Катя несколько минут подслеповато жмурилась, ждала, когда зрение, наконец, привыкнет к полумраку, и даст оглядеться.
Она оказалась в длинном почти прямоугольном помещении, чуть суженном у входа. Через узкие глазки вентиляции и продолговатые окна под потолком, перекрытым тяжелыми балками, проникало достаточно света, мягкого, рассеянного. На деревянном полу красовались красноватые прямоугольники света.
Справа от входа, на разномастных резных опорах, высился второй ярус, с установленными в нем кроватями. Под ним — рабочая зона. В центре — массивный стол с лавками по обе стороны. По левой стороне от входа — длинный ряд полок с посудой, кухонным и рабочим инвентарем, небольшими деревянными емкостями для круп, и совсем крохотными пузырьками — для специй.
На отдельной, крайней от входа, полке горкой лежали толстые восковые свечи (видимо, далеко не все здесь умеют делать светозары), высилась стопка бересты, тонко раскатанные глиняные пластинки, веером торчали остро заточенные палочки для письма, и, как великая реликвия, небольшой кованный сундук с навесным замком. Катя, как дочь искусствоведа, сообразила: в нем одна из самых больших ценностей тех лет, бумага.
По той же стороне, в дальнем углу, слева, темнели низкие, Кате по колено, печи, рядом с которыми удобно примостились здоровые емкости.
— А там — что? — спросила у уплетавшей черешню Ярушки.
— Печь.
— Нет, рядом?
— Колодец…
— У вас что, в каждом доме колодец?
Ярушка кивнула и отправила в рот очередную горсть красной ягоды:
— А что?
— Здорово у вас…
Та самодовольно хмыкнула:
— А то! Аркаим! — она стянула с плеч мешок и направилась в сторону приставной лестницы: — Пойдем тогда устраиваться!
Ловко забравшись на второй этаж, Ярушка бойко побежала вдоль рядов с кроватями.
— Идешь ли? — ее макушка выглянула из-за резной пилястрины.
Катя поправила мешок, и осторожно вскарабкалась по приставной лестнице.
— Яруш, а чего у вас все подставки резные, да разные, ни одна на другую не похожа?
Из противоположного конца галереи послышался Ярушкин смех:
— Да это мальчишки. Они мастерят поделки всякие по заданию мастеров, а что дереву просто так пропадать? Вот, делают всякие нм украшения: шкатулки, бусики, инструмент кой-какой кузнецы делают. Что корявенькое, что очень даже ничего. Потом тебе покажу… Ты проходи сюда! Тут места свободные есть, здесь и устроимся!
Катя направилась на голос, мимо ровных рядов простых деревянных кроватей, покрытых яркими лоскутными одеялами и отгороженных друг от друга легкими перегородками.
Ярослава ждала ее в самом конце, уже распаковывая свой мешок, и укладывая нехитрые вещи частью в сундук у изголовья, частью — на небольшую полку:
— Вовремя мы с тобой появились! А то бы пришлось в другом месте устраиваться, а тут оно как-то сподручнее…
Катя устало опустилась на свободную кровать:
— Что, все на соревнования приехали?
— Ну, да! Такое событие….
— А что пусто тогда?
— Так, небось, шатер пошли смотреть. Или на ярмарке. Такое событие, — по-стариковски повторила она.
— Так что за игра эта «Шорохи»? Расскажешь?
Ярушка плюхнулась рядом с Катей:
— Расскажу. Но позже! А сейчас надо тебя покормить и…
— … спать уложить?
Ярушка широко улыбнулась:
— Не-е-е, и Стару показать! Ты ж еще не забыла, ради чего сюда спешила? Или тебе так у нас нравится, что ты теперь и домой не собираешься?
— Конечно, помню! Такое разве забудешь?
— А что именно «такое»? — за их спинами появилась Енисея, прямая словно жердь, сумрачная.
Катя покраснела, у Ярославы глаза загорелись:
— Подслушивала?!
