— Ну, ты чего уставилась на меня, будто пень говорящий увидела? — усмехнулась старушка. — Ты лучше слушай…

— Сундук энтот, — она кивнула на притаившийся у стены кованный сундук, — с незапамятных времен в нашем роду хранится. И бабка моя о ем много чего знала. Да не обо всем сказывала, — старушка стукнула указательным пальцем по столу. — Ты, внучка, верно подметила, что связаны они как-то: твоя шкатулка и сундук энтот. О том я не ведала, теперь ясно стало.

— А откуда он у нас, бабушка? — это Ярослава, внимательно вглядываясь в привычную вещицу, все удивлялась.

— Говорю ж «со времен незапамятных». Еще бабка моя им владела, а до нее — ее. Ефросиньюшка-то у меня еще девчонкой сопливой бегала, когда бабка моя помирать собралась. Вот и сказала мне, что сундук беречь надобно, что с ним-де пророчество какое связано.

— А что за пророчество? — глаза у Ярушки округлились, превратились в два васильковых блюдца.

— Будто знание древнее через него прийдет, — старушка понизила голос до шепота. — И поведала она еще, как из того сундука в коридор тайный попасть, да как в том коридоре тропы открывать, али новые делать. Приметки расставлять. Сколько лет живу на свете, а чудес, какие на тех тропах открываются еще не видывала. И вот прямо супротив меня сидит еще одно чудо.

Она замолчала. Посмотрела на Катю через свечное пламя:

— Родня мы с тобой, значит. Ты — по ту сторону хода, я — по энту. Ты в своем времени, я — в своем.

Катя замерла:

— Это как?!

Могиня задумчиво качнула головой, встала, прошлась вокруг стола:

— Такие вещицы только внутри рода передаются, от отца к сыну, от матери к дочке. У нас повелось, что от бабки к внучке. Оттого, в Еяросиньюшке моей сила совсем иная скопилась, матушки моей, знатной травницы.

Катя пожала плечами:

— Я не знаю, откуда у моей мамы эта шкатулка. Может, подарил кто… Или купила.

Могиня расхохоталась так, что серый туман, напущенный Ярушкой, забеспокоился, вихрем взвился к потолку.

— «Подарил»… «Купила»… Ой, видать, не научили тебя ничему. Кто ж такие вещи покупает-продает?! Они и служить-то не будут чужаку! А тебе, видишь, сослужили. И то, что кошка Могиня к тебе в дом проходила через нее — верное доказательство родства нашего.

— Ну, может быть, — Катя неуверенно кивнула, — Вы моя прабабушка.

— Да так и есть. И секрет твоей шкатулки нам всем открылся, а твоим разбойникам — нет. Потому как кровь в нас единая бежит.

— Бабушка Могиня? Так если Вы — эта самая кошка и есть, да шкатулки связаны, может, мне снова в сундук нырнуть, да в коридоре оказаться и все посмотреть, грифона найти? Может, я тогда маму найду? — с надеждой посмотрела на нее Катя.

— А упыря того куда девать? Слышь, как скребется?

И Катя к своему ужасу услышала, как из глубины кованного сундука доносится подвывание, стоны, скрип и шуршание.

Могиня, между тем, продолжила:

— Матушка твоя, видать, большая мастерица по части волхования. И дело не только в шкатулке этой, хоть она посильнее сундука моего будет. Камень этот, — она взглянула на горевший синим камень, — всем камням камень, силу он имеет тайную. Гляди, — и она легонько оттолкнула камень от Кати. Тот, мгновенно побагровев, загудел, и, рассыпавшись искрами, вернулся на прежнее место.

— Ого! — Ярослава привстала от удивления.

— Он тебя к матушке твоей выведет, и беду уведет в сторону, — заключила Могиня. — И моток ниток с иголкой — тоже путеводные.

— Так это они, может, карта?

