Макс Форчун целый месяц искал возлюбленную Джексона Керзона. А теперь, когда он ее обнаружил, не знал, что о ней думать. Он никак не ожидал найти такую женщину, как Клеопатра Роббинс.
Макс стоял у пылающего камина и молча наблюдал за кипением жизни в уютном вестибюле гостиницы «Гнездышко малиновки». Несмотря на выразительное имя Клеопатра, мисс Роббинс ничем не напоминала ту знойную обольстительницу, которая в далекие времена зарабатывала бы себе на жизнь, соблазняя богачей в возрасте своего дедушки.
Ее вид полностью соответствовал ее занятию: усталая, но не теряющая присутствия духа хозяйка гостиницы, занятая размещением потока новых постояльцев. Макс прислушивался к шуму вокруг и одновременно разглядывал непримечательные морские пейзажи на стенах. Он чуть заметно насмешливо улыбнулся. Клеопатра Роббинс не только не была соблазнительницей, она также ничего не смыслила в искусстве. Тот, кто развесил по стенам эти бесцветные виды бушующего моря, не способен по достоинству оценить пять произведений Эймоса Латтрелла, оставленные здесь на хранение.
Это даже хорошо, что мисс Роббинс предпочитает марины, потому что Макс собирался отобрать у нее картины Латтрелла. Они принадлежали ему по праву. Джейсон Керзон завещал ему картины, и он обязательно их потребует у мисс Роббинс.
Макс приготовился использовать любую тактику, только бы заполучить свою собственность. Ему было не привыкать, уже с шестилетнего возраста он с боем брал все, чего ему хотелось в жизни. Иногда он терпел поражение, но чаще одерживал победу.
Макс положил ладони на замысловато вырезанную голову орла, украшавшую рукоятку его трости. Усилием воли — что было для него привычным — он заставил себя позабыть об упорной боли в ноге. Старая рана опять заныла, а вместе с болью вернулись и воспоминания, которые он гнал прочь.
Вместо этого он сосредоточился на Клеопатре Роббинс, распоряжавшейся за конторкой.
Макс вспомнил, что Джейсон называл ее Клео. Это коротенькое имя подходило ей куда лучше, чем громоздкое Клеопатра.
Как это похоже на Джейсона: выбрать себе любовницу, совсем не похожую на стереотип. С другой стороны, Джейсон всегда умел угадывать то, что скрывалось за показной внешностью. Он обладал зорким глазом прирожденного коллекционера и больше полагался на собственную интуицию, чем на чужое мнение. Удивительное собрание живописи, которое он оставил любимой галерее в Сиэтле, свидетельствовало о его безошибочном вкусе. Но пять картин Эймоса Латтрелла составляли основу его коллекции.
В момент смерти ему принадлежало примерно двести живописных произведений. Что же касалось любовниц, то, насколько было известно Максу, Клеопатра Роббинс была единственным предметом в коллекции такого рода.
Макс почувствовал неожиданное смущение, представив себе женщину за конторкой в кровати с Джейсоном Керзоном. Для Макса Джейсон был почти отцом, другого у него никогда не было. Он попытался убедить себя, что женское общество скрасило последние полтора года жизни Джейсона, проведшего в одиночестве немало лет после смерти жены.
Но, по непонятной причине, Макс отвергал идею, что этой утешительницей явилась Клео Роббинс.
Макс решил, что ей около тридцати, возможно, двадцать семь или двадцать восемь. Он незаметно принялся ее изучать, прежде всего отметив узел густых темно-каштановых волос, и тут же задумался, как они будут выглядеть, если их распустить по плечам. Клео Роббинс определенно не заботилась о своей прическе. Масса волос была торопливо стянута в пучок и небрежно скреплена заколкой; пучок вот-вот готов был рассыпаться от тяжести волос.
Вместо экзотической краски для век, которой наверняка воспользовалась бы ее египетская тезка, Клео Роббинс носила круглые, в золотой оправе, очки. Макс сделал вывод, что они странным образом выполняли функцию теней, скрывая подлинное выражение ее больших зеленовато-карих глаз.
Женщина, которую он разыскивал почти целый месяц, смотрела на мир профессионально доброжелательным взглядом хозяйки процветающей гостиницы, но Макс почувствовал в ней нечто более глубокое и загадочное.
Чтобы лучше понять ее, он попытался использовать прием, который, он знал по опыту, не всегда приносил успех. Он посмотрел на Клео Роббинс глазами искусствоведа.
К его удивлению, шум и движение вокруг словно отошли на задний план, как это случалось всегда, когда он погружался в изучение картины. Весь мир для него сосредоточился в одной Клео Роббинс. Почти сразу он почувствовал знакомое глубокое движение души. Он не находил этому объяснения. Подобное ощущение притягательности и влечения возникало в нем только при виде произведения искусства, когда он хотел им обладать.
Джейсон говорил Максу, что люди, так же, как творения искусства или литературы, могут быть талантливым творением. Но Макс нелегким опытом открыл для себя, что, когда речь шла о человеке, проникновение в его сущность имело свои пределы. Люди куда сложнее произведений искусства и умеют хорошо скрывать свои тайны.
