На следующий день после возвращения в Лондон, в начале четвертого, Августа явилась в величественный городской особняк леди Арбутнотт. Дневник Розалинды Морисси лежал в безопасности у нее в ридикюле, и ей не терпелось поскорее сообщить подруге, что все в порядке.

— Я сегодня долго не задержусь, Бетси, — сказала она молоденькой горничной, поднимаясь по лестнице. — Нам нужно поторопиться домой и помочь Клодии подготовиться к приему у Барнетов. Для нее этот вечер особенно важен. Там, без сомнения, соберутся все избранные представители мужского общества Лондона, так что ей следует выглядеть самым наилучшим образом.

— Да, мэм. Хотя мисс Клодия всегда выглядит как ангел, когда отправляется в гости. И вряд ли сегодня она может выглядеть иначе.

— Конечно же, ты права, — улыбнулась Августа.

Дверь перед ними отворилась еще до того, как Бетси успела постучать. Скраггз, пожилой сутуловатый дворецкий леди Арбутнотт, как раз провожал двух других молодых леди и удивленно уставился на Августу и Бетси.

Августа узнала Белинду Ренфрю и Фелисити Оутли. Они частенько наносили визиты леди Арбутнотт, как и многие другие богатые знатные дамы. Не отличаясь крепким здоровьем, леди Арбутнотт, однако, как замечали ее соседи, никогда не страдала от недостатка посетителей.

— Добрый день, Августа, — приветливо поздоровалась с ней Фелисити. — Вы сегодня прелестны.

— Да, это правда, — шепнула Белинда, придирчиво разглядывая Августу, одетую в модную темно-голубую ротонду поверх небесно-голубого платья. — Я рада, что вы пришли. Леди Арбутнотт ждет вас.

— И я не намерена ее огорчать, — сказала Августа, с легким смешком направляясь к дверям.

Впрочем, как и мисс Норгроув: Белинда Ренфрю, насколько Августе было известно, заключила пари с Дафнией Норгроув на десять фунтов, утверждая, что дневник не будет возвращен его владелице…

Белинда снова метнула в ее сторону настороженный взгляд:

— Хорошо ли вы провели время в поместье Энфилда?

— Да, разумеется. Я надеюсь еще увидеться с вами сегодня вечером, Белинда!

Ответная улыбка Белинды скорее напоминала гримаску.

— Конечно, мы с вами увидимся, Августа. И с мисс Норгроув тоже. Всего доброго.

— Всего доброго… Ах, здравствуйте, Скраггз! — Как только двери у нее за спиной захлопнулись, Августа с улыбкой посмотрела на сердитую, украшенную пышными бакенбардами физиономию дворецкого.

— Мое почтение, мисс Баллинджер. Надеюсь, леди Арбутнотт с нетерпением ждет вас?

— Ну еще бы. — Августа не позволит этому невыносимому старику, точно церберу охранявшему двери дома леди Арбутнотт, смутить себя.

Скраггз был здесь единственным мужчиной среди обслуги и очень гордился тем, что он первый представитель сильного пола, которого леди Арбутнотт наняла в свой дом за последние десять лет. С прислугой, работавшей в доме нынешним летом, он общался мало, и сначала никто не понимал, почему Салли вообще взяла его в дом. Скорее всего из жалости, ибо стареющий дворецкий по недомоганию был явно не в состоянии справляться со своими многочисленными обязанностями. Он мог целыми днями не появлялся в прихожей, страдая то от ревматизма, то еще от какого-нибудь недуга, на которые вечно жаловался.

Жаловаться — было одним из любимых развлечений Скраггза. Он жаловался на все: на больные суставы, на погоду, на свои обязанности по дому, на недостаточную помощь других слуг, на то, что ему мало платят.

Но самым неожиданным образом постоянные посетительницы особняка леди Арбутнотт пришли к выводу, что именно Скраггза здесь и не хватало, точно последнего, завершающего штриха. Он был эксцентричен, оригинален и очень забавен. И дамы всем сердцем приняли его и сочли самым ценным приобретением.

— Как сегодня ведет себя ваш ревматизм, Скраггз? — спросила Августа, развязывая ленты украшенного перьями капора.

— Что-что? — сверкнул очами Скраггз. — Говорите, пожалуйста, громче, если хотите о чем-то спросить. Не понимаю почему все дамы вечно бормочут себе под нос! По-моему, следовало бы научиться говорить более внятно.

— Я спросила, как ведет себя ваш ревматизм?

— Благодарю вас, мисс Баллинджер, я ужасно страдаю. Редко бывает хуже. — Скраггз всегда говорил глубоким, каким-то скрежещущим голосом, похожим на скрип гравия под колесами кареты. — Бегать по пятнадцать раз в час к дверям и открывать, скажу вам, дело нелегкое. Эти бесконечные приходы и уходы кого угодно способны свести с ума! Совершенно не понимаю, отчего здешним дамам и пяти минут спокойно на месте не сидится!..

Августа сочувственно улыбнулась и извлекла из своего ридикюля маленькую бутылочку:

— Я принесла лекарство, которое вам, может быть, захочется испробовать. Оно приготовлено по рецепту моей матушки. Она всегда лечила им моего деда, и тот говорил, что ее лекарство прекрасно помогает.

