроить.

— В самом деле нетрудно. Стало быть, это идея леди Линдхерст?

Патриция высморкалась в платочек и зло посмотрела на Имоджин:

— Я сделала все в точности так, как мне сказали. Я знала, что вы последуете за мной до самой картинной галереи. Вы всегда пытаетесь играть роль дуэньи, хотя о том, как следует вести себя, вы знаете не больше, чем… блоха.

— Блоха?

— Я привела вас в галерею и вернулась в зал вместе с леди Линдхерст. Когда появился Маттиас и спросил о вас, я сказала, что вы осматриваете картины. Он отправился разыскивать вас. Леди Линдхерст сказала, что все идет по задуманному плану. — Патриция вдруг повысила голос. — Однако Маттиас не расторг помолвку, как она предсказывала.

— Ну и дурочка же ты! — Имоджин вскочила на ноги и хлопнула ладонью по столу. — Ты хоть представляешь, как ему навредила?

— Но я хотела как раз спасти его! — По щекам ее снова покатились слезы. — Я не хочу, чтобы он так же страдал, как страдал мой папа, не хочу, чтобы у него была испорчена жизнь.

— Теперь ты можешь быть довольна… — Имоджин вышла из-за стола. — Имей в виду, что на твоей закадычной подруге леди Линдхерст лежит огромная доля вины.

— Она лишь пыталась помочь мне.

— Чушь! Леди Линдхерст, как я понимаю, не тот человек, который кому-то хочет помочь. У нее свое на уме.

— Это не правда! Она была очень добра ко мне. Я считаю ее настоящей подругой.

— Она весьма своеобразно понимает дружбу… — Имоджин немного подумала. — Вот только какой интерес она преследует? Или она тоже хочет заполучить печать?

— Не понимаю, о чем вы говорите, — раздраженно сказала Патриция. — Но вы должны что-нибудь сделать!.. А вдруг Маттиас будет убит на дуэли с лордом Ваннеком?

— Успокойся, Патриция. Я что-нибудь придумаю.

После некоторого колебания Патриция решилась:

— Вы могли бы отказаться выйти замуж за моего брата… Я понимаю, что люди будут говорить разное, если вы бросите его, но это вряд ли повредит репутации леди, которую все знают как Нескромную Имоджин.

— Возможно, ты права, но уверяю, что мой отказ выйти замуж не удержит Колчестера от дуэли с Ваннеком.

— Зачем ему драться на дуэли из-за леди, которая отказывается выйти за него замуж.

— Поверь, ты просто очень плохо знаешь своего брата, — сказала Имоджии. — Он намерен драться на дуэли независимо от обстоятельств. Он считает это делом чести. И кроме того, я дала ему слово, что сегодня выйду за него замуж. Это была единственная просьба Колчестера. Я не могла ему отказать.

— Леди Линдхерст говорит, что вы на все пойдете, чтобы заполучить титул.

Имоджин бросила на нее испепеляющий взгляд:

— В следующий раз, когда тебе захочется процитировать мнение леди Линдхерст, следует вспомнить, что именно по ее милости мы все оказались в подобной драматической ситуации.

Несколько мгновений Патриция молча смотрела на Имоджин, словно потеряв дар речи. Затем всхлипнула:

— Нет, это не правда! Она не думала, что все так обернется! Она хотела только помочь мне.

— У меня нет времени спорить на эту тему. Леди Линдхерст может подождать. Сейчас нужно решить более важные проблемы. — Имоджин подошла к двери, открыла ее и позвала:

— Миссис Вайн! Не зайдете ли вы ко мне прямо сейчас?

Патриция озадаченно смотрела на Имоджин:

— Что вы хотите предпринять?

— А это не твоя забота! — отрезала Имоджин. — Ты причинила всем достаточно неприятностей. А сейчас иди домой и сиди тихо, пока все не разрешится.

— Что вы намерены делать?

— Уходи, Патриция! Мне нужно многое успеть сделать до бракосочетания, а оно будет во второй половине дня.

Патриция снова разрыдалась:

— Если завтра утром Маттиаса убьют, вы станете богатой вдовой… Это несправедливо.

Имоджин резко повернулась и быстрыми шагами пересекла комнату. Схватив Патрицию за локти, она заставила ее встать.

— И это все, что тебя волнует? Все твое беспокойство о брате этим и исчерпывается? Ты боишься, что если его убьют, то я унаследую все его состояние, а ты останешься ни с чем?

Патриция ошеломленно замигала глазами:

— Нет, я имела в виду не это. Я не хочу, чтобы с моим братом что-нибудь случилось, потому что, кроме него, у меня никого не осталось в жизни. Я прихожу в ужас, когда думаю, что он может быть убит.

Это действительно так? — Имоджин пристальным взглядом впилась в лицо Патриции. — Он действительно не безразличен тебе?

— Если вас интересует, люблю ли его я так, как сестра должна любить брата, я вынуждена признаться, что это не так. — Патриция теребила пальцами платочек; уголки ее рта горестно опустились. — Как я могу побить Маттиаса, если знаю, что, глядя на меня, он видит свое несчастливое детство?

— Я уверена, что это не так, Патриция. Возможно, ж было, когда ты впервые переступила порог его дома твое появление застало его врасплох, но вообще…

Вы прекрасно знаете, что он позволил мне остаться себя только потому, что дал слово папе… Откуда у меня могут быть нежные чувства к нему, если я знаю, что его цель — как можно скорее пристроить меня замуж?

— Он не собирается принуждать тебя к замужеству.

— Папа всегда мне говорил, что, если придется то, Маттиас поможет мне. Но если он погибнет на дуэли, я буду вынуждена вернуться в дом дяди. А там… этот ужасный кузен. Он начнет приставать ко мне и… Господи, я даже не хочу думать о том, что может случиться!

— Гм… — Имоджин рассеянно похлопала Патрицию по плечу, одновременно постукивая носком туфли по ковру.

Патриция вытерла глаза:

— Что нам делать?

— Тебе ничего не надо делать. Я сама этим займусь. Всего доброго, Патриция. — Имоджин подтолкнула ее к двери.

Патриция вытерла платочком глаза и молча вышла из кабинета. Несмотря на то, что именно она была виновницей возникших проблем, Имоджин вдруг стало жалко ее.

— Патриция!

— Да? — оглянулась Патриция. Вид у нее был откровенно несчастный.

— Когда все образуется, мы с тобой подробно обо всем побеседуем. А пока держи себя в руках — не хватает того, чтобы ты заболела. У меня и так проблем хватает.

Появилась миссис Байн. Вытерев рукав о фартук, она проводила Патрицию через зал к выходу, затем ленивым шагом направилась к Имоджин:

— Вы хотели меня видеть, мадам?

— Да, миссис Вайн. Я хочу, чтобы вы направили посыльного в ближайшую городскую конюшню. Уведомите владельца, что я хочу купить одежду для грума. Это человек моего роста и моих габаритов. Словом, для меня.

Миссис Вайн посмотрела на Имоджин, словно на сумасшедшую:

— Вы хотите купить одежду для грума? Но у нас нет конюшни! И нет грумов!

Имоджин выжала из себя улыбку:

— Я хочу отправиться на маскарад, миссис Вайн. Я подумала, что это очень забавно — одеться в костюм грума.

— Знаете, это напоминает мне поручение, которое я получила от жильца пару лет назад. — Похоже, миссис Вайн была настроена философски. — Он часто посылал меня за женскими платьями. Вообще ему нужен был весь женский гардероб — туфли, шляпа, парик, словом, все, что носит леди.

Имоджин невольно заинтересовалась:

— У вас жил джентльмен, который ходил на маскарад, переодевшись в женщину?

— Нет, он ни на какие маскарады не ходил. Он любил носить все эти дамские вещи, когда принимал у себя вечером других джентльменов — своих друзей. Говорил, что в таком наряде он чувствует себя удобнее. Особенно он любил плюмаж и длинные чулки. А все его друзья тоже ходили к нему в дамских платьях и шляпках. Им это очень нравилось… Мой жилец всегда платил за квартиру в срок.

— Понятно. — Имоджин несколько секунд подумала. — И другие тоже — каждый своему хозяину.

— Вот-вот, я всегда это говорю. Если я получаю вовремя плату, какая мне разница, что жилец напяливает на себя? — заключила миссис Вайн и, повернувшись, зашаркала в сторону кухни.

Маттиас услышал, что дверь в библиотеку тихонько приоткрылась. Он подписал последний из документов, приготовленный для адвоката, и положил его поверх стопки бумаг в центре письменного стола.

— Да, Уфтон! Что у тебя?

— Это не Уфтон, это я, — тихо сказала Имоджин.

Маттиас отложил гусиное перо, поднял голову и увидел Имоджин, прислонившуюся спиной к двери. Руки ее были за спиной, одна из них сжимала ручку двери. Имоджин была в ситцевом халате и домашних туфлях, волосы ее удерживал небольшой белый чепец. Казалось, она только что из постели…

Ожидание, которым он жил весь день, внезапно выплеснулось наружу. Его жена. Его Анизамара. Она была его леди уже почти четыре часа, но лишь сейчас появилась возможность уединиться после свадебной церемонии. Когда мужчина в течение одних суток должен приготовиться и к свадьбе, и к дуэли, дел у него оказывается невпроворот.

Маттиас улыбнулся:

— Поднимайся наверх, Имоджин. Я уже почти закончил. Я сейчас присоединюсь к тебе.

Она пропустила его слова мимо ушей.

— Что ты делаешь?

— Нужно решить пару мелких вопросов.

Имоджин подошла к письменному столу и окинула взглядом стопку бумаг.

— Что это за мелкие вопросы?

— Обычные дела… Я сделал кое-какие поручения управляющим. Написал пару статей в мой журнал. Уточнил некоторые пункты в завещании… Ничего сверхважного.

— В завещании? — Взгляд ее выразил смятение и тревогу. Она сжала лацкан его халата. — Господи, Маттиас, неужели ты допускаешь, что…

— Нет. Я твердо рассчитываю вернуться домой еще до того, как ты проснешься. Очень трогательно, любимая, что ты беспокоишься обо мне, но тревоги твои безосновательны.

— Вовсе не безосновательны… Маттиас, ты неоднократно говорил мне, что не склонен к авантюрам и безрассудным действиям. Ты человек тонко чувствующий. Ты отлично знаешь, что не отличаешься крепкими нервами.

Он улыбнулся и бодро сказал:

— Если тебя это утешит, ходят слухи, что у Ваннека нервы еще слабее моих.

— И что из этого следует?

— А следует то, что он вряд ли появится на месте дуэли в назначенный час. Он трус, Имоджин.

— Но ты не можешь полагаться на его трусость!

— Думаю, что могу. — Маттиас сделал паузу. — Моя репутация иногда играет мне на руку.

— Маттиас, но что, если он знает о том, что твоя репутация — репутация Безжалостного Колчестера — основана на слухах и сплетнях? Если он знает, что ты не таков, каким тебя считает свет?

— Тогда я должен быть уверен, что мои слабые нервы не подведут меня.

— Проклятие, милорд, но я не вижу повода для юмора!

Он поднялся, обогнул широкий стол.

— Ты права. Это наша свадебная ночь. И нужно вести себя с должной торжественностью.

— Маттиас…

— Не будем больше об этом, мадам. — Он поднял ее на руки. — Не будем говорить о дуэлях. У нас есть вещи поважнее, которые нужно обсудить.

— Что может быть важнее этого? — не сдавалась Имоджин.

— Мне бы очень хотелось снова услышать, что ты любишь меня.

Она широко раскрыла глаза:

— Ты ведь знаешь, что люблю.

— Правда? — Он направился с ней к двери.

— Ну конечно! Иначе неужто я согласилась бы выйти за тебя замуж?

Он улыбнулся:

— Ты не поможешь открыть дверь?

— Что? Ах да, конечно. — Она потянулась и повернула ручку двери. — Однако, Маттиас, мы должны поговорить. Мне так много нужно тебе сказать.

— Не сомневаюсь. Но лучше ты все расскажешь мне в постели.

С Имоджин на руках он вышел из двери, прошел через зал и стал подниматься по устланной ковром лестнице. При этом он не мог отделаться от угрызений совести.

Он понимал, что воспользовался остротой ситуации, чтобы получить согласие Имоджин на брак. Ее приводила в ужас мысль о том риске, которому он подвергает свою жизнь в завтрашней дуэли. В предыдущую ночь она испытала шок, когда на нее напал Ваннек. Нервы Имоджин были напряжены, и она могла согласиться на все, о чем бы он ее ни попросил. Потому что она любила его.

Он использовал ситуацию. Теперь она принадлежала ему. Однако Маттиас понимал, что когда дуэль будет позади и жизнь вернется в нормальную колею, Имоджин восстановит свое обычное душевное равновесие. И Маттиас опасался, что она не поблагодарит его за то, что он вырвал у нее согласие на брак. Он вспомнил, что она сказала ему, когда они были в музее. Страсть и Замар.

Этого достаточно, сказал он себе. Этого должно быть достаточно.

 

Глава 12

Ласки Маттиаса были ошеломляюще нежными и жаркими и продолжались так долго, что Имоджин, горячечно прильнув к нему, стала умолять его выполнить обещания, которые дарили его деликатные руки и жадные губы. Обольстительно округлые девичьи ноги были разведены и подрагивали, когда он целовал чувствительную кожу белоснежных бедер. Маттиас был потрясен силой ее желания. Влажная расщелина между ног полыхала жаром и едва не обжигала ему пальцы.

Если утром дела сложатся для него неблагоприятно, Имоджин должна запомнить эту ночь на всю жизнь, решил он.

— Маттиас… Нет… То есть да… Нет, ты не должен… Кажется, я не в силах… не в силах вынести… этот новый замарский способ любви… Маттиас…

Ее бессвязная речь, глубокие прерывистые вздохи и приглушенные стоны звучали как опьяняющая эротическая песня, как музыка, которой он готов был внимать без конца. Он начинал целовать внутреннюю поверхность молочно-белых бедер снизу и, ощущая их трепет, поднимался все выше, к кудрявой темноволосой рощице, к полным сомкнутым лепесткам, которые ревниво скрывали девичьи тайны. Он деликатно разомкнул упругие лепестки пальцами и, увидев у входа возбужденный бутон, нежно сжал его губами.

— М-маттиас, это бож-жественно… — Она ухватилась за прядь его волос и выгнулась ему навстречу. — Еще, пожалуйста… пожалуйста, еще… — Она содрогнулась и вскрикнула.

Маттиас слышал, как стучит кровь у него в висках. Продолжая ласкать трепещущий цветок, он приподнял голову, чтобы видеть лицо Имоджин в момент разрядки.

Утром все будет хорошо, пообещал он сам себе. Он должен непременно к ней вернуться. Ничто иное, включая сокровища древнего Замара, не было для него столь важным.

Она двигалась и извивалась под ним, и ему даже пришлось придержать волнующиеся бедра. Он почувствовал, как его ладонь окропила ее роса. Слегка успокоив Имоджин, он мягко вошел в нее, преодолев сопротивление упругих мышц, охраняющих вход в горячую расщелину. Имоджин обвила его ногами, и Маттиас перестал сдерживать себя.

— Скажи мне, что любишь меня, — хрипло прошептал он, погружаясь в глубину ее горячего лона.

— Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я люблю тебя, — проговорила она, крепко прижимаясь к нему.

Маттиас испытал радость, которая была сродни той когда он плавал в освещенном солнцем море.

Он все глубже погружался в податливое содрогающееся лоно Имоджин. В конце концов мощный чувственный удар потряс Маттиаса, и он испытал ощущение на грани боли и эйфории. У него зашлось дыхание, а затем он почувствовал себя взмокшим, выбившимся из сил и удовлетворенным.

И еще живым.

Он освободился от тисков призрачных духов прошлого.

Маттиас дождался, когда Имоджин погрузилась наконец в неодолимый глубокий сон, и лишь тогда тихонько выбрался из теплой постели. За окном брезжила туманная заря. В сумраке он видел свернувшуюся под одеялом Имоджин. Волосы ее рассыпались по подушке. Белый чепец свалился на пол, видимо, еще ночью. Длинные темные ресницы отбрасывали тень на скулы.

Он еще раз внезапно ощутил, какое это чудо — Имоджин! И ведь она уже вполне могла понести его ребенка.

Новая волна эмоций была связана с могучим желанием защитить это чудо. Он несколько мгновений смотрел на спящую Имоджин, пытаясь погасить в себе вновь разгорающееся пламя при воспоминании о том, что было этой ночью, и при мыслях о будущем.

Ему подумалось, что, с тех пор как он узнал Имоджин, все чаще и больше думает именно о будущем, а не о прошлом.

Маттиас с трудом заставил себя оторвать взор от Имоджин и вышел в смежную комнату, чтобы одеться. Он мягко улыбнулся, вспомнив, сколько ему пришлось в течение этой ночи выслушать просьб, призывов, даже угроз, сколько опровергнуть аргументов. Его согревала мысль о том, что Имоджин не хотела, чтобы он рисковал жизнью, как бы ни велико было желание отомстить Ваннеку.

У него было искушение убедить ее в том, что нервы его не подводят, когда он имеет дело с такими типами, как Ваннек, но он преодолел его. Прежде всего, он сомневался, что она поверила бы. Имоджин была глубоко убеждена, что он человек деликатный и чувствительный, и он не видел смысла разубеждать ее.

Главным источником его беспокойства была мысль, что когда-то Имоджин поймет, что его репутация зиждется на фактах, а отнюдь не на слухах. Маттиас опасался утра, когда это случится, гораздо больше, чем нынешнего.

Маттиас стал одеваться. Будить слугу не было необходимости. Нет нужды завязывать изысканным узлом галстук или надевать бог весть какую невероятную рубашку, когда отправляешься на дуэль.

Он быстро оделся и обулся. Выходя из комнаты со свечой в руках, он с удовлетворением отметил, что Имоджин по-прежнему спала на огромной кровати. Она на тянула одеяло на голову, лишь контуры тела отчетливо просматривались под покрывалом.

Он намерен вернуться до ее пробуждения.

В доме было тихо, как в замарской гробнице. Маттиас спустился вниз. Скрип колес и цокот копыт на улице свидетельствовали о том, что грум выполнил указания, полученные от него накануне.

Маттиас взял пальто, перекинул его через руку и отпер входную дверь.

Улицу окутывал густой серый туман. Карета внизу была едва видна. Лошади походили на таинственных призраков.

Если туман не рассеется к тому времени, когда Маттиас доберется до места дуэли, ему и Ваннеку будет весьма непросто различить друг друга на расстоянии двадцати шагов. Возможно, Ваннек уже приехал, хотя это и маловероятно.

Маттиас был несколько удивлен, что не получил уведомления от своих секундантов об отмене дуэли. Его друзья были единодушны во мнении, что Ваннек скорее покинет Лондон, нежели появится утром на месте поединка. Храбрость не числилась среди его достоинств. Тем не менее никаких вестей от секундантов не поступило.

Спустившись по ступенькам, Маттиас бросил короткий взгляд на грума:

— На ферму Кабо, Шорболт.

— Слушаюсь, ваше сиятельство. — Закутанный по случаю холодной погоды в темный плащ и в надвинутой на глаза шляпе Шорболт сказал молодому груму, который держал поводья:

— Поехали, парень. Его сиятельство спешит.

— Хорошо. — Паренек, чье лицо было скрыто грубым шарфом и шляпой с опущенными полями, вскарабкался на козлы и занял место рядом с Шорболтом,

Маттиас сел в карету и откинулся на спинку сиденья. Шорболт натянул вожжи, и экипаж двинулся в туман. Улицы Лондона никогда не бывают совершенно пустынны, даже на рассвете. Мимо кареты Маттиаса проезжали элегантные экипажи с веселыми джентльменами, возвращающимися из публичных и игорных домов. Встретилась первая деревенская повозка, которая держала путь на городской рынок. Ассенизаторы увозили свои фургоны за пределы города, оставляя позади себя шлейфы характерного запаха.

Но вот наконец они доехали до окраины города, где открылся вид на поле и луг. Ферма Кабо находилась поблизости от города. С годами она снискала зловещую славу места, где на рассвете происходят дуэли.

Выглянув из окна, Маттиас увидел, что Шорболт остановил лошадей у края луга. Клочья тумана плавали над землей, словно бесплотные привидения. Чуть поодаль можно было различить экипаж, запряженный двумя серыми лошадьми.

Стало быть, Ваннек был на месте. В груди Маттиаса похолодело от недоброго предчувствия.

Молодой грум спрыгнул с козел. Какой-то предмет глухо ударился о землю.

— Ну что за неуклюжий парень, — проворчал Шорболт. — Ты уронил в грязь мою сумку с инструментами.

— Простите, — низким голосом проговорил парнишка.

— Ты вообще вполне можешь остаться на козлах, — смягчился Шорболт. — Ведь не тебе же смотреть в дуло пистолета сегодня.

— Да, сэр, я знаю. — Голос парнишки был едва слышен.

— Его светлость сам управится… Подай мне сумку, а потом придержи лошадей, как положено. Бедняжки не очень любят звуки выстрелов.

— Не ругайте их, — проговорил паренек. Прислушиваясь вполуха к разговору Шорболта и молодого грума, Маттиас открыл дверь кареты и вышел. Из двухколесного экипажа никто не появился. Верх его ввиду холодной погоды был поднят, и Маттиас не видел, кто находится внутри. Секундантов Ваннека поблизости не было. Лошади мирно пощипывали траву, и создавалось впечатление, что они здесь уже давно.

Маттиас полез за часами и в это время услыхал шум приближающейся кареты. Вскоре она вынырнула из тумана и остановилась неподалеку от Маттиаса. Дверца экипажа открылась, и на траву ступила знакомая фигура.

— Колчестер! — Фэрфакс, высокий и поджарый, одетый па последней моде, сияя улыбкой, направился к Маттиасу. — Ты рановато приехал, старина. Спешишь пораньше вернуться к своей жене?

— Очень спешу. — Маттиас посмотрел на резной деревянный футляр в руках Фэрфакса. — Надеюсь, ты удостоверился в том, что порох не отсырел?

— Не беспокойся об этом. Наилучшим образом позаботился о твоих пистолетах. — Фэрфакс кивнул в сторону кареты. — Мы с Джереми привезли доктора, если вдруг понадобится.

— А Джереми где?

— Здесь собственной персоной. — Джереми Гарифилд, коротышка с живыми веселыми глазами и копной густых белокурых волос, неторопливо выходил из кареты. — Доброе утро, Колчестер! Надеюсь, ты быстренько все закончишь и я еще успею дома выспаться… Я на ногах всю ночь. И почему это дуэли всегда устраивают ни свет ни заря?

— Потому что это не богоугодное дело, — бодро предположил Фэрфакс. — Хорошо хоть туман немного рассеялся, чтобы Колчестер мог хорошо прицелиться в Ваннека… Если, конечно, появится…

Маттиас кивком головы показал в сторону виднеющегося вдали экипажа:

— Похоже, Ваннеку больше моего хочется завершить дело.

Джереми недоверчиво посмотрел на экипаж:

— Так он все-таки приехал? Просто чудо! А где его секунданты?

Фэрфакс некоторое время молча смотрел на экипаж.

— Его секунданты дали мне понять, что Ваннек скорее покинет город, нежели предстанет перед тобой.

Маттиас двинулся в направлении экипажа;

— Давайте выясним, что это он не выходит из кареты.

— Боится скорее всего. — Джереми поспешил за Маттиасом. — Всему свету известно, что в храбрости его не заподозришь. Трус первостатейный… Небось всю ночь взбадривал себя бутылкой.

Маттиас ничего не сказал. Проходя мимо своей кареты, он рассеянно взглянул на молодого грума. Паренек изучающим взглядом смотрел на него из-под полей потрепанной шляпы. Шарф почти полностью укутывал его лицо.

У Маттиаса возникло смутное подозрение, а затем и уверенность в том, что он никогда не видел этого паренька в конюшне. И в то же время что-то в нем было волнующе знакомым — ив осанке, и в том, как он держал голову.

— Очень странно, — проговорил Фэрфакс.

Маттиас на время отвлекся от размышлений о загадочном пареньке:

— Что странно?

— Да вся эта история. — Фэрфакс огляделся вокруг. — Джереми и я встречались с секундантами Ваннека вчера вечером. Они оба заявили, что если Ваннек не уедет из города, они приедут сюда, чтобы осмотреть пистолеты.

Маттиас услышал сзади себя легкие, неуверенные шаги. Он посмотрел через плечо и увидел, что молодой грум оставил лошадей и следует за ними.

— Ты куда это собрался? — крикнул Шорболт. — Вернись назад! Это не твое дело.

Парнишка остановился и неуверенно взглянул на Шорболта. Маттиас отказывался верить своим глазам. А затем им овладел гнев.

— Черт побери! — шепотом выругался он.

Фэрфакс с тревогой посмотрел на него:

— Что-то случилось, Колчестер?

Маттиас сделал глубокий вдох:

— Нет, ничего.

Он бросил на Имоджин свирепый взгляд, давая ей понять, что пребывает в страшном гневе. Она широко раскрыла глаза, поняв, что Маттиас узнал ее.

— Ты и Джереми идите к Ваннеку, — тихо сказал он своему другу. — Выясните, что он выжидает. А я хочу кое-что выяснить в отношении лошадей.

— Мы быстренько, — заверил Фэрфакс. — Пошли, Джереми. Посмотрим, не испарилась ли к этому моменту храбрость Ваннека.

Фэрфакс и Джереми пошли дальше, а Маттиас дождался, пока они не отойдут достаточно далеко, и затем резко повернулся к Имоджин, стоявшей неподалеку. Он нарочито медленно направлялся к ней, напоминая себе, что должен сохранить ее инкогнито для Ваннека и всех остальных.

Его гнев объяснялся не тем, что Имоджин снова подвергла риску свою репутацию. Он не хотел, чтобы Имоджин узнала правду о нем, увидев, как он всадит пулю в Ваннека. Ее иллюзии о тонкости и деликатности его натуры и слабости нервов сразу же рассеются.

Имоджин сделала шаг назад, когда он подошел к ней. Но затем взяла себя в руки и решительно посмотрела ему в глаза:

— Маттиас, я должна была пойти с тобой.

— Какого черта ты пришла сюда? — Ему очень хотелось встряхнуть ее. — Ты что, сошла с ума? Ты отдаешь себе отчет, что будет с твоей репутацией, если это всплывет?

— Моя репутация никогда не имела для меня большого значения.

— Зато она имеет значение для меня. — Он, похоже, сумел найти единственный более или менее убедительный аргумент в этот момент. — Ты теперь графиня Колчестер и будь добра вести себя соответственно. Иди к карете.

— Но, Маттиас…

— Я сказал, иди к карете и оставайся там до тех пор, пока все не закончится. Мы поговорим с тобой позже.

Имоджин выпрямилась, приняв позу, которая в последнее время стала ему так хорошо знакома:

— Я не позволю, чтобы ты стрелялся на этой дурацкой дуэли.

— И как ты намереваешься это сделать?

— Я заставлю Ваннека извиниться. Если он это сделает, ты вынужден будешь отменить дуэль. Я изучала правила и отлично знаю, что извинения исчерпывают вопрос.

— Никакие извинения Ваннека не смогут убедить меня, что он может остаться безнаказанным за то, что пытался сделать с тобой, — тихо сказал Маттиас. — Никакие слова..

— Но, Маттиас…

— Иди к карете.

— Я не могу позволить тебе стреляться.

— Вот что не можешь сделать, так это остановить меня.

— Колчестер! — крикнул через весь луг Фэрфакс. — Лучше иди сюда и посмотри сам!

Маттиас нетерпеливо посмотрел в сторону экипажа:

— Господи, да что за проблема?

— Тут нечто такое, что меняет дело! — крикнул Джереми.

— Проклятие! — Маттиас на мгновение повернулся к Имоджин:

— Подожди меня в карете! — И даже не считая нужным удостовериться в том, что она подчинилась его приказанию, быстро зашагал к экипажу.

Запряженные в экипаж два серых мерина продолжали щипать траву, не обращая внимания на подошедших мужчин. Маттиас увидел, что вожжи были привязаны к лежащей на земле ветке дерева. Джереми был явно взволнован. Даже Фэрфакс выглядел трезвее обычного.

— Так где Ваннек? — спросил Маттиас, подходя к экипажу.

Джереми прочистил горло.

— Внутри.

— Какого черта он там делает? Пишет завещание?

— Не совсем, — проговорил Фэрфакс. Маттиас заглянул внутрь экипажа и увидел распластавшуюся на сиденье фигуру. Голова Ваннека была откинута набок, глаза открыты. На нем был теплый плащ, но в защите от холода Ваннек больше не нуждался. Перед рубашки был в крови.

— Остается надеяться, — сказал Маттиас, — что завещание он уже написал.

— Но кто его застрелил? — допытывалась Имоджин, когда карета Колчестера возвращалась с фермы Кабо. Она всегда гордилась своими крепкими нервами, однако сейчас вынуждена была признать, что увиденное и пережитое за последние несколько часов вывело ее из равновесия.

— Откуда мне знать? — Маттиас, сидя в углу, задумчиво смотрел на Имоджин. — Зная его прегрешения, можно заподозрить не одного человека… Я бы послал ему букет, если бы знал, кто это.

— Это должен быть кто-нибудь из числа тех, кто знал о дуэли. Убийца не поленился пригнать экипаж Ваннека на место дуэли и оставил тело, чтобы его обнаружил ты.

— О дуэли знает — ив том нет сомнения — половина светского общества.

— Но зачем убийце оставлять тело на месте дуэли? Маттиас пожал плечами:

— У Фэрфакса есть предположение. Он подозревает, что на Ваннека напал разбойник вскоре после того, как он приехал на ферму Кабо. Джереми согласен с ним. Предположение ничем не хуже других.

— Разбойник… Пожалуй, это возможно.

— Хотя и маловероятно.

— Это все очень странно, — задумчиво произнесла Имоджин.

— Верно. Почти так же странно, как и то, что чья-то жена переодевается в грума.

Имоджин заморгала глазами:

— Право, Маттиас, это такая мелочь по сравнению с убийством Ваннека.

— Но не для меня.

— Не понимаю, как тебя может волновать подобная безделица, когда мы столкнулись с весьма серьезным и загадочным делом.

— Ты удивишься тому, насколько способен я концентрировать внимание на мелочах. У меня имеется такой дар.

— Я понимаю, сколько тебе пришлось пережить этим утром, — сочувственно сказала Имоджин. — Да и мне тоже. Должна признаться, что эти события меня вывели из равновесия. Вполне понятно, что ты, имея более слабую нервную систему, расстроен случившимся. Тем не менее…

— Расстроен? Это слово не передает моего состояния, мадам. Если вы не заметили этого, объясню: я взбешен, как тысяча чертей! Имоджин бросила на него недоумевающий взгляд:

— Взбешен?

— Похоже, ты не отдаешь себе отчета в том, что могло бы произойти. К счастью, один лишь мой грум знает, что ты никакой не конюх, но если он хочет сохранить свое место, ему придется держать язык за зубами! Повезло нам и в том отношении, что Фэрфакс и Джереми Гарифилд были настолько потрясены видом мертвого Ваннека, что не обратили внимания на твои маскарад.

— Маттиас, пожалуйста…

— Еще больше повезло нам в том, что Ваннек был уже мертв и его секунданты не появились на месте дуэли. Представляю, какие сплетни пошли бы, если бы тебя узнали.

Наконец Имоджин кое-что поняла:

— Так вот в чем проблема…

Он бросил на нее уничтожающий взгляд:

— А ты считаешь возможным постоянно подвергать риску свою репутацию?

Имоджин отвернулась и стала глядеть в окно. Его слова больно ранили ее.

— Сэр, когда вы женились на мне, вы знали, что я не гонюсь за высоким положением. Более того, кажется, вас тоже мало интересовало мнение света.

— Проклятие, Имоджин, это заходит слишком далеко! Уязвленная и сердитая, она резко повернулась к нему:

— Если вы и в самом деле хотели иметь жену, которая соответствует представлениям света о том, какой должна быть графиня, вам не следовало жениться на Нескромной Имоджин.

— Черт побери, мадам! Мне нужна лишь такая жена, как вы! — Он настолько быстро подвинулся к Имоджин, что она не успела распознать его намерения. Маттиас схватил ее за запястье, притянул и прижал к своей груди.

— Маттиас…

Его руки обхватили ее, словно тиски.

— То, что ты сделала сегодня утром, подействовало на мои нервы гораздо больше, чем перспектива встречи с Ваннеком. Ты понимаешь меня?

— Похоже, вас заботит только моя репутация, милорд.

— Ты считаешь, что мужчина не должен возражать против, того, чтобы его жена присутствовала на дуэли?

— Я так и знала! — Имоджин почувствовала, что к ее глазам подступают слезы. — Вам следовало бы жениться на более подходящей леди!.. Мы обречены, вы и я, и это ваша вина, сэр! Я пыталась вас предупредить.

— Обречены?

— Перестаньте меня перебивать, Колчестер! Я уже наслушалась ваших нотаций. — Она стала шарить в карманах непривычной для нее одежды, тщетно пытаясь отыскать носовой платочек. — Вы связали себя на всю жизнь с женщиной, которая не принесет вам ничего, кроме скандалов и унижения.

Он вынул белоснежный носовой платок из своего кармана и сунул его в руки Имоджин.

— Я боюсь не скандалов и унижений.

— Нет, вы боитесь именно этого! Вы только что сказали. Вы говорили, что нас связывают страсть и Замар, но, очевидно, этого недостаточно. — Имоджин высморкалась. — Не вполне достаточно.

— Имоджин, ты не понимаешь меня.

— Я отлично понимаю, что должна взять часть вины на себя за это несчастье. Я должна была найти в себе мужество и здравый смысл, чтобы отвергнуть ваше предложение. Но я позволила сердцу взять верх над разумом, и теперь придется за это расплачиваться.