И все же он почувствовал, что у него перехватило дыхание, когда он принялся изучать Клео с помощью внутреннего чутья, как эту его способность называл Джейсон.
— Одну минутку, мистер Партридж. Сейчас вам поднесут вещи в номер.
Клео одарила раздраженного мистера Партриджа ослепительной улыбкой и позвонила в серебряный колокольчик на конторке.
— Давно пора, — пробормотал мистер Партридж. — Я почти три часа добирался сюда из Сиэтла. Не могу понять, почему компания выбрала эту Богом забытую гостиницу на побережье для проведения чертового семинара. Как будто нельзя было найти в городе место для проживания.
— Уверяю вас, что зимой наше побережье самое подходящее место для проведения образовательных мероприятий. — Клео нетерпеливо взглянула на лестницу. — Боюсь, наш портье сейчас занят. Вот ключ от вашей комнаты, вы можете подняться к себе. Вещи вам поднесут позже.
— Не беспокойтесь. Я их сам поднесу. — Мистер Партридж схватил чемоданы. — Может, у вас хоть найдется что-нибудь выпить?
— В баре в гостиной, мистер Партридж, у нас отличный выбор вин и пива.
— К черту все. С меня довольно мартини.
Партрвдж схватил ключ и направился к лестнице на второй этаж. Следующие трое в очереди продвинулись вперед.
Макс наблюдал, как Клео приготовилась к их атаке. Он заметил, что она снова взглянула на лестницу. Не обнаружив там исчезнувшего портье, она, приветливо улыбаясь, повернулась к гостям.
Со стуком отворилась входная дверь. Молния снаружи расколола ночное небо. Дождь, ветер и еще два новых промокших постояльца ворвались в вестибюль. Новые посетители тут же присоединились к толпе у камина.
— Уточка-шуточка пошла купаться.
Макс невольно вздрогнул от высокого пронзительного голоса, послышавшегося неизвестно откуда. Маленький мальчик с шапкой белокурых кудрей смотрел на него снизу. На нем были крошечные джинсы, копия настоящих, и полосатая рубашечка. Ему было от силы пять лет, и он сосал большой палец.
— Что ты сказал?
Макс не мог вспомнить, когда он в последний раз беседовал с ребенком.
Мальчик на секунду вытащил палец изо рта и повторил прежнее заявление:
— Уточка пошла купаться.
Засунув палец обратно в рот, он вопросительно посмотрел на Макса.
— Понятно. — Макс искал подходящий ответ. — Пожалуй, немного холодновато для купания?
— Дядя Джейсон говорил, что утки плавают когда угодно и где угодно.
Макс сильнее сжал орла на рукоятке трости.
— Ты говоришь, дядя Джейсон?
— Дяди Джейсона больше нет, — грустно пояснил малыш. — Клео говорит, он на небесах.
— Джейсон Керзон на небесах? — переспросил Макс. — Что ж, все может быть.
— А ты знал дядю Джейсона?
— Да.
Мальчик опять вытащил палец изо рта и одарил Макса доброжелательной беззубой улыбкой.
— Меня зовут Сэмми Гордон. Моего папу ты тоже знал?
— Не думаю. — Неожиданная мысль мелькнула в голове у Макса. — Если только твой папа не дядя Джейсон.
— Нет, нет, — нетерпеливо повторил мальчик. — Мой папа не в раю, как дядя Джейсон. Мой папа пропал.
Макс почувствовал, что теряет нить разговора.
— Пропал?
Сэмми быстро закивал головой.
— Мама сказала Клео, что он ищет себя.
— Понятно.
— Наверное, еще не нашел.
Макс не знал, что сказать в ответ. Взглянув на толпу в комнате, он увидел, как из двери позади конторки появилась хорошенькая женщина с короткими золотистыми волосами. Она пришла на помощь Клео.
— Моя мамочка, — пояснил Сэмми.
— Как ее зовут?
— Сильвия Гордон. — Сэмми с глубоким интересом смотрел на трость Макса. — Почему ты на нее опираешься? У тебя что-то болит?
— Да.
— Ты скоро поправишься?
— Это случилось очень давно, — сказал Макс. — Я уже больше не поправлюсь.
— А…
Сэмми был заинтригован.
— Сэмми? — позвала Клео, выходя из-за конторки. — Где ты?
Макс быстро поднял голову. У возлюбленной Джейсона, как и положено Клеопатре, был мягкий грудной голос. Новая мысль заставила его вздрогнуть. Он почти услышал, как звучит этот теплый чувственный голос в постели.
— Я здесь, Клео!
Сэмми помахал ей мокрым от слюны пальцем.
Что-то блеснуло, когда Клео пробиралась через толпу. Макс взглянул вниз и нахмурился, обнаружив, что возлюбленная Джейсона отдавала предпочтение серебристым кроссовкам с такими же блестящими шнурками. Остальная ее одежда была не такой безвкусной, но уж никак не элегантной. Она состояла из желтой хлопчатобумажной рубашки и порядком вылинявших джинсов.
— Я тебя искала, Сэмми.