— Правда? А что случилось с вашим дедушкой потом, мисс Баллинджер? — Скраггз опасливо взял бутылочку и внимательно осмотрел ее.

— Он умер несколько лет назад.

Дворецкий нахмурился:

— Осмелюсь спросить, не от лекарства ли?

— Дедушке было уже восемьдесят пять лет, Скраггз. По широко распространенным слухам, он умер в постели… одной из горничных.

— Неужели правда? — Скраггз принялся рассматривать бутылочку с новым нескрываемым интересом. — В таком случае я немедленно опробую ваше лекарство, мисс Баллинджер.

— Очень вам советую. Ах, как бы мне хотелось иметь что-нибудь столь же действенное и для леди Арбутнотт! В каком она сегодня настроении, Скраггз?

Кустистые седые брови Скраггза высоко сдвинулись и опустились. В его голубых глазах светилась печаль. Августа восхищалась этими прекрасными глазами цвета аквамарина. Они поражали ее своей удивительной остротой и молодостью на изборожденном морщинами и обрамленном седыми бакенбардами лице.

— Сегодня, похоже, денек у нее выдался неплохой, мисс. Мне кажется, она с нетерпением ждет вашего визита.

— В таком случае не будем больше заставлять ее ждать. — Августа быстро взглянула на горничную. — Ступайте, Бетси, выпейте чаю с вашими приятельницами на кухне. Я попрошу Скраггза позвать вас перед уходом.

— Да, мэм.

Бетси вежливо присела и поспешила присоединиться к компании горничных и лакеев, которые сопровождали своих; хозяек, явившихся сюда с визитами. На кухне у леди Арбутнотт никогда не было скучно.

Скраггз двинулся к двери в гостиную на удивление медлительной, болезненной походкой. Он походил на старого краба. Дворецкий распахнул перед Августой дверь, хмурясь из-за тех неприятных ощущений, которые вызвало у него это действие, и она очутилась в совсем ином мире.

Здесь у нее возникало — пусть хоть на несколько часов — чувство родственной близости, чего ей так не хватало с тех пор, как был убит ее брат.

Августа понимала: сэр Томас и Клодия изо всех сил стараются, чтобы она чувствовала себя как дома; и она сама старалась убедить их, что так оно и есть. Однако на самом деле она всегда помнила, что чужая в этой семье. С их суровой серьезностью, привычкой к интеллектуальным занятиям и размышлениям, столь характерными для гемпширской ветви Баллинджеров, сэр Томас и Клодия никогда не смогли бы до конца понять Августу.

Но стоило ей оказаться на пороге гостиной леди Арбутнотт, как она чувствовала: если здесь и не ее родной дом, то, по крайней мере, она находится среди своих.

Клуб «Помпея» был одним из самых новых, самых необычных и самых недоступных клубов в Лондоне. Членство, разумеется, допускалось лишь по специальному приглашению, и те, кто не входил в число счастливчиков, имели весьма смутное представление о том, что, собственно, творится за дверьми гостиной леди Арбутнотт.

Неудачники утешали себя мыслью, что леди Арбутнотт просто развлекается, устроив еще один модный дамский салон, каких много в Лондоне. Однако «Помпея» поражала своим размахом. Клуб был создан по типу мужского, и собирались здесь современно мыслящие женщины из высшего света, обладавшие несколько отличными от общепринятых взглядами.

По предложению Августы клуб назвали «Помпея»— в честь жены Цезаря, с которой он развелся из-за того, что она не сумела оказаться выше подозрений. Название устроило всех членов клуба. Все они принадлежали к знатным семьям, но таких дам в высшем свете обычно считают по меньшей мере оригиналками.

Деятельность «Помпеи» была тщательно продумана и могла соперничать кое в чем с деятельностью самых модных мужских клубов. Что же касается интерьера и царившей здесь атмосферы, то они определенно носили чисто женский характер.

Стены теплого желтого оттенка украшали изображения знаменитых женщин античности. На одной стене висел замечательный портрет целительницы Пантии. Рядом — великолепно выполненный портрет Эвридики, матери Филиппа II Македонского , в момент освящения ею памятника просвещению.

Поэтесса Сафо с лирой в руках в мраморе замерла над камином. Величественное полотно — Клеопатра на египетском троне — украшало дальнюю стену продолговатой гостиной. Другие картины и скульптуры изображали Артемиду, Деметру и богиню радуги Ирис в изящных позах

Мебель — вся в классическом стиле; повсюду были расставлены тщательно подобранные подставки, урны и мраморные невысокие колонны, что придавало гостиной вид древнегреческого храма.

Клуб предоставлял своим членам удобства, не уступающие знаменитым «Уайтсу»и «Бруксу».

В одной из ниш гостиной размещалась кофейная комната, в другой — уголок для игры в карты. Поздним вечером членов клуба, любительниц виста или макао нередко можно было застать за покрытыми зеленым сукном столами в тех же элегантных вечерних туалетах, в каких они приехали сюда с бала.

Игра с высокими ставками здесь не поощрялась. Леди Арбутнотт дала понять, что не желает видеть у себя на пороге разъяренных мужей и выслушивать вопросы о том, как их жены умудрились спустить в ее гостиной целое состояние.

