– Ну будет, будет, дорогой мой, – с отменной вежливостью говорила Билли Джону Принсу, богатейшему человеку в кругу элитных американских модельеров. – Вы, пожалуйста, не взрывайтесь, даже не дав мне возможности объяснить, в чем дело. Мы с вами слишком хорошо и слишком давно знакомы для таких сцен.

– Я не делаю дешевку, Билли! Не делаю, не делал и делать не стану. Я поражен, до глубины души поражен, что с подобным предложением вы явились не к кому-нибудь, а ко мне. Каталог! Еще чего не хватало!

Принс был неподдельно оскорблен, на его обычно доброжелательном лице резко обозначились морщины, весь его вид выражал неодобрение. С него даже слетела обходительность провинциального английского сквайра, которую он так тщательно в себе культивировал, и явственно проступила грубоватая прямота уроженца Среднего Запада.

– Принс, голубчик, я сказала «одежда по умеренным ценам», а не «дешевка».

Стояло пронзительно холодное февральское утро, и они сидели в нью-йоркском офисе Принса.

– Сказать можно все, что угодно, но на деле вы толкуете о юбке, которая с грехом пополам потянет долларов на пятьдесят.

– А почему бы и нет?

– Да вы взгляните на себя в зеркало, господи, твоя воля! На вас ведь мой костюмчик, и я знаю, что он стоит две тысячи двести. Какая ткань, какая работа, а какая…

– …наценка, – подхватила Билли, продолжая обаятельно улыбаться. – Послушайте, у меня ведь были собственные магазины, так что я представляю, сколько в действительности стоит такой костюм. Давайте прикинем: если я правильно помню, его пошив стоил вам от силы четыреста пятьдесят монет, включая ткань, отделку, работу и процент, который вы взимаете, чтобы обеспечивать жизнеспособность своего бизнеса. Вы продали костюм в «Бергдорф» за тысячу долларов, значит, цена вашего изделия возросла чуть больше чем вдвое. В «Бергдорфе» в свою очередь тоже удвоили стоимость, итого получилось две тысячи двести, плюс плата за подгонку по фигуре. Стало быть, вот она я, стою перед вами в костюме, которому красная цена пятьсот долларов, но заплатила я за него вчетверо. Я-то могу себе это позволить, только таких людей чертовски мало. Вы, наверное, по всей стране не больше десятка этих костюмов продали, если не меньше.

– Билли, к чему вы клоните? – вспылил Принс.

Его в дрожь бросало от покупателей, знакомых с принципами ценообразования. Знать им этого совершенно не полагалось, поскольку разглашение тайны напрочь лишало самый изысканный наряд романтического ореола. Слава богу, такие клиенты попадались редко. Как можно наслаждаться покупкой дорогого костюма, если вам известно, сколько он стоит в действительности? И с какой стати Билли Айкхорн так его изводит?! Пусть бы отправилась к кому-нибудь из ювелиров, у которых она покупает свои бриллианты, и заявила им, что у них наценка четыреста процентов, а его оставила в покое!

– Клоню я к тому, – ответила Билли, вновь обретая трогательно-невинный вид, – что, продав эти костюмы, вы получили около десяти тысяч прибыли. А если бы вы моделировали одежду по умеренным ценам, на каждый предмет поступало бы сотни тысяч заказов, так что, выгадывая гораздо меньше на каждой единице продукции, вы в конечном счете имели бы во много раз больше.

– Вы думаете, я не знаю? – брезгливо поморщился Принс. – Это нисколько меня не прельщает. Мое имя значится на верхней строчке списка модельеров готового платья, и заработать я успел больше чем достаточно. Бирка с именем Джона Принса – не для тиражирования. Да все бы просто в ужас пришли, начни я заниматься одеждой по умеренным ценам! Я бы тут же потерял своих дам, своих милых дам!

Билли с трудом подавила очередной приступ ярости. Дражайшие дамы Принса, которые являли собой горстку жительниц Манхэттена, цеплялись за него, как за обязательное украшение своих приемов, как за некий волшебный амулет против злых духов забвения и безвестности. Они могли уверенно держаться с друзьями и подругами, только облачившись, точно в доспехи, в продукцию Принса – всегда модную, всегда уместную и всегда очевидно дорогостоящую. Благодаря этой продукции им наверняка не грозили обвинения в отсутствии вкуса и недостатке средств.

«На то, чтобы заполучить Принса для «Нового Магазина Грез», определенно стоит потратить время и силы», – подумала Билли, все более утверждаясь в своем решении. Он обладал своеобразным талантом, пусть даже сам никогда его не ценил, и к тому же, что было не менее существенно, за последние двадцать лет он стал знаменит по всей стране. Кстати, напрасно Принс с таким презрением отозвался о тиражировании. Его модели одежды могли бы распознать с первого взгляда лишь несколько тысяч женщин, читающих «Вог», «Фэшн энд Интериорз» или «Харперс Базар». Потенциальным заказчицам «Новых Грез» его марка вряд ли вообще о чем-то говорила бы, если бы она не встречалась на простынях и полотенцах, ремнях, туфлях, фурнитуре, солнечных очках, часах и сумочках. Оба вида духов с его именем имели большой успех. Его настолько широко и настолько долго рекламировали, что он стал непререкаемым авторитетом, известным в США так же хорошо, как Диор или Сен-Лоран во Франции. Участие Джона Принса в разработке базовых коллекций «Нового Магазина Грез» в глазах миллионов женщин будет казаться благословением высочайшей инстанции.

Впрочем, Билли прекрасно знала, что на самом деле все свои дорогостоящие модели и фирменные аксессуары Принс создавал, неизменно пользуясь помощью целой команды никому не известных ассистентов. И лучшей из них в течение последних трех лет считалась Вэлентайн…

Билли с Принсом сидели за кофе на огромном, украшенном кистями диване фирмы «Честерфилд», который был одной из достопримечательностей конторы. Этот диван как ничто другое выдавал англофилию знаменитого модельера. Впрочем, ничто в комнате, начиная с самого Принса и кончая любой переплетенной в кожу библиографической редкостью на полированных полках красного дерева, не намекало на то, что они находятся в крупнейшем городе Соединенных Штатов. Казалось, что это аристократический частный дом в воссозданном фантазией хозяина старом Лондоне, в мире Генри Джеймса, который Принс пытался воспроизвести вокруг себя с того самого дня, как к нему пришел успех. Билли даже пришло в голову, что если она выглянет в окно, то вместо модной Седьмой авеню увидит Гайд-парк великолепным июньским днем прошлого столетия и разнаряженных наездников на прекрасных чистокровных лошадях, проводящих время за излюбленным развлечением своего века, предаваясь величественному безделью, которое считалось тогда нормой.

