Да пошли вы к такой-то матери с вашим «непереключением»! – И Рокко отшвырнул номер «Рекламной теленедели», которую внимательно изучал.

Из окна его нового офиса на сорок третьем этаже небоскреба на Даг Хаммаршельд-плаза виднелась раздражавшая его красная неоновая реклама завода «Пепси» на противоположном берегу Ист-Ривер. Одним из его клиентов была «Кока-Кола», что сразу переводило «Пепси» в разряд ненавистных врагов – до того дня, пока – почти наверняка – «Пепси» и «Кола» не поменяются местами.

– Нет, – продолжал он сердито, – что за идиотизм все-таки. Ты выкручивай мозги, чтоб, когда пойдет твоя реклама, никто не переключил ящик на другой капал, снимай восемь с половиной часов подряд, а потом изволь ужать пленку до жалких тридцати секунд! Пусть эти полминуты будут шедевром, все равно, слышите, здесь что-то не так.

– И чего ты кипятишься, Рокко? Это же не наша реклама, – как можно спокойнее отозвался Рэп Келли. – Люди рекламируют какое-то мыло-дезодорант. Пора перестать читать всю эту рекламную дребедень.

– Кончай разводить философию, Рокко, – добавил Мен Рэй Лефковитц, третий партнер фирмы «Сиприани, Лефковитц и Келли», самого известного рекламного агентства в Нью-Йорке. – Ясно же, что, как только у телезрителя появилась эта штука для дистанционного переключения, рекламных роликов он уже смотреть не будет.

– Если б ту рекламу мыла делали мы, я сам голыми руками удавил бы режиссера, – мрачно заявил Рокко. – Сразу видно, что до Хичкока ему далеко.

Менни и Рэп молча переглянулись. Неужели Рокко опять впадал в одно из своих периодически повторявшихся состояний, которые между собой они именовали «бредовой ностальгией по печатным изданиям»? Когда три года назад им удалось наконец переманить его от Конде Наста, это было самым трудным делом, какое они смогли провернуть, включая даже выигранную битву за то, чтобы получить заказ на рекламу «Шевроле». Рокко никак не хотел признать, что журналы стали своего рода вымершей птицей додо – в том смысле, что искусством графики на их страницах все давно перестали интересоваться. Он же ни за что не желал расставаться с журналами. Каких усилий стоило им оторвать Рокко от его давней привязанности!

Менни Лефковитц, блестящий журналист, до сих пор помнил аргумент, который помог убедить Сиприани.

– Рокко, – сказал он ему, – требуется куда больше времени, решимости и энергии, чтобы перевернуть журнальную страницу с рекламным объявлением, особенно когда ты уже заплатил за журнал, чем для того, чтобы, переключившись на другую программу, проскочить рекламный ролик. Ведь каждый американец, включая свой телевизор, получает право на бесплатную рекламу. И где, по-твоему, художественному редактору приходится труднее? Неужели в журнале, где потребитель заранее в плену, поскольку купил журнал вместе с рекламой и, значит, хочет оправдать вложенные деньги, а не на ТВ, где аудитория сыта бесплатной рекламой по горло и если чего хочет, так это скорей досмотреть понравившееся ей шоу? Можешь не отвечать, и так все ясно. И раз ты лучший в мире художественный редактор, в чем и Рэп и я убеждены, значит, телереклама – единственно достойное тебя место. Это твой следующий шаг в жизни, Рокко, так что не пытайся отвертеться.

– Да я и не пытаюсь, но… не знаю. Где на ТВ пустое белое пространство? Где макеты?

– А пустой экран, Рокко! Это что тебе? Ты сможешь делать все то, к чему привык, только быстрее, и не для тысяч, а для миллионов и миллионов! Причем будешь не просто развлекать их, а продавать им ту или иную вещь. Все эти твои журнальные макеты, Рокко, в сущности, печатная разновидность онанизма. Ты украшаешь страницы для рекламодателей, а они суют туда свою рекламу. Чистейшей воды самоублажение. Другое дело на ТВ. Тут ты или живешь или умираешь в считанные доли секунды, если сорок процентов телезрителей решают переключиться на другой канал. Так что ты просто обязан показать себя во всем блеске, не то что в журнале.

– Онанизм, говоришь? – обиженно протянул Рокко.

– Я, конечно, безумно извиняюсь, но журналы – это все уже из прошлого века. Страница не двигается, она не говорит с тобой – и этого не изменишь. Слезай с горшка, Рокко. Не уподобляйся тому парню, который в свое время сказал, что зритель ни за что не пойдет на звуковое кино…

– Правда, Рокко, не идиотничай, – подключился к разговору Рэп Келли.

Из них троих он считался профессионалом-»домушником», проявлявшим чудеса ловкости при «кражах» богатых клиентов, которых он отбивал у других рекламных фирм, чьи представители, может быть, умели гладко говорить, но уступали ему в изворотливости.

Рокко в упор взглянул на своих друзей – Менни, чертовски талантливого «текстовика», вице-президента одной из крупнейших рекламных компаний, и Рэпа, коммерческого директора у «Янга и Рубикама», и с очевидностью осознал: с такими, как эти двое, отказ от собственного рекламного агентства был бы непростительной ошибкой. Место, которое предлагали ему, художественному редактору с Мздисон-авеню, по традиции обычно доставалось не художнику, а журналисту. Тем соблазнительней казалось их предложение.

В свои тридцать три он, не считая краткого пребывания в «Эмбервилл пабликейшнс», всю жизнь проработал на одном месте – у Конде Наста. Его кумир, Александр Либерман, продолжал между тем работать в полную силу, невзирая на возраст, и Рокко начал все больше подумывать о том, чтобы перейти на ТВ, хотя бы временно. Наверное, Рэп и Менни правы, когда уверяют, что только там, на ТВ, его ждет настоящее дело. Это не говоря уже о деньгах. В журнале нечего было и мечтать о суммах, на которые вполне можно рассчитывать в любом рекламном агентстве, а в его годы пора уже реалистически подходить к материальной стороне дела.