В клубе всегда имелось множество свежих газет, в том числе «Тайме»и «Морнинг пост»; можно было заказать холодные закуски, чай, шерри и миндальное печенье.

Августа стремительно вошла в гостиную леди Арбутнотт и сразу же оказалась в приятной теплой атмосфере. Пухленькая светловолосая женщина, сидевшая за письменным столом, подняла на нее глаза, и Августа приветливо с ней поздоровалась.

— Как ваши стихи, Люсинда?

С недавних пор все члены клуба мечтали что-нибудь сочинить сами. Кажется, одна лишь Августа избежала зова музы. Ее вполне устраивало чтение новейших романов.

— Спасибо, прекрасно. Вы сегодня прелестно выглядите. Можем мы надеяться на хорошие новости? — Люсинда многозначительно улыбнулась ей.

— Благодарю вас, Люсинда. Да, вы можете рассчитывать на самые лучшие новости. Просто удивительно, как выходные, проведенные за городом, способны поднять человеку настроение!

— Или спасти репутацию…

— Совершенно верно.

Августа на всех парусах поплыла дальше, к другому концу гостиной, где у камина расположились две дамы, с удовольствием угощавшиеся чаем.

Леди Арбутнотт, хозяйка клуба «Помпея», известная всем его членам как просто Салли, была укутана в теплую индийскую шаль поверх элегантного с длинными рукавами платья цвета ржавчины. Она уютно устроилась в кресле у самого огня. Находясь на этой стратегически удобной позиции, она легко руководила всем, что происходило в ее гостиной. Поза Салли, как всегда, отличалась элегантностью и изяществом; ее волосы были высоко зачесаны и уложены в модную прическу. Когда-то очаровательная, леди Арбутнотт и сегодня оставалась истинной королевой лондонского света.

Выйдя замуж за богатого виконта и вскоре овдовев, Салли могла позволить себе тратить на наряды целое состояние — она часто так и поступала. Однако теперь никакие шелка и муслины не могли скрыть внутреннюю усталость и болезненную худобу — результат продолжительной болезни, медленно убивавшей Салли.

Августа очень страдала из-за ее недуга, понимая, что потерять Салли для нее почти то же самое, что потерять мать.

Они познакомились в книжном магазине, где покупали книги по истории. Познакомились и тут же стали подругами, причем дружба их со временем только крепла. Несмотря на разницу в возрасте, они имели одинаковые вкусы и интересы, были одинаково эксцентричны и склонны к авантюризму и приключениям. Все это их очень сближало. Для Августы Салли в какой-то степени заменила умершую мать. А для Салли Августа стала дочерью, которой у нее никогда не было.

Салли охотно брала на себя роль наставницы Августы во многих делах, в том числе помогая проникнуть в большинство великосветских гостиных, доступных далеко не каждому. Обладая невероятным количеством связей в высшем свете, Салли с энтузиазмом посвящала Августу в водоворот светских страстей. А достоинства самой Августы лишь усиливали производимое ею впечатление и укрепляли ее позиции.

В течение многих месяцев обе женщины очень весело проводили время в долгих прогулках по Лондону. А потом Салли вдруг начала очень быстро уставать. Довольно скоро выяснилось, что она серьезно больна. Салли практически удалилась от светских дел, редко покидая свой особняк, и тогда Августа решила создать клуб «Помпея», чтобы как-то развлечь любимую подругу.

Несмотря на приступы тяжелой болезни, Салли по-прежнему отличалась живым чувством юмора и острым проницательным умом. Глаза ее радостно вспыхнули, когда она, повернувшись, увидела летящую к ней Августу.

Молодая женщина, сидевшая напротив, тоже подняла на Августу глаза — темные, тревожные… Розалинда Морисси привлекала мужчин не только как наследница огромного состояния — она была очаровательна, обладая рыжевато-каштановой гривой волос и соблазнительной фигуркой.

— Ах, моя милая Августа, — произнесла Салли с глубочайшим удовлетворением, когда подруга наклонилась и нежно поцеловала ее в щеку. — Я чувствую, ты добилась успеха, не правда ли? Бедняжка Розалинда в последнее время просто места себе не находит. Дай же ей наконец вздохнуть свободно!

— С огромным удовольствием! Вот твой дневник, Розалинда. Правда, не скажу, что с приветом от самого лорда Энфилда, но разве это так уж важно? — И Августа протянула ей маленький томик в кожаном переплете.

— Значит, ты его все-таки нашла! — Розалинда вскочила, схватила дневник и порывисто обняла Августу. — Просто не верится! Господи, какое облегчение! Как же мне отблагодарить тебя? Трудно пришлось? Ты подвергалась опасности? А Энфилд знает, что ты взяла его?

— Дело в том, что не все прошло по намеченному плану, — сообщила Августа, усаживаясь напротив Салли. — И по-моему, нам следует это немедленно обсудить.

— Что же не удалось? — с любопытством спросила Салли. — Тебя кто-то заподозрил?