Билли отвернулась от окна и задумчиво оглядела Принса, одетого с элегантностью, способной посрамить и герцога Виндзорского.

– Никто так искусно не подбирает вещи одну к другой, как вы, – справедливо заметила она. – Это своего рода чудо, возведенный в систему принцип нарочитых несоответствий, когда одно предельно независимо от другого и все-таки изумительно к нему подходит. Я диву даюсь, как по утрам вы умудряетесь сделать выбор. Как, скажите на милость, вам удается сочетать все эти свои одежды – в клеточку, в шашечку, в горошек, в елочку? Это же сущий апофеоз утонченного разнобоя! У вас что, схема в гардеробной висит?

– Я просто сваливаю все в кучу, и вот что получается в результате, – объяснил Принс. – Моя маленькая хитрость. И не пытайтесь меня улестить, Билли: то, что вы на мне видите, сшито по индивидуальному заказу, материал я выбираю сам, и стоит все это целое состояние.

– Я и не думаю вас улещать, дорогой. Иногда я этим не брезгую, но не во время деловой беседы. – Билли пододвинулась к нему поближе. – Взять хотя бы вот этот красный кашемировый галстук, – продолжала она, с восхищением проводя по галстуку пальцем. – Просто поразительно, как импозантно смотрится вместе с ним ваша рубашка в синюю и коричневую полоску! А благодаря рубашке заиграл клетчатый пиджак, который самым неповторимым образом сочетается с темно-коричневыми саржевыми брюками. Входя сюда, я успела заметить горохового цвета пальто с хитрыми застежками, которое так и просится увенчать эту идеальную комбинацию. Тут не просто маленькая хитрость, милый, тут подлинный талант к созданию раздельно используемых предметов одежды. Но с помощью этой маленькой хитрости вы предпочитаете одеваться сами, не желая делиться ею со своими богатыми клиентками. Именно из-за этой маленькой хитрости, Принс, я и приглашаю вас конструировать мои коллекции.

– Вы когда-нибудь научитесь понимать слово «нет»? – К Принсу вдруг вернулось хорошее расположение духа. В конце концов, они с Билли прошли вместе долгий путь, и во времена «Магазина Грез» сотрудничество с ней приносило ему самые высокие доходы.

– Никогда! – Она выпалила это с такой убежденностью и воинственностью, что ей нельзя было не поверить.

Принс вспомнил то время, когда Билли собиралась открывать «Магазин Грез», – сам он ни минуты не сомневался, что человек, не имеющий профессиональной подготовки, не сможет добиться успеха в этом бизнесе. Тогда она доказала, что он сильно заблуждался, но в его глазах это не делало ее блажь с каталогом сколько-нибудь привлекательнее.

– Извольте наконец меня выслушать, Принс. Билли встала и облокотилась на край его стола.

После трех скрупулезных подгонок ее приталенный бордовый костюм с воротником и манжетами жатого бархата сидел на ней идеально. На голове у нее была маленькая романтическая соболья шапочка под цвет ее темных глаз, которую Билли надвинула до самых бровей; коротко подстриженные кудри чуть вились над ушами. Билли смотрела в лицо Принсу с таким сосредоточенным выражением, какого он никогда у нее не видел.

– Мне кажется, вы не совсем понимаете смысл базовых коллекций. Мы думаем начать с четырех – совсем небольших, но так хорошо разработанных, что там не будет ни одной неудачной или бесполезной вещи. Они предназначаются молодым дамам, у которых, цитируя бессмертное изречение «Вог», больше вкуса, чем денег. Одна коллекция обеспечит их гардеробом на всю рабочую неделю, другая – на время путешествия, третья – на уик-энды (прекрасные спортивные костюмы), а четвертая будет для всякого рода выходов – свидания, рестораны, деловые обеды и так далее. И каждый предмет из одной такой коллекции должен сочетаться практически с любой вещью из трех других. Иными словами, ваша просторная куртка для офиса подойдет и к спортивным брюкам, и к выходной блузке. Это будут удобные, симпатичные фасоны, предоставляющие женщине сотни возможностей, позволяя ей одеваться почти так, как одеваются ваши клиентки.

– Билли, кончайте меня уламывать.

– Я просто размышляю вслух. Согласитесь, что те, у кого нет средств, чтобы приобрести ваши готовые вещи, с превеликим удовольствием купят первоклассные модели Принса через «Магазин Грез».

– В том-то все и дело, детка, что у них нет средств! Не могут они позволить себе одеться от Принса, и тут уж ничего не поделаешь… – Он развел руками. – Жаль, но некоторые вещи доступны лишь избранным счастливчикам.

– Знаете, когда я первый раз вышла замуж, я покупала тоннами всякую одежду, но вашу – никогда. Мне она всегда ужасно нравилась, но я считала, что мне следует подождать до тридцати лет. Замечали вы когда-нибудь, что женщины моложе этого возраста к вам не идут, будь у них хоть сколько денег?

– Они пока не доросли до меня, – снисходительно бросил Принс с высоты своего величия. – К тому же я ничего не теряю, потому что много ли молодых женщин могут позволить себе носить мои вещи?

– Да полным-полно сногсшибательных, молодых, богатых красоток, которые ваши вещи даже в расчет не берут! Вы же с самого начала своей карьеры работаете для одних и тех же женщин. Они так и стареют в ваших произведениях, фотографируясь только в них. Ваша марка стала эмблемой состоятельной матроны и сразу вызывает в памяти типичный образ: бальный туалет от Принса, соответствующие статусу украшения, взбитые белокурые локоны и подтяжка лица за десять тысяч долларов. А откуда вы возьмете новых клиентов? Молодые талантливые модельеры – даже не Келвин Кляйн и не Ральф Лоренс, а те, о ком мы пока не слышали, – перехватят женщин, которые могли бы прийти к вам, голубчик мой. С другой стороны, если бы вы согласились создавать модели для «Нового Магазина Грез», вам пришлось бы хорошенько стряхнуть с себя пыль, чтобы отважиться на нечто такое, в чем вы доселе себя не пробовали. А именно – на создание универсальных вещей по человеческим ценам. Все только и будут говорить о вашей новой коллекции и о вашем новом подходе. Зачем повторяться, если можно обновить себя. Принс, вы имеете такой шанс стать еще более легендарной личностью, какого нигде больше не получите.

