Если бы не няня Баттерфилд, Маги, наверное, не пережила бы случившегося. Рассудительная англичанка все взяла в свои руки и отлично справилась с практическими вопросами. Побледневшая как полотно, онемевшая от горя и только что не парализованная ужасом, Маги не видела и не слышала ничего.

Няня Баттерфилд нашла корабельного казначея, обменяла франки Маги на доллары, узнала у него название приличного отеля, сняла две смежные комнаты в «Дорсете» и уложила свою хозяйку в постель с помощью гостиничного врача. Следующие несколько дней она обращалась с несчастной женщиной как с малышкой возраста Тедди, кормила с ложечки, сидела с ней, пока та не засыпала под действием лекарств.

Каждое утро Маги просыпалась, и вместе с ней просыпалась острая боль в сердце, настолько мучительная, что Маги не могла оставаться в постели наедине со страшными мыслями. Дрожа от холода, несмотря на теплый и уютный халат, Маги стояла перед зеркалом в ванной комнате и боялась взглянуть на свое отражение. Слезы текли по ее щекам и капали в раковину, пока она, пересиливая себя, чистила зубы и умывалась. Ей вспоминалась их жизнь с Перри, и каждая деталь становилась острым осколком льда, режущим ее измученное, пронизанное страданием тело.

Маги провела неделю в ночной рубашке и в халате, меряя шагами слишком сильно натопленную комнату, невидящим взглядом водя по обоям, словно их гладкая кремовая поверхность могла оградить ее от горя. Шторы в комнате не открывали, горели все лампы, а Маги все ходила из угла в угол, дрожа, ссутулившись, словно она могла умереть от страданий, если остановится хотя бы на минуту. Она боялась ложиться в постель и просто падала туда от усталости.

Няня на несколько минут приводила к ней Тедди. Маги, ничего не видя и не чувствуя, прижимала к себе ребенка, пока живая и непоседливая Тедди не вырывалась из ее рук и не убегала играть. Эта малышка осталась единственным теплым существом в ее жизни. Маги была похожа на человека, легко и радостно скользившего на коньках по серебристому льду и неожиданно провалившегося под лед в холодные воды Арктики и начавшего тонуть. Она опускалась все глубже… глубже. Но Тедди была такой теплой. И Маги не могла утонуть, потому что Тедди все еще дарила ей тепло.

— Мы вернемся в Париж, мадам? — спросила няня Баттерфилд, заметив, что Маги готова подумать о будущем.

— Сколько денег у меня осталось?

— Около трехсот долларов, мадам.

— Я должна дать телеграмму мэтру Юло, чтобы он выслал мне еще. Этой суммы не хватит на билеты, — глухо ответила Маги.

Ответная телеграмма пришла на следующий день:

«Глубоко скорблю вашей потерей. Мистер Килкаллен не оставил никаких распоряжений по поводу вашего содержания, кроме ежемесячной оплаты квартиры и личных счетов. Все оплачено. Денег вперед выслать не могу. Передал все дела его адвокату Нью-Йорке мистеру Луису Фэрчайлду, Бродвей, 45. Советую вам обратиться за деньгами к нему.

Мэтр Жак Юло».

— Посмотрите на это, — Маги протянула телеграмму няне Баттерфилд, слишком изумленная, чтобы возмутиться.

— Он просто умыл руки, — прокомментировала ситуацию англичанка.

— Значит, необходимо встретиться с мистером Фэрчайлдом, — сказала Маги.

— Да, и как можно быстрее, — няня посмотрела на смертельно бледную Маги, с красными от слез глазами, с опухшим лицом. — Почему бы вам не написать ему и не договориться о встрече? И простите меня, мадам, но сегодня вам следует одеться и пойти погулять с Тедди и со мной. Здесь есть очень милый парк, и перемена обстановки пойдет вам на пользу. Стоит такая хорошая, солнечная погода.

— О нет, няня, я не могу.

— Вы должны, — ответила няня, а с ней никогда не спорили ни дети, ни взрослые.

Через три дня Маги встретилась с Луисом Фэрчайлдом в его офисе. Она каждый день по нескольку часов гуляла в парке с Тедди, а этим утром отправилась в салон Ричарда Блока, чтобы привести в порядок волосы. Ради встречи с адвокатом Маги накрасила губы самой яркой красной помадой.

— Благодарю вас за то, что вы уделили мне время, — обратилась она к седому мужчине, сидевшему за внушительным письменным столом.

— Не стоит благодарности. Должен сказать, что я был удивлен, получив ваше письмо…

— Вы знаете, кто я? — взволнованно спросила Маги.