Взгляд Маттиаса посуровел.

— Так ты, стало быть, сожалеешь о нашем браке?

— Я уже сказала, милорд, что мы обречены. Обречены, как древний Замар.

— Довольно! — Маттиас схватил ее за руку. — Я солгал, когда говорил, что опасался за твою репутацию.

Она настороженно взглянула на него:

— Что вы имеете в виду, сэр?

— Выслушай меня внимательно, Имоджин, — серьезным тоном сказал Маттиас. — Хочу расставить все точки над i. Я обязан был бросить вызов Ваннеку после того, что он сделал с тобой. У меня не было выбора. Но, честно говоря, зная его трусость, я полагал, что он не явится на дуэль. Я был уверен, что вернусь к тебе с вестью о том, что дуэль не состоялась.

Имоджин нахмурилась.

— Понимаю.

— Я считал, что продумал все очень умно. Ваннек в конце концов навсегда покинет Лондон, поскольку репутации его будет нанесен непоправимый ущерб, а это как раз входило в твои планы. И при этом тебе рисковать не придется.

— Боже милостивый! — восхитилась Имоджин. — Ты действительно очень умно придумал.

— Но когда я увидел экипаж Ваннека, я осознал, что мой план рухнул. Я понял, что мне придется стреляться. И тут вдруг я увидел тебя, переодетую в грума. Пойми: угроза смерти и грандиозного скандала для моих нервов была слишком суровым испытанием, и я вышел из себя.

— Смерть и скандал. — Имоджин понизила голос. — Маттиас, мне следовало бы сразу понять, какие чувства ты переживаешь. — Она слабо улыбнулась. — Должна признаться, что последние дни я слишком была занята собственными переживаниями.

Маттиас коснулся ее щеки:

— Если Ваннек и в самом деле убил Люси, она отомщена. Все кончено, Имоджин.

— Да… Неужели это правда? — Это казалось ей странным, даже нереальным. Она слишком долго жила с мыслью отомстить за Люси, и ей было трудно осознать и поверить, что месть осуществил некто другой. — Я вовсе не хотела, чтобы ты рисковал своей жизнью ради того, чтобы наказать Ваннека.

— Я знаю. — Маттиас обнял ее и притянул к себе.

— Я хотела защитить тебя…

— Я в полной безопасности, дорогая.

— Но опасность существовала.

— Это не так.

— Существовала! — упрямо повторила Имоджин. — Мы же видели, что Ваннек собирался драться на дуэли. Во всяком случае, его экипаж прибыл на ферму Кабо. Значит, он…

— Тс… — Маттиас дотронулся пальцем до ее губ. — Мы никогда не узнаем о его намерениях, да это теперь и не имеет значения. Как я уже сказал, все кончено.

Имоджин хотела было возразить, но в этот момент карета остановилась.

— Мы приехали, — объявил Маттиас. — Если в доме еще не проснулись, мы можем тихонько пройти к себе и лечь досыпать. Сон сейчас не повредит моим взбудораженным нервам.

— Может, тебя успокоит чашка чая… О Господи! — Имоджин выглянула из окна кареты и увидела, что входная дверь открылась и из нее вышел Уфтон.

Однако Уфтон был не один. За ним появились два лакея, повар, управляющий и горничная. На их лицах застыло выражение напряженного ожидания.

— Черт побери! — пробормотал Маттиас, когда один из лакеев бросился вниз по лестнице к карете. — Все как один на ногах.

Из-за спин слуг вышла Патриция. Лицо ее выражало смятение и тревогу.

— Похоже, ваша сестра очень переживала за вас, милорд, — с удовлетворением заметила Имоджин. — В чем я и не сомневалась.

— Скорее всего она беспокоилась о своем ежеквартальном денежном пособии и о том, будет ли у нее крыша над головой. Наверняка она опасалась, что пришлось бы возвращаться к дяде, если бы я отправился сегодня к праотцам.

— Маттиас, это несправедливо, — напустилась на него Имоджин. — Ты ее единственный брат, и вполне естественно, что она беспокоилась о тебе.

Выходя из кареты, Маттиас иронически улыбнулся.

— Маттиас! — воскликнула Патриция, спускаясь по ступенькам. — С вами все в порядке?

— Абсолютно. Разве не видно?

— Да, конечно… — Патриция смущенно остановилась, переводя взгляд с брата на Имоджин, которая все еще годилась в карете. Затем она снова обратилась к Маттиасу:

— До меня… дошли слухи… Я очень беспокоилась.

— В самом деле? — вежливо осведомился Маттиас.

Имоджин улыбнулась, наблюдая эту сцену:

— Уверена, будь здесь моя тетя, она непременно сказала бы: в этой ситуации вполне уместно, чтобы ты обняла своего брата, Патриция. Он не станет возражать против подобного проявления сестринской нежности, пусть даже это видят слуги. Правда ведь, Маттиас?

— Что ты там болтаешь? Гм!..

Маттиас сделал попытку отстраниться от Патриции, которая порывисто прижалась к нему.

— Я так рада, что вы живы, сэр, — проговорила Патриция. Слова ее прозвучали глухо, потому что она уткнула лицо в его пальто. Впрочем, она тут же отпрягла и смущенно замигала глазами.

Не в меньшей степени был смущен и Маттиас. Правда, он тут же взял себя в руки и с обычной строгостью спустился на слуг:

— А вам что — нечего делать?

— Есть, конечно, — пробормотал Уфтон. — Но вначале от имени всех позвольте мне сказать, что мы безгранично рады видеть вас в таком… э…

— Добром здравии? — подсказал Маттиас. — Благодарю вас. Правда, не могу понять, отчего все всполошились… Ну что такого, если человек с женой совершает утреннюю прогулку?

Уфтон откашлялся.

— Да, милорд. Мы были не в курсе того, что леди Колчестер сопровождала вас.

— Да, я сопровождала графа, Уфтон, — подтвердила Имоджин, выходя с помощью Маттиаса из кареты. — Я привыкла рано вставать.

Уфтон и слуги с удивлением глазели на странный наряд новой хозяйки.

Имоджин с улыбкой посмотрела на собравшихся:

— Честное слово, прогулка на свежем воздухе пробуждает невероятный аппетит. Надеюсь, завтрак готов?

 

Глава 13

— Сегодня по городу пошли удивительные слухи, Колчестер. — Аластер Дрейк опустился в кресло напротив Маттиаса.

Итак, первую сплетню принес Аластер, подумал Маттиас. Дрейк был членом Замарского общества, но Маттиас видел в нем одного из многих дилетантов, вступивших в общество под влиянием моды, и поэтому до последнего времени обращал на него мало внимания.

Однако, когда Маттиасу стало известно, что Аластер в прошлом был связан с Имоджин, его безразличие к этому молодому человеку сменилось неприязнью. Хотя этот факт сам по себе мало о чем говорил. Маттиас питал отвращение к большинству из тех, кто играл в безжалостные, жестокие игры, столь любимые светским обществом.

— Я редко прислушиваюсь к сплетням. — Маттиас не счел нужным оторвать взгляд от «Морнинг пост», — Скучно тратить время на то, в чем нет правды.

По светским меркам было еще очень рана — всего лишь одиннадцать часов. В клубе стояла тишина. До появления Аластера слышалось лишь позвякивание серебряных ложек о фарфоровые чашки — подавали кофе и чай весьма немногочисленным посетителям клуба. Это были большей частью джентльмены, которые еще не отправились домой после ночи, проведенной с девицами, в игорном доме или после продолжавшегося до зари веселья, где лилось рекой шампанское. Одни из них пытались унять с помощью кофе головную боль, другие — припомнить хоть какие-то детали того, как было проиграно целое состояние.

— На берегах Темзы сейчас ходят слухи главным образом о двух событиях, — продолжал Аластер. — Во-первых, о том, что вы женились вчера на мисс Уотерстоун.

— Это никакой не слух. — Маттиас на мгновение оторвался от газеты. — Об этом есть сообщение в «Морнинг пост».

— Понятно, — неопределенно произнес Аластер. — Поздравляю вас.

— Благодарю. — Маттиас снова уткнулся в газету.

— Второй слух не менее удивительный. Маттиас не стал спрашивать, что тот имеет в виду, он не сомневался, что Аластер расскажет все сам.

— Говорят, что Ваннек сегодня рано утром должен был драться на дуэли, — сообщил Дрейк.

— Вот как. — Маттиас перевернул страницу. Ему оставалось лишь надеяться, что имя Имоджин не будет фигурировать в рассказах о дуэли.

— Говорят также, что Ваннек явился на дуэль.

— Весьма удивительно.

— Возможно, но еще более удивительно, что дуэль состоялась до появления секундантов. — Аластер помолчал. — По-видимому, Ваннеку суждено было умереть.

Черт побери, подумал Маттиас. Вот, оказывается, куда гнут. Слава Богу, что хоть о присутствии Имоджин нет никаких намеков.

— Такие вещи иногда случаются во время дуэлей.

— Да, конечно… Особенно если нет свидетелей, которые могли бы удостоверить, что все происходило по правилам… Говорят, что бедняга Ваннек был убит прямо в экипаже. Очевидно, его соперник не хотел полагаться на судьбу, а действовал наверняка.

Этот категоричный вывод Маттиас воспринял с облегчением. Его так беспокоила репутация Имоджин, что он напрочь позабыл о своей собственной. В глазах света он вновь был Безжалостным Колчестером.

Слухи о том, что он хладнокровно убил Ваннека, будут обсуждаться несколько дней, но затем постепенно начнут стихать. Подтвердить их справедливость некому, да и сама смерть Ваннека мало кого всерьез волнует. Слухи стихнут, как стихли все другие сплетни, связанные с именем Колчестера, Маттиас пережил, что говорили о нем раньше, переживет и теперь. Самое главное, чтобы не фигурировало при этом имя Имоджин. Теперь он ее муж. У него есть и право, и обязанность защищать ее.

Аластер некоторое время выжидал, но, не услышав от Маттиаса больше ни слова, вздохнул и встал.

— Я вижу, вам неинтересны мои новости, Колчестер, поэтому оставляю вас наедине с утренней газетой. Мой привет и поздравления леди Колчестер.

— Я передам ей ваши поздравления, Дрейк. — Маттиас перевернул еще одну газетную страницу и мысленно послал Аластера с его поздравлениями ко всем чертям.

Он не собирался рассказывать Имоджин о разговоре с Дрейком. Маттиас пока не вполне был уверен в том, как она относится к Аластеру. Не было оснований подозревать ее в слишком теплых чувствах к нему, но и будить их не стоит.

Маттиас продолжал смотреть в газету до тех пор, пока Аластер не вышел из зала. Почувствовав, что остался один, он бросил газету на стол, оперся о подлокотники кресла и стал задумчиво смотреть в пламя камина.

Имоджин обещала свою любовь, но Маттиас знал, что он не может полностью на это полагаться. В какой-то степени он вынудил ее вступить в брак, воспользовавшись моментом, ибо тогда она опасалась за его жизнь. Он знал, что сильные чувства способны побудить людей к самым безрассудным заявлениям. Если бы она знала о нем всю правду (или когда она узнает о нем всю правду), она отнеслась бы (или отнесется) к нему совершенно иначе.

Он смотрел на пляшущие языки пламени и видел, как духи прошлого ухмыляются беззубыми ртами. Они то понимают, насколько хрупко его обретенное счастье, как легко его можно разрушить. И когда все начнет рушиться, когда он вынужден будет снова уйти в тень, духи появятся тут как тут.

Он сжал ладонь в кулак. Есть страсть, сказал он себе. И есть Замар. И возможно, этого будет достаточно.

Хотя, возможно, этого окажется мало.

Он все еще продолжал смотреть на пламя камина, когда услышал голос Фэрфакса.

— Колчестер, я так и подумал, что тебя можно найти здесь. — На обычно жизнерадостном лице Фэрфакса можно было заметить некоторую озабоченность. Он вплотную подошел к камину. — Что-нибудь случилось?

— Нет. — Маттиас поднял голову. — А почему ты об этом спрашиваешь?

— Просто у тебя очень странное выражение лица. — Фэрфакс протянул руки к огню, чтобы согреть их. — Ну да не придавай этому значения… Я пришел сообщить тебе, что по городу распространились слухи о смерти Ваннека.

— Я уже слышал. Они скоро утихнут.

Фэрфакс прокашлялся.

— Это было бы так… При обычных обстоятельствах.

— Почему ты считаешь нынешние обстоятельства необычными?

— Из-за леди Колчестер, — лаконично ответил Фэрфакс. Он наклонился к Маттиасу и, понизив голос, Добавил:

— Я не собираюсь подсказывать тебе, как себя вести, но подумал ли ты, как следует вести себя ей, если она услышит эту сплетню?

В голове Маттиаса запоздало шевельнулась тревожная мысль. Он предупредил Имоджин, что ей не следует никому говорить о дуэли и тем более о том, что она сопровождала его до фермы Кабо. Но он ничего не сказал, как реагировать, если при ней станут говорить о поединке.

Когда имеешь дело с Имоджин, возникает проблема, в какой форме лучше давать советы, ибо реакция ее может быть совершенно неожиданной.

Маттиас сжал ладонями подлокотники кресла и поднялся:

— Извини меня, Фэрфакс, Я должен срочно ехать домой. Мне нужно поговорить с женой.

— Боюсь, ты несколько запоздал и семейного разговора за завтраком у тебя не получится.

— О чем это ты?

Фэрфакс сделал сочувственную гримасу:

— На пути сюда я проезжал мимо твоего дома. Дворецкий сказал, что леди Колчестер отправилась сделать какие-то покупки.

— Боже мой! — Маттиаса пронзили тревожные предчувствия.

— Остается лишь надеяться на то, что до светских дам сплетня еще не дошла. — Фэрфакс вынул часы и посмотрел на циферблат.

— Не дошла до светских дам? Да ты с ума сошел! — Маттиас шагнул к двери. — Дошла, докатилась в тот самый момент, когда они пили утренний шоколад.

— Я не могла найти себе места, когда Маттиас до зари уехал из дому, — призналась Патриция, идя рядом с Имоджин. — Мне почему-то казалось, что он будет убит… Мне, наверно, еще целую неделю будут сниться кошмары.

— Чепуха! Все уже позади, и чем меньше об этом говорить, тем лучше. — Имоджин чувствовала, что события этого утра как-то по-новому связали ее и Патрицию. И неудивительно, подумала она. В конце концов, обеим небезразличен Маттиас. — Помни, что говорил Колчестер. Мы должны вести себя так, словно ничeгo не произошло.

— Хорошо. Правда, мне непонятно, почему вы были ним, когда он вернулся. И почему в одежде грума?

— Я поехала, чтобы не допустить дуэли, — объяснила Имоджин. — Я не могла позволить Колчестеру рисковать головой из-за меня.

— Но каким образом вы могли предотвратить дуэль?

— У меня было запланировано несколько вариантов. Но все разрешилось само собой.

— Из-за того, что Ваннека застрелил какой-то разбойник или бродяга, — содрогнувшись, пробормотала Патриция. — Как странно!

— Очень странно. Но я не стану его оплакивать.

— Имоджин…

— Да?

— Спасибо вам, — шепотом произнесла Патриция.

На Оксфорд-стрит было оживленно. Близился полдень — время деловых встреч и сделок. Нарядные дамы переходили от витрины к витрине в поисках модных новинок. Их сопровождали служанки и лакеи, нагруженные свертками и пакетами.

— Леди Колчестер! — Женщина в дорогом платье и модной шляпке одарила Имоджин принужденной улыбкой. — Поздравляю вас, мадам. Я видела сообщение о вашем браке в утренних газетах, — сказала она, сверля Имоджин глазами-бусинками.

— Благодарю вас, леди Бенсон. — Имоджин. сделала попытку двинуться дальше.

— И еще я слышала новость об одном нашем общем знакомом, — не теряя времени, проговорила леди Бенсон. — Сегодня лорда Ваннека нашли застреленным. Рано утром. Вы слыхали об этом?

— Извините, мне об этом ничего неизвестно. Боюсь, у меня нет времени. Прошу извинить нас, леди Бенсон. — Имоджин подтолкнула Патрицию к ближайшему магазину. — У нас встреча с… гм… — Взглянув на деревянную табличку на доме, она закончила:

— С мадам Мод. Великолепная модистка, вы знаете. Надеюсь, увижу вас вечером.

— Да, конечно. — Леди Бенсон сощурила глаза-бусинки. — Вы и граф Колчестер определенно будете гвоздем сегодняшнего вечера. Возможно, нам удастся поговорить.

— Возможно. — Имоджин втащила Патрицию в дверь ателье мадам Мод и с облегчением увидела, что других посетителей здесь нет.

— Но мы не назначали встречи с мадам Мод, — шепотом сказала Патриция.

— Я знаю. — Имоджин повернулась, чтобы посмотреть в окно. — Но у меня нет ни малейшего желания вступать в пространную дискуссию с леди Бенсон. Это страшная сплетница. Из числа тех, кого Колчестер терпеть не может.

— Да, мне это тоже известно, — кивнула Патриция. — Леди Линдхерст говорила… Имоджин, а где хозяйка ателье? Ее нигде не видно.

— Мадам Мод наверняка сейчас в примерочной с какой-нибудь клиенткой. — Имоджин облегченно вздохнула, когда увидела удаляющуюся леди Бенсон. — Отлично. Она ушла. Мы можем теперь зайти к перчаточнику. И давай поспешим, а то я еще хочу заглянуть в книжную лавку.

В этот момент из комнаты донесся громкий женский голос:

— Сколько бы вы ни говорили, что Колчестер безжалостно убил Ваннека, я в это не поверю, Теодосия.

— Но ведь не зря его называют Безжалостным Колчестером, — почти выкрикнула Теодосия. — Лично я как никто знаю, что он способен не колеблясь убить человека! И лорд Ваннек — только одна из его многочисленных жертв. Среди них был и мой дорогой Джонатан… Кроме того, должно быть, до вас доходили слухи о таинственной гибели Ратледжа.

— Да, разумеется, я слыхала об этом… Но, Тео, Джонатан Экселби убит много лет назад… Ратледж погиб в далеком Замаре. А эта беда с Ваннеком случилась сегодня утром на окраине города.

— Я знаю, что представляет собой Колчестер, лучше кого бы то ни было и смею уверить… ах! Поосторожнее с булавками, Мод! Вы укололи меня.

— Простите, мадам, — пробормотала модистка.

— Говорят, Колчестер отличный стрелок, — задумчиво произнесла Эмили. — Зачем бы ему убивать Ваннека до дуэли? Почему не подождать немного, чтобы затем застрелить на глазах свидетелей?

— Кто знает? Возможно, ссора вспыхнула до появления секундантов, — сказала Теодосия. — Одно ясно: Колчестер никогда не попадет на виселицу за свои преступления. Он очень изобретательный и умный.

— Он граф, — заметила Эмили. — И если он такой изобретательный и умный, я не пойму, в чем смысл игры, которую он затеял с Нескромной Имоджин. В помолвке был определенный смысл. Все знают, что он ни перед чем не остановится, чтобы заполучить дорогую замарскую вещицу… Но жениться?

— Брак не обязательно длится долго, — зловеще заметила Теодосия. — Не так уж трудно и убить жену.

Это было уже слишком. Имоджин почувствовала, что ею овладевает ярость:

— Как она смеет говорить о Маттиасе в таком тоне?!

Патриция в смятении посмотрела на занавес, который отделял примерочную комнату от холла.

— Нам лучше уйти, — приглушенным голосом сказала она.

— Не ранее того, как я скажу несколько слов Теодосии Слотт! — Имоджин обошла стойку и направилась к примерочной.

Патриция рванулась за ней:

— Имоджин, погодите. Я не уверена, что мой брат это одобрит. Ведь он предупреждал, что не следует говорить об этом деле.

— Это переходит всякие границы! — Имоджин резко отдернула тяжелую штору. Перед ней предстали три оцепеневшие от неожиданности фигуры.

Теодосия стояла перед зеркалом. Эмили Хартуэлл сидела на стуле, глядя на примеряющую новое бальное платье подругу. Мадам Мод, которая, похоже, была поражена больше всех, стоя на коленях, закалывала булавкой подол платья.

— Подождите минутку, s'il vous plait, мадам, — не без труда проговорила мадам Мод, поскольку у нее был полный рот булавок.

— Нет нужды спешить. — Имоджин поймала в зеркале удивленный взгляд Теодосии. — Я просто хотела поправить миссис Слотт. Она распространяет ложные сведения.

— Мисс Уотерстоун… — Теодосия в замешательстве открыла и снова закрыла рот. — То есть, леди Колчестер… Я не слышала, как вы вошли.

— Неудивительно! Вы были слишком заняты тем, что обливали помоями моего мужа!

Патриция дернула Имоджин за рукав:

— Я думаю, нам нужно идти.

Однако Имоджин не обратила на это ни малейшего внимания. Повернувшись к компаньонке Теодосии, она сказала:

— Добрый день, миссис Хартуэлл.

— Добрый день, мисс… э-э… леди Колчестер. — Эмили Хартуэлл изобразила подобие улыбки. — Примите поздравления по случаю вашего брака.

— Благодарю вас. — Взгляды Имоджин и Теодосии снова скрестились в зеркале. — Так вот, относительно той лжи, которую вы распространяете о графе Колчестере.

— Это не ложь! — Теодосия оправилась от первоначального шока и вызывающе приподняла подбородок. — Никто этого, конечно, не сможет доказать, но всякий, кто хорошо знает Колчестера, вряд ли усомнится в том, что он мог убить беднягу Ваннека до дуэли.

— Это абсолютнейшая чушь, миссис Слотт! — заявила Имоджин. — Были очевидцы происшедшего, и при необходимости они могут засвидетельствовать невиновность моего мужа.

Эмили ахнула и схватилась рукой за горло:

— Боже мой, я и не подозревала, что были свидетели.

— Имоджин, прошу вас, нам надо идти! — в отчаянии проговорила Патриция. — У нас назначены встречи, вы ведь знаете.

— Одну минуту, Патриция. — Она бросила пронзительный взгляд на Теодосию. — Впрочем, нет никакой необходимости кому бы то ни было подтверждать невиновность графа Колчестера, потому что само предположение о том, что он убил Ваннека, просто абсурдно и смешно.

— Не будьте столь уверены в этом, леди Колчестер, — возразила Теодосия. — О его скандальной репутации известно всему свету.

— Теодосия, что ты говоришь? — в смятении воскликнула Эмили. — Колчестер придет в ярость, если узнает, что ты обвиняешь его в убийстве. Будь осторожна.

— Да, миссис Слотт, — ровным тоном проговорила Имоджин. — Я тоже советую вам быть предельно осторожной, выдвигая подобные обвинения.

Теодосия заморгала. Негодование в ее глазах сменилось некоторой неуверенностью. Она бросила быстрый, тревожный взгляд на свою компаньонку:

— Я не выдвигаю никаких обвинений. Я просто констатирую факт.

— В самом деле? — Имоджин подбоченилась, несколько раз стукнула носком туфли о пол. — Я не вижу здесь ничего очевидного, кроме одного: у вас столько же причин убить Ваннека, сколько и у кого-нибудь другого. И даже больше, чем у других.

— Что?! — Теодосия открыла рот и от ярости забыла его закрыть.

— Как вы можете такое говорить! — Эмили в ужасе уставилась на Имоджин.

Модистка с полным ртом булавок оцепенела.

— Имоджин! — отчаянно зашептала Патриция. — Пожалуйста, нам нужно идти.

И в это время раздался знакомый голос:

— Прошу вас, продолжайте, леди Колчестер. — В примерочную вплыла Селена. — Я горю нетерпением узнать, почему это Теодосия убила Ваннека перед его дуэлью с вашим мужем.

— Леди Линдхерст, — растерянно проговорила модистка. — Одну минуту.

Все присутствующие повернули головы в сторону Селены.

— Я никого не убивала! — взвизгнула Теодосия.

— Я не говорила, что Теодосия застрелила Ваннека, — нахмурилась Имоджин. — Я лишь заметила, что у нее есть для этого не меньше оснований, чем у многих других. И поэтому ей следует быть осторожнее, когда дело доходит до обвинений.

— Я никогда не говорила, что Колчестер убил Ваннека! — выкрикнула Теодосия. — Я сказала, что он может это сделать! Вот и все.

Селена с еле заметной улыбкой повернулась к Имоджин:

— А по какой причине Теодосия могла бы застрелить его до дуэли?

— Чтобы на Колчестера пало подозрение, что он хладнокровно пристрелил Ваннека, — спокойно сказала Имоджин.

Лицо Теодосии вспыхнуло от ярости.

— С какой стати мне его убивать?!

Имоджин поджала губы, обдумывая ответ.

— А хотя бы для того, чтобы с помощью этой сплетни вынудить Колчестера покинуть Лондон.

— А это мне зачем?

— Вам не по себе оттого, что он в городе, разве не так, Теодосия? Когда он появляется в обществе, вы боитесь, что может открыться правда.

Селена подняла брови:

— Какая правда, Имоджин?

— Уже много лет Теодосия всех обманывает, — пояснила Имоджин. — Никто из-за нее на дуэли не дрался. Ее приятель мистер Экселби уехал из города искать счастья в Америке, после того как был уличен в шулерстве в игорном доме «Потерянная душа», А что касается сплетен о том, что Колчестер хотел занять место Экселби в постели, то это полный абсурд и вздор!

Теодосия бросила на Имоджин свирепый взгляд:

— Как! Вы смеете утверждать, что я лгала своим друзьям!

— Единственный человек, кто мог бы пролить свет на эту историю, — Колчестер, — продолжала Имоджин. — И вы не можете рисковать.

— Что вы хотите сказать? — почти закричала Теодосия.

— Пока он находился вне общества, вы не опасались за то, что будете уличены во лжи. Но вот Колчестер стал снова появляться в свете. Вы только представьте, как пошатнется ваше положение в обществе, если все станут говорить об истинной причине бегства Экселби из Лондона! Вы можете стать посмешищем.

— Это возмутительно! — завопила Теодосия. — Я не могу больше вас слушать!

— И я тоже не намерена терпеть ваши бредовые обвинения против моего мужа, — холодно сказала Имоджин. — В следующий раз, когда у вас появится искушение обвинить Колчестера в убийстве Ваннека, подумайте о том, что в этом же могут обвинить и вас.

— Вы не сможете это сделать! — прошипела Теодосия.

Имоджин бросила на нее презрительный взгляд и повернулась к оцепеневшей Патриции:

— Пошли. Нам надо зайти к перчаточнику, а потом и в книжную лавку.

Круто повернувшись, она столкнулась с Маттиасом, который в это время появился в дверях примерочной.

— Ах! — воскликнула Имоджин. Секунду-другую ей не было видно ничего, кроме зеленой соломки. Не сразу она поняла, что ее широкополая шляпа при столкновении съехала ей на глаза. Она схватила шляпу за край и подняла ее.

Маттиас улыбнулся:

— Позволь мне поправить ее.

— Боже мой, Колчестер! — Имоджин стала торопливо развязывать ленты шляпы. — Я не видела тебя. А что ты делаешь в ателье мадам Мод?

Маттиас окинул взглядом неподвижно застывших женщин:

— Может быть, у меня появился интерес к моде.

Селена выглядела откровенно изумленной. Эмили стреляла глазами по сторонам, словно искала, куда бы спрятаться.

Теодосия вдруг захрипела и рухнула на пол.

— Да… — Имоджин посмотрела на упавшую. — Думаю, что сейчас она в первый раз по-настоящему упала в обморок. Достаньте нюхательную соль, миссис Хартуэлл.

В углу библиотеки тикали массивные часы. По какой-то непонятной причине это тиканье казалось Маттиасу чрезвычайно громким. Он сидел за письменным столом, напротив него расположились жена и сестра. Некоторое время он молча смотрел на обеих, пытаясь решить, с чего лучше начать разговор.

С Патрицией не будет проблем, решил он про себя. Похоже, еще до начала разговора она чувствовала себя весьма неуютно. Она наверняка опасается, как бы он не выгнал ее за нарушение запрета говорить о дуэли.

С Имоджин дело обстояло совсем иначе. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Если ее и терзали какие-либо сомнения, она их скрывала под личиной благородного негодования.

Маттиас положил на стол ладони и посмотрел на Имоджин:

— Вероятно, сегодня утром я недостаточно ясно все объяснил.

— Ты объяснил все предельно ясно, — заверила его Имоджин. — Ты сказал, что я ни с кем не должна обсуждать вопросы, связанные со смертью Ваннека.

— В таком случае, могу я узнать, почему ты не послушалась меня?

Суровый тон брата заставил Патрицию съежиться. Впрочем, Маттиас не обратил на нее никакого внимания.

Имоджин бросила на мужа ледяной взгляд:

— Не было никакого непослушания, сэр.

— Тогда поясни, о чем, черт побери, вы разговаривали в примерочной комнате!

Патриция нервно смяла носовой платочек. Имоджин вспыхнула:

— Я не виновата, что оказалась рядом, когда Теодосия Слотт бессовестно лгала! Я лишь указала ей, что есть немало людей помимо вас, милорд, которых можно заподозрить в убийстве Ваннека.

— Но ты ее чуть ли в этом убийстве не обвинила!

— Это не совсем так, — осторожно сказала Имоджин.

— Именно так.

— Ну, если кто-то способен интерпретировать мои слова таким образом, то, стало быть, она того и заслуживает, — проговорила Имоджин и запальчиво добавила:

— Тетя Горация говорила мне, что миссис Слотт распространяет всякие гадкие слухи о тебе уже много лет. И сейчас посмела обвинить тебя в убийстве Ваннека. Ведь правда же, Патриция?

Патриция вздрогнула, услышав, что обращаются к ней. Тем не менее, к великому удивлению Маттиаса, она довольно внятно, хотя и негромко, ответила:

— Да. Это правда.

— Ну вот, видишь? — торжествующе сказала Имоджин. — Эта сплетня пошла бы гулять по городу, если бы я не пресекла ее.

— Эта сплетня уже гуляет по городу. Мадам, вы бываете проницательны и умны, когда речь идет о расшифровке письменных памятников древнего Замара, но вы безнадежно наивны, когда дело касается светского общества.

Имоджин мгновенно встрепенулась:

— Проницательна и умна?

Маттиас оперся руками о стол и встал. Трудно было выговаривать ей за то, что она встала на его защиту, но это было необходимо.

— Проклятие, Имоджин! Я ведь просил тебя не реагировать на слухи, что бы ни говорили о смерти Ваннека!

— Я не могла пройти мимо обвинений Теодосии Слотт. Я не хотела, чтобы эта ложь распространялась и дальше.

— Никто, в том числе и я, не даст ломаного гроша за слова Теодосии Слотт, — процедил Маттиас сквозь зубы. — Неужели ты этого не понимаешь? Меня гораздо больше волнует твоя репутация.

— Я уже говорила тебе, что мне наплевать на свою репутацию.

— А мне нет! Сколько раз я должен тебе напоминать, что отныне ты моя жена! И должна соответственно вести себя.

— Ах, тебя больше всего волнует, как должна вести себя новоявленная леди Колчестер? — воскликнула Имоджин.

— Черт побери, мадам, я не хочу, чтобы ваше имя связывали со смертью Ваннека!

— А я не хочу, чтобы с этим связывали и ваше имя, милорд!

— Единственный способ бороться со сплетнями — это игнорировать их, — убежденно сказал Маттиас. — Поверь мне, я кое-что понимаю в этом деле.

— Не соглашусь с тобой. Я считаю, что подобное надо лечить подобным.

— В данном случае мы будем пользоваться моим способом, — жестко сказал Маттиас. — Слухи со временем заглохнут. Так бывает всегда. Стало быть, ты будешь следовать моим советам, или, если хочешь, требованиям. Впредь за пределами дома ты не проронишь ни единого слова о смерти Ваннека. Это ясно?

Патриция вскочила со стула:

— Перестаньте так разговаривать с ней, Маттиас!

Маттиас в изумлении уставился на сестру. Не менее изумленно воззрилась на Патрицию и Имоджин.

На лице Патриции одновременно читались и страх, и решимость. Она сжала руки в кулачки:

— Я считаю, несправедливо разговаривать с Имоджин в таком тоне, Колчестер! Ведь она всего лишь пыталась защитить вас!

— Тебя это не касается, Патриция, — сказал Маттиас, — Сядь.

— Патриция… Как это великодушно с твоей стороны! — Имоджин порывисто встала со стула и заключила Патрицию в объятия. — Меня так еще никто не защищал! И я так благодарна тебе!

Патриция несколько смутилась. Она неловко похлопала Имоджин по плечу:

— Все в порядке, Имоджин. Я высказала свое мнение, ведь Колчестер так чудовищно несправедлив.

— Проклятие! — Маттиас устало откинулся в кресле.

Имоджин отошла от Патриции и вынула платок из ридикюля.

— Прости меня. — Она вытерла глаза. — На меня что-то нашло.

Она бросилась к двери и выскочила из комнаты. Маттиас побарабанил пальцами по столу.

— Что и говорить, она умеет заканчивать разговор, который ей не по душе.

— Но вы в самом деле не должны были отчитывать её, — пробормотала Патриция. — Она пыталась вас защитить.

Маттиас с явным интересом посмотрел на сестру:

— С каких это пор ты стала так поддерживать и защищать Имоджин? Я полагал, ты недолюбливаешь ее.

— Я изменила о ней мнение, — твердо сказала

Патриция.

— Понятно. В таком случае у нас общая цель.

Патриция настороженно взглянула на брата:

— О чем вы говорите?

— Нам обоим придется приложить немало усилий, чтобы уберечь Имоджин от беды.

— Я думаю, это не так-то просто сделать, — медленно проговорила Патриция.

— Все, что имеет отношение к Имоджин, — очень непросто!

 

Глава 14

Вечером того же дня, в разгар бала у Ридмор, Имоджин заметила, что с Патрицией что-то происходит,

Аластер галантно улыбнулся Имоджин и оставил всякие попытки повести ее в танце.