Августа наморщила носик:

— Мало того, меня застукали на месте преступления! Лорд Грейстоун, конечно, — кто же еще! Ну разве могло мне прийти в голову, что он в полночь будет слоняться по дому? Вероятно, он трудился над очередным научным трактатом о каком-нибудь замшелом древнем греке и только поэтому еще не лег спать. И само собой разумеется, он, как всегда преисполненный ледяной вежливости, подкрался и сунул нос в библиотеку именно в тот момент, когда я стояла на коленях у письменного стола Энфилда.

— Грейстоун! О господи! — Розалинда съежилась в кресле с выражением ужаса на лице. — Какой кошмарный тип! Значит, он видел тебя? И мой дневник тоже?

Августа покачала головой, пытаясь ее успокоить:

— Не волнуйся, Розалинда. Он не понял, что это твой дневник, хотя действительно обнаружил меня в библиотеке. — Она повернулась и мрачно посмотрела на Салли. — Должна заметить, его появление выглядело чрезвычайно загадочно. Он явно знал, что я окажусь в библиотеке и буду что-то искать в письменном столе. Во всяком случае, он мгновенно извлек из кармана тонкую проволоку и отпер мне замок! Однако назвать источник столь пикантных сведений обо мне наотрез отказался.

Розалинда прижала пальцы к губам, ее темные глаза тревожно расширились.

— Боже мой, неужели среди нас есть шпионы?

Салли постаралась успокоить подруг.

— Я совершенно уверена, что беспокоиться не о чем, — заявила она. — Я давно знаю графа. Особняк Грейстоуна находится рядом, мы с ним соседи. К тому же могу сослаться на собственный опыт: он почти всегда располагал прямо-таки невероятными сведениями обо всем на свете.

— Он дал слово, что никому не расскажет о случившемся, и мне почему-то хочется ему верить, — медленно проговорила Августа. — В последнее время Грейстоун очень дружен с моим дядюшкой — ты же знаешь, Салли. И по-моему, он считал, что делает сэру Томасу одолжение, приглядывая за мной у Энфилда.

— Да, пожалуй. Впрочем, надо признать, что Грейстоун умеет держать язык за зубами. И верить ему, безусловно, можно, — легко обронила Салли.

— Вы в этом уверены? — Розалинда с беспокойством смотрела на нее.

— Абсолютно. — Салли поднесла к бледным губам чашку, отпила чаю и решительным движением поставила чашку и блюдце на краешек столика. — Полагаю, мои храбрые друзья, нам удастся успешно завершить предпринятую операцию — как благодаря смелости Августы, так и благодаря моей привычке никогда не выбрасывать приглашения на приемы… Леди Энфилд, в конце концов, кое-чем мне обязана. Однако я, видимо, должна поспешить и воспользоваться своей привилегией.

— По-моему, я догадываюсь, что ты собираешься ей сказать, — шепнула Августа, наливая себе чаю. — Хотя в этом нет никакой необходимости. Ведь не только лорд Грейстоун извлек для себя пользу из сложившейся ситуации и счел вполне допустимым прочитать мне скучнейшую нотацию, но, уверяю тебя, я и сама извлекла урок из печальной помолвки бедняжки Розалинды. Во всяком случае, я никогда больше не стану записывать в дневник ничего такого, что могло бы потом быть обращено против меня.

— Ох, и я тоже — никогда! — Розалинда Морисси изо всех сил прижала дневник к груди. — Какое же он отвратительное чудовище!

— Кто? Энфилд? — мрачно усмехнулась Салли. — Да, он, определенно, становится негодяем, когда дело касается женщин. Впрочем, так было всегда. Хотя никто не решится оспаривать тот факт, что во время войны он храбро сражался.

— И все равно не понимаю, что я в нем нашла! — воскликнула Розалинда. — Куда приятнее, например, общество лорда Лавджоя. Кстати, что вы скажете о нем, Салли? У вас всегда самые свежие новости, несмотря на то, что вы так редко покидаете свой замечательный особняк.

— Да, вы правы, мне не нужно далеко ходить, чтобы узнать последние сплетни, — улыбнулась Салли. — Рано или поздно все они сами приплывают к дверям «Помпеи». Что же касается Лавджоя, то я лишь недавно услышала о его чарах. И как мне говорили, чары эти уже не раз применялись. — Она глянула на Августу. — Не так ли, Августа?

— Пожалуй. На прошлой неделе я танцевала с ним у Лофенбери. — Августа вспомнила смеющегося рыжеволосого барона Лавджоя и его блестящие зеленые глаза. — Должна заметить, что танцевать с ним вальс было в высшей степени приятно. И насколько я поняла, он скрывает какую-то тайну. Судя по всему, мало кто осведомлен о его жизни.

— По-моему, он последний в роду. Помнится, говорили что-то насчет его богатых имений в Норфолке. — Салли поджала губы. — Однако понятия не имею, какой доход приносят эти владения. Будьте предельно осторожны, Розалинда, иначе снова угодите в лапы охотнику за приданым.

Розалинда застонала:

— Ну почему все привлекательные мужчины страдают столь ужасными недостатками?

— Иногда бывает и наоборот, — вздохнула Августа. — Иногда привлекательный мужчина первым обнаруживает массу недостатков в женщине, которая, к несчастью, довольно сильно им увлечена…

— Мы снова обсуждаем Грейстоуна? — Салли проницательно посмотрела на Августу.

