Ярослава вернулась в свою комнату, когда за окном стали затихать сверчки и протяжное уханье совы. На еще темном небосводе одна за другой меркли звезды. Тавда притихла в ожидании чуда — нового дня. Над горизонтом медленно искрились первые лучи восходящего солнца.

Занималась заря.

Световой шар, потрескивая, в ожидании висел у Ярушкиного уха.

— Никогда ничего не проси, покудова сами не подадут, — повторила ему слова бабушки. — Не проси. И не жди, выходит. Сама действуй.

Она присела на край лавки, подперла подбородок кулаком, начертила пальцем на столешнице крохотный, размером не больше пуговицы, круг. Посмотрела на Катину шкатулку: та темнела посреди стола.

— Так, может, и здесь не надо ждать, а? — она обернулась к световому шару, тот покрылся красноватыми трещинами: предупреждал. — Стар-то точно сейчас в Аркаиме, Игры же.

И она, еще раз с сомнением посмотрев на Катину шкатулку, передвинулась к кровати, на которой мерно сопела ее новая знакомая.

Ярушка присмотрелась к ней: светлые волосы растрепались, губы тревожно изогнулись, черты напряженные.

— Опять день сегодняшний переживает, горемычная, — и она присела на край кровати, легонько дотронулась до Катиного плеча, позвала: — Катя…

Девочка вздрогнула и распахнула глаза:

— Что? Кто здесь?

— Тише — тише, — Ярушка взяла ее за руку, успокаивающе похлопала по плечу. — Я здесь, все по-прежнему.

Катя села на кровати, торопливо растирая щеки и прогоняя остатки сна:

— Случилось чего?

— Ничего не случилось. Сбирайся, в Аркаим пойдем.

Катя замерла. Сон сразу как рукой сняло:

— Яруш, ты чего? Заругают же! Бабушка же сказала, что сами управимся…

— Я знаю, что делаю, — Ярослава порывисто встала. Бледно-синий световой шар метнулся в сторону, увернулся от столкновения с ее макушкой и снова завис, издавая отчетливый гул.

— Ты уверена? — Катя чуть наклонила голову, словно взвешивая мысли Ярушки.

Та снова села. Переставила оплавившуюся свечу на стол, книгу положила поверх одеяла. Сундук томно скрипнул, открываясь. Ярушка засунула в него руку, достала с самого дна два свертка. Один бросила Кате на колени, второй развернула сама: на дощатый пол посыпалась плотная льняная рубашка, штаны на завязках из тонкой, мягко выделанной кожи. Она откашлялась, снова засунула руку внутрь сундука, вытянула из него две пары темно-коричневых сапог да кожаные двубортные куртки-кафтаны.

— Это что? — Катя пощупала жесткую подошву брошенных поверх одеяла сапог.

Ярослава, торопливо натягивая штаны, буркнула:

— Сапоги. Неужто не видно?

— Видно. Что ты задумала?

Ярушка, с силой затянув на тонкий талии шнур, зашипела:

— Ты собираешься тут отлеживаться, или маму свою искать?!

— Так бабушка же Могиня сказала, что дождаться ее, как с заимки вернется.

Ярослава замерла, уставилась на нее сурово:

— А еще она сказала не ждать и не просить, покуда сами не подадут тебе, и решать все самой!

— А когда она это сказала? — Катя замерла, прокручивая мысленно вечерний разговор.

— А вот только, когда я с ней беседовала. Ты сбираться будешь или мне одной идти?

— Буду, конечно, — Катя спустила ноги с кровати, вставила их в штанины. Натянув до колен, встала, поправляя брючины.

— Ладно все село, — отметила Ярослава, раскладывая на столе мешочки с травами и перевязывая их между собой. — Рубаху тоже одевай, а платье в мешок сунь.

Катя огляделась в его поисках — он оказался брошен на полу, около сундука.

— Ты что затеяла? Мы как до Аркаима доберемся? Это ж столько километров… то есть верст!

Ярослава сунула в свой мешок плоскую деревянную флягу, небольшой треногий котелок, подвязанные на единую веревку и скрученные между собой мешочки с травами, сверху положила платье и теплый кафтан.

— Доберемся! А к бабушкиному возвращению уже вернемся, еще и с новостями. Вот бабушке и помощь будет! — и она тихо добавила: — Нам бы только из Тавды выбраться.

Катя вздохнула. То, что делала Ярушка, ей не нравилось. Но и ждать несколько дней тоже не могла.

— Волноваться мама твоя будет.

— Не будет, коли не узнает!

— Так ты думаешь, нас не хватятся, что ли?

Вместо ответа Ярослава к ней повернулась, замерла:

— А вот это ты дело говоришь! Точно. Хватятся.

Она задумалась. За окно уже свистели соловьи, чирикали воробьи. По соседскому двору бегала, собирая птенцов гусыня — то и дело раздавался ее раскатистый крик.

Ярослава распахнула ставни.

С березы, суетливо хлопая крылышками, на подоконник уселся воробей, принялся важно доклевывать вчерашние крошки.

— А где же твоя хозяйка? — улыбнулась ему Ярушка. И тут же второй воробей, с большим белым пятном на правом крыле, слетел с ветки, тоже выклевывая кошки из щелочек. — А ну-ка, давайте-ка на подмогу, мои милые!

С этими словами она наклонилась над птицами так низко, словно на ушко им нашептывала тайну.

Воробьи нахохлили темные перышки, округлились, расправили крылья и разом шагнули в комнату, приземлившись на пол… Катей и Ярославой, в исподних льняных платьях, с аккуратно вплетенными в косы лентами. Точь-в-точь, если не считать немного птичьей повадки поворачивать голову и моргать.

Катя вытаращила глаза, на всякий случай, ощупав себя, посмотрела на свои руки. Ее копия, искоса глянув на оригинал, тоже посмотрела на руки.

— А ну-ка друзья-воробушки, — «Катя» и «Ярушка» приосанились. — Сослужите-ка мне службу верную, службу тайную. На три дня будьте мною и сестренкой моей. Только чур, от кошек не бегать, между собой не драться! Усвоили ли?

— Усвоили, — пропищала «Катя».

Ярослава взмахнула рукой, и их двойники, приобретя человеческие привычки, принялись за уборку комнаты.

— Потом к маменьке пойдете, кухню чистить, слышали ли? А потом за рукоделие принимайтесь, без дела не сидите!

Недавние воробьи, кивнули, а Ярушка, искоса на них глянув и критически оценив свою работу, подтолкнула Катю к выходу из комнаты.

— Яруш, ну, ты даешь! Как это хоть называется?

— Обманкой и называется!

— Ох, Ярослава, влетит нам теперь…