Мария Шотландская стала первой женщиной, о которой доподлинно известно, что она играла в гольф. Накануне Дэвид Лин рассказал об этом факте Тессе, но теперь она размышляла, не была ли королева из рода Стюартов к тому же еще и первой из тех, кто насмерть замерз в своих покоях в Эдинбургском замке, или эту высокую честь приберегли для Тессы Кент? Тесса, как ей предписывал сценарий, стояла неподвижно в проеме высокого средневекового окна, откуда открывался вид на бездонную пропасть и базальтовые пики, — Мария Стюарт на девятом месяце беременности. Расшитое платье, великолепное ожерелье из черного жемчуга, которое королева Шотландии никогда не снимала, и подложенная на живот подушка не спасали от пронизывающего холода. Ни в одном уголке замка, включая высокие башни, невозможно было укрыться от капризов неласковой шотландской погоды. Он стоял на горе, возвышаясь над городом, открытый всем ветрам с моря.

Тесса тщетно убеждала себя, что сейчас середина июня 1566 года, и ни одна женщина той эпохи, включая и крепкую, с горячей кровью королеву, не может дрожать от холода. Увы, сама Тесса была слишком избалована калифорнийским климатом. Ей никак не удавалось проникнуться духом эпохи. Макбет убил Дункана совсем недалеко от того места, где она сейчас стоит. Нет, невозможно, с самого приезда съемочной группы в Шотландию она могла согреться только в постели под двумя теплыми пледами.

Спиной Тесса чувствовала напряжение группы, ожидающей, затаив дыхание, когда вновь выглянет солнце. Все разговоры стихли, весь технический персонал был наготове, оператор приготовился снимать по первому сигналу режиссера. Нечего было даже говорить о том, что кто-то другой мог постоять вместо Тессы у окна — они бы потеряли драгоценное время. Им осталось доснять всего десять секунд сцены, когда королева смотрит вдаль и рассуждает о том, насколько важно, чтобы у нее родился сын. Но необходимо солнце. Благодарение богу, подумала Тесса, следующие два дня они будут снимать рождение Якова, в помещении будет куда теплее.

Тесса начала едва заметно дрожать, и остановить эту дрожь она была не в силах. Актриса не осмеливалась повернуть голову или сдвинуться хотя бы на миллиметр, иначе нарушится плавный ход сцены. Ей оставалось только надеяться, что, как только солнце выглянет снова, дрожь прекратится и она снова станет королевой Марией Стюарт. Она никогда не позволяла себе расслабляться во время таких перерывов, это совершенно непрофессионально, ругала себя Тесса. Неожиданно она услышала звук шагов. Прежде чем она попыталась угадать, кто же осмелился гулять по съемочной площадке, на ее плечи легло тяжелое пальто, сохранившее восхитительное тепло тела, и твердые мужские руки обняли ее.

— Чего, черт побери, ты хочешь от этой девочки, Дэвид? Чтобы она умерла из чувства долга? — рявкнул мужской голос, и тут же выглянуло солнце.

— Чертов, чертов дурак! — застонал режиссер. — Сними с нее эту штуку и проваливай со съемочной площадки, кретин несчастный!

— Я не могу, — спокойно ответил незнакомый голос. — Мне кажется, пуговица зацепилась за ее парик.

— Костюмер! — крикнул кто-то, и Тесса почувствовала, как знакомые ловкие пальцы отцепили ее парик от того, что так комфортно ее укутывало. Она стояла неподвижно, словно манекен, пока с нее снимали пальто.

— Нет, вы только посмотрите, — в отчаянии воскликнула костюмерша. — Парик весь помялся, ожерелье сломано!

— Теперь уже все равно, мы упустили свет, — раздраженно ответил Дэвид Лин.

— Проклятье, я не подумал, — произнес все тот же чужой голос.

— Если бы я только предположил, что ты сделал это нарочно, я бы удушил тебя собственными руками, сумасшедший сукин сын! Ох, Тесса, прости, пожалуйста. Теперь ты можешь двигаться. Эдди, скажи всем, что на сегодня мы закончили.