— Да вас слыхать на пол — Аркаима! — Енисея пожала плечами, бросила сумку на оставшуюся свободную кровать, следующую от Ярушки, колчан со стрелами и лук спрятала под подушку. — Так что у тебя за дело здесь, Катя? И что за упыри за тобой гоняются по лесам? А?
И она уселась напротив, чуть наклонив голову к плечу, уставилась на Катю. Та искоса взглянула на Ярославу.
— А наша Ярослава, видать, в курсе, да покрывает тебя, — догадалась Енисея.
— Ничего она не покрывает. И с чего это я должна тебе доверять?!
Брови у воительницы взлетели вверх. Потерев мочку уха, она пробормотала:
— А, действительно, чего это? Мне-то до вас и дела нет. Одну из Александрии вытащила, вторую с того света вынула на горе… Доверять мне, действительно, не надобно, — она встала, поправила пояс с ножнами. — Только помните о том, что сейчас сказывали, когда на вас опять какая дрянь нападет.
— Енисея, подожди! — уши у Кати полыхали. — Ты все не так поняла. Ты не поверишь, если я расскажу все, как есть. А врать я не хочу. И не умею.
— А ты попробуй.
— Врать?
— Нет, рассказать.
Катя неловко засуетилась, устраиваясь. Енисея с любопытством смотрела на нее в упор. Наконец та замерла, подняла пепельно — серые глаза с яркими голубыми прожилками.
— А ты тоже здесь учишься? — спросила, наконец, она у Енисеи.
Та удивилась, но кивнула:
— Здесь, только во внутреннем городе.
— А где ты научилась так сражаться?
Енисея посмотрела вдаль, за продолговатое окно:
— Дома, конечно, у меня братья старшие есть, они и научили. Нам без того никуда.
— А ты откуда? — заинтересовалась Ярослава. — Я в Аркаиме с позапрошлой осени обучаюсь, но тебя раньше не встречала, а ты говоришь, будто ты здешняя.
Та покачала головой, медленно, словно слова ей с трудом давались, проговорила:
— Я здешняя. Только я с гор Алтайских. Я из семьи жрецов, служили на Аржанских холмах, в храме Маары. Только… — она осеклась, подбирая слова, — я живу за две тысячи лет до сегодняшнего дня.
— Ого! — вырвалось у Кати.
Ярослава же только удивленно вскинула бровь:
— И ты тоже?
— А как ты здесь оказалась?!
— Долгая история. Считай, случайно забрела и заблудилась, — она посмотрела на Яруславу: — А что значит «и ты тоже»? Кто-то еще также затерялся во временах? — Енисея напряженно вглядывалась в их лица.
— Да не обращай внимания, — отмахнулась Ярослава, — мы вот уже ничему не удивляемся, вот Катя, например, из будущего, через четыреста лет жить будет, — Ярослава понизила голос до шепота. — Возможно, моя правнучка, да-да.
Глаза у Енисеи округлились:
— Вот это, в самом деле, «ого!», — прошептала она, переводя взгляд с одной девочки на другую и обратно.
Те, дружно переглянувшись, расхохотались. Катя, хоть и довольно сумбурно, рассказала свои недавние приключения, от которых Енисея, кажется, пришла в шок:
— Ну даешь… И Духа темного морока смогла вызвать?! — Ярушка кивнула в знак подтверждения.
— И портрет Макоши в древней книги один-в-один — лицо ее мамы, — от себя добавила.
Катя закусила губу, стараясь не разреветься:
— Енисея, я сама толком ничего не понимаю. Как я сюда попала? Зачем? Как отсюда выбираться? Почему я древние развалины те знаю, как свои пять пальцев?
— Эти древние развалины называются Александрия. Древний город, — поправила ее Енисея. — Это я тебе точно говорю. Я теми ходами да выходами, что в Храме Подлунном сколько лет пользуюсь, чтоб дорогу назад найти.
— Храм Подлунный?
— Это там, где купель стоит с живой водой. Раньше, до обвала, над ней окно было. В полнолуние на купель лунный свет сходил. Жрецы в том свете видения вещие читали, — пояснила Енисея. — А эти, трое из леса, от которых вы до того сбежали, тоже за вами идут?