— Разумеется, но бедняга Перри не говорил мне, что вы должны приехать в Нью-Йорк. Позвольте мне принести вам свои искренние соболезнования. Он был моим другом. До сих пор не могу поверить, что такой молодой человек, который никогда ничем не болел…

— Мистер Фэрчайлд, — взмолилась Маги, — прошу вас, перестаньте. Я не могу об этом говорить. Я пришла к вам за советом. Не могли бы вы прочитать эту телеграмму и сказать мне, что я должна делать?

Адвокат долго, внимательно читал текст, потом покачал головой.

— Я ведь говорил Перри, чтобы он составил завещание! Но он так этого и не сделал. Как и многие люди в его возрасте, он полагал, что у него в запасе еще много времени.

— Я не понимаю… Пожалуйста, обрисуйте мне мое положение.

— Положение? Боюсь, что у вас его просто нет.

— Но Перри намеревался разводиться! Мы должны были пожениться! — воскликнула Маги.

— Он умер женатым человеком, мисс Люнель. С точки зрения закона у вас нет никаких прав. К несчастью, в его бумагах нет никаких распоряжений на ваш счет.

— Но как же Тедди, наша дочь! Что будет с ней? — В голосе Маги слышалось неподдельное недоумение.

— Весьма сожалею, но прав нет и у нее.

Луис Фэрчайлд подумал, что, если бы Мэри Джейн была настроена иначе, он бы, возможно, сумел уговорить ее выделить девочке какую-то сумму, пусть и незначительную. Но жена Перри настаивала, что именно из-за этого ублюдка ее муж умер, не раскаявшись в своих грехах. Во всем виновата эта француженка и ее незаконнорожденная дочь, говорила она.

— Но ведь Перри обещал… — голос Маги прервался.

С той минуты, как она оказалась в Нью-Йорке, она ощущала только огромную, невосполнимую потерю. А теперь гнев сдавил ей горло. Маги вдруг увидела себя со стороны, как она сидит перед адвокатом и хнычет: «Он обещал», как делали это миллионы других женщин испокон веков. Глупых, наивных, пострадавших женщин. Непростительно глупых женщин, веривших в своих мужчин, этих беззаботных мужчин, получавших то, что они хотели. Эти мужчины лгали, лгали, лгали… Жюльен Мистраль и Перри Килкаллен. Маги выпрямилась в жестком кресле и взглянула на совершенно несчастного адвоката.

— Прошу вас, мистер Фэрчайлд, скажите мне, чем я владею?

— В вашем распоряжении только ваша личная собственность, драгоценности, меха и подарки, полученные от мистера Килкаллена. Возможно, у вас есть машина?

— А наша квартира в Париже?

— Ею и ее содержимым распорядятся до того, как наследники получат наследство.

— Распорядятся, — повторила Маги. Гнев сделал ее голос сухим и деловитым. — Полагаю, слугам заплатят?

— Мэтр Юло переписывается со мной по этому вопросу.

— Я надеюсь, что они получат компенсацию за то, что лишились работы без предупреждения. Это будет справедливо, не так ли? К счастью для них, они потеряли только место. Да, мне тоже следовало бы научиться чему-нибудь полезному.

— Что вы будете делать? — спросил Фэрчайлд. На самом деле, ему совершенно не хотелось этого знать, не хотелось думать о будущем этой удивительной, но абсолютно неимущей женщины. Но приличия требовали задать этот вопрос.

— Вот об этом мне придется очень хорошо подумать. — Маги накинула на плечи великолепную шубу из серебристой лисицы и принялась натягивать длинные серые перчатки.

— Если я могу помочь вам советом…

— Вы могли бы подсказать мне имя честного ювелира. Полагаю, будет весьма разумным избавиться от кое-каких безделушек, которые у меня не будет времени носить. — Маги старалась говорить как можно беззаботнее. За гостиницу предстояло расплачиваться в конце недели.

Фэрчайлд написал имя на своей визитной карточке.

— Я всегда обращаюсь к мистеру Соммерсу, когда ищу жене подарок ко дню рождения. Скажите ему, что вы мой друг. Послушайте… — Адвокат замялся, не решаясь предложить денег взаймы самой обворожительной женщине, которую ему приходилось встречать. — Если вам нужны наличные, я буду рад помочь вам…

— Благодарю вас, вы очень добры, но этого не понадобится. — Маги вспомнила о собственной гордости. Есть вещи, которые делать не следует ни при каких обстоятельствах. Во всяком случае, пока.

Луис Фэрчайлд проводил ее до лифта, а потом вернулся, чувствуя себя совершенно несчастным. Какая несправедливость. Он полагал, что мисс Люнель отправится обратно в Париж и найдет себе мужа. Такие женщины всегда могут найти себе спутника жизни. И если быть честным, то он совершенно не осуждал Килкаллена. Если бы у него появился шанс получить такую женщину, он бы его не упустил. Только ему хватило бы здравого смысла составить завещание. Во всяком случае, он на это надеялся. Такая женщина кого хочешь заставит забыть обо всем на свете.