Тесса повернулась, ожидая увидеть, как чужака взашей выпроваживают из зала. Но Дэвид крепко обнимал этого незнакомого мужчину. Оба смеялись.

— Если ты еще раз выкинешь такой фокус, Люк, клянусь, я выброшу тебя из ближайшего окна.

— Ты лишь присматривай за моими капиталовложениями, Дэвид. Тебе следовало бы выставить охрану, чтобы не пускать на площадку таких, как я, — ответил спаситель Тессы. — Я не знал, что ты снимаешь. Здесь царила такая тишина.

— Ты бы мог задать себе вопрос: а что это мы все стоим, затаив дыхание, но ты же увидел женщину, которую требовалось спасти. От тебя я ничего другого и не ждал. Тесса, это Люк Блейк, к сожалению, один из моих самых дорогих друзей. Люк, это Тесса Кент.

— Я оценила тепло, пусть это длилось лишь мгновение. — Ее рука лежала в ладони Люка Блейка, и Тесса ошутила больше, чем просто тепло, она почувствовала себя в безопасности. Никогда еще за всю свою жизнь она не чувствовала себя так хорошо и спокойно.

У нее в груди зародилось странное чувство, и Тесса испугалась, что сейчас расплачется. Как такое возможно? Она встретилась взглядом с Люком. В его глазах было столько тепла. Оно казалось сильнее любой стихии. Он словно говорил ей, что одобряет в ней все и так будет всегда. В его взгляде светились ум и юмор, и все же больше всего в них было тепла. Люк Блейк был наверняка самым приятным человеком на земле. Теперь понятно, почему Дэвид Лин простил ему испорченную сцену.

— Вот, возьмите мое пальто, — сказал Люк. Он казался огромным и сильным в своем грубошерстном свитере, с темно-рыжими вьющимися волосами, подстриженными очень коротко. У него было открытое, обветренное лицо с внушительным носом. Яркие синие глаза смотрели властно. Твердые губы с чуть приподнятыми уголками, казалось, все время улыбались. В развороте плеч чувствовалось достоинство. Он был явно городским жителем, но производил впечатление человека, много времени проводящего на открытом воздухе.

— Тесса идет переодеваться, — ответил вместо нее режиссер.

— Все равно, оставьте его себе. Вам незачем мерзнуть по дороге в гримерную. — Люк настоял на своем и помог Тессе надеть это пальто, а потом дружески хлопнул ее по подушке на животе. — Привет, Яков, маленький негодник, — сказал он. — Ты даже не подумал протестовать, когда тетушка Елизавета отрубила голову твоей матери, верно? Дети, они всегда думают только о себе.

«Австралиец… Почему я так долго не могла сообразить», — укорила себя Тесса, заметив наконец легкий, но явный акцент.

— Люк, неужели ты читал исторические книги? — удивленно спросил Лин.

— Разумеется. Я прочитал достаточно, чтобы знать, что случится с Марией Стюарт потом. Я не такой ограниченный человек, как ты, Дэвид. Меня интересуют эти персонажи. А ты, когда закончишь с Марией Шотландской, примешься за другой сценарий, найдешь других актеров и забудешь о бедной женщине, которую двоюродная сестра на двадцать лет заточила в тюрьму. Я прав?

— После твоих слов я ощущаю себя дикарем, — засмеялся Лин.

— Все режиссеры дикари, просто бессердечные животные. Они заставляют мисс Кент неподвижно стоять на одном месте и покрываться гусиной кожей. Ты позоришь мужскую половину человечества. Мне стыдно за тебя. Кстати, как насчет ужина сегодня вечером?

— Согласен.

— До свидания, мистер Блейк, — попрощалась Тесса, делая вид, что не обращает внимания на знаки костюмерши. «Может быть, он пригласит и меня», — подумала она. — Как я смогу вернуть вам пальто? — добавила она.

