Глава 1. Снова в школу

Сон какой – то странный. Будто идет она по синему льду. Прозрачному. Гладкому как зеркало. Идет осторожно, медленно переставляя ноги в неудобных ботинках, синих, из грубой негнущейся кожи, с громоздкой и очень скользкой подошвой (в жизни у нее не было такой обуви). Где–то там, под многометровой толщей льда важно проплывают чужие тени. Одна, вторая… У самой поверхности, мелькнула и растаяла в глубине блестящая чешуйчатая спина… Бросает в холод, и липкий, противный страх перехватывает дыхание. Единственное, что важно – вернуться назад.

Трыынь – трыыынь.... Трыыынь – трыынь… Трыыынь – трыыынь....

Аякчаана вынырнула из чудесного сна, недобро поглядывая на синий экран телефона: «Семь – двадцать, подъем».

Шумно вздохнув, она спустила ноги с кровати, удачно сразу попала в теплые пушистые тапки, – мама, и, улыбнувшись, привезла из командировки, – улыбнулась приятному ощущению, потопала вниз, на кухню. Чай заваривать. Выходя из комнаты, она сдернула одеяло со сладко похрапывающей сестры:

– Оюна, вставай! Бутеры заканчиваются, – пошутила она над толстушкой – сестрой. Та в ответ томно пробасила что – то вроде «Я не сплю», перевернулась на другой бок, плотнее заворачиваясь в теплое одеяло. Ну и пусть поспит еще пять минут – будильник–то старшая сестра не выключила. Сейчас сработает повтор, и будет трынькать, пока не нажмешь кнопку «отбоя». Но для этого надо найти телефон! А для этого (Ха!) – открыть глаза и вылезти из – под теплого одеяла!

Вполне довольная собой, Аякчаана вышла в коридор.

Там еще царила сонная тишина. Все спали.

Так повелось с самого ее семилетия. Шесть лет назад в день рождения отец подарил ей большую коробку для рукоделия, в которую они с мамой положили и нитки, и иголки, и кусочки ткани, ленты и кружева. Это означало, что Аякчаана выросла и стала полноправной маминой помощницей. На нее были возложены обязанности, которые она, как прилежная дочь, должна была выполнять.

Выходной ли, праздник ли, каникулы ли, она вставала раньше всех в доме и готовила завтрак для всей семьи. Она убирала в комнатах, стирала и гладила одежду, следила за тем, чтобы в доме была вода и дрова.

В этом году Оюне тоже исполнится семь. И часть обязанностей она, Аякчаана, передаст ей. Что бы ей такое спихнуть? Этот вопрос мучил Аякчаану с начала лета. Пока она склонялась к тому, чтобы младшая сестра мыла посуду и кормила козу Осу – очень противную особу, вечно бодающую Аякчаану и норовящую укусить ее за палец…

С этими далеко идущими размышлениями она, стараясь не шуметь, спустилась по хлипкой лестнице на первый этаж, на цыпочках прошла мимо двери в дедушкину спальню, проскользнула в кухню, и только плотно закрыв за собой дверь, щелкнула выключателем.

Вчера она потратила весь вечер, чтобы навести здесь идеальный порядок (так сказать, на неделю вперед: очень уж не хотелось в первые дни после каникул торчать дома с тряпкой и ведром в руках вместо того, чтобы болтать с подружками), и теперь еще раз придирчиво оглядывала результаты своих трудов.

Тесная, довольно потрепанная временем кухонька, сияла чистотой. Стекла в маленьких оконцах до блеска вымыты, цветы на узких подоконниках расставлены по местам, а их листья блестели словно отполированные. Занавески аккуратно подвязаны, чисты и вкусно пахнут свежестью. Старенькие шкафы идеально вымыты, стол покрыт почти новой клеенкой, а белая электрическая печь выглядит, пожалуй, лучше, чем новая. Ковровые дорожки выстираны и натянуты так, что по ним парады можно проводить. Молодец, короче! Немного огорчало, конечно, что голубая краска на кухонных шкафчиках облупилась, и сквозь некрасивые трещинки видна прежняя, зеленая. Да и окна тоже требуют побелки. А весь дом – ремонта. Но это уж поправить она никак не может.

Она подошла к электрическому чайнику, примостившемуся на подоконнике рядом с чахлым кактусом, и включила его. Тот сразу весело заурчал, зашумел, приветствуя молодую хозяйку. Аякчаана зевнула. Надо молоко поставить для каши. Сегодня у нее по плану овсяная каша, праздничная, с ягодами и корицей. Дедушка такую любит.

Она достала с нижней полки холодильника литровую банку с козьим молоком, вылила его в большую пузатую кастрюлю, зажгла газ, снова зевнула. Сон никак не проходил.

На узкой полке пристроилось махонькое зеркало с когда – то ярко – розовой пластмассовой оправой «цветочком». Пока закипали вода в чайнике и молоко в кастрюле, Аякчаана прихорошилась: подтянула косички, распушила челку, белозубо улыбнулась сама себе.

За дверью послышалось шуршание: в мутном дверном стекле мелькнула розовая пижама младшей сестры.

– Не шуми! – Аякчаана, не дожидаясь, пока Оюна всех разбудит, открыла скрипучую дверь.

– Ты чего будильник не выключила? – обиженно терла заспанные пухлые щеки та. – Я пока его нашла, пол комнаты носом пропахала....

– На, вот, карауль, чтобы молоко не «убежало», – вместо приветствия Аякчаана подтолкнула сестру к плите, а сама быстро достала хлеб из хлебницы и принялась энергично его нарезать. Оюна послушно передвинулась, обреченно вглядываясь в молочную пену через стеклянную крышку:

– Ая, – жалобно позвала она.

– Чего тебе?

– А в школе страшно?

– Конечно, страшно, – хмыкнула Аякчаана. Это была ее недвняя забава – Оюна шла в первый класс, и очень волновалась, как у нее все получится. На рассказы взрослых о том, какая у нее будет замечательная школа, добрая учительница, она с сомнением вздыхала, ведь «эксперт» и «непосредственный участник» событий, старшая сестра, говорила совсем другое. Говорила: порют розгами (это тонкие гибкие веточки, Оюна как – то сорвала себе такую и для пробы ударила по ноге: эффект получился потрясающий, ревела пол часа, потом еще неделю рассматривала продолговатый синяк). Еще старшая сестра говорила: есть специальные темные комнаты с пауками и змеями, в которых запирают нерадивых учеников за «двойки» и плохое поведение. А еще говорила, что у ее, Оюниной, учительницы есть тайный дар – она умеет превращаться в большую прожорливую жабу с черными бородавками и съедает всех, кто окажется рядом с ней.

Конечно, Оюна смотрела фильмы про школу. Там ничего подобного не было. Но, кто его знает, вдруг ее школа – исключение.

И сегодня как раз надо идти в первый класс. Первое сентября. Мама форму погладила, и ей, и Аякчаане. Банты приготовила, большие, белоснежные. И колготки белые. И туфли. И ранец достали – новый, нежно – розовый, с большеглазыми феями с блестящими крылышками за спиной. Вдруг она сегодня получит «двойку» или сделает что – то не так, и ее, такую нарядную, посадят в ту ужасную комнату с пауками и змеями…

– Да ты уснула, что ли! – Аякчаана с силой толкнула ее, быстро снимая с плиты кастрюлю, переполненную пушистой пенкой. – Ничего тебе доверить нельзя! Сказала же – следи, чтоб не «убежало»! – Ругалась она, вытирая дымящиеся лужицы молока, но оно неумолимо темнело, оставляя на белой плите неаппетитные разводы, а в кухне – едкий запах. – Открой окно!

Оюна подбежала к окну, дернула за раму, та с треском распахнулась, увлекая за собой несколько цветочных горшков. Аякчаана даже подпрыгнула от грохота – конечно, мамины любимые фиалки и эти, как их там… орхидеи.

– Ой, – только и пропела первоклассница.

– Ай, – передразнила ее сестра.

Дверь скрипнула, пропуская внутрь кухни дедушку.

– Ну, ничего, ничего, – мгновенно оценив обстановку, покачал головой он. – Торопливость еще никому хорошую службу не сыграла.

Оюна шмыгнула носом и полезла в шкафчик под раковиной – за совком и веником, а Аякчаана, бросив оттирать плиту, поспешила взять кружку, налила в нее чай и подала дедушке.

– На, дедушка Учур, выпей, разбудили мы тебя.

– И тебе доброе утро, внученька, – дедушка улыбнулся. Сухими пальцами, в глубоких морщинках, взял кружку, с наслаждением вдохнул ароматный чай.

– Что приключилось – то тут у вас?

– Да, эта растяпа цветок разбила, – с раздражением буркнула Аякчаана.

– Не «эта растяпа», а «Оюна», – мягко поправил дедушка. – А ты что скажешь, внучка младшая?

Оюна, виновато мявшаяся с совком у открытого окна, подняла на дедушку полные слез глаза:

– Я в школу боюсь идти, – прохныкала она, – там злая учительница и комната с пауками!

Дедушка медленно перевел потемневший взгляд, посмотрел на Аякчаану, да так, что дотянулся до самых потаенных уголков ее мыслей.

– Подойди ко мне, Аякчаана, – тихо сказал дед, с глухим стуком поставив чашку на стол. Аякчаана сразу съежилась. Ой, что сейчас буде – е – е – т…

– Ты зачем сестру пугаешь? – прошептал Учур. – Зачем неправду говоришь? Зачем напраслину на хорошего человека возводишь? – Аякчаана молчала. Зато Оюна покраснела до кончиков волос, виновато оглядываясь на посеревшее лицо сестры:

– Я ему ничего не говорила! – умоляюще прошептала она одними губами. – Я не знаю, как он узнал…

Учур и это услышал. Его морщинистое лицо стало еще более строгим, а глаза наполнились колючей темнотой, и она тонкими напряженными змеями повисла в воздухе.

– А мне и не надо ничего говорить. Сам все вижу… Оюна, встань ровно! – приказал он. Та замерла. И властно прошептал. – На меня посмотри…

Глаза у Оюны распахнулись, она перестала моргать, и, кажется, дышать. Руки безвольно повисли вдоль тела. По тесной кухоньке в далекой эвенкийской деревне растекался запах сырого камня. Аякчаана остро почувствовала его – он всегда появлялся, когда дедушка сердился. И это было самое страшное – рассердить дедушку, своего главного заступника и помощника во всех начинаниях и делах. Главного друга и опору.

– ПРОСТИ! – крикнула она и бросилась к нему в ноги. Обхватив его сухие колени, она со всей силой вжалась в них. Запах сырого камня стал медленно отступать, а темнота рассеялась. Оюна тяжело дышала за спиной. Тоже напугалась. – Прости, дедушка, я же шутила просто, без злой мысли, – она держала в ладонях узкое морщинистое лицо, стараясь держать его так, чтобы были видны глаза.

– Не мне говори «прости», а вот ей, – он указал на Оюну.

– Оюна, прости, я шутила, когда говорила гадости про школу и твою учительницу.

Та испуганно перевела взгляд со старшей сестры на дедушку и обратно, но промолчала.

– Не бойся, Оюна, – дедушка снова улыбался, – Аякчаана будет с тобой. Если тебя кто – то обидит или напугает, ей говори… – Он погладил старшую внучку по голове. – Она тебя в обиду не даст… И вот еще что, – его тон вдруг стал непривычно деловым. – Ты, как уроки закончатся, сразу домой беги, не задерживайся. К нам гости приедут, надо чтобы ты дома была.

Аякчаана онемела: какие гости? Мама ничего не говорила про гостей. А дедушка тем временем, медленно встал, и, похлопав ее по плечу, добавил:

– Это ко мне гости, внучка. Твоя мама еще о них не знает.

Он словно читал ее мысли.

Нет. Не так. Он ЧИТАЛ ее мысли.

Ее дедушка Учур был шаманом. Главой эвенкийской общины, одной из самых больших в Якутии. Несколько месяцев он проводил в тайге. Один. Без оружия. Говорят, его даже волки боятся, а медведи поклоняются как равному.

Говорят, он слышит шорох ветра с самого побережья Ледовитого океана.

Говорят, он усмиряет ветры и властен над всеми водами, ее дедушка Учур.

 

Глава 2. Гости

Как только закончился классный час, и было выдано расписание на певую четверть, Аякчаана выскочила из класса, и бросилась к выходу из здания школы.

– Аякчаана, ты куда мчишься, как ужаленная? – хохотали подружки. Девчонки из параллельного класса уже расположились во дворе школы, заняв удобные скамейки вокруг спортивной площадки. Праздничная линейка позади, поздравления – тоже. Можно и посмотреть, как первоклассники резвятся, да обсудить каникулы. Аякчаане очень хотелось, да что там – смертельно хотелось! – с ними задержаться… Еще бы! Три месяца не виделись! Саргылана к родственникам уезжала, в Якутск, в зоопарк ходила, в Музей мамонта и в театр. А Кюнней вообще – в Москве была! На самолете летала…

Аякчаана уже почти свернула к ним, но перед глазами встали темные глаза деда, и этого было достаточно, чтобы она поспешила выловить вертлявую младшую сестру из стайки первоклассников. Надо бежать домой.

Оюна весь обратный путь без умолку болтала. Первые минуты три Аякчаана еще слушала ее восторженные вопли, но после того, как сестра в третий раз стала рассказывать, как именно их поприветствовала учительница, как она им улыбнулась, ее мысли сами собой принесли к утреннему разговору с дедом.

Что за гости такие? К ним в деревню мало кто приезжает. Дорога плохая, от столицы далеко. Когда – то здесь был большой порт на Лене, но и он уже лет десять как закрыт, а на неухоженном берегу тут и там валяются кверху днищами прогнившие лодки. Так что заглядывают к ним гости не часто – незачем, здесь кругом царит запустение и бедность. Особенно странно звучало то, что даже мама еще ничего с утра не знала. Значит, новость про гостей – не вечерняя, то есть, дедушке ночью видение было. То есть получается вообще круть какая интрига!

Аякчаана даже икнула от любопытства и замерла.

– Смотри, – зачаровано прошептала рядом Оюна. Можно было и не говорить, Аякчаана именно этим и занималась – смотрела, затаив дыхание. Перед их низеньким, давно не беленым домом, на узкой пыльной дороге, припарковалось три роскошных черных внедорожника.

– Это что, «Крузеры»? – прошептала Оюна.

Аякчаана пожала плечами. Собственно, какая разница. Может, и «Крузеры», как выразилась младшая сестра, может, и нет. Но таких машин она здесь еще не видела: огромные, с отполированными боками (пусть сейчас и покрытыми изрядным количеством пыли), украшенными изящными лентами хромированной стали, они мелодично и величественно урчали у ворот их дома.

Девочки спустились с пригорка и подбежали к машинам. Оюна (есть все – таки определенные преимущества в таком юном возрасте!) беззастенчиво пялилась внутрь прекрасных гигантов, восторженно озвучивая все увиденное:

– Ого! Смотри! Там телевизор внутри есть!

– Ну и что? – Аякчаана изо всех сил старалась вести себя как взрослая, одергивая неуемную сестру. – У дяди Эрчима тоже в машине есть телевизор…

– Так этот работает!!! Вон незнакомый дядя на нем кино смотрит!

Аякчаана дернула сестру за рукав:

– Хватит уже в машины заглядывать! Что про нас с тобой подумают? Будто мы дикие совсем, машин не видели…

Оюна покраснела. Она низко опустила голову, но оторвать любопытного взора от урчащих красавцев не могла, так и шла боком, то и дело косясь на них и ахая.

Пройдя по узкой деревянной дорожке к дому, сестры очутились перед лицом другой необычайности, которая уже вывела из равновесия и Аякчаану: на крыльце, перегородив проход внутрь, стояли два огромных амбала в черных костюмах.

– КУДА? – прогрохотали они, лишь только девочки ступили на крыльцо.

– Домой, – пропищали сестры. А Аякчаана добавила для верности, – мы живем здесь.

Один из амбалов сделал останавливающий жест, велев подождать, а второй проскользнул внутрь дома. Вернулся он через пару минут, и молча распахнул перед девочками дверь.

– Ой, что делается, – восторженно ахнула Оюна. Но сестра подтолкнула ее в спину, чтобы та не таращилась на двух великанов: передумают еще и домой пускать не станут… А на улице уже прохладно в тонких колготках и туфельках…

Важные, значит, гости приехали к дедушке. Девочки ожидали услышать гомон голосов, смех, песни, праздничную суету. Но их встретила лишь дрожащая тишина, и… еще один амбал внутри, у входа в гостиную.

Амбал посмотрел на них, и легонько стукнул по матовому стеклу. Дверь тут же со скрипом отворилась, и в образовавшуюся щелочку выглянула встревоженная мамина голова, а затем рука. Рука вытянула вперед указательный палец и приложила его к губам.

– Тшшш, – для верности прошептала мамина голова.

Девочки подобрались, и, стараясь передвигаться, как можно тише, высоко поднимая вытянутые носки, заскользили, наверх, в свою комнату. Аякчаана подтолкнула сестру вперед, вовремя подхватив ее за локоть, – Оюна увлеклась и начала терять равновесие, явно намереваясь с грохотом упасть.

В этот момент мамина рука легко коснулась плеча. Аякчаана оглянулась: мать глазами приказала ей войти в гостиную.

Уже проходя мимо амбала в черном, она услышала завистливый вздох младшей сестры.

Ну и ладно. Пусть завидует. В конце концов, она старшая. И должна же иметь хоть какие – то преимущества!