Катя ничего не ответила. О встрече с Антоном ей пока не хотелось говорить. Еще и в такой девчоночьей болтовне. Она жалобно сморщилась, сложила ладони, будто молиться собралась:
— Девочки, научите меня сражаться и по-настоящему владеть хоть чем-то, хоть какими-то знаниями, вот Темным мороком, например. Пожалуйста!
Енисея и Ярослава переглянулись. Енисея с сомнением в голосе отозвалась:
— Можно прямо сейчас и начать… Только не жалуйся потом — если больно будет!
Катя с визгом «ура!» подскочила, сбросила с плеч мешок, бросила его на кровать и встала по стойке «смирно!», готовая к уроку.
Енисея же, деловито сняла с себя широкий пояс с карманами и оружием, верхнюю рубашку, аккуратно все сложила на краю кровати. За это время Ярослава быстро сбегала вниз, отсыпала из тарелки черешню, и, вернувшись наверх, забралась снова на свою кровать, подобрала под себя ноги и приготовилась смотреть.
Енисея же поманила Катю пальцем за собой, заставив спуститься на первый этаж.
— Итак, урок первый, — начала она, встав напротив. — Думаю, для начала, тебе необходимо научиться обороняться. Для этого есть много способов. Предположим, тебя схватили за запястье правой руки. Давай, пробуем! — Катя изобразила нападающего, схватившего Енисею за правое запястье. — Я фиксирую твою руку, вот так, свободной левой рукой, кисть правой поднимаю к плечу. Получается рычаг. Выворачиваю руку и тут же давлю на твой локоть. Видишь? — Катя промычала в ответ. — Одновременно наклоняю корпус в твою сторону и своим весом тебя же и опрокидываю.
Она медленно, фиксируя, показывала каждое движение, подсказывая, на что обратить внимание, а потом вернулась к первой позиции «схватить за правое запястье» и быстро провела весь прием:
— Р-раз, — в следующую секунду Катя с хрустом шлепнулась на пол, — ты повержена, можешь еще и по носу получить, — и Енисея, в подтверждение своих слов, легонько наклонилась и щелкнула Катю по кончику носа.
Дальше урок был больше похож на истязание. Енисея просила Катю захватить ее руки разными способами — и двумя руками, и одной левой, и одной правой, и спереди, и нападать сзади, — и последовательно рассказывала как провести контрприем.
И каждый раз Катя оказывалась повержена.
— Видишь, как все просто! — воскликнула она после очередного Катиного падения. — Ну, давай, проверим, что ты запомнила! — девочки поменялись местами. Теперь Енисея «нападала» на Катю.
Она падала, теряя устойчивость, висла на Енисеиных руках, словно тряпичная кукла, посвистывая от напряжения. После третьей попытки дело пошло на лад. Изрядно побив друг друга, девочки рухнули на пол. Сверху к ним свесилась Ярослава:
— А учиться наносить удары вы сегодня тоже будете? А то я думаю — ждать пока вы друг друга поколотите или все-таки пообедать. После этой кислятины, — она кивнула на зеленый абрикос, — уж очень есть захотелось…
— Пообедать, — отозвалась Енисея. Когда Ярушка сбегала вниз, она продолжила. — А теперь, слушай главное.
Она встала напротив Кати, упруго положив руки ей на плечи. Она была выше и сильнее Кати, собранная, всегда готовая отразить удар воительница-амазонка.
— Уворачиваться от ударов — не главное. Главное — контролировать свой страх. Вот я сейчас на тебя нападаю. Не всерьез, ты это знаешь. А в глазах твоих все одно, страх плещется… Я это, как твой противник, вижу. Значит я, считай, уже победила.