— Не забивайте себе этим голову, у меня их хватает. Почему бы нам не поужинать завтра вместе? Мы обсудили бы и эту проблему.

— Ты останешься? — Дэвид Лин не смог скрыть своего изумления.

— И надолго, если я желанный гость.

— Предупреждаю, один неверный шаг, и я размажу тебя по стене.

— Невелика цена.

— Расскажи мне о ней, Дэвид, — без всяких околичностей попросил Люк Блейк, когда они сидели за ужином.

— Мог бы для приличия спросить, как у меня дела. Ведь это твои двадцать пять миллионов фунтов поставлены на карту, если мне не изменяет память.

— Это все детали. Расскажи мне о Тессе Кент и перестань валять дурака, приятель, — Люк широко улыбнулся.

— Она не для тебя, парень.

— Кто это сказал?

— Любой так скажет. Я слишком давно тебя знаю. У тебя плохая репутация. Тебе сорок пять лет, и ты ни разу не был женат. Знаменитый охотник, который никогда не понимал, что мы, простые смертные, называем любовью. Тесса невинная двадцатилетняя девочка, которая все еще живет с родителями. Это не твой тип, дружище, даже не мечтай. В постель ее не уложишь, на содержание не возьмешь и не добьешься никакой ценой.

— Это только кажется.

— Как друг, я задам тебе один очень важный вопрос: зачем делать себя несчастным? Даже в жизни Люка Блейка есть то, чего не случится никогда. Это нормально. Тесса Кент — это как раз тот самый случай.

— Кто дал тебе право судить об этом?

— У вас слишком большая разница в возрасте.

— А кроме этого?

— Она девственница.

— Должен признать, что в этом вопросе ты никогда не ошибался.

— И еще Тесса католичка.

— Что ж, хотя я и почти на тридцать лет старше, но я тоже католик и неплохо прислуживал у алтаря, когда был мальчишкой.

— Тебе никогда не удастся соблазнить двадцатилетнюю девственницу, Люк. Это просто не твой стиль, — засмеялся Лин.

— Ты прав, я, в общем, неплохой парень. Но что я в тебе терпеть не могу, так это то, что ты знаешь все мои слабости и достоинства, которые я так старательно скрываю. Они могут повредить моему имиджу воротилы бизнеса.

— Нечестно, правда?

— Абсолютно. Где наше виски, в конце концов?

— Официант сейчас принесет. Как твое производство пива, Люк?

— Лучше, чем когда бы то ни было. Кто бы мог подумать в ту пору, когда мой прадедушка только начал его делать, что австралийцы выпьют столько, сколько смогут достать?

— Так подумай бы любой человек с мозгами.

— Да, ты прав. Быть австралийцем — работа, вызывающая жажду. Пивоварение оказалось куда более прибыльным делом, чем добыча золота. Хорошо, что старик не стал золотоискателем, — засмеялся Люк.

— Ты самый богатый человек в Австралии, Люк?

— Почти, но это не моя вина, Дэвид. Я просто родился в подходящей семье. Пиво принесло прадедушке такие доходы, что его потомки смогли приобрести золотые и медные прииски, которые нашли другие. А там пошли железные дороги, крупный рогатый скот, заготовки строевого леса. Моему папаше остались нефтяной бизнес и сталелитейная промышленность. И теперь мы продаем пиво по всему миру.

— Ты больше не собираешься вкладывать деньги в производство фильмов?

— Это мое хобби, приятель. Или можешь называть это осознанным риском. Когда режиссер ты, то риск сведен до минимума.

— Шоу-бизнес — это всегда риск, поверь мне. Не посмотреть ли нам меню?

— Я опоздаю, — простонала охваченная возбуждением Тесса.

— Ничего страшного. Он поймет, что ты который день снимаешься в сцене родов и что тебе приходится долго снимать грим, — сказала Фиона, помогавшая ей одеваться.

— Я ненавижу опаздывать, — сказала Тесса, отчаянно пытаясь расчесать волосы. — Парикмахер залил мне лаком все волосы, чтобы они казались прямыми и мокрыми, гримерша перестаралась. Меня загримировали так, словно я только что перенесла страшные пытки, а не обыкновенные схватки.