****

Внутри, в гостиной, было душно и тесно. Окна оказались плотно закрыты (вот откуда такая духота!), и задернуты плотными занавесками. Ей в нос сразу ударил непривычный запах смеси дорогого табака и рпотивно – сладких духов. Помимо мамы, стоявшей у дверей, на диване сидело двое довольно упитанных мужчин: высокий и низенький. Оба весьма уверенные в себе. Их было много не столько физически, сколько морально… Так должны выглядеть большие начальники, подумалось Аякчаане. Рядом с высоким, на стуле, спиной к замеревшей у входа девочке, сидела тощая блондинка с блокнотом – источник слащавого аромата, и что – то быстро–быстро записывала. Напротив мужчин, передвинув кресло с привычного места, тихо сидел еще один мужчина, пожилой, в сильно потертой кожаной куртке. А где же дедушка?

Аякчаана пригляделась.

Дедушка сидел на полу, лицом ко входу, прямо посреди большого ковра. Он курил трубку и молчал. Тонкий дымок вился над его головой, укладываясь в замысловатые узоры.

– Что ж, – наконец сказал он. – А вот и тот, кто будет меня сопровождать, – и он указал … на вошедшую Аякчаану.

Мужчины повернули к ней свои удивленные лица. Бог мой! Аякчаана знала обоих, очень часто их по телевизору видела, большие начальники из столицы! Зачем они здесь?!.

Она оторопела. Но, кажется, присутствующие гости, удивились не меньше нее. Пожилой мужчина разочарованно выдохнул, а блондинка так та даже карандаш выронила.

– Дедушка Учур, – обиженно пробасил тот, что повыше, – зачем ты так? Мы бы тебе дали более надежного провожатого. Вот какие парни у тебя во дворе стоят – выбирай любого! – низенький согласно закивал.

Дедушка медленно покачал головой:

– Нет, уважаемый. Мое слово сказано.

Мужчины не стали спорить, шумно встали с дивана, поклонились дедушке:

– Мы услышали тебя, Учур – хан. Значит, на рассвете?

Дедушка кивнул. Тогда двое, важно двинулись к выходу. Тот, что повыше, остановился перед Аякчааной, внимательно и с явным любопытством на нее посмотрел.

– Да, – задумчиво протянул он тому, который пониже, и, все вместе вышли на крыльцо. Мама суетилась, предлагала дорогим гостям чаю, но мужчины, сердечно ее поблагодарив, отказались:

– В самом деле, нам еще до Якутска ухабы собирать! Вот дело сделаем, тогда и чаи гонять будем! – хохотнул высокий. Мама только руками всплеснула.

И все четверо уселись по машинам: двое мужчин начальственного вида в одну машину, а блондинка с пожилым мужчиной – во вторую. В каждую уселось по амбалу, и кавалькада плавно поплыла по подмороженной к ночи дороге.

Аякчаана не могла сойти с места от удивления.

– Дедушка, – позвала она, – о чем они говорили?

Дедушка Учур поднялся и пересел на диван, туда, где только что сидели два важных господина, и указал ей на место рядом с собой. Аякчаана осторожно присела на край.

– Это из Якутска люди. Очень важные господа…

– Да, я поняла, я узнала одного из них, того, который высокий, – торопливо подхватила девочка.

Дедушка кивнул.

– Да и второго ты тоже видела, тоже очень уважаемый человек… Да не в том дело. Они приехали ко мне с просьбой, – он помолчал, будто подбирая слова. – Видишь, у них выборы этой осенью. Очень им надо победить…

– А ты здесь при чем, дедушка? Они что, хотят, чтобы ты за них свой голос отдал?

Дедушка усмехнулся.

– Они говорят, без помощи предков им не обойтись.

Аякчаана хмыкнула:

– А разве так можно? Это же не честно…

– Нынче, внучка, говорят: «На войне и в политике все средства хороши»! – дедушка задумался. – Я бы, конечно, им лучше отказал, не гоже духов предков по пустякам беспокоить, но, видишь ли, мне сон сегодня ночью был, что им надо помочь. Выходит, хорошее дело они задумали, раз Духи помочь им через меня велели. Как им отказать?

– А зачем ты меня позвал? Я же не умею ничего, да и нельзя мне, маленькая я еще… Ты же мне сам говорил и мне дар не передавал. Чем я тебе помогать стану?

– Ты со мной пойдешь в одно место. В священное место… – Я затаила дыхание. – Пойдем с тобой на поклон к Каменным людям.

Девочка словно окаменела. Дедушка имел ввиду Кигиляхи?

– Да, Кигиляхи…

– Так это же далеко, – развела она руками. Она и представить себе не могла, что туда можно дойти пешком. – Тем более – там же через пролив плыть?

– Поэтому мы не пойдем, а полетим, – поднял вверх указательный палец дедушка. – Завтра рано утром, на рассвете, за нами прилетит вертолет, и доставит на остров Большой Ляховский, на полярную станцию. А оттуда – рукой подать до мыса Кигилях… – дедушка, наконец, улыбнулся.

– Оденься только поудобнее и потеплее.

Сказав так, дедушка, встал, и медленно пошел к двери, уже думая о чем – то своем.

Аякчаана очень хотела расспросить о завтрашней поездке, о том, почему она – почему он выбрал ее, но… не решилась. Больно закусив губу, она схватила пульт от телевизора, повертела его в руках, словно припоминая, к чему вообще эта пластиковая штуковина применима, бросила его обратно на диван, и рванула на крыльцо.

Выбегая из дома, она, кажется, уронила какие – то вещи с вешалки, ну и ладно… Не все ли равно.

На ходу запахивая плотнее куртку, девочка добежала до ворот, едва не растянувшись на покрывавшейся тонкой коркой льда луже, через которую была переброшена почерневшая доска, выскочила на дорогу.

Постояв так несколько минут, Аякчаана побрела в сторону реки. Она любила это место. Мелкий почти белый песок, камни, сухая, посеревшая от первых заморозков (а что вы хотите – Якутия!) трава… Все это кажется мелким и ненужным. Полноправной хозяйкой этих мест всегда была Лена: огромная, тягуче – всесильная, медлительная великанша, которая милостиво позволяет людям ловить рыбу в своих зеленоватых водах, да наслаждаться своей красотой, пока она сама перемигивается с лазурным небом, отражая его свет.

Сейчас, ранней осенью, могучая река словно затаилась, вглядываясь вглубь своих бескрайних вод. Поверхность ее покрылась мелкой рябью, приобрела стальной оттенок. Словно пар от гигантского колдовского котла, поднимался над ней тонкий туман. Кто там обитает, в этих холодных водах и варит свое зелье?

Аякчаана сделала широкий шаг и оказалась на большом плоском камне, утопавшем в серо – зеленых волнах.

Здесь, около валуна, рябь не коверкала прекрасный лик реки, и вода была особенно прозрачной. Чуть наклонившись вперед, Аякчаана разглядывала мелкие полупрозрачные камушки, разбросанные по песчаному дну.

Казалось, они под самой поверхностью. Но девочка знала – глубина здесь не менее полуметра. Близость камней – лишь оптический обман водяной линзы.

Но Лена ее успокоила. Вдыхая безмятежность ее вод, вглядываясь в ее бескрайние просторы, Аякчаана постепенно начала чувствовать себя их частью. Казалось, она сама стала вечностью.

Воды тихо шумят, ветер прогоняет вдаль дым человеческого жилья, голоса и песни. Она осталась одна наедине с Великой рекой.

Легко, как равная ей, Аякчаана обвела взглядом водную гладь. И они раздвинулись, расширились, поглощая очарованную девочку. И вот она стоит уже на синем льду. Прозрачном. Гладком как зеркало. Сделала один шаг , затем второй, третий. Где – то там, под метровой толщей льда важно проплывают чьи – то тени. Под ногами, у самой поверхности, промелькнула и растаяла в глубине блестящая чешуйчатая спина… А на блестящей поверхности, отразились тени битвы. Вот черные тени покрывают толщу льда, сковывая горстку испуганных людей. Тени сгущаются, приобретая чернильную плотность. Но тонкий и ослепительно яркий луч света разрезает мглу, отрывая от нее огромные куски и растапливая словно масло. Прекрасная голубоглазая девочка сжимает в руках длинный серебряный посох. Вместе они – и девочка, и посох – источники этого победоносного сияния.

Аякчаана качнулась и наваждение растаяло. Она стояла на самом краю скользкого камня, почти касаясь носками туфель ледяной ленской воды, а вокруг нее опускались пушистым покрывалом сумерки.

Торопливо ступив на берег и не оглядываясь, девочка поспешила к дому. Она, признаться, продрогла до костей (чем еще объяснить неуемную дрожь в коленях?).

Едва она показалась из – за прибрежных зарослей, дедушка Учур, все это время стоявший на крыльце и всматривавшийся в полумрак, удовлетворенно кивнул и, не дожидаясь внучки, зашел в дом, плотно притворив за собой дверь.

 

Глава 3. Кигиляхи

Утром, еще не было и четырех часов, Аякчаану разбудила мама. Она нежно коснулась ее плеча, тревожно всматриваясь в лихорадочный румянец на щеках дочери.

– Ты не заболела?

Аякчаана только мотнула головой. У нее уже все было готово. Ловко натянув теплые шерстяные носки поверх хлопчатобумажных, заправив в них термобелье, она быстро запрыгнула в лыжный костюм, зимние ботинки, нахлобучила шапку, и, уже выбегая из комнаты, подхватила пару мягких перчаток.

На миг она замерла перед открытой дверью. Ей хотелось запомнить этот момент. Ведь сегодня она придет к Каменным людям, и, конечно, уже не вернется сюда прежней. Старики говорят, Кигиляхи меняют людей раз и навсегда. Поэтому и охраняются заветные места. Ну, что ж, она готова к переменам!

Припрыгивая на каждой ступеньке, девочка спустилась вниз. Она ожидала, что дедушка уже готов. Однако коридор оказался пуст.

Она тихонько постучала в его комнату. Тишина. Никто не ответил.

Из кухни выглянула мама и поманила ее пальцем.

– А где дедушка?

– Он еще в полночь ушел к реке и не вернулся еще. Сказал только перед уходом, чтобы я тебя разбудила и собрала.

– Да я уже собралась вроде, – пожала плечами Аякчаана и уселась на круглый табурет у окна.

Мама поставила перед ней дымящуюся тарелку с кашей и придвинула легкий рюкзак:

– Я вам термос сделала с чаем и немного еды собрала. Увидишь там, дедушку покормишь… – мама была встревожена, и Аякчаана попыталась ее успокоить. Она привстала с табурета, привлекла ее к себе и крепко обняла за талию, уткнувшись в теплый халат носом.

– Не бойся, мам, мы быстро: туда и обратно. Завтра утром уже дома будем… наверно, – да, кстати, она только сейчас поняла, что не спросила у дедушки, как долго будет продолжаться их путешествие. – Ты даже соскучиться не успеешь.

Мама хохотнула:

– Успею, я уже соскучилась…

– Внучка, – дедушка неожиданно оказался у нее за спиной, – пора!

Аякчаана еще раз порывисто прижалась к матери, чмокнула ее в щеку, и, схватив рюкзак, заторопилась к выходу.

На крыльце ее ждал дедушка, в унтах, оленьем тулупе, большой меховой шапке. Словно он не в однодневную поездку на вертолете собрался, а на зимовку в тайгу…

– Дедушка, – засомневалась Аякчаана, – а тебе удобно так будет?

Дедушка только кивнул, и, поманив ее рукой, повел к реке.

Из слабо освещенного окна маленькой кухни им в след смотрела пара внимательных и встревоженных глаз. Но Аякчаана уже не думала о доме. Все ее мысли поглотило предстоящее путешествие.

Девчонки в классе обзавидуются!

Никто из них не летал на вертолете.

Никто из них не видел океана!

Никто из них не видел Каменных людей!

Маленький красный вертолет, весело гудел лопастями, разгоняя утреннюю мглу.

Забравшись в его жарко натопленный салон, пахнущий соляркой и кофе (пилот во время их отсутствия с наслаждением потягивал густую ароматную жидкость из узкого термоса), Аякчаана заволновалась. Конструкция ей показалась слишком хлипкой и ненадежной. Словно прочитав ее мысли, пилот, а им оказался молодой зеленоглазый парень с веснушками на курносом лице, широко улыбнулся ей, и громко, чтобы перекричать рев двигателей, прокричал:

– Не бойся, красавица, машина – зверь! Домчит тебя с твоим дедушкой в один миг, – потом подумал и добавил, растопырив пальцы, – в два мига! Максимум – в три! – и захохотал.

Рядом, кряхтя, уселся дедушка, с шумом задвинув за собой дверь вертолета, и машина стала медленно набирать высоту.

В синеве наступающего утра земля, качаясь и подпрыгивая, стала удаляться. Аякчаана, прильнув к толстому стеклу иллюминатора, затаив дыхание смотрела, как тает в дымке поселок, как едва заметные звездочки фонарей заволокло туманом, а ее саму с оглушительным ревом увлекает в неведомую даль.

– А долго нам лететь? – спросила она у задремавшего было дедушки.

Тот показал ей три пальца и снова закрыл глаза.

Она пересела ближе к пилоту, крикнув в самое его ухо:

– Нам долго лететь?

Парень кивнул, словно, согласен с вопросом, потом до Аякчааны донеслось:

– Сейчас, – перекрывая рев лопастей и двигателя кричал белобрысый парень, – минут сорок и будем в Тикси… быстренько заберем там почту… груз кое – какой… и, – он махнул рукой вперед в неопределенном направлении, – через море Лаптевых двинем на Большой Ляховский!

Аякчаана взглянула на деда. Тот, плотно закутавшись в тулуп и надвинув лохматую шапку на глаза, крепко спал.

Она же не могла сомкнуть глаз. Девочка протиснулась между сиденьями, какими – то тюками неопределенного цвета, вида и формы, закрепленными зеленой сеткой, и села на свое место рядом с иллюминатором. И заглянула в него.

Перед ней, без конца и без края, простиралась дремучая тайга: высокие сосны и редкие ели поблекли, ожидая первых морозов, звериные тропы покрылись легким сентябрьским инеем, а невысокие сопки, словно спины задремавших великанов покачивались в неверном утреннем свете. Природа словно забыла о своем многообразии и многоцветии в этот час, отдав предпочтение благородным серо – голубым тонам. Серо – голубое небо, голубовато – серый иней. И над всем этим спокойным великолепием царицей цариц плыла бескрайняя Лена. Она огибала сопки, тонкими ручьями заглядывала в отдаленные уголки тайги, словно говоря пришлому человеку «Мое! Это все мое!». Да и не спорил никто. Здесь она хозяйка. Да тайга. Ими кормятся, ими греются, ими спасаются.

Аякчаана пыталась запомнить каждый изгиб величественной реки, каждый ее рукав, она вглядывалась в глубину под ногами. И увидела… Синий лед под ногами. Прозрачный, как слеза. Гладкий, как зеркало. А где – то под многометровой толщей льда важно проплывают чьи – то тени. Одна, вторая… У самой поверхности, промелькнула и растаяла в глубине блестящая чешуйчатая спина… Лед надламывается, и Аякчаана проваливается под него, в эту оглушительную тишину…

Тишину?..

Стоп!

Действительно, тишина!

И сквозь ее тонкую пелену, девочка услышала свое имя и почувствовала легкий толчок:

– Аякчаана, приехали!

Как приехали? Она распахнула глаза, смахивая с ресниц остатки сна. Как она могла заснуть! И, что, она дрыхла всю дорогу? А посадка в Тикси?

Молодой парень – пилот вытягивал из вертолета грязно – вишневую сумку и ухмылялся, поглядывая на ее растерянное лицо:

– Ну как долетела, красавица?

Аякчаана покраснела до кончиков волос и взглянула на деда:

– Мы, что уже прилетели? Совсем?

– Ну, да, я ж тебе о том и говорю, – дедушка тоже улыбался, – прилетели мы, давай выбираться, нам еще пешком идти…

– И как я не заметила посадки и взлета? – Девочка с трудом выбиралась из – за необъятных тюков, все еще сомневаясь – не разыгрывают ли ее.

– Да я ж говорил, – широко улыбнулся белобрысый пилот, – мы в Тикси только на минутку залетели, даже винты не останавливали, почту загрузили для станции и вперед! Ты, красавица, спала как младенец.

Дедушка тем временем уже заметно сердился: дорога, и в самом деле, предстояла не близкая, и внучкины расспросы были очень некстати:

– Аякчаана! – насупил он брови. – Долго ты еще собираться будешь?

Внучка поторопилась, быстро выскочила из вертолета, на ходу махнув пилоту рукой, поправила на плечах рюкзак, и в несколько прыжков догнала деда.

– Не сердись! Мне все не верится, что мы уже здесь, – виновато улыбнулась она, и, чтобы окончательно задобрить деда, спросила: – Ты мне расскажешь об этих местах?

Дедушка задумался. Казалось, его неспешная поступь ловила какие – то мысли, словно он проговаривал про себя то, что собирался сказать внучке. И, на самом деле, заговорив, он явно очень подбирал слова и выражения. От этого его речь стала уж слишком официальной, что, конечно, не ускользнуло от внимания Аякчааны.

– Это заповедные для нас для всех места, – так начал Учур, – раньше сюда вообще только шаманы ходили, и то, только один раз в год, на исходе зимы, чтобы призвать лето… Но потом сюда пришла цивилизация, здесь открыли полярную станцию, и появились люди, далекие от наших традиций и обычаев. Они ходили, исследовали горы, делали снимки, карты и чертежи, пытаясь измерить то, что измерению не подлежит…

– Что, например?

– Например, силу этих мест, – дед Учур усмехнулся. – Вот можно измерить силу улыбки ребенка, увидевшего свою мать? А силу материнской любви можно свести к количеству паскалей или чего там еще? Килограмм? А, как думаешь, можно?

– Нет, конечно…

– Ну, вот и силу этих мест измерить нельзя.

– А что за сила здесь укрывается?