Со времени развода с Мэкси, немногим больше девяти лет назад, он сознательно старался не думать о деньгах. То был своего рода наложенный им на себя обет, хотя подобное отношение к деньгам – и он знал это – является не только неамериканским, но и неестественным, а в известном смысле даже несерьезным. Конечно, работать в Нью-Йорке и не думать о деньгах было куда труднее, чем, скажем, не думать о сексе или пище, но для человека, вся жизнь которого поломалась из-за денег, Мэксиных денег, сама эта тема могла вызывать только отвращение.

Соображения по поводу денег полностью оправдались. «С. Л. и К», их новое агентство, сразу же оказалось поистине золотым дном. Они буквально стрясали клиентов с ветвей, как если бы это были спелые плоды; клиентов, по праву принадлежавших рекламным гигантам с Мэдисон-авеню. Трудноуловимые директора по рекламе пятисот ведущих компаний, перечень которых регулярно появлялся в журнале «Форчун», сами постучались в их двери еще до того, как новое агентство закончило свои набеги на другие рекламные бюро в поисках талантливых сотрудников. Столь бешеная популярность объяснялась тем, что в отличие от других рекламщиков вся троица в лице Сиприани, Лефковитца и Келли имела уникальное преимущество: они были холостяками, не связанными никакими обязательствами. А большую часть талантливых сотрудников, коих им предстояло переманить с Мэдисон-авеню, составляли женщины. Веселый рыжеволосый гигант Мен Рэп Лефковитц к тому же неотразимо действовал на женщин своими голубыми глазами, которые, как он уверял, свидетельствовали о древности рода Лефковитцев, ведшего свое происхождение якобы непосредственно от царицы Савской.

Ирландец Келли, тоже рыжеволосый, был не менее голубоглаз. В свое время, когда он выступал за футбольную команду Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, его признавали лучшим полузащитником года. Всеобщий любимец, он при случае мог душещипательным тенором спеть сентиментальный шлягер. Притом все трое умудрились сохранить свои шевелюры, не потеряв ни волоска, ни разу не нагрубить даме и не забыть послать цветы в День св. Валентина. В прошлом году их счет в цветочном магазине Роберта Хомма составил более восьмидесяти тысяч долларов! Они рассылали своим адресатам высокие изящные веточки цветущей айвы в старинных японских вазах, и, как уважительно говорил Келли, затраты окупались «миллион раз».

– …Пошли выпьем, ребята, – неожиданно предложил Рокко, когда мигание неоновой «Пепси» стало действовать ему на нервы. – Мы же вроде заполучили в нашу клиентуру «Катти Старк».

– Да, на прошлой неделе, – ответил Рэп. – Не так-то легко было сдвинуть их с прежнего места. А ты что, Рокко, любишь виски? Мне всегда казалось…

– Ну раз у нас появились такие клиенты, то грех не любить. Придется срочно менять вкусы. Пошли, ребята, сейчас самое время…

Он завязал галстук, надел пиджак и зашагал впереди. За ним, обмениваясь встревоженными взглядами, последовали Лефковитц и Келли. Еще бы, Рокко не имел обыкновения пить в рабочее время.

– Чуть-чуть восхитительной нью-йоркской вульгарности, ровно столько, чтобы не было действительно грубо, всего лишь намек, один намек – и будет как раз шикарно, – произнес Леон Людвиг, один из постоянных декораторов Мэкси.

– Не согласен. Мы работаем в среднеамериканской манере: стиль английского загородного коттеджа, как можно больше набивного ситца с цветочками, слегка надушенные ароматом трав кушетки – вот что нам надо, – возразил его коллега Милтон Бицет, представлявший вторую половину фирмы «Людвиг и Бицет», услугами которой Мэкси пользовалась для внутреннего оформления своих двух последних городских квартир и обновления декора в замке графа Киркгордона на границе Англии и Шотландии.

Правда в «Трамп-Тауэр» они ничего не сумели сделать: все их усилия разбивались о неумолимую геометрическую планировку здания, которая мешала как следует расположить то, что Мэкси навезла из своих дальних странствий и с чем ни за что не желала расстаться, – всю эту добычу беззаботного богатого кочевника с замашками базарного торговца. Они пошли на то, что сломали стены также купленной ею прилегающей квартиры, сделав все возможное, но ощущение у них осталось такое, что клиента на сей раз они не смогли ни укротить, ни подавить, навязав ему свою волю.

– Мальчики, – перебила их спор Мэкси, – остановитесь. Мы обсуждаем мебель для офиса, современные кресла для редакторов. Конкретно, а не вообще проблемы дизайна как такового.

Они почти подъехали к зданию, где находилась редакция «Бижутерии и бантов», и, когда Эли остановил машину возле Седьмой авеню, Людвиг и Бицет замерли на тротуаре в полном недоумении.

– Что, здесь? – спросил Леон Людвиг, невольно отшатнувшись.

– Да. Срок аренды помещения истекает через три года, все остальное пространство на этаже свободно, оплата гораздо ниже, чем в новых зданиях. К тому же с этим местом для меня многое связано, – твердо заявила Мэкси.

– Боже, но это даже не «Art Deco», – подавленно выдохнул Милтон Бицет, которому ни разу не доводилось бывать в этой части Нью-Йорка хотя бы по пути в театр.

– Это вообще никакой не стиль, – огрызнулась Мэкси. – Ну, может, в крайнем случае стиль Великой Депрессии. Здесь полный кавардак, никакой планировки… Это вы двое и должны переделать. Когда? Еще на прошлой неделе. Мои люди не могут работать, пока я не создам для них приличные условия.

– Может, обратиться в одну из фирм, специализирующихся на офисах… кажется, «Иткин и К°» или что-то в этом роде… наверно, это вам больше подойдет, – робко предложил Леон Людвиг, которому явно не хотелось доверять столь неказистому помещению свою персону.