Вечером Маги впервые раскрыла свою шкатулку с драгоценностями с тех пор, как оказалась в Штатах. Красивые, сверкающие украшения казались давно позабытыми детскими игрушками. Она задумчиво отложила натуральные камни в одну сторону. В другую сторону Маги положила бижутерию, и эта горка оказалась значительно больше.

Тем не менее этого достаточно, чтобы они продержались долго, очень долго, размышляла она. Перри любил заходить с ней к ювелирам без всякого повода, каждый раз, когда они оказывались рядом с Вандомской площадью. Он требовал, чтобы Маги выбрала себе что-нибудь, просто чтобы отпраздновать еще один день, проведенный вместе. «Надо как-то отметить четвертый зубик Тедди», — говорил он, или: «Это исключительно ради твоих сосков, самых розовых сосков в Париже».

Маги решительно вынула все настоящие драгоценности, за исключением жемчуга — женщина должна иметь жемчуг — и любимого браслета, из бархатных футляров и сложила в свою сумочку. Ей не по карману сентиментальность, и, кроме того, она покончила с чувствами раз и навсегда, потому что они в конце концов приводят к печальной развязке.

Молодая женщина не могла простить себя. Она оказалась простодушной, легковерной дурочкой, над которыми всегда смеялись французы и которые верили любым розыгрышам. После встречи с Фэрчайлдом Маги почувствовала себя намного старше, мудрее и жестче. Никогда больше она не поверит мужчине. Маги чувствовала, как растет эта уверенность в ее душе, и она словно согревалась изнутри, в ней зарождалась новая сила. Не слишком весело в двадцать два года понять, что ни одному мужчине — любит он тебя на самом деле или нет — нельзя верить. Не слишком весело сознавать, что надеяться можно только на себя. Но зато это было полное понимание, без вопросительных знаков и исключений. Мутная, холодная вода, с которой боролась Маги, отступила, оставив ее на суше. Возможно, это пустой и неприветливый берег, но он куда меньше пугал ее теперь, когда она узнала, что помощи ей ждать неоткуда. Так бывало и раньше, но она выжила.

Маги выпрямилась в полный рост и посмотрела на свое отражение в зеркале. «Тебе остается только идти вперед», — сказала она себе и задумалась, что лучше всего надеть для встречи с ювелиром. Во-первых, простое черное платье от Вионне. Затем черное пальто от Скиапарелли, с широкими плечами, двубортное, напоминающее деревянного солдата. Наряд выглядел достаточно воинственным, но такой она и хотела себя чувствовать — суровой, целеустремленной, совершенно иной. Она наденет строгую черную шляпу от Каролины Ребу. Будет ли она выглядеть как вдова? Черное всегда ассоциируется с трауром, но она не должна вызывать жалости, это было бы чересчур.

Утром, облачившись в свои доспехи, Маги спокойно вошла в магазин Тиффани и нашла продавца, рекомендованного Фэрчайлдом. Мистер Соммерс просиял, когда она назвала себя.

— У меня нашлись кое-какие драгоценности, которые теперь мне не подходят, — как можно небрежнее заявила Маги. — Мистер Луис Фэрчайлд говорил мне, что вы можете помочь найти им нового хозяина.

Продавец погрустнел.

— Вы хотите вернуть то, что вы купили?

— Я покупала их не здесь, а в Париже.

— Но, мадам, мы никогда не принимаем драгоценности обратно, даже наши собственные. Это политика компании.

— А у других американских ювелиров другая политика? — Маги позволила себе лишь слегка удивиться.

— Ах, мадам, сейчас очень многие поняли, что у них куда больше драгоценностей, чем им требуется.

— В самом деле. Право, как это неудобно. — Маги помедлила, вздохнула и искоса поглядела на ювелира с видом заговорщицы.

Соммерс кашлянул.

— Послушайте, вам наверняка больше повезет в маленьком магазине. Ювелиры-частники всегда оказываются сговорчивее. Они работают только на себя, так что они обрадуются хорошей покупке.

— Вы можете посоветовать мне, к кому обратиться? — Маги спросила об этом с такой призывной ноткой в голосе, что ювелир сразился бы ради нее с драконами.

— Нет, этого я не смогу. Но за углом, на Мэдисон, через пару кварталов, есть очень милый магазинчик. Его хозяина зовут Гарри Клейн. Помните, это лишь предположение, я вам ничего не говорил, вы понимаете.

— Разумеется, и я очень вам благодарна. Вы были очень добры.

— Это доставило мне удовольствие. Вы первый человек, с которым я говорю сегодня. Но паника на Уолл-стрит не может длиться вечно. Так что, когда фортуна снова будет на вашей стороне, загляните ко мне. Тиффани всегда будет к вашим услугам.