Дедушка помолчал. Постепенно его шаги стали неторопливы и размеренны. Он шел, наслаждаясь каждым шагом, каждым движением, которые становились все увереннее и сильнее, словно он ежеминутно становился все сильнее и моложе.

– Отцы говорили, – начал он, – что в этих местах сокрыта большая тайна. Тайна не только нашей земли, но и многих народов. Что сокрыта она где – то там, в недрах острова. И хранят ее Кигиляхи, каменные люди. И открыта тайна может быть только единицам.

– Кому, например? Шаманам?

– Не обязательно, – покачал головой Учур. – Это могут совершенно разные люди. И Кигиляхи сами решают, кто это будет и когда.

– А что именно за тайна? О чем она? Ты не знаешь, дедушка?

Тот покачал головой:

– Нет, мне это не известно… Хотя я не раз просил об этом предков, но… видно, это не в их власти.

Тем временем, тропинка их уводила все дальше от вертолета. Редкая чахлая растительность, стала еще более редкой и чахлой, невысокая сопка завершилась довольно непродолжительным подъемом, и вот перед Аякчааной вдруг возникла в легкой дымке выстроившаяся на голой каменистой равнине цепь гранитных скал, начало которых уходило в море.

– Кигиляхи, – прошептала Аякчаана, задыхаясь от волнения, от предвкушения чего – то необычайного.

– Дальше ты пойдешь сама, – донесся до нее голос деда.

– ЧТО??? – не поняла она.

Дед только покачал головой.

– Каменные люди выбрали тебя, – он положил ей руки на плечи. – Я говорил тебе, что Кигиляхи сами решают, кому и когда открыть свою тайну, показать свою силу. И они выбрали тебя.

– Дедушка, – Аякчаана убрала со лба так некстати вылезшую из – под шапки прядь волос, – ты что – то путаешь. Ты помнишь, мы приехали сюда, чтобы сделать амулет для того человека из Якутска. Он дал нам вертолет для этого. Я должна тебя сопроводить сюда…

– Мне был сон, – прервал ее тираду Учур. – В нем Кигиляхи велели сегодня привезти тебя к ним. Я их спросил, как я успею, ведь мы живем далеко. На что они ответили, что будут люди, которые помогут. И они доставят тебя сюда в срок. Так что это я тебя сопровождаю, а не ты меня, – он улыбнулся, но, заметив тень сомнения в глазах внучки, снова стал серьезен. – Слушай. Ты пойдешь по этой дороге до Первого стража. Он укажет тебе путь дальше. А я тебя буду ждать здесь…

Аякчаана внимательно посмотрела на неровные зубчатые возвышенности вдали.

– И, внучка, будь осторожна и внимательна. Кигиляхи вызвали тебя, но им и в голову не придет позаботиться о твоей безопасности… А сейчас иди! Солнце уже высоко, ты можешь опоздать.

Аякчаана медлила.

– Зачем я им, дедушка? Ведь я ничего не умею…

Учур встал плечом к плечу с внучкой, также как и она вглядываясь в силуэты застывших великанов.

– Я тоже об этом спрашивал. Почему не я? Почему ребенок?

– И что тебе ответили?

Дедушка пожал плечами:

– Копье Маары мне не подчинится, сказали…

Аякчаана обернулась к деду.

– А что это такое? «Копье Маары»?

– Может, это и есть их тайна? – дедушка легонько подтолкнул внучку, чтобы та торопилась. Аякчаана сделала несколько шагов вперед, по направлению к тающему в мутной дымке каменному городу, и обернулась:

– Дедушка, ты меня будешь здесь ждать? – Учур кивнул, указав пальцем в землю под своими ногами. Тогда она быстро сбросила с плеч рюкзак с продуктами, – тогда оставь это себе, – крикнула она и быстро, чтобы не слышать возражений деда, умчалась вниз по склону. Голос шамана еще доносился до нее какое – то время, но по мере приближения к каменным великанам время словно останавливалось, и она все глубже тонула в молочно – белой синеве тумана.

 

Глава 4. Разрушенный храм

Аякчаана шла, не оборачиваясь. Гранитные глыбы медленно приближались.

– Итак, – говорила она себе, – дедушка сказал, что Первый страж укажет мне путь. Интересно, что он имел ввиду… Вот этот здоровый истукан похож на стража, чего уж там говорить. Дрыхнет себе не одну тысячу лет потихоньку, и в ус не дует, – девочка поравнялась с первым Каменным человеком. Это было изваяние, напоминавшее уснувшего сидя человека. Будто устал он, продрог на своем посту. Присел на минутку, закутался в свой плотный плащ, надвинул сильнее шапку, и сам не заметил, как задремал.

Девочка осторожно приблизилась к великану. Ничего. Безмолвный холодный гранит. Где – то, на берегу с громким плеском обвалились в океан куски земли. Эхо живым раскатом пронеслось над городом, утробно прошелестев над головой девочки

– А что я ждала? – себе под нос бормотала Аякчаана. – Подойду к камням, а они оживут и прямо со мной заговорят, и выложат все свои секреты. Знак дадут… Да уж, – вздохнула она.

Еще раз оглядевшись кругом, поежившись от жутковатых звуков, раздававшихся в каменной тишине, она обошла вокруг сидящего «стража».

Неожиданный шорох заставил ее вздрогнуть. Сотни мелких камней и гранитного песка посыпались ей на голову, будто великан пошевелился.

И тут только она увидела голубоватый блик. Тонкий, едва заметный, он как солнечный зайчик метался в легком тумане. Аякчаана проследила взглядом, откуда он мог исходить, но его источник оставался ей невидим.

Тогда она прошла чуть дальше вглубь каменного полуразрушенного города. Ее окружили обтесанные ветром и водой стены, гигантские – метров пятнадцать – двадцать в высоту – столбы, плиты. Она поймала себя на мысли, что идя по этим своеобразным улицам и переулкам, упираясь то тут, то там в многочисленный тупики, проходя по небольшим глухим площадям, она постоянно ощущала чье – то присутствие, чей – то внимательный и настороженный взгляд.

Проходя словно на экскурсии по руинам древнего города, она невольно любовалась увядшей навсегда красотой необычных балконов, фронтонов, массивных колоннад, украшенных искусными узорами… Рядом с разрушенными дворцами высились столбы, напоминавшие замершие человеческие фигуры: вот мрачный мужчина опирается на посох, вот юная дева наклонилась к ручью. И везде, словно солнечные блики на морской поверхности, ее сопровождали синеватые всполохи.

Дойдя до центра загадочного города, провожаемая настороженными взглядами и тихим рокотом обваливающихся камней, Аякчаана оказалась на центральной площади, у ворот строения, напоминавшего храм с высокими холодными стенами, источенными водой. Вода, стекая веками по ним, оставила за собой ржавые неровные потеки, словно невидимый художник нанес причудливый узор.

Именно там, внутри храма, был источник загадочного синеватого света.

Аякчаана вошла внутрь и оказалась в небольшом, примерно десяти метров в диаметре, круглом помещении, залитом ярким сине – голубым светом. Когда глаза немного привыкли к такому освещению, она увидела, что это загадочное помещение является входом в большую, уходящую куда – то в сторону материка, пещеру, до краев наполненную диковинным свечением.

Здесь было тепло, дышалось намного легче чем, там, снаружи, не было неприятного чувства слежки, и вообще Аякчаане здесь нравилось. И было очень любопытно, что это за место такое, и куда оно ведет.

Она сделала два неуверенных шага вперед. Мелкие камешки с шумом посыпались из – под ног, показывая ей дорогу. И она как зачарованная повиновалась. Без опаски она шагала все дальше, следуя за ярким сине – голубым светом и весело журчащему ручейку мелких камней, которые то устремлялись вниз, то двигались по склону вверх, против всех законов физики, не ведая о земном притяжении.

Кажется, она даже пела…

Ярко – голубое свечение исчезло так же внезапно, как и появилось. В одно мгновение наваждение прошло, и Аякчаана со всем ужасом осознала, что она находится в глубине неизвестной пещеры, окруженная кромешной тьмой и могильной тишиной. Ее сбивающееся на хрип дыхание, биение собственного сердца и скрип лыжного костюма – вот и все звуки, что доносились до нее.

Растопырив руки, и стараясь не поворачиваться всем корпусом (а то еще перепутает откуда пришла) она качнулась влево – вправо. Пальцы не коснулись стен. Значит, помещение или коридор, в котором она находилась, были достаточно широки. Тогда она подняла руки вверх и попыталась приподняться на цыпочках – может потолок тоже высок. Так и есть – пальцы не нащупали камень.

В то же время, судя по акустике, она находится не в огромном зале. Все – таки это какой – то ход, лаз. В темноте органы осязания работали с утроенной силой, Аякчаана чувствовала, что свободное пространство находится впереди нее и за ней. Но двинутся вперед, сделать хоть один маленький шаг было неимоверно страшно: вдруг она остановилась на краю пропасти, и, сделав шаг, провалится в нее. Как там дедушка говорил: быть особенно осторожной, каменным людям и в голову не придет заботиться о ее безопасности. Ну, что ж… Аякчаана слушала советы деда, да, видно, не услышала во время…

Фонарик бы…

Но она не взяла фонарик.

О! Мобильник! Там же есть встроенная программа. Хотя, конечно, батарейки на много не хватит, но, хоть оглядеться…

Она похлопала себя по карманам, и почувствовала маленький прямоугольничек в одном из них. Расстегнув дрожащими от волнения пальцами замок – молнию, она достала телефон и нажала кнопку. Ярко синий экран выхватил из темноты ее счастливое лицо: работает! Хоть и связи нет…

По – прежнему не меняя направление стоп, словно приклеенная к полу, Аякчаана быстро посветила экраном вокруг.

Темные сырые стены. Два хода, ведущие влево и вправо. Получается, синее свечение оставило ее на перекрестии дорог. Хорошо, что не вертелась в темноте! А то бы точно не сообразила, откуда пришла! Она посмотрела наверх. Грубо обтесанный свод потолка. Взгляд скользнул вниз, под ноги, и уперся в довольно ровный пол, без видимых бездн и ям. Все выглядело вполне безопасно. Можно развернуться и пойти назад. Хорошо, если там, позади, не было никаких ответвлений. Тогда можно быстро найти дорогу назад.

Аякчаана уже развернулась было на 180 градусов, чтобы воплотить план своего спасения в жизнь, как то ли почувствовала, то ли услышала движение в одном из перпендикулярных к ней проходов.

Показалось?

Аякчаана, затаив дыхание, замерла.

Нет, это не просто движение. Это какой – то тайфун! Кто – то или что – то к ней быстро приближалось. Не успев сообразить, что делать и куда бежать, Аякчаана повернулась лицом навстречу стремительно приближающемуся звуку и была тут же сбита с ног.

Жуткий грохот, стон. Мгновение она лежала на холодном камне, едва переводя дыхание.

– Эй! Кто здесь? – наконец жалобно подала она голос. Понятно, ей могли и не ответить, просто молча сожрать и все. Если, конечно, то, что в нее врезалось, питается костлявыми девочками в синтетических лыжных костюмах.

– Ой, – простонали из темноты. Голос девчоночий. Значит, скорее всего, обедать ею не будут. Аякчаана села поудобнее.

– Ты где?

– Ты кто? – ей ответил такой же испуганный голос. Точно, девчонка.

Невидимая незнакомка тем временем, судя по звуку, тоже села и стала что – то искать на полу. Аякчаана последовала ее примеру – стала искать мобильник. Он бы прояснил обстановку быстрее.

И почти одновременно вспыхнуло два голубых огонька – экран сотового телефона Аякчааны и яркий свет на конце длинного серебристого шеста, с которым, видимо, шла незнакомка.

– Ты кто такая? – довольно требовательно повторила она. Девочка была явно старше Аякчааны, но не намного. На вид ей было около пятнадцати лет. Пронзительный взгляд серо – голубых глаз, светлые прямые волосы заплетены в короткую косичку, джинсы, льняная рубашка без ворота, простой заплечный мешок. – Ты как здесь оказалась?

– Я Аякчаана Тимофеева, – отозвалась Аякчаана.

– КАК? – голубоглазая незнакомка даже подалась вперед, будто не расслышала. – Как, говоришь, тебя зовут?

– Аякчаана Тимофеева, – повторила та. – Я не здесь живу, я из села Кюсюр… А ты кто?

– Меня Катя зовут, Катя Мирошкина, я из Красноярска… А как ты здесь оказалась?

Катя выглядела озабоченной, даже расстроенной немного, и Аякчаана ее решила успокоить.

– Я сюда с дедушкой прилетела, на большом вертолете. Дедушка меня там остался ждать, около Кигиляхов…

– Около чего? – опять не поняла незнакомка, и, кажется, уже несколько раздражалась.

– Кигиляхи, это Каменные люди по – нашему. Это священное место, особое, – гордо пояснила она, но, посмотрев на почти испуганное лицо Кати, добавила: – Ты не бойся, мы сейчас найдем дорогу назад, все дедушке расскажем, и он что – нибудь придумает. Ты вообще здесь как оказалась? Тебя тоже Кигиляхи велели придти?

– Мне? – удивилась Катя. – Нет. Я вообще – то думала, что сейчас дома окажусь.

– Слушай, – Аякчаану осенила догадка, – ты, наверно, к кому – нибудь с полярной станции приехала, да? Пошла посмотреть Кигиляхи и заблудилась в этой пещере! Да?

Катя отрицательно мотнула головой. Потом указала подбородком на стены вокруг и спросила:

– А это, что, пещера?

Разговор получался какой – то странный. Словно слепой и глухой встретились, и пытаются представиться друг другу. Так, во всяком случае подумала Аякчаана. Да и в голову Кати пришли аналогичные мысли. Грустно вздохнув, Аякчаана кивнула через плечо:

– Надо к дедушке идти.

Катя, между тем, кажется, начала приходить в себя. Она внимательно осмотрела одежду, в которой была Аякчаана, ее мобильник.

– Сейчас год какой? – спросила она, прищурившись.

– 2015 конечно, – у Аякчааны даже брови поднялись от удивления.

– А день?

– Второе сентября…

При этих словах, у Кати брови полезли наверх.

– Как второе сентября? Ты ничего не путаешь?

– Я ж не сумасшедшая…

– А отчего на тебе одежда зимняя? – спохватившись, спросила Катя.

– Так холодно же… Север…

– Что значит «север»? – опять не поняла Катя.

– Север то и значит – север, – Аякчаана начала чувствовать себя сумасшедшей, или в сумасшедшем доме, – Якутия! Снег! Полюс холода! Слыхала про такое?!

– Якутия?! – прошептала Катя. – Почему «Якутия»?..

Аякчаана уже не знала, что и ответить.

– Потому что Якутия. А ты что ожидала увидеть?

Катя потрогала ушибленный лоб, растерянно поправила волосы, повертела в руках свою серебристую палку. Все это она проделала, не проронив ни слова…

– Ну, уж точно не это, и точно не второго сентября 2015 года, – наконец прошептала она. – И что мне теперь здесь делать?

«Ясно. Ненормальная!» – заключила Аякчаана, но вслух говорить не стала. Не хотелось расстраивать несчастного человека. Вместо этого она поторопила новую знакомую:

– Пошли к выходу скорее, дедушка нам непременно поможет. Он знаешь какой умный! – И тут Аякчаана растерянно огляделась. – Вот только я сообразить не могу, откуда я пришла…

– Оттуда, – Катя уверенно показала ей рукой в направлении одного из проходов.

Аякчаана с сомнением посмотрела в темноту.

– С чего это ты взяла?

Катя пожала плечами:

– Это же очевидно. Я выбежала из того коридора, – она махнула рукой в темнеющий провал рядом. – Ты говоришь, что пришла с поверхности, значит, тебе надо идти вверх.

– А с чего ты решила, что ты пришла именно с той стороны? – самоуверенность незнакомой девочки несколько выводила из себя.

– Я шла по коридору, сделанному человеком, там были обработанные стены, облицованные кирпичом. А твой тоннель – дело рук природы, или очень неумелого мастера, здесь стены, видишь, какие – дикие совсем.

Аякчаана не поверила ей. Сделав пару шагов внутрь коридора, из которого, как утверждает незнакомка, та выбежала, она посветили фонариком на стены. В самом деле, выложены кирпичом. При чем, каким – то диковинным, гладким и матовым, темно – зеленым. По сравнению с ним ее часть тоннеля выглядела, действительно, дико.

– Так что поворачивай и шагай, к своему дедушке, – скомандовала Катя.

– А ты? Здесь, что ли, останешься?

– Чего бы это? Я пойду туда, куда мне надо. Поняла? – и Катя, подхватив свою палку или шест, бодро скрылась в продолжении своего коридора. За ней, подпрыгивая в такт ее походке, тающей змейкой струился голубовато – синий свет.

– Стой!!! – закричала Аякчаана. Ей вдруг стало страшно остаться здесь, в темноте этого коридора одной. Вдруг, она сама не найдет дорогу назад? И она бросилась догонять светловолосую девочку.

Та успела уйти довольно далеко, Аякчаане, чтобы ее догнать, пришлось пару минут бежать.

– Чего тебе? – Катя встала, опираясь на свой серебристый шест, а над головой ее светился небольшой голубоватый шар, на который как зачарованная уставилась Аякчаана..

– Давай вместе пойдем…

У Кати даже дар речи пропал от такой наглости.

– С чего бы это? Ты, кажется, к своему деду торопилась и каким – то киляхам…

– Кигиляхам, – автоматически поправила Аякчаана, не сводя восторженных глаз от чудесного шара, и честно созналась, – я боюсь заблудиться тут.

Катя наклонилась ближе к попутчице, так, чтобы заглянуть в ее глаза.

– То есть ты намекаешь, чтобы я тебя проводила?..

Аякчаана шумно сглотнула.