– Слушайте, а ведь вы мне лапшу на уши вешаете!

– Господи, а я и не знала, что у вас в ходу такие просторечия. Естественно, вешаю. Есть и другие известные модельеры, которые ухватились бы за эту идею, не боясь потерять постоянную клиентуру, поскольку способны сообразить, что одно другому не мешает. Я могла бы обратиться к ним, но ни один из них не наделен вашим особым даром. Они предлагают полные комплекты одежды…

– Как и я.

– Да, только вы их не носите! – Голос Билли молодо зазвенел. – Одеваетесь вы, комбинируя по собственному выбору разрозненные на первый взгляд вещи. Ни разу не видела на вас двух однозначно сочетающихся предметов. Даже с черный галстуком, который хоть с чем-то, но будет сочетаться, вы наденете какой-нибудь твидовый жилет, или пиджак с клетчатыми отворотами на манжетах и лацканах, или хлопковый батиковый кушак.

– А вот тут вы правы, – согласился он, явно польщенный. – Люблю нравиться самому себе.

– Ох, Принс! Ну конечно! Вы попали в точку! Речь идет о самой что ни на есть практичной одежде, в которой тем не менее всякий раз чувствуешь себя в приподнятом настроении. Ладно, даже если вы все-таки намерены отказаться, скажите мне, что вам так не по душе в моей затее, кроме цен?

– Я боюсь, детка, что вы изобретаете колесо. Отдельные вещи носили всегда. Любая женщина всегда может пойти в магазин и купить их, совершенно во мне не нуждаясь.

– Но все не так просто! А если она работает и ей некогда ходить по магазинам? А если не умеет комбинировать вещи? А если живет далеко от крупных супермаркетов с хорошим выбором товара? А если ей не по вкусу последние капризы моды? А если она – молодая мать, на которой и дом, и ребенок, и муж, и работа? Да хождение по магазинам – настоящий кошмар для многих и многих женщин!

– Поистине мрачная картина, дорогая. Билли расхохоталась:

– Вы такой добрый человек, Принс, но, услышь кто вас сейчас, ни за что бы об этом не догадался.

– Нет уж, увольте меня от нотаций типа: «Где ваша ответственность перед обществом?» Я и так вношу свой посильный вклад. А вот вы с какой стати рветесь в торговлю, детка? Я никогда этого не понимал. Зачем, если вы могли бы быть герцогиней? Даже английской герцогиней, – благоговейно уточнил он, не в силах вообразить более заманчивого места в жизни.

– Я по сути своей рабочая лошадка, Принс, как, в общем-то, и вы. А сейчас я сгораю от нетерпения как можно скорее запустить мой проект. И мне нужен классный модельер, который должен стать ключевой фигурой в этой игре. Не то чтобы я сомневалась в успехе «Нового Магазина Грез», нет, я чувствую себя на пороге чего-то грандиозного. Но мне, как всегда, хочется начать побыстрее. Если бы, например, вы взялись набросать мне юбку в складку (естественно, за хорошую цену)… Понимаете, в ней должна быть какая-то изюминка, чтобы она безоговорочно выделялась из общего ряда. Знай я, что именно угодно моей душе, то уж, поверьте, сконструировала бы ее сама, но у меня нет нужного замысла. Ну да ладно, мне следовало бы понимать, что вас не соблазнишь. Хотя досадно, право. Я всегда ощущала себя обязанной вам, после того как забрала у вас Вэлентайн. Не перемани я ее в «Магазин Грез», она весь век трудилась бы у вас.

– И чем бы вы восполнили мне то, что переманили Вэлентайн, если бы я дал вам возможность себя одурачить? – усмехнулся Принс.

– Деньги, дорогой! Неплохой куш, – вставая, ответила Билли. – Но вы говорите, что у вас их уже больше чем достаточно. Видно, вы свободны от тайной страсти, которая исподволь изводит всякого очень богатого человека. Что же, до свидания, Принс, дорогой мой. До ленча мне надо еще кое-куда поспеть.

Он тоже поднялся, чтобы проводить ее до дверей, и небрежно осведомился:

– Что же это за тайная страсть?

– Ох, будто вы не знаете! Пусть это немного стыдно, но сколько бы денег ни было у человека, ему никогда не кажется, что их достаточно, разве не так?… А ведь мы с вами располагаем такими средствами, что всей жизни не хватит их потратить. Должно быть, эта неутолимая жажда получить больше, еще больше заложена в самой человеческой природе. Я вхожу в список десяти богатейших женщин Америки со дня смерти Эллиса, и все-таки теперь я полна решимости превратить «Новый Магазин Грез» в компанию, которая поднимет меня еще выше. А вы, кстати, в список богатейших мужчин не входите, хотя у вас крупное дело. Создавая дорогостоящие модели, вы не сколотили себе состояния в сотни миллионов, пусть и успешно торговали своей маркой. Думаю, стремиться иметь больше, когда у вас и без того много, – это своего рода игра…

– Думать я и сам умею не хуже вас, – раздраженно пожал плечами Принс.

– Вы только полюбуйтесь на меня: забросила такой изумительный дом в Париже, но слишком люблю его, чтобы продать. Ну не абсурд ли это, как вы считаете? Могла бы иметь шикарнейшую яхту, поместья тут, поместья там, могла бы проводить время в невообразимых, захватывающих развлечениях, могла бы возить с собой друзей, непрерывно устраивая им сногсшибательные каникулы… – Билли приостановилась, будто всерьез взвешивала все эти возможности с истовой сосредоточенностью женщины, которая стоит с ножницами в руках посреди розового сада и пытается выбрать в изобилии чудеснейших цветов один наиболее совершенный. – Так ведь нет, – наконец произнесла она. – Ничего подобного! Вот она я, дорогой, здесь, с вами, на старой доброй Седьмой авеню, ложусь костьми из-за этого каталога, в уверенности, что время для него самое подходящее. И я обязательно всем это докажу, Принс, будь что будет! Наверное, я трудоголичка… Но мне так это нравится, что просто не может не получиться. А уж выплаты модельеру с каждой проданной через «Новый Магазин Грез» вещи будут такие, что никому и не снилось! Мне просто казалось, что получать их более пристало вам, нежели кому-то еще.