Клео улыбнулась мальчику и внезапно встретилась взглядом с Максом.
Растерянность мелькнула в ее зеленовато-карих глазах. На мгновение очки в золотой оправе перестали служить ей защитой. В эти короткие секунды она вдруг открылась ему, как произведение искусства, и он понял, что их интерес друг к другу был взаимным.
Миг откровенной близости поразил Макса. Это было опасно волнующее событие, ничего подобного он не испытал ни с каким другим человеческим существом. До сих пор только картины и очень старые книги производили на него подобное впечатление. Желание, бешеное и неожиданное, пронзило его насквозь. Он призвал на помощь всю силу своей воли.
Взор Клео скользнул вниз и задержался на его трости, разрушив колдовство. Когда она подняла глаза, это снова была гостеприимная хозяйка. Ее взгляд был по-прежнему прекрасным, но уже не таким понятным и открытым, как всего несколько мгновений назад.
Клео вновь скрылась за вуалью, а Макс полностью овладел собой.
— Сейчас мы займемся вами, — сказала она Максу. — У нас очень много работы.
— Он друг дяди Джейсона, — объявил Сэмми.
Клео изумленно открыла глаза. Куда-то исчезла ее профессиональная обходительность. Глаза засияли искренним приветливым теплом, отчего все внутри у Макса сжалось.
— Так значит, вы друг Джейсона? — спросила Клео с энтузиазмом.
— Да.
— Вот это чудесно. Ни о чем не беспокойтесь. Мы найдем для вас комнату. Отдохните, пока мы с Сильвией размещаем гостей. Простите, я не расслышала вашего имени.
— Макс Форчун.
— Прекрасно. Сэмми, проводи мистера Форчуна в солярий. Пусть он пока побудет там.
— Ладно. — Сэмми посмотрел на Макса. — Иди за мной.
Макс по-прежнему не спускал взгляда с Клео.
— Если вы не против, я бы подождал здесь. Я хочу с вами поговорить.
— Пожалуйста, — легко согласилась Клео. — Как только я освобожусь. — Она повернулась к Сэмми. — Милый, ты не знаешь, где Бенжи?
— Бенжи ушел.
Клео была явно озадачена.
— Ушел?
Сэмми кивнул.
— Триша так говорит.
— Наверное, она имела в виду, что он занят, — поправила Клео.
— Да нет же. — Сэмми безнадежно потряс головой. — Он ушел.
— Боже мой. Что же это такое? — удивилась Клео. — Он должен быть здесь. Он знал о приезде этой группы.
— Клео! Я тебя всюду ищу.
Молодая женщина лет девятнадцати-двадцати подошла к ним со стопкой полотенец в руках. Она также была в джинсах и клетчатой фланелевой рубашке. Ее темно-русые волосы были связаны в конский хвост на затылке, привлекательное лицо выражало напряжение.
— Я здесь. — Клео нахмурилась. — У тебя все в порядке, Триша?
— Конечно, просто много дел.
— Где Бенжи?
— Не знаю. — Триша быстро отвела взгляд. — У нас тут поломка в двести десятом. Туалет засорился.
— Этого только не хватало, — сказала Клео. — Бенжи у нас главный слесарь. Что я без него буду делать?
— Хочешь, я этим займусь? — предложила Триша.
— Нет, ты кончай убирать комнаты. Я найду кого-нибудь другого.
Клео обернулась и с надеждой посмотрела на Макса.
— Как, вы сказали, ваше имя?
— Макс Форчун.
— И вы были другом Джейсона?
— Да.
— Настоящим другом?
— Да.
Клео одарила его улыбкой.
— Значит, мы можем считать вас почти что членом нашей семьи, не так ли?
— Не знаю, — ответил Макс. — Может, и так.
— Ну конечно, так. Джейсон никогда бы не послал вас сюда, если бы не считал вас членом семьи. А в такие критические моменты все члены семьи приходят друг другу на помощь. Джейсон всегда вносил свой вклад, когда жил здесь с нами. Вы не против?
— Боюсь, я вас не очень понимаю, мисс Роббинс.
— Пустяки. Думаю, вы скоро во всем разберетесь. Идемте со мной.
— Мисс Роббинс, я приехал сюда, чтобы поговорить с вами.
— Позднее. Я же вам сказала, что у меня по горло дел.
Клео повела его за собой по коридору. Чувство растерянности охватило Макса.
— Прошу вас, мисс Роббинс, я бы хотел подождать здесь.
— Все помогают, — объявил Сэмми.
Он опять вытащил палец изо рта и ухватил Макса за его дорогой, сшитый на заказ пиджак. Тонкая ткань смялась под напором маленьких пальцев.
Макс перестал спорить и позволил Сэмми потащить его за собой. Клео уже была в конце коридора. Она открыла дверь стенного шкафа и искала что-то внутри.
— Ага, вот он. — Она наклонилась, извлекла из недр шкафа вантуз и победно подняла его вверх. — Триша сказала, что это в комнате двести десять. Сэмми покажет вам дорогу, правда, Сэмми?