– С Иткином я раньше не имела дела и теперь не собираюсь, а вы, мальчики, как я понимаю, намерены и впредь иметь дело со мной?

– Конечно, Мэкси. С огромным удовольствием, но…

– Тогда поднимайтесь, мои дорогие, и хватит хныкать, – широко улыбнулась Мэкси. – Уверена, для вас будет настоящим удовольствием работать на сей раз по смете, – прибавила она задумчиво.

– Можно узнать, какова смета? – И Милтон высоко поднял брови.

Еще бы, ведь разговоров о смете Мэкси обычно не вела, а если и упоминала, то мимоходом, как о чем-то несущественном, чем без сожаления можно пожертвовать в процессе придумывания все новых и новых благословенных поводов для дальнейших трат, без чего, как они ее уверяли, просто не обойтись. Но уже в «Трамп-Тауэр» Милтон понял, что для них настают тяжелые времена.

– Какова? – ответила она. – Ровно половина того минимума, который вы наверняка запросили бы.

– Интересно, – протянул Леон.

– У меня какое-то противное чувство, что она не шутит, – с неподдельным ужасом отозвался Милтон, глядя на странно посерьезневшее выражение лица их самого любимого, хоть порой и трудного, клиента.

– Это действительно так. На журнал мне потребуется уйма денег – и я не хочу, чтобы все они ушли на стены офиса. С другой стороны, коровы, как известно, дают больше молока, если живут в хороших условиях. И от людей отдача в соответствующей обстановке тоже больше, так что пусть офис будет веселым, светлым, где работать всем одно удовольствие. Пусть все окна открываются настежь, никаких ламп дневного света, если в этом нет особой нужды, роскошная приемная – с зеркалами, конечно дешевыми, Леон, никакой шлифовки…

– Мэкси, приходилось ли вам когда-нибудь слышать, что сначала надо потратить энную сумму денег, чтобы получить затем большую; – Леон сделал последнюю попытку сопротивляться тому безрадостному будущему, которое совершенно явственно ожидало их в случае твердой сметы предстоящих расходов.

– Приходилось, и весьма часто. Но энная сумма пойдет у меня на зарплату. Как еще, по-вашему, я смогу переманить к себе в журнал лучших из лучших? Ну вот мы и прибыли. – И она распахнула перед ними двери офиса.

Приемная была пуста, и Мэкси тут же умчалась на поиски Джулии. Ей не хотелось присутствовать при том, как плачут взрослые мужчины…

– Добро пожаловать, – с облегчением приветствовала ее Джулия. – Вот твои ключи. Все старые дела закончены, долги уплачены, моя конторка, как видишь, освобождена, телефон еще работает, и единственное, что лежит без употребления, это твой желтый блокнот и карандаш. Их ты оставила на прошлой неделе.

– А как насчет моего свитера? – справилась Мэкси, как-то странно взглянув на Джулию.

– Какой еще свитер? Ты его здесь не оставляла.

– Знаю.

Прищурившись, Мэкси принялась разглядывать новый наряд Джулии – свитер и юбку из последней коллекции Перри Элмосо. В наступающем сезоне именно этому ансамблю наверняка суждено определить американскую массовую моду с налетом дерзкого вызова и необычным использованием кашемира в двух вариантах: один – ослепительно-яркая туника, расписанная красным, голубым и желтым в духе кубистских работ Сони Делоне; другой – удлиненная узкая черная юбка, так идеально гармонировавшая с черными туфельками без каблука и красновато-малиновыми колготками Джулии. Свитер (а Мэкси купила точно такой же в минувшую субботу) стоил восемьсот долларов и настолько бросался в глаза, будучи привязанным к сезону нынешнего, 1984 года, что носить его на следующий год будет уже нельзя. Его даже в офис не наденешь больше чем на пару недель. Трехсотдолларовую юбку можно было наверняка использовать и потом, но покупка свитера – безрассудный жест, свидетельствовавший либо о чрезмерном богатстве, позволявшем приобретать вещи, не думая о цене, либо о такой безумной страсти к моде, когда покупают ради возможности несколько раз продемонстрировать на людях свой наряд, чтобы затем навсегда хранить его дома для собственного удовольствия.

Джулия Джейкобсон не могла, по расчетам Мэкси, относиться к первой категории: тогда бы она вряд ли согласилась на секретарское место в ожидании возможности работать каким-то помощником редактора в «Редбук». Она взяла на себя роль церемониймейстера на «похоронах» «Бижутерии и бантов» и, руководя операцией из бывшего художественного отдела, проявила такт, умение, энергию и поразительную бодрость духа. Пробежав по редакционным комнатам, чтобы не видеть тоскливых физиономий Леона и Милтона, Мэкси убедилась, что в помещениях, насколько это возможно при их ветхости, царит безупречная чистота. Поистине Джулия – незаменимый работник.

– Послушай, – произнесла Мэкси, присаживаясь рядом с Джулией. – У меня есть к тебе предложение.

– Не надо. – Джулия даже вздрогнула. – Пожалуйста…

Мэкси проигнорировала ее слова.

– Сколько тебе будут платить в «Редбук»?

– Сто семьдесят в неделю, но дело не в деньгах.

– А в том, что ты будешь помощницей заместителя редактора отдела моды, так ведь?

– Именно так.

Глаза Джулии засверкали в предвкушении туманного будущего, когда она, восседая в первом ряду на показе новой коллекции в Нью-Йорксом доме моделей с карандашом наготове, станет время от времени заносить в свой блокнот все наиболее стоящие, на ее взгляд, модели.

– Ты когда-нибудь играла в «Монополию»? – И Мэкси в упор взглянула на Джулию, казалось, все еще погруженную в свои грезы. – Помнишь ощущение, когда надо пройти через «до» и двигаться по доске дальше, чтобы получить свои две сотни долларов из банка? Приятно, правда?