– Выплаты?

– Ну конечно! Автору коллекции будет отчисляться процент с каждой проданной веши. Разве я вам об этом не говорила? Конечно, можно было бы и сэкономить, наняв команду первоклассных модельеров за гонорар, но все же, пожалуй, лучше, если на бирках будет какое-то одно имя, зато самое громкое. В конечном счете все останутся в выигрыше – включая и меня, само собой.

– Слушайте, Билли!

– Да-да?

– Вы самая отъявленная хитрюга на свете, вам это известно?

– Разумеется, милый!

– Ладно, черт с вами. Присаживайтесь, поговорим.

– О, Принс! – Билли повисла у него на шее.

У нее не было уверенности, что стоит выплачивать проценты, – она надеялась отделаться громадным гонораром за разработку моделей. Но раз уж дело приняло такой оборот, мелочиться не следовало. Для некоторых людей по-настоящему не играет роли ничто, кроме денег, а Принс, хвала господу, всегда принадлежал к их числу.

«Возвращение или скорее бегство к родным пенатам явно пошло на пользу Билли Айк-хорн», – решила Кора де Лионкур. Они сидели за чаем в нью-йоркских апартаментах Билли, и Кора думала о том, что полупровинциальная непосредственность и неприкрытая небрежность, бытовавшие в Калифорнии как вполне допустимый образ жизни, очевидно, настолько же соответствуют Билли, насколько чужда ей была наэлектризованная парижская элегантность. Конечно же, «взять» подъем» в Лос-Анджелесе было для нее пустяковым делом. С каким, должно быть, облегчением она поставила крест на Нью-Йорке и Париже, сбежав домой. Только так гостья могла объяснить себе радостно-возбужденный вид Билли в этот отвратительный хмурый день, тем более что та уверяла, будто ее единственным визитом сегодня было посещение Джона Принса для знакомства с его весенней коллекцией.

Кора пристально приглядывалась к хозяйке, и от нее не укрылось, что она не только сбросила набранный в Париже вес и опять коротко подстриглась, но вновь обрела свойственный ей ослепительный шарм. К тому же, как не без раздражения отметила Кора, сегодня Билли так и распирало от скрытого торжества. Определенно, некоторым людям следовало бы просто запретить хранить свои секреты!

– Вы поразительно выглядите, Билли, – произнесла она медоточивым голосом, в котором, однако, слышался некий упрек, будто цветущий вид сам по себе уже требовал каких-то объяснений.

– Спасибо, Кора. Это все ваш город. Время от времени я люблю встряхнуться в Нью-Йорке – это повышает мой тонус.

– Но вы все-таки не хотите купить здесь квартиру?

– Стоит ли? Удобнее останавливаться в гостинице.

– А собираетесь вы весной в свой парижский дом?

– Пока не решила, – с непроницаемой улыбкой ответила Билли.

– Но чем же вы занимаетесь в Лос-Анджелесе? В «Ритце» вы тогда произнесли такую речь о женщинах, которые только и делают, что ходят по магазинам и по приемам… По-моему, для этой цели гораздо больше подходят Париж или Нью-Йорк.

– О, Кора, знаете ли, мне некогда скучать. То одно, то другое, даже не замечаешь, как дни летят, – снова уклонилась от прямого ответа Билли. Ей совсем не хотелось рассказывать Коре о «Новом Магазине Грез». Если Принса было действительно необходимо склонить к сотрудничеству, то посвятить в свой план эту чрезмерно рафинированную даму означало немедленно получить ушат холодной воды на голову. Для нее наверняка неприемлема сама идея такого каталога.

«Опять тайна», – подумала Кора. Билли Айкхорн со своими секретами приводила ее в бешенство. Она держалась с такой самоуверенной независимостью, что хотелось сразу же поставить ее на место. Билли не приняла ни единой ее рекомендации, кроме выбора агента по недвижимости в Париже. Коре казалось, что положенный ей процент с этой сделки – слишком мизерная награда за все ее хлопоты. А она так надеялась, что Билли Айкхорн в конечном итоге попадется в ее сети, и это станет венцом всей ее многотрудной манипуляторской деятельности! Но, несмотря на то что заносчивая миллиардерша, казалось, так или иначе должна была стать для Коры дойной коровой, она по-прежнему ускользала от нее, неуловимая, словно угорь в иле. Ее жизнерадостность выглядела просто вызывающей!

«О, Билли прекрасно знает, как ей завидуют!» – негодовала про себя Кора, глядя на Билли, которая сидела перед ней, не сняв свою соболью шапочку, небрежно-шикарная, точно Анна Каренина, не ведающая о подстерегающем ее горе. Кора сходила с ума от жгучей черной зависти к этой женщине, задаром получившей богатство и родившейся красавицей, женщине, которой по мановению руки на блюдечке подносили все самое лучшее, чего Кора не могла заработать за целую жизнь. Самим своим существованием Билли вызывала у нее чувство собственной неполноценности – так блекло смотрелось на фоне ее великолепия все то, чего самой Коре удалось добиться, кровью и потом. |

И она решила отступиться от Билли Айкхорн – плясать вокруг нее и силиться поддерживать с ней дружеские отношения в надежде получить какую-то выгоду в будущем не имело больше смысла.

– После нашей последней встречи в Парижской опере я случайно узнала об одном весьма странном обстоятельстве, – обронила она.

– В самом деле?

– Помните того мужчину, который в антракте подскочил к нашему столику и закатил жуткий скандал? Такого долговязого, рыжего, он еще спрашивал вас, кто же вы, черт побери, такая?

– Ах, этого? Еще бы, как его забудешь? Неудачливый поклонник, только и всего.

– Неудачливый? В самом деле? Так вот, несколько дней спустя я снова его видела. Смотрела новые экспозиции и встретила его в галерее Тамплона. Я и не знала, что он скульптор. И у него, между прочим, очень интересные работы. – Говоря это, Кора наблюдала за Билли, как пантера из засады.

– Да, я знаю, – спокойно отозвалась Билли. – Он выставлял у Тамплона свои скульптуры; неудивительно, что вы его там видели.

– Само собой, я не стала с ним беседовать, но, когда он ушел, разговорилась с ассистентом, Анри… не помню фамилию. Кстати, он большой почитатель таланта вашего скульптора… Сэма Джеймисона? Так, кажется?