— Ладно, — с готовностью согласился Сэмми. Макс посмотрел на вантуз. Наконец до него дошло, что от него требовалось.
— Боюсь, мы не поняли друг друга, мисс Роббинс.
Клео вопросительно посмотрела на Макса.
— Вы ведь говорили, что вы друг Джейсона?
— Да, говорил.
Макс мрачно созерцал вантуз.
— Джейсон никогда не отказывал нам в помощи в критические моменты, — уговаривала Клео.
Макс снова посмотрел на нее. Он не знал, что ему и думать о возлюбленной Джейсона, но одно он знал наверняка: пока он не найдет пять картин Эймоса Латтрелла, ему придется выжидать.
— Посмотрю, что я могу сделать, — сказал он.
— Вот и хорошо. Я вам очень признательна. — Клео сунула ему в руки вантуз и наградила благодарной улыбкой. — А теперь за дело, Сэмми вам покажет. Мне надо возвращаться в вестибюль.
Она повернулась и, не оборачиваясь, поспешила по коридору.
— Сюда. — Сэмми дернул Макса за пиджак. — Тут есть лестница наверх.
Макс стиснул зубы и, сжимая в руке вантуз, позволил увлечь себя навстречу неизвестной судьбе. Ему казалось, что он попал в некий иной мир, где законы природы были несколько искажены. «Ответьте мне, Джейсон, какой черт занес вас сюда?»— молча вопрошал он, следуя за Сэмми на второй этаж.
— Сюда.
Сэмми открыл дверь номера двести десять.
В комнате никого не было. Одним взглядом Макс окинул обстановку номера — тяжелую мягкую мебель, аляповатые чехлы, занавеси и покрывало в оборочках, картинку над кроватью, изображавшую парочку спаниелей, — и тут же отвернулся. Ему претил этот классический пример викторианской пышности и сентиментальности в самом наихудшем их проявлении.
Макс прошел по цветастому ковру и осторожно заглянул в белую кафельную ванную. Он признавал, что викторианцы умели отделывать ванные комнаты. Ему понравилась огромная белая ванна на ножках.
Однако ему не понравилось, что унитаз до самых краев наполняла вода, готовая вот-вот выплеснуться на пол. По крайней мере, на вид она была чистой. И за это спасибо.
— Уточка-шуточка захотела поплавать, — напомнил ему Сэмми.
Идея наконец дошла до Макса.
— Именно здесь, в унитазе?
— Утки могут плавать где угодно.
Макс примирился с неизбежным. Он прислонил к стене свою трость и вантуз и снял с себя дорогой пиджак. Он аккуратно повесил его на крючок за дверью.
Затем расстегнул свои золотые запонки, спрятал их в карман и закатал рукава тоже сшитой на заказ белой шелковой рубашки.
В критические моменты все члены семьи приходят друг другу на помощь.
Странно было слышать такие слова человеку, который не имел настоящей семьи с шестилетнего возраста. Ведь не называть же семьей бесконечный ряд приемных родителей, у которых он жил после гибели матери в автомобильной аварии.
Он никогда не знал отца, безликую фигуру, исчезнувшую еще до его рождения. Макс никогда не пытался его найти. Зачем разыскивать отца, если ты ему не нужен.
Макс начал собирать разные предметы после того, как попал ко вторым по счету приемным родителям. Он обнаружил, что предметы не отвергают хозяина. Предметы от него не убегают. Предметы не показывают тысячей способов, что он недостоин быть членам семьи. Предметы можно забирать с собой, когда переезжаешь в следующее временное обиталище.
Сначала это были книги. Удивительно, но книги было очень легко собирать, даже если на них не хватало денег. Люди охотно дарили их. Учителя, работники социального обеспечения, библиотекари, приемные матери — все они с удовольствием одаривали маленького Макса книгами.
Некоторое время он терзался мыслью о том, что кто-нибудь в конце концов попросит их вернуть. Но никто никогда не потребовал книги обратно. Даже библиотекарь, которая дала Максу самый первый том доктора Сусса.
Другим детям очень скоро надоедали эти подарки, и они их обменивали у Макса на сущие пустяки, такие, как плитка шоколада, игрушка или какие-нибудь пятьдесят центов. Каждую выменянную книгу Макс считал выгодной сделкой. Отныне книга становилась его собственностью. Отныне она принадлежала ему навеки.
Мальчиком он хранил свои книжные богатства в чемодане. Всегда упакованные и готовые к следующему неизбежному переезду. Он попросил одного из социальных работников дать ему замок, чтобы запирать истрепанный чемодан. Она улыбнулась в ответ на его просьбу странной печальной улыбкой и без единого вопроса подарила ему замок.
Максу исполнилось шестнадцать, когда он открыл то, что стало всепоглощающей страстью его жизни. Современное искусство. Как-то он пропустил уроки, чтобы побродить по Пайонир-сквер в центре Сиэтла. Без определенной цели он зашел в несколько художественных галерей. В двух из них он увидел картины, которые его поразили в самое сердце. Впервые он открыл для себя, что в мире существуют другие люди с такими же, как у него, ночными кошмарами и снами. Он навсегда запомнил тот день.