Джулия неожиданно опустилась с небес на землю.

– Что ты задумала, Мэкси? Я ведь, слава богу, больше на тебя не работаю С прошлой пятницы даже зарплату не получаю Ее здесь вообще уже не существует.

– Нет, существует. Новая притом. И выплачивать ее я собираюсь каждую неделю.

– Да? И сколько людей будут ее получать? – скептически бросила Джулия.

– Пока нисколько. А потом десятки и даже сотни.

– А что они все будут делать?

– Выпускать новый журнал.

– Но ты же как раз попыталась сделать это на прошлой неделе и…

– Забудь о прошлой неделе. Ты была совершенно права, когда высмеяла мои планы насчет «Бижутерии и бантов». Детский лепет, я знаю. Но за эту неделю я повзрослела на тысячу лет.

– Неужели это правда?

– Можешь мне поверить.

– Никогда не верю тем, кто просит об этом.

– Ты прошла испытание! – с явным удовлетворением воскликнула Мэкси. – Все в порядке. Я предлагаю тебе место редактора отдела моды в новом журнале «Би-Би» плюс к этому – должность моего помощника по всему кругу вопросов, пока я не найду кого-нибудь, кто смог бы разгрузить тебя от этих обязанностей, чтобы ты целиком могла заняться только модами.

– «Всему кругу вопросов»? Что-то мне кажется, елеем запахло? И что это за новый журнал «Би-Би»? Уж не старое ли издание «Бижутерии и бантов» в новой облатке? Сколько страниц там отводится моде? Какие права я получила бы, если… А зарплата? И потом, вдруг журнал прогорит. Значит, я лишусь своего места в «Редбук»?

– Триста долларов в неделю, это для начала, плюс возможность приобретать всю одежду по оптовой цене. И полная самостоятельность в рамках общей концепции «Би-Би». А она весьма простая и заключается в следующем: «Женщины хороши такие, какие они есть». Ты же не будешь против этого возражать, правда? А вот и Джа-стин, твой будущий консультант по любым вопросам, связанным с иллюстрациями. Джастин, знакомься – это Джулия Джейкобсон, новый редактор отдела моды «Би-Би». Надеюсь, вы оба будете работать в тесном контакте.

Джулия обернулась и, пораженная, прямо-таки уставилась на Джастина, словно по мановению волшебной палочки возникшего на пороге. Прислоненная к дверному косяку фигура выражала такую упругую мощь, что невольно казалось: этот человек держит на своих плечах все здание. Приблизившись к Джулии, буквально завороженной «Никонами», которые болтались у него на груди, подобно концам шарфа, переброшенного вокруг шеи, он взял ее руку и слегка пожал.

– Джастин… Этот Джастин тоже будет работать в журнале? – еле выдохнула Джулия.

– Да, «этот Джастин» будет. Я же говорила, что ты должна мне верить. Пусть ты и не склонна доверять тем, кто об этом просит, – рассмеялась Мэкси. – А вот и… – Она обернулась к вошедшим. – Привет, мальчики! Знакомьтесь: Милтон Бицет и Леон Людвиг, они займутся дизайном нашего офиса. Заходите, мальчики, знакомьтесь с Джулией Джейкобсон, редактором отдела моды. Учтите, она будет подписывать ваши счета, так что будьте с ней паиньками. А тебе, Джулия, паинькой быть не надо. Леон, какого цвета должен быть ее офис, если, конечно, она не перекрасит волосы?

– Это должна быть атмосфера леса, как можно больше батика, на стенах – тапа, на полу, естественно, килим и пальмы в кадках…

– Леон, я спрашивала всего лишь, какого цвета будет краска. У нас в «Би-Би» стены материей никто не собирается обтягивать. Это и дорого, и негигиенично. Офис без материи на стенах – это же беспрецедентно, не так ли, Джастин? В истории декора вам двоим будет отныне обеспечено почетное место, в «Архитектурном дизайне» наверняка появится статья на сей счет, и вы даже можете украсить обложку еженедельника «Пластик», если сумеете применить весь свой талант и творческое воображение. А я, пожалуй, сделаю вас обоих тогда моими редакторами отдела дизайна, но сперва покажите, на что вы способны.

– Стены офиса будут белыми, – предложил Милтон, оскорбленный в своих лучших чувствах, – а украшением – большая коробка мыла «Аякс» и коллекция губок.

– Как вы думаете, можно мне поставить у себя на столе одну белую розу в белой вазе? – робко поинтересовалась Джулия, краснея от волнения (подумать только, покупать одежду у оптовиков, работать с Джа-стином!).

– Роза за мной, – объявил Джастин.

– А за мной ониксовая ваза, – добавил Леон. – Конечно, белая.

– Хм… – фыркнула Мэкси, – а я-то думала, что белые стены будут в моем офисе, это так гармонировало бы с моей светлой прядью. Но позволить себе два одинаковых офиса мы не можем.

– Значит, белый достается Джулии, – заключил Леон, к которому почти вернулась прежняя бодрость. – В конце концов, она будет подписывать наши счета, а это кое-что да значит.

– Пэвка, как я рада, что мы с тобой вместе обедаем. Сколько же я тебя не видела? – И Мэкси порывисто бросилась в его объятия, шурша складками клетчатой юбки, обнажавшей ее соблазнительные колени. («И кто это сказал, что коленки не относятся к самым прекрасным частям женского тела?» – мелькнуло в голове Пэвки.)

– Я тоже скучал по тебе, но не хотел мешать! Ты, говорят, теперь страшно занята, – ответил Пэвка, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучал упрек. Он чувствовал, что последнее время она его попросту избегает. «Эмбервилл пабликейшнс» полнился слухами о ее грандиозных планах, но конкретно никто ничего не мог сказать.

– Да, мы красили стены в офисе, – сдержанно заметила Макси.

– Что ж, это… хорошее начало.

– Я тоже так считаю.