– Так.

– И Анри – он такой симпатичный и рад любой возможности попрактиковаться в английском – рассказал мне, что был в тот вечер в Опере с вашим неудачливым поклонником, как вы его называете. Он даже вспомнил, что заметил меня за вашим столиком. И, по его словам, скульптор куда-то исчез после того, как вас увидел. Пропустил весь второй акт!

– Да, я знаю. Он же кинулся прочь у всех на глазах, – пожала плечами Билли, чувствуя, что покрывается испариной под блузкой.

– А вы у всех на глазах кинулись за ним! – Кора расплылась в самой ослепительной улыбке, показав прекрасные зубы.

Билли поднялась из-за стола и, скрестив на груди руки, вызывающе посмотрела на Кору.

– К чему вы, собственно, ведете? Какое вам до этого дело? Я что, не имею права на личную жизнь?

– Ну-ну, Билли, разумеется, имеете! Дело совсем не в этом. Меня удивило, что Анри упорно называл вас другим именем. Я даже запомнила: Ханни Уинтроп. Именно об этом я, собственно, и хотела вас спросить.

Билли не сводила с Коры проницательного взгляда.

– Я полагаю, есть такие вещи, о которых не принято расспрашивать даже друзей.

– И вы, конечно, правы, – небрежно согласилась Кора. – Да, еще сандвич, пожалуйста, я не могу удержаться, такие они вкусные. Скажите, а много вы заказали у Принса?

– Даже слишком много, – сказала Билли. – Последняя коллекция ему особенно удалась.

Жуя миниатюрный сандвич с крессом, Кора вспоминала на редкость интересную беседу за обедом, на который она пригласила молодого и обаятельного Анри Леграна. Он проявил столько же любопытства к Билли, сколько Кора – к Сэму Джеймисону, и они всласть посмаковали эту пикантную историю. Да, у Билли были свои тайны, но не так много, как ей казалось. Самая захватывающая из них отныне принадлежала Коре де Лионкур.

– Джиджи, взгляни-ка на этот снимок. – Спайдер в голубой хлопковой рубашке с закатанными рукавами вошел в рабочий кабинет Джиджи. – Взгляни и скажи, что ты об этом думаешь. – Он протянул ей увеличенную цветную фотографию группы женщин. Все они, кроме одной, выглядели лет на тридцать, кто чуть моложе, кто чуть старше. Смеясь, они толпились вокруг садовой скамейки, на которой сидела пожилая дама, и тянулись к ней с бокалами, чтобы чокнуться.

– Кто это? – с любопытством спросила Джиджи, усаживаясь за стол.

– Я объясню тебе попозже, но это неважно.

Ты сначала поделись со мной первым впечатлением.

Джиджи внимательно изучала снимок.

– Они счастливы, – начала она, – по-настоящему счастливы, это сразу бросается в глаза. И им хорошо вместе. Они отдыхают, такие беззаботные! Ой, и все очень похожи, наверняка они в родстве друг с другом. Так кто же они, Спайдер? – Она смотрела на него сквозь челку со своим обычным трогательным и чуть комичным выражением, которое его неизменно восхищало.

– Говори, говори дальше, – велел он. – Пока я не услышал ничего существенного от юной персоны, грозившейся написать весь текст к нашему каталогу.

Джиджи сосредоточенно нахмурилась и внимательнее всмотрелась в фотографию.

– Они не из Нью-Йорка, но и не провинциалки: слишком утонченные. Не знаю, с чего я так решила, но это факт. Откуда-нибудь из Сан-Франциско, Чикаго, Лос-Анджелеса… Но утонченность у них естественная, не натужная – просто она им как бы изначально свойственна. И все они умеют одеваться, никому не подражая. Вот эти двое в джинсах, – показала она, – не такие нарядные, как остальные, но все равно, как ни странно, выглядят элегантно. Все симпатичные, две даже очень, но красавицей я, пожалуй, ни одну не назвала бы. Если строить предположения – строить мне предположения, Спайдер? – я бы сказала, что у всех у них семьи и дети. Но… – Джиджи задумалась и немного помолчала, прежде чем продолжать. – Вряд ли они просто домохозяйки. Мне кажется, что большинство из них работают – преподают или чем-то серьезно занимаются на общественных началах… Я имею в виду, что они похожи на людей, у которых много интересных дел, а здесь им так хорошо! Жаль, что я с ними не знакома. Вообще-то самая из них красивая – вот эта пожилая дама. Почему все с ней чокаются?

– Это обед по случаю ее дня рождения, – с гордостью пояснил Спайдер. – Пожилая дама – моя мама.

– Ох… Спайдер, – вздохнула Джиджи, и ее глаза вдруг наполнились слезами. – Какой же ты счастливец!

Смутившийся Спайдер наклонился и обнял ее за плечи:

– Черт, Джиджи, я совсем забыл! Ведь твоя мать… Нельзя было вот так на тебя все это обрушить. Прости. Вот салфетка, – виновато добавил он.

– Все нормально, Спайдер, честное слово. – Джиджи высморкалась и вытерла глаза. – Со мной никогда такого не бывает, не знаю, что на меня нашло. Твоя мама прямо-таки ослепительна! А это, конечно же, твои знаменитые сестры? Я так увлеклась разбором своего первого впечатления, что совершенно не заметила – это же три пары близнецов… Я в последнюю очередь приглядывалась к чертам лица, к тому же они все стараются выглядеть каждая по-своему.

– Потому-то я сразу тебе не сказал. Если бы ты знала, что они мои сестры, ты бы принялась вычислять, кто кому близнец, и не уловила бы самого общего.

– И насколько правильно я о них судила?

– Попала в самую точку. Разумеется, они не так уж беззаботны – кто сейчас беззаботен? Но вместе это счастливая стайка симпатяг, целыми днями занятых самыми разными делами, помимо мужей и детишек. Я сделал этот снимок три года назад, вспомнил о нем вчера вечером и откопал, чтобы всем показать. Ты видишь его первой. Мне показалось, что даже не столько мои сестры, сколько их облик в целом – это именно то, что необходимо для «Нового Магазина Грез».

– Ты про эту их естественную утонченность?