— Может, и так, — кивнула старушка, — не простые они, с секретом большим. Чую — твоей матушки работа, али еще какого волхва мудрого, и могу сказать с точностью, вещицы эти очень древние, и в них ключ от всех тайн, — она помолчала, внимательно вглядываясь в разложенные на столе предметы, и добавила, снизив голос до глухого, еле различимого шепота: Больше того скажу, на них защита от чужого глаза стоит, да такая ловкая, что даже мне ее сходу не разобрать.

Катя вздохнула, посмотрела на Ярушку, Могиню и Ефросинью с дочкой, все это время игравшей с рукоделием старшей сестры. Собрала свертки, положила назад, в шкатулку:

— Нет, что-то здесь не так. Мама никогда не занималась колдовством и волхованием. Она директор краевого музея! Понимаете? Ученый человек! — она подняла вверх указательный палец. — Не ей ересью всякой заниматься.

Глаза старушки потемнели:

— Ересью, говоришь? — она привстала, и дымок вокруг замер, словно окаменел. Кате стало тяжело дышать: — А то, что Ярушка делала нынче — тоже ересь?!

Катя шумно сглотнула.

— Так, может, на костер нас, еретичек? Али в реку с камнем на шее?!

— Бабушка Могиня, Вы что такое говорите? — испугалась Катя. — Я не это имела ввиду, честное слово… Я про то, что мы в это все не верим… Не может моя мама знать все это, — Катя примирительно обвела руками их узкое, отгороженное от мира темным дымом пространство.

Старушка замолчала, успокаиваясь. Потом усмехнулась:

— Ты говори-говори, внучка, да не заговаривайся. Края у нас суровые, люди тебя по-всякому понять могут… Да и времена нынче неспокойные. А про то, что матушка твоя к ведовству не пригодная, так о том мне не ведомо. Вижу то, что говорю. Через тебя вижу. Поживем-увидим…

У Кати шумело в голове. Она так надеялась, что сейчас узнает разгадку, все решится, и маму просто приведут из другой комнаты.

«Загадок стало только больше, и теперь вообще не ясно, зачем я сюда попала», — мелькнуло в голове.

Тишину нарушил голос Ярушки:

— Бабушка, а что если дядюшка Стар поможет разгадать?

Старушка хмыкнула недоверчиво, но Катя, услышав, ухватилась за эту идею как за спасательный круг.

— А кто это?

— Это учитель мой, — ответила с готовностью Ярослава, — волхв из Аркаима, очень сведущ в книгах древних. Может, он что встречал, — заметив, что бабушка и мать сомневаются, Ярушка, стала искать новые доводы. — Ведь ты сама сказывала, что сундук этот древний-предревний, так о том в книгах древних указание должно быть!

Бабушка призадумалась. Видно, уж очень ей не хотелось привлекать к этому делу этого волхва.

— Дело-то семейное, — с сомнением пробормотала она, вглядываясь в облака темного тумана, наведенного Ярославой — а он — чужая кровь.

— Бабушка! — завела было Ярослава, но Могиня глянула на нее так, что та примолкла, отвела глаза.

— Сами управимся, — она обернулась к Ефросинье. — Дед Елизар остался ночью за кродой приглядывать, ты же наутро домовину наполни, да родне Акима, Никанора, Коловрата да Перебея передай, — Ефросинья кивнула в ответ. — Я же первой росой на дальнюю заимку мне надобно: ночь завтра редкая, кой-чего пособирать надо. Посоветоваться кой-с-кем.

— Ярушку здесь оставишь? С собой же хотела взять, — Ефросинья забрала из рук Марьюшки нитки, аккуратно смотала рассыпавшийся конец.

— Не оставлять же ей гостью, — при этих словах Ярослава нахмурилась, искоса глянула на Катю, но спорить не стала. Могиня поднялась из-за стола: — На том и порешим: как возвернусь с заимки, посмотрю шкатулку снова.

И одним движением развеяв туман, вышла из светелки.