Мэкси принялась изучать меню гриль-бара в гостинице «Четыре времени года», ставшего своеобразным клубом, где встречались воротилы издательского дела и агенты рекламных фирм. Это были настолько важные шишки, что их доставляли сюда почти исключительно на лимузинах, запрудивших сейчас Пятьдесят вторую улицу возле Парк-авеню, как бывает разве что на похоронах известных гангстеров.

– Ну а когда с покраской будет покончено, – терпеливо продолжил Пэвка, сделав заказ, – вы займетесь занавесями, мебелью, коврами и прочим?

– Да, скорей всего, именно так мы и поступим и уж, во всяком случае, будем действовать в этом направлении, – кивнула головой Мэкси, словно всерьез обдумывая будущий план действий.

– И если я правильно понял, твоя конечная цель – выпустить новый журнал? – наступал Пэвка, но Мэкси и не думала сдаваться.

– А, да, журнал… В конечном счете, думаю, что так. Но лишь в конечном, речь не идет ни о завтра, ни о послезавтра. Однако рано или поздно мы придем к тому, что решимся наконец издавать… миленький… маленький… журнальчик.

– А у него, может быть, уже есть официальное название?

– Нет, еще не придумали. А то, что придумали, нельзя считать названием.

Глаза Мэкси оттенка яшмы вдруг стали такими ярко-зелеными, какими бывают только образцы цвета на выставке. Она была полна решимости не выдавать Пэвке ни одной из своих редакционных тайн. Сейчас она напоминала несушку, которой хотели помешать снести первое яйцо.

– Но как же так, милая, неужели ты собираешься оставить дитя без имени?

– Со временем… со временем… – Она с притворной ленцой взглянула на него, стараясь выглядеть как можно более отрешенно, давая понять, что время для нее не имеет значения.

– Но это же крайне важно, Мэкси! Ты ведь понимаешь?

– Конечно. «Ридерс дайджест», «Хороший дом», «Плейбой», «Нэшнл джиографик»…

– Хм… Ты наверняка ищешь название, которое сразу сказало бы читателям, о чем будет твой журнал?

– Да, в общем и целом, Пэвка. Ты, пожалуй, прав. Знаешь, Рассел Бейкер говорит, что, в сущности, интересных тем всего шесть: секс, Бог, замужество, дети, политика и бейсбол.

– Ага, так твой журнал – о сексе?

– Да, я не буду его упускать из виду. Как и замужество, тоже хорошая тема. Ну и развод…

– Мэкси, почему ты от меня все скрываешь? Хочешь подразнить, да? Как в плохой пьесе где-нибудь на Бродвее. Ты что, не знаешь: название должно хоть что-нибудь сказать людям, если рассчитывать, что они захотят хотя бы открыть первый номер нового издания. Это, между прочим, только одна из целой дюжины проблем, которые сейчас на тебя свалятся. Тебе надо сперва заставить их просто открыть твой журнал, не говоря уже о том, чтобы купить его.

– Пэвка, ангел ты мой! Я хочу на самом деле попросить тебя о колоссальном одолжении. – Мэкси обернулась к нему с очаровательной улыбкой, от которой его сердце тут же растаяло: она поняла, что может, как всегда, рассчитывать на его преданность.

– Все что тебе угодно. Знай, ты всегда получишь от меня помощь, о чем бы ни шла речь – ты хочешь обсудить свой план в деталях? Или помочь тебе с макетом? И то и другое – для меня не проблема, для моей Мэкси я готов на все.

– Все, что я от тебя хочу, – это не говорить мне ничего о той дюжине проблем, которая на меня свалилась, – взмолилась Мэкси самым ангельским голоском, на какой только была способна. – Я же знаю, каких чудных советов ты мог бы мне надавать, но милый Пэвка, ты знаешь чересчур много, ты слишком часто присутствовал при кончине журнальных начинаний. Согласись, ребенку, делающему свой первый шаг, нельзя рассказывать, какие опасности подстерегают его при катании на горных лыжах, занятиях фигурным катанием или дельта-планеризмом.

– Делай как знаешь, дорогая ты моя. Но одну вещь все же позволь посоветовать. Тебе просто необходимо нанять кого-нибудь, кто сведущ в этих делах. Профессионала, способного регулировать движение, одним словом, исполнительного директора или менеджера, как называется эта должность. Он не должен навязывать тебе своего мнения насчет того, что попадет на страницы твоего журнала, но зато его дело – обеспечить прохождение твоих идей через многочисленные препятствия на их пути, освободив главного редактора от всех прозаических забот. Он должен поставить дело таким образом, чтобы весь текстовой материал, фото и рекламные объявления были вовремя доставлены в типографию. Это должен быть пессимист, не верящий, что у тебя хоть что-то получится, и потому берущий на себя все хлопоты. Вьючное животное, если хочешь, но такое, которому ты можешь доверить свою жизнь. Без такого человека твой журнал будет как судно без руля.

– Но руль – это я сама.

– Нет, Мэкси, ты – судно, океан и, конечно, ветер, надувающий паруса, но быть по своему темпераменту рулем ты не сможешь.

– Хм-м, – Мэкси еще не решила: надо ли ей разозлиться на эти слова или, наоборот, успокиться, но сравнение ее с красавицей яхтой – сорок восемь метров длина и обязательно три мачты – выглядело весьма эффектно. – У тебя наверняка есть кто-то на примете?

– Да, есть один человек, которого я могу тебе предложить. Заместитель главного в «Радиоволне», вернее, бывший, после того как Каттер устроил там побоище. Он сейчас в отпуске после увольнения, так что пока свободен. Его зовут Алленби Монтгомери. Алленби Уинстон Монтгомери.

– И что, надо называть его «фельдмаршалом»?

– Конечно! На другое имя он не отзывается. Но отдавать ему честь совершенно не обязательно, если, правда, у тебя нет подобного желания.

– Похоже, у него покладистый характер, – заметила Мэкси.