— Боюсь, что да, — вздохнула та. — А знаете, он просто взял и признался мне, что у него действительно есть список невест, которых он примеряет на роль будущей графини Грейстоун.

Розалинда с мрачным видом кивнула:

— Я тоже слышала об этом списке. Кто бы в нем ни значился, любая женщина в конце концов поймет, что почти невозможно жить в соответствии с установленными им законами и правилами. Его первая жена, Кэтрин, умерла при родах в первый же год их брака, однако успела произвести на Грейстоуна поистине неизгладимое впечатление своими добродетелями.

— Наверное, она была само совершенство? — поинтересовалась Августа.

— Да, образцовая жена… или что-то в этом роде. — И Розалинда состроила гримаску, — Кого хочешь спроси. Моя мать хорошо знала эту семью и частенько приводила Кэтрин мне в пример. Я тоже встречалась с ней раз или два, когда была еще девчонкой, и, признаться, она показалась мне весьма самодовольной и скучной. Правда, она была очень красива. Похожа на Мадонну одного из знаменитых итальянских художников.

— Говорят, добродетельная женщина дороже рубинов, — шепнула Салли. — Но большинству мужчин в конце концов женская добродетель, как и женская красота, начинает приедаться. Так что вполне возможно, Грейстоун уже не ищет столь же добродетельную супругу.

— О, совершенно определенно — ищет! — заверила ее Августа. — Если подумать серьезно, становится ясно, он был бы несносным мужем для женщины вроде меня, обладающей нравом непредсказуемым и свободным.

— А если подумать не очень серьезно… — легонько поддразнила ее Салли. Августа нахмурилась:

— В наиболее мрачные минуты своей жизни я подумываю даже о том, чтобы серьезнейшим образом заняться изучением трудов Геродота и Тацита, забыть все свои статьи о правах женщин и заказать новый гардероб, состоящий исключительно из старомодных платьев с высокой стойкой. Но знаешь что я обнаружила? Стоит мне выпить чашку чаю и несколько минут отдохнуть, приступ подобного безумия быстро проходит и я снова становлюсь сама собой.

— О господи! Надеюсь, все обстоит именно так. Я просто не способна вообразить тебя в роли добродетельной жены. — И Салли громко рассмеялась. Ее смех привлек внимание всех присутствующих к дружной троице, восседавшей за чаепитием у камина. Дамы из клуба «Помпея» понимающе улыбались друг другу: так приятно было видеть хозяйку дома веселой.

Скраггз, который в этот момент приоткрыл двери гостиной, несомненно тоже слышал смех Салли. Случайно подняв глаза, Августа заметила, как он наблюдает за своей хозяйкой из-под густых нависших бровей, и подумала, какое у него странное и печальное выражение лица.

Вдруг его удивительно яркие голубые глаза встретились с глазами Августы, он понимающе покивал ей и отвернулся. Она с изумлением поняла, что Скраггз молча благодарит ее за подаренную его хозяйке возможность смеяться так радостно.

Через несколько минут, покидая клуб, Августа чуть задержалась, чтобы заглянуть в книгу для записи заключенных пари, лежавшую у окна на невысокой подставке в ионическом стиле. И прочитала: «Мисс Л. С. поставила против мисс Д. П. десять фунтов, полагая, что лорд Грейстоун попросит руки небезызвестного Ангелочка еще до конца месяца».

В течение двух последующих часов Августа находилась в состоянии необычайного раздражения.

— Клянусь тебе, Гарри, на сей счет даже заключено пари, запись сделана в книге клуба «Помпея». Забавно! — Питер Шелдрейк с томным изяществом потянулся, устраиваясь в кожаном кресле, и посмотрел на Грейстоуна поверх своего бокала с портвейном.

— Очень мило, что ты находишь это забавным. Лично я ничего забавного не вижу. — Гарри отложил гусиное перо и тоже взял бокал.

— Ну еще бы! — усмехнулся Питер. — В конце концов, ты почти ничего забавного не находишь и в своем способе подыскивать себе невесту. Да в каждом лондонском клубе заключают пари по этому поводу! Ничего удивительного, что и в «Помпее» тоже. Ты же знаешь, Салли и все те эксцентричные особы, которых она коллекционирует, изо всех сил стараются не отставать от мужчин. Так это правда?

— Что именно? — Рассерженный Гарри обернулся к своему молодому собеседнику. Питер Шелдрейк ужасно скучал. Что ж, весьма распространенный недуг среди джентльменов высшего света, особенно среди тех, кто, подобно Питеру, провел последние несколько лет в Европе, играя в опасные военные игры с Наполеоном.

— Не морочь мне голову, Грейстоун. Ты действительно собираешься просить у сэра Томаса разрешения на помолвку с его дочерью? — терпеливо уточнил свой вопрос Питер. — Да ладно тебе, Гарри! Ну хотя бы намекни, а? Мне ведь тоже хочется использовать обстоятельства в свою пользу. Ты же знаешь, мне и дела нет до этих пари… — Он помолчал и снова усмехнулся. — Пресвятая дева, пари да еще по такому поводу!

А Гарри как раз обдумывал сам повод.