Стоило ему увидеть картину, которая затрагивала самую сущность его души, и Макс уже не чувствовал себя таким одиноким.
В двадцать три года он познакомился с Керзоном. Это случилось двенадцать лет назад. Макс только что отслужил в армии и согласился на первую подвернувшуюся работу. Это был, в основном, физический труд, но Максу работа понравилась с самого начала. Она заключалась в упаковке, перевозке и развешивании картин, которые владелец галереи по имени Гаррисон Спарк продавал своим клиентам.
Макс не питал особой симпатии к Спарку, чья этика была под большим вопросом, но его буквально потрясали некоторые из картин, проходивших через его руки. Спарк, в свою очередь, обнаружил, что Макс обладает безошибочным чутьем, и использовал это чутье в своих целях. Они заключили своего рода соглашение. Спарк гарантировал ему работу, а Макс обещал помалкивать о подлинности некоторых живописных полотен, если покупатель не спрашивал его мнение.
Макс доставил две картины, обе подлинники, Джейсону Керзону как раз до события, изменившего всю его дальнейшую жизнь. Макс помнил все до малейших подробностей.
В следующий раз он привез большое полотно, темную абстрактную картину кисти, как утверждалось, нового и уже известного художника, чьи произведения собирал Джейсон. Макс вежливо отступил в сторону, чтобы тот мог без помех рассмотреть картину.
Джейсон очень долго с непроницаемым выражением лица созерцал полотно, затем повернулся к Максу.
— Что вы о ней думаете? — спросил он.
Макс постарался скрыть удивление. По опыту он знал, что клиенты никогда не интересовались мнением служащего, доставлявшего приобретения.
Макс посмотрел на картину. Раньше он видел три других работы художника. Тогда они сразу произвели на него глубокое впечатление. Эта его не тронула. Он осторожно взвесил свой ответ. Он знал, что Джейсон заплатил за картину крупную сумму.
— Думаю, это подделка, — наконец сказал он. Джейсон посмотрел на Макса.
— Я тоже так думаю.
— Очень хорошая подделка, — быстро добавил Макс, помня о том, как он дорожит местом. — Даже мистер Спарк этого не заметил.
В ответ на замечание Макса Джейсон молча приподнял брови. Он отправил картину обратно Спарку безо всяких объяснений, просто сказав, что передумал, но через месяц пригласил Макса познакомиться со своим личным собранием.
Затаив дыхание, Макс разглядывал шедевры, украшавшие стены. Когда осмотр закончился, Джейсон обратился к Максу:
— Вы очень сообразительны. И, что самое важное, у вас есть внутреннее чутье. Не хотите ли вы заняться чем-то более интеллектуальным, чем упаковка и распаковка картин для Гаррисона Спарка?
— Чем, например?
— Например, работой на меня. Я возложу на вас покупку предметов искусства для гостиниц корпорации «Керзон». Вы будете докладывать обо всем только мне и только мне будете подотчетны. Это означает: поездки, высокая заработная плата и общение с верхушкой нашей корпорации. Вас это устраивает?
— Почему бы и нет? — отозвался Макс.
Он понял, что наступил поворотный момент в его жизни, к тому же других вариантов у него не было.
Джейсон оглядел дешевый коричневый костюм Макса, рубашку из искусственной ткани и потрепанный галстук.
— Сначала мы займемся вашим внешним видом.
Джейсон сдержал свое слово. Он обучил Макса всему тому, что было необходимо, чтобы вращаться в высших кругах международного гостиничного бизнеса. Макс оказался способным учеником. Он подражал изящным отполированным манерам Джейсона и непринужденно носил новую дорогую одежду.
Пройдя через трудную школу опекунской системы и армии, он не пасовал перед всесильными типами, с которыми сталкивался в корпорации. Как-то Джейсон не без ехидства заметил, что ситуация была как раз обратной. Большинство людей пасовали перед Максом.
— У тебя настоящий талант, — заметил Джейсон через год после приема Макса на работу. — Думаю, нам следует им воспользоваться в полной мере.
Макс умел угодить, когда это было ему выгодно. Служба Джейсону Керзону отвечала его интересам.
Через полгода он уже не только занимал должность куратора художественного собрания международной корпорации гостиниц «Керзон», он стал правой рукой самого Джейсона Керзона.
Круг его обязанностей быстро менялся. В конце концов кого-то другого назначили куратором художественного собрания. А Максу был поручен сбор информации о рынке и достоинствах выставляемых на продажу участков под гостиницы. С самого начала он поставил своей целью заранее получать все необходимые сведения, чтобы Джейсон мог принимать верное решение о возможных приобретениях. Макс собирал информацию о местных властях, узнавал имена лиц, готовых за взятку выдать лицензию на строительство гостиницы; добывал сведения о надежности или, напротив, ненадежности некоторых членов правления корпорации «Керзон»; а также о расширении доходных гостиниц или продаже убыточных. Макс стал незаменимым экспертом по всем подобным вопросам.
Одним словом, он занимал второе место после Джейсона Керзона.
