Гипнотизер сам открыл дверь и не выказал особенной радости при виде Тобиаса.

— Марч? Вот это сюрприз. Что вы здесь делаете? — проворчал он, пристально всматриваясь в лицо гостя. — Какие-нибудь новости насчет убийства?

— Я хотел поговорить с вами.

Тобиас шагнул вперед, не оставляя Хадсону иного выбора, кроме как посторониться.

— Не возражаете, если я войду?

— Но ведь вы уже вошли, — негостеприимно ответствовал хозяин. — Прошу.

Он запер дверь и повел Тобиаса в конец короткого коридора. По пути тот разглядывал обстановку. Дверь гостиной была распахнута. Он заметил, что внутри совсем темно: шторы на окнах спущены. Да и мебели почти не было: стол и единственный стул. Очевидно, Хадсоны не позаботились обставить снятый дом. Либо Селесту убили, прежде чем она выбрала обивку и мебель, либо Хадсоны вообще не намеревались долго оставаться в Лондоне.

Хадсон остановился перед маленьким, почти голым кабинетом.

— Садитесь, если хотите. Я бы предложил вам чаю, но экономка взяла выходной.

Тобиас, проигнорировав приглашение, встал у окна, спиной к затянутому тучами небу, и наскоро осмотрел комнату. На полках стояло всего несколько книг, причем, похоже, очень старых. Кожаные переплеты истерлись и потрескались. На стенах ни картин, ни рисунков. На письменном столе ни одной личной вещи.

— Можно предположить, что вы собираетесь вскоре покинуть Лондон? — осведомился он. Если Хадсону и не понравился вопрос, он ничем этого не показал и, случайно или нарочно, поспешил зайти в тот угол, где стоял стол, — единственное место, куда не падал свет из окна.

— Вы обратили внимание на отсутствие мебели, — кивнул он, небрежным жестом вынимая из кармана часы. Золотые брелоки заплясали. — Дом взят в аренду. Мы с Селестой даже не успели как следует разложить вещи, не говоря уже о покупке диванов, столов и гардин. А потом ее убили, и я, естественно, потерял всякий интерес к подобного рода вещам.

— Естественно.

— Могу я спросить, что все это значит, Марч? — чуть нараспев спросил Хадсон. Цепочка с брелоками продолжала раскачиваться. — Вы, разумеется, явились не для того, чтобы обсуждать интерьер моего дома.

— И тут вы правы. Я хотел потолковать о Ганнинге и Нортхемптоне.

Брелоки едва слышно зазвенели, но лицо Хадсона не выразило ничего, кроме вежливого недоумения. И глаз он не отвел.

— А при чем тут они?

Брелоки продолжали ритмично описывать крохотные дуги.

— Насколько я знаю, они были вашими пациентами в Бате.

— Да. Ганнинг страдал бессонницей. У Нортхемптона были проблемы в постели с женщинами.

Голос Говарда стал еще более звучным. Колебания брелоков все убыстрялись.

— Довольно обычные жалобы для людей их возраста. Не пойму, при чем тут эти люди.

Тобиас посчитал, что мерные движения брелоков становятся все более раздражающими.

— Оба они стали жертвами вора, и лишились фамильных ценностей, после того как лечились у вас, — пояснил он.

— Не понимаю. Не хотите же вы сказать, что моя Селеста имеет отношение к их несчастью? Да как вы смеете, сэр?!

Однако в голосе Говарда не прозвучало ни возмущения, ни негодования. Он, скорее, стал громче и отчетливее.

— Говорю вам, она была прелестной, импульсивной женщиной, но ни в коем случае не воровкой.

— Возможно. А возможно, и нет. Сейчас это не имеет значения.

— Прелестная, импульсивная женщина, — мягко повторил Говард. Сверкающие брелоки раскачивались, подобно маятникам. — Но не воровка. Глаза ее блестели ярче золота. Такие же золотистые, как отсветы от этих маленьких шариков, свисающих с моих часов. Глядите на шарики, Марч. Золотистые, яркие, чудесные. Так легко смотреть на них. Так трудно отвернуться.

— Приберегите вашу энергию для дураков, Хадсон, — сухо усмехнулся Тобиас. — Тех, кого вы вводите в транс. Со мной это не пройдет.

— Не понимаю, о чем вы.

— Криминальные таланты Селесты меня не интересуют. В отличие от того факта, что вы, Хадсон, скорее всего тоже вор.

— Я? — резко выкрикнул Хадсон, сжав в руке часы. Брелоки замерли неподвижно. — Как вам пришло в голову обвинять меня в подобном?

— Доказательств, правда, у меня нет.

— Еще бы!

— Но по моему мнению, случилось вот, что. — Тобиас заложил руки за спину и принялся бродить по комнате. — Много лет вы работали в одиночку. Однако подозреваю, что у вас все-таки случились столкновения с законом, поэтому вы из предосторожности сочли за лучшее исчезнуть на время. Поэтому и отплыли в Америку. Там дела пошли совсем неплохо, но, пожив немного на другом конце света, вы все же предпочли вернуться на родину и обосновались в Бате.

— Все это лишь сплошные домыслы.

— Вероятно. Сплошные домыслы — это то, что мне особенно хорошо удается. Итак, вы завели в Бате практику. Там же встретили Селесту, даму, чьи принципы целиком совпадали с вашими.

— И что это должно означать?

— То, что ни один из вас не терзался угрызениями совести, пойдя по преступной дорожке.

— Мне следовало бы вызвать вас за это на дуэль, сэр.

— Следовало, но вы этого не сделаете, — бросил Тобиас, останавливаясь в дальнем конце комнаты и глядя на Говарда. — Вы прекрасно понимаете, что я лучше стреляю, да и сплетни повредят вашему бизнесу.