– Абсолютно верно. Я просмотрел вдоль и поперек все каталоги, какие только были изданы на сегодняшний день. Каждый из них – этакое маленькое несчастье, ночной кошмар художественного директора или оформителя, выполненный графически. Отставание от моды на пятнадцать лет в лучшем случае! Я проштудировал каждый журнал в газетном киоске и в результате решил, что нам нужно выбрать женский тип, воплощающий самую суть «Новых Грез». После чего мы наберем манекенщиц из числа девушек, в которых он наиболее ярко выражен. Вместо того чтобы нанимать топ-моделей и одевать их в наши вещи, надо поискать кого-то, кто выглядел бы в этой одежде так, как будут выглядеть наши клиентки, если как следует постараются. Тогда наши заказчицы, посмотрев на фото, не станут бояться представить себя в том же наряде. Нельзя показывать им наши вещи на красотках, в сравнении с которыми проиграет почти любая. Ты говоришь, тебе хотелось бы познакомиться с моими сестрами… А мне хочется, чтобы клиентки мечтали познакомиться с нашими манекенщицами.

– Да, но твои сестры ужасно…

– Ужасно какие?

– Ну… – замялась Джиджи. В принципе она была согласна со Слайдером, однако его сестры настолько идеально соответствовали образу стопроцентных американок, что ее ирландско-итальянская кровь внезапно запротестовала, чего она от себя никак не ожидала. – Такие… э… очень уж светловолосые и голубоглазые, – нашлась она наконец.

– Черт, в самом деле. Чистой воды белые протестантки англосаксонского происхождения! Моя мать шведка, а отец англичанин – естественно, что у них такая наружность. – Деликатность Джиджи искренне позабавила Спайдера. В Третьем рейхе, не к ночи будет помянут, его сестры блистали бы на обложках журналов. – Я просто хотел показать их тебе, потому что это обыкновенные женщины, а не рекламные красавицы. Принадлежат к среднему классу, то есть стоят не чересчур высоко, но и не чересчур низко. Воспитанны, но не манерны. Радушны, но не фамильярны. Миловидны, но не мраморные дивы. Спокойны, но не как снулая рыба – в их лицах живая индивидуальность. А в глазах ум, и это самое главное. Они с таким же успехом могли бы принадлежать к негритянскому или восточному типу, могли бы быть латиноамериканками, да кем угодно. Нам важно только это особое выражение, характерный облик.

– И где же мы найдем таких манекенщиц? – с сомнением в голосе спросила Джиджи, заметив, как загорелись глаза у Спайдера.

– Пригласим новичков – возможно, девочек, не подошедших в других местах из-за того, что они не ослепительные акселератки метр восемьдесят ростом. Можем взять и тех, кто вообще никогда не предполагал работать манекенщицами.

– Спайдер, а не получится ли так, что ты прицельно ищешь нечто средненькое? – забеспокоилась Джиджи. – Вряд ли такое уж большое удовольствие рассматривать, во что одета какая-нибудь серая мышка.

– Я собираюсь искать девушек с данными много выше среднего, но не настолько, чтобы взгляд в первую очередь останавливался на них и только потом на одежде. Это весьма существеный момент, Джиджи, который я всегда трезво принимал в расчет. В былые времена манекенщицы были моим призванием, моим хобби, стимулом вставать с постели утром и уж тем более ложиться в нее вечером. Так что можешь смело доверить выбор мне.

– Да, в этом деле ты специалист, – согласилась Джиджи. – Сама я больше склонна ко всяким крайностям и излишествам. Мне всегда хочется пригласить самых красивых девушек в мире, чтобы наши вещи смотрелись на них особенно хорошо.

– Вот это-то как раз и деморализует! Не знаю, сознают ли это сами женщины, но, насмотревшись на журнальных красоток, многие из них исподволь впадают в депрессию. Все им кажется не так, все плохо, все раздражает – и никак не могут взять в толк, что это состояние напрямую связано с манекенщицами. Они продолжают усердно пролистывать журналы – им ведь хочется быть в курсе последних веяний, – но их опять и опять пичкают сногсшибательными топ-моделями, подспудно развивая в них комплекс неполноценности, ощущение собственной непривлекательности. Женщина, чувствующая себя непривлекательной, не станет в полночь звонить по телефону, чтобы сделать заказ по каталогу. А я хочу, чтобы наши клиентки просто-таки пребывали в эйфории!

– В полночь?

– Само собой! У нас будет действовать круглосуточный прием заказов по телефону – надо ловить момент, когда клиент в настроении. Предположим, женщина просыпается в три часа ночи от приступа беспокойства, ей хочется что-то срочно предпринять. Можно ли придумать на этот случай что-нибудь лучше, чем заказ по телефону? Ей даже не надо вставать с постели, только взять трубку и каталог с тумбочки. Немного поболтает со своей собеседницей из «Нового Магазина Грез», выберет себе что-нибудь по вкусу и отойдет ко сну, чувствуя себя куда лучше. – Спайдер окинул взглядом стол Джиджи, заваленный беспорядочно разбросанными листами бумаги. – Ты над чем-то работаешь?

– Так, пытаюсь кое-что нащупать, – сказала Джиджи. – Ищу верный тон, пытаюсь сделать общее предисловие к каталогу, чтобы люди поняли, кто мы и зачем.

– Ты мне не прочитаешь?

– Текст еще совсем сырой, но… Ох, ладно, – решилась Джиджи, поеживаясь от волнения, одолевающего всякого начинающего автора. Она чувствовала, что, если сейчас же с кем-нибудь не поделится, ее просто разорвет от напряжения. – «Я знаю: в своем платяном шкафу вы прячете тайны, которые не решились бы доверить даже лучшей подруге. Ведь никогда нельзя рассчитывать с полной уверенностью, что она вам действительно посочувствует, а не осадит снисходительным взглядом типа «умнее надо быть». Ну а стоит ли раскрывать секреты сестре, вы наверняка давно знаете сами! Взять хотя бы эту прекрасную гофрированную блузочку: вы были в таком романтическом расположении духа, что не удержались и купили ее. Когда же дома вы начали примерять ее со всеми юбками, то выяснилось, что каким-то странным образом вы выглядите в ней ровесницей своей мамы. Но маме блузка мала, а отдать кому-то еще жалко – слишком красивая. Есть у вас и костюм, прекрасный шерстяной костюм, который и на распродаже стоил явно многовато, но он был бы, как говорится, на века – и его обязательно одобрил бы ваш босс. Все бы ничего, но вы обнаружили, что он чересчур теплый, в нем невозможно сидеть целый день на работе, для вечернего наряда он слишком строг, а один жакет не наденешь с брюками и футболкой.