Она задумалась. Конечно же, Пэвка прав. Ей и впрямь нужен надежный человек, чтобы чувствовать себя уверенной, занимаясь таким ненадежным делом, как журнал.

– Надеюсь, ты уже подумала и насчет художественного редактора? – осторожно продолжал свои расспросы Пэвка.

Знай Мэкси, кого собирается пригласить на эту должность, она бы ни за что не выдержала и проговорилась, решил Пэвка. Проговорилась, потому что захотела бы похвастаться своим выбором. Интересно, есть ли у нее вообще концепция художественного оформления журнала? И если да, в чем он сомневался, то, скорей всего, концепция существует лишь в полусыром виде в этой сумасшедшей голове, где-то под попугайской прической, с торчавшими во все стороны перышками, отчего сама Мэкси казалась самочкой, которая только что энергично занималась в клетке любовью сразу с несколькими приближенными самцами.

– Художественного редактора? – неопределенно отозвалась она. – Конечно, подумала… но не больше. Пока что мы все еще ждем, чтобы высохла краска, и редактор мне не нужен.

– Напрасно. Как-то я спросил одного известного глав, ого редактора, чем, по его мнению, больше всего могли ему навредить противники, чтобы одним махом уничтожить его журнал. Знаешь, что он ответил? «Выкрасть моего художественного редактора», – закончил Пэвка, обращаясь не столько к Мэкси, сколько к самому себе.

– Какого это «известного редактора»?

– Твоего отца. А его художественным редактором был я.

– Сдаюсь! Но я, правда, думаю о некоторых людях из других журналов. Приходится постоянно кого-то отсеивать, отбраковывать… словом, искать жемчужное зерно на устричной отмели. В общем, прошу тебя мне поверить, Пэвка, я ищу, но пока не нашла.

– Да я верю, верю. Как же еще. А теперь скажи насчет макета. Что там у тебя делается?

– Все великолепно… просто великолепно. Я как тот самый ковбой, который прыгнул в самую гущу кактусов. Когда его стали спрашивать, зачем он это сделал, он ответил: «Мне тогда показалось, что все будет о'кэй».

Рассмеявшись, Пэвка сумел не подать виду, что убежден: Мэкси ему лжет. Та летняя практика в «Житейской мудрости» многое изменила в ее жизни. Замужество, материнство… Но навряд ли, думал он, эта ее новая жизнь включала хотя бы приблизительное знакомство с такой вещью, как журнальный макет, не говоря уже об умении делать такой макет. Что ж, вздохнул Пэвка, это в порядке вещей – и удивляться тут не приходится.

– Помни, моя дорогая, на мою помощь ты всегда можешь рассчитывать. – Пэвка решил подыгрывать Мэкси до конца. – А я скажу фельдмаршалу, чтоб он сразу же позвонил тебе, как только объявится.

– Спасибо, Пэвка. У меня просто нет слов.

Обед они закончили дружным смехом, чему способствовала сама атмосфера бара, до краев наполненная «сексуальными» соблазнами. Давясь от смеха, они наблюдали за тем, как соблазняют писателей редакторы, а первые, в свою очередь, соблазняют вторых, которых пытаются соблазнить издатели, чтобы тут же оказаться соблазненными редакторами. Но никто не видел, чтобы писатель соблазнял другого писателя: впрочем, для них это было бы то же самое, как если бы друг в друга влюбились двое защитников из профессиональной американской футбольной команды. Из завсегдатаев, восседавших в торжественном мраморном зале, половина уже была жената на другой половине не менее двух с половиной раз, поскольку в настоящее время занималась созданием матримониального союза уже в третий раз. Единственно, с кем у всех этих людей установились прочные связи, были метрдотели.

Лимузин ждал ее прямо перед вращающимися дверями: Эли стойко отбивал все поползновения швейцара, требовавшего отогнать машину дальше от гостиницы. По пути в офис она не могла не испытать чувства облегчения: как ни велико было искушение поделиться с Пэвкой, она вела себя молодцом и не проболталась. Честно говоря, он был в известной мере старомодным пессимистом и мог не понять, что теперь, когда она выработала концепцию, все остальное зависит только от нее. Немного усилий – и ничего больше. Немного домыслить… немного доработать. Да, надо быть честной, – доработать.

Вечером того же дня, отклонив сразу три приглашения на ужин, Мэкси осталась дома, чтобы работать. Все трое, которым она отказала, сославшись на занятость журнальными делами, недоверчиво присвистнули, что ее неприятно поразило. Устроившись в центре просторной кровати и подложив сзади самую твердую из многочисленных подушек, она невольно нахмурилась при этом неприятном воспоминании, но затем, стащив белое норковое покрывало, лежавшее в изголовье, так что на коленях образовался пушистый валик, принялась за дело.

Возле нее были аккуратно разложены все материалы, необходимые, по ее мнению, для макета. Она закупила десять пачек самой толстой бумаги, какую только можно было найти в магазине, буквально всех цветов радуги, пять видов «скотча», две коробки специальных (номер три) голландских карандашей, миниатюрную точилку фирмы «Саньо», целую груду шариковых ручек с пастой самых разных расцветок и полный каллиграфический набор; под рукой у Мэкси лежали свежие номера всех американских женских журналов, на которые она время от времени поглядывала с презрительной насмешкой.

Что касается макета, то в готовом виде Мэкси его ни разу в жизни не видела, в лучшем случае разрозненные листы. Но совершенно очевидно, что это должно быть нечто вроде журнала. Она решила вырезать из других изданий рекламные объявления и наклеивать на свой макет так, чтобы в нем были не одни только фото и текст. Да, подумала она, поигрывая длинными дорогими швейцарскими ножницами, почему бы в самом деле не нарезать побольше симпатичной рекламы уже сейчас, чтобы она была потом постоянно под рукой? Кстати, журналы тогда можно сразу же выбросить в мусорную корзину, чтоб зря не болтались, – там им и место.