– Ну, в общем, да… – и торопливо добавила, – Видишь ли, у тебя свет! А мой мобильник вот – вот отключится, и я точно не выберусь отсюда в темноте.

Катя с сомнением покачала головой, вздохнула, и пошла назад, к перекрестку тоннелей. Аякчаана поспешила за ней. В начале она шла молча, то и дело поглядывая то на свою провожатую, то на шар голубого света, парящий над ее головой, то на серебристый шест. Она даже не знала, что ее больше интересует, и про что, соответственно, задать вопрос в первую очередь.

Она уже было открыла рот, чтобы спросить про шар, но тут Катя остановилась на месте их недавнего столкновения, и, повернувшись к стене, нанесла шестом знак: крест, выходящий лучами за стороны ромба. Знак мгновенно засиял голубовато – синим светом, отделился от стены и повис под потолком, ровно над тем коридором, откуда они только что вышли.

– Это что? – выдохнула Аякчаана.

– Это? – Катя взглянула на светящийся знак. – Это звезда Сварога. Оберег, знак, указывающий путь. Он, как ты можешь догадаться, не позволит мне заблудиться и поможет найти дорогу назад.

– А – а – а – а, – понимающе протянула Аякчаана. – Катя, слушай, а ты вообще кто?

Катя нахмурилась. Они достигли очередной развилки, обе дороги уходили вверх, и было совершенно не ясно, какой из них следовать. Катя потерла ладони. В руках у нее появилось махонькое солнышко, которое она словно шар для боулинга запустила в глубину одного из коридоров, тот что был правее. Оставляя за собой дымчатый след, солнышко исчезло во мраке.

– Ого! Так даже мой дедушка не умеет! – восторженно прошептала Аякчаана.

– Да? А кто твой дедушка? Он маг – волшебник – иллюзионист?

– Он эвенк, шаман. Учур – хан его зовут.

– Ша – ман? – рассеянно повторила Катя, то и дело поглядывая в тоннель в ожидании своего солнышка. – Мне вот всегда было интересно, что умеют шаманы?

– О, мой дедушка очень много чего умеет! Он говорит с душами ушедших, и те ему рассказывают все.

– Прямо – таки все?

– То, что можно знать человеку – да.

Катя отчего – то подумала, что Енисее было бы особенно интересно пообщаться с этим дедушкой шаманом. Да и Ярослава хотела научиться управлять стихиями, а шаманы, говорят, в этом большие мастера. Но, подруг здесь не было. А вот светящийся шар, дымясь и подпрыгивая, вернулся к Кате в руки. Значит, прохода там не было. Шар долетел до преграды и вернулся назад. Получается, второй ход – верный. Не задумываясь больше, Катя шагнула в левый рукав тоннеля.

– Так зачем вы приехали в эти места, – спросила она странную девочку. Катя припоминала сейчас из уроков географии, что где – то в Якутии есть мыс Кигилях. Раз «мыс», значит, побережье. А раз побережье, то побережье океана, при чем, не какого – нибудь, а Северного Ледовитого. Плотность населения ноль целых ноль с половинкой сотых. Или даже тысячных. И зачем, спрашивается, дед – шаман с внучкой сюда приехали. А! прилетели на вертолете, эта девочка сказала.

– Меня Кигиляхи призвали, – гордо отозвалась девочка.

– Призвали –это как? – не поняла Катя.

– Они приснились дедушке и велели ему привезти меня сюда, при чем, именно сегодня.

Катя остановилась, внимательнее посмотрев в лицо девочки с непроизносимым именем. Шутит? Да, нет. Глаза круглые, испуганные, ни тени смешинки.

– И зачем?

– Я толком сама не поняла… Понимаешь, об этом своем сне мне дедушка сказал уже здесь, на острове. Я не успела его толком расспросить. Он сказал про сон, про то, что сказали Кигиляхи. Я его спросила, мол, почему меня призвали, а не дедушку. Он, я же говорила уже, шаман, знает тайны многие… А я, что я? Я в седьмом классе учусь. Что с меня толку? А дедушка сказал: «Кигиляхи сказали, что копье Маары мне (то есть ему) не подчинится». Вот.

Катю словно током ударило. Копье Маары? Откуда якутский или, вернее всего, эвенкийский шаман, знает про Маару? На сколько она могла сообразить, у них Боги и Духи носили совсем иные имена…

– А что за копье Маары? – Катя решила проверить девочку, вдруг, та оговорилась.

– Не знаю, – всплеснула руками та. – Я вообще не знаю, кто такая Маара, и что это за копье. И зачем оно, кстати, тоже не знаю… И дедушка – тоже, – добавила она, предвосхитив следующий вопрос.

– Не знаешь, говоришь, – задумчиво прошептала Катя. А задуматься было над чем. Они, пройдя по левому рукаву тоннеля, тоже уперлись в стену. Других ходов и проходов не было, Катя была уверена. Получается, что эта девочка…

– Скажи еще раз, как тебя зовут?

– Аякчаана…

– Хорошее имя, красивое, – все так же задумчиво произнесла Катя, – а что оно означает?

– Хорошенькая…

– Хорошенькая, значит, – эхом повторила Катя, все еще поглаживая холодный гранит. – Слушай теперь меня внимательно, Хорошенькая… То, зачем тебя вызвали эти Каменные люди как их ты называешь, еще явно не выполнено, и отпускать они тебя не желают. Поэтому сообщаю тебе, что обратной дороги у тебя нет. Выход из пещеры закрыт, как ты сама можешь видеть. По крайней мере, пока. И это плохая новость.

Аякчаана стеклянными глазами смотрела на Катю и молчала, у той даже возникли подозрения – поняла ли девочка то, что она сообщила ей. Но повторять по несколько раз одно и то же ей тоже не хотелось, поэтому она продолжила. Правда, стараясь говорить медленнее.

– Но есть и хорошая. Могу предположить, что оказалась ты здесь и сейчас именно для того, чтобы встретиться со мной. Правда, не могу понять, почему так получилось, – Аякчаана все еще молчала. Казалось, она окаменела. А Катя продолжала задумчиво. – Видишь ли, я была в Красноярске 18 декабря 2015 года, плюс три дня, которые… Не важно, впрочем… но сегодня по – любому должно быть 21 декабря 2015 года. А ты говоришь, что сейчас 2 – е сентября. То есть, произошла какая – то временная путаница. С этим надо еще разобраться…

Она замолчала, ожидая от своей собеседницы уже хоть какой – то реакции: слез, обморока, паники, истерического хохота, битья головой о стену… Но та стояла, как монумент. И хлопала глазами. Может, правда, не поняла?..

Катя с сомнением уставилась на Аякчаану.

– Ты хоть понимаешь, о чем я тебе говорю? – наконец, спросила она.

Та неопределенно мотнула головой.

– Что это значит? Поняла? Или нет?

Аякчаана снова сделала то же неопределенное движение:

– Я тебе не верю, – прошептала она пересохшими губами.

Катю это озадачило. В самом деле, как ей доказать все сказанное. Хотя девочка вроде из семьи шамана, должна быть морально готова ко всяким там чудесам, перемещениям во времени. Она помолчала, разглядывая свою нежданную подопечную, и легонько барабаня пальцами по граниту.

– Да пожалуйста, – наконец выпалила она. – Не верь сколько тебе влезет! Вот здесь, – она стукнула кулаком в камень, – выход к твоему дедушке… Можешь начинать биться головой!

И тут Катю осенило. А, может, нет никакого выхода. Что, если эта девочка попала в то время, из которого она, Катя еще не успела выбраться? Вдруг сейчас все тот же 1587 год. Тогда, действительно, не имеет значения, из какого дня эта Аякчаана сюда попала – из декабря или из сентября. А то, что попала она сюда по призыву неких Каменных людей, через древний проход, только подтверждало эту догадку.

– Кстати, расскажи – ка подробнее, как именно ты попала в этот туннель. Про сон и дедушку можешь уже не повторять, это я запомнила. Мне интересно, как именно ты оказалась внутри перехода.

Аякчаана, заикаясь, рассказала про Первого стража, про древний город, про храм и ярко – синий огонь, манивший ее к себе.

Выслушав сбивчивый рассказ нежданной подопечной, Катя поняла главное – та здесь оказалась, действительно, не просто так. Они должны были встретиться. И это организовали некие Каменные люди. Им, очевидно, до зареза нужно это самое копье Маары. Знать бы, что это…

– Ая, можно я тебя так буду называть? – спросила Катя. – Просто Аякчаана – очень непривычно для меня. – Аякчаана послушно кивнула. – Ну так вот, Ая. Выбраться отсюда самостоятельно ты не сможешь, пока не найдешь это копье Маары. Что это за вещь такая ты не знаешь, как и я. Но! Встретились мы с тобой тоже не случайно, так как я знаю человека, который может пролить свет на твою загадку.

– Ты это о ком? – с надеждой спросила Аякчаана.

Катя говорила о Енисее. Та однажды рассказывала, что ее семья служила при Храме Маары. И сама она, вроде как, ее жрица.

– Маара, – пояснила Катя Аякчаане, – славянская богиня холода и мороза. Она повелевает смертью. Так что, выбор Каменных людей, живущий на краю света, в вечной мерзлоте, вполне логичен, как думаешь? – Аякчаана кивнула. Она все еще не до конца верила, что происходящее – не сон. Поэтому тихонько, чтобы эта светловолосая девочка не видела, ущипнула свое бедро. Больно до слез… значит, не спит, и это все – реальность… Между тем, Катя продолжала, – у меня есть подруга, которая знакома со всеми историями про Маару. Во всяком случае, должна быть!

– Ты думаешь, пока я не найду ее копье, проход домой, к дедушке, будет закрыт?

– Скорее всего, да.

– А как мы узнаем, что это за копье, – чуть не плача прошептала Аякчаана. – Вдруг твоя подруга тоже про него ничего не знает.

– Ну, это вряд ли! – усмехнулась Катя. – Ты просто не знаешь мою подругу! Если нам повезет, то мы ее застанем в Александрии, и тогда, возможно, твое путешествие будет не долгим…

Катя уверенно пошла назад. Она не оглядывалась – незнакомая девочка, вот так свалившаяся ей на голову, конечно, следовала за ней, похрустывание и поскрипывание ее лыжного костюма не оставляло сомнений. Да и куда ей деваться, в самом деле… Вот почему она, Катя, все никак не может добраться до своего дома – вот это не понятно!

 

Глава 5. Бессонная ночь

В то памятное утро Сергея Александровича Ключевского разбудила жена, Магда.

Непривычное для нее дело: уже почти десять лет как она даже не выходила из своей комнаты, пока он утром собирался на работу. Она провожала его только в том случае, если он выезжал командировку. И то – всегда молча, отстраненно, как чужого, словно исполняя чью – то не слишком приятную обязанность.

Чужой… Сейчас он с трудом вспоминал, но вспоминал еще, те времена, когда она не ужинала, дожидаясь его с работы. Когда он приходил заполночь в их малогабаритную «двушку» на окраине Красноярска, и, стараясь не громыхать связкой ключей, едва приоткрыв дверь, уже видел ее счастливые глаза. Сейчас, он совершенно не помнил, как она тогда выглядела – например, какая у нее была прическа, стройна ли она была или чуть полновата, какое платье было ее любимым. Но выражение глаз помнил до мелочей, до лучика… До дрожи в суставах.

И помнил, как постепенно они менялись, становясь все отстраненнее и холоднее. И одновременно растаяла теплота в отношениях с сыном, куда – то исчезло доверительное перешептывание с дочерью… Оказывается, все – весь его мир, – держалось на тех счастливых глазах Магды… Когда, когда же они стали чужими? Неужели, когда все трудности остались позади? Когда они переехали в этот огромный дом? Он строил его для семьи, в тайне, готовил сюрприз к Новому году, отказывая себе во всем. Дом, похожий на средневековый замок (в те времена, когда она смотрела на него еще счастливыми глазами, помнится, они мечтали о таком).

И вот теперь есть дом, похожий на средневековый замок. Есть комфортабельная машина, водитель, дача, поездки на море. Все, о чем они тогда мечтали.

Но он готов отдать это все, что имел теперь, лишь бы снова хоть на миг отразиться в тех счастливых глазах.

И вот ее встревоженный шепот.

– Сергей, вставай, – нетерпеливо трясла она его за плечо. – Вставай, что – то случилось…

Сергей Александрович потер лицо и слегка надавил на переносицу – верный способ быстро прогнать сон, – и для верности потряс головой.

– Что случилось?

– Не знаю, но что – то случилось, – нервничала Магда. – Звони Торопову.

И протянула ему мобильный.

Сергей Александрович не пошевелился.

– То есть ты хочешь, чтобы я поднял начальника службы безопасности в шесть часов утра только из – за того, что тебе что – то приснилось?..

Магда сжала кулаки. Ее бледное острое лицо, обрамленное светлыми, а в неверном свете тусклого ночника – практически белыми, – волосами, выглядело еще более строгим, чем обычно.

– Не приснилось. У меня ПРЕДЧУВСТВИЕ… – отрезала она. – С Антоном беда… – Добавила она севшим до хрипоты голосом.

Сергей Александрович взял в руки телефон. Предчувствие Магды – это уже серьезно. Странно, но она с некоторых пор абсолютно перестала интересоваться детьми, иногда казалось, что она напрочь забывала об их существовании. Но, при этом, каким – то волчьим чутьем угадывала, что с ними случилась беда. Вот и сейчас она металась в полумраке спальни, до хруста в суставах сжимая тонкие руки.

– Алло, Степаныч, – Сергей Александрович поприветствовал Торопова, не сводя при этом внимательных глаз с встревоженной фигуры жены, – извини, что в такую рань… Да… Подскажи: Антон, находится в поле зрения твоих ребят? С ним все в порядке?

За этими несколькими фразами последовало молчание, которое Магде показалось вечностью. Она прекратила мерить шагами комнату, подошла вплотную к мужу, стараясь по выражению его глаз понять, предугадать, что ему докладывает Торопов. Понять, на сколько неотвратимо горе, которое она внезапно почувствовала. Торопов что – то говорил, она едва различала обрывки фраз.

– Хорошо, держи меня в курсе. Я выезжаю…

– Что? – прошептала она треснувшим голосом, когда Сергей Александрович попрощался с Тороповым.

Он посмотрел на нее. Бледное острое лицо, почти белые волосы убраны в гладкую прическу, и ледяная тревога во взгляде…

– Возможно, ты права, – он опустил глаза, чтобы и его не захлестнула тревога, ему еще понадобится холодная голова, – Антон, возможно, влип в историю. ВОЗМОЖНО! – добавил он, подняв вверх указательный палец. – Степаныч говорит, что примерно в три часа ночи он взял твой «Лексус» и выехал из гаража. Маячок в данный момент показывает отсутствие движения, двигатель не работает. Машина припаркована в области, в деревне… – он наморщил лоб, – Федькино, что ли…не запомнил.

Магда присела на край кровати.

– Но это еще ничего не значит, – он сжал ее похолодевшую ладонь, – может, просто взял покататься, мне назло… Ты же знаешь, он последние месяцы частенько выкидывает подобные штуки, и все только ради одного – позлить меня… Ты его номер набирала?

– «Вне зоны доступа». Нет, что – то случилось, надо его искать.

– Да, ребята уже выехали на место. Как будут, позвонят… Не нервничай раньше времени, – проговорил он мягко, – пошли лучше, чайку выпьем.

Магда его будто не слышала. Она облизнула пересохшие губы, и, обратив к нему свое бледное лицо, прошептала:

– Понимаешь, я его не чувствую в этом мире. Но он жив, это верно. Он в беде, но даже сам еще этого не понимает.

Не говоря больше ни слова, она встала и вышла из спальни. Через мгновение Сергей Александрович услышал, как тихо закрылась дверь ее спальни.

 

Глава 6. Александрия

Аякчаана едва поспевала за Катей: по оставленным ею меткам та шла уверенно и быстро. Аякчаана же все время отвлекалась – ей не давал покоя загадочный шар, послушно парящий над головой светловолосой знакомицы, и ее шест, вернее, посох – девочка на него иногда опиралась, перепрыгивая через широкие трещины в граните.

Конечно, Аякчаана была внучкой шамана. Дедушка иногда брал ее с собой в тайгу. Когда собирал травы или ягоды, например. И это были незабываемые путешествия: вдвоем, на оленье упряжке, вдоль каменистых берегов рек, по тонкому таежному покрову – они забирались туда, где веками не ступала нога человека (кто бы мог подумать, что такие места еще есть на Земле!). Они устанавливали палатку, разводили жаркий костер, ели юколу и теплые лепешки. Однажды она даже пробовала жареное мясо мамонта. На весенних каникулах дедушка взял ее с собой в тайгу, и они встретились с охотниками, эвенками из их же села, те как раз ужинали жареным на углях мясом мамонта… Да, здесь можно встретить мамонта – иногда открываются древние ледники, а вместе с ними – и дивные тайны. Так ученые нашли много лет назад удивительное плато Диринг – Юрях. О нем мало знают, еще меньше пишут, о нем нет ни слова в школьных учебниках, а ведь это одно из древнейших мест обитания разумного человека на Земле.

Мясо мамонта оказалось по вкусу похожим на говядину, только очень сухим и жестким, Аякчаана едва справилась с ним. А потом попросила охотников показать, где они нашли животное. Те провели ее к реке. Там, на месте обвалившегося берега, зияла широкая расщелина, заполненная льдом и снегом. В ней Аякчаана увидела огромную тушу могучего гиганта с длинной темно – бурой слежавшейся шерстью, правда бивни уже кто – то срезал. Они в большой цене.

Дедушка тогда очень обрадовался находке. Он срезал прядь бурой шерсти, взял кусочек суховатого мяса, а вечером, когда звезды были особенно высоко. говорил с духами предков. Он курил трубку и задумчиво смотрел в костер, иногда напевая грустные гортанные песни.

