"БОЖЬЯ ДА ПОДЗАБОРНАЯ"

На набережной Фонтанки, в недальнем расстояния от Семеновского моста, столпилась небольшая кучка народа.

Всякая подобного рода уличная кучка имеет неизменное свойство - прибывать с каждой минутой все больше и больше, пока блюстители градского порядка и спокойствия не уберут из среды ее предмет, возбудивший досужее любопытство прохожих. Так точно было и в этом случае. Блюстителей пока еще на месте не оказалось, и потому кучка благополучно росла да росла себе. На сей раз предметом любопытства служила пьяная женщина.

Это была оборванная, безобразная старуха; короче сказать - это была Чуха. Она пьяно всхлипывала и пьяно ухмылялась сквозь слезы; а из кучи окружающих наблюдателей то и дело вылетали остроты, шуточки и разные замечания.

- Слышь, баба, как те зовут? - дергая за платье, докучал ей какой-то вертлявый мещанинишко в чуйке, на вид тоже весьма пьяноватенький. - Пьяный твой образ! Что ж ты молчишь?.. Как те зовут, спрашивают тебя?

- Зовут зовуткой - кузькиной дудкой! - обронил мимоходом свое словцо продавец поваренной груши, и за такую остроту удостоился в кучке одобрительного смеха.

А Чуха все себе ухмыляется да всхлипывает.

- Ну, брат, отетеревела совсем! - махнув на нее рукой, заметил маклак-перекупщик, из отставных солдатиков.

- До тишины допилась, - поддакнул ему мещанинишко, - совсем до тишины! Да слышь ты, баба, где ж ты живешь? - продолжал он теребить за рукав пьяную. - Ты объявись мне насчет свово местожительства, так я, по такой уж доброте своей, домой тебя провожу, нечем в фартал-то заберут. Что ж молчишь-то? Где живешь, говорю те?

- Против неба на земле, голубчики, против неба на земле! - с ухмылкой отвечала Чуха, расслабленно прищурив глаза и глядя на окружавших ее совершенно безразличным и как бы ровно ничего не понимающим взором.

- Да и все на земле мы валандаемся, а ты скажи, куда сволочить тебя-то? - настаивала вертлявая чуйка.

- В часть… в часть ведите меня, - тихо заговорила Чуха каким-то расслабленно нежным и бессвязным голосом, обращаясь ко всем в совокупности. - В часть, мои голубчики! Кроме как в часть - никуда не желаю!

- Да ты чья такая? Откелева? Ась?

- Божья, миленькие, божья да подзаборная.

Безобразная Чуха - надо отдать ей полную справедливость - в пьяном образе была вконец отвратительна.

В это время к досужей кучке присоединился еще один новый зритель, потому что она загородила ему дорогу.

Он шел себе прогулочным шагом, с видом фланера, которому решительно нечего делать, и поэтому нет ничего мудреного, что скучившиеся люди вместе с пьяной Чухой мимоходом остановили на себе его праздное внимание.

Он один из всей этой кучки отличался и безукоризненным изяществом и джентльменски представительным видом.

Это было лицо уже знакомое читателю, которое он знает под именем венгерского графа Николая Каллаша. Граф возвращался пешком от своего приятеля и сподвижника Сергея Антоновича Коврова и совершенно случайным образом наткнулся на уличную сцену.

- Слышь ты, баба, говорят те - домой сволоку! - настаивал меж тем сердобольный мещанинишко. - Ты мне только больше ничего, что объявись насчет местожительства, да главное, как звать тебя?

- Княжною звать меня, княжною, - бормотал голос пьяной женщины.

- Ха-ха-ха! - пронеслось по толпе. - Слышь, робя, княжной велит звать себя! Вот так княжна! По полету видна!

- С самого, значит, с Тьмутараканьева княжества - это верно! - скрепил своим бойким словом маклак-перекупщик.

- А ты что думаешь? Нет, ты скажи мне, ты что себе думаешь? Княжна! Известно княжна! - задорливо вступила с ним в диспут пьяная старуха, размашисто жестикулируя руками.

Венгерскому графу это обстоятельство начало казаться довольно курьезным, так что он решился пробраться сквозь толпу и стал поближе к диспутантке.

- И я то ж само говорю, что княжна, - подуськивал перекупщик, показывая вид, будто сам вполне соглашается с нею и хочет отбояриться от спора. - Одно слово, княжна с подлежалого рожна, аль с попова задворка!

- К ней, надо быть, и гостье-то все графское да княжеское ездит - все-то кол да перетыка! - опять ввернула слово поваренная груша.

- Ты, баба, не мели мелевом, а насчет имя-звания объявись, потому - имя-звание сичас первым самым делом! - не обращая внимания на перекрестные остроты, дернул Чуху назойливый мещанинишко.

- Чего-то звание! - хлопнул его по плечу перекупщик. - Пиши, коли хошь, княжна, мол, Косушкина, да и вся недолга.

- Ан врешь, не Косушкина, а Чечевинская! Княжна Анна Яковлевна Чечевинская! - войдя в окончательный задор и с сильной жестикуляцией взъелась на него пьяная женщина, вконец задетая за живое всем этим градом острот и дружного хохота. - Н-да, вот… Что, взял? - продолжала она, показывая ему кукиши: - Не Косушкина, а Чечевинская… Княжна Анна Чечевинская!.. А ты, на-ко вот, выкуси!

Услышав звук этого имени, граф Николай Каллаш изменился в лице. Он побледнел мгновенно и, сильным натиском плеча окончательно уже пробравшись к пьяной старухе, дрожащими пальцами коснулся ее руки.

На пьяненьком лице ее показалась улыбка удовольствия.

- А!.. Чудной гость!.. Чудной гость! - замолола коснеющим языком старуха, не спуская с него глаз. - А наши девушки и доселе вспоминают угощения твои! Ей-богу так! Что ходить-то перестал к нам на Сенную? Дай-ко мне на косушечку!.. Я нынче хмельная - я уж хватила немножко, да хочется еще… за твое здоровье! Я ведь это с горя, ей-богу с горя!

И из припухлых глаз ее потекли новые пьяные слезы.

- Хорошо, я дам… только едем со мною! Сейчас едем! - мимоходом буркнул ей граф, торопливо выводя ее из кучки, которая осталась необычайно изумлена столь внезапным оборотом дела.

- А мне все равно… вези, куда хочешь!.. В часть, так в часть, в кабак, так в кабак - я поеду, я всюду поеду! Поеду! Мне все равно! - бормотала Чуха, позволяя ему вести себя без малейшего сопротивления.

В ту же минуту кликнул он дремавшего неподалеку Ваньку и довез на нем хмельную старуху до извозчичьих карет, которые обыкновенно стоят на бирже у Семеновского моста.

Нанятый экипаж вскоре прикатил их обоих к подъезду небольшого, но изящного дома, занимаемого венгерским графом.