Соммерс смотрел вслед Маги с нескрываемым вожделением. Он бы отдал все на свете, только бы увидеть на ней то новое ожерелье из рубинов и бриллиантов и серьги из комплекта. И больше ничего, может быть, только туфли на высоких каблуках.

У Гарри Клейна выдалось плохое утро. Одна старая клиентка, которой много лет назад он продал кольцо с сапфиром, пришла, чтобы сделать новую оправу для камня. Она настояла на том, чтобы лично присутствовать при переделке, чтобы мастер не сумел подменить сапфир другим, меньшей стоимости. У нее просто паранойя! В эти дни все словно посходили с ума. Клейн едва не сказал ей, чтобы она убиралась и поискала себе другого ювелира, которому она доверяет, но потом все же согласился. Мастера будут вне себя от ярости. А теперь еще эта молодая женщина вывалила ему на прилавок кучу украшений. Она что, принимает его за Санта-Клауса? Никто из ювелиров не стал бы сейчас ничего покупать. Клейн рассматривал серьги, браслеты, кулоны быстрым внимательным взглядом профессионала.

— Могу предложить только продажу на вес, — произнес он устало.

— Простите, я не совсем поняла вас.

— Предлагаю продажу камней на вес, потому что камни очень маленькие. — Он терпеливо показал ей пару серег, усыпанных мелкими бриллиантами. — Видите, они совсем крошечные.

— Но большие камни такие скучные! — воскликнула Маги. — Мне хотелось носить только забавные украшения, интересные. Крупные камни подходят лишь старым герцогиням.

— Камни приличного размера можно продать снова, — Клейн объяснял ей прописные истины, как маленькой.

— Я никогда не считала драгоценности вложением денег, — тихо ответила Маги. Она постаралась прогнать воспоминания о веселых завтраках в саду отеля «Ритц» и походы по ювелирным магазинам в поисках чего-нибудь блестящего и забавного. Пусть она была дурочкой, но Перри покупал ей все, что она хотела.

— Леди, леди, разве вы не знали, что драгоценности становятся вложением только в том случае, если вы не собираетесь продавать их ближайшие лет пятьдесят? Да и тогда понадобится везение. Я говорю о том, чтобы вы могли получить почти столько, сколько за них заплатили. Но это относится только к крупным камням очень высокого качества, очень чистым. Лучше рубин в два карата настоящего малинового цвета, чем рубин в пять карат, но с изъяном.

— Но посмотрите на дизайн, на работу! — рассердилась Маги. Неужели все ее сокровища бесполезны? Этот человек, вероятно, пытается обокрасть ее.

— Это ничего не значит. Когда вы продаете украшения на вес, как melee, учитывается только вес камней и металла, из которого изготовлена оправа.

Маги насторожилась, услышав французское слово, а ювелир продолжал:

— Видите ли, в моем сейфе наверху полно камней без оправы, точно такого же размера, как в ваших безделушках. Возможно, они не так хороши, как эти, но тоже приличного качества. Я не могу предложить вам ничего, кроме небольшой суммы, весьма далекой от той цены, за которую вы покупали эти вещи. Сколько труда придется потратить на все эти ваши «забавные» штучки, чтобы вынуть камни. Впрочем, я все равно не могу их купить, потому что мой бизнес основывается на спросе и предложении, а после краха на бирже спроса на драгоценности нет. — Клейн кивком указал на жемчуг Маги. — Ведь ваше колье стоило целое состояние, верно? Но теперь японцы научились выращивать жемчуг, так что… — Он печально вздохнул, оглядывая кучку блестящих украшений, которые невозможно было продать.

— Вы употребили французское слово melee, но оно означает борьбу, схватку. При чем тут это?

— Ювелиры переводят это как «лом». То есть речь идет о драгоценностях, которые идут на переделку и оцениваются исключительно по весу. Вы француженка?! — В голосе Клейна послышалось изумление.

— Да, конечно. А что из-за этого мой, как вы выразились, лом будет приравнен к огромному рубину?

— Увы, увы. Но как может такая красивая французская девушка не иметь крупного бриллианта? — Ювелир говорил с ней сурово. — Почему у вас нет хотя бы большого сапфира или рубина? Вы не слишком сообразительны.

— Сообразительной я точно не была, — согласилась Маги, улыбаясь помимо своей воли его искреннему возмущению.

Она расстегнула пальто, сняла его и положила на прилавок. В магазине мистера Клейна было очень жарко, и к тому же Маги решила, что в простом черном платье у нее будет вид еще более безутешной вдовы. Вдруг этот мужчина неравнодушен к молодым французским вдовушкам? Стоит попытаться продать этот, как он выражается, лом даже за бесценок.

