Выйдя на поляну, она сразу почувствовала царившее там оживление: по центру поляны, от края и до края, поблескивая серебристой росой, туманными склонами холмов и горными вершинами, раскинулась полупрозрачная, черно-белая, но при этом, довольно подробная карта. Все ребята склонились над ней и жарко спорили.

— Нет, мы вот здесь! — настаивал Истр, указывая на какую-то темную точку на карте. — Вот, смотрите, это скала, с которой мы слезли только что, вот ручей…

Енисея с ним не соглашалась, утверждала, что они находятся в другом месте.

Катя подошла поближе.

Без сомнения, перед ней распростерлась немного напоминавшая голограмму карта России.

Цепь Уральских гор величественно клубилась черным туманом, Западносибирская равнина, испещренная лучиками серебристых рек, поблескивала вершинами церквей. Повсеместно возвышались над равниной, в излучинах и устьях рек, в местах их слияния с притоками, многочисленные купола и башенки городов, большие и малые.

Темными линиями чернели нитки дорог и трактов.

При этом карта была живая. Над городами струился тоненькой струйкой дымок от тысяч печей, по дорогам то тут, то там тянулись цепочки караванов и маленькие точки одиноких путников.

Вот эти-то точки и разглядывали ребята, пытаясь найти среди них самих себя. Спор еще осложнялся тем, что если следовать логике Истра, то они находились совсем рядом с Аркаимом, всего в нескольких часах ходьбы.

— А эта карта показывает все в настоящем времени, да? — на всякий случай уточнила Катя. Ребята ей хором утвердительно закивали. — А давайте тогда какой-нибудь знак подадим, и сразу будет понятно, где мы есть…

Ребята призадумались:

— Что именно?

— Какой знак? — не поняли они.

Катя пожала плечами:

— Ну, если карта показывает эту местность так, как она выглядит с высоты, то можно ввысь пучок света пустить. Ярослава говорила, что есть Светлый морок, что это чистый свет. Наверно, его видно будет даже днем…

Она оглянулась на Ярославу. Та, в отличие от всех ребят участия в споре не принимала, держалась в стороне. Когда Катя вышла на полянку, та еще ниже опустила лицо, старательно ковыряя тонкой веточкой землю, и вроде как спрятала лицо.

Катя вначале не придала этому особого значения, но сейчас отстраненность подруги ее озадачила. Своим чутким сердцем она сразу поняла — что-то случилось. Вот и сейчас, Катя практически напрямую к ней обратилась, а Ярослава будто и не слышала, продолжая увлеченно ковырять веточкой землю.

— Это конечно можно было бы, — отозвался Олеб, почесывая подбородок, и поглядывая на Енисею и Истра, будто ища их поддержки, — только беда в том, что никто из нас не овладел Светлым мороком до такой степени. Он доступен только волхвам.

Катя оторопела. Вот те раз!.. Только волхвам, значит…

— Я могу попробовать сделать звезду. Это, конечно, не Светлый морок, но все-таки, — донесся голос Ярославы.

Ребята оживились.

Ярушка не стала дожидаться, пока ее начнут уговаривать. Поднялась. Катя удивилась, на сколько бледна ее подруга. И глаза, прежде такие живые, сейчас потухли и обесцветились. Не ранение же так на нее подействовало? Катя своими собственными глазами видела, как затянулись все раны. Что тогда еще?

Подруга между тем вытянула вперед сомкнутые руки ладонями вверх так, будто собирала в них дождевую воду, закрыла глаза, а когда открыла их, то на ее ладонях лежал большой шар голубого света, необычайно яркий, и в самом деле, похожий на звезду.

Она взмахнула руками, и яркий шар взлетел ввысь, озаряя все вокруг холодным синеватым светом.

На сумеречной карте, в том самом месте, на которое указывал Истр, в это же мгновение загорелась крохотная синеватая точка.

— Ура!!! Вот они мы! — завопил он, приплясывая.

— Ты здорово придумала, Ярушка, — Олеб улыбался, и, казалось, был счастлив.

Ярослава на миг подняла на него синие глаза, на миг в них промелькнула тень улыбки и… тут же погасла. Девушка снова вернулась к своему занятию — продолжила ковырять в землю.

Ребята были на столько счастливы, что их путешествие приходит к концу, что никто, казалось, не заметил этого. Одна Катя не спускала с нее обеспокоенный взгляд.