Это все, что видела Аякчаана.

Но то, что вытворяла у нее на глазах эта девочка – огненные шары, голубые светящиеся сферы, тающие на стенах знаки… Все это походило на какие – то фокусы, и дочери шамана очень хотелось разгадать их секрет.

– Как ты это делаешь? – наконец спросила она.

– Что именно? – не оборачиваясь, отозвалась Катя.

– Ну, как ты, например, сделала тот огненный шар, который отправляла в разведку?

– А! Это простая шаровая молния, – отмахнулась Катя. – Вот Ярушка… Это моя подруга… Она умеет из таких шаров большую звезду делать… которую даже на Облачной карте видно.

– А что такое «облачная карта»? – не унималась Аякчаана.

Катя молчала. В самом деле, как можно объяснить случайному человеку то, что она сама еще не до конца поняла. Она, собственно, и шла за разъяснениями к своей маме, но тут эта странная девочка. И с ней теперь приходится возиться. Хорошо бы, Енисея была еще в Александрии.

Такие мысли одолевали Катю, когда Посох вывел ее к переходу. Продвигаясь по коридору, вымощенному гладкими, отполированными до блеска плитами, девочки вышли в небольшую залу с тонкими вытянутыми колоннами по периметру.

Она так стремительно сбежала из подвала Александрии, так торопилась к маме, что толком не запомнила, как он выглядел, этот переход. Зато сейчас представилась такая возможность.

Высокие стройные колонны смыкались над головой, образуя подобие каменного шатра. По гладко отполированным стенам волнами проходило сине – зеленое свечение, от которого казалось, что зал – прозрачный купол в бескрайнем и бесплотном пространстве. Жутковатое чувство, чего уж там. Аякчаана вздрогнула.

Все. Тупик. Дальше хода нет. Здесь начинается переход в Александрию.

– Ну, что, готова? – вздохнув, спросила она у Аякчааны, и взяла ее за руку. – Будет немного холодно и тяжело. Словно под воду с головой нырнешь. Но это не на долго, скоро все пройдет, – деловито предупредила она, – но воздуха в грудь набери на всякий случай.

– На какой случай? – вздрогнула Аякчаана.

– На счет «три», – скомандовала Катя, не отвечая на расспросы своей подопечной, с силой потянула ее в переход.

Легкое свечение, исходившее от посоха все это время, разрослось, тонкими лентами окутало две фигурки. Пространство сжалось и тут же расширилось до состояния невесомости. Девочек что – то подхватило, и в это мгновение они вывалились в сырую темноту.

Обе тяжело дышали, словно и в самом деле проплыли несколько метров под водой.

Аякчаана нервно, со свистом, вдыхала и выдыхала воздух.

«Испугалась», – догадалась Катя.

– Ну – ну, – утешительно похлопала она ее по спине. Она уже успела понять: подвал пуст, и путешествие придется продолжить. Она только еще не придумала, как именно ей это сообщить и без того напуганной Ае. – Ничего страшного!.. Я же предупредила тебя набрать в легкие воздуха! Ты отчего не послушала?

– Я послушала, – хрипела Аякчаана, – только… Оно как надавит… на грудь… Так страшно…

Только сейчас она огляделась вокруг и поняла, что находится в совершенно ином месте. Кожей она ощущала огромное холодное и сырое пространство вокруг. Она подняла голову, но не увидела сводчатого потолка. Она оглянулась назад: коридор, приведший ее сюда, исчез. Помещение было многократно больше. Все погружено в темноту, и голубая сфера над головой Кати – единственное освещение.

– Мы где? – испуганно прошептала она.

– Ты только без паники, хорошо? – строго проговорила Катя. – Нам бы только выяснить, бабушка Могиня и ребята ушли уже отсюда или нет.

И, подняв высоко над головой световую сферу, она стала обходить помещение, вглядываясь в свежие следы на пыльном полу. Аякчаана, стоило ей сообразить, что Катя от нее удаляется, сразу подхватилась и догнала ее, стараясь больше не отставать ни на шаг.

– Ты что делаешь? Мы где находимся? Это не похоже на пещеры Кигиляхов…

– Потому что это не пещеры Кигиляхов, – Катя поняла, что настал момент для объяснений. Ни Ярославы, ни Могини, ни ребят здесь не было, значит, нужно либо продолжить путешествие по этому времени, либо возвращаться назад и искать другой выход – решать этой странной девочке в лыжном костюме. – Мы находимся в древнем городе Александрии. Он находится вблизи современного нам Красноярска…

У Аякчааны в буквальном смысле глаза на лоб полезли:

– Где? – она мигнула. – То есть вблизи чего?…

– Кра – сно – яр – ска! – по слогам отчеканила Катя. – Город такой есть. Слыхала?

– Про город Красноярск я слышала, – смутилась Аякчаана, – как мы здесь оказались, он же за тысячи километров от побережья?…

– Более того, – Катя многозначительно подняла палец к тонувшему во тьме потолку. – Ты находишься сейчас не в сентябре 2015 года, а в июне 1587-го.

Удивление достигло того самого потолка, на который только что указывала Катя. Достиг предела. Крышки. В общем, Аякчаана уже никак не отреагировала. Похлопав глазами с минуту, она то ли спросила, то ли проинформировала:

– Ты шутишь.

– Не– а, – ухмыльнулась Катя. Она вспомнила, как несколько дней назад сама присела от аналогичной новости. Но ей как – то легче поверилось в происходившее – какие – никакие доказательства перед глазами были: Ярушка в древней одежде, деревянный терем, Могиня… Темный Морок… Все это как – то способствовало тому, что Катя поверила в происходящее. А что предъявить этой девочке?

– Знаешь, в это трудно поверить, – Катя взяла Аякчаану за плечо, – я сама в это поверила с трудом… Но ты, вроде, девочка подготовленная, дедушка у тебя шаман. Так что постарайся пока просто поверить, а доказательства я тебе потом покажу.

– Во что поверить? Что мы попали в прошлое?

– Да. Сейчас мы в прошлом. И здесь все не так, как мы привыкли думать. Хоть сейчас здесь всего 1587 год, год начала освоения Сибири, если верить учебникам, хотя на самом деле здесь уже есть города (некоторые очень древние, как Александрия), есть дороги, здесь живет довольно много людей. Причем, живет по нынешним меркам вполне обеспеченно. Ведут хозяйство, ловят рыбу, растят зерно. Торгуют в основном с восточными странами: Персия, Иран, Египет… Но и с Москвой, Новгородом, Калугой, другими городами торгуют – на ярмарки привозят меха да лес, рыбу да коренья редкие… Еще знамениты своим оружием, сталью и чугуном. Лучшие оружейники, говорят, – здесь, в этих местах…

– А кто здесь живет? Как эти люди выглядят?

– Обыкновенные люди. Как мы. Только они верят в то, что все вокруг – живое. Все имеет свою душу.

– Так и мы так думаем…

Катя задумалась:

– Да, так, да не так. Ты потом увидишь… Если захочешь, конечно…

Аякчаана во все глаза смотрела на свою новую знакомую. И ждала ответов и объяснений. Катя собралась с духом.

– Я говорила тебе, что хотела познакомить с одной девочкой, ее Енисея зовут. Она как – то рассказывала, что ее семья служила в храме Мары близ Аржана. Это Алтай, на сколько я понимаю. И я рассчитывала, что эта девочка… вернее, девушка… окажется здесь. Но я ошиблась, как ты сама можешь убедиться – мы с тобой в Александрии одни. И чтобы ее найти, нам придется пойти еще в одно место… или в два. Я не знаю точно. Ты этого хочешь? Хочешь продолжить путешествие? – Катя затаила дыхание, вглядываясь в испуганное лицо собеседницы. – Или ты попробуешь перебраться в свое время?

Аякчаана не сводила встревоженных глаз с Катиного лица. Потом замотала головой.

– Что? – не поняла Катя. – Ты хочешь идти домой?

Аякчаана снова помотала головой, только сильнее:

– Нет. Я пойду с тобой искать твою знакомую… Мне без копья Маары обратной дороги нет.

 

Глава 7. Джунгары

Как только Катя коснулась ногой пола в Ярушкиной комнате, она поняла, что случилась беда.

Сразу по возвращении в дом Могини, девочек окружила могильная тишина. Ни песни за окном, ни птичьего гомона. Ни шума листвы.

В носу щипало от сильного запаха гари, копоть осела толстым слоем на все поверхности. То тут, то там еще едко дымилось почерневшее от пожара дерево. Белые хлопья золы летали в воздухе, словно снежинки. В месте, где Ярушкина комната выходила в коридор и была тяжелая дубовая дверь, зиял до самого первого этажа огромный провал. Фактически, от Ярушкиной комнаты осталась только стена с сундуком, из которого пару дней назад вывалилась Катя, кусок пола и стены, рядом с которой стояла кровать. Все изломано в клочья. Сундук, явно взломан. При чем, грабитель явно не церемонился, он просто срезал металлическое крепление, и, не найдя в сундуке ничего достойного его внимания, со злостью изрубил его.

– Что здесь произошло? – прошептала рядом Аякчаана. Катя и сама хотела бы знать, что здесь произошло.

Она осторожно подошла к краю и заглянула вниз, в глубину провала, из которого еще поднималась тонкой струйкой пыль и копоть пожарищ, и прислушалась.

Тишина.

– Что здесь произошло? – чуть громче прошептала Аякчаана. В это же мгновение внизу послышалось быстрое движение и из – за куска обвалившейся стены выглянуло широкое смуглое лицо. На какой – то миг испуганный взгляд Кати встретился со свирепыми черными глазами.

Человек внизу весь выскочил из своего укрытия и закричал что – то на непонятном Кате языке, но по тому, как размахивал он кривой саблей и потрясал ею в воздухе, догадаться, что они в опасности, было не сложно. Катя потянулась было к посоху – их единственной надежде на спасение, но в этот момент шаткое полуразрушенное здание качнулось, и накренилось.

Серебристый посох неумолимо покатился вниз, исчезнув в пыльном облаке, а Катины пальцы успели только щелкнуть по пустоте… Остаток дома Могини накренился еще сильнее, и в тоже время увлек за собой обоих испуганных девочек, прямо на головы широколицых воинов.

Вокруг них появилось несколько людей – мужчин, пахнувших лошадиным потом и человеческой кровью, – один из них грубо схватил Катю за шиворот, выдергивая из – под завала, несколько раз встряхнул в воздухе как тряпичную куклу и швырнул на землю. Аякчаана пискнула и бросилась было к Кате на выручку, но ей к горлу приставили узкое лезвие кривой сабли.

Мужчина, только что бесцеремонно бросивший Катю на грязную, пахнущую бедой, землю, что – то предостерегающе крикнул остальным. Все замерли.

Незнакомец присел на одно колено, осторожно дотронулся до подбородка Аякчааны. В этот момент Катя в ужасе замерла – она решила, что ее спутницу сейчас просто убьют. Аякчаана, видимо, тоже так подумала, поэтому зажмурилась. Но в следующее мгновение, незнакомый воин вытянул из – за воротника Аи, тонкий искусно вышитый зелено – синими узорами шейный платок. Катя онемела. Она и не заметила его за все это время, а воин за считанные доли секунды успел обратить на него внимание. Ну и зрение!

Тихо и при этом властно незнакомец что – то спросил у Аякчааны, тыча ей в нос этот самый платок.

– Мамин подарок, – пропищала та испуганно и дальше сказала что – то на своем родном языке – Катя уже не знала, что.

Но, как ни странно, воин ее понял, или понял что – то свое, кто его разберет. Он резко встал, что – то крикнул, указав на Катю. Второй воин, одетый чуть скромнее чем незнакомец, видимо, его помощник, что – то спросил у него, жестом указав на Аякчаану. Незнакомец только задумчиво покачал головой.

За несколько минут, пока незнакомец и его помощник тихо переговаривались, Катя постаралась внимательнее их рассмотреть и запомнить, чтобы понять, кто они, эти воины.

Их было восемь. Восемь черноволосых воинов с тяжелыми и острыми как бритва взглядами. Темно – коричневые халаты длиной чуть ниже колен с жесткими, прикрывающими шею, воротниками. Поверх – словно панцири на черепахах – жилеты из небольших почерневших металлических пластинок, скрепленных кожаными ремнями. Руки прикрывают массивные наплечья, кожаные наручи с металлическими накладками. Обуты воины в мягкие кожаные сапоги. У одного из них, того, что был начальником, сапоги украшены цветной аппликацией. На головах у каждого – шлем из четырех металлических треугольных пластин со срезанными вершинами, стыки пластин прикрыты резными накладками с выпуклыми «ребрами». Пластины соединены между собой кожаными ремешками. В плоское круглое навершие с узкой железной втулкой вставлен прутик с прикрепленным к нему пучком конских волос. К передней лицевой пластине шлема был прикреплен небольшой треугольный козырек, а к боковым и затылочной пластинам прикреплены три лопасти из красной парчи с белым рисунком и зеленой окантовкой. На поясе у каждого был прикреплен украшенный такими же бело – зелеными узорами колчан со стрелами, а за спиной – по круглому деревянному щиту с набитыми металлическими бляхами и массивные луки.

– Это кто? – одними губами прошептала Аякчаана.

Катя только покачала головой. Она не знала, кто это мог быть. Кажется, подобное одеяние она видела у мамы на работе, но кому, какому народу, оно принадлежало никак не могла вспомнить.

В любом случае, она знала совершенно точно – они в беде, в большой беде. Посоха нет. Эти воины в лучшем случае продадут их в рабство. В худшем – убьют за ненадобностью. Хотя это еще вопрос – что из двух зол лучше.

Но безмолвный вопрос Аякчааны привлек к себе внимание. Мужчины прекратили обсуждение, и тот, что был старше, дал указание уходить из города.

К Кате подбежал один из воинов, и связал руки за ее спиной. Аякчаане помогли встать, легонько подтолкнули к Кате, но связывать не стали. Ая подхватила девочку под локоть, помогая идти.

– Кто эти люди, ты знаешь? – испуганно шептала она в самое Катино ухо.

Катя только отрицательно покачала головой, оглянулась на шедших рядом воинов. Те за ними пристально наблюдали.

– Не знаю, но надеюсь нам удастся сбежать от них, – пробормотала та. – А что ты им сказала?

– Они почему – то заинтересовались этим шарфом, который мне мама на день рождения подарила, – Ая незаметно дотронулась до шеи, того места, где недавно он красовался.

– А что в нем такого?

– Понятия не имею. Мама сама его вышивала. Там наши национальные узоры, традиционные. Они от злых духов оберегают… Вообще – то их обычно на шарфах не вышивают, – добавила она, подумав, – но дедушка маме разрешил. Даже подобрал какие – то узоры…

– Может, что – то в этих узорах не то? – предположила Катя. Тем временем их подвели к лошадям. Один из воинов сел в седло, и, грубо подхватив Катю за шиворот, посадил ее перед собой. Аякчаане выделили отдельную лошадь, которую под уздцы взял молодой воин.

Катя смотрела и не узнавала красивую и ухоженную Тавду. Не было ни одного целого, не уничтоженного борьбой, не разрушенного дома. Отдельные бригады таких же темноволосых людей еще суетились на разоренных улицах, вынося из еще не объятых пожарами домов узлы с вещами, сундуки, домашнюю утварь. Особенно рьяная борьба шла у богатых домов, в лавках купцов и торговцев. У многих домов истерзанные и изуродованные лежали трупы людей. Женщин, мужчин, стариков, детей. Не пощадили никого. Где же Могиня?.. Где ребята, Ярослава? Катя про себя лишь отметила, что не видела их тел. Значит, живы…

В воздухе стоял едкий запах гари, смерти и страха. Где – то слышались крики людей. Кто – то еще звал на помощь. Сердце сжалось от страха: это кричала женщина с ребенком. Они находились на втором этаже горящего дома. Пламя уже почти дотянулось до них. В это время внизу, во дворе, стояло человек десять грабителей, и наблюдали за их мучениями. Они даже не пытались спасти. Просто стояли и смеялись. Один даже передразнивал несчастных.

Катя дернулась было, но всадник за спиной, жестко осадил ее.

На центральной площади, там, где недавно стояли торговые ряды, весело хохотали покупатели, зазывали к своим товарам купцы, огороженные телегами и охраняемые вооруженными всадниками, стояли, сидели, лежали связанные, избитые и подавленные, все в грязи, в саже и крови, женщины и дети. Внимательно вглядываясь в измученные лица, Катя старалась найти среди них знакомые черты. Но, к счастью, не находила. В душе теплилась надежда, что Могиня, Ярушка и ребята отправились в Аркаим, и миновали тот ужас, который здесь происходил.

Облегченно вздохнув, она стала думать, как отсюда выбираться. Надо делать переход. Но для этого как – то умудриться развязать руки. С этой задачей она сама вряд ли справиться. Хорошо, если их поместят вместе с Аякчааной, у нее руки развязаны, и тогда, они, конечно, смогут освободиться.

Всадники проехали через площадь, и свернули на дорогу, ведшую из города. Совсем недавно они с Ярушкой тоже шли по ней. Кажется, это было в другой жизни. Тогда Катя надеялась на помощь, ждала и просила о ней. Сейчас нужно выбираться самой. И не дать погибнуть этой смешной девочке.

Выехав за пределы города, всадники остановились в нескольких километрах от него, среди широких цветных шатров. Здесь была их стоянка. Отсюда их полководец руководил захватом города.

Катю и Аякчаану сгрузили около одного из шатров. К ним вышла старуха в грязном халате, вся в бородавках, с длинными пожелтевшими ногтями, такими длинными, что они скрутились в спирали, как рога у барана.