Я понимаю, этот свитер с глубоким вырезом вы купили в надежде, что он будет чудесно смотреться с простенькими брючками, когда придется идти на одну из тех вечеринок, к которым просят специально не наряжаться (вы тоже терпеть не можете таких приглашений? Еще бы: если не надо наряжаться, зачем тогда вообще вечеринка?). Само собой, в свитере вы выглядите так, будто страдаете раздвоением личности в тяжелой форме. У меня таких уже три, и со всеми я промахнулась.

Знаю я и о брюках, в которых вы с тыла напоминаете удаляющегося в джунгли слона – а все из-за того, что не догадались посмотреться в трельяж! Но хуже всего дело обстоит с пальто. Оно такое практичное, насквозь благоразумное, вы носили его два года, ненавидя всей душой, потому что сами вы практичны и благоразумны лишь в определенных пределах, но не настолько же!

Однако хватит этих печальных гардеробных преданий. К чему терзаться из-за того ярко-красного платья, которое вы приобрели для рождественских приемов – и успели пожалеть о покупке еще до того, как его укоротили? Я к тому, что все мы совершаем ошибки. Все. Люди, которые хвастают, будто никогда не повторяют своих ошибок, просто-напросто делают всякий раз новые. Самый элегантный из моих знакомых как-то сказал, что две из трех купленных им вещей оказываются неподходящими, а носит он только те, которые выбрал удачно. Не знаю, может ли еще кто-нибудь позволить себе ошибаться с таким размахом. Но вот что вы определенно можете себе позволить, так это повытаскивать из шкафа все вещи, из-за которых чувствуете себя безмозглой недотепой, и пожертвовать их Армии Спасения, поскольку, если посмотреть правде в глаза, вы никогда не будете их носить.

А после того, как вы освободите свой дом от лишних тряпок, в награду за труды возьмите наш каталог, взгляните на модели и поразмышляйте, не стоит ли какими-то из них обзавестись. Достаточно только позвонить – и мы пришлем их вам, оплатив почтовые расходы. Эти вещи не слишком дороги, прекрасно сшиты, великолепно смотрятся как вместе, так и по отдельности, а самое главное, если они вам совсем не понравятся, когда вы их примерите, просто отошлите их нам обратно безо всяких объяснений, и мы гарантируем, что вернем ваши деньги. Безоговорочно. Желаю вам с удовольствием распахивать дверцы вашего шкафа. Одежда должна вызывать чувство радости, но чувство вины – никогда!»

– Не прерывайся, – попросил Спайдер.

– Но это все. Я как раз смотрела, что вычеркнуть.

– Вычеркни или измени хоть словечко, и ты мне за это ответишь! – угрожающе предупредил он.

– Так тебе… нравится?

– Джиджи, да это идеально! Черт! Жаль, Билли нет. Она бы в восторг пришла! Давай позвоним ей в Нью-Йорк, и ты ей прочтешь по телефону… впрочем, нет, у нас восьмой час, а в Нью-Йорке одиннадцатый, она наверняка куда-нибудь ушла. Крошка, ты прирожденный автор текстов к каталогам! Мы должны это отметить. Придумал, сейчас же везу тебя в ресторан! Ты заслужила самый роскошный ужин, да и меня можно слегка поощрить за разрешение проблемы манекенщиц.

Джиджи откинулась в кресле, бессильно свесив руки, и глядела на него широко раскрытыми глазами. У нее гора свалилась с плеч. Ее очень заботило, как найти верный тон для предисловия. За несколько последних дней она предприняла шесть неудачных попыток, а то, что она прочла Слайдеру, было в полном отчаянии сочинено за два часа перед его приходом.

– Ой нет, не хочу сейчас в ресторан, – сказала она. – Я слишком взвинчена, чтобы сидеть на месте… Давай лучше я что-нибудь приготовлю. А то мне некому готовить с тех пор, как Саша покинула меня ради дяди Джоша. Сейчас в моем понимании отпраздновать что-то – значит есть приготовленное своими руками, но не в одиночестве.

– Но это же только лишние хлопоты, – возразил было Спайдер.

– Мне надо успокоиться после творческого кризиса, а готовка – лучший способ для этого.

– Ладно, только, чур, я буду помогать.

– Ради бога. Для начала открой вино.

Это была вкуснейшая весенняя паста, вкуснейшая телятина с грибами, вкуснейший салат из шпината, вкуснейший…

– А что у нас на десерт? – спросил Спайдер с набитым ртом.

– До десерта мы пока не добрались, – сказала Джиджи. – Как-то мы уж слишком быстро все проглотили.

– Ну, что бы ты ни приготовила на десерт, боюсь, ему суждено пропасть: я бы и рад съесть еще что-нибудь, но не могу. И вы с Сашей все время так ужинали?

– Даже лучше. Правда, только тогда, когда оставались вечером дома, а такое редко случалось. Если бы чаще, мы бы стали поперек себя шире.

– И она променяла тебя на мужчину?! Никакого чувства благодарности, просто никакого!

– Зато несомненное, просто потрясающее чувство момента!

– Этого у нее не отнимешь, – согласился Спайдер, с наслаждением вытягиваясь в кресле и прихлебывая бренди, который налила ему Джиджи. – Что верно, то верно. Как говорится, куй железо, пока горячо.

– Она меня уверяет, что это предопределение.

– Я склонен с ней согласиться. Джоша просто не узнать, он воспарил, вознесся, восстал, воскрес и тому подобное. Никогда не видел такого счастливого человека, и даже его дети Сашу одобряют. Они хотят пожениться здесь или на Востоке?

– Еще не решили. Эта свадьба года потребует перемещения какого-то из семейств в полном составе с одного побережья на другое. Причем Хиллманов якобы больше, чем Орловых-Невски, во что мне, по правде говоря, не очень-то верится. Сашин клан – вообще профессиональные кочевники, им пяти минут довольно, чтобы сложить чемоданы и прыгнуть в самолет. А Хиллманы тяжелы на подъем… так что скорее всего свадьбу устроят здесь.

– И ты, разумеется, будешь подружкой невесты?

– А то как же! Подружкой и заодно личным консультантом по застолью, чтобы им предоставили все самое лучшее и не навязали ничего такого, чего бы им не хотелось.