— По-твоему, Клодия Баллинджер стала бы достойной графиней Грейстоун?

— О господи, нет, приятель, нет! Если говорить об Ангелочке — это же ходячая добродетель! Образец. Эталон. И честное слово, она слишком похожа на тебя! Соединившись в браке, вы только усилите худшие качества друг друга. И не далее чем через месяц после свадьбы поймете, что уже осточертели друг другу! Поинтересуйся у Салли, если мне не веришь. Она, между прочим, со мной согласна.

Гарри вскинул брови:

— В отличие от тебя, Питер, мне вовсе не требуются бесконечные приключения. И я определенно не желаю заполучить в жены искательницу приключений.

— Вот здесь-то ты и заблуждаешься, друг мой. Я проанализировал положение вещей весьма серьезно и смею предположить, что тебе как раз и нужна живая, склонная к приключениям женщина. — Питер резко поднялся на ноги и прошел кокну.

Закатное солнце вспыхивало в его искусно причесанных светлых волосах, высвечивало красивый изящный профиль. Он, как всегда, был одет по последней моде. Элегантно повязанный галстук, отглаженная и туго накрахмаленная сорочка с защипами прекрасно дополняли его безупречно скроенный сюртук и плотно облегающие бриджи.

— Это тебе все хочется действовать и получать все новые встряски, Шелдрейк, — спокойно заметил Гарри. — Это ты все время скучаешь с тех пор, как вернулся в Лондон. И слишком много времени уделяешь нарядам, слишком много пьешь и слишком много играешь.

— Зато ты похоронил себя в этом кабинете среди древних греков и римлян! Признайся, Гарри, ты ведь тоже скучаешь по той жизни, какую мы вели на Континенте?

— Ничуть. К счастью, я действительно очень увлечен древними греками и римлянами. И что бы там ни было, Наполеон наконец-то убрался с нашего пути, так что теперь у меня есть иные дела и обязанности здесь, в Англии.

— Ну конечно!.. Ты должен присматривать за своими поместьями, и у тебя долг перед титулом. Честь и хвала твоим обязанностям! Да, еще ты непременно должен жениться и произвести на свет наследника. — Питер одним глотком допил вино.

— Между прочим, не только у меня имеются кое-какие обязанности, — многозначительно произнес Гарри. Однако Питер сделал вид, будто не услышал намека.

— Ради бога, перестань! Ты же считался лучшим в разведке Веллингтона! Под твоим началом служили десятки агентов, в том числе и я, которые добывали для тебя самые разные сведения. Ты разработал шифры, оказавшиеся не по зубам лучшим дешифровалыцикам Франции. Ты не раз рисковал своей и моей головой, чтобы добыть карты, необходимые для проведения самых важных сражений на полуострове. И не говори мне, что не скучаешь по всему этому!

— Знаешь, я предпочитаю расшифровывать тексты на латыни и греческом, а не военные донесения, написанные симпатическими чернилами. Уверяю тебя: я нахожу истории Тацита куда более вдохновляющими, чем плоды трудов французских шпионов.

— Но подумай о том душевном трепете и подъеме, о той опасности, подстерегавшей тебя каждый день в течение нескольких лет! Подумай о той смертельной игре, которую ты вел со своим главным противником по прозвищу Паук. Как ты можешь не тосковать, вспоминая об этом?

— Единственные мои сожаления связаны с Пауком, — пожал плечами Гарри. — Нам так и не удалось сорвать с него маску и заставить предстать перед лицом закона. Что же до трепета, то он мне, право же, не знаком; поверь, задания, которые я выполнял, всегда воспринимались мною как тяжкое, хотя и необходимое бремя.

— Но выполнял ты их с блеском!

— Я просто старался решить поставленные передо мной задачи с максимальной тщательностью. А теперь война закончена. И ее не предвидится, по крайней мере в обозримом будущем. А вот ты, Шелдрейк, все время стремишься испытать этот нездоровый душевный трепет, чувство постоянной угрозы. И, надо тебе сказать, стараешься отыскать возможности для этого в самых неподходящих местах. Неужели тебе нравится быть дворецким?

Питер состроил Грейстоуну гримасу. Его голубые глаза сверкали лукавым весельем.

— В роли Скраггза, конечно, маловато трепета, во всяком случае такого, какой испытываешь, соблазняя жену французского офицера или выкрадывая секретные документы, однако и в этой роли иногда находятся свои прелести. Но самое большое утешение для меня — видеть, как радуется Салли. Боюсь, она недолго еще будет с нами, Гарри.

— Знаю. Удивительная женщина! Сведения, которые она сумела добыть во время войны на приемах в Англии, оказались поистине бесценными. Она ведь отчаянно рисковала во имя своей родины.

Питер кивнул, взгляд его стал задумчивым.

— Салли всегда обожала интриги. Так же, как и я. У нас с ней много общего, и мне даже приятно охранять вход в ее драгоценный клуб. «Помпея» сейчас самое важное в ее жизни. Клуб приносит ей такое удовольствие! Кстати, при случае поблагодари за его создание свою юную приятельницу, этого сорванца в юбке.