Старуха зло на них смотрела из – под кустистых бровей, шептала что – то беззубым ртом. Катя явно вызывала у нее отвращение, а вот Ая – наоборот, некоторый интерес. Особенно ее странная для средневекового человека одежда. Старуха бесцеремонно пощупала ткань, подняла Аякчаане руки, заставила покрутиться вокруг своей оси. Покачала головой.

Девочки жались друг к другу, не понимая, куда их привели, что их ждет. Катя вертела головой на все триста шестьдесят градусов, пытаясь понять, где именно они находятся, куда, в случае возникновения возможности, бежать. Но старуха – надсмотрщица, словно орлица следила за ними, не давая уж слишком вертеться.

Через пару минут прибежала стайка грязных полуодетых детей. Они бегали вокруг девочек, стараясь не приближаться к старухе. И скоро стало понятно, почему: лишь только одна неосторожная девочка приблизилась к Кате, чтобы потрогать ее светлые волосы, старуха со всей силы огрела ее толстой палкой по спине. Девочка отлетела на несколько метров в сторону, но не пискнула, не заплакала. Только зло шмыгнула носом и убежала в сторону леса. Остальные дети оказались осторожнее. Они забавлялись тем, что бросали в них куски грязи пополам с травой. Старуха только посмеивалась над этим. Видимо, ее задача состояла в том, чтобы следить за пленницами. А их безопасность в ее обязанности вовсе не входила.

Катя, как могла, уворачивалась от тяжелых комьев, но некоторые куски все – таки настигали ее. Тогда Аякчаана, которую так и не связали, схватила толстую палку, которой старуха только что огрела незнакомую девочку, и, высоко подняв ее, заорала:

– А ну, пошли вон отсюда! – и добавила что – то на своем родном языке. И для верности бросила в толпу ребят палку.

Что подействовало на несносных детей: палка, ее голос или слова, – не известно, но они разбежались врассыпную. Зато рассвирепела старуха. Она подошла вплотную к Ае, и наотмашь ударила ее по лицу. Та вскрикнула, упала, закрывая руками горевшие огнем щеки. А старуха наклонилась над ней, словно хотела ее съесть. Катя закричала. Просто заорала, как можно громче. Чтобы привлечь к себе внимание. И одновременно поползла в сторону от старухи, увеличивая расстояние. Может, Аякчаане удастся сбежать. Старуха как раз отвернулась от Аи и направилась к ней. На всякий случай, чтобы усилия не прошли даром, и риск был оправдан Катя заорала во все горло, змеей уползая подальше:

– БЕГИ!!!

Аякчаана, кажется, все поняла правильно. Толкнув старуху, да так, что та с грохотом повалилась на пыльную землю, она бросилась наутек, к лесу. Но, пробежав всего несколько метров, она столкнулась с подошедшим на крики воином, словно в стену впечаталась.

– Далече ли собралась? – с издевкой спросил он на довольно понятном русском языке. Ловко подхватив падающую за локоть Аякчаану, он поставил ее на землю, и, протащив те несколько метров, что ей удалось пробежать, поставил рядом со старухой. В этот же момент он носком сапога пододвинул к прежнему месту Катю.

– Ну вот, так – то лучше, – погрозил он им пальцем и скрылся в ближайшем шатре. Через минуту он вышел из него в сопровождении трех воинов. Катю подхватили и поволокли в сторону леса. Аякчаана что – то кричала ей вслед, но старуха, сторожившая их, схватила ее за косы, и начала ее тягать за них, силой заставила сесть на колени и замолчать. Катя только слышала ее испуганные всхлипывания, но переживать уже надо было и за себя.

– А – а – а, отпусти, гад! – кричала она во весь голос. Она упиралась ногами, брыкалась, стараясь зацепиться за каждую корягу, что торчала из земли. Тот, что неплохо говорил по – русски, шел сзади, посмеиваясь в тонкие, аккуратно закрученные кверху усы. Потом ему это, видимо, надоело, и, особо не церемонясь, он больно пнул Катю в бок. А воин, ее тащивший, нещадно встряхнул, так сильно, что голова закружилась. От боли она взвыла, и, кажется, отключилась, чем вызвала еще больше радости у незнакомца. Очнулась Катя от ощущения резкого падения. И оно не обмануло. Ее, почти потерявшую сознания от боли, связанную, неизвестные похитители бросили в глубокую, метра два глубиной, узкую яму, скорее напоминавшую колодец.

Она со всей силы ударилась затылком и плечом о сырой земляной пол, а над головой лязгнул замок решетки.

– Удобно устроилась, красавица? – с издевкой заглянул внутрь тот воин. – Ты там хорошо устраивайся, тебе там умирать долго надо будет…

Гогоча, он бросил ей в лицо ком земли.

И Катя осталась одна.

В яме было сыро и холодно. Руки затекли. Плечо ныло, голова гудела, словно в ней поселился рой диких пчел. И очень хотелось в туалет. Как отсюда выбираться? Яма узкая, примерно метр на метр в основании, даже чуть меньше. Конечно, можно как – то подняться ближе к поверхности, но что толку – там решетка… Руки связаны…

– Надо переход сделать, – сама себе прошептала она. Но куда? В лес? Может, на ту поляну, где пару дней назад они встретились со Шкодой, Афросием и Антоном? Катя села удобнее, упершись коленками в склоны колодца, закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов, и постаралась представить себе то место. Небольшая круглая поляна, покрытая ровным зеленым ковром. По периметру – низкие кусты, высокая ель. До нее стал доноситься даже ее аромат, так близка она была к цели. Но боль в плече, и рой пчел в голове, царившие там после неудачного приземления, не давали сосредоточиться, раз за разом возвращая ее в яму.

Связанные за спиной руки уже не просто затекли, они онемели и начали болеть. Пальцы похолодели. Катя постаралась ослабить узел. Она как могла поворачивала кисть то по часовой стрелке, то против. Но, кажется, только затянула крепче узел. Кожа на запястьях, расцарапанная веревкой, жгло.

Катя перевела дыхание.

– Надо успокоиться, идея, как отсюда выбраться, должна сама прийти в голову, – уговаривала она себя, успокаивая волну паники, подступавшей к горлу.

– Эй! – крикнула она вверх. – Есть кто живой?!

В решетчатое окно заглянуло широкое лицо.

– Я пить хочу! Воды дайте!

Широкой лицо исчезло. Катя принялась ждать. Облокачиваясь о земляную стену, она медленно поднялась на ноги. Попрыгала. До решетки не достает, хоть как старайся.

– Эй! Кто там есть? – крикнула она снова.

Но теперь ей никто не ответил. Тогда она стала кричать громче, пока в решетчатое окно не заглянуло пять детских чумазых мордашек.

– Привет! – Катя постаралась быть дружелюбной и даже улыбнулась. Помахать рукой, конечно, не смогла. – Я зову – зову. Пить хочу, воды дайте, пожалуйста.

Дети о чем – то стали переговариваться. Они спорили. Мальчик, который выглядел старше всех, и, видимо, был главарем стайки, дал в лоб мальчишке помладше, тот ответил, и наверху затеялась потасовка. Старший победил. Он заглянул в яму, и уже по выражению его глаз Катя поняла, что помощи ждать не придется. Но она ошиблась.

Минут через пять в зарешеченное окно снова заглянули дети. Только теперь они были вооружены трубками для метания дротиков, острыми обломками глиняной посуды, сухими ветками.

В порядке строгой очередности, установленной главарем, они стали метать все это «богатство» в связанную и беззащитную пленницу. Катя уворачивалась, конечно, но пространство было на столько узким, а положение ее так незавидно, что большинство остро заточенных веток больно впивались в ее плечи, лицо и спину, черепки в кровь изрезали кожу, доставляя ей еще больше страданий чем раньше.

И конца и края не было этим истязаниям.

Катя сперва кричала, уговаривала прекратить, угрожала, ругалась, звала на помощь. Но скоро поняла, что это бесполезно – это только еще больше их забавило. Никто не останавливал их. И дети поняли, что им можно все. Их никто не накажет, им никто не ответит, ведь жертва мало того, что в яме, она связана.

К этой стайке ребят присоединились еще дети, и принесли с собой новую забаву – они притащили длинные ветки и, просунув их сквозь металлические прутья, тыкали в девочку. Вскоре им и этого оказалось не достаточно. Они стали поджигать дротики и метать в Катю огненные стрелы. Девочка вжалась в стену, чтобы в нее было сложнее попасть, и стала молиться, чтобы здесь, в усыпанном теперь сухими ветками и листьями, полу, не вспыхнуло пламя. Она схватила один из острых черепков, постаралась упереть его в мягкую земляную стену. У нее получился неплохой резак. Несмотря на огненные стрелы, которые метали в нее ее мучители, Катя из всех сил старалась перерезать веревку, связывавшую ей руки. Удавалось плохо. Через несколько десятков попыток, по рукам потекли горячие ручейки крови, а запястья были все исколоты и изрезаны. Но, хоть Катя и не видела состояние веревки, она надеялась, что ее усилия не пропадут даром, и рано или поздно (лучше, конечно, пораньше), она освободится.

Внезапно, все стихло. Катины мучители словно растаяли. Она не поверила своему счастью, решив сначала, что они придумали какую – то новую мерзость. Но, пусть и временное, затишье, она использовала на все сто процентов.

Она отодвинулась от стены, присела, чтобы посмотреть на дротик, служивший ей ножом. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – он уже никуда не годен. Катя присмотрелась внимательнее. Ногой передвинув валявшиеся на земляном полу дротики, она нашла то, что искала – большой, остро заточенный дротик. Она его сразу приметила, еще тогда, когда он впился ей в предплечье.

Чтобы поднять его с пола, ей пришлось попотеть, руки уже совсем плохо слушались, от страха подташнивало. Несколько неудачных попыток, и заветный кусок заточенного дерева у нее в руках.

Катя глубже вставила его в стену, присела и аккуратно, стараясь не отвлекаться на звуки сверху, принялась методично, перетирать узел.

Тем сильнее был шок, когда она услышала:

– Катя!

Она замерла, прислушиваясь. Аякчаана? Нет, не ее голос. И совсем близко, прямо над головой. Катя посмотрела вверх, но увидела только темнеющее небо.

– Катя! – снова позвали ее.

– Ярушка? – у Кати перехватило дыхание. Как такое возможно?! – Это ты?

– Я, – прошептали ей в ответ.

– Ты где? – Катя всматривалась в решетчатое окно, но видела только пустоту.

– Я здесь, сверху, – ответил ей Ярушкин голос. – Не сильно тебе досталось от этих волчат?

– Терпимо, – улыбнулась в пустоту Катя. – Но где ты? Я тебя не вижу!

– И хорошо! – Ярушка тяжело вздохнула. – На меня бабушка тень навела. Это меня и спасло…

– Так она здесь?! – У Кати перехватило дыхание.

– Здесь, да, – отозвалась Ярушка, – слава Роду, жива… Только тоже в плену. И Истр с ней. И Аскольд, помнишь его? Рыжий такой, он нам по дороге в Александрию встречался…

– Да, помню, – Катя была озадачена, – но как они попали в плен? Почему не удалось сбежать – то? Кто эти люди, ты знаешь?

Ярушка, видимо, пересела.

– Не знаю я, почему им не удается сбежать. Я их нашла, они тоже здесь, недалеко. Тоже в яме. Вроде даже не связаны, а выбраться не могут… Такие дела.

– А что это за народ – то такой?

– Это джунгары, Кать. Они такие набеги нет – нет, да и делают и на наши земли, и на китайские. Грабят, убивают, людей в неволю продают. Тем и живут. Наши стену начали строить защитную, но эти, видать, обошли ее. – Ярушка стала говорить тише. – Выбираться отсюда надо. Сейчас у них основное войско грабежом занято, а те, кто не занят, повели людей в сторону Самарканда, на рынок невольничий. Так что время терять нельзя.

Катя и не возражала.

– У меня руки связаны, никак узел ослабить не могу, детки их джунгарские еще чуть не прибили меня… Кстати, куда они делись?

– Померещилось им, – Ярушка тихонько хохотнула, оттаскивая в сторону тяжелую решетку. – Будто стая волков из леса вышла.

Через пару мгновений Катя увидела веревку, спускавшуюся сверху, и почувствовала, как ее подхватила какая – то сила (равная одной Ярушкиной) и оторвала от пола.

– Ну и тяжела, ты бабушка моя Катя Мирошкина, – едва дыша, бурчал Ярушкин срывающийся голос. – Вроде тощенькая такая, в чем душа держится, а на – кось посмотри, едва вытянула ее.

В это время Катя уже чувствовала, как ей развязывают руки:

– Ой – е, – причитал Ярушкин голос, – как ты себя изрезала всю… Ну ничего, сейчас подлечимся, подлатаем тебя. Уходить надо, боюсь, гаврики эти, джунгарские отпрыски, вернуться с подмогой…

– А как же бабушка? Ее что же, в яме оставлять?! – воскликнула Катя в пустоту.

– Дуреха ты, – прошелестела Ярослава. – Тебя – то увести надо, тебя – то видать во всей красе… Или ты снова в яму желаешь? – Катя мотнула головой. – Вот то – то же. – И голос добавил:

– А бабушку тоже сегодня вызволим…

При этих словах со стороны стоянки послышался шорох.

– Бежим! – скомандовал Ярушкин голос.

Катя растерялась – куда? Она беспомощно вертела головой, и, повинуясь инстинкту, направилась в сторону леса. Невидимая Ярушка схватила ее за рукав и что было силы рванула к деревьям.

Девочки бежали без оглядки и остановились только тогда, когда шум и звуки стоянки джунгар остались далеко позади, посреди темнеющего в сумерках леса.

В таком неверном свете тонкая фигурка Ярушки стала проявляться отчетливее. Теперь она выглядела как собственная тень. Она стояла напротив Кати, согнувшись пополам и тяжело дыша, едва переводя дух.

– Вроде не заметили, да? – едва шевелила она языком. – О – о – о! Я… думала, все… Пропали…

Катя тяжело присела на траву, опустила голову на руки, и, стараясь выровнять дыхание, делала ровные и глубокие вдохи и выдохи. Потом она встала, размяла ноги, помахала руками, сделала круговые движение плечами, и только после этого, окончательно придя в себя, снова села на траву:

– Ну, идеи есть?

Ярушкина тень дрогнула и выпрямилась:

– Попробуем снова проскользнуть на их стоянку и освободить их так же как тебя.

– Так себе идейка, скажу я, – Катя покачала головой. Ярушка замерла. – Тебя вон видно уже в сумерках, так что фокус второй раз не удастся… Нужен другой вариант…

– Утра ждать? – ужаснулась Ярушка. – Так их перевезти могут куда – то… Или спрятать… Сейчас идти надо, Кать.

– Посох я у вашего дома посеяла, вот что плохо, – удрученно отозвалась та вместо отвела.

– Вот этот что ль? – и Ярушка торжественно отколола от зарукавья изящную серебряную иглу и высоко подняла ее над своей головой, позволив последним солнечным лучам осветить ее во всей красе.

От неожиданности, потрясения Катя даже взвизгнула.

– Как?! – причитала она, обнимая подругу. – Где ты ее нашла?!

Хоть Ярушка и была невидима, но не могла скрыть своей гордости – еще бы: такая находка!

– Да, ладно, что ты, в самом деле, – причитала она, нехотя пытаясь освободиться из Катиных объятий. Серебряная игла в ее руках, словно живая, обладающая своей собственной волей, мягко выскользнула из Ярушкиных пальцев и, пролетев по воздуху, коснулся Катиной руки. В ту же секунду она стала расти и увеличиваться в размерах до тех пор, пока не приобрела свой прежний вид – длинного серебряного шеста. Загадочные письмена на мгновение повисли в пространстве, блеснули ярким сине – голубым светом, озарив счастливые лица девочек, и погасли. Посох вернулся к своей хозяйке.

– Как ты его нашла? – Катя перевела удивленный взгляд на подругу.

– Если честно, сама не знаю, – призналась Ярушка, все еще улыбаясь, и как завороженная, разглядывая чудесный посох. – Я около нашего дома была, когда он и стал рушиться. Я в сторону отскочила, чтобы меня, значит, бревнами – то не завалило, а сама смотрю – прям с неба летит серебряный посох и на глазах уменьшается, превращаясь в иглу. Я руку вытянула ладонью вверх, и она мне на нее и опустилась. Тут – то я и смекнула, что и ты здесь, рядом. Смотрю, и точно, тебя эти джунгары куда – то поволокли. С тобой еще девочка какая – то была. Я за вами. Но вас на лошадей посадили, и я вас упустила. Я думала, вас ко всем пленным посадят, на площади, но я вас там не нашла. Кругом мертвые лежат, старики, детки малые… Никого не пощадили. Дома горят. Люди криком кричат, помощи просят. А что я могу?.. – Она всхлипнула. – Меж пленными хожу, спрашиваю, где бабушка, где вы. А люди глаза прячут, отворачиваются. Говорят, мол, раз среди них нет, то и на этом свете вас уже не сыскать… – Она перевела дыхание. – Но нашлись люди добрые, сказали, что видели, как вас за город повезли через главные ворота. Пришлось стоянку искать. Оттого и припозднилась. Так бы раньше тебя вызволить смогла, – Ярушка вздохнула. Сейчас, в надвигающихся сумерках, она становилась все более и более видимой. Катя уже могла различить, что платье ее изодрано во многих местах, лицо и руки измазаны в саже, а кое – где багровыми язвами горели ожоги.

Катино сердце взорвала благодарность и жалость к подруге. Она бросилась к ней, обняла так крепко, как могла, и прижала к себе. Она нежно поглаживала ее по спине, целовала ее лоб, волосы.