Вскоре возле нее выросла небольшая горка рекламных вырезок, большей частью цветных. Подумав, Мэкси добавила к ним для контраста несколько черно-белых – таких фирм, как «Билл Бласс», «Блэкглама», «Ланком» и «Жермен Монтей». Покончив с этим, Мэкси без всякого сожаления смахнула с кровати искромсанные журналы и, чувствуя необычайный прилив энергии, тут же рассортировала на две стопки и скрепила рекламные вырезки бумажными скрепками, также предусмотрительно закупленными заранее.

Итак, пора приступать к макету.

А может, сперва все-таки проверить, как дела у Анжелики с домашним заданием? Впрочем, занятия в школе у нее начнутся только на следующей неделе. Наверняка торчит в библиотеке в ожидании начала своего любимого телешоу «Хилл-стрит блюз». Что, если позвонить Инди и рассказать, чем она сейчас занята? Нет, не стоит. Разговор, конечно, затянется на несколько часов – считай, что вечера не будет.

Мэкси решительно вытащила из каллиграфического набора одно из гусиных перьев со стальным наконечником и попыталась набросать на плотном красном листе бумаги знак «&». Рисовать этот предательский значок не просто, но с пятой попытки ей это более или менее удалось. В конце концов на очередном листе появились буквы «В & В» – название ее журнала. Внизу она начертила маленький кружок и поместила в его середине букву «С». Тем самым закреплялись авторские права на новое название. Подумать только, так просто! Кажется, это как-то связано с Библиотекой конгресса, которая под своим номером занесет «Би-Би» в картотеку? Когда номер опубликуют, название это станет ее собственностью! Когда опубликуют… Она не поверила человеку, говорившему ей, что авторских прав на название не бывает. Как это так? Хотела бы она посмотреть на того, кто рискнул бы украсть у нее «Би-Би»!

Ну что ж. Пока все идет отлично. Переходим к тексту и фото, решает Мэкси. Сперва займемся текстом, ибо без него нельзя подобрать никаких фото или определить, что давать: фотографии или рисунок. Итак, текст. Нет, никоим образом. Это не ее дело. Ведь не собирается же она сама писать все материалы? Для этого у нее есть сотрудники. Все, что ей сейчас надо, это рубрики. Примерные названия статей. Как хорошо, что она точно знает, чего ей не хочется; что провела массу времени, заранее выкидывая из будущего журнала темы, которые вызывают у читательниц зависть, уныние или чувство вины. Да она, в сущности, уже проделала главную работу, если как следует разобраться. Может, пойти в библиотеку и вместе с Анжеликой поглядеть, что там у них на этой неделе творится на Хилл-стрит? Может, Мик купил уже новый костюм, а Фурило влюбился наконец в блондинку, Ренко займется культуризмом, а Джойс сделает себе новую прическу? Мэкси глубоко вздохнула. Лучше бы уж было подождать с макетированием до завтра. Для этого хорош любой день, а «Блюз» бывает только по четвергам. Можно было бы пойти посмотреть хотя бы начало.

Нет. Она будет, она должна оставаться здесь до победного конца. Возможно, ей придется просто повторить то, что уже сформировалось у нее в голове. Она вытащила из-под подушки, где он злорадно пытался от нее спрятаться, все еще девственно чистый желтый фирменный блокнот, взяла карандаш и медленно начертила: «Почему я предпочитаю маленьких толстых мужчин в своей постели. Автор Нэнси Киссинджер». Нэнси наверняка придет в восторг, получив возможность поведать об этом миру, подумала Мэкси и впервые за время своего сидения в кровати с удовлетворением вздохнула. Лизнув карандаш, она задумалась, после чего, трижды дернув себя за выбившуюся светлую прядь, медленно написала: «Я был неправ, завидуя мужчинам с крупным пенисом. Неопубликованная рукопись Зигмунда Фрейда». Пожалуй, заголовок несколько длинноват, но он так и выпрыгивает на вас с журнальной страницы. В животе у нее заурчало. Боже, она и не знала, что интенсивная умственная деятельность может вызывать такой голод! Подавив желание тут же отправиться на кухню, она нацарапала следующий заголовок: «Зачем каждый день необходимо включать в рацион как можно больше шоколада». Кто, интересно, директор космической программы? Кто бы он ни был, она добьется, чтобы именно он выступил в качестве автора. Или Джейн Фонда. Кто из них двоих наибольший авторитет в этой области? Джейн, конечно.

Соскользнув с кровати, она начала кружить у окна, не обращая внимания на огни распростертого внизу Манхэттена, словно была инопланетянкой на космическом корабле, собиравшемся совершить посадку в Сентрал-парке. Неожиданно она прыгнула обратно в кровать и торопливо записала: «Предел отношений Любовь – Ненависть. Вы и ваш парикмахер. Автор Бой Джордж». Пропустив несколько строчек, она два-три раза промычала что-то нечленораздельное и снова схватила карандаш. «Настоящие мужчины никогда не строят себе иллюзий насчет худых женщин. Автор… Клинт Иствуд»… Нет, Лил Гибсон… Нет, Михаил Барышников.

– Ежемесячная колонка, – вслух произнесла Мэкси. – Ежемесячная. – Она запустила пятерню в волосы, взъерошила их еще сильнее, почесала уши, несколько раз дернула пальцы ноги и сделала новую запись: «Поговорим о сексе. Автор Том Селлек».

Мэкси улыбнулась. Вот ведь как получается: чтобы придумать целую ежемесячную колонку, усилии тратится не больше, чем на одну-единственную статейку! Значит, умственную энергию можно экономить. Что ж, надо попробовать еще раз и посмотреть, что получится. Она закрыла глаза. Прошло несколько минут, пока Мэкси шарила в своем мозгу, как будто то был белый мешок Санта-Клауса. Наконец она изо всех сил стала тереть глаза, открыла их и, тщательно выписывая каждую букву, начертала: «Первые двадцать пять качеств, которые я обожаю в женщинах за тридцать. Автор Уоррен Битти». В следующих номерах возраст можно будет заменять на сорок, пятьдесят или двадцать пять. И авторов тоже – на Ричарда Жера, или Билла Мюрея, или Сэма Шепарда, или Принца, или еще какого-нибудь привлекательного мужчину. Даже если читательница и не того возраста, который будет обсуждаться автором, она всегда сможет дождаться, когда придет ее очередь, или заранее представить себя уже обожаемой.