— Минутку… А это что такое? — Мистер Клейн схватил ее за руку и стал рассматривать браслет, который Маги решила оставить себе.

— Еще немного лома, я полагаю, плюс несколько изумрудов.

— Эти камни выглядят интересно. Снимите браслет, я должен рассмотреть их получше. С вашим везением в них наверняка окажется какой-нибудь изъян.

Клейн осмотрел украшение через сильную лупу, по очереди разглядывая каждый изумруд. Наконец с удовлетворенным хмыканьем он вернул браслет Маги.

— Хорошо, очень хорошо. Ради этих изумрудов я готов сделать исключение. Не так уж и важно, если я не сумею продать их в скором времени.

— Вы хотите сказать, что можете приобрести у меня браслет?

— Я дам вам за него максимально справедливую цену.

— Но мистер Клейн, — Маги не собиралась с ним сюсюкать, — я не хочу продавать только браслет, я хочу продать все украшения. Тот, кто покупает браслет, должен приобрести и все остальное.

«А она совсем не дурочка», — подумал мистер Клейн с мрачным удовлетворением.

Для такого скромного ювелира, как он, шансы приобрести четыре очень хороших изумруда по два карата каждый были весьма призрачными. Даже ювелиру с хорошей клиентурой приходится долго ждать, чтобы такие камни попали к нему в руки. Можно сделать две пары великолепных серег или даже ожерелье… Нет, два ожерелья, по два изумруда в каждом в окружении бриллиантов. Пусть ему придется сидеть на этих камнях всю оставшуюся жизнь, он не может их упустить.

Маги надела браслет на руку и потянулась за пальто.

— Куда это вы собрались?

— Поищу того, кто купит все сразу.

— Хорошо, хорошо. Не стоит так торопиться. Мы заключим сделку…

Маги и сама знала, что изумруды хороши, но сначала пусть он их оценит.

К тому времени как Маги и Гарри Клейн заключили сделку по продаже ее драгоценностей, они стали добрыми друзьями. Он узнал ее печальную историю. Муж-француз, Андре Люнель, неосмотрительно вложивший деньги в Соединенных Штатах, разорился и погиб в автомобильной катастрофе, оставив ее с маленькой дочкой на руках. Клейн услышал рассказ о ее бабушке Сесиль и даже записал семейный рецепт жаркого, но не узнал ничего о жарких ночах на Монпарнасе, о художнике по имени Мистраль или о неосторожной девчонке, скидывавшей свое зеленое шелковое кимоно перед всяким, кто платил за это, желая нарисовать ее. Наконец, когда Маги получила на руки чек на двенадцать тысяч долларов, Гарри Клейн почувствовал живейший интерес к ее будущему.

— Полагаю, вы заберете дочурку и отправитесь домой? Может быть, начнете небольшой бизнес? В наши дни с такой суммой наличных можно делать большие дела.

— Я еще ничего не решила.

Маги медленно шла по Мэдисон-авеню, глубоко задумавшись, а драгоценный чек был надежно спрятан под одеждой. Этих денег ей и Тедди хватит на четыре-пять лет, если она найдет комфортабельную квартирку в не очень дорогом районе Парижа. Но когда деньги кончатся, что она станет делать? Каким бизнесом она могла бы заняться, когда она ничего не знает и не умеет? А если дело не пойдет и она потеряет все деньги? Может быть, она сумеет стать продавщицей в одном из тех магазинов, где она с такой легкостью оставляла деньги Перри, никогда не спрашивая о цене?

Она оглянулась по сторонам, втянула носом воздух. До Рождества оставалось несколько недель. День выдался ярким, солнечным, пронизанным синевой зимнего неба. Нью-Йорк выглядел удивительно живым, многообещающим, шумным, и по сравнению с ним Париж вдруг показался ей старомодным, традиционным и… непривлекательным. Почему не начать все сначала? Почему не остаться здесь, где для всех Маги станет миссис Люнель, вдовой. Зачем возвращаться туда, где люди знают о ней слишком много? Маги развернулась и бегом вернулась в магазин Клейна.

— Если вы передумали, то уже слишком поздно. Мы обо всем с вами договорились. — Гарри Клейн сурово поднял на нее глаза, когда она влетела в магазин с раскрасневшимися щеками.

— Я должна получить работу! Здесь, в Нью-Йорке! Я только что решила: во Францию я не вернусь.

— И что вы станете делать?

— Не знаю. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?

— Девушка, которая ни дня не работала… Вы что, шутите?

— Ну, я немного работала моделью.

— Какого рода моделью?

— Для… модных дизайнеров.