— Но теперь-то ты выглядишь великолепно, хвала господу, — успокоила ее Фиона. — Ты уже целый час суетишься. Сядь спокойно перед зеркалом, я хочу показать тебе что-то очень важное. — Тесса послушно села, Фиона провела пальцем по ее косточке, образующей глазную впадину. — Это самое волшебное место на лице, которое совершенно непоэтично называется глазной впадиной. Тебе это досталось от рождения. Какому мужчине будут интересны твои волосы, когда у тебя так расположены глаза? Я не говорю о твоей улыбке, ты и так все знаешь. Что с тобой происходит, в самом деле? Люк Блейк старше тебя вдвое, и он тот еще ходок.

— Ты просто передаешь сплетни, но, раз ты начала читать желтую английскую прессу, меня это не удивляет. — Тесса посмотрела на свои глаза с новым интересом. Может быть, Фиона права?

— Ха! Сплетни! Если он умрет сегодня вечером, «Нью-Йорк тайме» поместит статью под следующим заголовком: «Люк Блейк, известный австралийский промышленник и грандиозный охотник за юбками, умер вчера в Эдинбурге».

— Фиона, ну почему ты так любишь портить людям настроение? Неужели я не могу немного повеселиться? Я всего лишь собираюсь поужинать с человеком, который спас меня от холода. Ты полагаешь, что он намерен причислить меня к списку своих побед?

— Полагаю? Я нисколько не сомневаюсь в его намерениях. Держу пари, что он ни разу в жизни не угощал женщину ужином, не планируя потом отправиться с ней в постель. И это ему удавалось девяносто девять раз из ста.

— Фиона, ты хотя бы раз ходила куда-нибудь с мужчиной, даже не допуская мысли о сексе?

— Черт побери!

— Ага!

— Иди, ужинай с Люком Блейком, дурочка, — Фиона выпроводила ее из номера. — Может быть, мне дождаться тебя, чтобы ты мне обо всем рассказала в подробностях?

— Спокойной ночи, Фиона. Увидимся завтра.

— Спасибо за брюки и носки с подогревом, — поблагодарила Тесса, когда они с Блейком сели за столик в маленьком, но очень элегантном французском ресторане. — Я получила их сегодня утром.

— Теперь вам теплее на съемках? — спросил Люк. Он едва мог говорить — настолько поразило его лицо Тессы в обрамлении белых кружев. Она казалась юной принцессой эпохи Возрождения, сошедшей с картины, перед которой можно стоять часами, жалея только о том, что ты не родился в ту же эпоху.

— Честно говоря, мне пришлось их снять через полчаса после начала съемок. Мистер Лин снимает сцену родов. В его понимании это должно выглядеть грязно и уродливо, но ребенок должен родиться уже завтра, хвала господу. Значит, скоро они мне пригодятся куда больше, чем вы можете себе представить.

— Как может девственница играть рожающую женщину?

— Откуда вам известно, что я девственница?

— О! — Люк в замешательстве опустил глаза и замолчал.

— Это что, всем известно, это заметно по каким-то признакам или вы просто предполагаете? — Глаза Тессы озорно сверкнули.

— Дэвид мне сказал, — признался Люк.

— Так вот просто взял и сказал? Или девственницы ныне столь же редко встречаются, как и единороги, поэтому вас надо обязательно предупредить, если рядом с вами окажется таковая? Нечто вроде особой приманки для туристов?

— Честно говоря, он просил меня не встречаться с вами.

— Я надеюсь, что вы предложили ему заняться собственными делами?

— Что-то в этом роде.

— Дэвид Лин полагает, что я недостаточно взрослая, чтобы оставлять меня наедине с таким закоренелым грешником, как вы?

— Кто вам сказал, что я закоренелый грешник?

— Все об этом говорят. Ваши прегрешения известны каждому, так же как и моя печальная девственность.