«Лиз Тэйлор. Мой самый лучший развод». Здесь, пожалуй, на постоянную колонку не потянет, даже если следующую напишет кто-нибудь вроде Габор. Нет, все равно не потянет. Большинство людей так часто не разводятся. Некоторые даже ни разу, к примеру английская королева. И Мэкси быстро записала: «Королева: самая плохая работа в мире. Автор Энтони Хейден-Гест». Она надолго задумалась: а знают ли ее читательницы, кто такой этот Энтони? Скорей всего, нет, решила она в конце концов, после чего вычеркнула это имя и вписала другое – принц Филипп. Тут на нее напал чих. Да, пыльная работенка, ничего не скажешь. Она снова взяла карандаш и принялась записывать. «Куда они кладут коробку с „клинексом“, или как на самом деле выглядят ванные комнаты пяти самых известных женщин, после того как они закончили свой туалет. Фотоэссе Гельмута Ньютона».

Мэкси с удивлением заметила, что исписала целую страницу. «Секс в движущемся автомобиле, – начертала она, перевернув страницу. – Автор Джон де Лореан. Нет. Пол Ньюмен».

– Ма! – Дверь в спальню неожиданно распахнулась.

– Да, Анжелика? Ты что, не видишь: я работаю!

– Иди скорей ко мне! Люси забеременела! Никто не знает от кого! И что будет теперь с ее карьерой? Давай, а то ты пропустишь самое интересное!

– Я не могу прерываться. Скажешь, когда там все прояснится. И закрой дверь за собой, пожалуйста.

Анжелика была буквально поражена: и это ее мать, которая целую неделю мечтала остаться наедине с любимыми персонажами.

– Что с тобой стряслось, ма? Куда подевалось все твое сострадание?

– Но пойми, это всего лишь актеры! – попыталась оправдаться Мэкси, тут же записавшая на верху следующей страницы очередную тему: «Двадцать основательных причин, почему не следует обзаводиться детьми».

Оставшись одна, Мэкси сладко потянулась. Чудно как-то, на миг подумалось ей. Все ее боевое снаряжение лежит практически нетронутым, к макету она еще не приступала, а в груди поднималось и росло странно-привычное чувство. Уже само составление списка приносило почти… нет, совершенно такое же… удовольствие, какого она давно не испытывала!

В возбуждении спрыгнув с кровати, Мэкси подбежала к зеркалу, чтобы посмотреть, как отразилось это состояние на ее внешности. Ей необходимо было увидеть знакомое отражение, чтобы хоть немного успокоиться. Подумать только, ведь она сию минуту обнаружила: то, о чем еще недавно ей казалось невозможным даже помыслить, что она упорно скрывала от Пэвки, чего так боялась, на поверку вполне осуществимо! Она может изложить на бумаге свои мысли, вытекающие из новой концепции журнала, который принимает читателей такими, какие они есть на самом деле, со всеми естественными слабостями и несовершенствами. Из зеркала на нее смотрело бледное лицо в обрамлении взъерошенных волос, вся косметика куда-то улетучилась, тушь для ресниц размазалась вокруг глаз… Словом, не знай Мэкси, что она красива, она бы не на шутку встревожилась.

– «Десять лучших манекенщиц: как они выглядят без ретуши», – произнесла она вслух, тут же решив, что такой материал обязательно должен появиться в ее журнале. Джастин сделает отличные фото… Ну, пусть не открыто, а незаметно, потому что вряд ли какая-нибудь из манекенщиц добровольно согласится фотографироваться в таком виде… Но если он сумеет сначала щелкнуть их еще до того, как с ними поработают гримеры и парикмахеры, то девочки наверняка не заметят этого и потом со спокойной совестью дадут не глядя обычное разрешение на публикацию всех фото. Да, это будет прекрасное начало, в первом же номере, серия лучших фотомоделей. Посмотрев снимки, миллионы женщин почувствуют себя счастливыми. Хм… серия «Лучшие фотомодели». В ее «Би-Би» будет все – и фотомодели, и моды, и интерьер, и здоровье. Здоровье? Как-то уж слишком казенно звучит. Что, если назвать рубрику «Ешьте, пейте и занимайтесь любовью – на здоровье» и начать с «Десяти лучших средств от похмелья»? Вот это будет действительно людям во благо! Интерьер? Надо попросить Леона и Милтона написать что-нибудь в таком роде: «Дважды подумайте, прежде чем начинать переоборудование своей квартиры». А к статье непременно дать несколько выразительных иллюстраций ужасающего бедлама, именуемого ремонтом. Моды? Надо, чтобы от этой рубрики веяло успокоением. Обычно они вызывают у нормальных людей чувство тревоги. «Десять необходимых модных вещей, которые каждая женщина… уже имеет. Автор Ив Сен-Лоран». И фото, чтобы просто продемонстрировать, как эти вещи должны носиться. Мэкси в задумчивости постукивала карандашом по кончикам зубов.

– Ма, у Люси выкидыш, – печально сообщила Анжелика, просовывая голову в дверь спальни. – Она так и не сказала, от кого ребенок. Наверное, какой-то кошмарный тип.

– «Кошмарный тип: он может казаться вам замечательным и стать незабываемым воспоминанием в жизни каждой женщины», – отозвалась Мэкси.

– Я что-то не врубилась, – протянула Анжелика.

– Ничего, врубишься, когда тебе все объяснит Дон Джонсон, – успокоила ее мать.