— Давайте это отметим поеданием каши! А то у меня живот к спине прилип от голода. Я, конечно, парень бывалый, и не в таких переделках бывал! Но прямо слабею, когда каша нееденная стоит и сохнет, ей-Богу!

— А что, Истр, — подмигнул остальным Олеб, пока друг доставал из сумки ложку, — ты и когда с русалками хороводы водил, тоже, небось, кашу требовал?

Истр замер:

— Не напоминай мне про этих безмозглых русалок, а еще не простил им барахла, которое они мне, порядочному человеку, продали втридорога.

— Это ты про пояс опять свой? — хохотнул Истр, и шепотом добавил, повернувшись к девчонкам: — Вы ешьте, ешьте, он пока болтает, не ест, глядишь, тогда всем достанется.

Истр встрепенулся:

— Подлые твари меня бесчестно обольстили, уговорили то есть, купить у них шикарный пояс, сказали, из водорослей реки Черной Смородины, взяли с меня цельных три золотых, а пояс оказался — позор один, порвался в первой же драке.

Настроение у всех, понятное дело, было замечательное.

* * *

С другой стороны горы, Шкода, Афросий ругали Антона. Того отправили осмотреть окрестности, найти следы Кати и ее друзей, а тот мало того, что ничего не нашел, так еще и упал в овраг, и вывихнул ногу. Идти теперь сам не мог. Хорошо хоть бабка Ирмина куда-то пропала, а то сейчас бы такое устроила, даже страшно подумать.

— Кстати, довольно странно, что она куда-то делась, — отметил Афросий, смачно сплевывая травинку, — то не отставала ни на минуту, то нет уже с самого прибытия в эту глухомань. Где мы, кстати?

Все трое были голодны, злы. Попадись им сейчас Катя, точно бы прибили. Афросий, пока они ждали Антона, поймал пару мелких птичек, с помощью зажигалки разжег костер и поджарил их прямо на углях. Этого было мало, но все равно кое-что.

— Эй, Шкода! — окликнул Афросий.

Тот остановился, хмуро глянул через плечо:

— Чего тебе?

— Мне что, с этой штуковиной, — он взмахнул кнутом, данным ведьмой, — так и ходить наперевес? Далась она мне, ей-богу, у меня ж пистолет есть. Может, выбросить?

— Выброси, — Шкода равнодушно пожал плечами, — Ирмина спросит, так ей и скажешь «Фигня вопрос, где-то выкинул за ненадобностью». Спасибо от нее услышишь.

Афросий нервно сплюнул в траву, пробубнил:

— На черта с этой бабкой связались? Че, народу мало, кого грабануть, что ли? Или тихо-мирно покопать могильники.

Шкода покосился на свой меч: он положил его рядом с собой, на траву. Лишь только он выпустил его из рук, тот перестал истекать угольно-черным пеплом, стих, будто заснул.

— Спрячь кнут свой, из рук выпусти.

— Куда «спрячь»?! — дернулся Афросий.

Антон, делавший все это время вид, что спит, отозвался:

— Заколебал ныть, Афросий. Штанину оторви, в нее замотай и за пазуху убери.

— А ты не умничай, — взревел громила. — Я и по зубам могу дать.

И бросился к Ключнику.

— Не дергайся, Афросий! — Шкода недобро глянул на подельника. — Тоха дело говорит.

И сам снял с себя рубашку, оторвал от нее рукава и, аккуратно обмотав ими Ирминин меч, закрепил его на поясе.

Афросий, прищурился и сделал то же самое со своим кнутом.

— Двинули, — тихо скомандовал Шкода.

— Давай его тут оставим? — крикнул Афросий, кивая на Ключника. — Будем возвращаться — заберем, или бабка эта пусть его вытаскивает.

— Нет, — отрезал Шкода, — втроем пришли, либо втроем выберемся, либо пропадем здесь. Вместе надо держаться.

Афросий в ответ тяжко и витиевато ругнулся, но спорить больше не стал.

Напившись воды из ручья и соорудив нечто наподобие носилок, они посадили в них Антона и двинулись следом за Катей.

* * *

Торопить никого не пришлось, ребята быстро поели, разобрали наполненные Истром фляжки с водой, и двинулись в путь. Первым, мурлыкая какую-то залихватскую песню, пошел Истр — съеденная каша и победа в споре на счет их места нахождения сделали его веселым и жизнерадостным. Солнце палило не так сильно, тропинка, ведшая от поляны, — ровной и хорошо утоптанной. Щебетали в вышине птицы, переговариваясь о своих птичьих нуждах. Гудели комары.