— Полагаю, вы вручили карту, где указано нахождение Великой печати королевы, Колчестеру в качестве свадебного подарка? Надеюсь, он благодарен вам?

— Пока что мы не говорили о карте. — Имоджин вежливо улыбнулась Аластеру и бросила взгляд в сторону, стараясь разглядеть, с кем на сей раз танцует Патриция.

Хьюго Бэгшоу. Опять.

Имоджин прикусила губу. Второй раз за вечер Хыого приглашал Патрицию на танец. Маттиас будет недоволен.

С балкона неслись звуки вальса. В зале было настоящее столпотворение, что в глазах общества служило показателем наивысшего успеха вечера.

Имоджин знала мнение своей тети, что Патриция имеет успех, превосходящий даже ее собственный. Горация с облегчением заметила, что последние слухи, связанные с Колчестером, ее подопечной не повредили. Более того, свежие сплетни о загадочном исходе дуэли и поспешная женитьба Колчестера обострили внимание скучающих светских завсегдатаев к Патриции и Имоджин, которые были связаны с Маттиасом родственными узами.

— Имоджин! — В голосе Аластера почувствовались нотки досады.

— Прошу прощения! — Имоджин заставила себя улыбнуться. Танцевать с Аластером было скучно, но по крайней мере между ними не было противоборства. А вот танец с Маттиасом был всегда похож на поединок.

Имоджин приняла приглашение Аластера на танец по той же причине, по которой соглашалась танцевать с другими: это был удобный способ приглядывать за Патрицией. Горация как-то выразила обеспокоенность по поводу того, что некоторые известные ветреники пытались увлечь Патрицию в сад.

Имоджин не признавалась Горации или Маттиасу, что после дуэли поведение Патриции вызывало у нее все большее беспокойство. На Патрицию нередко находили приступы меланхолии. Конечно, это можно было объяснить и наследственностью Колчестеров, но, пожалуй, теперешнее угнетенное состояние Патриции выходило за рамки обычного.

Имоджин стала подумывать, не поделиться ли ей своими опасениями с Маттиасом. Ее останавливало лишь то, что, насколько она знала, он отнюдь не приветствовал рассуждений о фамильных слабостях.

Должно быть, Аластер понял, что внимание Имоджин переключилось на другой объект. В глазах его мелькнуло раздражение. Правда, оно быстро сменилось откровенным изумлением.

— Я удивлен, что Колчестер до сих пор не разработал план поисков Великой печати королевы.

— Я думаю, что в ближайшие дни мы этим займемся, — машинально проговорила Имоджин. Она поискала глазами Патрицию и Хьюго, но нигде их не обнаружила. Они затерялись среди массы танцующих. — Черт возьми, — пробормотала она, направляя Аластера в другую сторону,

Аластер раздраженно поджал губы:

— Что вы сказали?

— Вы повыше меня, мистер Дрейк. Не видите ли сестру Колчестера?

Аластер бегло оглядел танцующих:

— Нет.

— Надеюсь, у Бэгшоу достанет благоразумия не Уводить ее в сад. — Имоджин внезапно остановилась, поднялась на цыпочки и посмотрела поверх голов. — Ага, они как раз туда и направляются… Извините меня, Аластер.

— Дьявольщина, — пробормотал Аластер, взбешенный тем, что его бросают одного посреди зала. — Вы не имеете ни малейшего представления о том, как вести себя в обществе… Люси была права. Вы настоящий ходячий анекдот, леди Колчестер.

Услышав имя Люси, Имоджин резко обернулась и уставилась на Аластера:

— Что вы сказали?

— Ничего. — Моментальная вспышка гнева погасла в глазах Аластера. Он явно почувствовал себя неуютно под взглядом Имоджин. — Идите и выполняйте свои обязанности дуэньи.

— Что вы сказали о Люси? — Какая-то пара, не успев уклониться, толкнула ее. Имоджин напустилась на обидчиков:

— Мне надо кое-что выяснить!

— Да, леди Колчестер, — сухо бросил джентльмен. — Но, вероятно, удобнее это сделать не на танцевальной площадке.

Лицо Имоджин вспыхнуло.

— Да, конечно. — Она повернулась и обнаружила, что Аластер исчез в толпе. — Проклятие! Куда он исчез?

Она почувствовала, что кто-то сжал ей запястье.

— Может, я чем-то помогу? — услышала она голос Маттиаса.

— Маттиас! — радостно улыбнулась Имоджин. — Что ты здесь делаешь? Я думала, ты намерен провести сегодняшний вечер в клубе.

— Мне пришла в голову фантазия потанцевать со своей женой. — Маттиас окинул взглядом зал. — Что произошло между тобой и Дрейком?

— Что? А, да так, ничего особенного… Он что-то сказал о Люси… Я хотела, чтобы он объяснил, что имел в виду, но он исчез.

— Понятно.

— Я думаю, он рассердился, что я бросила его посреди зала, — призналась Имоджин.

— Меня интересует другое. Почему ты оставила его на площадке? Он что, пытался вести тебя?

— Нет, вовсе нет! Я хотела найти Патрицию… Я потеряла ее из виду.

— Она в буфете с Хьюго Бэгшоу. Я видел ее пару минут назад.

— Вот как. — Имоджин бросила недоуменный взгляд. — Я думаю, что ты не в восторге?..

— Верно.

— Я знаю, ты убежден в том, что мистер Бэгшоу ищет способ отомстить тебе, но надеюсь, ты сегодня не будешь устраивать сцен. Это обидит Патрицию. Мне кажется, она испытывает нежные чувства к нему.

— В таком случае не надо мешкать.

— Маттиас, но и поспешно действовать не следует. Маттиас поднял бровь:

— Что ты предлагаешь?

— Думаю, тебе надо поговорить с мистером Бэгшоу наедине.

— Отличная идея! Я отведу его в сторонку и предупрежу, чтобы он оставил Патрицию в покое.

— Ради Бога, Маттиас, только не так. Из этого не выйдет ничего путного.

— Возможно, ты права. — Маттиас задумался. — Но у меня нет сомнений, что он все более настойчив в своих ухаживаниях.

— Важно и Патрицию не обидеть… Я думаю, тебе следует рассказать всю правду о смерти его отца.

— Я очень сомневаюсь, что он способен поверить в правду. Он вырос в атмосфере лжи.

— Все же я считаю, что он должен узнать правду, Маттиас, в противном случае в течение всей жизни ненависть будет разъедать его душу.

Маттиас крепко сжал руку Имоджин. Глаза его были печальны.

— Почему ты считаешь, что я должен донести Бэгшоу правду о его отце?

— Потому что ты был в аналогичной ситуации в отношении собственного отца, — мягко сказала Имоджин. — Ты лучше других способен понять, какие чувства он испытывает. Ты знаешь, что значит быть отвергнутым собственным отцом.

— Отец Бэгшоу его не отвергал. Он покончил с собой по причине денежных затруднений.

— Думаю, что для Хьюго результат тот же самый. Отвергнуть можно в разной форме. Ты и Хьюго остались в одиночестве в очень юном возрасте и вынуждены были расхлебывать последствия того, что совершили ваши отцы.

Маттиас ничего не ответил. Имоджин встретилась с ним взглядом:

— Ты нашел утешение в Замаре. Боюсь, что он самостоятельно не сможет найти спасительного средства. Ты должен помочь ему, Маттиас.

— У меня есть дела поважнее, нежели пытаться образумить молодого Бэгшоу.

Имоджин отыскала глазами Патрицию и Хьюго. По выражению лица Патриции можно было понять, что в ней боролись два чувства — стыдливость и страсть, Хьюго через весь зал метнул взгляд на Маттиаса. В этом взгляде был нескрываемый гнев.

— Нет, Маттиас, — мягко сказала Имоджин. — Я считаю, что это очень важное дело.

Маттиас остановился в дверях игорного зала «Потерянная душа» и, скрестив на груди руки, стал наблюдать за Хьюго, который в этот момент метал кости. Мгновение — и раздалось радостное восклицание другого игрока, которому выпал выигрыш. Хьюго сжал руку в кулак. На его лице отразились ярость и отчаяние. Он проиграл.

Был поздний час, и в игорном доме толпились юные светские щеголи и уже немолодые прожигатели жизни. Здесь царила атмосфера какого-то нездорового возбуждения и ажиотажа. Пахло потом, элем и духами. Мало что переменилось с того времени, когда он был владельцем этого заведения, подумал Маттиас. Должно быть, дух игорных домов не подвержен переменам.

— Добрый вечер, Маттиас! Пришел поиграть или просто нанести визит старым призракам?

Перед Маттиасом предстал плотный коротышка. ;

— Привет, Феликс! Ты, как я погляжу, в добром настроении. Сегодня здесь очень оживленно.

— В самом деле. — Феликс оперся обеими руками на резной набалдашник своей трости. Он улыбнулся, и на его полных щеках появились ямочки, а вокруг проницательных глаз легли складки, придававшие ему весьма добродушный вид. — Этот вечер принесет мне хорошую прибыль.

Десять лет назад Маттиас нанял Феликса Гластона в качестве управляющего «Потерянной душой». Феликс имел незаурядный талант мошенника, а также мог собрать необходимую для дела информацию. Сочетание этих качеств было весьма ценно. Они вдвоем создали один из самых популярных, хотя и пользовавшийся зловещей славой игорных домов в Лондоне.

Они стали богатыми.

Когда Маттиас накопил сумму, необходимую финансирования экспедиции для поисков Замара, продал «Потерянную душу» Феликсу. С этого момента Гластон процветал в роли владельца заведения.

Двух человек столь разного социального положения связывали узы дружбы, которая сохранилась до настоящего времени. Эта дружба шокировала светское общество. Аристократ может проиграть состояние в игорном доме, но он не должен якшаться с владельцем оного.

Со стороны стола, за которым играл Хьюго, послышалось еще одно восклицание. Лицо Хьюго словно застыло в муке.

— Похоже, молодой Бэгшоу к утру может остаться гол как сокол, — прокомментировал Феликс.

— Ты собираешься вмешаться?

— Естественно. — Феликс крякнул. — Я взял на вооружение твое правило — не позволять посетителям проигрывать состояние за столами моего игорного дома. И это идет на пользу делу.

— А молодой Бэгшоу всегда так отчаянно играет?

— Нет. Честно говоря, он вообще очень редко играет… И к тому же не здесь. Ты ведь знаешь, что он до сих пор винит «Потерянную душу» в смерти своего отца.

— Наслышан об этом.

— Да, конечно, ты знаешь об этом лучше, чем кто бы то ни было, — пробормотал Феликс. — Знаю, что у тебя была напряженная неделя, Колчестер. Кстати, поздравляю с женитьбой.

— Спасибо.

— И по случаю того, что дуэль закончилась благополучно.

Маттиас хмуро улыбнулся:

— На сей раз это было нетрудно.

— Ваннек, как я понимаю, даже не сделал выстрела. Говорят, он был мертв, когда ты приехал на ферму Кабо.

— У тебя, как обычно, очень точная информация. — Я за это хорошо плачу. — Феликс махнул пухлой, в перстнях, рукой. — Хотя все это выглядит несколько странным.

— Что именно?

— То, что он появился на месте дуэли. По моим источникам, он без предупреждения рассчитал своих слуг. По всей видимости, он собирался отправиться в длительное путешествие на континент.

— Интересно.

— Подозреваю, что счеты с жизнью ему помог свести некто движимый заботой об интересах общества.

— Не знаю. Во всяком случае, его убили не с целью ограбления.

Феликс внимательно посмотрел на Маттиаса:

— Почему ты так думаешь?

— Потому что, когда мы обнаружили его в экипаже, на нем были кольца.

— Удивительно.

— Весьма,

Феликс нахмурился, увидев, что Хьюго снова взял в руки кости:

— Кажется, я действительно должен поговорить с молодым Бэгшоу. Я сомневаюсь, что у него хватит нервов на эту игру. И что за бес в него сегодня вселился?

— Если не ошибаюсь, сегодня годовщина самоубийства его отца.

— Ах да. Это все объясняет.

Маттиас увидел, как Хьюго с лихорадочной скоростью бросил кости. Ему вдруг показалось, что Имоджин шепчет над ухом: «Ты нашел утешение в Замаре. Боюсь, что он самостоятельно не сможет найти спасительного средства».

Маттиасу вспомнилось, каким взглядом смотрела Патриция на Хьюго. Не было сомнения в том, что она испытывает нежные чувства к Бэгшоу.

Так или иначе, но с Бэгшоу надо разобраться.

И Маттиас принял решение:

— Я сегодня беру Бэгшоу на себя, Феликс. Феликс пожал пухлыми плечами:

— Ты мой гость.

Маттиас протиснулся через толпу зевак к Хьюго, который готовился снова метать кости.

— Если не возражаете, я хотел бы поговорить с вами, Бэгшоу, — тихо сказал Маттиас.

Хьюго резко выпрямился:

— Колчестер? Какого дьявола вам от меня нужно? Маттиас взглянул в гневные глаза Хьюго и увидел в них еще одного духа. Этот призрак отличался от тех, какие ему постоянно мерещились в пламени камина. Точно такое привидение он иногда видел в зеркале во время бритья.

— Мне сказали, что у нас с вами есть что-то общее, — сказал Маттиас.

— Оставьте меня в покое, Колчестер! Я не намерен ничего обсуждать с вами! — Хьюго хотел было снова повернуться к зеленому столу, но передумал. На его лице появилась ироническая улыбка. — Если, конечно, вы не собрались вызвать меня на дуэль… Мне известно, что дуэли вы проводите в несколько необычной манере.

За столом установилась напряженная тишина. Другие игроки поглядывали на Маттиаса и Хьюго с нескрываемым интересом.

— Вам лучше пойти со мной, — тихо проговорил Маттиас. — Иначе придется вести разговор в присутствии ваших компаньонов.

Хьюго снова насмешливо улыбнулся:

— Бьюсь об заклад, что разговор будет о моих отношениях с вашей сестрой. Ну-ну. Я все гадал, когда же вы наконец обратите внимание на то, что мы стали с ней хорошими друзьями.

— Речь пойдет о вашем отце.

— Моем отце? — Хьюго уронил кости, и они покатились по зеленому сукну. — Что за вздор вы говорите?

Маттиас воспользовался шоком Хьюго, взял его под руку и вывел из душного, прокуренного помещения на свежий воздух. На улице его ожидал нанятый им экипаж.

— Маттиас собирается вызвать Хьюго на дуэль, — закричала Патриция, когда экипаж Колчестера отъехал. — Этого нельзя допустить! Это несправедливо! У Хьюго нет никаких шансов! Маттиас убьет его!

— Вздор! — твердо сказала Горация. — Уверена, что у Колчестера нет ни малейшего желания кого-нибудь убивать, тем более молодого Бэгшоу.

— Вы правы, тетя Горация. — Имоджин подалась вперед в кресле. — Выслушай меня, Патриция. Я уже неоднократно говорила тебе, что Маттиас не собирается вызывать на дуэль мистера Бэгшоу. Он хочет лишь поговорить с ним.

— Скорее всего запугать. — Слезы блеснули в глазах Патриции. — Маттиас намерен сказать Хьюго чтобы он никогда не танцевал и не разговаривал со мной.

— Нет, я так не думаю.

— Откуда вам знать, что собирается делать Колчестер? Ему не нравится Хьюго! Он уже говорил мне, чтобы я держалась от Хьюго подальше.

— Те отношения, которые сложились между тобой и мистером Бэгшоу, беспокоят Колчестера, потому что он не знает мотивов, которые движут молодым человеком, — вмешалась в диалог Горация. — И, скажу я, не без причин. Беспокойство твоего брата вполне оправданно.

— Хьюго очень хорошо ко мне относится, — заявила Патриция. — И нет никакого иного мотива! Он очень уважителен… У Маттиаса абсолютно нет оснований питать к нему неприязнь.

— Я уже объясняла тебе, — снова вступила в разговор Имоджин, — Хьюго обвиняет Маттиаса в том, что произошло с его отцом несколько лет тому назад. И Маттиас намерен сегодня рассказать правду.

— А если Хьюго не поверит ему? — прошептала Патриция. — Ведь они могут поссориться! Вы же знаете, какие эти мужчины! Один из них вызовет другого на дуэль и…

— Дуэли не будет, — твердо заявила Имоджин. — Я не допущу ее.

Похоже, Патриция не услышала ее слов.

— Это действует проклятие…

— Проклятие? — Горация нахмурилась. — Ради Бога, о чем ты толкуешь?

— Проклятие Ратледжа, — объяснила Патриция. — Об этом говорили в салоне леди Линдхерст.

— Проклятие Ратледжа — это вздор и чушь! — решительно сказала Имоджин. — И вообще проклятие здесь ни при чем.

Патриция подняла голову:

— Боюсь, что вы ошибаетесь, Имоджин.

Маттиас изучающе смотрел на сердитое, ожесточенное лицо Хьюго, освещенное фонарем экипажа. Он обдумывал, с чего начать разговор, который в глубине души считал бессмысленным.

— За прожитые годы я пришел к выводу, что люди чаще предпочитают взвалить на кого-нибудь вину, чем докопаться до правды и принять ее, — сказал он.

Губы Хьюго вытянулись.

— Если вы собираетесь убеждать меня в том, что не имеете никакого отношения к смерти моего отца, то не утруждайтесь. Я не поверю ни единому вашему слову.

— Тем не менее я все-таки выскажусь. Вот несколько фактов о смерти вашего отца. Выводы делайте сами. Он не проиграл состояние в карты. Он разорился, неудачно вложив капитал. В этом отношении он разделил судьбу многих.

— Это ложь! Моя мать рассказала мне правду. Отец играл в карты в «Потерянной душе» накануне того рокового дня. Вы поссорились с ним. Только, ради Бога, не отрицайте этого.

— Я и не отрицаю.

— Именно после этого он возвратился домой и застрелился.

— Ваш отец очень много выпил в тот вечер. Он сел за стол, где играли другие джентльмены, чтобы включиться в игру. Я попросил его покинуть клуб, потому что он был настолько пьян, что не мог даже держать в руках карты.

— Это не правда!

— Это правда. Я знал также о том, что ему в тот день сообщили о неудачной сделке. Он был в подавленном состоянии и, заметьте, отчаянно пьян.

— А вы воспользовались его состоянием! — с яростью проговорил Хьюго. — Он рассказал об этом.

— Вашего отца разъярило то, что, в его представлении, я не дал ему поправить финансовое положение. Но если бы он сел за стол, уверяю вас, он потерял бы последнее, что у него оставалось.

— Я вам не верю!

— Я знаю. — Маттиас пожал плечами. — Я говорил своей жене, что вы не захотите верить моим словам. Но она настояла, чтобы я все-таки сделал попытку раскрыть вам глаза на произошедшее.

— Но почему?

— Она опасалась, что если вы используете Патрицию для того, чтобы отомстить мне, это нанесет ей моральный ущерб.

Хьюго крепко сжал рукой трость.

— У меня не было намерения наносить моральный ущерб леди Патриции.

— Разумеется, я счастлив слышать это. Ведь вы понимаете, что, если кто-то или что-то угрожает моей сестре, я обязан действовать. Я несу за нее ответственность.

Хьюго резко повернулся к Маттиасу:

— Вы хотите сказать мне, чтобы я оставил леди Патрицию в покое?

— Нет. Признаюсь, что у меня было такое намерение, но леди Колчестер отговорила меня. Тем не менее я предупреждаю, что вы не должны использовать мою сестру для того, чтобы отомстить мне. Если вы считаете, что в самоубийстве вашего отца виноват я, действуйте как мужчина. Не прячьтесь за юбку леди.

Хьюго вспыхнул:

— Я никогда не прячусь за юбки! Маттиас улыбнулся:

В таком случае нам больше нечего обсуждать. Я сообщу жене, что у нас состоялась приятная беседа, и" возможно, после этого ваше имя не станет появляться в наших разговорах.

— Только не говорите, ради Бога, что вы затеяли этот разговор лишь для того, чтобы порадовать вашу жену. Это не похоже на вас, Колчестер.

— А насколько хорошо вы знаете меня? — тихо спросил Маттиас.

— Я знаю то, что рассказала мне мать после смерти отца: о слухах, связанных со смертью Ратледжа; о том5 что вас считают отчаянным и безжалостным; о том, что вы застрелили человека по имени Экселби несколько лет тому назад. Некоторые говорят, что сегодня утром вы хладнокровно убили Ваннека… Так что я знаю о вас много, сэр.

— Вот и моя жена знает, — рассеянно заметил Маттиас. — Она слышала все те же самые басни, что и вы. Тем не менее вышла за меня замуж. Как вы думаете, почему она так поступила?

— Откуда мне знать? — удивленно посмотрел т Маттиаса Хьюго. Прокашлявшись, он добавил:

— Леди Колчестер, по общему мнению, оригиналка.

— Да, это так. И потом еще — о вкусах не спорят. — Маттиас встряхнул головой, словно возвращаясь к действительности. — Она сказала, что в вашей и моей судьбе есть нечто похожее.

— Что у нас может быть похожего? — пренебрежительно спросил Хьюго.

— Отцы, которые не несли ответственность за своих сыновей.

Хьюго уставился на Маттиаса:

— Немыслимо! Вы говорите совершенный вздор!

— Час тому назад я сказал эти слова жене. Но сейчас, когда поразмыслил, то пришел к выводу, что в ее словах есть резон.

Какой резон?

— А вам не приходило в голову, Бэгшоу, что и ваш, и мой отец оставили своих сыновей расхлебывать кашу, которую сами заварили?

— Мой отец не заваривал никакой каши! — резко возразил Хьюго. — Вы разорили его за игорным столом!

— Я говорил Имоджин, что это будет пустая трата времени. — Маттиас выглянул в окно экипажа, чтобы определить, в каком месте они находятся. Кучер точно выполнил его указания.

— Так оно и есть, — сердито подтвердил Хьюго. Маттиас постучал по крыше экипажа, давая знать кучеру, что следует остановиться,

— Дальше я пройдусь пешком. Мне нужно подышать свежим воздухом.

Хьюго посмотрел в окно:

— Но это не ваш дом.

— Я знаю.

Экипаж остановился. Маттиас открыл дверцу, вышел и повернулся к Хьюго:

— Помните, что я сказал, Бэгшоу. Мстите, если считаете, что должны это сделать. Но не используйте мою сестру в качестве щита. Вы отличаетесь от своего отца. Что-то подсказывает мне, что вы сделаны из более прочного материала, чем он. Вы в состоянии реагировать на трудности как подобает мужчине.

— Проклятие, Колчестер! — прошептал Хьюго.

— А начать вы можете с наведения справок о состоянии дел отца у его бывшего адвоката. Он сможет прояснить вам семейную финансовую ситуацию. — Маттиас стал закрывать дверцу.

— Колчестер, погодите.

— Что вы хотите?

— Вы забыли предупредить меня, чтобы я перестал ухаживать за вашей сестрой.

— Разве?

— Так как? — резко спросил Хьюго.

— Дело в том, что у меня другие планы на этот вечер. Прошу извинить меня, Бэгшоу,

— Вы хотите сказать, что я буду принят в вашем доме?

Улыбка мелькнула на губах Маттиаса.

— Почему вы сами не нанесете визит и не выясните это? — Он захлопнул дверь и не оглядываясь пошел по улице.

Это был спокойный респектабельный район Лондона. Между двумя рядами домов темнел небольшой парк. Некоторые дома были темными, но в большинстве окна светились. По-видимому, слухи о том, что материальное положение Ваннека в последнее время пошатнулось, были верны. До недавнего времени Ваннек жил в гораздо более дорогом доме в фешенебельном районе.

Идея посетить резиденцию Ваннека родилась у Маттиаса днем, когда он размышлял о недавних событиях. Маттиас ничего не сказал Имоджин о своих планах, подозревая, что она вызовется сопровождать его.

Он остановился и внимательно огляделся. В доме, где до нынешнего утра жил Ваннек, было темно. Маттиас некоторое время стоял на улице, взвешивая возможные варианты. В конце концов он завернул за угол и увидел темную аллею, которая вела к тыльной стороне дома.

Луна светила тускло, но Маттиас различил калитку, ведущую в сад. Петли тревожно заскрипели в темноте. Маттиас как можно осторожнее закрыл калитку, пересек сад и подошел к двери в кухню. К счастью, он неплохо видел в темноте. Эта его способность за годы странствий не раз выручала его.

Он с удивлением обнаружил, что дверь кухни не заперта. Покинувшие дом слуги, очевидно, забыли это сделать.

Маттиас вошел в кухню и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Затем достал из кармана пальто заранее приготовленную свечу и зажег ее.

Прикрывая ладонью маленький язычок пламени, он двинулся по длинному коридору, который разделял первый этаж на две части. Он не знал точно, чего ищет, но решил начать с кабинета Ваннека. Это казалось ему наиболее логичным.

Он обнаружил кабинет по левую сторону коридора. Письменный стол был завален бумагами. Маттиас увидел, что крышка чернильницы открыта. Рядом лежало гусиное перо. Создавалось впечатление, что Ваннека оторвали в тот момент, когда он писал.

Маттиас поставил свечу и взял в руки лежащий на столе лист бумага. На бумаге виднелись какие-то маленькие темные пятна. Он поднес листок поближе к свету. Это были не чернильные пятна. Это могли быть пятна чая или красного вина. Впрочем, Маттиас тут же усомнился в этом.

Он был почти уверен, что это засохшие капли крови.

Бросив взгляд под ноги, он увидел большое пятно такого же цвета на ковре.

У него холодок пробежал по спине, когда он нагнулся, чтобы получше рассмотреть зловещее пятно, и услышал скрип за спиной. В кабинете он был не один.

Он метнулся в сторону, и что-то большое и тяжелое пронеслось рядом с его головой. Массивный подсвечник с грохотом опустился на край письменного стола.

Маттиас изогнулся и тем самым увернулся от второго удара, который ему хотели нанести.

 

Глава 15

Во время второй попытки подсвечник описал духу всего лишь в двух-трех дюймах от его головы. Не дожидаясь третьего удара, Маттиас отскочил вбок — он вычитал о подобном приеме в древнем замарском трактате о способах борьбы.

Не давая нападавшему опомниться, Маттиас изо всех сил ударил его ногой, и тот повалился на стол. Бумаги, чернильница, перо полетели на пол.

Нападавший застонал и нелепо задвигался на столе. Очевидно, ему мешали плащ и толстый шерстяной шарф, укрывавший нижнюю часть лица. На голове его была шапка.

В коридоре послышался шум, и Маттиас понял, что в доме, помимо него, находилось по крайней мере двое. Вторую фигуру он не мог разглядеть в темноте.

Появившийся в дверях мужчина поднял затянутую перчаткой руку. Блеснуло дуло маленького пистолета. Схватив подсвечник, который только что едва не размозжил ему голову, Маттиас метнул его в сторону дверей.

Выстрел раздался в тот самый момент, когда брошенный Маттиасом подсвечник ударил стрелявшего в грудь. Маттиас услышал грохот падающего тела и понял, что в его распоряжении есть какое-то время: человеку понадобится минута-другая, пока он придет в себя и будет в состоянии перезарядить пистолет.

Он набросился на первого мужчину, который барахтался на столе, и они оба упали и в схватке стали кататься по ковру, натыкаясь на ножки кресла и стола. Маттиасу удалось уклониться от удара кулаком. Он, в свою очередь, поднял руку, готовясь нанести удар, но в этот момент почувствовал приближение второго, который, видимо, успел прийти в себя.

Пользуясь опять-таки замарским приемом, он изогнулся и пружинисто вскочил на ноги. Что-то полоснуло его по руке.

Не обращая внимания на боль, собрав все силы, Маттиас изо всей силы ударил ногой первого, который только что успел подняться на ноги, но тут же с грохотом врезался в письменный стол.

Маттиас занял позицию, готовясь к новому нападению, но, к его изумлению, оба нападавших бросились вон из кабинета. Топот убегающих эхом отдавался в коридоре.

Несколько приведенный в замешательство их бегством, Маттиас не был готов броситься в погоню. Он услышал, как шумно захлопнулась за беглецами дверь кухни.

— Черт побери!

Он вытянул руку и прижал ее к стене, затем сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Им овладела какая-то непонятная слабость.

Маттиас нахмурился. Что за дьявольщина! Что с ним происходит? Схватка длилась считанные минуты, и он полагал, что находится в отличной форме.

Лишь сейчас он почувствовал сильную боль в руке. При тусклом свете свечи, которая все еще горела в кабинете, он увидел, что рукав его пальто распорот, а ткань пропиталась кровью.

Его противники были хорошо вооружены. У одного был пистолет, второй пустил в ход нож. То, что они искали в доме Ваннека, было для них, очевидно, очень важно. Удалось ли им это найти?

Маттиас вынул платок и наскоро перевязал кровоточащую руку, затем снова занялся осмотром кабинета.

Спустя час Маттиас, лежа на диване в своей библиотеке, услышал на лестнице голос Имоджин. Он улыбнулся, несмотря на боль, которую испытывал, пока Уфтон обрабатывал ему рану.

— Ранен? — Несмотря на закрытую дверь, он хорошо слышал встревоженный голос Имоджин. Впрочем, он не удивился бы, даже если бы узнал, что ее голос слышен прохожим на улице. — Что значит ранен, черт возьми? Где он? Он тяжело ранен? Уфтон послал за доктором?

Поток вопросов Имоджин сопровождал звук ее торопливых шагов.

— Уфтон лечит eго? Что, Уфтон?! Да Уфтон дворецкий, а не врач, черт побери!

— Мадам беспокоится, — заметил Уфтон, аккуратно бинтуя Маттиасу руку.

— Да, вероятно. — Маттиас закрыл глаза и, откинув голову назад, улыбнулся про себя. — Так странно: в моем доме — и вдруг жена.

— Не обижайтесь, милорд, но леди Колчестер немного отличается от большинства других жен.

— Да, я знаю, — согласился Маттиас. Он с удовлетворением прислушивался к тому, как Имоджин отдавала приказания и требовала подробностей.

— Приготовь немедленно кровать, — сказала она кому-то. — А ты, да-да, Чарльз, добудь носилки, чтобы можно было перенести его светлость наверх.

Маттиас пошевелился и лениво открыл глаза.

— Кому-то из нас надо остановить ее, пока она не превратила дом в настоящую больницу.

На лице Уфтона выступила бледность.

— Пожалуйста, не смотрите на меня, когда говорите, что кто-то должен остановить леди Колчестер, сэр.

— Я никогда раньше не замечал в тебе недостатка мужества и твердости, Уфтон.

— А мне никогда не приходилось иметь дело с подобным темпераментом.

— Ты в этом не одинок.

Голос Имоджин в зале поднялся на новую высоту.

— Это кровь? Кровь Колчестера! Боже милостивый! Принесите побыстрее бинты! Воды! Иголку с ниткой! Да поживее, ради Бога!

— Крепись, Уфтон! — Маттиас глянул на дверь. — Она приближается к нам.

Заканчивая бинтовать, Уфтон вздохнул.

Дверь с шумом распахнулась, и в библиотеку ворвалась Имоджин. С широко раскрытыми глазами она бросилась к дивану. Маттиас постарался придать лицу спокойное и даже несколько героическое выражение.

— Проклятие, Маттиас! Что случилось? — Имоджин резко остановилась перед диваном. Она переводила взгляд с белой повязки на руке на разорванную, окровавленную рубашку, лежавшую рядом. Маттиас готов был поклясться, что она побледнела.

— Ничего страшного, Имоджин, — сказал он. — Успокойся, дорогая.

— Боже мой, это я виновата! Мне не следовало отпускать тебя! На улицах столько опасностей! Тебе надо было ехать домой вместе с нами… О чем я только думала, когда заставляла тебя поговорить с мистером Бэгшоу?!

Маттиас протянул вперед руку:

— Ты не должна винить себя за это, дорогая. Как видишь, я не на смертном одре. Уфтон имеет немалый опыт, и он компетентнее среднего лондонского врача, уверяю тебя.

Имоджин с подозрением посмотрела на Уфтона:

— Опыт? Это что еще за опыт?

— Я сопровождал его светлость во всех экспедициях по поиску Замара, — стараясь не встретиться взглядом с Имоджин, объяснил Уфтон. — Случались всякие происшествия. Я научился лечить раны, переломы и тому подобное.

— Вот как! — На короткое время она испытала замешательство. Затем удовлетворенно кивнула. — Ну что же, если вы уверены, что все сделано как надо, Уфтон, то мы можем положиться на вас.

— Да, вполне можем, — заверил Маттиас. — У него есть жилка врачевания. За время наших путешествий он научился многим приемам и способам лечения.

— Каким именно приемам? — спросила Имоджин.

Уфтон откашлялся:

— Например, я промыл рану его светлости с помощью бренди, прежде чем зашить ее. Многие матросы и военные считают, что спирт убивает всякую заразу.

— Очень интересно! — Имоджин понюхала воздух. — У меня такое впечатление, что вы влили бренди и в рот его светлости… Это тоже входит в курс лечения?

— Это совершенно необходимо, — пробормотал Маттиас.

Уфтон тихонько кашлянул:

— Я также подержал иглу в пламени, прежде чем стал зашивать рану. Этому я научился на Востоке.

— Я слыхала об этом. — Имоджин присела на корточки, чтобы получше рассмотреть повязку. — Кажется, кровотечение прекратилось.

— Рана не слишком глубокая, — пояснил Уфтон. И, чуть понизив голос, уверенно добавил:

— Его светлость поправится через день или пару дней.

— Это отличная новость! У меня словно камень с души свалился. — Имоджин резко выпрямилась и порывисто обняла Уфтона. — Как мне вас отблагодарить за то, что вы спасли жизнь Колчестеру?!

Уфтон оцепенел, на лице его появилось выражение ужаса.

— Ах, мадам… Это так… необычно. — Он бросил умоляющий взгляд на Маттиаса.