Она приподняла Катин подбородок, прошептала:
— Не отводи взгляд, держи его. Если тебе пришлось вступить в схватку, то твоим оружием может быть что угодно — меч, нож, палка, ветка, камень, как сегодня утром с грифонами. Любой из этих предметов, даже собственную руку или ногу нападающего, можно использовать как рычаг или как оружие. Любой рычаг многократно увеличивает твою силу, а, значит, ты сможешь одержать победу даже над более сильным и подготовленным противником. Поняла? Но чтобы этим воспользоваться, надо держать голову, — она легко дотронулась до Катиного лба, — и сердце, — она положила вторую руку ей на грудь, — холодными…
Катя кивнула. Конечно, попробовать бы все это проделать на практике…
* * *
Девочки быстро собрали на стол.
Три глубокие миски, три ложки, по крынке козьего молока да по ломтю хлеба — вот и весь обед.
Катя покосилась на стоявшую перед ней такую же миску с гречневой кашей, положенной пушистой горкой. На самом ее верху лежал желтый кубик масла и стекал аппетитными ручейками. На краю миски — здоровенный ломоть хлеба.
Она шумно сглотнула слюну. Желудок жалобно пискнул и затаился.
Будь Катя дома, она непременно запричитала бы, что порция слишком большая, что она столько не съест. Но сейчас, после длинного перехода, впечатлений от увиденного в Аркаиме, и особенно после тренировки с Енисеей, от которой болело все тело, она оказалась настолько голодной, а хлеб и каша — такими ароматными, что она, мысленно кивнув своему желудку, без уговоров принялась за еду.
Сладковатое, нежное масло ласково связывало гречневые крупинки, и те послушно таяли во рту. Кусочек хлеба с румяной хрустящей корочкой оказался с орехами и семечками.
— Я ничего вкуснее в жизни не пробовала, — стараясь не подавиться прошептала она. — Божественно, — мурлыкала она, прикрывая от удовольствия глаза.
Рядом размеренно постукивали деревянными ложками Енисея и Ярушка: первая задумчиво — молчаливо, вторая — с тревогой. Но Катя, хоть и улавливала настроение новых подруг была слишком поглощена угощением. Единственное, что ее смутило — терпко пахнущая белая густая жидкость.
— Это что?
— Молоко, — Ярушка дернула плечом.
— Молоко?! — Катя принюхалась, заглянула внутрь небольшой крынки, поставленной перед ней. — Молоко-то не так пахнет.
— Так козье, — Енисея отвлеклась от своих невеселых мыслей и посмотрела на новую знакомую.
Катя криво, по-детски, оттопырила нижнюю губу. Замерла.
— Ты попробуй. Вкусно, — Енисея прищурилась.
Катя бросила на нее сердитый взгляд, взяла обеими руками крынку, поднесла к губам.
Теплая, горьковато-сладкая жидкость коснулась ее губ, проникла внутрь, нежно легла на язык и застряла — горло перехватило, и Катя поняла, что проглотить не сможет. Желудочный спазм, острое желание умереть прямо сейчас и молоко прыснуло из ее рта.
— Катя! Ёк-макарек! — ругнулась Енисея и бросила ей льняное полотенце, — вытирай давай.
Та послушно вытерла лицо, руки, испачканную рубашку и стол, виновато покосилась на Матрену — та как раз руки в боки поставила:
— Извините. Я не пробовала никогда. А оно такое жирное, горько-сладкое…
— Горькое? — Матрена всплеснула руками и подошла к Катиной крынке, отпила глоток: — а ведь и то правда. Манька наша, видать, опять бузины объелась, недоглядел пастушок. Не огорчайся, водички испей…
Матрена улыбнулась и деловито вышла, угрожающе размахивая полотенцем, но вернулась через несколько минут.
— Это ты, что ль Катя? — заглянула она в комнату. — Тебя Стар к себе зовет!
Та замерла.
— Чего сидишь? — Ярушка толкнула ее в бок. — Пошли, я тебе дорогу покажу!
Катя, метнувшись на второй этаж, схватила свой неразобранный еще рюкзак, быстро выложила из него лишнюю одежду на кровать, свалив все в несколько неопрятную кучу, покосилась на аккуратно сложенные Енисеей вещи, вздохнула, и побежала за Ярославой.