— Вы не… — начал Говард.

— Как я уже сказал, вы с Селестой вошли в долю. Выбирали жертву, предпочитая, разумеется, богатых немолодых джентльменов, одной ногой стоящих на краю могилы. Из тех, кто легко поддавался чарам Селесты. Она старалась завлечь их, чтобы убедить обратиться к вам за помощью. Как только они оказывались в вашем кабинете, вы под гипнозом склоняли их отдать вам драгоценности. После они ничего не помнили из пережитого, поскольку вы приказывали им все забыть, перед тем как вывести из транса.

Говард все же сумел овладеть собой и стоял оцепеневший, как каменная статуя, пронзая Тобиаса взглядом, сделавшим бы честь самой Медузе.

— Вам этого не доказать! — повторил он наконец.

— Что же пошло не так? Что стряслось на этот раз?

— Вы, должно быть, безумны, сэр. Может, вам следует обратиться к врачу?

— Дело с браслетом с самого начала отличалось от остальных, — продолжал Тобиас. — Решение украсть вещь у Бэнкса для вас оказалось новым поворотом. На первый взгляд все это не имеет никакого смысла. Ваша специализация — драгоценности, а не антиквариат. Такие древности, как Голубая Медуза, имеют весьма ограниченный рынок сбыта. И избавиться от него далеко не так просто, как от бриллиантовых серег или ожерелья с жемчугом и изумрудами.

Говард ничего не ответил. Только насторожился. Сейчас, стоя в тени, он напоминал готовую к броску кобру.

Тобиас небрежно, словно между делом, взял с полки старую книгу в кожаном переплете, замеченную им раньше.

— Я могу назвать только две возможные причины вашего намерения украсть браслет с Медузой. Либо у вас уже был покупатель, некий коллекционер, готовый заплатить за браслет кругленькую сумму…

— У вас слишком богатое воображение, Марч.

Тобиас открыл потрескавшийся переплет и пробежал глазами титульный лист:

«Исследование некоторых тайных ритуалов и обрядов древних во времена римского владычества над Британией».

— А вот и еще одна возможность.

Тобиас закрыл книгу и поставил обратно на полку.

— И хотя, должен признаться, логического объяснения я не нахожу, все же эта вторая причина кажется мне гораздо более веской, чем мысль о заказном воровстве.

Губы Хадсона презрительно скривились.

— И с чего это вдруг я стал бы красть никому не нужный браслет?

— С того, что именно вы безумны, сэр, а не я, — мягко пояснил Тобиас, — поскольку поверили в легенду о браслете Медузы. Именно поэтому и похитили чертову штуку. Убедили себя, что камея с головой Медузы способна укрепить и усилить ваши гипнотические силы?

Хадсон и глазом не моргнул.

— Понятия не имею, что вы тут несете.

Тобиас ткнул пальцем в древнюю книгу.

— Вы наткнулись на упоминание о Медузе и ее якобы волшебном действии скорее всего именно в этом трактате. В любом случае вы просто одержимы желанием ее заполучить. Поэтому изложили Селесте свой план и отправились в Лондон, чтобы добиться своего.

— Вы глупец, Марч.

— Но Селеста многое повидала в жизни и давно уже научилась прежде всего заботиться о собственных интересах. Она, вне всякого сомнения, посчитала, что эта крайне рискованная кража не принесет никакой прибыли. А может, испугалась, что вы окончательно сходите с ума.

— Оставьте Селесту в покое.

— К сожалению, не могу. Что на самом деле случилось между вами в ту ночь, когда она умерла? Сначала я предполагал, что вы задушили ее за измену. Узнали, что она завела любовника, и разъярились. Но потом мне пришло в голову, что, может, убийство — всего лишь исход ссоры между ворами, не поделившими добычи. А теперь я начинаю думать, что вы расправились с ней, когда она, посчитав, что вы не в своем уме, решила выйти из дела.

Говард с такой силой схватился за край столешницы, что костяшки пальцев побелели.

— Будь вы прокляты, Марч! Я не убивал Селесту!

Тобиас пожал плечами.

— Признаюсь, что не получил ответов на многие вопросы. Например, так и не знаю, что случилось с браслетом. Очевидно, и вы не знаете, где он находится. Ведь вы только поэтому наняли Лавинию, не так ли? Не для того, чтобы найти убийцу. Хотите докопаться, где сейчас этот проклятый браслет.

— Вы поражаете меня, сэр, — хрипло, не своим голосом выдавил Говард. — А я-то думал, вы уже все разнюхали.

— Пока только малую часть, — бросил Тобиас, шагнув к двери. — Но будьте уверены, скоро я узнаю остальное.

— Погодите, черт возьми! Лавинии известно о ваших идиотских рассуждениях?

— Пока не о всех. Еще рано.

— Советую вам рта не открывать! Это для вашей же пользы. Да она вам и не поверит. Лавиния знает меня куда дольше, чем вы, Марч. Я старый друг ее родителей. Если поставите ее перед выбором, она примет мою сторону, можете не сомневаться.

— Кстати, о Лавинии, — заметил Тобиас. — Пожалуй, самое время дать вам совет.

— Я не нуждаюсь в ваших дурацких советах!

— В таком случае считайте это предупреждением. Не дай вам Бог хотя бы на секунду вообразить, что я позволю вам использовать Лавинию взамен Селесты.

— Считаете, будто она так увлечена, что никогда не бросит вас ради меня?

— Не считаю. Но твердо знаю одно: если вам и удастся увезти Лавинию, можете быть уверены, что, не успев насладиться пдодами победы, окажетесь в могиле.

Он вышел на крыльцо и аккуратно прикрыл за собой дверь.