– Милая моя, родная Ярушка! Спасибо тебе! Что бы я без тебя делала! – со слезами на глазах причитала она. – Я даже представить себе не могу, что ты вынесла за эти несколько часов!

При этих словах Ярушка как – то обмякла, сникла. Ее тонкие плечи опустились, и Катя почувствовала, что подруга заплакала. Вначале тихо и беззвучно, потом все сильнее, навзрыд. Все ее тело вздрагивало и стонало от боли и бессилия.

– Ну – ну, – тихо шептала Катя, совсем как мама ее успокаивала, – тише – тише. Все хорошо будет. Мы вместе. И у нас посох есть. Мы вот прямо сейчас что – нибудь и придумаем. Ведь придумаем?

Ярушка беззвучно кивнула, и, кажется, стала успокаиваться.

Катя отняла от себя ее лицо, обняла ладонями, вглядываясь в измученное и растерянное лицо.

– Где, ты говоришь, их видела?

– Там, у сосны, – Ярушка неопределенно махнула рукой в сторону стоянки джунгар.

У Кати в голове крохотная идейка, словно уголек, начала тлеть, разгораясь во вполне определенный, правда, довольно дерзкий, план.

– Место хорошо запомнила?

Ярушка кивнула.

– Тогда есть идея…

 

Глава 8. Магда

– Сколько дней она там? – спросил Сергей Александрович у мявшейся за его спиной горничной.

– Третий день.

– Почему мне не говорили?

– Не хотели Вас беспокоить, Сергей Александрович, – лепетала рядом горничная. – Я подходила к двери, стучала, Магда Тимофеевна отвечала, чтобы я уходила и не мешала ей.

Сергей Александрович снова постучал в дверь.

– Магда, это я, Сергей, открой дверь, пожалуйста, – тихо позвал он.

За дверью послышалось легкое движение. Но никто не открыл.

Сергей Александрович постучал громче и требовательнее:

– Магда, если ты сейчас же не откроешь дверь, я ее выломаю! Предупреждаю тебя!

Снова – тишина.

– Вот что она задумала? – обратился он к тучному мужчине, стоявшему все это время рядом, у него за спиной. Мужчина прищурился.

– Сереж, надо ломать…

Вместо ответа Сергей Александрович отошел в сторону от двери, позволив двум крепким темноволосым ребятам подойти к ней вплотную. Те поднажали, дверь хрустнула и распахнулась.

Сергей Александрович остановился в темном проходе. Стукнул костяшкой пальца по косяку:

– Магда, я уже здесь. Я вхожу…

Ему никто не ответил. Он сделал один осторожный шаг в темноту комнаты.

В нос ударил резкий запах валерьяны, медикаментов, свечей и ладана. У него внутри все похолодело. Первой возникла мысль, что случилось непоправимое.

– Магда? Где ты, я тебя не вижу? – его голос предательски дрогнул. Несмотря на все эти годы отчуждения, царившего между ними, оказывается, он ее любил.

В дальнем углу комнаты ему почудилось движение. Глаза никак не хотели привыкать к темноте, и помогать ему, поэтому пришлось пробираться ощупью, то и дело, наступая на какие – то вещи, натыкаясь на какие – то предметы, сметая их со своего пути. Бог мой! За все эти годы ведь он забыл, как устроена ее комната. Это ее обитель, где она добровольно затворничала.

– Магда, да отзовись же ты! – Не выдержав, гаркнул он.

Вместо ответа он услышал тихое всхлипывание. Он, не боясь уже что – то сломать и разрушить, бросился на едва уловимый звук.

Она оказалась в углу. Под иконой. Вокруг нее валялись использованные бумажные платки, огарки тонких восковых свечей, распахнутые альбомы с фотографиями. Магда лежала на полу, сжавшись в тугой комок, плотно обняв холодными руками колени. Она не плакала. Слез не было. Этот звук, который издавало ее измученное тело, не был плачем, Сергей Александрович ошибся.

Тело Магды содрогалось, горло перехватывало воздух и хрипело. Но лицо оказалось сухим, с потрескавшимися в кровь губами. Он не знал до этого, что слезы могут заканчиваться. Оказывается, могут.

От былой ухоженной, холодной и неприступной Магды, ставшей почти чужой, не осталось и следа. Она растаяла. Исчезла вместе с тем морем слез, которые она выплакала за эти дни, одна, в пустой темной комнате. Глаза ввалились в глазницы, лицо осунулось, иссохло, потеряло цвет. Она перестала походить на человека. Она скорее была похожа на тень человека.

Сергей Александрович сел перед ней на колени, подхватил ее иссохшее тело, обнял за плечи:

– Магда, – шептал он, прижимая ее к себе.

– Его нет, – обреченно отозвалась она, заглядывая в его лицо темными пустыми глазами.

– Мы еще ничего точно не знаем, – убеждал ее муж. – Я был на месте. Там стоит твой «Лексус». Степаныч с ребятами разобрали машину по запчастям: там нет никаких особенных следов, никакого криминала… Ты сама подумай, если б это бы криминал, мы бы уже точно знали.

– Его нет, – она его словно не слышала.

– Не паникуй, Магда, ты всегда была разумной женщиной, – спокойно продолжал Сергей Александрович, – вот я сейчас к твоему разу…

– Его не – е – е – е – ет!!! – заорала она. – Ты что, не понимаешь, что это уже все не важно – его просто нет! И мы никогда! Слышишь? Ни – ког – да! Его не увидим! – у нее началась истерика. Магда била его по спине, рукам, шее, голове остро сжатыми кулаками, как кувалдами. В ее маленьком, убитом горем теле, откуда – то взялось столько силы, что Сергей Александрович не мог с ней справиться, не мог ее удержать.

– Да с чего ты взялась его хоронить! – в ответ ей проорал Сергей Александрович. Он перестал ее успокаивать, удерживать, убеждать. – Не смей хоронить моего сына! Слышишь? – он тряс ее за плечи, словно стараясь, чтобы эта непреложная истина впечаталась в ее несчастную голову. Магда стихла. Она сидела, поджав под себя ноги и уставившись невидящими глазами в пол.

Потом она подняла на него бледное лицо с глазами затравленного охотниками зверька.

– Сережа, – прошептала она его имя совсем как ТОГДА, когда они были не чужими, – так, ты считаешь, есть надежда? Хоть какая – то?

Сергей Александрович сел рядом с ней, устало облокотившись спиной к стене.

– Пока я не найду его тело, я не поверю, что его нет…

Магда молча смотрела на него. Потом слегка передвинулась так, чтобы оказаться рядом с ним, положила голову на плечо.

– Я тоже так думаю… Я только завтра с тобой поеду. Я не могу уже больше здесь, одна… Можно? Я не буду тебе мешать.

Сергей Александрович с облегчением выдохнул и обнял жену за плечи, как тогда, в их маленькой «двушке» на окраине Красноярска.

– Конечно, можно. Так мы его найдем гораздо быстрее.

 

Глава 9. Побег

Узкая полоска света пробивалась сквозь щель в ковре, прикрывавшем вход в шатер. Катя и Ярушка, прижавшись к стене, внимательно вглядывались внутрь.

– Ну, точно, – одними губами прошептала Катя, – она здесь, со старухой. Ярушка кивнула.

Полупрозрачная тень скользнула змейкой по земле, аккуратно прислонившись к Ярушкиным ногам.

– Могиня на месте, их никуда не перевели, – прошептала та Кате на ухо.

Теперь настала очередь Кати молча кивнуть.

Только теперь это был знак начала операции.

Ярушка достала из – за пазухи слепленную из травы и глины куропатку, поставила ее на землю в нескольких сантиметрах от узкой полоски света, лежащей на траве.

Чучело, едва коснулось земли, встрепенулось и … ожило.

В это же мгновение Катя тихонько стукнула посохом о землю и прошептала:

– Невидимы!

Их и без того едва заметные в темноте силуэты растаяли в воздухе.

«Куропатка» пискнула и сделала несколько неверных шагов по яркой полоске света. Но этого было достаточно, чтобы старуха, сторожившая Аякчаану, ее заметила, выскочила из шатра и бросилась на добычу. «Куропатка» неистово запищала и помчалась прочь, уводя за собой злобную старуху.

Невидимая Катя осторожно отодвинула рукой полог, служивший входом в шатер, и практически нос к носу столкнулась с Аякчааной – та уже решила воспользоваться отсутствием надсмотрщицы и сбежать.

– Ая! – застонала невидимая Катя, судя по звуку потирая ушибленное плечо. Девочка подпрыгнула от неожиданности и замерла, оглядываясь по сторонам. – Ая, это я, Катя, я за тобой.

– Ты где?

– Прямо напротив тебя, ты меня только что чуть с ног не сбила… У тебя, видимо, такая привычка дурацкая – врезаться в людей…

– Мне просто раньше не попадались невидимки, – огрызнулась Ая.

– Иди уже на голос, только быстро, – возмущенно шептала Катя, Аякчаана тут же подскочила и чуть не снесла медные горшки, стоявшие стопкой на земляном полу, – да тихо ты! – всплеснула невидимыми руками Катя. Она вытащила из кармана маленький комочек грязи, который, словно сказочный колобок, сразу ожил и покатился к выходу. – Иди за колобком, никуда не сворачивай!

Аякчаана побежала за комочком, громко шурша своим лыжным костюмом. Катя поморщилась ей вслед. На счет «тихо», кажется, она погорячилась – задача для Аи невыполнимая. Даже отбежав на сто метров в сторону окраины стоянки, туда, где по наводке Ярушки томились Могиня и ребята, она слышала в ночной тишине характерное «скрып – скрып».

– Так ее точно засекут, – пробурчал рядом Ярушкин голос. Она, очевидно, подумала о том же. – Откуда она свалилась тебе на голову!

– Надеюсь, не засекут, – неопределенно отозвалась Катя, хотя, уверенности на этот счет у нее не наблюдалось ни капельки.

Однако рассуждать на тему безопасности побегов из джунгарского плена уже не приходилось – они приблизились к четырем стражникам, охранявшим бабушку, Истра и Аскольда. Те спокойно сидели у костра, переговариваясь между собой, и жарили на вертеле мясо. Иногда над их компанией разносился оглушительных хохот. Хорошее, видно, настроение у них было.

Довольно странно, но чем ближе они подбирались к месту нахождения Могини, тем меньше слушался их Темный морок.

– Я тень не могу вызвать, – озадаченно прошептала на ухо Кати Ярушкин испуганный голос.

Катя замерла. По плану, Ярушка должна была вызвать Духов Темного морока, которые и убрали бы с дороги вооруженных до зубов стражников. А что теперь делать? Тот факт, что здесь наложены какие – то чары, конечно, объяснял, почему бабушка Могиня не смогла выбраться отсюда самостоятельно, но, в то же время, говорило и о том, что против них действует какой – то темный, вернее, черный, маг. И это, конечно, осложняло дело. Еще как осложняло.

Аякчаану им удалось вытащить без проблем, значит, она этому магу была не нужна. Другое дело – бабушка. Бабушка оказалась под особой охраной…

– И чего теперь делать? – прошептал рядом встревоженный Ярушкин голос. – Ты ж богиня удачи, давай, наколдуй что – нибудь, что ли!

А, в самом деле, вдруг, сработает, как там, в подвале Александрии?

Катя сосредоточилась, слегка приподняла над землей невидимый посох, и стукнула им о землю.

– Сними защиту! – скомандовала Катя.

Из – под ее сомкнутых на посохе рук проскользнуло несколько сине – белых огоньков. Пропадая в глубине посоха, и снова появляясь на его поверхности, они стали быстро спускаться к его основанию, затем спрыгнули с него на траву, по спирали разбегаясь вокруг девочек.

Пространство вокруг Кати и Ярушки подернулось рябью, словно отражение на озерной глади, и замерло.

В этот же момент, с Ярушкиных рук спрыгнуло четыре серых облачка. Коснувшись земли, они слегка подросли, потом еще подросли, превратившись в четырех дюжих молодца, в рубахах с расстегнутыми воротами, подпоясанных алыми кушаками, алых же штанах, высоких, со слегка загнутыми носами, сапогах. Одним словом: былинные богатыри. К слову сказать, вполне осязаемые.

Не говоря ни слова, они подскочили к подремывавшим у костра джунгарским стражникам. Завязалась короткая стычка, в результате которой Ярушкины молодцы врезали джунгарам так, что с тех шлемы посыпались, а до оружия, опрометчиво сложенного рядом, они и дотянуться не успели.

– Класс! – восторженно прошептала Катя. Ярушка за спиной что – то удовлетворенно мяукнула.

Дюжие молодцы, тем временем, сделав свое дело, уже растаяли в сумерках, прихватив с собой джунгарский ужин.

– Бабушка! – тихонько позвала Ярушка.

– Яруша! – услышали они совсем рядом голос Могини. – Неужто ты это?

– Я, бабушка, и Катя со мной!

– Катя?! Да как же это? Отправили же мы тебя домой! Али ты опять в какую беду вляпалась?

– Можно и так сказать, – пробурчала Катя, отбрасывая в сторону тяжелую решетку, прикрывавшую яму.

– Ой, бабушка, она же прямо в наш дом проникла опять, только не одна, а с какой – то девочкой, а там джунгары, – начала Ярушка, захлебываясь.

– Может, уже уберемся отсюда? – всплеснула невидимыми руками Катя, и бросила возмущенный взгляд в сторону Ярушки, и … увидела ее. – Защита возвращается! – закричала она.

Теперь уже никто не отвлекался. Истр и Аскольд подсадили Могиню так, чтобы Катя и Ярушка смогли вытянуть ее на поверхность, сами же выбрались уже без помощи девочек. Истр, оказавшись на свободе, хозяйственно отряхнул руки:

– Врезать бы тем джунгарам, что нас взяли…

– Успеешь еще! – отозвалась Ярушка.

Вдруг откуда – то слева, из – под земли, до них донесся приглушенный голос:

– Эй! Православные! Подсобите отсель выбраться!

Истр и Аскольд первыми бросились на голос. Катя схватила Истра за рукав:

– Защита джунгарская силу набирает, торопиться надо. Поймают…

Тот кивнул, и тут же ребята исчезли в темноте. Послышалось сопение, треск сухих веток, звон железных кандалов. Катя и Ярушка встревожено переглядывались: они были как на ладони, и даже странно, что их еще не увидели джунгары. Могиня же, не обращая на них внимания, чертила какие – то знаки на земле. Ярослава присела рядом на траву:

– Бабушка, ты что делаешь?

Могиня сосредоточенно выводила круг за кругом так, чтобы они соприкасались, образовывая все вместе некое подобие кольчуги.

– Силки ставлю, – она пронзительно посмотрела на внучку, потом перевела взгляд на Катю, – здесь колдун какой – то орудует. Так я его силу тут и споймаю. Авось так и узнаю, что он задумал. Ведь, сдается мне, пришли джунгары в Тавду за мной. Оттого и защиту такую поставили, чтобы найти никто не смог, да и я чтобы сбежать не смогла, – она подняла глаза на Катю, – так что, внучка, если б не ты и твой Посох чудесный, не выбраться нам из той ямы гнилой…

Девочки переглянулись.

– Благодарствуйте за освобождение, соседи, – разминая затекшие запястья, к ним из темноты вышел сухой, прямой как жердь, старичок с узкой жиденькой бородкой и поклонился. За ним из темноты выплывали один за другим Истр и Аскольд. При виде старичка Могиня всплеснула руками:

– Дед Белоус! Ты – то как здесь?!

– Да вот, сподобил Господь к сыну в гости заехать, – покряхтывал старичок, – а тут на тебе, разбойники эти… Они во мне знахаря и признали, значит… В плон взяли. С внуками, вот, и повидаться не успел… Я бы, глядишь, и сам выбрался, да они трость мою наследную отобрали… а без нее я, сама ведаешь, как без рук.

Могиня только головой сочувственно покачала.

– Бабушка Могиня, – взмолилась Катя, видя, как проявляется на глазах, набираясь плотью, Ярушкина фигура, да и она сама видна как на ладони уже. Значит, и защита полностью восстановлена. Как знать, что это может значить для них.

Старичок, между тем, взглянув исподлобья на Катю, продолжал:

– Вы, чай, торопитесь уже… Так идите с Богом. А мне внучат найти надобно, да сынка мово … Да и трость мою найти надоть.

Истр внимательно посмотрел на девочек:

– Ярослава, Катя, вам помощь нужна? – Те в ответ лишь мотнули головами.

– Сами управимся, – а Катя уже тянула Ярушку за рукав в сторону леса.

На том и разошлись. Дед Белоус, Истр и Аскольд, стараясь не шуметь, скрылись в темноте, Катя, Ярушка и бабушка Могиня двинулись в противоположном направлении, в сторону леса.

За ними из темноты следили темные глаза. Взметнулась тонкая рука, и узкое лезвие ножа блеснуло в голубоватом лунном свете, пересекло опустевшую полянку и вошло в горячую плоть. Катя ахнула, осеклась и, стараясь не замедлять бега, скрылась за ближайшими деревьями.

 

Глава 10. Загадка джунгарского колдуна

Аякчана не спускала глаз с диковинной куклы, ведшей ее в чащу леса, прочь от стойбища кочевников. Позади уже перестали слышаться ржание лошадей, крики детей и шум костров. Можно было и остановиться, на ее взгляд. Тем более темень становилась непроглядная. Здесь, под кронами деревьев, уже давно наступила ночь, и лишь редкие лунные лучи проникали сюда, чтобы осветить девочке дорогу. Но кукла вела ее все дальше и дальше вглубь леса, пока едва заметная тропинка не уперлась в вековой дуб. Его тяжелые ветви спускались до земли, сонно поглаживая высокую траву. Кукла замерла и через мгновение упала замертво. Ая тихонько ткнула ее пальцем. Ничего, обыкновенная глина…

Она оглянулась. Высокие кроны слегка покачивались, словно вздыхали во сне. То тут, то там, через черную листву проглядывали зеленоватые огоньки – то ли светлячки, то ли глаза лесных духов. Дедушка Учур, помнится, рассказывал ей, что в чаще леса живет лесной народ, кто – то завет его эльфами, кто – то феями. Он звал их Духами леса. И не любили они, по его словам, чужаков и невежд.