— Полагаю, будет лучше, если ты отпустишь его, Имоджин. — Маттиас с трудом сдержал улыбку. — Уфтон не привык к подобным проявлениям благодарности. Дело в том, что я всегда благодарил его деньгами. Полагаю, он предпочитает именно такой способ.

— Ах да, конечно! — Имоджин выпустила из объятий Уфтона и отступила на шаг. — Прошу прощения, Уфтон. Я ни в коей мере не хотела поставить вас в неловкое положение. — Она широко улыбнулась. — Но хочу, чтобы вы знали, что я у вас в долгу за помощь, которую вы оказали милорду. Если я могу что-либо сделать для вас, скажите об этом.

Лицо Уфтона приобрело малиновый оттенок, он прокашлялся.

— Благодарю вас, мадам, но уверяю вас, что в силу длительности моей службы у его светлости ничего такого не требуется. Он поступил бы так же, случись что-либо со мной… Да, кстати, такое и случалось.

Это явно заинтересовало Имоджин:

— Он зашивал вам рану?

— Это было несколько лет назад… Несчастный случай в гробнице… А сейчас я, пожалуй, пойду. Вам и его светлости есть о чем поговорить.

Уфтон повернулся и вышел.

Имоджин дождалась, когда за ним закрылась дверь, и села к Маттиасу на диван.

— Расскажи мне обо всем. Где на тебя напал бандит?

— Я не думаю, что следует употреблять слово «бандит».

Глаза Имоджин расширились от ужаса.

— Неужели это молодой Бэгшоу потерял над собой контроль?

— Нет.

— Слава Богу! А то я уже стала клясть себя за то, что подтолкнула тебя к разговору с Бэгшоу.

— Бэгшоу вполне в здравом уме, насколько я понял. Его совершенно не заинтересовало то, о чем я ему рассказал.

— Боже мой! — Имоджин вздохнула. — Я так надеялась, что он поймет… Но не огорчайся. А сейчас расскажи обо всем по порядку.

— Это долгая история. — Он пошевелился и поморщился, ощутив боль в раненой руке.

Это не укрылось от взора Имоджин.

— Очень больно?

— Я думаю, нужно принять еще порцию бренди… Чтобы успокоить нервы, как ты понимаешь. Ты не принесешь мне стакан?

— Да, конечно. — Имоджин подбежала к столику с графином. Она схватила графин столь энергично, что красивая хрустальная крышка выскочила и покатилась по полу. Не обращая на это внимания, Имоджин налила бренди, и не в один, а в два бокала.

Она поднесла бокалы к дивану, подала один Маттиасу и села рядом с ним.

— Я подозреваю, что подобная история способна разволновать. — Она сделала большой глоток бренди и закашлялась.

— Ну-ну, дорогая, — Маттиас слегка похлопал ладонью ей по спине. — Бренди успокоит твои расшатавшиеся нервы.

Она взглянула на него поверх края бокала:

— Мои нервы вовсе не расшатались! Они у меня чрезвычайно крепкие. Я уже тебе неоднократно говорила об этом.

— Ну, в таком случае бренди успокоит мои. — Маттиас сделал солидный глоток. — Так с чего начать? Стало быть, я поговорил с Бэгшоу, как уже сказал… Когда разговор был закончен, я вышел из экипажа и, к своему удивлению, увидел, что нахожусь перед домом Ваннека… Перед домом, ранее принадлежавшим Ваннеку, если быть точным.

— Каким же образом ты оказался в том районе? Как странно!

— Я тоже удивился… Но уж коли я попал туда, то решил осмотреть его кабинет.

Имоджин едва не выронила бокал:

— Осмотреть… что?!

— Нет причин так кричать, дорогая. Ты ведь должна понимать, в каком состоянии пребывают сейчас мои слабые нервы.

— Я не хотела кричать на тебя. Просто я так удивлена… Маттиас, может быть, тебе не надо подниматься? Как бы ты не потерял сознание. Почему бы тебе не положить голову мне на колени?

— Отличная идея.

Имоджин обняла Маттиаса за плечи и положила его голову себе на колени.

— Чудесно… — Маттиас закрыл глаза, ощущая затылком теплое, соблазнительно округлое бедро. Он незаметно повел носом, почувствовав опьяняющий аромат женского тела.

— Так на чем я остановился?

— На кабинете Ваннека… И какого черта ты пошел туда? — вдруг напустилась она на Маттиаса.

— Я просто хотел взглянуть. Дело в том" что обстоятельства его смерти меня несколько беспокоят. Ты же знаешь, как я переживаю по различным поводам.

Имоджин ласково погладила ему бровь.

— Тебе следовало рассказать мне о своих тревогах, прежде чем пускаться в подобную авантюру.

— Но я не знал, есть ли основания для беспокойства.

— Ты нашел что-то необычное?

— Пятна крови.

Рука Имоджин замерла у него на лбу.

— Пятна крови? Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Совсем недавно в кабинете Ваннека разыгралась трагедия. Об этом говорит большое пятно крови на ковре. Никто не попытался его вывести, а значит, это произошло незадолго до его отъезда, вероятно, после того как он распустил слуг.

— Он распустил слуг? Когда же?

— Вчера во второй половине дня, как мне сказали.

— Но это означает, что он собирался уехать из города, а не стреляться с тобой.

— Да… Но продолжу… На одном из листов бумаги также были капли крови. На странице стояла дата. Похоже, Ваннек только начал писать письмо, как его оторвали от этого занятия.

— А какая дата стояла на письме?

— Вчерашняя… Дата дуэли.

— Удивительно! — Имоджин помолчала, задумчиво глядя в камин. — Ты думаешь, что его застрелили прямо в кабинете, перед тем как ехать на ферму Кабо?

— Во всяком случае, это вполне вероятно. — Маттиас проследил за ее взглядом и рассеянно подумал, не появится ли дух Ваннека в пляшущем пламени камина, но решил, что нет. Этот дух его не будет преследовать.

— Получается, что его убил вовсе не какой-нибудь разбойник с большой дороги… Может быть, взломщик?

— Ясно как дважды два, что ни один вор или грабитель, если он в своем уме, не будет везти свою жертву через весь город на место дуэли, — медленно проговорил Маттиас. — Да и вряд ли он мог знать о предстоящем поединке.

— Вполне убедительно. — Имоджин нахмурилась, затем встрепенулась. — Но это значит…

— Именно. — Маттиас поерзал головой по округлому бедру, надеясь снова привлечь внимание Имоджин к своим бровям. — Полагаю, что вполне логично сделать вывод: Ваннека убил человек, который хорошо знал его и был осведомлен о дуэли. Убийца, очевидно, хотел отвести вину от себя и отвез тело Ваннека на ферму Кабо.

Имоджин тихонько постучала пальцем по плечу здоровой руки.

— Значит, кто-то из числа знакомых Ваннека — убийца.

Поколебавшись Маттиас сказал:

— Думаю, что в этом деле замешаны двое.

— Двое? Почему ты так считаешь?

— Потому что, когда я появился в доме Ваннека сегодня вечером, именно я помешал двоим обыскать его кабинет. Они оказались в нем раньше меня, и мое появление им пришлось явно не по душе.

Имоджин дотронулась до его раненой руки:

— И здесь тебя как раз и ранили?

Маттиас сдержал стон.

— Я очень ценю твою заботу обо мне, дорогая, но как раз эту руку мне и ранили.

— О Боже! — Имоджин тотчас же отпустила руку, в глазах ее мелькнул ужас. — Я совсем забыла! Меня так потрясло твое сообщение.

— Я тебя понимаю. Это бывает с людьми, у которых расшатались нервы.

— С моими нервами все в порядке!.. Так что же дальше?

— Если коротко, то завязалась потасовка, во время которой один из нападавших пырнул меня ножом. Я не мог узнать негодяя, потому что оба были в плащах, а лица обмотаны шарфами. Очень сожалею, что им обоим удалось ускользнуть.

— Маттиас, но ведь тебя могли убить!

— Но ведь не убили же… Однако это наименее интересная часть всей истории. Гораздо интереснее то, что я обнаружил после их бегства.

— Ты оставался в доме после того, как тебя ранили? Колчестер, ну как ты можешь быть таким глупым? Тебе надо было сразу же ехать домой!

Обыск кабинета не был глупостью, подумал Маттиас. Наибольшую глупость он совершает сейчас.

— В кабинете Ваннека я пробыл всего несколько минут, — сказал он. — Этого времени мне хватило, чтобы найти дневник.

Имоджин сдвинула вместе брови:

— Какой дневник?

— Тот, который лежит на столе рядом с тобой.

Имоджин посмотрела на том в кожаном переплете:

— Это дневник Ваннека?

— Нет. Он принадлежал твоей подруге Люси.

— Люси? — Имоджин с изумлением снова посмотрела на дневник. — Не совсем понимаю.

— Ваннек хитро запрятал его в потайном отделении письменного стола.

— Но зачем надо было его прятать?

— Не имею понятия. — Маттиас изучающе посмотрел на Имоджин. — Но мне показалось, что те два, кого я спугнул в кабинете Ваннека, искали именно дневник.

— Почему?

— Мы не узнаем ответа на этот вопрос до тех пор, пока один из нас не прочтет его. — И после паузы добавил:

— Полагаю, это должна сделать ты, как подруга Люси.

На лице Имоджин отразилось замешательство.

— Ты считаешь, что можно читать чужой дневник?

— Ее больше нет, Имоджин. Это не может ей повредить.

— И все же…

— Ты и я занимаемся тем, что изучаем послания людей, которые давно умерли.

— Ты имеешь в виду замарские письма? Но Люси не из Замара.

— Какая разница? Мертвые есть мертвые. Не имеет значения, сколько времени они пребывают в ином мире.

Имоджин дотронулась рукой до дневника:

— Мы вторгнемся в личную жизнь Люси, если станем читать ее дневник.

— Конечно, мы вторгнемся. Но я хочу знать, почему Ваннек считал необходимым запрятать этот дневник и почему двое других людей разыскивали его ночью.

— Но, Маттиас…

— О чем тут спорить, Имоджин. Если ты не хочешь читать дневник своей подруги, я прочитаю его сам.

Прежде чем Имоджин успела что-то ответить дверь в библиотеку открылась и появилась Патриция. Она испуганно уставилась на перевязанную руку Маттиаса.

И вдруг закричала. Пронзительно и настолько громко, что крик этот, как показалось Маттиасу, достиг каждого уголка дома.

— Все в порядке, Патриция! — торопливо сказала Имоджин. — Маттиас скоро поправится.

— Это проклятие! — Патриция прижала ладонь к горлу. — Кровь пролилась! Как и было предсказано.

Повернувшись, она бросилась бежать. Через открытую дверь Маттиасу было видно, как она взбегала по лестнице, словно за ней гнались демоны Замара.

— Мне уже приходила в голову мысль, что сестра рождена для сцены, — пробормотал Маттиас. — Что она тут плела? Что за вздор она несла о каком-то проклятии?

— Она что-то говорила раньше об этом. — Имоджин нахмурилась. — По-видимому, она вместе с другими девушками, которые посещают салон леди Линдхерст, занималась изучением проклятия Ратледжа.

— Черт побери! Я думал, у Селены больше здравого смысла.

— Лично я сомневаюсь, что леди Линдхерст сама в него верит, — сказала Имоджин. — Уверена, что для нее это всего лишь занимательная игра. Но юные доверчивые леди в возрасте Патриции принимают это всерьез.

— Ох уж эти тонко чувствующие леди! — со вздохом сказал Маттиас. — С ними всегда проблемы.

Имоджин долго лежала без сна. Маттиас давно заснул, а она то и дело ворочалась, пытаясь найти удобное положение. Минуты казались вечностью. Сноп лунного света, падавшего на ковер, медленно смещался. Она знала, что Маттиас рядом с ней, и в то же время испытывала гнетущее чувство одиночества, когда думала о том, что ей предстоит читать дневник Люси. По какой-то непонятной причине ей ужасно не хотелось открывать его. И дело объяснялось не только тем, что она вынуждена будет вторгнуться в личную жизнь подруги.

В то же время она чувствовала, что не заснет, если не перелистает дневник. Маттиас наверняка прочитает его, если еще не сделал этого. Какой смысл сопротивляться тому, что неизбежно случится?

Имоджин выскользнула из теплой кровати, набросила халат, сунула ноги в тапочки и посмотрела на Маттиаса. Он лежал на животе, отвернув голову в сторону. Обнаженные плечи его глянцевито поблескивали на фоне белых простыней и выглядели особенно широкими и мощными. Лунный блик играл на его черной шевелюре. Имоджин пришло в голову, что в Маттиасе есть нечто такое, что роднит его с ночью.

Холодок предчувствия пробежал по телу Имоджин. Ей вспомнилась выходящая из тьмы фигура, которая воплощала в себе черты и Маттиаса, и Замариса.

Резко отвернувшись от кровати, она, освещаемая лунным светом, прошла в свою спальню и закрыла за собой дверь. Дневник Люси лежал на столике возле окна. Имоджин взяла его в руки и задумалась. Нежелание читать его почему-то даже возросло. Создавалось впечатление, что какая-то невидимая сила пыталась удержать ее от чтения.

Рассердившись на себя за глупые фантазии, она села в кресло и зажгла лампу.

Маттиас дождался, когда дверь за Имоджин закрылась, перевернулся на спину, запрокинул руки над головой и уставился в темный потолок.

Он знал, что Имоджин ушла в свою спальню, чтобы читать дневник Люси. Если там есть ответы на вопросы, которые мучили ее, она их узнает.

Из сказанного Горацией Маттиас сделал вывод, что Люси не была таким уж преданным другом. Было очевидно, что доброта леди Ваннек имела какую-то тайную подоплеку. Маттиас успокоил себя, что самое худшее, с чем Имоджин может столкнуться во время чтения, это некоторые неприятные вещи о Люси.

Но он знал, что лжет самому себе. Правда о Люси — далеко не самое худшее, что может всплыть.

Самое худшее заключается в том, что Имоджин узнает правду о нем.

Некоторое время Маттиас колебался, но затем понял, что больше не может ждать. Зловещая тишина в смежной комнате, похоже, была способна свести его с ума. Он отбросил одеяло и встал с кровати. Конечно же, он поступил как глупец. Возможно, еще не поздно поправить дело.

Он отыскал халат, попытался было просунуть раненую руку в рукав, но, не сумев, набросил его на плечи наподобие накидки и направился к двери.

Затаив дыхание, он некоторое время прислушивался, затем открыл дверь.

Он испытал горечь сожаления, когда увидел Имоджин, сидящую в кресле у окна. Раскрытый дневник Люси лежал переплетом вверх у нее на коленях. Маттиас понял без слов, что его подозрения относительно сведений, содержащихся в дневнике, оправдались. Он стоял с покорной обреченностью, сжимая дверную ручку.

— Имоджин!

Она повернулась к нему. По ее щекам катились слезы.

— В чем дело? — прошептал он.

— У Люси был любовный роман. — Голос ее прервался, она всхлипнула. — Конечно, в этом нет ничего удивительного, если учесть ее несчастливый брак. И я не осуждаю ее за то, что она пыталась найти утешение на стороне… Честное слово, не осуждаю… Только… Маттиас, зачем она использовала для этого меня? Я думала, что она мне друг.

Маттиас почувствовал спазм в желудке. Он предполагал, что будет что-нибудь вроде этого.

— Люси использовала тебя?

— Оказывается, поэтому-то она и пригласила меня к себе три года назад. — Имоджин промокнула платочком глаза. — Это была единственная причина, почему она хотела меня видеть в Лондоне. Она надеялась, что в этом случае Ваннек не узнает о ее романе. Если бы он узнал, он мог бы лишить ее наследства, и она боялась этого… Или отправил бы в деревню… Он и без того был зол на Люси за то, что она не родила ему наследника.

Маттиас медленно подошел к Имоджин.

— Понимаю.

— Люси пишет, что она терпеть не может прикосновений Ваннека к ней. Она вышла за него лишь из-за титула и денег. — Имоджин покачала головой, словно не могла до конца осознать то, что вычитала. — Она очень откровенно пишет обо всем.

Маттиас остановился рядом с Имоджин. Он не проронил ни слова.

— Она решила, что, если я буду ее постоянным компаньоном в городе, Ваннек станет думать, что объектом страсти ее любовника являюсь я.

Все частички одной несложной загадки встали на место.

— Аластер Дрейк, — произнес Маттиас.

— Что? — Сморкаясь, Имоджин бросила взгляд на Маттиаса. — Ах да… Конечно же, Аластер… Он был ее любовником. Люси страстно любила его… Она пишет" что собиралась бежать с ним, что хотела с ним видеться как можно чаще.

— И благодаря тебе имела возможность проводить время с Дрейком, не возбуждая подозрений Ваннека, — полуутвердительно сказал Маттиас.

— Да. — Имоджин вытерла глаза ребром ладони. — Аластер был в сговоре с ней и делал вид, что я и есть та леди, к которой он стремится сердцем… Ваннек и все остальные, в том числе и я сама, верили ему. Он очень убедительно играл. Одно время я даже считала… Ах, да какое значение теперь это имеет!

— Я очень сожалею, что ты узнала таким образом правду.

— Не кори себя за это, Маттиас. Ты не мог знать, что именно я обнаружу в дневнике Люси. — Она грустно улыбнулась. — Я вынуждена сделать вывод, что ты прав. Похоже, я действительно во многих отношениях слишком наивна… И легковерна.

— Имоджин…

— Просто удивительно! Когда я была рядом с Аластером, мне и в голову не приходило, что он влюблен в Люси. Я и предположить не могла, что он использует меня, чтобы встречаться с ней и открыто, и тайно! Теперь понятно, почему Люси была в таком отличном настроении, когда мы ходили куда-нибудь втроем.

— Сожалею, — прошептал Маттиас.

Никаких других слов в эту минуту он найти не мог. Он осторожно поднял ее с кресла.

— Маттиас, ну как я могла быть такой глупой? — Имоджин прислонила голову к его груди. — Люси такие недобрые вещи написала обо мне… Она насмехалась надо мной… Выходит, я совсем не знала ее.

Маттиас не ведал, какими словами успокоить Имоджин. Обняв ее, он молча смотрел в темное окно.

Он спросил себя, может быть, у него и в самом деле слабые нервы. Или же отчаяние, от которого у него все заледенело внутри было той ценой, которую он заплатил за то, что растоптал нежный невинный цветок?

 

Глава 16

Двумя днями позже Имоджин мерила шагами маленькую гостиную Горации, держа в руке чашку с чаем.

— Я до сих пор не могу прийти в себя из-за того, что так ошибалась в Люси.

— Я знаю, что ты не любишь, когда плохо говорят о ней. — Сидя на диване, Горация озабоченно наблюдала за Имоджин. — Ты считала ее своим другом, а тех, к кому ты хорошо относишься, всегда видишь в розовом свете.

— Она действительно была моей подругой. — Имоджин остановилась перед окном и некоторое время смотрела на улицу. — Она была добра ко мне, когда мы жили по соседству в Аппер-Стиклфорде.

— Это ты была добра к ней. Ты всегда приглашала ее остаться на ночь.

— Она дарила мне свои платья.

— После того как они выходили из моды, — пробубнила Горация.

— Мода не важна в Аппер-Стиклфорде.

— Для Люси она была важна.

Имоджин пропустила мимо ушей реплику тети.

— Она часто приезжала навестить меня и посидеть за чашечкой чая после смерти моих родителей.

— Она навещала тебя, потому что изнывала от скуки. Жизнь в деревне ей была не по вкусу.

— Мы говорили с ней о древнем Замаре.

— Ты говорила… Подозреваю, что Люси только притворялась, что ее интересует Замар.

Имоджин повернулась столь резко, что чашка звякнула о блюдце.

— Почему ты так говоришь? Горация тяжело вздохнула:

— Я согласна допустить, что твою Люси знала не очень хорошо, но то, что я знала, отнюдь не располагало к этой женщине.

— Сплетни! — заявила Имоджин. — Ничего, кроме сплетен.

— Прошу прощения, дорогая, но все говорит о том, что она была эгоистична, своенравна, безрассудна и обладала эксцентричным, непредсказуемым нравом.

— Ей отчаянно хотелось уйти из дома ее дяди. Джордж Хэконби был весьма неприятный человек. Мои родители не любили его.

— Это мне известно, — подтвердила Горация.

Имоджин вспомнила глаза Люси, когда та в первый раз пришла к ней и попросила разрешения остаться на ночь.

— Хэконби пугал ее, особенно когда был пьян. И поэтому она часто ночевала в моем доме, чтобы не оставаться с ним наедине.

— И ты оставляла ее. — Горация пожала плечами. — Имоджин, я вовсе не хочу ссориться с тобой из-за этого. Люси умерла. Ничего не изменится, если мы начнем ворошить ее прошлое.

— Это верно.

Горация внимательно посмотрела на племянницу:

— Ты говоришь, что узнала о связи между Люси и мистером Дрейком из ее дневника?

— Да. Я знаю, что читать чужой дневник нехорошо, но Колчестер убежден, что это прольет свет на убийство Ваннека. Я прочитала примерно две трети, но пока не нашла ничего, что объясняло бы причины убийства.

Горация нахмурилась:

— Я думала, что Ваннека убил какой-нибудь разбойник.

— У нас есть сомнения на этот счет… Так или иначе, Колчестер сказал, что если я не стану читать дневник, он сделает это сам. Я сочла своей обязанностью скрыть то, что написала Люси для себя, не думая, что когда-нибудь это будет прочитано.

— Понятно. А могу я узнать, каким образом Колчестер завладел этим дневником?

Имоджин прокашлялась.

— Он… гм… обнаружил его, когда посетил дом лорда Ваннека.

— Какого дьявола он туда ходил?

— Его беспокоят некоторые детали убийства Ваннека, — объяснила Имоджин. И после небольшой паузы добавила:

— Он надеялся кое-что выяснить, поговорив со слугами.

— Понятно.

Скептические нотки в голосе тети не понравились Имоджин.

— Это вполне естественно, — с горячностью проговорила она. — Ведь пошли слухи, что Ваннека убил Колчестер. Конечно, было бы хорошо, если бы он заранее сказал мне, что собирается ехать в дом Ваннека.

Горация приподняла брови:

— Я согласна с тобой, что Колчестер в весьма щекотливом положении. Но для него это не впервые.

— Он хотел снять с себя подозрения и пресечь слухи.

— Боюсь, это непосильная задача, и думаю, он знает это не хуже моего, — сухо сказала Горация. — В свете всегда любили посплетничать о Безжалостном Колчестере. А такая мелочь, как истина, в этом деле вряд ли что-либо изменит.

— Не называйте его Безжалостным.

— Прошу извинения. — Впрочем, тон ее был не извиняющийся, а скорее раздраженный.

Имоджин недоуменно свела брови:

— Тетя Горация! В чем дело?

— Ничего особенного, дорогая, — на сей раз ровным тоном проговорила Горация. — Давай лучше вернемся к тому, с чего начали. Ты говоришь, что Колчестер обнаружил дневник Люси и дал тебе почитать? -

— Да. Я, наверное, закончу читать уже сегодня… Но сомневаюсь, что узнаю еще что-нибудь новое. Бедняжка Люси была страшно увлечена Аластером Дрейком. Она собиралась убежать с ним. Люси мечтала уехать в Италию, где они оба могли свободно жить и любить.

— Полагаю, что и в Италии Люси хотела жить на широкую ногу, как привыкла здесь? — заметила Горация.

— Как выяснилось из ее дневника, Аластер имеет солидный доход.

— Вот как.

— Но он не хотел везти ее в Италию. — Имоджин вспомнила, с каким отчаянием Люси пишет об этом в дневнике. — Она была в полном смятении… Люси очень любила его.

— В самом деле?

— Она пишет, что Ваннек часто приходил в ярость, когда она отказывалась от… выполнения супружеских обязанностей. Несколько раз он брал ее силой. — Имоджин передернула плечами. — Ее можно понять. Однажды она даже пошла на то, чтобы избавиться от ребенка Ваннека. Она пишет, что консультировалась по этому поводу с женщиной в Берд-Лейне, которая оказывает подобные услуги.

— Понятно.

— Я думаю, что Ваннек узнал либо об аборте, либо о ее планах бросить его.

— И, придя в ярость, убил?

— Да. Такова вкратце суть событий, — сказала Имоджин. Но, повторяя это про себя, она то и дело

Возвращалась к словам Ваннека о том, что он совершенно не причастен к смерти Люси.

— Что ж, если Ваннек убил Люси, он заплатил за свое преступление, — сказала Горация.

— Да, но кто убил его? — тихо спросила Имоджин.

— Скорее всего, мы этого не узнаем.

— Боюсь, ты права. — Имоджин некоторое время молча смотрела в окно.

— Тебя что-то беспокоит, дорогая.

— Я уже два дня обдумываю одно предположение, объясняющее поведение Люси, — медленно проговорила Имоджин.

— Что за предположение?

— Мне думается, что Люси была больна.

— Больна?

— Возможно, это одна из разновидностей душевного расстройства. — Имоджин повернулась к Горации и со все возрастающей уверенностью стала объяснять:

— И тогда очень многое становится понятным. Ее безрассудство… Ее отчаяние… Эти странные перепады настроения.

— Ах, Имоджин…

— В этом есть резон, тетя Горация!.. Я подозреваю, что ее дядя был причиной многих страданий Люси. В том числе и таких, о которых она .никогда не признавалась. Ты ведь знаешь, она нередко спасалась у меня от его пьяных приставаний. Должно быть, это не всегда ей удавалось… И возможно, это подействовало на ее рассудок. С годами это усугублялось. И неудивительно, что в Лондоне она была совсем не такой, как в Аппер-Стиклфорде. — Я бы не сказала, чтобы она очень уж изменилась, — усомнилась Горация.

Имоджин пропустила мимо ушей реплику Горации. Со всевозрастающим энтузиазмом она продолжала развивать свою теорию:

— Теперь я понимаю, почему она задумала использовать меня для сокрытия своей связи с Аластером Дрейком… Неужели вы не видите этого, тетя Горация? К тому времени когда я приехала в Лондон, Люси была уже совсем не Люси.

Горация некоторое время пристально смотрела на племянницу.

— Возможно, что ты права, дорогая, — сказала она, наконец.

— Это единственно возможное объяснение, — твердо заявила Имоджин. — Нервы Люси никогда не отличались особой крепостью. Потрясения, связанные сначала с дядей, затем с мужем, тяжело сказались на ней… Так же как и употребление опиума… Да, именно так… Это подействовало и на ее разум. И это все объясняет.

Имоджин испытала умиротворение. Она все-таки не ошибалась в своей подруге! Просто Люси была тяжелобольным и очень несчастным человеком, когда писала о ней в дневнике всякие чудовищные вещи.

Имоджин выпорхнула из кареты и стала подниматься по лестнице, чувствуя, насколько легче сейчас у нее на душе. Совсем в ином настроении ехала она к тете Горации. Конечно, Люси невозможно вернуть, но теплые воспоминания об их дружбе грели сердце Имоджин. Бедняжка Люси! Как она страдала!

Когда Имоджин достигла верхней площадки лестницы, дверь открылась. Перед ней предстал Уфтон:

— Добро пожаловать, мадам.

— Благодарю вас, Уфтон. — Развязывая ленточки шляпки, она приветливо улыбнулась дворецкому. — Милорд в библиотеке?

— Нет, мадам. Его светлости нет дома.

— Нет дома? И где же он? — встревожилась она.

— Он не сказал, мадам.

— Но как же его рана? Он не должен уходить из дома. Уфтон закрыл за Имоджин дверь.

— Его светлость не склонен выслушивать советы в таких делах, мадам.

— Я поговорю с ним, как только он вернется.

— Да, конечно, мадам. — После недолгого колебания Уфтон спросил:

— Вам не потребуется карета во второй половине дня?

Имоджин задержалась и повернулась к Уфтону:

— Нет. Я не планирую выезд. А почему вы спрашиваете?

Уфтон наклонил голову:

— Просто я хотел удостовериться, что вам не понадобится экипаж. Леди Патриция говорила, что она хотела нанести визит леди Линдхерст. И я подумал, не понадобятся ли нам сегодня два экипажа.

— Не понадобятся. — Имоджин улыбнулась и стала подниматься на второй этаж. Она намеревалась до вечера закончить чтение дневника Люси. Теперь, когда Имоджин знала о болезни подруги, она могла смотреть на все бесстрастным, аналитическим взглядом. До этого она впала в меланхолию из-за того, что не правильно истолковала прочитанное.

Открыв дверь в свою спальню, она вошла, бросила шляпу на кровать — и замерла от удивления.

Возле окна стояла Патриция, сжимая в руке дневник. Лицо у нее было изрядно перепуганное.

— Патриция? — Имоджин шагнула к ней. — Черт возьми, что ты здесь делаешь? Зачем ты взяла дневник?!

— Имоджин, простите меня. Я понимаю, вы станете считать меня ужасным человеком, но прошу вас понять: у меня не было выбора.

— О чем ты говоришь, черт побери?

— О проклятии Ратледжа.

— Опять ты несешь вздор о каком-то проклятии!

— Разве вы не видите? Маттиаса едва не убили из-за этого! Я единственный человек, который может положить этому конец, пока еще не поздно.

— Чушь!

— Нет, Имоджин, так оно и есть. Мы договорились не обсуждать этого вопроса, но меня это очень тревожило. Я не могу больше терпеть. Все идет так, как предсказывает надпись на глиняной табличке,

— На какой табличке? — быстро спросила Имоджин.

— У леди Линдхерст есть древние глиняные замарские таблички. На одной из них написано проклятие.

— Не может быть! Успокойся, Патриция. — Имоджин сделала еще один шаг к Патриции, но внезапно остановилась, словно ее осенила мысль. — А какое отношение имеет проклятие Ратледжа к дневнику моей подруги?

— Я услышала, как вы и Маттиас говорили о дневнике. Я знаю, что он взял его в доме Ваннека в тот вечер, когда брата ранили. Именно поэтому он едва не погиб.

— Так что же, по-твоему, произошло? — осторожно спросила Имоджин.

— Разве вы не догадываетесь? Ваннек стал жертвой проклятия Ратледжа, потому что дневник оказался у него. Затем Маттиас взял дневник в его доме и чуть было не погиб, потому что дневник отмечен проклятием. Все, что принадлежало Ратледжу, проклято.

— Господи, Патриция…

— Я не хочу, чтобы это распространялось дальше. Кто-то должен все остановить. Леди Линдхерст изучала замарские проклятия. Она знает, что делать.

— Вздор! — Имоджин подошла к кровати и потянулась за шляпкой. — С меня довольно болтовни о проклятии Ратледжа! Пора положить конец подобным бредовым слухам!

Патриция недоуменно смотрела на то, как Имоджин принялась снова завязывать ленты шляпы:

— Что вы собираетесь делать?

— Разве не ясно? — Имоджин ободряюще улыбнулась. — Я намерена вместе с тобой посетить салон леди Линдхерст. Хочу сама увидеть табличку с проклятием.

Маттиас вернулся домой вскоре после отъезда Патриции и Имоджин. Он искал спасение от гнетущих мыслей в клубе и на аукционе лошадей. Однако даже вид великолепных породистых животных не исправил ему настроения.

Он был одновременно и разочарован, узнав, что Имоджин нет дома, и в то же время испытал некоторое облегчение. Ему хотелось обнять ее, однако он боялся посмотреть ей в глаза. Правды он боялся больше, чем ночных теней. В конце концов, он привык к общению с духами.

Маттиас вошел в библиотеку, испытывая раздражение по поводу противоречивости своих эмоций. Он подумал, что с момента знакомства с Имоджин он пережил множество самых различных чувств и настроений.

Развязав галстук, Маттиас отбросил его в сторону и сел за письменный стол. Открыв толстый том на древнегреческом языке, содержавший упоминания о таинственном острове, он попытался сосредоточиться на чтении. Маттиас был убежден, что упоминаемый остров и есть древний Замар, а стало быть, верны его предположения о существовании торговых связей между древними греками и замарцами.

Однако греческие слова — а по-гречески он читал так же легко, как и по-английски, — прыгали перед глазами. Смысл их ускользал от него. Он вынужден был прочитать абзац второй, затем третий раз, и все же ему с огромным трудом удалось понять прочитанное.

«Говорят, что люди этого отдаленного острова искусны в математике. Они способны вычислить высоту зданий и гор, предсказывают подъем и спад приливов…»

Читать было бесполезно. Он смотрел на текст, а видел перед собой несчастные глаза Имоджин, которая рассказывает ему о том, что она вычитала в дневнике. Казалось, он даже ощущает влагу ее слез. Последние две ночи Маттиас много часов провел без сна. Его мучило предчувствие надвигающейся беды. Беды, которую он накликал себе сам.

Зачем он заставил Имоджин читать дневник? Он снова и снова задавал себе этот мучивший его вопрос, но ответа не находил.

Маттиас закрыл толстый том и провел ладонью по шее. Он испытывал какую-то непонятную усталость. Занимаясь исследованием Замара, он привык пользоваться категориями логики, но не мог понять, что теперь руководит его действиями. Что же с ним все-таки происходит, черт возьми?

Его невеселые размышления были прерваны стуком в дверь.

— Войдите. Появился Уфтон:

— Вас хочет видеть миссис Элибанк, сэр.

— Горация? Интересно, что ей надо? Проси ее, Уфтон.

Горация вошла в библиотеку с гневным выражением на лице. Маттиас еще никогда не видел ее столь грозной. Он медленно и несколько настороженно поднялся из-за стола.

— Милорд!

— Добрый день, Горация. — Он изучающе смотрел на нее, пока она усаживалась в кресло по другую сторону письменного стола. — Уфтон сообщил вам, что Имоджин нет дома?

— Я пришла повидать вас, Колчестер.

— Понятно… Что-то случилось?

— Я не собираюсь ходить вокруг да около, милорд, — ледяным тоном произнесла Горация. — Зачем вы дали читать Имоджин дневник Люси?