– Ты хоть когда-нибудь даешь себе расслабиться? – полюбопытствовал Спайдер, глядя на Джиджи.

После того как он поудобнее устроился на уютной, обитой поблекшей цветастой материей кушетке со слегка выпирающими пружинами, которая досталась девушкам как часть обстановки, им овладело ощущение покоя, лени и полного довольства жизнью. А Джиджи сразу принялась убирать со стола, отвергнув его помощь и двигаясь так же экономно, без лишних усилий, быстро и точно, как во время приготовления ужина. Спай-деру она разрешила открыть вино и следить за огнем в камине – только это в ее понимании было мужским делом.

«Сколько же лет прошло с тех пор, как Билли приняла ее под свое крыло? – сонно подумал он. – Пять, шесть или больше? А теперь в некотором смысле Джиджи взрослее самой Билли». Слайдеру казалось, что обе в равной мере способны на отчаянные поступки, только делают это каждая сообразно своему возрасту, обе работают не покладая рук, если захвачены какой-нибудь идеей или стремятся к определенной цели. Но при этом в Билли есть некая импульсивность, заставляющая ее действовать безоглядно, а порой и неосторожно. Он мог поручиться, что Джиджи на ее месте все как следует взвесила бы и потому избежала многих душевных травм.

– Последний раз, когда я позволила себе расслабиться, я сломала ногу, – пожаловалась Джиджи, подходя и садясь рядом с ним.

– Я как-нибудь возьму тебя с собой покататъся, – пообещал Спайдер. – Нельзя, чтобы из-за единственной неприятности ты отказалась от самого замечательного вида спорта.

– Я не нахожу его замечательным, – серьезно ответила Джиджи. – И заведомо отклоняю твое приглашение.

– Неужели так сильно болит?

– Все еще болит, – пробормотала она настолько тихо, что он едва расслышал.

– Бедная, со мной ты бы никогда не пострадала.

– Конечно, все так говорят, но разве ты можешь за это поручиться? – рассудительно покачала головой Джиджи.

– Нет, пожалуй, – признал он. – Ведь горы… они по природе своей опасны. Можно сломать ногу, стоя в очереди на подъемник, если в тебя врежется какой-нибудь недотепа.

– Что ж, ты окончательно убедил меня никогда больше не кататься. Второй такой урок мне не нужен…

Что-то в голосе Джиджи заставило Спайдера посмотреть на нее в упор. Несмотря на броское обаяние остроумной сердцеедки, несмотря на заносчивый, почти дерзкий изгиб губ, Джиджи на самом деле была очень замкнута, и ему иногда казалось, что он совсем ее не понимает. А это Спайдеру не нравилось, ничуть не нравилось. Не в его натуре было позволять девочке, с которой он знаком уже долгие годы, жить какой-то своей, загадочной, недоступной ему жизнью. Внезапно он почувствовал, что его страшно тянет к ней.

– Джиджи, – произнес Спайдер, беря ее за плечи, – милая моя Джиджи… Если ты не захочешь, чтобы я тебя поцеловал, ума не приложу, как я это переживу.

Джиджи смотрела на него во все глаза. Он не пытался привлечь ее к себе, он едва касался ее плеч своими большими сильными руками. Будто она могла отказать в поцелуе, одном-единственном поцелуе тому, кто стал ее героем после первой же их встречи! Будто она не грезила найти утешение в его объятиях после постигшего ее жестокого разочарования, после утраты любви, которую она оплакивала много месяцев…

Джиджи подалась вперед совсем чуть-чуть, на каких-нибудь два дюйма, но ему было этого достаточно, чтобы крепко прижать ее к себе и найти ее губы.

Стоило Спайдеру обнять ее, и Джиджи поразилась силе заговорившего в ней желания. Он целовал ее снова и снова, сначала осторожно, а когда она стала ему отвечать – все более и более страстно, пока наконец ее не захлестнула волна восторга. Он склонялся над ней, а она лежала у него на руках, и его губы были для нее центром вселенной – его жадные, ненасытные, пылкие губы. Она чувствовала его нетерпение, дрожь его рук, обнимавших ее так жарко, что ей казалось, он никогда ее больше не отпустит. «Целовать его так всегда, вечно, ощущать вкус его губ, запах его тела – мне больше ничего не надо от жизни», – полубессознательно твердила про себя Джиджи, купаясь в океане целительных поцелуев и обнимая шею Спайдера, точно он спасал ее после кораблекрушения. Ей казалось, что ее куда-то уносит, и она старалась всецело предаться ему, несмотря на смутно роившиеся в мозгу беспокойные мысли, которые было не так-то легко отогнать.

Внезапно Джиджи почувствовала руку Спайдера у себя на груди. У нее перехватило дыхание, состояние полузабытья покинуло ее. Впервые с того мгновения, как он начал ее целовать, она попыталась отстраниться.

– Нет-нет, крошка, не пугайся, – ласково сказал Спайдер. – Я никогда не причиню тебе боли.

– Спайдер, отпусти меня!

– Но… но… Джиджи, милая, почему?

– Это неправильно!

В голосе ее было столько непреклонности, что Спайдер, хоть и нехотя, отодвинулся, позволив ей сесть.

– Джиджи, как это может быть неправильно? Разве ты меня не хочешь?

– Конечно, хочу… да и кто бы не хотел? – просто ответила она. – Но это неправильно, и не спрашивай меня почему – просто поверь, и все.

– Ого… – с сомнением протянул Спайдер. – Ты многого хочешь.

– Я знаю.

– Но у меня нет выбора, правда? – грустно улыбнулся он.

– Спасибо, Спайдер.

– Господи! «Спасибо, Спайдер»… Ты лучше пообещай, что мы навсегда останемся добрыми друзьями – раз уж я тебя так легко отпустил.

Не удержавшись, он усмехнулся – таким взволнованным, умоляющим, виноватым и в то же время дерзким и непокорным было ее лицо.

– Для меня все это не так легко, – пробормотала Джиджи.

– А теперь моя очередь сказать: «Я знаю». И, вероятно, ощутить своего рода удовлетворение. Лучше, чем ничего, так ведь? Спокойной ночи, дитя мое. Не забудь завтра утром, когда придешь на работу, отметить время. И спасибо за исключительный обед. Обед с Джиджи – это так прекрасно и так рискованно, словно самый крутой альпийский спуск на горных лыжах!