В процессе подъема по служебной лестнице он научился пить чай в Японии, кофе на Ближнем Востоке и шампанское во Франции. Он покупал рубашки в Лондоне, костюмы и ботинки в Риме, галстуки в Париже. Еще он покупал ценные произведения искусства и книги повсюду, где их находил.
Гостиницы «Керзон» были семейным делом, перешедшим к братьям Джейсону и Деннисону по наследству от отца. Бразды правления компании всегда держал в руках Джейсон, и не только потому, что был старшим по возрасту, но и потому, что имел качества, Необходимые для ведения дела. Деннисону не нравилось занимать подчиненное положение, но он смирился, признавая, что Джейсон был прирожденным лидером семьи.
Теперь, когда Джейсон умер, Деннисон был полон решимости доказать, что у него, как и у брата, хватает Деловой сметки.
При жизни Джейсон сумел создать у Макса впечатление, что тот является почти членом семьи Керзон. Три года назад Макс допустил ошибку, думая, что станет ее настоящим членом, но эта надежда погибла, когда пришел конец его отношениям с Кимберли Керзон, дочерью Деннисона.
Через полтора месяца после помолвки Кимберли поняла, что нельзя выходить замуж за человека без корней или родственных связей. Вместо этого она вышла замуж за Рурка Уинстона, наследника крупной промышленной империи.
Макс понял, что ему никогда не быть членом их семьи.
Он подал в отставку на следующий день после смерти Джейсона от обширного инфаркта. Через неделю он отправился на поиски того, что ему завещал Джейсон на смертном одре.
— Пять картин Эймоса Латтрелла, — прошептал Джейсон, выслав на несколько минут из больничной палаты членов семьи брата. — Они твои, Макс. Они не предназначены для музея, как все остальные. Я хочу их подарить тебе. Тебе от меня по наследству. Ты запомнил? Все записано в завещании.
Макс крепко схватил его за руку, словно удерживая умирающего на краю пропасти.
— Забудьте о картинах, Джейсон. Вы выкарабкаетесь. Все будет в порядке.
— Чепуха. Мне восемьдесят три, и тут ничего не поделаешь. Лучше уж такой конец, чем тот, что выпал на долю многих моих друзей. Я неплохо прожил жизнь. Сорок лет я был счастлив с женой, и у меня есть сын, которым я могу гордиться.
— Сын?
Макса поразило признание. Он знал, что Джейсон с женой никогда не имели детей.
— Это ты, Макс. Ты мой сын, которого у меня никогда не было. И хороший сын. — Искривленные пальцы Джейсона впились в руку Макса. — Картины и все остальное, что ты найдешь на побережье, это все твое. Обещай, что ты поедешь за ними.
— Не беспокойтесь, Джейсон. — Макс почувствовал, что у него увлажнились глаза; в последний раз он плакал после смерти матери. — Вам не надо волноваться.
— Я их оставил у Клео.
— Что? Картины? Кто это Клео?
Ответ Джейсона утонул в тяжелом, разрывающем грудь кашле.
— Познакомился с ней полтора года назад. Удивительная женщина. — Слабые пальцы сжимали руку Макса с необычайной силой. — Хотел вас познакомить. Не удалось. Ты всегда был в отъезде. В Европе, на Гавайях. Всегда занят. Теперь поздно. Время летит так быстро.
— Джейсон, вам вредно волноваться.
— Найди ее, Макс. Найди ее и ты отыщешь картины и все остальное.
— Ради Бога, Джейсон…
— Обещай мне, что ты поедешь за ними.
— Обещаю. Не беспокойтесь об этом, вы еще поправитесь.
Но Макс больше не мог удержать Джейсона на краю пропасти. Рука стала вялой, и ужасный хриплый кашель наконец стих.
Макс отогнал прочь воспоминания. Он нашел загадочную Клео и скоро найдет картины Латтрелла. Он взял вантуз и решительно направился к унитазу.
— Я помогу, — вызвался Сэмми.
— Мне кажется, тебе лучше руководить.
— Хорошо. Я это умею. Клео часто позволяет мне руководить.
Макс принялся за работу. Через пять минут, после Шума и бульканья, на поверхности появилась желтая Резиновая утка.
— Уточка-шуточка, — восторженно воскликнул Сэмми.
Макс неодобрительно поглядел на игрушку.
— Действительно шуточка. Давай решим, что теперь она будет плавать в другом месте.
— Ладно.
В комнату вбежала запыхавшаяся и еще более растрепанная Клео. Обе руки ей оттягивал тяжелый багаж. Пряди волос выбились из пучка на лоб и мешали ей видеть. Она попыталась сдуть их в сторону.
— Ну, как дела?
— Макс спас Уточку-шуточку, — объявил Сэмми.
— Он у нас настоящий герой, — похвалила Клео.
— Теперь, кажется, туалет работает, — холодно сообщил Макс.
Клео усмехнулась, и свет блеснул в стеклах ее очков.
— Я вам очень благодарна. Мистер Валенс всегда останавливается в этом номере, и я боялась, что нам придется пересеять его в другой. Мистер Валенс любит постоянство. Он капризный и сердится, когда нарушается привычный порядок.