Гарри сурово поджал губы:

— Да, Салли говорила мне, что легкомысленная идея создать дамский клуб по образу и подобию мужского целиком и полностью принадлежит Августе Баллинджер. И почему-то меня это вовсе не удивило.

— Ха! Это бы не удивило никого из тех, кто знаком с Августой Баллинджер. Вокруг нее вечно что-то происходит, ты же знаешь.

— К сожалению, отлично знаю.

— Хотя я убежден, что мисс Баллинджер пришла к мысли о клубе исключительно из желания развлечь Салли… — Питер задумался — он явно колебался. — Мисс Баллинджер очень добра. Даже с прислугой. Сегодня, например, она принесла мне лекарство от ревматизма. Мало кто из великосветских дам стал бы утруждать себя заботой о каком-то дворецком с его ревматизмом.

— Для меня новость, что ты страдаешь ревматизмом, — сухо заметил Гарри.

— Я-то не страдаю. А вот бедняга Скраггз — да.

— Ты только уж, будь добр, последи, чтобы в «Помпею» кто-нибудь не пробрался, Шелдрейк. Очень бы не хотелось, чтобы мисс Баллинджер подвергалась осуждению в высшем обществе за создание клуба.

Питер изумленно вздернул бровь:

— Ты беспокоишься о ее репутации, потому что дружишь с сэром Томасом?

— Не только. — Гарри рассеянно вертел в руках гусиное перо. Он помолчал и тихо добавил:

— У меня есть и другая причина постараться уберечь ее от скандала.

— Ага! Я так и знал! — Питер с размаху опустил пустой бокал на полированную поверхность стола; в его голосе слышалось торжество. — Значит, ты все-таки намерен последовать нашему с Салли совету и включить Августу Баллинджер в свой список? Ну согласись! И голову даю на отсечение, что она вскоре станет в нем первой и единственной!

— Просто поразительно, до чего весь Лондон озабочен моими матримониальными планами!

— Это только потому, что вы, граф, избрали столь необычный способ выбора жены! Все слышали о твоем списке. Я же говорил тебе: по всему городу заключаются пари.

— Да, ты говорил… — Гарри сосредоточенно изучал содержимое своего бокала. — А какое именно пари заключили в «Помпее»?

— Десять фунтов, что ты до конца месяца попросишь руки Ангелочка.

— Вообще-то я собирался просить руки мисс Баллинджер прямо сегодня.

— Черт тебя побери! — Питер был явно потрясен. — Мисс Баллинджер! Но уж конечно не Клодии! Тебе наверняка кажется, что именно Клодия могла бы стать превосходной графиней Грейстоун, однако поверь, дама с крылышками и нимбом вокруг головы не совсем то, что тебе нужно. Тебе нужна совсем другая женщина, а нашему Ангелочку нужен совсем другой муж. Не будь глупцом, Гарри.

Гарри поднял брови:

— А ты когда-нибудь видел меня в этой роли?

Питер прищурился, потом на лице его медленно расплылась улыбка.

— Нет, милорд, никогда! Значит, вот как обстоят дела? Что ж, превосходно! Просто превосходно/ Ты ни о чем не пожалеешь.

— Я совсем не уверен в этом, — печально возразил Гарри.

— Ну хорошо, скажем так: тебе, по крайней мере, никогда не придется скучать. И ты действительно сегодня намерен сделать Августе предложение?

— О господи, нет! Я вовсе не собираюсь делать предложение Августе. Я собираюсь просить ее руки у сэра Томаса.

На мгновение Питер смешался.

— Но как же Августа? Конечно же, в первую очередь тебе нужно спросить у нее самой, не так ли? Ей все же двадцать четыре, Грейстоун, и у нее давно нет гувернантки.

— Мы с тобой, помнится, договорились, что роль глупца не характерна для меня, Шелдрейк? Так вот, я вовсе не намерен отдавать решение столь серьезного вопроса в руки представительницы нортамберлендской ветви Баллинджеров.

Питер как будто снова смутился, потом лицо его просветлело, и он расхохотался:

— Я наконец понял! Желаю удачи, приятель. А теперь прошу прощения, но я должен заглянуть в два-три клуба — хотелось бы успеть кое с кем заключить пари. Полагаю, ты не усмотришь в этом государственной измены?

— Нет конечно, — успокоил его Гарри, вспомнив, сколько раз его собственная жизнь и жизни многих других людей зависели от успешной разведки. В отличие от своего беспокойного друга, он был очень рад, что эти дни давно миновали.

В тот же день, в три часа, дворецкий проводил Гарри в библиотеку сэра Томаса Баллинджера.

Сэр Томас, человек весьма энергичный, несмотря на то, что всю жизнь занимался исключительно классической филологией, сохранил и крепость мускулов, и сильные широкие плечи. Но некогда светлые волосы посеребрила седина, а на макушке уже проглядывала лысина. Его отлично подстриженные пышные баки были совершенно седыми, а на носу красовались очки, которые он снял, завидев входившего Гарри, и радостно ему улыбнулся:

— Ах, как хорошо; что вы пришли, Грейстоун! Садитесь, пожалуйста. Я как раз собирался к вам ехать. Я наткнулся на перевод довольно любопытной французской работы, посвященной Цезарю, и надеюсь, вам она тоже понравится.