— Что ж, это нас как-то уравнивает, верно? Мы с вами пара, не так ли? Вернее, полная противоположность, так будет вернее.

«Я заикаюсь и путаюсь в словах, — с ужасом подумал Люк. — Я несу чепуху и выгляжу идиотом».

— Получается, что нам не следовало ужинать вместе, — невозмутимо констатировала Тесса.

— Неужели именно поэтому я так счастлив рядом с вами?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Мы с вами едва знакомы, откуда мне знать, почему вы счастливы. Я догадываюсь только, что вы добрый и хороший человек, и с вами я ощущаю нечто такое, чего не чувствую даже рядом с Родди.

— Кто такой Родди? — спросил Люк, испытывая такой приступ ревности, какого с ним не бывало за все сорок пять лет.

— Родди Фенстервальд. Он был режиссером моих первых двух картин.

— Я знаю его, отличный парень, — Люк с облегчением вздохнул. — Что же такое вы чувствуете рядом со мной, чего не чувствуете рядом с Родди?

— Я ощущаю себя защищенной, — спокойно сказала Тесса. Чтобы произнести эти простые слова, ей потребовалось все ее мужество, но она была преисполнена решимости сказать об этом Люку. — Абсолютно и полностью защищенной. Словно со мной не может произойти ничего плохого, как будто вы защитите меня от всего на свете. Это сумасшествие, в этом нет никакого смысла, мы только что познакомились, но никогда еще я не чувствовала себя так. Это настолько ново для меня. Все изменилось вчера, когда мы пожали друг другу руки. Я решила, что должна сказать вам об этом, потому что это слишком важно, чтобы делать из этого тайну. Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанным. На самом деле я не жду от вас, что вы станете обо мне заботиться, но я хочу, чтобы вы об этом знали.

— Вы меня не испугали.

— Я и не пыталась.

— Такие слова напугали бы большинство мужчин.

— Я почувствовала, что вы выдержите мое признание. Или я ошибаюсь? Я думала об этом всю ночь.

— Я тоже думал о вас всю ночь.

— И что же вы думали? — спросила Тесса без ложного жеманства.

— Я думал о том, что вы очень молоды и невинны. Я сам был удивлен, насколько ваша девственность оказалась для меня важной. Я не подозревал, что вообще способен на такие чувства. Дело не в вашем возрасте. Но то, что вы никогда не занимались любовью с мужчиной, это совсем другое. Совершенно другое. Я спал со многими женщинами, но у всех у них был хоть небольшой, но все-таки опыт. Вероятно, во мне проснулся бывший мальчишка-алтарник. Я не имею никакого права, принимая во внимание ту жизнь, которую я вел, так высоко ценить девственность. Я сам не могу до конца понять, почему это имеет для меня такое мистическое значение. Моя мать всегда говорила, насколько для нее важно, чтобы я женился на девственнице. Я не обращал на ее слова внимания. Мне казалось, что в ней говорит добрая католичка, и все же она сделала свое дело. Мать повлияла на меня куда сильнее, чем я могу выразить.

«Признаться немедленно, — приказала себе Тереза, — признаться сию же минуту, пока все еще не зашло слишком далеко». Но ведь в каком-то смысле она и правда девственница. Рождение ребенка не изменило этого. Трехсекундный эпизод с парнем, о котором она и не вспоминала, не может иметь значения. Произошедшее между ними можно было назвать лишь пародией на секс. По-настоящему целовалась она только перед камерой. Ей даже не разрешали ходить на свидания одной, без сопровождения. Ей нечего сказать Люку, кроме того, что она уже однажды рассказала на исповеди. Теперь это касалось только ее и господа. Тесса глубоко вздохнула и выпрямилась на стуле, с радостью отбрасывая дурацкую мысль признаться во всем немедленно.

— Неужели вы счастливы со мной только из-за моей столь долго обсуждаемой девственности? — полюбопытствовала Тесса.