Макс держал над унитазом вантуз, с которого капала вода.
— Послушайте, мисс Роббинс, если вы не против, я бы очень хотел сейчас с вами поговорить.
— Как только я размещу всех и накормлю обедом. А пока я лишилась портье. Может, вы нам поможете?
— Он больной. — Сэмми показал на прислоненную к стене трость.
Взгляд Клео остановился на палке. Густой румянец смущения залил ее щеки.
— Простите, я забыла. Ничего, я попрошу кого-нибудь на кухне.
По непонятной причине Макс почувствовал обиду.
— Я могу поднести пару чемоданов, мисс Роббинс.
Она сомневалась.
— Вы уверены?
Ее улыбка была ярче искусственного света над зеркалом в ванной и значительно теплее.
— Чудесно. Между прочим, пожалуйста, называйте меня Клео. Я хочу быть на дружеской ноге с человеком, способным за секунду прочистить засорившийся туалет.
— Спасибо, — сдержанно отозвался Макс. Клео посмотрела на Сэмми.
— Пойди-ка на кухню и узнай, не нужна ли помощь.
Сэмми принял важный вид.
— Хорошо, Клео. — Он взглянул вверх на Макса. — В критические моменты все члены семьи всегда приходят друг другу на помощь.
— Что ж, мне пора, — объявила Клео. — Надо доставить чемоданы их владельцу. Встретимся позже, Макс. Перекусите на кухне, если у вас выпадет свободная минутка.
Она стремительно повернулась и исчезла за дверью.
— Пока, Макс, спасибо, что спас Уточку.
С этими словами Сэмми выбежал из комнаты вслед за Клео.
С вантузом в руке, теперь в одиночестве, Макс посмотрел на резинового утенка, плавающего в унитазе.
— И куда вы только меня заманили, Джейсон?
В следующие три часа у Макса не выдалось ни одной свободной минуты. Он таскал бесчисленные чемоданы, разрешал проблемы с парковкой на тесной стоянке, разливал послеобеденный кофе, подавал херес гостям и заменил перегоревшую лампочку в одном из номеров.
Только после семи вечера он смог заняться поисками Клео. В конце концов он ее обнаружил в маленьком офисе позади конторки в вестибюле.
Она сидела спиной к нему за столом, на котором стоял компьютер и лежали пачки различных счетов и других бумаг. Его наметанный оценивающий глаз прошелся по ее фигуре. Уже не первый раз за день он любовался изящной линией ее спины и мягким трогательным изгибом шеи. Ее ноги, по-прежнему в серебристых спортивных кроссовках, опирались на металлическую основу крутящегося стула.
На мгновение Макс задержался в дверях, молча наблюдая, как Клео внимательно изучает распечатку, лежащую перед ней на столе. Она рассеянно подняла руку и расстегнула заколку в волосах. Это простое женственное движение вызвало ощущение тяжести в нижней половине тела Макса.
Словно зачарованный, он следил, как волосы Клео рассыпались по плечам. Свет настольной лампы зажигал красные огоньки в густой темной массе. Макса охватило внезапное желание согреть руки у этого огня. Он невольно сделал шаг вперед. Трость стукнула об пол.
— Кто здесь? — Клео в испуге повернулась на стуле. Она успокоилась, увидев Макса. — А, это вы. Входите, присаживайтесь. Я думала, это Джордж.
— Кто это Джордж?
Он уже дышал ровнее.
— Ночной портье. Он позвонил и предупредил, что немного запоздает.
— Понятно.
Макс пересек тесное пространство комнаты и сел на стул у окна. Он осторожно поставил перед собой трость и положил руки на голову орла.
— Давайте поговорим, мисс Роббинс.
— Клео, — поправила она.
— Клео, — повторил Макс.
— Наверное, вы хотите узнать, нельзя ли вам работать на тех же условиях, что и Джейсону.
Макс непонимающе посмотрел на Клео.
— Простите?
— Хорошо, я не против. В конце концов, он был вашим другом. Я обязана это сделать для него. Уверена, что Джейсон хотел бы, чтобы вы пользовались теми же привилегиями.
Максу показалось, что он грезит наяву. Он не мог поверить, что она предлагает ему занять место Джейсона в ее постели.
— Я подавлен вашим великодушием, мисс Роббинс. Но я не уверен, что Джейсон хотел именно этого.
— Отчего же нет?
— Джейсон был моим близким другом, — пояснил Макс. — Но и дружба имеет свои пределы.
Лицо Клео выразило изумление.
— Вы ведь художник, как и Джейсон?
Макс медленно опустил веки, обдумывая новость. Джейсон любил повторять, что не может провести даже одну прямую линию, не говоря уже о занятиях живописью. Он собирал, а не создавал произведения искусства.
— Не совсем так, — осторожно ответил Макс. Клео сочувственно и понимающе посмотрела на него.
— Оставим эту тему. Мне все ясно. Вы еще не продали ни одной своей картины, поэтому не хотите называть себя художником. Я понимаю ваши чувства. — Она приостановилась. — Знаете, я писательница.
— Писательница? Клео покраснела.