— Прошу прощения?

— Вы отлично все слышали. Вы нашли дневник Люси, не правда ли?

— Да.

— И дали его Имоджин… Между тем вы должны были сообразить, что его чтение отнюдь не добавит ей покоя, а даже, наоборот, причинит боль. Так зачем вы дали ей дневник?

За годы жизни Маттиас выработал способность сохранять непроницаемое выражение лица при любых обстоятельствах. Он медленно откинулся в кресле назад.

— Люси была подруга Имоджин. Мне казалось логичным, чтобы она прочитала ее дневник.

— Вздор! Вы дали ей дневник, потому что хотели рассеять ее иллюзии в отношении подруги… Не пытайтесь это отрицать.

Маттиас промолчал.

— Я так и думала. — Подавшись вперед, Горация впилась в него гневным взглядом. — Что вы надеялись выиграть, разрушив в глазах Имоджин привычный для нее образ Люси? Какую жестокую цель преследовали?

— Но именно вы были первым человеком, который сообщил мне, что Люси — совсем не такая прекрасная и благородная подруга, какой ее считала Имоджин. Я самостоятельно навел несколько справок, когда вернулся в город, и получил подтверждение справедливости ваших слов.

— И что из этого?

Маттиас покрутил в руках гусиное перо.

— Всегда разумно смотреть правде в лицо. Разве вы так не считаете? В конечном итоге человеку приходится иметь дело именно с ней.

— Люси была единственным другом Имоджин после смерти ее родителей. Имоджин оказалась бы совершенно одинокой, если бы не Люси… Она имеет право на то, чтобы сохранить о ней добрую память, а возможно, даже иллюзии.

— Люси и этот треклятый Аластер Дрейк использовали Имоджин как ширму, чтобы скрыть свою преступную связь. Вы называете это дружбой?

— Нет, не называю. — Горация прищурилась. — Но какой прок от того, что вы обрушили правду на Имоджин сейчас, когда ничего не изменишь?

— Есть вопросы, связанные со смертью Ваннека, которые требуют ответа. — Маттиас стал сосредоточен но рассматривать кончик пера. — Я полагал, что некоторые из ответов можно отыскать в дневнике Люси.

— Вы могли бы прочитать дневник и сами, милорд. Не было никакой необходимости говорить о нем Имоджин, а тем более с помощью шантажа заставлять ее читать.

В Маттиасе шевельнулось какое-то болезненное чувство, перешедшее в гнев.

— Я вовсе не прибегал к шантажу, чтобы заставить ее прочитать этот злосчастный дневник.

— С моей точки зрения, это шантаж, сэр. Она сказала, что вы угрожали прочитать дневник сами, если она откажется. Она была озабочена тем, чтобы сохранить в тайне то, что написано в дневнике.

— Проклятие, Горация! Я сделал так, как считал нужным! Имоджин должна знать правду о Люси,

— Да полноте! Здесь дело не в правде. В ваши намерения входило вытравить дорогие сердцу Имоджин воспоминания о ее единственной подруге. Сэр, позвольте мне сказать, что вы заслуживаете того, чтобы вас называли Безжалостным Колчестером. То, что вы сделали, свидетельствует о вашей черствости и отсутствии доброты. Я гадала, когда же ваша подлинная натура проявит себя. К сожалению, теперь уже слишком поздно, и невозможно спасти мою племянницу от постигшего ее бедствия — брака с вами.

Гусиное перо разломилось пополам. Маттиас с удивлением посмотрел на половинки пера в руках. Он аккуратно положил их на стол.

— Не приходится сомневаться, вы имеете право на собственное мнение, миссис Элибанк.

— Можно лишь строить предположения относительно ваших мотивов. — Горация поднялась с кресла и посмотрела на Маттиаса сверху вниз. И в этот момент трудно было усомниться в том, что в ее жилах течет голубая кровь и что она в родстве с маркизом. Маттиас также встал. Их взгляды пересеклись.

— У меня нет иных мотивов, кроме как выяснить правду.

— Я ни на секунду в это не поверю. Проклятие, сэр! Ведь я была уверена, что вы любите мою племянницу. Как вы могли поступить с ней таким образом?

Маттиас сжал руку в кулак, повернулся и в сердцах стукнул им по стене.

— Не приходило ли вам в голову, мадам, что мне может надоесть жить с женой во лжи?

Повисла тяжелая пауза.

— Ради Бога, что вы имеете в виду? — тихо спросила Горация?

Маттиас сделал глубокий вдох и взял себя в руки.

— Ничего… Это не важно… До свидания, миссис Элибанк. Уфтон вас проводит.

Некоторое время Горация продолжала смотреть на Маттиаса, затем, не сказав более ни слова, повернулась и направилась к двери.

Маттиас не пошевелился до тех пор, пока за Горацией не закрылась дверь. Затем подошел к окну и долго смотрел в сад.

Наконец-то он нашел ответ на вопрос, который постоянно себе задавал. Теперь он точно знал, почему дневник Люси он отдал Имоджин.

Вовсе не потому, что хотел донести правду о Люси. Он сделал это потому, что чувствовал необходимость в том, чтобы она узнала правду о нем самом.

То, что он сказал Горации в порыве гнева несколько минут назад, было суровой правдой. Он не мог более жить с Имоджин во лжи. Ему нужно знать, сможет ли она любить его, если узнает, что он представляет собой на самом деле. Он должен знать, в состоянии ли она любить Безжалостного Колчестера.

Имоджин была слишком умна, чтобы не понять того, что он открыл ей о себе, когда вынудил прочитать дневник. В конце концов, она была И.А.Стоуном.

Имоджин окинула взглядом участников Замарского салона, сидевших полукругом вокруг элегантной хозяйки. Бросалось в глаза, что, за исключением Селены и самой, это были совсем еще юные леди. Имоджин рискнула предположить, что ни одной из присутствующих нарядных девушек не было и девятнадцати. Для многих это был их первый сезон.

Селена, одетая в голубое платье, отделанное голубыми же розами, учтиво улыбалась гостям, пока экономка подавала чай.

Имоджин подумала, что ранее она видела Селену только издалека и лишь при вечернем освещении.

Не секрет, что свет свечей в большей степени льстит женщине, нежели солнечный. Имоджин с удивлением отметила, что к Селене солнце было даже более беспощадно, нежели к другим. Женщина, которую называли Ангелом, выглядела сейчас грубее и холоднее, чем могла ожидать Имоджин. А ее небесно-голубые глаза напоминали не столько ясное небо, сколько холодные сапфиры.

Хозяйка салона оказывала явно гипнотическое воздействие на своих гостей, которые возбужденно переговаривались и хихикали, ожидая сигнала Селены к началу обсуждения.

Селена вела себя словно королева из волшебной сказки. Сама обстановка способна была создать впечатление, что здесь обсуждаются по меньшей мере глобальные философские проблемы и основы мироздания. Рядом с хозяйкой на столе возвышалась внушительная стопа фолиантов в кожаных переплетах. Неподалеку находился деревянный ящик с образцами древних гончарных изделий и флаконов из стекла. Кроме того, на столе стояла задрапированная черным бархатом шкатулка, на которую все то и дело бросали любопытные взгляды. Отдельные предметы или их фрагменты, не отличающиеся, по мнению Имоджин, особой ценностью, были с нарочитой небрежностью разложены по всей гостиной. Возле окна возвышалась весьма неважная копия статуи Анизамары.

Патриция наклонилась к Имоджин и, до предела понизив голос, сообщила:

— Леди Линдхерст хранит табличку, на которой написано проклятие, в той бархатной шкатулке. Она говорит, что это самое ценное в ее коллекции.

— Понятно. — Имоджин внимательно оглядела шкатулку, пока экономка подавала ей чай.

Селена элегантно хлопнула в ладоши, и в гостиной установилось благоговейное молчание. Она холодно улыбнулась Имоджин:

— Леди Колчестер, ваш приход для меня приятный сюрприз. Я рада видеть вас вместе с нами. Могу я спросить, чем вызван ваш интерес к нашему скромному собранию?

— Просто любопытством, — ответила Имоджин. — Леди Патриция рассказывала мне, как ей нравится ваш Замарский салон.

— Мы едва ли в состоянии конкурировать с открытиями и исследованиями вашего столь эрудированного мужа, — пробормотала Селена. — Насколько мне известно, граф Колчестер полагает, что салоны вроде моего посещают исключительно любители и дилетанты.

— Я не задержусь долго. — Имоджин поставила на стол чашку с чаем. — Леди Патриция говорила, что вы изучаете проклятие Ратледжа.

— Верно. — Селена сверкнула глазами в сторону Патриции. В этом взгляде можно было прочитать раздражение и гнев. Впрочем, уже через мгновение Селена надела маску холодной любезности. — Хотя эти исследования следовало бы держать в тайне.

Патриция напряглась и бросила тревожный взгляд на Имоджин.

Имоджин нахмурилась:

— Вы не должны ругать Патрицию. Я случайно узнала об этом сегодня. Вы ведь знаете, что у меня особый интерес к Замару.

— Вы намекаете на Великую печать королевы и карту, которую вам по завещанию оставил дядя, — с фальшивой улыбкой проговорила Селена.

— Да. Но сейчас, когда я замужем за Колчестером Замарским, мои интересы выходят за пределы этой печати. Я хотела бы посмотреть на глиняную табличку, на которой написано так называемое проклятие Ратледжа. Как я понимаю, оно в этой бархатной шкатулке.

Звенящая тишина установилась в гостиной. Юные члены салона обменялись смущенными взглядами. По всей видимости, они не привыкли к тому, чтобы кто-то бросал вызов авторитету Селены.

На лице Селены отразилась нерешительность. Но затем она, слегка пожав плечами, сказала:

— Поскольку вы здесь, вы можете посмотреть на эту табличку. Но должна предупредить, что проклятие написано на замарском языке. Лишь несколько человек во всей Англии способны расшифровать его.

— Я в курсе дела. — Имоджин поднялась со стула, сделала два больших шага по направлению к столу и открыла крышку бархатной шкатулки, прежде чем кто-либо из присутствующих осознал ее намерения.

Кто-то из молодых леди ахнул, видя, что Имоджин опустила в шкатулку руку.

Селена прищурилась, глядя на Имоджин, извлекающую глиняную табличку.

— Слухи об эксцентричных манерах вашего отца, как я вижу, справедливы, — проговорила она.

Имоджин не удостоила ее ответом. Она впилась глазами в массивную табличку.

— Подумать только, это замарский подлинник.

— А что вы ожидали здесь увидеть? — раздраженно сказала Селена.

— Я бы не удивилась, если бы обнаружила подделку. Но табличка в самом деле из Замара.

— Благодарю вас за высказанное мнение, — холодно сказала Селена. — А сейчас, если вы уже осмотрели…

— Но я еще не осмотрела. Табличка действительно из Замара. Впрочем, ничего удивительного. Я знала, что сейчас модно иметь одну-две подлинных вещицы в своей коллекции. Но надпись на ней — никакое не проклятие.

— Прошу прощения, — огрызнулась Селена.

— Боюсь, что вас ввели в заблуждение, леди Линдхерст.

Селена пришла в ярость, лицо ее вспыхнуло.

— Да откуда вам знать, какой смысл скрывает эта надпись?

— Я умею читать замарские надписи — как формальные, так и неформальные, — Имоджин холодно улыбнулась. — Это было бы даже смешно, если бы некоторые люди не восприняли слухи о проклятии всерьез.

— Смешно? Что вы хотите этим сказать? — прошипела Селена.

— Надпись на табличке не что иное, как счет за покупку, — сообщила Имоджин. — А если точнее, здесь зафиксирован обмен двух мер пшеницы за одного вола.

— Это ложь! — Селена вскочила на ноги. — Голос ее возвысился до визга:

— Да откуда вам знать, что написали в Замаре?

Послышался шум в дверях. Все повернули головы и увидели стоящего на пороге Маттиаса.

— Моя жена читает замарские письмена так же свободно, как и я, — спокойно сказал он.

Имоджин резко обернулась, и ее ридикюль, который болтался на сатиновом шнуре, описал дугу и сбил чайную чашку на пол. Сидевшие поблизости леди с криками вскочили на ноги.

— Колчестер! — улыбнулась Имоджин. — Я не видела тебя. Может, ты выскажешь свое мнение об этой злосчастной надписи?

Маттиас элегантно наклонил голову, выражая удовлетворение и явное уважение.

— Твой перевод абсолютно правилен. Это деловой документ древнего Замара, Иначе говоря, счет за покупку.

 

Глава 17

Маттиас поднялся в карету и сел на сиденье напротив Имоджин и Патриции. Он задумчиво посмотрел на парадную дверь дома Селены, когда экипаж тронулся в путь. Он впервые ступил на порог дома Ангела. У него было такое ощущение, словно он вытащил Имоджин и Патрицию из липкой паутины.

— Какой сюрприз, милорд! — бодрым тоном сказала Имоджин. — Что заставило тебя отправиться на поиски? Что-нибудь случилось?

— Нет. — Маттиас откинулся на спинку и повернул лицо к жене. Он внимательно всмотрелся в нее, пытаясь обнаружить следы меланхолии, гнева или негодования.

Но ничего подобного он не увидел. Более того, Имоджин, как и прежде, пребывала в отличном расположении духа. Темные круги под глазами чудесным образом исчезли. По-видимому, она оправилась от удара, который он ей нанес, заставив читать дневник.

Патриция перевела взгляд с Имоджин на Маттиаса. В глазах ее светились удивление и одновременно надежда.

— Так, значит, надпись на табличке — это счет за покупку и ничего больше?

Имоджин похлопала по затянутой в перчатку руке Патриции.

— Да, именно так. Большинство замарских табличек, которыми модники любят украшать свои кабинеты и библиотеки, — просто фиксация деловых сделок замарцев. — Она перевела взгляд на Маттиаса. — Я не ошибаюсь, Колчестер?

— Нисколько, — ответил Маттиас и, обращаясь уже к Патриции, добавил:

— Могу тебя заверить, что Имоджин — эксперт по замарским письменам. Я видел символы пшеницы и волов. Табличка явно не содержала никакого проклятия.

— Не понимаю, — шепотом сказала Патриция. — За последнее время произошло столько кошмарных событий! Дуэль… Смерть Ваннека… А два дня назад вас едва не убили… Я была уверена, что леди Линдхерст права, говоря о том, что действует проклятие Ратледжа.

— Проклятие Ратледжа — чистейший вздор, — заявил Маттиас. — Его придумали тупоголовые дилетанты из Замарского общества после того, как до них дошла весть о смерти Ратледжа в лабиринте. Остается только надеяться, что светскому обществу скоро надоест древний Замар и оно снова переключится на Египет.

— Вряд ли, — усомнилась Имоджин. — Разве может Древний Египет соперничать с древним Замаром? И кроме того, о Египте мы знаем почти все.

Однако Маттиас с этим не согласился:

— Не уверен. Если кому-либо удастся расшифровать надписи на черной базальтовой глыбе, известной как камень Россета, интерес к Древнему Египту возродится с новой силой.

Имоджин наморщила нос:

— Я никогда не променяю чудеса Замара на Египет.

— Ты верна Замару, дорогая, — негромко проговорил Маттиас.

Не поднимая глаз, Патриция сказала:

— Леди Линдхерст говорила, что умеет читать замарские письмена и может прочитать надпись на глиняной табличке… Зачем ей понадобилось лгать?

— Леди Линдхерст — большая любительница закулисных игр. — Маттиас произнес это, не скрывая своего отвращения. — И отныне тебе следует держаться подальше от нее.

Патриция передернула плечами:

— У меня больше нет никакого желания посещать ее салон.

— Патриция, я хотела спросить тебя вот о чем, — с внезапной озабоченностью проговорила Имоджин. — Это была твоя идея — принести дневник Люси в салон?

Маттиас похолодел:

— Дневник? Что произошло с дневником?

Патриция, напуганная его тоном, поспешила сказать:

— Я приношу извинения. Я думала, что действую во благо.

Маттиас открыл было рот, чтобы потребовать объяснений, но Имоджин еле заметным движением головы призвала его к молчанию. Он невольно подчинился. Ему уже и раньше приходило в голову, что методы общения Имоджин с Патрицией были более эффективны, нежели его.

Имоджин улыбнулась Патриции:

— Все понятно. Никакого вреда ты не нанесла. Я просто интересуюсь — ты говорила кому-нибудь о том, что у нас… гм… появился дневник?

Маттиас оценил, насколько деликатно Имоджин выразилась, ибо здесь можно было употребить и слово «кража».

— Ну что вы! — заверила ее Патриция. — Я никому об этом не говорила.

— Никто не предлагал тебе принести сегодня дневник в салон леди Линдхерст? — не спуская глаз с Патриции, спросила Имоджин.

Патриция энергично затрясла головой:

— Нет, конечно. Откуда кто-то мог узнать, что Маттиас взял его в доме лорда Ваннека?

— Да, это верно, — ровным голосом проговорила Имоджин. — Кроме нас троих, об этом никто не мог знать.

Было видно, как Патриция расслабилась после этих слов.

— Я решила, что должна передать дневник леди Линдхерст, после того как получила записку от одной из подруг.

Эта новость буквально всколыхнула Маттиаса. Имоджин не успела сказать ни слова, как он обрушился на Патрицию с вопросами:

— Кто-то прислал тебе записку? В ней упоминался дневник? И кто же написал эту записку?

— Я… н-не знаю. Записка, которую я получила утром, была без подписи, — испуганно проговорила Патриция. — Но на ней была секретная печать, которой пользуются члены салона, когда переписываются друг с другом.

— Секретная печать? — Маттиас поморщился. — Что за вздор? Какого черта ты не показала мне эту записку? Когда ее принесли? Ты узнала, чей это почерк?

Патриция забилась в угол кареты и посмотрела на Имоджин умоляющим взглядом.

Имоджин сверкнула на Маттиаса глазами:

— Терпение, милорд. Не надо запутывать дело.

— Проклятие! — Маттиас горел желанием поскорее добиться от Патриции ответов. Но поскольку Имоджин считала, что надо действовать иначе, он переключился на нее:

— Только не ошибитесь, мадам. Я намерен выяснить, что же все-таки происходит.

— Я знаю, что ты этого хочешь и имеешь право знать, — твердым тоном проговорила Имоджин, — Но мы быстрее достигнем цели, если ты позволишь мне обсудить вопрос с твоей сестрой спокойно, без нервов.

Маттиас застучал пальцами по стенке кареты. Имоджин была права, и он понимал это.

— Хорошо. Продолжайте, — пробормотал он. Имоджин повернулась к Патриции:

— Не обращай на него внимания. Мужчины всегда склонны проявлять нетерпение… Стало быть, ты говоришь, что получила записку. В ней упоминался дневник?

— Конечно же, нет. — Патриция выглядела озадаченной. — Откуда кто-то мог узнать, что он у нас?

— В самом деле, — сухо сказал Маттиас. — Может быть, ты написала что-нибудь своим подругам по салону? Скрепив это секретной печатью, разумеется…

На глазах Патриции блеснули слезы.

— Я ведь только что сказала, что не говорила о дневнике ни одной живой душе.

Имоджин снова метнула на Маттиаса суровый взгляд:

— Милорд, если у вас есть хотя бы половина здравого смысла, которым я наградила вас в своих представлениях, вы не должны перебивать нас.

Маттиас сжал зубы и замолчал.

Имоджин ободряюще улыбнулась Патриции:

— Теперь расскажи нам о записке, которую ты получила.

Патриция настороженно посмотрела на Маттиаса, очевидно, опасаясь, что он снова возобновит свои агрессивные попытки выудить из нее информацию, потом перевела взгляд на Имоджин:

— В записке говорилось, что мы должны бояться проклятия Ратледжа, которое может пасть на дом одного из членов Замарского салона. Я сразу поняла, что последней жертвой проклятия стал Маттиас.

— Вполне логичный вывод, — сказала Имоджин. Маттиас бросил на нее выразительный взгляд, однако от комментариев воздержался.

— Что еще было в этой записке? — быстро спросила Имоджин.

— Только то, что тот, кто владеет каким-либо предметом, принадлежавшим Ваннеку, может оказаться в большой опасности. — После короткой паузы Патриция добавила; — Дело в том, что проклятие распространяется на все, чем владел Ваннек.

— Не очень тонко сработано, — презрительно заметил Маттиас. — Черт побери, кто-то знает о дневнике.

Имоджин снова бросила на него предостерегающий взгляд и возобновила свой деликатный допрос:

— И ты сразу вспомнила, что в доме есть нечто принадлежавшее Ваннеку? То есть дневник?

— Да. — Патриция выглядела озадаченной. — Я знала, что никто — ни вы, ни Маттиас — не поверит мне, если я попытаюсь рассказать о проклятии… Я должна была что-то делать… Маттиаса едва не убили… Кто знает, на кого следующего падет проклятие? Я решила, что леди Линдхерст подскажет, что делать с дневником, потому что она эксперт по древнему Замару и верит в проклятие Ратледжа.

— Черт побери! — пробормотал Маттиас. — Ни в чем, кроме разве что моды, она экспертом не может быть.

Имоджин не спускала глаз с Патриции:

— Я понимаю твое желание действовать, но твой брат совершенно прав. Проклятие Ратледжа — чистейший вздор. Боюсь, что леди Линдхерст вела какую-то неблаговидную игру с тобой, да и с другими членами салона.

Патриция вздохнула:

— Но, Имоджин, я не понимаю… Если нет никакого проклятия, то как объяснить все события последних дней?

— Совпадением, — не задумываясь ответила Имоджин. — Они случаются постоянно.

— Совпадением здесь и не пахнет, — сурово произнес Маттиас двадцать минут спустя, войдя вслед за Имоджин в библиотеку. — Все гораздо серьезнее, нежели просто совпадение, и ты прекрасно это понимаешь.

— Конечно, Маттиас, но я не считала нужным возбуждать тревогу у Патриции. — Имоджин посмотрела на закрытую дверь библиотеки и сняла шляпу и перчатки. — Она и без того обеспокоена. А если принять во внимание ее фамильную черту — болезненное воображение, то лучше всего не давать ей пищи для страхов.

— Мне кажется, что в нынешней ситуации есть веские основания для самых ужасных предположений. — Маттиас уселся в кресло за письменным столом и некоторое время наблюдал за женой, которая расхаживала по комнате. — Что ты думаешь обо всем этом? — Я не вполне уверена… Ясно одно: дневник Люси для кого-то очень важен.

Маттиас сощурил глаза и высказал предположение:

— Селена?

— Вполне возможно. — Имоджин, похоже, поняла его с полуслова. — В конце концов именно она придумала это пресловутое проклятие Ратледжа.

— Зачем он ей нужен?

— Не имею понятия… Насколько я знаю, Люси и Селену связывало лишь шапочное знакомство. Люси почти никогда о ней не говорила.

— Да, действительно…

Имоджин бросила короткий, пронзительный взгляд на мужа:

— Нет ли здесь связи с…

— Ты имеешь в виду вечер и наши памятные объятия в саду?

Щеки Имоджин слегка зарумянились.

— Да, именно… Ты настоял после этого на помолвке.

— Я не настоял бы на помолвке только из-за объятий, как бы сладостны они ни были.

— Ты настоял на этом, потому что нас увидели Селена и Аластер Дрейк.

— Именно. Может, мы и не очень далеко продвинулись, тем не менее это весьма интересная деталь, не правда ли?

— Но это было простое совпадение, что они оказались вдвоем в тот момент в саду и застали нас… гм… в такой… — Имоджин кашлянула, — в такой компрометирующей ситуации.

— Как я уже говорил тебе, во всей этой истории я не склонен верить в совпадения.

— Ну хорошо. Давай сделаем некоторые предположения. — Имоджин заложила руки за спину и вновь зашагала по библиотеке. — Кто-то знает, что ты унес дневник из дома Ваннека. Этот неизвестный попытался вынудить Патрицию принести дневник в салон. Таким незнакомцем могла бы быть и Селена, хотя непонятно, чем ей интересен этот дневник и как ей вообще стало известно о том, что он у нас.

— Возможно, какой-то человек, которому это известно, тоже участник салона.

Имоджин покачала головой:

— Маловероятно. Ты видел, Маттиас, что это юные девушки в возрасте Патриции и даже моложе. Для большинства из них это первый сезон в обществе. Три года назад они еще были совсем девочками, и никто из них не был знаком с Люси.

— Может быть, кто-то из родственников этих юных леди?

— Возможно. — Имоджин нахмурила брови. — Но тоже маловероятно. Все упирается в ту самую проблему. Каким образом кто-то из них мог узнать, что ты взял дневник из кабинета Ваннека?

— Ты забываешь, что в доме Ваннека помимо меня в тот вечер были двое, — заметил Маттиас. — Я не видел их лиц, потому что они были скрыты. Но меня они наверняка видела.

— Боже мой, ты прав!

— Возможно, они решили, что я охочусь за дневником, просто потому, что сами за ним охотились, — продолжал рассуждать Маттиас. — Для них он был весьма ценным, и, видимо, они сделали вывод, что я тоже рассматриваю его как очень важный документ.

— Хотя ты не имел об этом понятия…

— Я пришел в дом вовсе не для того, чтобы найти какую-то конкретную вещь, однако те двое могли не знать об этом. Я взял этот злосчастный дневник только потому, что стало ясно: Ваннек его намеренно упрятал. — Поколебавшись, Маттиас добавил:

— И еще потому, что он принадлежал твоей подруге.

— У тебя удивительная способность обнаруживать спрятанное, — задумчиво проговорила Имоджин.

— У каждого из нас есть свои маленькие таланты… Эта способность мне здорово помогала в Замаре. — Маттиас погрузился в молчание. Почувствовала ли Имоджин, что он недоговаривает? Он взял дневник не только потому, что тот был хорошо упрятан, и не потому, что дневник принадлежал Люси. Он взял его потому, что знал: дневник имеет отношение к его судьбе.

Впрочем, Имоджин в этот момент занимала конкретная проблема, а не окрашенные мистикой мысли Маттиаса о причинах его поступка и влияния этого поступка на его судьбу.

— Те два негодяя, которые напали на тебя, должно быть, вернулись в дом после твоего ухода, — предположила Имоджин. — Когда им так и не удалось найти дневник, они сделали вывод, что ты нашел и забрал его.

— Они могли просто прятаться возле дома и видеть, как я нес дневник. Луна светила довольно ярко в тот момент.

— Не знаю, Маттиас. Все это кажется бессмысленным, если… Если в дневнике нет чего-то сверхважного. Но что там может быть такого уж важного? Ваннек был единственным человеком, которого могла интересовать и беспокоить связь Люси с Аластером Дрейком. Сейчас, по прошествии трех лет, никого другого это не может интересовать.

Маттиас нашел в себе силы задать вопрос:

— А ты уже закончила чтение дневника?

— Почти что. — Она посмотрела в окно. — Я читаю медленно… Некоторые записи мне больно и тяжело читать.

Маттиас взял в руки нож, которым чинил гусиные перья, и стал вертеть его в руках.

— Имоджин, ты, наверно, этому не поверишь, но я очень сожалею, что заставил тебя читать этот злополучный дневник.

— Чепуха! — Она ободряюще улыбнулась ему. — Ты сделал то, что считал правильным. Нам нужно знать, почему для кого-то дневник так много значит.

Маттиас бросил нож на стол.

— Ты просто удивительный человек! Потрясающе удивительный! Господи, неужели ты не можешь должным образом отреагировать, столкнувшись с правдой? Ведь ты все-таки И.А-Стоун.

Она резко остановилась среди комнаты и ошеломленно уставилась на него:

— В чем дело? Что вас так рассердило, милорд?

— Как можно быть столь дьявольски умной и проницательной в одном отношении и столь непроходимо наивной в другом?

Имоджин как-то странно улыбнулась:

— Разве ты не заметил, что я не так наивна, как ты считаешь, Маттиас? Просто я смотрю на истину несколько под другим углом.

— Истина может быть лишь одна в каждой конкретной ситуации.

— Я с этим не согласна, милорд. Достаточно вспомнить, как мы спорили в журнале по некоторым вопросам замарской истории. Мы оба переводили письмена идентично, однако смысл в это вкладывали различный. Два взгляда на одну и ту же истину.

— Неужели ты не понимаешь? — проговорил Маттиас. — Сейчас это не имеет никакого отношения к древнему Замару. И раз уж мы спорим об истине, давай проясним одну вещь.

— Какую именно?

Маттиас ужаснулся тому, что он делает. Надо немедленно остановиться, подумал он. Он будет законченным дураком, если скажет хотя бы еще одно слово. У него пока что есть возможность без поражения выйти из этой истории с дневником. Он должен поблагодарить судьбу за то, что родился под счастливой звездой, и прекратить рубить под собой сук.

Имоджин убедила себя, что он дал ей читать журнал потому, что не было другого выхода. Если у него есть здравый смысл, надо позволить ей пребывать в этом заблуждении. Несусветная глупость — отталкивать свою судьбу. И все же он был не в силах остановиться и прыгнул в яму, которую сам себе вырыл.

— Неужели ты не понимаешь: мне было известно, что ты могла вычитать в дневнике о характере Люси, — сказал Маттиас.

— У тебя были свои представления о Люси, основанные на давних сплетнях. Ты предполагал, что они совпадут с моими после чтения дневника.

— Дело не в моих представлениях. Тебе было больно читать то, что она написала. Черт побери, я видел твои слезы, Имоджин.

Она наклонила голову и некоторое время задумчиво смотрела на него.

— Тетя Горация тоже сегодня впервые призналась, что она знала о странном поведении Люси.

— Странном поведении? — Маттиас невесело засмеялся. — Очень деликатно сказано. Это была безжалостная шлюха.

— Я дружила с ней семь лет до того, как она уехала в Лондон… Не отрицаю, что после отъезда из Аппер-Стиклфорда в ней произошли некоторые изменения.

— Изменения?

— Признаюсь, что меня обеспокоило и огорчило, когда она перестали мне писать. Но я думаю, что причина была в замужестве.

Что-то в ее голосе насторожило Маттиаса.

— Ты изменила свое мнение? Ты больше не считаешь, что Ваннек виновен в ее несчастье?

— Ваннек во многом виноват, — заверила его Имоджин. — Но сейчас я полагаю, что у Люси были и другие проблемы.

— Черт побери, что ты хочешь сказать?

— Я много размышляла над тем, что прочитала в ее дневнике. И как уже сказала Горации, я пришла к выводу, что Люси была больна.

— Больна? — ошеломленно спросил Маттиас.

— Я полагаю, что у нее было душевное расстройство. Она всегда была легковозбудима. Временами ее одолевали приступы меланхолии. А после замужества перепады настроения у нее стали еще более ярко выраженными. Характер ее записей в дневнике подтверждает это. И к тому же она была безумно увлечена Аластером Дрейком.

Маттиас смотрел на Имоджин и не верил собственным ушам.

— То есть, если я правильно тебя понимаю, ты сделала вывод, что Люси — сумасшедшая?

— Не совсем в том смысле, который мы вкладываем, говоря о несчастных обитателях Бедлама. У нее не было галлюцинаций, она не слышала голосов… Ее записи в дневнике свидетельствуют о ее здравом рассудке. Но в то же время я чувствую, что с ней что-то не в порядке.

Страсть к Дрейку, сжигавшая ее, мне кажется… — Имоджин замялась, очевидно, подыскивая нужное слово, — нездоровой.

— Она совершала адюльтер, — насмешливо заметил Маттиас. — Может быть, ее беспокоило именно это? Ведь она не родила Ваннеку наследника. Он бы взбесился, если бы узнал о ее неверности. Порядочные светские жены сначала одаривают своего супруга наследником и уж только после этого вступают в незаконную любовную связь.

— Нет, здесь кроется не только боязнь того, что Ваннек узнает об их связи. Она домогалась Аластера Дрейка с такой настойчивостью, которая кажется противоестественной. Она пришла в ярость, когда он не согласился с ней бежать.

Маттиас встал из-за стола:

— Если я стану и дальше слушать этот лепет, то, боюсь, как бы сам не сошел с ума… Имоджин, ко мне сегодня приходила твоя тетя.

— Тетя Горация нанесла тебе визит? — удивилась Имоджин. — Как странно… Я была у нее сегодня утром. Она не упоминала о том, что собирается навестить тебя.

— Не сомневаюсь в том, что твой визит к ней и явился причиной ее визита сюда. — Маттиас почувствовал, как ему сводит челюсть, — результат напряжения в каждой мышце лица. — После твоего разговора с ней она сразу все поняла в отличие от тебя…

— Не понимаю.

— Но это так очевидно! — Маттиас положил руки на поверхность стола. Он чуть подался вперед и заставил себя взглянуть Имоджин в глаза. — Я вынудил тебя прочитать дневник Люси, потому что хотел, чтобы ты узнала кое-какие факты о своей так называемой подруге. Я хотел, чтобы ты увидела, что она собою представляла. Да простит меня Бог, я практически с помощью шантажа заставил тебя прочитать эту злосчастную тетрадь, хотя и понимал, как тебе будет больно, когда ты узнаешь правду. Я поступил весьма жестоко.

Имоджин не мигая смотрела ему в глаза:

— Я ни за что не поверю этому.

— Черт побери, но это правда! — свирепо сказал Маттиас. — Взгляни на меня, Имоджин! Посмотри правде в глаза. Ты должна осознать, что, давая тебе дневник Люси, я тем самым продемонстрировал, насколько я безжалостен.

— Маттиас…

— В тот день, когда мы впервые встретились, ты сказала, что я вовсе не такой, каким ты меня представляла. — Маттиас продолжал безотрывно смотреть жене в глаза. — Ты даже не подозревала, насколько ты была права.

В библиотеке повисло молчание.

Внезапно комната наполнилась духами. Они окружили Маттиаса, ухмылялись, подмигивали ему пустыми глазницами. Их беззвучный смех зазвенел в его ушах.