— Вот оно что. — Ювелир внимательно оглядел ее с ног до головы. Он ничего не знал о моделях, но потрясающую красавицу он бы никогда не пропустил. — У меня есть друг, который занимается этим бизнесом. Мы с ним дважды в месяц играем в покер. Он итальянец и очень многого добился. Мальчик из бедной семьи, но сейчас об этом никто не догадается. Его зовут Альберто Бьянки. Когда-то мы вместе играли на улице, а теперь он занимается модой. Я позвоню ему, узнаю, сможет ли он вам помочь. — Гарри ушел в кабинет позади магазина и через несколько минут вернулся сияющий. — Им нужна манекенщица, и, возможно, вы подойдете. Но он ничего не обещал. Одна из их постоянных манекенщиц сбежала с мужем их лучшей клиентки. Парень решил ради разнообразия сделать подарок на Рождество самому себе. Идите туда сейчас же. Теперь рабочие места улетают, как горячие пирожки. Вот адрес, — Клейн протянул Маги листок бумаги, — и поцелуй на счастье. — Ювелир расцеловал ее в обе щеки.

Маги нервничала как никогда. Стеклянные двери салона Бьянки на Восточной Пятьдесят пятой улице были закрыты шторами, рядом с ними не оказалось никаких витрин. Да и само здание было всего лишь кирпичным модернизированным городским домом.

Она вошла и впервые с момента приезда в Нью-Йорк почувствовала себя дома. Пораженная этим, Маги остановилась и глубоко вздохнула. Сердце предприятия билось где-то совсем рядом в таком знакомом ритме, что она почувствовала его в пульсации собственной крови. Ее окружала музыка Дома моды. Звучали голоса за дверями примерочных, почтительные и неторопливые продавщиц, высокие, нерешительные и капризные — клиенток. Запахи тоже были привычными: смешение ароматов дорогих духов, сигаретного дыма, новых тканей и меха.

Ее сердце забилось быстрее в этой особой атмосфере, пропитанной ожиданиями многих женщин, уверенных в том, что на них обязательно обратят внимание, если они найдут тот особый, нужный фасон платья. И это платье преобразит ту, которая наденет его. Все эти фантазии наделяли вещи большей силой, чем те могли иметь.

«Храм тщеславия», — подумала Маги. Сюда приходят не для того, чтобы молиться, а для того, чтобы мечты стали явью. Кто-то хотел стать моложе, кто-то красивее, кто-то изящнее, кто-то желаннее. Концентрированная сила этих фантазий могла бы разнести стены салона, но контролируемый покой царил в приемной с серыми бархатными стенами и высокими зеркалами.

Патрисия Фолкленд, темноволосая женщина средних лет, в великолепно сшитом костюме, сидела за полированным столом, на котором стояла узкая ваза с единственной белой розой. Она многие годы работала на Альберто Бьянки, выполняя совершенно необходимую роль посредника между продавщицами и клиентками. Она сама никогда ничего не продавала, но ей полагалось давать советы колеблющимся клиенткам и контролировать работу персонала. Патрисия, как никто, умела с первого взгляда оценить новую клиентку.

Мисс Фолкленд легко узнавала в безвкусно одетой женщине средних лет жену владельца скотобоен из Чикаго, готовую потратить, не считая, тысячи долларов, и сразу видела, что молодая светская женщина, одетая по последней моде, не забывшая о роскошных аксессуарах, никогда не станет платить по счетам. Патрисия знала всех богатых женщин в Нью-Йорке, которые предпочитали приходить в салон Бьянки, чтобы получить великолепно исполненные им копии моделей от Шанель, Вионне и Жанны Ланвен, а не отправляться в Париж за новыми вещами. Хотя в 20-х годах моду диктовала только столица Франции, многие американки не собирались тратить по нескольку месяцев в году на перемещения из Нового Света в Старый и обратно, на бесконечные хождения по модным бутикам и бесчисленные примерки.

Когда Маги переступила порог приемной, Патрисия Фолкленд еле удержалась, чтобы одобрительно не присвистнуть. Такой реакции удостаивалась редкая женщина. Маги воплощала собой идеал, который оказывался не по карману даже самым богатым женщинам. Патрисия внимательно оглядывала незнакомку с ног до головы, от безупречно вычищенных туфель до изумительной шляпки, понимая, что на этой рыжеволосой даме оригинальные вещи из тех, что Альберто Бьянки привык копировать для своих клиенток. Вокруг нее витал неуловимый дух Парижа, который невозможно повторить или подделать, как бы тщательно ни работал мастер, подбирая ткани, пуговицы, отделку. Патрисия всегда задавалась вопросом, как это у лягушатников получается, но ответа не находилось.