Гарри улыбнулся и, пододвинув одно из кресел, устроился напротив сэра Томаса у камина:

— Не сомневаюсь, сэр Томас, однако давайте отложим обсуждение этой темы до следующей встречи. Сегодня я пришел к вам совсем по иному поводу.

— Вот как? — Сэр Томас с интересом посмотрел на него и разлил по бокалам бренди. — И что же это за повод, сэр?

Гарри привстал, принимая свой бокал, снова опустился в кресло и какое-то время молча смотрел на хозяина дома.

— Кое в чем, сэр, мы с вами весьма старомодны. Так, по крайней мере, утверждают многие…

— Ну, знаете, в старомодности тоже есть свои привлекательные стороны. Давайте-ка выпьем за старомодных древних греков и римлян. — Сэр Томас поднял бокал.

— Хорошо, за благородных древних греков и прекрасных римлян. — Гарри послушно отпил бренди и снова отставил бокал. — Я пришел просить у вас руки мисс Баллинджер, сэр Томас.

Пышные брови сэра Томаса поползли вверх. В глазах появилось задумчивое выражение.

— Понятно. А она знает о ваших намерениях?

— Нет, сэр. С ней я еще данный вопрос не обсуждал. Как уже было сказано, я во многих отношениях человек старомодный и сначала хотел получить одобрение с вашей стороны, а уже потом предпринимать дальнейшие шаги.

— Разумеется, я отвечу «да», милорд! И вы поступили совершенно правильно. Надеюсь, все формальности будут улажены, и я с радостью дам разрешение на этот брак. Клодия умная серьезная девушка, если мне позволительно самому давать о ней подобные отзывы. Она прекрасно воспитана. Умение вести себя она унаследовала от матери, знаете ли. Она даже пытается писать книгу, как в свое время моя покойная жена. Вам, конечно же, известно, моя жена писала книги и учебники для молодых девушек. И довольно успешно, о чем мне особенно приятно сообщить.

— Я прекрасно осведомлен о блестящих успехах леди Баллинджер на преподавательской стезе, сэр Томас. Ее учебники есть и у моей дочери. Однако…

— Да, в душе я не сомневаюсь, что Клодия станет для вас замечательной женой и достойной графиней Грейстоун. Ну а я буду чрезвычайно рад тому обстоятельству, что вы войдете в нашу семью!

— Благодарю вас, сэр Томас, но я отнюдь не намеревался просить у вас руки Клодии, хотя ваша дочь, безусловно, совершенно очаровательна.

Сэр Томас изумленно уставился на него:

— Так это не Клодия, милорд? Но вы, конечно же… не хотите же вы сказать… не может быть, чтобы…

— Да. Я самым серьезным образом намерен жениться на Августе, если, разумеется, она захочет за меня выйти.

— Значит, Августа! — Глаза сэра Томаса чуть не выкатились из орбит.

Бедняга залпом допил бренди, поперхнулся, лицо его побагровело, и он долго кашлял, хрипел, фыркал и махал руками — казалось, он сам не знает, то ли ему смеяться, то ли плакать.

Гарри спокойно поднялся, подошел к сэру Томасу и похлопал его по спине:

— Мне понятна ваша реакция, сэр Томас. Для вас это действительно несколько неожиданно. Я и сам реагировал примерно так же, когда впервые понял, что со мной происходит: Но теперь я уже вполне свыкся с этой мыслью.

— Значит, Августа?

— Да, сэр Томас, именно Августа. Вы ведь согласны, правда?

— Разумеется! — мгновенно пришел в себя сэр Томас. — Господи, да ей нечего и ждать лучшего предложения — в ее-то возрасте!

— Совершенно верно, — согласился Гарри. — Ну а теперь, поскольку, как мне кажется, мы наконец говорим определенно об Августе, а не о Клодии, следует допустить и такую возможность, что на предложение выйти замуж она ответит… несколько непредсказуемым образом…

— О да, черт побери! — Сэр Томас помрачнел. — К сожалению, непредсказуемость в крови у нортамберлендской ветви Баллинджеров, Грейстоун. И это одна из самых отталкивающих черт Августы, но тут уж ничего не поделаешь.

— Я понимаю. Имея в виду сию прискорбную черту ее характера, мы поступим наилучшим образом, если просто представим все Августе как fait accompli . Пожалуй, ей будет проще, если мы лишим ее возможности принимать решение. Вы меня понимаете?

Сэр Томас метнул на Грейстоуна пронзительный взгляд из-под густых бровей:

— Не значит ли это, что вы, милорд, желаете, чтобы я немедленно подписал все бумаги? То есть еще до того, как вы попросите мою племянницу выйти за вас замуж?

Гарри согласно кивнул:

— Как я уже говорил, сэр Томас, гораздо разумнее не заставлять Августу принимать решение самостоятельно.

— Это действительно разумно, черт побери! — заявил сэр Томас с неким благоговейным восхищением. — Замечательно придумано, Грейстоун! Гениальная идея!

— Благодарю вас. Однако у меня существуют опасения, что это только начало, сэр Томас. Что-то подсказывает мне: чтобы находиться впереди Августы даже на шаг, потребуется чрезвычайно много ума, находчивости и силы духа.