Зачем разрушать ее иллюзии? Они хорошо служили тебе, разве не так? Ты не колеблясь решился согреть свою заледенелую душу жаром ее нежной страсти. Тебе нравилось видеть свой фальшивый образ в ее глазах. Почему бы тебе не оставить все так, как есть? А сейчас ты все разрушил.

Маттиас и без духов знал, что он глупец. Но теперь пути назад не было. Он сказал Горации правду сегодня утром. Он не может жить во лжи. Во всяком случае, с Имоджин.

— Что вы пытаетесь мне втолковать, милорд? — осторожно спросила Имоджин.

— Не надо прикидываться, будто ты не понимаешь. Меня зовут Безжалостным Колчестером вполне по праву. Я заслужил это имя, Имоджин. Я никакой не добрый, благородный и возвышенный, каким ты меня считаешь. Я не отличаюсь какой-то особой чувствительностью или утонченностью чувств. И я доказал это, заставив тебя прочитать дневник Люси. Добрый, заботливый муж не вынуждал бы жену узнавать правду о женщине, которую она когда-то называла своей подругой.

Должно быть, целую вечность Имоджин сверлила его лицо глазами. А затем вдруг улыбнулась. Улыбнулась улыбкой Анизамары. И в этой улыбке угадывалось тепло солнца.

— Боюсь, что ты все воспринял слишком серьезно, Колчестер, — сказала Имоджин. — Подозреваю, что подобное можно ожидать только от человека исключительно тонкой организации.

— Слишком серьезно? — Маттиас вышел из-за стола и сжал ее за плечи. — Да что с тобой происходит? Какое зеркало тебе требуется, чтобы ты увидела, что я собой представляю?

Дрожащими пальцами она коснулась его щеки:

— Я тебе уже объяснила, что ты и я видим истину не обязательно в одном и том же свете.

Он еще крепче сжал ее плечи:

— Какую же истину видишь ты, когда смотришь на меня?

— Я вижу… Главное, что я вижу: мы во многом очень похожи друг на друга.

— Да нет же, мы сильно отличаемся друг от друга.

— Ты как-то сказал мне, что нас роднят страсть и Замар… если ты помнишь.

Смесь отчаяния и надежды отразились на его лице.

— Нас роднят эти вещи, но они не в состоянии сделать нас одинаковыми.

— Ага, вот в этом вы ошибаетесь, милорд. — Глаза Имоджин вдруг заблестели. — Вы человек, гордящийся своей приверженностью логике, так давайте логично рассуждать. Возьмем вначале страсть. Тут все говорит само за себя, не правда ли? Я никогда ни с кем не чувствовала то, что чувствую с вами.

— А вы и не спали ни с кем другим. Откуда вам знать, что вы почувствовали бы с другим мужчиной? Он с трудом выговорил эти слова. Это было невыносимо — представить Имоджин в объятиях кого бы то hi было другого.

— Замолчите, милорд! — Она прикрыла ему рот ладонью. — Мне не требуется заниматься любовью с другим, чтобы знать: то, что мы испытываем друг с другом, — совершенно уникально… Но довольно об этом. Давайте перейдем к вопросу о нашем общем интересе к Замару.

— Вы полагаете, что наш общий интерес к древнему Замару связывает нас в каком-то метафизическом плане? Мадам, вы слишком начитались Кольриджа и Шелли. Известны сотни членов Замарского общества, которые разделяют наш интерес. Смею вас уверить, я не считаю, что связан с ними каким бы то ни было образом. Да мне сто раз наплевать — увижу ли я кого-то из них до конца жизни, или нет!

— Маттиас, неужели ты не понимаешь? Наши души объединяет не изучение Замара. Дело в том, что мы оба пытаемся раскрыть его тайны по одной и той же причине.

— И что же это за причина?

Имоджин поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его губам.

— Мы ищем спасения от одиночества.

Маттиас лишился дара речи. Пронзительная правда этого простого наблюдения поразила его, словно заря на затерянном и забытом острове Замар. И внезапно все стало до неестественности четким и ясным.

Он вел свои поиски, чтобы сдержать натиск духов. Ему не приходило в голову, что Имоджин тоже может сражаться со своими собственными мучительными призраками из прошлого.

— Разве ты не понимаешь? — тихо добавила Имоджин. — Разгадывание тайн древнего Замара заполнило пустоту в жизни каждого из нас. Это рождало цель, желание достигнуть ее и это рождало… страсть. Что бы мы делали без Замара?

— Имоджин… — Маттиас замолчал, ибо почувствовал, что в горле стоит ком.

— Я знаю, что такое для тебя Замар, Маттиас, потому что для меня он — то же самое. И я в огромном долгу перед тобой, который вряд ли когда-либо оплачу, потому что ты сделал то, что я не смогла бы никогда сделать. Ты нашел затерянный остров… Твои исследования и публикации открыли двери, которые я была не в силах открыть. Ты, должно быть, никогда этого не поймешь. Твои работы донесли великую тайну до Аппер-Стиклфорда. Я с головой погрузилась в разрешение загадки Замара.

Маттиас наконец-то обрел голос:

— Но этого недостаточно.

— Ты сам сказал, что этого достаточно. Ты сказал, что это гораздо более подходящая основа для брака, чем та, которая есть у большинства.

— Я хочу сказать, что этого недостаточно, чтобы объяснить, почему ты наделила меня благородством, которым я не обладаю. Наверняка ты вышла за меня замуж не потому, что я открыл древний Замар. Представь, если бы после второй экспедиции вернулся бы не я, а Ратледж? Если бы это он открыл для тебя двери? Ты вышла бы замуж за него?

Имоджин сделала гримасу:

— Конечно же, нет. Я уже объясняла, почему я вышла за тебя замуж. Я люблю тебя.

— Ты сказала это лишь потому, что надо мной нависла опасность быть убитым на дуэли. У тебя было смятение чувств… страх.

— Вздор!

— И — прости меня, Господи! — я воспользовался твоим состоянием и принудил тебя к браку.

— Как вы смеете, сэр? Ничего подобного не было! Я полностью отдавала себе отчет в своих действиях, когда согласилась на брак! Сколько раз объяснять, что у меня очень крепкие нервы? И не было никакого смятения! Просто я любила вас тогда и люблю сейчас.

— Но, Имоджин…

Она прищурила глаза:

— Ты самый упрямый мужчина, которого я когда-либо встречала! Уму непостижимо, что я стою перед тобой и пытаюсь убедить тебя в своих чувствах! Можно подумать, что мы спорим по поводу какого-то туманного места в замарском свитке!

— Я прихожу к выводу, что твоя любовь ко мне еще более необъяснима, чем многие тайны древнего Замара, — сказал, не спуская с жены глаз, Маттиас.

— Некоторые истины нужно просто-напросто принимать, потому что они самоочевидны, милорд. Любовь — одна из таких истин. Я даю тебе любовь. Ты берешь ее или отвергнешь?

Маттиас смотрел в ясные голубовато-зеленые глаза и не видел никаких духов. — Возможно, я упрям, но не глуп. Я принимаю твой дар. Видит Бог, он ценнее всего того, что я нашел в библиотеке древнего Замара. Обещаю тебе беречь и защищать этот дар.

Она улыбнулась ему загадочной улыбкой, в которой, казалось, были заключены все тайны прошлого, настоящего и будущего.

— Я не отдала бы тебе свою любовь, если бы не верила в то, что ты сумеешь уберечь ее.

Он не стал тратить время на разгадку тайн этой женственной улыбки. Он просто заключил Имоджин в объятия и прижался губами к ее губам.

 

Глава 18

Имоджин услышала громкий стон и поняла, что он вырвался из груди Маттиаса. Он поднял ее на руки, донес до дивана и положил на шелковые подушки. Она прочитала в его глазах страсть н желание.

Имоджин выглядела несколько испуганной — и в то же время заинтригованной.

— Маттиас, ты что задумал? Неужели ты… собираешься заниматься любовью прямо здесь? Прямо сейчас?

— Я часто сидел в кресле за письменным столом и представлял, как ты лежишь обнаженная на этом диване. О, это было такое мучение!

— Боже мой!

— Я ждал, когда же мои фантазии смогут осуществиться. — Маттиас сел рядом с Имоджин на диван и положил руку ей на бедро. — Кажется, этот день настал,

— Но сейчас середина дня и мы в библиотеке! Расстегивая платье Имоджин, Маттиас куснул ее за мочку уха.

— Древние замарцы часто занимались любовью днем.

— Правда?

— Уверяю тебя. — Маттиас спустил лиф платья. — Могу сослаться на авторитетные документы.

— Ты сам наивысший авторитет по вопросам древнего Замара.

— Счастлив, что вы признаете это, И.А.Стоун. — Наклонившись, он стал целовать обнажившиеся пружинистые груди.

— Любовь после обеда… Как необычно! — в сладостном предвкушении произнесла Имоджин.

Маттиас потянул юбки вверх, заголив бедра и живот Имоджин.

Невыразимо сладостные ощущения овладели ею. Она почувствовала изумительную легкость, доходящую до головокружения. Она отдала Маттиасу любовь, и он поклялся беречь ее. Колчестер был человеком слова. И он к тому же, сказала она себе, человек, который способен научиться любить.

И научить его любви должна именно она.

В этот момент длинные и деликатные пальцы отыскали пышущее жаром, повлажневшее место между ее раскинутых бедер — и все мысли о будущем мгновенно улетучились из головы Имоджин. Она самозабвенно отдалась экзотическим замарским ласкам. Маттиас играл завитками волос, гладил и сжимал упругие складки до тех пор, пока Имоджин не задохнулась… Пока не затрепетала… Пока не выгнулась навстречу его ласкам.

Рука Имоджин пробралась к его брюкам и освободила твердую, жаждущую плоть. Маттиас толкнулся плотью в нежную женскую ладонь, содрогнувшись от сладостных ощущений, когда эта ладонь стала ее ласкать.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Господи, Имоджин! — Маттиас лег на ее бедра и деликатно, но решительно вошел в жаркий, трепещущий грот. Она всем телом прильнула к нему, наслаждаясь тяжестью его тела, вдавившего ее в подушки. Ее пальцы вонзились ему в плечо.

Когда Маттиас излился в атласные глубины ее лона, она услыхала, как он шепчет ее имя!

Дневник Люси оборвался как-то совершенно внезапно. Некое зловещее предчувствие овладело Имоджин, когда она читала последние записи.

Мой дорогой, мой обворожительный Аластер — красивейший из мужчин, но у него есть слабость, присущая представителям его пола. Он слишком много говорит в постели и притом только о себе. Он наверняка думает, что я не заметила его недавней оговорки. Вероятно, он полагает, что я не поняла подтекста его слов, вырвавшихся в тот момент утомления и скуки, который наступает у мужчин после удовлетворения желания. Может быть, он даже убедил себя, что не произносил этого вслух. Ноя не дурочка. Я услышала и все поняла. Аластер — моя истинная любовь, и я заставлю его признать, что мы созданы друг для друга. Мы уедем в Италию и станем вести счастливую жизнь любовников, которые обречены жить вместе.

Я настолько возбуждена, что едва могу дышать. У меня трясутся руки, когда я пишу эти слова. Сыщик главного уголовного полицейского суда с Боу-стрит, которого я наняла, чтобы проверить неосторожно оброненные Аластером слова, наконец-то возвратился с севера. Информация, которую он привез, даже более полезна, чем я ожидала. Мой несносный Аластер — совсем не тот, за кого себя выдает! Я уверена, что он сделает все, чтобы утаить правду от общества. Абсолютно все. Когда я назову ему цену за свое молчание, он наверняка согласится заплатить ее. Поначалу он может рассердиться, но потом, когда мы окажемся в безопасности в Италии, он поймет, что мы обречены быть всегда вместе. Он простит меня за то, что я должна сделать. Это для его собственного блага.

Холодок пробежал по спине Имоджин, когда она закрывала дневник. Она долго сидела молча, невидящим взором глядя, в окно.

Нет никакого сомнения, думала она, что до самого конца Люси жила в созданном ее воображением мире. Реальность и фантазия там настолько переплелись, что трудно сказать, где кончается одно и начинается другое.

Неодолимая страсть Люси к Аластеру Дрейку лишила ее способности здраво мыслить. Возможно, Люси не была сумасшедшей в полном смысле слова, но абсолютно здоровой ее не назовешь.

Имоджин встала, сунула дневник под мышку и пошла вниз в надежде разыскать Маттиаса.

Он был на том же месте, где она оставила его пару часов назад, — сидел за письменным столом, погрузившись в греческий текст. Когда она вошла, он поднял голову.

— Имоджин! — Он хотел было улыбнуться, но в этот момент увидел у нее дневник, подавил улыбку и медленно поднялся. — Ты прочитала его.

— Да.

— И что же? — Он не спускал глаз с ее лица, пока она приближалась. — Стоит ли он твоих мук, дорогая?

Имоджин задумчиво улыбнулась:

— Я подозреваю, что большие муки пережил скорее ты, а не я, Маттиас.

— Ну уж нет! Люси была твоей подругой, а не моей.

— Да, но ты мучаешь себя тем, что попросил меня прочитать дневник. Жало собственной вины чрезвычайно остро, не правда ли, милорд?

Маттиас поднял брови:

— Признаюсь, у меня раньше не было такого опыта. И вы пощадите меня, мадам. Возможно, я заслуживаю эти мучения, но умоляю вас не продлевать их. Удалось ли вам узнать что-нибудь важное или все было попусту?

— Мне кажется, я знамо, почему кто-то охотится за дневником. А возможно, знаю даже, кто именно. Люси раскрыла некую темную тайну об Аластере Дрейке.

— О Дрейке? — посерьезнел Маттиас. — Что за тайна?

— Мне неизвестно. Она не пишет об этом. Но что-то очень важное, потому что она наняла сыщика с Боу-стрит, чтобы эту тайну узнать.

— Весьма интересно, — тихо сказал Маттиас.

— В последней записи речь идет об отчете сыщика. То, что он сообщил, похоже, подтвердило ее подозрения. Она была намерена использовать полученную информацию для того, чтобы вынудить Дрейка бежать с ней в Италию.

— Какая ужасная наивность! — Маттиас покачал головой. — Всякий, кто с ним знаком, знает, что Дрейк — порождение лондонского света. Он взращен им и никогда его не покинет.

Имоджин крепко сжала рукой дневник.

— Люси вряд ли это понимала… Как и я.

Маттиас пожал плечами и ничего больше не сказал;

Имоджин вдруг напустилась на мужа:

— Если вы сделаете попытку проиллюстрировать мою, как вы полагаете, наивность, я могу выйти из себя.

— Я даже не собирался делать этого.

— Очень мудро с вашей стороны, милорд. — Имоджин откашлялась. — Так или иначе, как я уже говорила, Люси под конец вела себя весьма неразумно.

— И в этом ты абсолютно права. Никакая разумная женщина не состряпала бы такой идиотский план… Она никак не намекнула о характере открытой ею тайны?

— Нет. — Имоджин залилась румянцем, вспомнив то, что писала Люси. — Она пишет, что мистер Дрейк случайно что-то обронил в тот момент, который наступает у мужчин после поединка.

— После поединка с кем? — взметнул брови Маттиас, — А, понимаю… У Дрейка не хватило мозгов держать язык за зубами, пока он был еще без штанов, так, что ли?

— Ну, это слишком грубо сказано.

— Зато весьма точно, ты должна это признать.

— Возможно. — Имоджин постучала носком туфли по ковру. — А вы понимаете возможный смысл этой информации, милорд?

Глаза Маттиаса блеснули.

— Да, мадам. Ваша подруга действительно могла быть убита. Но ее убийца скорее всего Аластер Дрейк, а не Ваннек.

— Именно. — Имоджин опустилась в кресло, посмотрела на дневник, лежащий у нее на коленях. — Дрейк мог решить, что нужно убить Люси, чтобы сохранить тайну… Как странно! Три года я считала, что Люси убита Ваннеком… Очень нелегко представить Дрейка в роли убийцы.

— У меня с этим нет никаких трудностей, — пробормотал Маттиас. — Но меня интересует эта чертова тайна… Интересно, нельзя ли разыскать того сыщика, которого Люси нанимала три года назад. Мне бы хотелось поговорить с ним.

Имоджин подняла голову:

— Отличная идея, Маттиас!

— Я сейчас же пошлю письмо на Боу-стрит. — Маттиас сел за письменный стол и взял в руки перо. — Одновременно я, пожалуй, нанесу визит особе, которая может кое-что знать об этом деле.

— Надеюсь, не мистеру Дрейку? У нас пока недостаточно информации.

— Нет, не Дрейку. А светочу в области изучения Замара — Ангелу.

— Ты хочешь поговорить с леди Линдхерст? — озабоченно спросила Имоджин. — Почему?

— Мне почему-то кажется, что она имеет отношение к этому делу. — Закончив писать, Маттиас отложил в сторону перо. — Думаю, что она одна из тех, кто сегодня пытается прибрать к рукам дневник.

— Вполне вероятно… Она может знать больше, чем мы. — Имоджин вскочила на ноги. — Я поеду с тобой.

— Нет, не поедешь, — решительно сказал Маттиас. — Ты будешь ждать моего возвращения здесь.

— Я не могу позволить тебе идти одному! Ты только вспомни, в какую кошмарную ситуацию ты попал, когда без моей помощи обыскивал дом Ваннека! Тебя могли убить.

— Я сильно сомневаюсь, что Селена попытается убить меня в своей гостиной, — с иронией сказал Маттиас. — Она леди, а не бандит с большой дороги. Женщины ее сорта обычно прибегают к другому оружию для достижения цели, а именно: к своим чарам.

— Гм… Не обижайтесь, милорд, но я не уверена, что мы можем положиться на ваш опыт в этом деле. Моя мама говорила, что мужчины часто недооценивают женщин.

— Я всегда веду себя предельно осторожно, памятуя о том, что есть опасность недооценить и вас, мадам. Имоджин наморщила нос:

— Ну, хорошо, коли так. Поскольку вы утверждаете, что никакой опасности в визите нет, то не вижу и причины для отказа сопровождать вас.

Маттиас помедлил с ответом, запечатывая письмо.

— Впредь мне следует более тщательно обдумывать свои аргументы.

— Не корите себя, сэр. — Она бросила выразительный взгляд на диван. — В конце концов, мы совсем недавно поднялись с супружеского ложа. Вероятно, вы еще не оправились от усталости, которая поражает мужчин после завершения любовных объятий.

Маттиас усмехнулся:

— Похоже, вы разрушающе действуете на мою чувствительную натуру… Хорошо, вы можете сопровождать меня к Селене, но позвольте мне самому вести с ней разговор. С этим, надеюсь, вы согласитесь?

Имоджин одарила его благожелательной улыбкой:

— Ну конечно же, милорд. Я никогда не подумала бы брать бразды правления там, где вы явно владеете ситуацией.

Маттиас бросил на жену скептический взгляд;

— В самом деле…

Через полчаса экономка открыла дверь городского дома Селены и не скрывая раздражения спросила:

— Чем могу служить?

— Сообщите, пожалуйста, леди Линдхерст, что графиня и граф Колчестеры хотели бы поговорить с ней по весьма срочному делу.

— Леди Линдхерст нет дома, — ворчливо сказала экономка. — Я не знаю, когда она вернется.

Имоджин взглянула на часы: около пяти.

— Возможно, она отправилась на прогулку в парк? — спросила она.

Экономка хрипло засмеялась:

— Стоило для этого паковать чемоданы!

— Вы хотите сказать, что леди Линдхерст упаковала вещи и уехала из города? — спросил Маттиас.

— Да, как раз про это я и толкую.

— Но мы были здесь всего несколько часов назад! — недоверчиво сказала Имоджин. — У нее утром был Замарский салон.

— Она вытолкала всех молодых леди, как только вы вдвоем укатили, — объяснила экономка. — И приказала слугам быстро складывать вещи… Прямо загнала всех!

— Леди Линдхерст сообщила, куда она направляется? — спросил Маттиас.

— Мне она ничего не сказала. — Экономка пожала широкими плечатми.

— Проклятие! — пробормотал Маттиас.

В тоне экономки было нечто такое, что привлекло внимание Имоджин. Ей вспомнились рассказы миссис Вайн о ее бывших жильцах и тайнах их личной жизни.

— А леди Линдхерст заплатила жалованье слугам перед отъездом? — спросила Имоджин.

— В том-то и дело, что нет. — В глазах экономки сверкнуло негодование. — Три года служили ей верой и правдой — и что же? Даже не подумала никому заплатить.

Имоджин взглянула искоса на Маттиаса:

— Мой муж готов заплатить вам и остальной прислуге, если вы подскажете, куда могла отправиться леди Линдхерст.

— Имоджин, какого черта? — взорвался Маттиас. — Я не говорил ничего подобного.

— Тише, милорд. — Имоджин снова обратилась к экономке:

— Так что? Согласны?

Луч надежды блеснул в глазах акономки.

— Может, ее брат знает, куда она уехала…

— Ее брат? — удивилась Имоджин. — :Я не подозревала, что у леди Линдхерст есть брат.

— Потому что они оба держали это в секрете, — хитро проговорила экономка. — Я узнала об этом случайно, вскоре после того, как пришла работать к леди Линдхерст… На слуг никто не обращает внимания, словно они не существуют. Но у нас есть глаза, и уши, и головы. Я один раз подслушала их разговор.

— А как зовут брата леди Линдхерст? — негромко спросил Маттиас.

Экономка перевела лукавый взгляд на него:

— Я бы сказала вам, сэр, если бы я и другие слуги получили жалованье.

— Этого не требуется, — ответил Маттиас. — Я могу высказать догадку относительно имени брата леди Линдхерст. На этот пост есть только один кандидат.

Внезапно Имоджин осенило;

— Аластер Дрейк?

Лицо экономки помрачнело.

— Тратят целые состояния на наряды и выезды и удавятся за копейку, когда доходит до выплаты жалованья прислуге.

— Выплатите ей квартальное жалованье, милорд, — распорядилась Имоджин.

— С какой стати? — рассердился Маттиас.

— Колчестер, сейчас не время проявлять упрямство. Заплатите ей деньги.

Маттиас вздохнул.

— Хорошо. — Повернувшись к экономке, сказал:

— А теперь, когда я согласился заплатить за то, что и так знаю, вы по крайней мере подтвердите все?

На лице женщины засветилась радость.

— Это верно, что мистер Аластер Дрейк — брат леди Линдхерст. Правда, не имею понятия, почему они делают из этого тайну. Какая от этого им выгода?

— Весьма интересный вопрос, — пробормотала Имоджин.

— Если так пойдет дальше, то, похоже, у нас количество вопросов без ответов будет все возрастать, — проговорила Имоджин, когда Маттиас помогал ей сесть в фаэтон. — Стало быть, мистер Дрейк и Селена — брат и сестра. Не эту ли тайну раскрыла Люси?

— Она могла узнать об их родстве, — заметил Маттиас, беря в руки вожжи. — Но вряд ли этим можно шантажировать, а тем более идти из-за этого на убийство.

— Если мистер Дрейк и Селена не скрывают за этой тайной другую, более страшную. — Имоджин придержала рукой широкополую шляпу, чтобы та не слетела, когда тронулись лошади.

— Интересно, а мистер Дрейк тоже покинул сегодня Лондон?

— Это будет нетрудно выяснить. Мы можем проехать мимо его дома. Кажется, он живет на Холлоу-стрит.

— Откуда тебе это известно, Маттиас?

— Мне по своим делам пришлось наводить справки о Дрейке после нашего приезда в Лондон, — сухо ответил Маттиас.

Это внезапно заинтриговало Имоджин.

— Какого дьявола ты наводил о нем справки?

— Как бы это сказать… Зрелище, которое я застал, придя к тебе с визитом (если помнишь — ты в его объятиях), и рассказ твоей тети — все это породило у меня немало вопросов…

— Только не говори, что ты ревнуешь меня к Аластеру Дрейку, — недоверчиво уставилась на мужа Имоджин.

— Конечно же, я не ревную, — сказал Маттиас, не спуская глаз с ушей лошади. — Ревность — это смехотворная, неполноценная страсть, свойственная начинающим поэтам и очень молодым людям.

— Верно, милорд. — Он определенно ревнует, отметила про себя Имоджин и вежливо улыбнулась. — Что ты намерен делать, если мистер Дрейк исчез?

— Принять меры предосторожности. — Маттиас прищурился. — Мне не нравится то, что происходит, Имоджин… Здесь что-то не так.

— Согласна с тобой.

Через несколько минут Маттиас остановил фаэтон у дома 12 на Холлоу-стрит. На его стук в дверь ответа не последовало.

Бросив взгляд в незашторенное окно, Маттиас увидел разбросанные по комнате вещи. Очевидно, Аластер Дрейк паковал свои пожитки в страшной спешке…

— Оба сбежали… Невероятно! — проговорила Имоджин, когда они через несколько минут вошли в библиотеку Маттиаса. — Но почему? Что их напугало до такой степени?

— Тот факт, что дневник Люси у нас и что мы не намерены отдавать его Селене, — отозвался Маттиас. Он нетерпеливо развязывал галстук. — После сегодняшней сцены в гостиной Селена, очевидно, решила, что либо мы уже раскрыли ту самую тайну, которая стала известна Люси, либо скоро раскроем.

— Она уведомила об этом Аластера и парочка упорхнула из Лондона?

— Вероятно.

Имоджин бросила быстрый взгляд на Маттиаса, встревоженная зловещим тоном, каким он произнес последнее слово.

— Что ты хочешь сказать?

Маттиас остановился перед окном, словно забыв о своем белоснежном галстуке, который болтался у него на шее.

— Очень похоже, что Дрейк убил Люси, потому что она узнала его тайну. По той же причине он, по всей видимости, убил и Ваннека.

— Но дневник находился у Ваннека целых три года! Зачем нужно было столько ждать?

Маттиас оперся рукой о подоконник.

— Кто знает, когда Ваннек обнаружил дневник и когда решил его прочитать?

— Несколько месяцев назад он продал свой большой дом и купил другой, поменьше, — напомнила Имоджин. — Возможно, дневник попался на глаза, когда паковали вещи, готовясь к переезду.

— Вполне возможно… Но тут есть еще одно обстоятельство… Люси не доверила дневнику эту темную тайну. Она лишь намекнула о ней и о том, что намерена шантажировать ею Дрейка. О самой же тайне в злосчастном дневнике ни слова.

— Верно. — Имоджин заложила руки за спину и стала мерить библиотеку шагами. — Но факт, что Ваннек спрятал дневник, говорит о том, что он правильно оценил его важность.

— А Селена и Дрейк хотели заполучить дневник. Очевидно, они опасались, что Люси доверила дневнику их тайну. Откуда им знать, что это не так, если они его не читали?

— Отличная мысль, — шепотом сказала Имоджин и после паузы добавила:

— А что, если Ваннек лишь недавно обнаружил тетрадь, как ты уже предположил? И узнал, что Селене и Аластеру есть что скрывать, хотя ему и не было известно, что именно?

— Ваннек вполне мог прибегнуть к блефу — дать Дрейку понять, что он знает о тайне, раскрытой Люси. И тогда Дрейк убил его, как убил и Люси.

— Да… Великолепный образчик дедукции! Все выглядит очень логичным, Колчестер.

— Благодарю. Похвала из уст И.А.Стоуна стоит многого. — Маттиас отвернулся от окна и направился к столу. — Одно мы знаем совершенно точно: этот дневник несет опасность. И пока все окончательно не разъяснится, я намерен позаботиться о том, чтобы надежно защитить тебя и Патрицию.

Имоджин вздрогнула:

— Ты в самом деле считаешь, что мы с сестрой подвергаемся опасности? Ведь Селена и Аластер покинули Лондон…

— Или хотят, чтобы мы поверили в это… Я не намерен рисковать. — Стук в дверь прервал Маттиаса. — Что случилось, Уфтон?

— Вас хочет видеть Хьюго Бэгшоу, сэр, — невозмутимо объявил Уфтон.

— Бэгшоу? — Маттиас нахмурился. — Весьма не ко времени… Скажи ему, что меня нет дома.

В дверях тотчас же появился Хьюго. Он был как никогда разодет и держал в руках небольшой букет цветов. Во взгляде, которым он одарил Маттиаса из-за спины Уфтона, читалась ярость.

— Я подозревал, что вы просто морочите мне голову, когда сказали, что я могу нанести визит вашей сестре! Почему у вас не хватило смелости сразу сказать правду? Зачем вы потчевали меня баснями о том, что у нас с вами есть что-то общее?

— Хьюго! — Имоджин любезно улыбнулась, протянула руки и двинулась к нему навстречу. — Пожалуйста, проходите. Мы рады вас видеть! Не правда ли, Колчестер?

— У меня сейчас есть ряд других дел, — ровным тоном сказал Маттиас. — Или ты забыла о нашей проблеме?

— Конечно же, нет, — заверила Имоджин. — Но я уверена, что Хьюго очень кстати.

— В другое время, — ворчливо произнес Маттиас.

— Как бы не так! — Брови Хьюго образовали одну сплошную линию. — Вы имеете в виду совсем не это. Вы просто хотите отделаться от меня, Колчестер.

— Хьюго! — С верхней площадки лестницы донесся взволнованно-радостный голос Патриции. — То есть, мистер Бэгшоу… Что вы здесь делаете? Вы пришли с визитом?

— Да, пришел с визитом, — громко сказал Хьюго. — Но, кажется, я здесь нежеланный гость.

— Это не так! — твердо сказала Имоджин. — Уфтон, освободите, пожалуйста, дорогу, чтобы мистер Бэгшоу мог войти в библиотеку.

— Как скажете, мадам. — Метнув взгляд на Маттиаса, Уфтон сделал шаг в сторону.

— Ах, Хьюго! — воскликнула Патриция, и ее каблучки застучали по лестнице. — Конечно же, добро пожаловать!

Имоджин улыбнулась Уфтону;

— Пусть принесут в библиотеку чай.

— Да, мадам. — Уфтон в строгом поклоне наклонил голову, собираясь ретироваться.

— Не трудитесь, — гордо выпрямился Хьюго. — Сейчас выяснится, что меня не пригласят.

— Напротив! — Имоджин бросила суровый взгляд на Маттиаса. — Я только что сказала вам: добро пожаловать! Пожалуйста, садитесь, Хьюго! Прошу вас!

Похоже, напор Имоджин несколько ошеломил его. Он растерянно замигал глазами и протиснулся в библиотеку,

Маттиас покорился неизбежному. Он сел за письменный стол и выразительно посмотрел на стоящих в дверях.

— В самом деле, Бэгшоу, садитесь. Случилось так, что мне требуется ваша помощь.

— Помощь? — Хьюго настороженно посмотрел на Маттиаса. — О чем это вы толкуете, черт возьми?

Маттиас мрачно улыбнулся:

— В настоящее время Патриция нуждается скорее в телохранителе, чем в поклоннике. Мне говорили, что вы обучались в стрельбе у Мангона и боксу у Шримитона.

На лице Хьюго появился румянец.

— И что из этого?

— Я понимаю, что вы хотели бы использовать свое умение против меня, но я делаю вам более практичное предложение. Не согласились бы вы стать рыцарем — защитником моей сестры?

— Что вы такое говорите, Колчестер? — удивленно спросила Патриция.

— Да, в самом деле, о чем это ты? — недоумевающе посмотрела на него Имоджин.

— Все очень просто, — сказал Маттиас. — Я хочу, чтобы Патриция не выходила из дома без меня или без сопровождения Бэгшоу.

Хьюго с недоумением смотрел на Маттиаса, явно ошеломленный подобным разворотом событий.

— Вы хотите сказать, что существует какая-то угроза графине и леди Патриции?

— Да, — подтвердил Маттиас. — Это именно то, что я хочу сказать. Пока что я не знаю, насколько велика эта угроза, но постараюсь это выяснить как можно скорее. А тем временем хочу заручиться поддержкой человека, которому доверяю. Так что вы скажете, сэр?

Хьюго бросил взгляд на Патрицию, которая тут же покраснела. Он распрямил плечи и приподнял подбородок.

— Почту за честь быть защитником леди Патриции.

Патриция посмотрела на него с выражением, близким к благоговению:

— О Хьюго, это так мужественно и благородно с вашей стороны!

Теперь уже лицо Хьюго залилось румянцем. Видимо, вспомнив о букете, который держал в руках, он протянул его Патриции:

— Это вам.

— Благодарю вас. — Со счастливой улыбкой она направилась к Хьюго, чтобы взять цветы.

Имоджин подошла поближе к письменному столу и одобрительно улыбнулась Маттиасу.

— Отличный ход, милорд, — едва шевеля губами, тихо сказала она. — Вы осчастливили двух людей.

— Спасибо, дорогая, но уверяю тебя, что это обычное дело для мужчины, который обладает моей чувствительностью и изысканностью чувств.

 

Глава 19

Она стояла в библиотеке дяди Сельвина, задрапированной, черной материей. Тускло горели свечи в черных подсвечниках. С потолка свисали темные светильники. Со стен смотрели глазницы надгробных масок. Казалось, все до боли знакомо — ив то же время она знала: в этот раз что-то было иным.

Имоджин обернулась, пытаясь рассмотреть в темном углу Маттиаса. Внезапно она обнаружила, что в комнате не один, а два саркофага. Тяжелые резные крышки были сняты и стояли рядом. Она застыла от ужаса, когда две фигуры поднялись и сели в гробах. Селена и Аластер… Они беззвучно засмеялись, в глазах их читалась издевка. Костлявыми пальцами они показали на распростертого на ковре одетого в плащ мужчину. Мучимая зловещим предчувствием, Имоджин приблизилась к мужчине. Лица не было видно, но q, hu различила серебряную прядь среди черных как смоль волос.

— Это целиком твоя вина, — сказал Аластер, выбираясь из гроба. — Он никогда не ввязался бы в эту рискованную игру, если бы ты не уготовила ему в ней роль.