Какое-то время обе женщины молчали. Маги оглядывалась по сторонам с видом богатой клиентки, оценивая, вынося приговор и ни минуты не сомневаясь в том, что ее приходу рады. За два года беззаботной жизни с Перри она к этому привыкла. Этому невозможно научиться, никакие тренировки не помогут, если человек не привык тратить большие суммы. Поведение Маги проистекало из внутреннего ощущения и зависело от отношения к одежде. Казалось, она заявляла открыто: «Нет ничего такого из того, что вы можете мне предложить, чего бы я не могла купить, если захочу. Но понравится ли мне что-нибудь? Попробуйте соблазнить меня. Вполне возможно, что я настолько пресыщенна, что даже не захочу, чтобы вы меня искушали. Покажите мне все самое лучшее. И если мне что-то понравится, я это куплю. А может быть, и нет. Решать буду только я».

Наконец Патрисия встала из-за стола и почтительно приблизилась к Маги.

— Могу ли я помочь вам, мадам? — Она говорила таким тоном только с самыми лучшими клиентами.

— Очень на это надеюсь, — ответила Маги.

— Присядьте, пожалуйста, я немедленно пришлю к вам продавщицу. — Мисс Фолкленд улыбнулась, словно прося прощение за то, что продавщица не материализовалась из воздуха в ту самую секунду, как Маги переступила порог салона.

— Нет, прошу вас, не надо. Я хотела бы поговорить с кем-нибудь о работе манекенщицы.

— О работе? — переспросила Патрисия, и ее улыбка увяла.

— Мне сказали, что вам нужна манекенщица. Я бы хотела занять это место.

— Это совершенно невозможно, — резко ответила мисс Фолкленд, и в ее голосе явственно слышались гневные нотки.

Как посмела эта женщина войти в салон с видом клиентки, когда ей всего лишь нужна работа? Просто немыслимо! Непростительно! Неслыханно! Патрисия Фолкленд рассердилась на эту женщину за то, что она заставила ее совершить ошибку там, где Патрисия стопроцентно полагалась на свою компетентность. Ее вывело из себя то, что она обратилась к соискательнице места, как к клиентке.

— Мой друг, мистер Гарри Клейн, сказал, что Дому моды Бьянки нужна манекенщица. Мистер Клейн говорил с мистером Бьянки не больше четверти часа назад, поэтому я сразу же пришла.

— Мистер Бьянки ищет профессиональную манекенщицу, а не дилетантку. Мы платим тридцать пять долларов в неделю, а на эти деньги не купишь и одной вашей туфли. И потом, наши девушки должны работать как звери за эти деньги, иначе им не продержаться и пары дней. Мы не будем даже говорить с той, кто не имеет опыта работы.

— Прошу вас, позвольте мне попробовать, — настаивала Маги. «Этой тетке не удастся от меня избавиться, — думала она. — Я больше не застенчивая дурочка из провинции, которая стесняется раздеться». — Мистер Бьянки сказал мистеру Клейну, что ему нужна…

Мисс Фолкленд услышала и отметила про себя настойчивость и упрямство в голосе молодой женщины. Патрисия всегда сожалела о том, что ее работодатель продолжает поддерживать связь со своими старинными приятелями, с которыми он играл в покер. Но она отлично знала, насколько патрон щепетилен в отношении друзей. Ей пришлось смириться с тем, что не удастся выгнать нахалку из салона немедленно.

— Идите за мной, — приказала Патрисия. — Но вы напрасно потеряете время.

Она поднялась на один пролет вверх, и они оказались в комнате, где висели французские оригиналы и стояли столики с косметикой для манекенщиц. Мисс Фолкленд выбрала белое атласное вечернее платье, настолько глубоко вырезанное спереди и сзади, что трудно было отличить перед от спинки. Скроенная по косой двуслойная юбка, зрительно увеличивающая объем бедер, превращала этот наряд в самый невозможный для носки из всех, придуманных мадам Жанной Ланвен. Патрисия протянула платье Маги и, не сказав ни слова, вышла.

Черт бы побрал эту девицу, кипела от злости Патрисия. Она знала достаточно, чтобы поминать мистера Клейна через слово, но ей не хватило ума сообразить, что стать манекенщицей она не сможет. Манекенщица не может быть такой, чтобы клиентке пришло в голову себя с ней сравнивать. Как бы ни была красива девушка, демонстрирующая платье, у женщины, его покупающей, не должно даже зародиться чувство зависти. Манекенщица не имеет права быть с клиенткой на одном социальном или материальном уровне. Клиентка всегда должна чувствовать свое превосходство. Об этом знали все, кто продавал одежду.

Мисс Фолкленд все еще злилась, когда Маги появилась на верхней ступени лестницы. Она завернулась в накидку из горностая, которую нашла на вешалке рядом. Ее волосы казались укрощенным пламенем, все еще разделенные на пробор, как это когда-то сделал Антуан, но теперь они отросли и волнами прикрывали уши. Словно ожившее изваяние она двинулась вперед, не слишком быстро и не слишком медленно, ритм ее шагов позволял зрителю как следует рассмотреть ее наряд, но устремленный в пустоту взгляд не допускал никакого личного контакта. Исчезла, словно ее и не было, та Маги, которая вошла в салон. Вместо нее появилась манекенщица, созданная только для того, чтобы служить другим.