— Весной у меня выйдет книга. Она называется «Тонкая месть». Женский приключенческий роман. Опасность и романтика.
Макс задумчиво рассматривал Клео.
— Очень интересно, мисс Роббинс.
— Я это держу в тайне от всех, кроме членов семьи, — быстро добавила она. — Жду, пока книга не появится в продаже, поэтому мне бы хотелось, чтобы вы тоже хранили мой секрет.
— У меня рот на замке, — пообещал Макс.
— Джейсон, конечно, был в курсе дела. Поэтому я не против, чтобы и вы тоже знали. Я просто хотела сказать, что, продаются ваши произведения или нет, вы все равно остаетесь художником или писателем. Главное в том, чтобы совершенствоваться в мастерстве.
— Пожалуй, тут я с вами согласен.
— Случается, человек очень талантлив, а его работы не продаются. К примеру, Джейсон. Он никогда не продал ни единой картины, а ведь был замечательным художником.
— Вот как?
— Конечно. — Клео склонила голову на бок и вопросительно поглядела на Макса. — Вы наверняка видели его работы. Его картины висят в вестибюле. Разве вы не узнали его манеру?
Макс повернул голову и через открытую дверь посмотрел на бездарные пейзажи.
— Нет, не узнал.
— Неужели? — Лицо Клео на секунду омрачилось, затем она снова улыбнулась. — Я обожаю его картины. Они постоянно напоминают мне о Джейсоне. Это своего рода его завещание всем нам в «Гнездышке малиновки». Кто знает? Может, когда-нибудь они будут стоить целое состояние.
«Никогда, даже через миллион лет», — подумал Макс.
— А если они окажутся очень ценными, — спросил он с интересом, — как вы поступите? Продадите их?
— Ни за что на свете. Я не способна продать картины Джейсона. Их место здесь, в гостинице.
Макс осторожно откашлялся.
— Послушайте, мисс Роббинс…
— Клео.
Он проигнорировал поправку.
— Джейсону принадлежали пять картин Эймоса Латтрелла. Перед смертью он мне сказал, что оставил их здесь, в гостинице.
— Кто такой Эймос Латтрелл? Еще один из друзей Джейсона?
Или она была выдающейся лгуньей или наивной идиоткой. Макс остановился на первом. Он не мог себе представить, чтобы Джейсон выбрал себе в любовницы идиотку. Значит, ему предстоит сразиться с очень умным врагом.
— Латтрелл был мастером неоэкспрессионизма, — в двух словах пояснил Макс.
— Экспрессионизма? Это современное искусство, верно? — Клео сморщила нос. — В общем-то, мне никогда не нравилось современное искусство. Я предпочитаю картины со смыслом. Собаки, лошади, морские пейзажи. У нас в гостинице нет ни одного произведения современного искусства. Они тут совсем не к месту.
Холодная ярость охватила Макса. Вывод напрашивался сам собой. Клео явно знала настоящую цену Латтрелла, но решила изображать глупышку, которой ничего не известно о нем. У него нет никаких доказательств, что картины находятся здесь, и она наверняка догадалась об этом.
Макс признал, что Клео придерживается очень умной тактики. К тому же он не ожидал от нее такого поведения. С другой стороны, все события в «Гнездышке малиновки» развивались вопреки его надеждам.
— Так вот, как я вам говорила, — беспечно продолжала Клео, — если вы, как и Джейсон, тоже художник, вам, наверное, подойдет наше с ним соглашение.
Макс вопросительно приподнял бровь.
— Что же вы предлагаете?
— Те же деньги, что я платила Джейсону, голос комната и питание, когда вы у нас живете, в обмен на всякую работу, такую, как сегодня. Обещаю, что у вас хватит времени и на живопись. Вы можете занять комнату Джексона в мансарде, там тихо и удобно. Джейсону она нравилась.
Значит, все-таки комната и стол, а не ее постель. По крайней мере, на первых порах.
— Я не совсем бедствующий художник, мисс Роббинс.
— Я знаю. — Клео ласково улыбнулась. — Но, согласитесь, голод имеет разные формы. Вы друг Джейсона, и это самое главное.
— Сомневаюсь, что из меня получится хороший Антоний, — сухо заметил Макс.
— А, вы об этом? — Лицо Клео приятно порозовело. — Понятно. Хочу вас предупредить, у нас действует одно железное правило: никаких анекдотов насчет Клеопатры и никаких шуток об аспидах.
— Постараюсь запомнить.
— Так как же? Вы согласны?
Чувство нереальности происходящего вновь охватило Макса. Он некоторое время раздумывая смотрел на Клео, потом принял решение.
Какого черта, мелькнуло у него в голове. Он должен узнать, куда же делись принадлежащие ему картины Латтрелла; к тому же никто и ничто не ждет его в Сиэтле. Джейсон для чего-то послал его сюда. Макс приготовился идти до конца.
«Еще один поворотный момент в моей жизни», — подумал он. Как всегда, у него не было причин задерживаться в прошлом.
— Так уж случилось, — объяснил Макс, — я только что лишился работы. Я согласен на те же условия, что и Джейсон.