— Целиком твоя вина! — подтвердила Селена. Она вылезла из саркофага и ступила на ковер.

Имоджин пробудилась внезапно. Призрачные образы кошмарного сна еще не отпустили ее. Она была вся в поту, в глазах стояли слезы. Имоджин сделала несколько глубоких вдохов, чтобы избавиться от владеющего ею панического чувства. «У меня крепкие нервы, — напомнила она себе. — Очень крепкие нервы».

С минуту она неподвижно лежала в темноте. Что-то было не так. Что-то случилось, но что? Затем она поняла, что она одна, что не чувствует знакомого, умиротворяющего тепла большого тела Маттиаса или тяжести его руки на своей груди. Ее охватил страх.

— Маттиас!

— Я здесь, Имоджин.

Она скорее почувствовала, нежели услышала, как он пошевелился. Она резко села в кровати, подтянув к подбородку край простыни. На фоне окна обозначился силуэт Маттиаса. Он подошел к ней, однако лица его не было видно. Зато при свете луны Имоджин увидела серебристую прядь в черных волосах… Все точно как во сне.

— Прости, — прошептала она и зажмурила глаза, чтобы выдавить остатки, сна и слез. — Это моя вина. Я не должна была тебя в это втягивать.

— Что за вздор ты несешь? — Маттиас сел на край кровати и обнял Имоджин. — Успокойся, моя дорогая.

Ты здорова?

— Я видела сон… Кошмарный сон. — Она уткнулась лицом ему в плечо. Вязаный халат колол ей щеку. — Он похож на тот, что снился мне раньше, только теперь мне снились Селена и Аластер.

— Неудивительно при нынешних обстоятельствах. — Маттиас погладил ее по волосам. — Я тоже имел несколько неприятных видений с участием этой парочки. Только при этом я лежал с открытыми глазами. Но сны прекратятся, как только я узнаю местонахождение Дрейка и его сестрицы.

— Маттиас, я не хотела подвергать тебя опасности. Я не должна была просить тебя о помощи, не имела права…

— Молчи! — Он нагнулся и закрыл ей рот поцелуем. Задрожав, Имоджин прильнула к нему. Оторвавшись от ее губ, он улыбнулся.

— Я скажу сейчас одну вещь, Имоджин… Очень важную вещь… Так что слушай внимательно. — Маттиас взял ее лицо в ладони. — Тебе никогда не удалось бы удержать меня от участия в этом.

— Не понимаю… Если бы я не напомнила тебе об обещании, которое ты дал дяде Сельвину, ничего бы этого не произошло. И ты был бы в безопасности.

— С того момента, как только я встретил тебя, ничто не удержало бы меня от того, чтобы войти в твою жизнь. Ты это понимаешь?

— Но, Маттиас…

— Абсолютно ничто!

— Но если бы я не пригласила тебя в Аппер-Стиклфорд…

— Рано или поздно я все равно нашел бы тебя… Я уже раньше принял твердое решение разыскать И.А.Стоуна. И для поисков мне не понадобилось бы слишком много времени. Ты видишь? Результат был бы тот же самый.

— Ах, Маттиас, ты такой добрый, но я…

— Молчи, — перебил он ее. — Я хочу тебя так, как ничего и никогда в своей жизни не хотел.

Он снова стал целовать ее. Имоджин попыталась оказать сопротивление, но весьма скоро позволила себе роскошь отдаться жарким чувственным ласкам.

Порой это так приятно — позволить Маттиасу взять верх, размышляла она. Опять же, иногда у нее не было выхода. Похоже, он привык брать на себя ответственность и вести не только в вальсе. А поскольку ей это тоже свойственно, то можно смело сказать, что их совместная жизнь скучной не будет.

Когда Маттиас поднял голову, взгляд его был суров.

— И поэтому никаких больше разговоров о сожалениях и вине, ясно? Я ни о чем не сожалею и тебе тоже не разрешаю испытывать никаких сожалений.

Имоджин почувствовала, что дрожит, и еще плотнее прижалась к мужу.

— Ты считаешь, что сможешь найти сыщика с Боу-стрит, которого нанимала Люси? — спросила она через некоторое время.

— Завтра мне станет кое-что известно, но я делаю ставку не только на сыщика. Конечно, было бы весьма полезно с ним переговорить, но есть и другие источники получения информации. Утром у меня будет возможность проверить один из них.

— Что ты планируешь делать?

— Хочу навестить Феликса Гластона.

— Своего бывшего партнера?

— Да. Информация протекает через «Потерянную душу» подобно тому, как Стикс проходит через ад. Феликс весьма искусный рыбак. В его сеть попадают интереснейшие факты.

Имоджин подняла голову:

— Мне хочется познакомиться с мистером Гластоном. Похоже, это очень интересная личность.

— Познакомиться с Феликсом? — удивился Маттиас. — Увы, это невозможно! Твоя тетя убьет меня, если я познакомлю тебя с ним. И никто ее за это не осудит.

— Моя тетя здесь совершенно ни при чем.

— Будь благоразумной, Имоджин! Феликс управляет игорным домом. Леди не приходят с визитами к владельцам заведений вроде «Потерянной души».

— Ты тоже был когда-то его владельцем.

— Это было несколько лет назад, и смею тебя заверить, что в то время ты не могла бы прийти и ко мне. — Он скривил рот. — Во всяком случае, не рискуя своей репутацией.

— Ты думаешь, меня это остановило бы?

Маттиас застонал:

— Знаю, что нет. Но факт остается фактом: леди не положено приходить в дом человека, который владеет игорным домом.

— Вздор! С каких это пор ты стал так ревностно соблюдать все условности светского общества?

— Имоджин…

— Безжалостный Колчестер и Нескромная Имоджин имеют определенную репутацию и должны оправдывать ее. Я надеюсь, Маттиас, что ты не превратишься в напыщенного, нетерпимого педанта, после того как возложил на себя обязанности мужа. В противном случае это меня дьявольски разочарует.

— В самом деле?

— Ты отлично знаешь: мне наплевать, что считает свет! Он всегда очень мало думал обо мне, так почему я должна о нем думать?

Маттиас засмеялся в темноте:

— И снова мой здравый смысл разбивается о вашу дерзкую логику, мадам! Так и быть, я возьму тебя с собой к Феликсу завтра. Интуиция мне подсказывает, что вы легко найдете с ним общий язык.

Маттиаса от души позабавило граничащее с испугом удивление на лице дворецкого Феликса. Бедняга вынужден был сглотнуть комок в горле, прежде чем ему удалось повторить имена визитеров.

— Вы сказали «Лорд и леди Колчестер», сэр?

— Ты правильно расслышал, Додж, — подтвердил Маттиас.

— Леди Колчестер? — вкрадчиво повторил Додж. — Вы уверены, сэр?

— Додж, неужели ты полагаешь, что я не знаю собственную жену?

— Н-нет, конечно, м-милорд, — заикаясь, проговорил дворецкий.

Имоджин наградила его ослепительной улыбкой.

— Прошу прощения, — сказал потрясенный Додж. — Я доложу о вас двоих… Простите.

Он нырнул в зал, повернулся и захлопнул дверь перед Маттиасом и Имоджин.

— Дворецкий мистера Гластона, похоже, несколько разволновался, — заметила Имоджин.

— Он видел меня на пороге этого дома довольно часто, но, смею тебя уверить, ему не приходилось открывать дверь для графини…

Имоджин взглянула на закрытую дверь:

— Не могу сказать, что он открыл дверь… По крайней мере в эту минуту.

— Он был потрясен. Я уверен, что он очень скоро осознает свою ошибку и бросится ее исправлять.

Буквально при этих словах дверь распахнулась, и показался изрядно вспотевший Додж.

— Прошу прощения… Извините… Ветер захлопнул дверь. Прошу вас, заходите… Мистер Гластон немедленно примет вас.

— Спасибо, Додж. — Маттиас взял Имоджин под руку и провел ее в просторный холл.

— Сюда, пожалуйста, мадам. — Додж остановился в дверях библиотеки, прокашлялся и громко объявил:

— Лорд и леди Колчестер, сэр.

— Колчестер! — Опираясь на трость, Феликс поднялся с кресла. — Вот так сюрприз! — Он бросил изучающий взгляд на Имоджин. — Додж сказал, что ты в сопровождении жены.

— Позволь мне познакомить тебя с женой. — Произнося эти простые слова, Маттиас испытал поразительное удовлетворение. — Имоджин, это мой старый друг, Феликс Гластон.

— Рада познакомиться с вами, мистер Гластон. — Имоджин протянула руку так, как если бы ее представили какой-нибудь высокопоставленной особе. — Колчестер много рассказывал о вас.

— Понятно. — В глазах Феликса отразилось удивление. Несколько секунд казалось, что он не знал, как поступить с протянутой ему рукой Имоджин. Но затем вдруг быстро взял ее и наклонился к затянутым в перчатку пальцам, — Весьма польщен. Прошу вас, садитесь.

Маттиас подвел Имоджин к креслу возле камина, затем сел в кресле рядом. Он видел, как поморщился Феликс, осторожно опускаясь в свое кресло. Руки его при этом крепко сжимали набалдашник трости.

— Что, разболелась нога? — тихо спросил Маттиас.

— На погоду. — Феликс вздохнул и прислонил трость к креслу. — Думаю, не ошибусь, если предскажу дождь через несколько часов.

— У моей тети есть великолепное средство от ревматизма, — вступила в беседу Имоджин. — Я попрошу ее написать вам его рецепт.

— Вы очень добры, леди Колчестер. Имоджин улыбнулась:

— Это ее персональное средство. Она сама его изобрела.

— Вы очень добры, — повторил те же слова Феликс. Похоже, он был так же ошарашен, как и Додж пару минут тому назад.

Маттиас решил, что ему пора направить разговор в нужное русло. Если он не сделает это сейчас же, то его старинный друг может повести себя как вполне законченный идиот.

— У нас есть весьма важное и срочное дело, — заявил Маттиас.

Феликс оторвал взгляд от лица Имоджин:

— Срочное дело? Какое именно?

— Речь идет о жизни и смерти, — сказала Имоджин.

Маттиас слегка поморщился:

— Моя жена иногда склонна к преувеличениям, но уверяю тебя, что дело довольно серьезное. У меня есть к тебе вопрос, Феликс.

Феликс развел руки:

— Спрашивай" мой друг. Если у меня есть ответ, буду счастлив помочь.

— Что ты знаешь об Аластере Дрейке?

— О Дрейке? — Феликс на момент задумался. — Он появился в городе, я думаю, года три назад. Иногда играет в карты в «Потерянной душе». В последнее время, правда, что-то не появлялся. А что?

— Вы знали, что он брат леди Линдхерст? — спросила Имоджин.

Феликс поднял бровь:

— Нет. Это очень важно?

— Мы хотим выяснить, почему они держали свое родство в тайне, — сказал Маттиас. — Для начала я хотел бы выяснить, где они жили до того, как обосновались в Лондоне.

Имоджин вдруг подалась вперед:

— Вам, случайно, не доводилось знать лорда Линдхерста, мистер Гластон?

Феликс и Маттиас обменялись друг с другом взглядами.

— Не доводилось, — ответил Феликс.

Имоджин перевела взгляд на Маттиаса:

— А ты знал его, Колчестер?

— Нет, — задумчиво проговорил Маттиас. — Я никогда не встречал его.

— Как странно! Мне казалось, что вы оба должны были за многие годы перевидать всех джентльменов в Лондоне. Говорят, что рано или поздно они непременно появлялись в «Потерянной душе». — Помолчав, Имоджин добавила:

— А вообще лорд Линдхерст когда-либо существовал?

В глазах Феликса блеснули искорки.

— Хороший вопрос.

— Да, верно, — согласился Маттиас. — Я должен был бы и сам об этом задуматься.

— В самом деле. — Феликс пошевелил пальцами. — Ты женился на весьма умной леди, Колчестер. Поздравляю. Я счастлив, что ты нашел человека, который способен заставить тебя действовать решительно.

— Уверен, что скучать мне не придется, — пробормотал Маттиас.

Имоджин доброжелательно улыбнулась мужу:

— У Колчестера и у меня очень много общего.

— Я это заметил. — Феликс поудобнее уселся в кресле. — Думаю, что будет нетрудно дать ответы на ваши вопросы. Я сразу же займусь этим.

Глаза Имоджин благодарно и возбужденно блеснули.

— Было бы замечательно, мистер Гластон! Чем мы можем вас отблагодарить?

— Если бы вы остались на чашку чая, леди Колчестер, — мечтательно проговорил Феликс. — Я никогда не пил чай с графинями.

— Это будет, пожалуй, менее интересно, чем выпить чашку чая с самим владельцем игорного дома, — сказала Имоджин. — Вы знаете, когда Колчестер сообщил мне о предстоящем визите к вам, не скрою, я подумала, что мы поедем прямо в игорный дом. Мне никогда не доводилось там бывать.

В глазах Феликса отразилось изумление. Он перевел взгляд на Маттиаса.

Маттиас снова повернулся к Имоджин.

— Возможно, как-нибудь в другой раз, леди Колчестер, — проговорил он.

Лицо Имоджин просияло.

— Это было бы великолепно! Завтра вам будет удобно?

— Даже и думать об этом не смей, — сурово сказал Маттиас.

Имоджин безмятежно улыбнулась Феликсу:

— Не обращайте на него внимания, мистер Гластон. Моего мужа часто мучают страхи. Это от повышенной чувствительности его нервной системы.

Феликс подарил ей улыбку, которую вполне можно было назвать ангельской:

— Я надеюсь, вы окажете благотворное влияние на его нервную систему, мадам.

Когда Имоджин и Маттиас вернулись домой, их ожидало послание с Боу-стрит. Едва открыв дверь, Уфтон сообщил:

— Сыщик, которого вы разыскиваете, убит почти три года назад, милорд. Его застрелил разбойник, которого он хотел арестовать.

Маттиас метнул взгляд на Имоджин:

— А скорее всего убил его Аластер Дрейк.

Холодок пробежал по телу Имоджин.

— Да. После смерти Люси сыщик был единственный человек, который знал их тайну. От него надо было отделаться.

Горация заглянула в уютную гостиную и, увидев Патрицию и Хьюго, улыбнулась. Они сидели за небольшим столиком и были заняты игрой в карты.

— Нужно сказать, весьма красивая пара, — шепнула Горация племяннице. — Правда, меня удивляет, что Колчестер позволил мистеру Бэгшоу ухаживать за Патрицией. В свете все были уверены, что Хьюго и Колчестер обречены встретиться на дуэли до конца сезона.

— Это лишний раз показывает, как часто светское общество неверно оценивает ситуацию, — заметила Имоджин.

Хьюго весьма ответственно отнесся к своим новым обязанностям. В последние дни он неизменно сопровождал Патрицию, а в случае занятости Маттиаса — и Имоджин. Он терпеливо ждал, пока женщины занимались покупками, сопровождал их во время прогулок в парк и проводил бесконечные вечера в душных бальных залах.

Патриция призналась, что ее галантный защитник стал носить с собой небольшой пистолет. — В кобуре, — пояснила она Имоджин. От этой информации Имоджин стало как-то не по себе, но в то же время она подумала, что Хьюго поступает мудро. Интересно, носит ли оружие Маттиас?

Тем не менее мало-помалу жизнь вошла в спокойное и даже скучноватое русло. Патриция была счастлива, что ее повсюду сопровождал Хьюго, а вот Имоджин начала тяготиться ограничениями, которые наложил Маттиас. Она привыкла жить, не оглядываясь на кого бы то ни было.

К сожалению, несмотря на оптимистические прогнозы Феликса, добыть информацию об Аластере Дрейке и Селене оказалось не так-то просто. Создавалось такое впечатление, что эта парочка каким-то неведомым образом материализовалась на лондонской сцене три года назад. У них были средства, чтобы вести светскую жизнь. Они были приняты в лучших домах. Ни у кого никогда не возникали вопросы об их прошлом.

Прошло четыре дня, но об исчезнувшей паре не было никаких вестей. Слухи тем не менее ходили разные, и Феликс прислал несколько записок, в которых излагал то, что ему удавалось узнать. Впрочем, подтвердить даже эту скудную информацию было невозможно. Напряженность в доме росла.

Маттиас сделался беспокойным и раздражительным. Он расхаживал по библиотеке и ворчал на слуг. По ночам он целые часы стоял перед окном спальни, вглядываясь во тьму. И только после любовных игр с Имоджин он испытывал умиротворение. Правда, такие спокойные периоды длились недолго.

Что касается Имоджин, то она боялась засыпать. Ей постоянно снились сны с саркофагами и кровью, и они становились все явственнее и мучительнее. Она часто просыпалась среди ночи и касалась Маттиаса, чтобы убедиться, что он находится рядом.

Похоже, вся эта история способна свести с ума даже человека с крепкими нервами.

В то утро Маттиас объявил за завтраком, что намерен встретиться с Феликсом в «Потерянной душе». Когда Имоджин напомнила, что хотела бы его сопровождать, он наотрез отказался даже обсуждать этот вопрос.

Оказавшись домашними пленницами, Имоджин и Патриция сразу же стали строить планы, как им вырваться на несколько часов из дому. Имоджин предложила отправиться в Замарский музей. Она надеялась, что это хотя бы на время отвлечет ее от тревожных мыслей. Однако Патриция заявила, что умрет от скуки, если ей придется целый день находиться среди пыльных реликвий древнего Замара.

После оживленного обсуждения они согласились нанести визит Горации. Патриция направила Хьюго записку с уведомлением, что требуются его услуги в качестве сопровождающего. Хьюго явился в точно назначенное время и проводил их до дома Горации.

— Что вы будете делать, если Колчестеру не удастся узнать местонахождение леди Линдхерст и мистера Дрейка? — обеспокоенно спросила тетя.

— Так не может продолжаться вечно, — ответила Имоджин. — Я не намерена больше находиться в заточении.

— В заточении? — подняла Горация брови. — Ты явно преувеличиваешь.

— Как бы не так! Маттиас не позволяет ни мне, ни Патриции пользоваться такой же свободой, какой пользуется сам.

— Я думаю, скоро все изменится.

— Хотелось бы надеяться… Колчестер дважды за последние четыре дня обещал отправиться со мной в Замарский музей, но оба раза откладывал, потому что получал послания от своего друга мистера Гластона… Это очень раздражает.

После некоторого колебания, слегка понизив голос, Горация спросила:

— А если отвлечься от этой ситуации, ты счастлива в браке, дорогая?

— Прошу прощения… — Имоджин отбросила мысли о музее. — Странный вопрос… А почему ты спрашиваешь?

— Ты ведь необычная женщина, Имоджин… Да и Колчестера не назовешь типичным представителем светского общества… Вполне понятно, что у меня могут возникать определенные опасения.

— Я очень довольна своим браком. Единственно, что меня беспокоит, — как найти Аластера и Селену? Пока это не произойдет, никто в доме не заснет спокойно.

— Еще бы! Так неприятно знать, что где-то ходит убийца, — согласилась Горация.

— Я знала одного убийцу, — послышался негромкий бесцветный голос миссис Вайн, которая появилась с чайным подносом в дверях. — Снимал у меня квартиру пять или шесть лет назад. На вид джентльмен как джентльмен. С хорошими привычками, не в пример другим жильцам…

Все присутствующие повернули головы в сторону миссис Вайн.

Первой отреагировала Имоджин:

— Вы сдавали квартиру убийце, миссис Вайн?

— Ну да… Конечно, я не знала об этом. — Она поставила поднос на стол и принялась расставлять чашки. — Всегда платил вовремя… Жалко было потерять такого жильца.

— А как вы узнали, что он убийца? — спросил заинтригованный Хьюго.

— Совершенно случайно, — со вздохом сказала миссис Вайн. — У меня был выходной, и я ездила навещать сестру. Только в этот раз я не осталась у нее на ночь, а вернулась домой. И в зале столкнулась с мистером Леверседжем… Совсем неожиданно… Он вернулся домой за несколько минут до меня… Ну да… И тащил тело в подвал…

— Боже милостивый! — ахнула Горация. — Он прятал тела в подвале?

— Он делал свою работу по ночам, когда я бывала у сестры… Оттаскивал тела в подвал, разрезал и складывал в ящики. А потом вывозил ящики за город и отделывался от них.

— Господи Боже мой! — Патриция прижала ладонь ко рту и широко раскрыла глаза. — И что вы сделали, когда обнаружили убийцу со своей жертвой, миссис Вайн?

Миссис Вайн покачала головой:

— Я не могла закрыть на это глаза, хоть он и был таким хорошим жильцом… Я спустилась по лестнице и позвала охрану. Никогда не забуду последние слова, которые сказал мне мистер Леверседж…

— И что это были за слова?

— Он сказал: «Не беспокойтесь о пятнах крови в зале, миссис Вайн. Я их все вытру». Очень чистоплотным был джентльменом…

На следующее утро Маттиас стоял вместе с Имоджин в центре зала, в котором размещался Замарский музей, и разглядывал пыльные экспонаты. Имоджин улыбалась, и в ее улыбке чувствовалось не только удовлетворение, но и нечто близкое к триумфу. Маттиас знал об этом, потому что за завтраком жена выиграла небольшую баталию.

Он возражал против того, чтобы тратить утренние часы на музей, но не сумел найти подходящих аргументов. От Феликса не было никаких новых вестей. А главное, было очевидно, что у Имоджин больше не было сил ходить по магазинам в компании Патриции и Хьюго. И Маттиас в конце концов сдался. А затем подумал: сможет ли он вообще в чем-либо отказать Имоджин?

— Мы начнем с дальней части комнаты, Маттиас. — Она завязала вокруг талии тесемки белого фартука. — Записывать будешь ты или я?

— Я стану записывать, пока ты будешь осматривать экспонаты, — предложил Маттиас, снимая пальто. — Конечно, ты здорово испачкаешь руки… Убежден, что среди этой кучи камней нет ничего, что представляло бы большой интерес.

— Маттиас, преждевременно так заявлять, пока не составлен каталог. — Она прошла мимо поврежденных статуй и каменных гробниц к деревянным ящикам, сложенным штабелями у стен. — Кто знает? А вдруг мы найдем Великую печать королевы в одном из этих ящиков!

— Чертовски маловероятно, — тихо сказал Маттиас, вешая пальто на крюк. Что-то при этом стукнуло в кармане, ударившись о стену.

— Что это? — спросила Имоджин.

— Я сунул пистолет в карман пальто, — объяснил Маттиас, закатывая рукава белой рубахи.

Имоджин посерьезнела:

— Ты тоже стал носить пистолет?

— Вполне разумная предосторожность при нынешних обстоятельствах.

— Маттиас, неужели ты в самом деле веришь, что Аластер вернется в Лондон? Наверняка он и Селена постараются держаться отсюда подальше. Бьюсь об заклад, что они сбежали на континент.

— Я не знаю, что они собираются делать, как не знаешь этого и ты. — Маттиас посмотрел ей в глаза. — Похоже, они совершили уже три убийства. И нет никакой гарантии, что не попытаются совершить еще одно.

— Но какой в этом смысл — убивать нас?

— Если нас не будет, никто не свяжет их имена с убийством лорда и леди Ваннек, не говоря уж о сыщике. Они смогут снова вернуться в Лондон… Я ведь тебе уже говорил, что и Дрейк, и его сестра — это продукт светского общества. Они добровольно не откажутся от того образа жизни, к которому привыкли.

— Но они вряд ли смогут занять прежнее место в обществе после всего случившегося. Может, доказать их вину и нет возможности, но слухов и сплетен будет больше чем достаточно.

— Слухи и сплетни они переживут, — еле заметно улыбнулся Маттиас, садясь на край саркофага. — Я ведь пережил.

— У тебя была цель. — Имоджин сдернула холст со штабеля глиняных табличек, отбросила его в сторону и взяла верхнюю табличку в руки. — Я все-таки должна сказать тебе, что долго терпеть подобные ограничения не смогу. Может, Патриция против этого и не возражает, но меня такая жизнь способна довести до Бедлама.

Маттиас искренне удивился:

— А ты не задумывалась, что те ограничения, которые я наложил на тебя и Патрицию всего лишь неделю назад, ничем не отличаются от обычных условностей, которые свято соблюдают все светские дамы?

— А я не намерена слишком долго с ними мириться. — Имоджин нагнулась, чтобы рассмотреть табличку на полу. — Маттиас, я хочу тебя спросить об одной вещи.

— Спрашивайте, мадам. Я сегодня к вашим услугам, — ответил Маттиас, не спуская глаз с аппетитно обозначившихся округлых ягодиц. Поза была весьма провоцирующая, и у Маттиаса появилось желание задрать юбки и заголить обольстительный зад. А затем можно будет объяснить, что это еще один замарский способ любовной игры.

— Тебе известно, что произошло с Ратледжем на самом деле?

Вопрос, по-видимому, застал Маттиаса врасплох. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Он сделал глубокий вдох:

— Да.

— Я так и думала. — Имоджин выпрямилась и стала аккуратно складывать таблички. — Так что же, милорд? Вы намерены мне рассказать?

Маттиас задумчиво смотрел на блокнот, который захватил.

— Ратледж пытался убить меня. И во время этой попытки погиб.

— О Боже! — Имоджин так резко повернулась, что зацепила локтем сложенные таблички. Она тут же бросилась поправлять их, не сводя взгляда с его лица. — Ты не шутишь?

— Нисколько… Мы исследовали один из коридоров лабиринта. Я шел впереди. Ратледж всегда говорил, что я лучше ориентируюсь.

…Маттиас вступил на каменную лестницу без предупреждения. Он только что был в узком, тесном коридоре — и вдруг сразу оказался на верхней площадке бесконечной лестницы, берущей начало у сплошной стены.

— Что это? — спросил за его спиной Ратледж. Голос его был хриплым, казалось, он задыхался.

— Еще одна лестница. — Маттиас поднял фонарь повыше, но его света было недостаточно, чтобы осветить всю лестницу. Создавалось впечатление, что лестница ведет в черную преисподнюю. — Чтобы спуститься, нам нужны канаты.

— Пошли вперед! — распорядился Ратледж. — Обойдемся без канатов.

— Это рискованно. Здесь даже дна не видно. Маттиас услышал позади себя настороживший его

Шум. Он резко повернулся и увидел, что Ратледж догоняет его, подняв занесенную для удара лопатку.

— Ратледж, нет!

— Я сказал, что не нужны никакие канаты! — Лицо Ратледжа было искажено яростью. Он с силой опустил лопатку.

Маттиас сделал попытку уклониться от удара, но в узком коридоре было слишком мало места для маневра. Удар пришелся ему в плечо, а не в голову. Оглушенный, он выронил фонарь, но затем бросился на человека, который до этого был его самым близким другом.

— Будь ты проклят, умри! — взвизгнул Ратледж. — Ты сделал свое дело и больше мне не нужен!

Он снова поднял лопатку. Маттиасу удалось схватиться за рукоятку и вырвать ее из рук Ратледжа.

Ослепленный яростью, Ратледж ринулся на Маттиаса.

— Ты должен умереть!

Маттиас прижался к каменной стене. Ратледж промахнулся и вылетел на верхнюю площадку лестницы.

Несколько секунд он возился там, ища в темноте упор. Маттиас сделал шаг к нему, чтобы оттащить его назад в коридор.

Но он опоздал. Ратледж перевалился через край лестницы и рухнул в черную бездну. Эхо его последнего крика еще долго звучало в лабиринте.

— Но почему он это сделал? — тихо спросила Имоджин, выводя Маттиаса из задумчивости и возвращая к настоящему.

Глядя на ухмыляющуюся глиняную маску на стенке саркофага, Маттиас сказал:

— Он стал вести себя весьма странно, с тех пор как я двумя днями раньше сделал довольно ценное открытие.

— Ты открыл библиотеку?

— Нет. Кое-что еще… Но сейчас это не имеет значения. Мы заключили с ним договор. Если дело касалось просто замарских предметов, каждый берет себе то, что он обнаружил. Ратледжу не давала покоя та вещь, которую я нашел. Он решил убить меня, чтобы ею завладеть. — Маттиас поднял глаза на Имоджин. — Все дело в том, что я отдал бы эту вещь ему, если бы он просто попросил.

Имоджин поставила руки на бедра и стала постукивать носком своего маленького полусапожка по полу.

— Ты не считаешь, что Ратледж сошел с ума, как и бедная Люси?

— Нет, — спокойно сказал Маттиас. — Я думаю, что он с самого начала задумал использовать меня в своих интересах. Он раньше меня понял, что именно я могу найти ключ к тому, как отыскать Замар. Он сделался моим другом… Дал мне доступ к своей библиотеке… Сопровождал меня в экспедиции… А затем попытался убить, когда решил, что больше от меня пользы не будет.

— Но ведь он был твоим другом!

— В настоящее время я выбираю друзей с большей осторожностью. — Маттиас поморщился при мысли о своей юношеской наивности. — Как же я был глуп! Мне льстило, что Ратледж верит в мои исследовательские способности. По какой-то мне самому не понятной причине я искал его одобрения…

В глазах Имоджин мелькнула неожиданная догадка.

— Может, он дал тебе то, что твой отец… — Она оборвала фразу, услышав стук камня о камень, и повернулась в ту сторону, откуда послышался шум. — Что за дьявольщина?

Маттиас отложил блокнот и медленно поднялся:

— Похоже, мы здесь не одни.

Из приоткрытого саркофага у противоположной стены поднялся Аластер:

— Меня всегда интересовало, что же случилось с Ратледжем.

— Дрейк! — Маттиас смотрел, как Аластер вылез из саркофага и встал на пол.

— Стало быть, ты спустил его с лестницы, Колчестер? Очень умненько. — Аластер улыбнулся улыбкой, которая сделала его столь популярным в самых фешенебельных гостиных, и направил на Маттиаса пистолет. — Очень жаль, что ты больше никогда не сможешь рассказать эту историю сам.

— Аластер! — Имоджин в смятении уставилась на Дрейка. — Что вы здесь делаете?

— Полагаю, что это не нуждается в объяснении, — ответил Аластер.

— В самом деле. — Маттиас с сожалением посмотрел на пальто, которое висело вне пределов досягаемости. Он проклинал себя за то, что оставил пистолет в кармане. — А где твоя обольстительная сестрица?

— Я здесь, Колчестер. — Из-за холста, которым были задрапированы несколько статуи, грациозно вышла Селена, держа в руке миниатюрный пистолет. — Мы давно ждем, когда вы придете к нам. Мы вели наблюдение за вашим домом и не сомневались, что рано или поздно встреча состоится.

Аластер улыбнулся Имоджин:

— Надеюсь, вам приятно сознавать, что вы с мужем завершили свои исследования Замара в столь дорогом вашему сердцу месте. Для всех вы станете последними жертвами проклятия Ратледжа.

 

Глава 20

Имоджин почувствовала, что ей нечем дышать. Она в смятении взглянула на Маттиаса. Он стоял, прислонившись к саркофагу, с таким видом, словно не произошло ничего необычного. Лицо его представляло собой холодную, загадочную маску. Сейчас это был человек, который заслужил прозвище Безжалостный Колчестер. Имоджин вдруг поняла, что заблуждалась, приписывая Маттиасу слабость нервов.

На мгновение она встретилась со взглядом его серых со стальным отливом глаз и прочитала в них холодную решимость, от которой у нее зашевелились волосы на затылке. Она поняла, что, если появится малейшая возможность, Маттиас сделает все, чтобы воспользоваться ею для их спасения.

Это Колчестер Замарский, с удовлетворением подумала Имоджин. Она не ошибалась. Она всегда знала, что он — человек дела.

У Имоджин восстановилось дыхание. Они были товарищи, компаньоны, партнеры. Она должна быть готовой играть свою роль, какой бы план ни избрал Маттиас.

— Я вижу, мы зря надеялись, что вы оба убежите на континент, — сказала она тоном, в который ей хотелось вложить отвращение.

— И оставить здесь все, что нам досталось с таким трудом? — Губы Селены сложились в ироническую улыбку. — Не будьте круглыми дураками! Нам с братом было совсем непросто занять нынешнее положение в свете. И мы не намерены его потерять из-за такого синего чулка, как вы, леди Колчестер. — Она перевела взгляд на Маттиаса, — Или из-за вашего гораздо более опасного мужа.

Имоджин с серьезным видом кивнула, словно слова Селены и в самом деле ей многое объясняли.

— Понятно. Колчестер говорил что-то вроде этого, но я возразила ему, что у вас хватит ума не болтаться здесь после всего случившегося.

— Ты, очевидно, переоценила их ум, моя дорогая, — негромко сказал Маттиас.

В глазах Аластера блеснула злость. Он коротким, резким движением поднял дуло пистолета, что выдало его возбужденное состояние.

— Замолчи, высокомерный выродок! Через несколько минут ты и твоя леди займете один из этих удобных гробов. Я думаю, что, приложив некоторые усилия, мы сможем затолкать вас двоих в один саркофаг… Романтично, не правда ли?

— Именно таков ваш план? — с сардонической улыбкой проговорил Маттиас. — Вы хотите затолкать нас в один из этих гробов? — Он похлопал ладонью по ребру саркофага.

Аластер напрягся, увидев, что Маттиас сдвинулся с места. Напряженность его спала, когда рука Маттиаса замерла.

— А почему бы и нет?

— Ты даже больший идиот, чем я думал, Дрейк, — сказал Маттиас, — Как тебе известно, у меня есть двое-трое преданных друзей в Лондоне. Им не составит труда выяснить, что здесь произошло и кто в этом виноват.

— Маловероятно, черт подери! — Аластер прищурился. — Даже если кто-то из твоих друзей, например Феликс Гластон, сообразит, что произошло, черта с два он сумеет это доказать! Да он даже не сумеет отыскать ваши тела!

Имоджин уставилась на Аластера:

— Что вы имеете в виду?