За ним, тихо переговариваясь, шли Олеб и Енисея. Катя и Ярослава — последние. Катя специально отстала от остальных, чтобы поговорить с Ярушкой.

— Ярослава, — Катя придержала ее за рукав, чтобы быть уверенной, что их точно никто не услышит. — Что происходит?

— Ты о чем? — Ярослава постаралась изобразить на лице непонимание.

— Только не пытайся мне врать, — строго оборвала Катя все попытки скрыть от нее правду, — не позорься. Что произошло, пока меня не было?

Ярослава молчала.

Прошла минута, за ней другая, третья. Кате уже казалось, что подруга не собирается отвечать, и она заготовила гневную тираду про доверие и правду. Но она не понадобилась.

Катя внезапно услышала, что Ярослава всхлипывает.

— А ну, не реви! — Катя встряхнула подругу за плечи. — Говори!

Но Ярослава не могла, она вся как-то осунулась, скривилась, беззвучно рыдая. Она хватала ртом воздух, как рыба, но вздохнуть не могла, крупные слезы заливали покрывшееся розовыми пятнами лицо, она подняла высоко к небу голову, словно стараясь, чтобы слезы затекали обратно. Но где уж там…

— Ярушка, милая моя, хорошая, родная!!! — шептала Катя, обнимая и целуя ее заплаканное лицо. — Не плачь, все хорошо будет, не знаю, что случилось, но это все ничего! Ты самая лучшая, самая талантливая, самая умная, ты мой самый лучший друг! Да что там! Ты мой единственный друг!

Ярослава виновато на нее посмотрела сквозь пелену слез, и вдруг улыбнулась, глотая, наконец, застрявший комок горя.

— Ну что? Ты мне расскажешь?

Вместо ответа, Ярослава тихонько кивнула, утерла краем рукава слезы:

— Вы разошлись все по делам, а мне велели отдыхать. Вот я и устроилась в теньке, на траве ноги вытянула, на камень большой и теплый прислонилась, да задремала, видать. На минуточку. И слышу разговор тихий. Я встать хотела, показать, что не сплю, но не смогла, — она притихла, вспоминая что-то, нахмурилась.

— Что ты услышала? Не томи же!

— Олеб и… и Енисея… он ее любит… — с отчаянием выдавила из себя Ярослава. — Давно…

Катя немного отпрянула.

— И что с того? Я тоже видела, что он очень переживал из-за нее, когда ей плохо стало там, на скале…

Ярушка опустила голову:

— Я тоже … это видела… Но… думала… случайность…

До Кати постепенно стало «доходить».

— Так вы, не просто одноклассники, вы хорошо знакомы, что ли? — Катя судорожно искала, за что зацепиться, чем поддержать стремительно теряющую себя подругу.

— Конечно, Олеб же тоже в Аркаиме учится, тоже ученик Стара. — Подруга замолчала, подбирая слова. — Мне его так увидеть хотелось, не было никакой мочи ждать конца лета. А тут в Аркаиме состязания эти должны пройти, — Ярослава тяжело вздохнула. — Понимаешь, мне всегда казалось, что я ему нравлюсь. Олеб меня часто выручал, хвалил, говорил, что, мол, я молодец. Ну, вот как недавно, со звездой. И я это расценивала по-своему… Я тешила себя надеждой, а он ко мне просто хорошо относился…оказывается. Глупо, конечно.

— Так ты из-за этого такая потерянная?

— Ну, да, — вздохнула Ярослава, она положила голову Кате на плечо, спрятав лицо, — стыд-то какой! Он же, небось, догадывается, что я его… — она так и не произнесла это слово вслух.

— Да ну, брось, ничего он не догадывается, — успокаивала Катя. — Мне же со стороны виднее! Мальчишки они вообще мало что замечают, они такие… — Катя с трудом подобрала нужное слово, — твердолобые!

— Вот что мне теперь делать?! — причитала Ярушка, и в голосе опять послышались слезы.

— А ничего и не делай! Ничего не произошло: вы были друзьями? Друзьями и останетесь. Веди себя как всегда, и все… Все забудется, понимаешь? Как говорит моя мама — «все перемелется, мука будет».

Ярослава облегченно выдохнула, будто вес тяжелый с плеч сбросила.

Тут из-за кустов можжевельника появилась взволнованная, с горящими глазами, Енисея:

— Девочки, вы чего отстали? Аркаим!