— Я почувствовал себя счастливым в тот момент, когда увидел вас в замке, совершенно замерзшую. Я еще ничего о вас не знал. Стоило мне только накинуть на вас пальто, и я пропал. Что-то есть такое в ваших глазах, в вашем смехе, в вашем голосе… Если я не остановлюсь, то стану таким же поэтичным, как песни Гершвина, но только не таким изобретательным.

— А все эти женщины, с которыми вы спали, они делали вас счастливым?

— Нет, иначе я был бы уже женат.

— Вы меня тоже не испугали, — легко произнесла Тесса, подавляя дрожь в голосе только благодаря изрядному актерскому мастерству. Надо непременно сменить тему разговора, иначе предательские слезы необъяснимой радости хлынут у нее из глаз. Она ощущала, как счастье окружает ее плотным облаком. — Чем вы любите заниматься?

— Люблю плавать на небольшой яхте и летать на маленьком самолете, — принялся перечислять Люк, размышляя над приоритетами, — люблю мариновать мясо домашнего ягненка в соусе собственного приготовления, танцевать самбу в Бразилии, есть утку по-пекински в ресторане «Мистер Чоу» в Лондоне, читать до трех часов утра, посещать аукционы, нестись на лыжах по заснеженному склону. Ах да, чуть не забыл, еще я люблю целовать хорошеньких девушек и заботиться о моем бизнесе. А как насчет вас?

— Я? Это нечестно! — с возмущением воскликнула Тесса, испытав острую зависть к тому, с какой легкостью Люк назвал свои любимые занятия. — У меня не было времени понять, что мне нравится. Я все время брала уроки, которые Аарон и Родди считали необходимыми. Я могу танцевать, но не самбу. Я даже не представляю, что это за танец. Я люблю читать, но никогда в жизни не ела утку по-пекински. У вас слишком много привилегий, Люк Блейк. Где вы живете?

— И здесь и там. У меня есть дом в Мельбурне и еще один на мысе Ферра, недалеко от Монако. У меня бизнес по всему миру, так что я настоящий бродяга и большую часть времени живу в гостиницах.

— И чем же вы занимаетесь?

— Рудники, сталелитейные заводы, разведение породистого скота. Пивной бизнес. Ищу способы извлечь деньги из земли.

— Почему вы не можете оставить землю в покое?

— Я сам об этом частенько задумываюсь. Мой прадед начал семейный бизнес, и я не могу его оставить. Теперь от меня зависит слишком много людей, чтобы я вдруг решил все бросить.

— При сложившихся обстоятельствах не думаете ли вы, что мы могли бы все же съесть что-нибудь?

— Неужели я забыл заказать? — изумился Люк.

— Вы не заказывали даже напитки.

— Господи, простите, пожалуйста. Что вы выберете?

— Я бы попробовала пиво «Блейк». Хочу узнать, почему из-за него столько шума.

— Вы никогда не пили «Блейк»?

— Я вообще никогда не пила пива.

— Почему же нет? Вы оскорбляете мои лучшие чувства, не забывайте, я держу пивные заводы.

— Я привыкла пить крепкие напитки, когда была еще ребенком. Мы очень веселились с моей подругой Мими, но потом все закончилось. С тех пор я вообще не брала в рот спиртного, если не считать нескольких глотков шампанского на семейных свадьбах. Видите ли, я жила дома, пока не приехала сюда на съемки. А мои родители не держат в доме спиртного.

— Официант, два пива «Блейк», пожалуйста.

— Я узнаю, сэр, — ответил официант самого лучшего, аристократического и изысканного французского ресторана в городе. — Но я не уверен, что именно эта марка у нас есть. — Он с удивлением подумал: «Почему бы этой парочке не заказать сразу кока-колу, раз уж они ничего не смыслят в винах?»

— Это ужасно. Что ж, тогда принесите нам бутылку шампанского. Я уверен, что «Дом Периньон» у вас найдется. За что же мы выпьем, Тесса?

— За мое первое настоящее свидание, — решительно ответила она. — Мне кажется, мы встретились вовремя.

— Господь всемогущий!

— Вы совершенно правы.