Аластер зловеще улыбнулся:

— Саркофаг с вашими телами сегодня ночью вывезут в фургоне ассенизаторы. Вы совершите путешествие за город вместе с содержимым выгребных ям. Я нанял для этого группу отъявленных негодяев, которые не задают лишних вопросов. И уж конечно же, они не станут открывать крышку заколоченного гроба, чтобы посмотреть, что там находится!

— Вы оба окажетесь погребенными в безвестной могиле на фермерском поле, — добавила Селена. — Все очень просто. И чисто.

— Все не так-то просто! — яростно проговорила Имоджин. — Через пару часов за нами приедет наш конюх. Если он не найдет нас, он обыщет весь музей!

— Вам домой уже послана записка, в которой говорится, что вам сегодня экипаж не понадобится. — Глаза Аластера при этих словах лихорадочно сверкнули. — Вашему дворецкому сообщили, что по случаю прекрасной погоды вы решили прогуляться пешком.

— А почему вы думаете, что кто-то вам поверит? — вдруг заинтересовался Маттиас.

Селена самодовольно улыбнулась:

— Из Замарского музея после обеда выйдут двое. Джентльмен будет в вашем черном пальто, вашей шляпе и ботинках, милорд. Женщина — в весьма приметном замарском наряде леди Колчестер, на голове у нее будет давно вышедшая из моды шляпа, которую носит леди Колчестер.

— Вы хотите уйти отсюда в нашей одежде? — возмутилась Имоджин.

— И затеряться среди лондонской толпы. И исчезнуть. — Селена небрежно помахала рукой. — Новые жертвы проклятия Ратледжа.

— Но начнутся разговоры, догадки! — не сдавалась Имоджин. — Колчестер прав. Его друзья зададутся вопросами.

— Вопросами, на которые никогда не бывает ответов. Общество полакомится разговорами и сплетнями некоторое время, а лотом все постепенно затихнет. Мы с Аластером вернемся через несколько месяцев в город и будем вести прежний образ жизни. И никто не станет связывать наши имена с вашим исчезновением.

— Или со смертью леди Ваннек? — Маттиас пошевелился, как бы желая слегка потянуться. При этом он зацепил ботинком глиняную маску, которая была прислонена к саркофагу.

Аластер вздрогнул, метнул взгляд на ботинок Маттиаса, после чего, вновь расслабившись, спросил:

— Ты вычислил и это? Делает честь твоему уму.

— Это было нетрудно, после того как я прочитала дневник Люси, — вмешалась Имоджин. — Ты убил ее потому, что она хотела с помощью шантажа вынудить тебя бежать с ней в Италию.

Аластер скорчил рожу:

— Люси мне надоела… Я хотел с ней порвать обычным способом, но она не хотела меня отпускать. У нее возникла навязчивая идея — бежать в Италию, хотя ума не приложу, с чего она решила, что я стану ее сопровождать.

— Люси не оставила бы Аластера в покое. — Селена сжала рукой рукоятку пистолета. — И к тому же стала его шантажировать. Нам нужно было что-то предпринять.

— К счастью, ей не удалось обнаружить, что Селена и я в родстве, но зато она кое-что узнала о том, что произошло на севере. — Аластер пожал плечами. — Узнала слишком много лишнего.

— И нам ничего не оставалось, как отделаться от нее, — объяснила Селена. — И заодно от сыщика, которого она наняла.

Имоджин посмотрела в глаза Аластеру:

— И ты, я полагаю, был тем разбойником, который убил бедолагу сыщика?

— Наверно, я выглядел впечатляюще в плаще с капюшоном и двумя пистолетами в руках, — после некоторой паузы похвалился Аластер. — А вот с Люси была проблема. Надо было как следует подготовить почву для ее гибели, чтобы ни имя Селены, ни мое никак не связывались с ее смертью. Как вы могли убедиться, мы тщательно разработали сценарий.

— И отвели при этом ведущую роль мне, — с горечью проговорила Имоджин.

Маттиас скрестил на груди руки:

— Все было именно так, как мы и предполагали, моя дорогая. Они подстроили все таким образом, чтобы вина за так называемое самоубийство Люси падала на тебя и Ваннека.

— Если это может вас обоих как-то утешить, и Ваннека, и тебя по этому сценарию мы использовали вслепую, — заявила Селена. — Он пришел в ту спальню для встречи со своей очередной любовницей.

— Это, случайно, не ты была?

— Именно. — Селена улыбнулась. — К счастью, Люси так и не узнала ни о моем родстве с Аластером, ни о том, что произошло на севере. Очевидно, она не упоминала обо мне в своем дневнике, потому что, когда Ваннек обнаружил его несколько месяцев назад, он стал шантажировать только Аластера.

Как показалось Имоджин, это было сказано с надеждой на то, что она или Маттиас подтвердят ее предположение. Стало ясно, что Селена не вполне уверена в том, что в дневнике нет о ней упоминания.

Уголком глаза Имоджин взглянула на Маттиаса. Он еле заметно отрицательно покачал головой. Он не хотел давать надежду Селене. Словно прочитав его мысли, Имоджин вдруг поняла, что он хочет использовать дневник как приманку для спасения им жизни.

— В тот вечер, когда ты и Ваннек оказались в спальне, — продолжала Селена, — Аластер отнюдь не случайно оказался поблизости вместе со своим компаньоном. Мой брат, как стало всем известно, был шокирован и потрясен, обнаружив тебя в столь компрометирующей ситуации.

Имоджин повернулась к Аластеру:

— И тогда ты и твой компаньон сразу же распустили слух, что Ваннек соблазнил близкую подругу своей жены… А затем каким-то образом уговорил Люси принять роковую дозу опия.

— Это было совсем нетрудно, — заверил ее Аластер. — Я сказал Люси, что в стакане — новый тоник, который поможет ей успокоить нервы. Она была очень возбуждена и выпила содержимое стакана без всяких возражений и вопросов.

— И все стали говорить, что это самоубийство, — прошептала Имоджин.

— Поздравляю, — с издевательской улыбкой сказал Аластер. — Наконец-то до тебя все дошло!

— Парочка неважных, но кровавых актеришек, — тихо произнес Маттиас.

— Это правда. — Селена засмеялась. — Как ты угадал? Аластер и я — мы оба были актерами на севере. Но три года назад решили сыграть совершенно новые роли и сделать это в Лондоне. По-моему, наша игра была блестящей.

Маттиас опустил руки и уперся в край саркофага. Это новое изменение положения снова заставило Аластера насторожиться.

— Когда вы разыгрывали свою вторую кровавую пьесу, вы, похоже, снова попытались отвести Имоджин и Ваннеку главные роли? Да еще подключили сюда и меня… Я должен был сыграть роль палача Ваннека.

— Таков был замысел по сценарию, — сказала Селена. — Но Ваннек отказался играть предназначенную ему роль.

— Если бы кто-то из вас обратился ко мне за консультацией, — заметил Маттиас, — я бы объяснил ему, что Ваннек — вовсе не тот персонаж, который согласится появиться в урочный час на месте дуэли.

Небесно-голубые глаза Селены полыхнули гневом.

— Я знала, что он слаб, но не думала, что он до такой степени трус! Когда я это поняла, было слишком поздно. Я пришла к нему вечером накануне дуэли, чтобы разыграть роль страдающей любовницы.

— Вы просто хотели удостовериться, что все идет по задуманному плану, — высказал соображение Маттиас. — Представляю ваше отчаяние, когда вы поняли, что он хочет бежать из города и вовсе не собирается встречаться со мной на дуэли.

— Все было даже гораздо хуже, — возразила Селена. — Когда я пришла" я увидела, что он сел писать письмо Имоджин. Он узнал, что она обвиняла его в смерти Люси, и хотел написать, что подозревает в этом Аластера, полагая, что тогда Имоджин уговорит вас, Колчестер, воздержаться от дуэли. Я до сих пор с ужасом думаю о том, что могло бы произойти, если бы я не пришла к нему в тот вечер.

— И ты тут же его убила? — небрежным тоном спросил Маттиас. — Прямо в кабинете?

— У меня не было выбора, — сказала Селена. — Он бы убежал.

Имоджин пришла в ярость:

— И после этого позвала Аластера, вы втолкнули тело в экипаж и привезли на место дуэли, чтобы все решили, что Ваннека жестоко и хладнокровно убил Колчестер!

Аластер пожал плечами:

— Или по крайней мере, что его просто кто-то убил… Это было уже не столь важно для нас.

Маттиас снова изменил положение, опять коснувшись ногой глиняной маски. Похоже, на сей раз Аластер не обратил на это особого внимания.

Имоджин подумала, что эти движения Маттиаса отнюдь не случайны. На какое-то мгновение он бросил на нее мимолетный взгляд. Он явно предупреждал ее о необходимости быть наготове. Похоже, у него есть какой-то план.

Имоджин вдруг поняла смысл всех его еле заметных движений и производимого им шума. Он хотел усыпить бдительность Аластера и Селены, заставить их привыкнуть к тому, что он делает.

— Мне одно непонятно, — медленно проговорила Имоджин. — Почему вы столько тянули с убийством Ваннека? Ведь вы убили Люси три года тому назад.

Глаза у Селены потемнели.

— Этот выродок обнаружил дневник Люси только недавно. Никто даже не подозревал о его существовании, пока горничная не наткнулась на него, когда паковали вещи для переезда. Так что о дневнике стало известно, когда Ваннек переехал в новый дом.

— Три года мы с Селеной полагали, что о нашей тайне никому не известно. — Аластер состроил гримасу. — И вдруг пару месяцев назад Ваннек подошел ко мне и сказал, что он нашел дневник Люси и теперь знает то, что знала она. Он сказал, что если я стану ему регулярно платить, он будет хранить молчание. Я вынужден был посоветоваться с Селеной, и мы придумали способ, как от него отделаться.

Селена улыбнулась Имоджин:

— И тут нам повезло, потому что появилась ты со своей сказочкой о карте и о Великой печати. И более того, за тобой стал ухаживать Колчестер.

Аластер взглянул на Маттиаса:

— Нужно сказать, мы с Селеной немало удивились тому, что ты проявил столь серьезный интерес к Имоджин и карте. Когда ты зашел столь далеко, что решился соблазнить ее и объявить о помолвке, мы поняли, что ты веришь в подлинность существования карты. Иначе невозможно было объяснить причину возникновения этого курьезного альянса.

— Ты так полагаешь? — спокойно спросил Маттиас.

Не реагируя на эту реплику, Селена сказала:

— Убедившись, что вы всерьез решили заполучить Имоджин и ее карту, мы нашли способ использовать ваше соперничество с Ваннеком и приблизить его безвременную кончину.

— Но оставался дневник, — заметил Маттиас, — который вам нужно было заполучить. Вы обшарили весь дом, чтобы найти его.

— И столкнулись с тобой! — раздраженно подхватил Аластер. — Откуда тебе стало известно о дневнике?

— Очень интересный вопрос, — сказала Имоджин, сделав шаг назад к глиняным табличкам, которые она лишь несколько минут назад сложила в штабель. — И сколько вообще людей знали о его существовании?

— Мы найдем способ заполучить его после… вашего исчезновения.

— Возможно, — обронил Маттиас.

— Будет не так уж трудно убедить вашу скорбящую сестру отделаться от проклятого дневника, — пояснила Селена.

Маттиас улыбнулся:

— Не слишком рассчитывайте на это. Я распорядился, чтобы дневник попал в надежные руки, если что-либо случится со мной или моей женой.

— Не верю! — выкрикнула Селена. Маттиас поднял брови, однако ничего не ответил.

На лицо Аластера набежала тень.

— Селена?!

— Он блефует, Аластер! Не обращай на его слова внимание! Мы добудем дневник!

— Возможно, вас заинтересует, как мы узнали о существовании дневника, — холодно произнесла Имоджин. — Вам следует знать, что отнюдь не по воле случая.

— О чем ты, черт возьми, болтаешь? — возвысил голос Аластер.

Селена свирепо посмотрела на Имоджин:

— Должно быть, тебе сказал об этом Ваннек.

— А вот и не Ваннек! Совсем даже не Ваннек!

— Тогда кто же? — воскликнул Аластер. Селена бросила на него усмиряющий взгляд:

— Успокойся, Аластер.

— Проклятие, Селена, разве ты не понимаешь? Кто-то еще знает о существовании дневника!

— Нет! Она лжет!

Тем не менее слова Имоджин явно встревожили Селену и Аластера, и они уставились друг на друга. Этим воспользовался Маттиас.

Он нагнулся, схватил тяжелую маску, находившуюся возле саркофага, и очень точно швырнул ее в Аластера.

— Что ты… — Селена прореагировала первой и наставила пистолет на Маттиаса. — Аластер, берегись!

Но Аластер упустил момент. Он вскрикнул и поднял, защищаясь, руку. Однако этот жест лишь частично смягчил удар тяжелой маски. Аластер покачнулся, пистолет выпал из его руки, Маттиас бросился на Аластера.

— Выродок!

Красивое лицо Селены исказилось от ярости. Она собралась нажать на спусковой крючок.

Имоджин махнула рукой и толкнула штабель глиняных табличек. Таблички с грохотом повалились в сторону Селены, перепугав ее и помешав нажать на крючок.

— Ах ты корова неуклюжая! — Селена резко повернулась к Имоджин. — Вон что наделала!

Имоджин бросилась было бежать, но споткнулась и упала в саркофаг в тот момент, когда Селена выстрелила.

Имоджин почувствовала, как что-то холодное прикоснулось к ее руке, когда она позорно попыталась спрятаться в каменном гробу. Позади себя она услышала шум отчаянной потасовки и вопли Селены.

Имоджин поднялась в саркофаге, чувствуя, что ее левое плечо плохо действует. Опираясь главным образом на правую руку, она выбралась из саркофага.

С ужасом она увидела, что Аластер и Маттиас топчутся лицом к друг другу. В руках Аластера блеснул нож. Селена нагнулась, пытаясь поднять выроненный Аластером пистолет.

— На сей раз я тебя убью, Колчестер, — зарычал Аластер, помахивая ножом.

Внезапно Маттиас резко выбросил вперед ногу и сильно ударил Аластера в бедро. Аластер взвыл от боли и упал на бок.

Имоджин увидела, что Селена вот-вот завладеет лежащим на полу пистолетом.

— Нет! — воскликнула Имоджин и, выпрыгнув из саркофага, всем телом обрушилась на Селену. Они обе тут же врезались в громадную статую Замариса. Столкновение было настолько сильным, что кое-как прикрепленная во время реставрации рука бога Ночи дала трещину и закачалась над Имоджин и Селеной.

— Назад, Имоджин! — закричал Маттиас.

Имоджин мгновенно откатилась в сторону. Тяжелая рука Замариса рухнула вниз секунду спустя.

Селена не успела вовремя откатиться. Каменная рука ударила ее по плечам, придавив к полу. Коротко вскрикнув, Селена затихла.

Имоджин медленно села на полу. В голове стоял странный шум, плечо сильно болело. Она подумала, что, по всей видимости, оцарапалась, когда упала в саркофаг.

В помещении повисла тишина. Имоджин увидела, что Маттиас встает на ноги, а Аластер неподвижно лежит на полу.

— Маттиас, — спросила Имоджин, попытавшись подняться, — с тобой все в порядке?

— Да. А с тобой?

— Вполне, — Имоджин задержала вдох, почувствовав острую боль, — терпимо.

— Дорогая, ты не перестаешь меня изумлять. — Маттиас направился к ней, при этом его взгляд упал на Селену. — Она мертва?

— Не думаю. — Имоджин посмотрела на Селену. — Должно быть, без сознания… А что с Аластером?

— То же самое. Похоже, они оба выживут, чтобы понести наказание за свои преступления. — На лицо Маттиаса легла тень. — Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да, конечно. — Имоджин приказала себе подняться на ноги. Для этого ей пришлось схватиться за массивную ногу Замариса. — Я ведь говорила тебе, что не склонна к нервным срывам.

— Завидую вашим железным нервам, мадам. — Маттиас чуть грустно улыбнулся. — А вот я чувствую, 'что у меня нервы разыгрались.

Имоджин с трудом сглотнула комок в горле.

— Не ждите, что поверю вам, сэр. Больше не удастся убедить меня в слабости ваших нервов.

— Отчего же… Одна мысль о том, что тебя едва не убили сейчас, способна меня уложить в постель на пару недель. — Внезапно глаза у него потемнели. — Имоджин, твое плечо…

— Успокойтесь, сэр. Я просто оцарапалась о саркофаг.

— Черта с два, оцарапалась! — Глаза Маттиаса расширились от ужаса, когда он бросился к ней. — Селена ранила тебя!

Имоджин посмотрела на саднящее плечо и увидела кровь.

— Боже мой, действительно! — И сразу почувствовала боль — острую, жгучую, сводящую с ума.

И впервые в своей жизни Имоджин потеряла сознание. Маттиас подхватил ее, не дав упасть на пол.

Имоджин очнулась на руках Маттиаса. Она слышала, как он отдавал приказания двум служащим, стоя на лестнице Замарского музея. Он что-то говорил о том, чтобы позвали охрану и приставили к двум находящимся в музее людям.

Все вокруг снова закачалось и закружилось, когда Маттиас вносил ее в экипаж. Имоджин уткнулась лицом в плечо мужа и крепко сжала зубы. Его руки бережно обвились вокруг нее.

Это ощущение боли длилось, казалось, целую вечность. Наконец карета остановилась, и Маттиас с Имоджин поднялся по лестнице перед домом. Дверь открылась.

Из гостиной доносились возбужденные голоса — там бушевала ссора.

— Убери от нее свои грязные руки или я съезжу тебе по физиономии! — услышала Имоджин громкий голос Хьюго.

— Она моя племянница! — взревел другой мужчина! — Я могу делать с ней все, что хочу!

— Патриция никуда с тобой не пойдет! — клятвенно заявил Хьюго. — Отойди в сторону! Я буду стоять за нее насмерть!

— Уфтон! — закричал Маттиас. — Где тебя, черт возьми, носит?

— Я здесь, сэр, — откликнулся Уфтон. — Простите, сэр. Я не слышал, как вы появились… Тут у нас возникла небольшая проблема.

— Она может обождать. Имоджин ранена. Имоджин открыла глаза и увидела тревожные глаза Уфтона.

— Привет, Уфтон. — Она сама поразилась слабости своего голоса.

— Несите ее побыстрее в библиотеку, — сказал Уфтон.

Из гостиной снова послышались резкие голоса.

— Это, должно быть, кошмарный дядя Патриции, мистер Пул, — прошептала Имоджин. — Это ведь он, Уфтон?

— Да, и говорит, что хочет забрать леди Патрицию обратно в Девон, — пояснил Уфтон, открывая дверь в библиотеку. — Мистер Бэгшоу возражает.

Имоджин улыбнулась:

— Молодец Хьюго.

В этот момент шум и крики в гостиной достигли апогея, и высокий костлявый мужчина с всклокоченными волосами вылетел из открытых дверей и растянулся на полу в зале.

Несколько секунд мужчина, видимо, основательно оглушенный, лежал без движения на мраморном полу. Затем он потряс головой и уставился недобрым взглядом на Маттиаса. Сверкнули желтые зубы. Он напомнил Имоджин крысу.

— Вы, должно быть, Колчестер! — Мужчина сел, потирая челюсть. — Меня зовут Пул, я дядя Патриции… Приехал, чтобы освободить вас от нее, милорд. А этот юный выродок говорит, что она останется с вами.

В дверях появился Хьюго. Из-за его спины выглядывала перепуганная Патриция.

— Так оно и есть. — Хьюго посмотрел сверху вниз на свою жертву и стал массировать правую руку. Затем он перевел взгляд на Маттиаса. — Вы ведь дали Патриции слово, что не отправите ее к этому мерзавцу, не правда ли, Колчестер?

— Верно, дал. — Маттиас внес в библиотеку Имоджин и, слегка обернувшись, добавил:

— Отделайтесь от него, Бэгшоу.

— С удовольствием!

Имоджин уловила охотничий блеск в глазах Хьюго, который двинулся к Пулу.

— Не трогай меня! — Пул увернулся, не позволив Бэгшоу схватить его за шиворот. Он бросился к двери, преследуемый Хьюго.

Когда Хьюго захлопнул за Пулом дверь, Патриция подбежала к дверям библиотеки:

— Что случилось с Имоджин?

— Ее ранила леди Линдхерст, — сказал Маттиас, осторожно опуская жену на диван.

— Боже мой! — прошептала Патриция. — С ней… она поправится?

— Да! — твердо сказал Маттиас. Это единственное слово прозвучало как клятва.

Имоджин попыталась изобразить ободряющую улыбку:

— Со мной все будет хорошо. Нет никаких оснований так пугаться.

— Позвольте посмотреть рану. — Уфтон не без труда пробрался к дивану, оттеснив Маттиаса.

— Что там? — спросила Имоджин. Мир больше не качался и не вертелся. Похоже, она чувствовала себя уже лучше.

Уфтон удовлетворенно кивнул головой.

— Рана неглубокая, миледи. Вы поправитесь быстро. — Он взял бутылку с бренди. — Вы сможете сделать приличный глоток, мадам?

Имоджин заморгала глазами.

— Отличная идея, Уфтон. — Она позволила ему влить солидную дозу крепкого бренди в рот. Обжигающая жидкость достигла желудка, приятная теплота растеклась по жилам. Она снова заморгала глазами и блаженно улыбнулась Маттиасу. Но ответной улыбки не последовало, лицо его осталось серьезным.

— Вы подержите ее, сэр? — тихо проговорил Уфтон.

Маттиас сел на валик дивана, обнял ее и придавил ей ноги — не очень сильно, но так, что она не могла вырваться.

— Прости меня, Имоджин, — сказал он.

— За что? — набросилась на него она. — Ты не сделал мне ничего плохого. Наоборот, ты вел себя сегодня просто героически! Это потрясающе! Я в душе всегда верила в то, что ты человек дела.

Уфтон плеснул бренди на открытую рану. Имоджин вскрикнула и второй раз в жизни потеряла сознание.

 

Глава 21

Спустя три дня Имоджин, уютно устроившись на диване в библиотеке, пила чай и болтала с Горацией, когда в библиотеку ворвалась Патриция.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она, снимая шляпу.

— Спасибо, очень хорошо, — ответила Имоджин. — Плечо еще побаливает, но, в общем, заживает неплохо благодаря Уфтону н его лечению с помощью бренди.

— Не напоминайте мне об этом, — поморщилась Патриция, бросая цветастую шляпу на стол. — Честное слово, никогда не забуду выражения лица Маттиаса, когда он держал вас, а Уфтон лил бренди на рану.

Имоджин оживилась:

— А какое выражение лица у него было?

— Прямо зверское! — Патриция села на стул и потянулась за чайником. — В этот момент я поняла, почему его называют Безжалостным Колчестером. — Это потому, что он переживал за меня, — сказала Имоджин. Она ожидала, что Патриция скажет, каким взволнованным и встревоженным было лицо Маттиаса, который понимал, насколько ей было больно. Но слово «зверское» было весьма выразительным и отлично характеризовало глубину его переживаний.

Горация посмотрела на разрумянившуюся, сияющую Патрицию:

— Похоже, ты в отличном расположении духа, дорогая! Довольна поездкой?

— О да! — Румянец Патриции стал еще гуще. — Очень даже! Хьюго мастерски правит лошадьми! Мы были в центре внимания в парке. Кстати, Имоджин, он передает вам приветы и свои сожаления по поводу того, что не увидит вас сегодня вечером на балу у Шелтонов.

Имоджин наморщила нос:

— Маттиас запретил мне выезжать из дома по крайней мере в течение двух недель… Он совершенно непреклонен в этом отношении. Мне пока не удается переубедить его.

— Он говорит, что вы его страшно напугали в тот день. — Патриция налила в чашку чай. — Он сказал, что, учитывая его чувствительную натуру, ему понадобится не одна неделя, чтобы прийти в себя.

— Гм… — Имоджин отхлебнула из чашки. — Мне недавно пришло в голову, что на свои слабые нервы и повышенную чувствительность он ссылается лишь тогда, когда это ему выгодно. А во все оставшееся время он об этом полностью забывает.

Патриция засмеялась:

— Наверно, вы правы… Жаль, что вы пропустите вечера и балы на этой неделе. Вы и мой брат — сейчас главная тема разговоров в обществе. Нас с Хьюго сегодня то и дело останавливали в парке. Всем интересно узнать подробности о событиях в Замарском музее.

Горация хмыкнула:

— Я думаю, это главная причина, почему Колчестер настаивает, чтобы Имоджин не принимала никаких приглашений в течение двух недель. Он не намерен удовлетворять любопытство светского общества.

— Вы абсолютно правы, Горация, — сказал Маттиас, появляясь в дверях. — У меня есть более интересные занятия, нежели вести светские беседы о деле, которое столь сильно подействовало на мои нервы.

— Это ты, Колчестер! — заулыбалась Имоджин. — А мы ждем тебя. Ну как, получил ты от Феликса информацию, которую ждал?

— Да. — Маттиас подошел к дивану и быстро, но по-хозяйски крепко поцеловал жену.

— Это что за информация? — заинтересовалась Патриция.

— Ну как же… Ответ на вопрос, что произошло на севере. Как ты знаешь, мистер Дрейк и его сестра отказались отвечать на какие-либо вопросы. Они сообразили, что Люси не написала в дневнике о тайне, которая стала ей известна.

— Но, сопоставив сведения, которыми мы располагали с Имоджин, с теми, которые раздобыл Феликс Гластон, я наконец-то сумел восстановить всю картину. — Маттиас сел на диван рядом с Имоджин и посмотрел на Горацию. — Не сомневаюсь, что вы найдете ее весьма интересной.

— Почему вы так думаете? — спросила Горация.

— Вы помните жуткую историю о двух близнецах из замка Данстоук?

— Конечно. — Горация широко раскрыла глаза. — Только не говорите, что мистер Дрейк и леди Линдхерст — это те самые порочные близнецы!

— Однако именно так оно и есть, — сказал Маттиас.

— Но ведь они не близнецы! — недоуменно воскликнула Патриция.

— Близнецы не всегда абсолютно одинаковы, — напомнила Имоджин, потянувшись за чайником, чтобы налить чаю Маттиасу.

— Именно. — Маттиас нахмурился. — Позволь мне самому это сделать, тебе следует поберечь плечо. — Он взял чайник из рук Имоджин. — Селена и Дрейк сбежали после того, как подожгли дом с целью погубить лорда Данстоука. При этом с собой прихватили все его драгоценности, на что и жили в течение последних трех лет.

Воображение Имоджин восполнило недостающую информацию.

— Они взяли себе новые имена и переехали в Лондон… У них было достаточно денег, чтобы вести светскую жизнь, и актерских способностей, чтобы играть роль, которую они себе выбрали. Никто и не подумал задавать им вопросы,

Маттиас согласно кивнул, налил себе чаю и откинулся на спинку дивана.

— Но в Лондоне они столкнулись с тем, что в обществе все говорят о Дьявольских близнецах. Внезапное появление на сцене брата и сестры могло возбудить подозрение. Поэтому в качестве дополнительной предосторожности они решили сохранить в тайне факт своего родства.

— А потом вынуждены были хранить эту тайну и после того, как слухи о близнецах затихли, — подхватила Горация. — Нелепо спустя несколько месяцев вдруг заявлять, что они брат и сестра.

— Верно, — сказал Маттиас. — А потом у Дрейка начался роман с Люси. Однажды у него сорвалось с языка нечто такое, что заставило ее насторожиться. Может быть, сказал что-то о театре или о своем актерском таланте. Как бы то ни было, это побудило ее нанять сыщика, который, в свою очередь, сообщил ей нечто интересное.

— А спустя три года лорд Ваннек обнаружил дневник Люси, — задумчиво произнесла Имоджин. — Он не узнал точно, в чем заключалась тайна, но понял, что тайна была. Это его вполне устроило. Он нуждался в деньгах и решил шантажировать Аластера.

— Он убедил Дрейка, что знает то, что знала Люси, и тем самым подписал себе смертный приговор, — продолжил мысль Маттиас. — Для Дрейка и его сестры светское общество было смыслом их жизни. Чтобы сохранить свое положение, они готовы пойти на все, вплоть до убийства.

Патриция нервно передернула плечами:

— Как вы думаете: их повесят?

— Скорее всего отправят в Австралию, — предположил Маттиас. — Теперь обычно так поступают после того, как запретили вывозить осужденных в Америку.

Имоджин поморщилась:

— Что-то подсказывает мне, что Селена и Аластер станут преуспевать в колонии.

Она находилась в обитой черной материей спальне. Она почему-то знала, что скоро полночь. Окна были раскрыты. Врывающийся холодный ночной воз-дух заставлял трепетать пламя свечей. Маттиаса не было видно. Она медленно обернулась и позвала его. Ответа не последовало.

Внезапно ее охватила паника. Ей нужно обязательно найти Маттиаса! Она выскочила из спальни и побежала по коридору дома дяди Сельвина. Ее душило отчаяние. Если она не найдет его. они оба затеряются в этом кошмарном мавзолее.

Она обыскала все комнаты в этом здании, кроме библиотеки. Она с опаской посмотрела на закрытую дверь, боясь открыть ее. Если Маттиаса там нет, ей никогда не удастся найти его. Они оба навсегда останутся одинокими.

Она взялась за ручку двери и стала медленно ее поворачивать…

— Доброе утро, дорогая, — произнес Маттиас. Остатки сна еще держали Имоджин в напряжении.

Она открыла глаза и увидела стоящего возле кровати Маттиаса. Под мышкой он держал небольшой, с резным орнаментом сундучок, а в руке — экземпляр журнала «Замариан ревю».

— Прости, что разбудил тебя. Но я подумал, что тебе интересно будет взять в руки свежий номер журнала. Ты ни за что не догадаешься, что написал в этот раз этот самоуверенный, несносный выскочка И.А.Стоун.

Имоджин зевнула и села, опираясь спиной о подушки. Она с подозрением посмотрела на Маттиаса, В рубашке с короткими рукавами и бриджах, он казался вполне материальным и реальным. Солнце освещало серебристую прядь в его черных волосах. Серые глаза были необычно ясными при свете утреннего солнца.

Имоджин вдруг встрепенулась, подумав, что в комнате слишком много света:

— Господи, который час?

— Еще нет и десяти. — Во взгляде Маттиаса заплясали лукавые искорки.

— Не может быть! Я никогда не просыпаюсь так поздно! — Повернувшись, она посмотрела на часы, стоящие на комоде, и убедилась, что было без пяти десять. — Это ты виноват! Ты не давал мне спать чуть ли не до утра

Маттиас улыбнулся плутовской улыбкой:

— Ты ведь сама настояла на том, чтобы мы испробовали по меньшей мере половину тех позиций, которые были изображены на замарском свитке.

Щеки Имоджин покрылись румянцем, когда она вспомнила об их вчерашних любовных забавах.

— Ну, вовсе не половину, а всего лишь несколько наиболее интересных.

— Причем, насколько я помню, во всех этих позициях дама оказывалась наверху. — Улыбка Маттиаса стала еще шире. — Но ничего страшного, моя дорогая. Ты же знаешь, как воспламеняется моя кровь, когда ты берешь дело в свои руки. — Он подал ей номер «Замариан ревю».

— Ты разбудил меня для того, чтобы показать мне мою собственную статью? — спросила она, демонстрируя интерес, и раскрыла журнал.

— Не совсем. Разбудил я тебя по другой причине,

— Ой, Маттиас, взгляни! Редакция напечатала мою статью перед твоей!

— Да, я знаю… А что касается причины, почему я тебя разбудил…

— Они впервые напечатали мою статью раньше твоей! — заявила Имоджин, приходя в восторг. — Возможно, они наконец-то пришли к заключению, что мои наблюдения и выводы столь же обоснованны и интересны, как и ваши, милорд!

— Я намерен поговорить с ними по этому поводу. Похоже, они забыли, что именно я основал этот несчастный журнал. — Маттиас присел на край кровати. — Но прежде я хотел бы передать тебе вот это, дорогая.

— Одну минутку, сэр. Позвольте мне взглянуть, есть ли письма по поводу моей последней статьи о взаимоотношениях Замариса и Анизамары в замарской мифологии.

— Имоджин, у меня кое-что есть для тебя.

— Ага… Письмо от этого идиота Бледлоу. Я была уверена, что он попытается оспорить мои аргументы. — Имоджин помолчала. — Что ты сказал?

Маттиас слабо улыбнулся:

— У меня для тебя подарок.

— Как мило! — Она почувствовала, что Маттиас хочет сказать ей нечто важное. — Он в этом сундучке?

— Да. — Маттиас протянул ей шкатулку.

Она медленно открыла крышку и заглянула внутрь.

На черном бархате лежал поражающий великолепием предмет размером с ладонь. Одна сторона его была выполнена из золота, на которой были видны письмена наподобие тех, что встречаются на свитках. Вторая сторона была украшена изумительной красоты самоцветами. Драгоценные камни чистой воды сверкали и переливались и казались почти прозрачными.

— Великая печать королевы, — ахнула Имоджин.

— Ты видишь ту самую вещь, из-за которой Ратледж пытался меня убить.

Она заглянула в его глаза:

— Она была у тебя все это время? Ты держал ее под замком и забавлялся легендами, которые о ней ходили?

Он пожал плечами:

— Да. Она была словно дух.

— А почему ты отдаешь ее мне?

Он дотронулся своими красивыми пальцами до щеки Имоджин.

— Потому что ты спасла меня от духов. Ты моя Анизамара.

— Ой, Маттиас! Как же я тебя люблю! — Имоджин отложила в сторону бесценную печать и потянулась к нему.

— Я рад это слышать. — Он успел схватить печать, чтобы она не упала на пол, и аккуратно поставил шкатулку на ночной столик. — Потому что я тоже тебя люблю! И буду любить до конца жизни и даже после!

— Это обещание, милорд?

— Да. И притом самое важное из всех мною данных.

Имоджин обвила шею Маттиаса руками и восторженно притянула к себе. Всему миру известно, что Колчестер всегда выполняет обещания.