Казалось, она говорила: «Не смотрите на меня, смотрите на мой наряд, потому что он может стать вашим. Я всего лишь помогаю вам реализовать ваши мечты. Я ничто, весь смысл в моей одежде, а разве она не великолепна? Я горжусь тем, что ношу ее, хотя бы и несколько минут. Представьте, как обворожительно вы будете выглядеть в этом платье».

Маги спустилась по лестнице и прошла по приемной. Мисс Фолкленд, разглядывая ее недружелюбным, придирчивым взором, заметила, что она нашла пару атласных вечерних туфель. Но любая женщина, даже самая безобразная, смогла бы завернуться в накидку из горностая и создать такой эффект. Все манекенщицы Бьянки надевали ее и все выглядели очень хорошо. Этот отвлекающий маневр не произвел на Патрисию впечатления.

Но Маги развернулась перед ее столом и вернулась обратно к основанию лестницы. Там она привычным жестом сняла мех так легко, словно это была органза, и, волоча его за собой, предстала перед Патрисией в белом платье. Наряд вдруг стал чрезвычайно соблазнительным, и именно потому, что его надела Маги.

Одну клипсу из фальшивых бриллиантов от Шанель, которую она нашла среди аксессуаров, она прикрепила внизу V-образного выреза спереди, а вторую сзади. Такого никто в Нью-Йорке еще не видел. Маги сделала круг по комнате, волоча за собой мех, а на ее губах появилась теплая, мечтательная улыбка. И этого легкого движения губ оказалось достаточно, чтобы дать зрительнице понять, насколько хорошо она может себя почувствовать в этом платье. Эта улыбка соблазняла, искушала, манила. Маги не смотрела на Патрисию Фолкленд, не искала ее одобрения или осуждения, но если бы и взглянула, то увидела бы, что женщина сурово поджала губы.

— Кто это? — услышала Маги мужской голос.

Мисс Фолкленд вскочила, а Маги осталась невозмутимо стоять. Она ждала, предлагая себя и одновременно сохраняя дистанцию.

— Эта девушка хочет получить работу манекенщицы, мистер Бьянки, — торопливо ответила Патрисия. — Мне кажется, она не подходит.

— Вам следовало бы проверить зрение, Пэтси. Как вас зовут, мисс?

Нейтральное выражение на лице Маги исчезло, она на всю мощь включила свое обаяние.

— Магали Люнель, но когда я работаю, то предпочитаю, чтобы меня называли просто Маги.

— Так это вы та девушка, о которой со мной говорил Гарри! Я не ожидал… Когда вы могли бы начать?

— Когда вам будет удобно. Завтра, если это вас устраивает.

— А как насчет того, чтобы приступить немедленно? Пэтси, миссис Таунсенд только что звонила. В конце концов она передумала и решила не ехать в Палм-Бич, так что ей просто необходимы новые наряды для вечеринок на Рождество в Такседо-парк. А манекенщиц у нас не хватает.

— Я готова начать прямо сейчас, — сказала Маги.

Ей понравился мистер Бьянки, который когда-то жил по соседству с мистером Клейном. Его отличали утонченность и изысканность европейца. Полноватый, с блестящими глазами, он был, несомненно, мастером своего дела. Маги легко понимала таких людей. Если его разочаровать, он превратится в демона, но будет добрым и даже щедрым, если Маги окажется тем совершенством в работе, которого он ждал.

Несколько часов спустя, продемонстрировав десятки платьев, костюмов и пальто для миссис Таунсенд, Маги вышла из Дома моды Альберто Бьянки, получив работу манекенщицы за тридцать пять долларов в неделю. У нее в душе пели птицы. Она все-таки умела кое-что. Разве она не провела несколько лет, раздеваясь и одеваясь для художников? Разве не была внимательной зрительницей на показах мод? Она сумела вести себя так, как известные парижские манекенщицы. И это дало ей возможность получить работу. Ей хватит денег, чтобы платить няне Баттерфилд, и у нее еще останется пятнадцать долларов.

Маги дошла до угла Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы и остановилась, очарованная красками заката. Ей вдруг показалось, что рядом с ней остановилась другая, семнадцатилетняя Маги, ожидавшая решения своей судьбы на Монпарнасе апрельским утром. «Как мало я тогда знала, — подумала сегодняшняя Маги, — как мало знаю теперь. Как многому мне надо научиться. Интересно, где тут цветочный магазин?» Маги должна была купить красную гвоздику для своей бутоньерки.