Аякчаана, повинуясь инстинкту, поклонилась, и громко произнесла:

– Доброй ночи, Лесные духи. Я пришла с добром, и уйду отсюда с миром, сразу, как найду своих друзей. Прошу, не гневайтесь.

Зеленоватые огоньки выстроились широкой лентой вокруг Аякчааны. Приглядевшись, она увидела, что ее окружили маленькие, не больше десяти сантиметров ростом, человечки, с факелами в руках – они – то и давали тот жутковатый зеленый свет, что напугал девочку.

– Здравствуйте, – зачарованно прошептала она. Из чащи леса, со стороны лагеря джунгар, послышался шорох. Мгновенно, сотня зеленоватых огоньков погасла, и Аякчаану окружила непроглядная ночь.

В это же мгновение на поляне перед вековым дубом появились две женские фигуры. Одна, на сколько могла судить Аякчаана, молодая девушка, в светлом платье до пола с широкими рукавами, вторая – пожилая женщина. Ая подумала, что они какие – то странные: обе идут, едва волоча ноги, постоянно оглядываются, наклоняются, что – то поправляя. Лишь когда они вышли на освещенное лунным светом место, совсем рядом с Аей, она поняла, что причина их странного поведения – тяжелая ноша.

Голубоватый свет на миг выхватил тонкий овал лица, светлые волосы.

– Катя? – она не верила своим глазам: незнакомые женщина и девочка, действительно, волокли по траве тело ее недавней знакомой, Кати Мирошкиной. – Что с ней?!

– Тише ты! – не громко прикрикнула на нее пожилая женщина. Они донесли Катю до дуба, бережно уложили на траву. Девушка, спутница пожилой женщины, засуетилась с заплечным мешком, извлекая из него какие – то свертки с травами, баночки с мазями. Женщина же опустилась рядом с Катей на колени, перевернула ее на бок. Только сейчас Аякчаана увидела, как по плечу девушки растеклось черное пятно, в центре которого, словно жало огромной пчелы, чернела рукоять кинжала.

– Что случилось? Она мертва? – то ли спросила, то ли сказала она. Ей не ответили…

Пожилая женщина обернулась к девушке в светлом платье:

– Надо нож из раны вынуть, помоги.

Девушка бросила свой мешок, опустилась рядом на колени, только с другой стороны от бездыханной Кати. Она придержала плечо, а ее пожилая спутница одним быстрым движением вырвала клинок и зажала пальцами открытую рану, из которой, судя по расползающемуся черному пятну, кровь потекла еще быстрее.

Девушка коротко глянула на замеревшую Аякчаану и показала рукой на сверток в Катиных ногах:

– Подай!

Похолодевшими пальцами та бросила в протянутую руку льняную тряпицу, из которой вывалилась сухая трава. Затем она молча передала ее в руки своей спутницы, а та плотно приложила его к ране, обернув длинную тряпицу, вокруг Катиного плеча, и нашептывая: – Как на море, окияне, лежит камень Алатырь, на том камне Алатырь бьются – секутся два орла орловича, два брата родные, рубятся секутся, да не крови меж них, ни щепы, ни ломоты, так и кровь в ране Катеньки – Катюши замри, замолчи, камнем встань и не теки.

Кажется, кровь стала, действительно, идти медленнее. Может, заговор помог, может, трава, приложенная к ране…

– Бабушка Могиня, что же это? – наконец прошептала незнакомая девушка, глядя на серебрившийся в траве кинжал с узким, как жало, лезвием, покрытым тонким узором из многочисленных пузырьков и канавок.

Пожилая женщина, которую девушка назвала Могиней, медленно покачала головой:

– Ежели бы знать. Да только, видать, черная вещица.

– То есть как «черная»? – не поняла Аякчаана. – Что вообще происходит?

Могиня внимательно посмотрела на нее. Зеленых огоньков вокруг стало больше. Лесные духи, видимо, были не столько злобны, сколько любопытны.

– Происходит то, что в наших краях появился колдун, черный колдун. И кинжал этот, брошенный им в спину Кати, зачарован, и не просто нам будет ее рану залечить.

Девушка, все еще сидевшая рядом с Катей на коленях, всхлипнула.

– Бабушка, что же делать?

Могиня вместо ответа стала чертить на земле круги, один за другим так, чтобы окружность одного слегка касалась окружности другого, рисунок, точь – в – точь такой же, как она чертила там, на поляне в лагере джунгар. Начертив последний круг, она провела над рисунком правой рукой, затем наклонилась над ним и выдохнула свое имя.

Звуки, вырвавшиеся в ночной тиши из ее горла, со свистом пронеслись над поляной, закружились над ее чертежом, обретя над ним свет и плотность. Они осели на нанесенные линии, отчего те засветились голубовато – синим цветом, ослепительно ярким в ночной мгле. Ая пригляделась. Там, внутри зачарованных линий и кругов, появилось тонкое черное облачко. Оно подросло, приобретя очертания человека.

– Так, посмотрим, кто там прячется, – приободрилась Могиня. Она обошла свой чертеж вокруг. Фигура внутри замерла, будто тоже почувствовала женщину. Из – под угольно – черного полотна одежды призрака показалась тонкая рука, и… показав Могине кукиш, взметнула рукавом и исчезла, оставив после себя тающее облако.

Бабушка Могиня только ахнула.

– Ирмина!

Девушка, сидевшая рядом с Катей, даже подпрыгнула:

– Как Ирмина? Она же только что исчезла с Черным мороком!

Могиня прищурилась. В зеленоватом свете факелов лесных людей она выглядела теперь довольно зловеще. Она не обращала внимания на девочек, продолжая смотреть вглубь горящих линий, задумчиво разговаривая сама с собой.

– Только, да, видать, не только… Но это многое объясняет… И то, что меня искала, и то, что застала врасплох.

– Да как же так, бабушка! Погибла же она!

Тут Могиня словно очнулась.

– Ну, выходит, не погибла.

– А кто такая, эта Ирмина? – наконец, решила вмешаться в разговор в конец озадаченная Аякчаана. Она не так давно удивлялась фокусам Кати, а здесь у нее на глазах вообще чудеса одно за другим.

Пожилая женщина вздохнула:

– Ирмина – моя подруга, более того, она моя родная сестра, – молодая девушка, ее спутница, ахнула. – Да, Ярослава, Ирмина – твоя бабка. Только много – много лет назад, она решила покорить себе все стихии, она решила овладеть Черным мороком. И тогда Черный морок овладел ее душой. Стала она на люд простой порчу наводить, злые болезни да несчастья насылать. С начала втихаря, а потом и вовсе в открытую, ради смеха и забавы. А морок Черный коварен. За каждое злое дело, он ей силу дает, а молодость и красоту забирает. А это для нее – хуже горькой редьки. Тщеславная она всегда была, сестра моя. И вот стала она у людей молодость и силу забирать. Идет путник запоздалый, она его заманит к себе, опоит, морок наведет, и силу всю заберет. Зашел к ней молодец красный, – наутро вышел старик седой. А потом и вовсе, на ночь Ивана Купалы девушки через костер прыгали, она и украла тело молодое одной из первых красавиц в городе, Рады, дочери кузнеца Илима. А старость свою запечатала, да на дно морское спрятала.

Пришел ко мне тогда кузнец Илим, просить за дочь свою, чтобы тело ее отдали, хоть похоронить по – человечески. Я Ирмину нашла, тело Рагды забрала, а ее старость на нее, значит, и наслала. С той ночи стала Ирмина тенью меж времен. Много с тех пор лет прошло, да вот вернулась она, нашла лазейку. И опять бед натворила не мало.

– Так сейчас – то как вышло, что она здесь оказалась, а, бабушка? – Ярослава уже чуть не плакала.

– Тела у нее нет уже. Значит, и помереть она не может. Попала она с Духами Черного морока в Навий мир, да из него и вернулась. Сколько времени она в нем пробыла? Для нас – минута, для нее – сто лет, – Могиня помолчала. – Она все верно рассчитала: она привела войско джунгарское как раз в тот момент, когда, она точно знала, меня в городе нет…

– Конечно, мы же в Александрии были! – всплеснула руками Ярослава. Аякчаана только успевала переводить взгляд с Могини на Ярославу.

– Вот оно и верно, – закивала Могиня. – Она хитрая, Ирмина… Если бы я успела воротиться домой, то уж точно, проверила бы, что с ней, да как. И прознала бы, наверное, что жива она. Тогда бы и к встрече с ней изготовилась. Али бы еще лучше – придумала бы, как ее в Навьем мире навек запечатать, пока она там силу свою черную не потеряет всю. Вот она и привела войска джунгарские в Тавду в аккурат сейчас.

– А Катя?

– Про то не ведаю. Но думается мне, что не случайность это.

Она обернулась к Аякчаане.

– Это с тобой наша Катя вновь в нашем мире появилась? – та кивнула. – А что понадобилось вам здесь?

Пришлось Аякчаане все рассказать Могине и Ярославе: Аякчаана, заикаясь, снова, в который раз за этот день, рассказала про Кигиляхи и Первого стража, про древний город, про храм и ярко – синий огонь, манивший ее к себе, и про встречу внезапную, и про ход закрытый. Могиня слушала, да все головой качала, а когда Ая замолчала, только вздохнула.

– Только я понять не могу, что это за копье такое, зачем оно Каменным людям понадобилось!

Могиня задумалась.

– Есть такая вещица. Только я ее ни разу не видала, да в книжках про нее не мало сказано. Мара или Маара – царица мороза, тьмы и холода. В глубине ее владений, во льдах Скифского окияна, хранится, сказывают, дивный кристалл, из обломка которого и выточено то копье. Сказывают еще, что оно возвращает к жизни, дарует силу и мощь не бывалую…

– Именно, что так нужно Ирмине, – прошептала Ярослава.

– Ох, не знаю, что и думать, – качала головой Могиня. – Может сдаться, что Каменные люди эти по своему почину тебя позвали. А может, и надоумил кто. Только, похоже, нам теперь тоже нужно это Копье Маары – Катю нашу спасать придется, я смогу только замедлить беду, а отвести теперь уже никак не смогу.

Молчание повисло на ветвях векового дуба. Бабушка Могиня думала о том, что Ирмина сейчас невероятно опасна и сильна, а она, Могиня, отстает от нее как минимум на несколько шагов.

Ярослава лихорадочно соображала, где и как можно найти Енисею. А пока, как обойтись без нее и вернуть здоровье Кате.

Аякчаана пыталась сообразить, что происходит, и куда ей теперь деваться. Странная девочка Катя ранена, как ее спасти – не ясно, но, совершенно очевидно, только она в этой странной компании может помочь ей, Аякчаане, вернуться домой.

А Катя… Катя лежала в забытьи, и ей виделся удивительный сон.

 

Глава 11. Золотой песок

Она оказалась посреди огромного помещения, похожего на бальную залу королевского дворца. Высокие, метров десяти, потолки, покрыты белоснежными росписями. Она и не знала, что на свете бывает столько оттенков белого цвета! Хрустальные полупрозрачные колонны, причудливой, сказочной формы, светились изнутри, при чем, теплый желтоватый свет струился не от основания колонн, а из их вершин. От этого казалось, что кристаллы растут как бы вниз. Странный эффект. Полы выложены из гигантских плит такого же полупрозрачного хрусталя, золотисто – белого, как и все вокруг, гладкого, до зеркального блеска отполированного.

И такая золотисто – прекрасная красота простиралась вокруг на сколько хватало глаз. И Катя все шла и шла по этому дивному хрустальному замку, все дальше удаляясь от входа. Кстати, он был вообще, вход – то? Как она здесь оказалась?

Катя резко оглянулась. Прямо перед ее носом оказалась кристаллическая колонна, так близко, что девочка смогла разглядеть – внутри что – то есть. Она подошла еще ближе, практически носом касаясь холодного камня.

Сквозь тонкие прозрачные вкрапления – прожилки Кате удалось рассмотреть, что прячется внутри колонны. Этот золотой блеск и мерцание – не преломление света, это золото, сыплющееся с потолка внутри хрустальной колонны. Словно молекулы, переливчатые крупинки медленно падали вниз, и тут же снова поднимались вверх, подхваченные какой – то неведомой силой. Катя перебежала к другой колонне. Внутри нее происходило то же самое.

Внезапная догадка осенила ее. Она легла на пол и посмотрела сквозь хрустальные плиты вниз. И обомлела: под ней был еще как минимум один точно такой же этаж, с точно такими же колоннами, с точно таким же золотистым мерцание внутри.

– Что же это за место такое? – прошептала она, оглядываясь вокруг в поисках ответа. Но ни подсказки, ни ответа. Лишь бесконечный лес золотистых кристаллов, с мерцающим золотым песком внутри.

– Что же это такое, а?

– Есть идеи? – Катя вздрогнула от неожиданности, увидев рядом с собой мерцающую фигуру, парящую в нескольких сантиметрах над полом. Молодой паренек, светлые короткие волосы чуть взъерошены, голубые глаза, прямой нос и тонкие губы – ничего особенного, обыкновенный парень. Стоит, большие пальцы за ремень зацепил, пальцами по ноге себя похлопывает. И улыбается.

– Ты кто? – Катя подпрыгнула. Сколько времени он тут, интересно, витает и улыбается? А она по полу ползает, внутрь колонн заглядывает. – Ты здесь откуда взялся?

Парень хмыкнул. Кажется, даже хрюкнул, и улыбнулся еще шире:

– С тобой пришел…

– Не было тебя, – с сомнением отозвалась Катя. – А даже если и был – зачем за мной следишь?

Парень пожал плечами и отвернулся:

– Еще чего, следить за тобой, больно надо…

– А что ты тогда тут делаешь?

– Ты не о том спрашиваешь, – парень, кажется, беззастенчиво ее разглядывает. Что за наглость, в самом деле!

– А о чем мне надо спросить? – вспылила Катя.

– О том, зачем ты здесь, например.

– Ты тут не командуй! Что надо, то и спрошу, если захочу!

– Ну, как знаешь, парень снова пожал плечами, и сделал движение, будто собирается уйти.

– Стой! – Катя придвинулась к нему, но парень оказался на прежнем расстоянии от нее. – Не уходи… Так ты знаешь, что это за место?

– А то! – снова полуулыбка, снова полунамек. И замолчал, как воды в рот набрал.

Катя уже хотела врезать ему посильнее, чтобы не улыбался тут, но не успела – ее отвлек шум, долетавший откуда – то сверху. В начале тихий, едва заметный, как писк комара, а потом все ярче и ближе.

Парень, кажется, тоже услышал его. Он перестал улыбаться, кивнул в неопределенном направлении:

– Иди, тебя зовут.

В самом деле, Катя все отчетливее слышала голос. Женский. Нет, девчоночий… Ярушка!

– Катя, Катя – звала она, – очнись, не уходи от нас так далеко!

Катя повернулась на голос, на мгновение потеряв из вида светловолосого парня, а когда снова оглянулась в его сторону, то уже никого не увидела.

Тихий голос прошептал ей над самым ухом:

– Место это запомни! Когда надо будет, подумай о нем, и окажешься здесь.

– А когда, когда надо будет? – заторопилась Катя, но уже никто ей не ответил.

Золотистая зала поблекла, стала меркнуть и отдаляться, а на Катю нахлынула нестерпимая боль. Она медленно разливалась по телу, захватывая каждое мгновение все новые и новые клетки, пока, наконец, не достигла мозга.

– А – а – а – а – а! – терпеть больше не было сил, Катя билась в чьих – то сильных и заботливых руках, а Ярушкин голос, успокаивал:

– Тише, тише, сейчас, сейчас все пройдет…

Но ничего не проходило. Боль волна за волной настигала ее, топя в своих черных тягучих водах.

– Бабушка, что же делать, – плакала Ярушка, – есть хоть какой – то способ ей помочь?

Снова волна неистовой боли вырывает сознание Кати и уносит куда – то прочь от ясного голоса Ярославы. Темно – стальные воды сковывают тело, перехватывая дыхание, проливаясь стремительным потоком внутрь.

Катя поняла, что видит себя со стороны. Видит свое истерзанное, изломанное болью тело, серое лицо с почерневшими губами и синими впадинами глазниц. Ее внимание привлек легкий запах костра. Откуда он здесь? Или это новый сюрприз ее личного кошмара?

Но нет. Это не кошмар. Это спасение. Темно – синюю пелену то тут, то там прорывали тонкие золотые жилки – источник тепла и света здесь, в помертвевшей темноте. Катя потянулась до одной из них, дотронулась посиневшими холодными пальцами. И тут же золотая нить мощным вихрем подхватила ее, приподняла и понесла куда – то ввысь, словно рыбку из морской пучины. И уже через мгновение, вырвавшись из черного океана, захлестнувшего ее, Катя почувствовала облегчение: боль медленно, рыча и оглядываясь, отступила, приятное тепло окружило ее, обволакивая, защищая от невзгод, а искрящиеся золотые нити, опутав девочку с головы до ног, змейками проникли под кожу и растворились.

– И как кровь моя коснется неба, так черная лихорадка пусть отступит, боль под камень уйдет, да на дне схоронится на века да на вечные годы. Кровью своей защищаю, кровью своей запечатываю, кровью своей даю то, что украдено, – откуда – то издалека донесся до нее Ярушкин голос, и Катя окунулась в прохладу летней ночи, свежий аромат трав. Чьи – то заботливые руки укрыли ее, слегка приподняв голову, подложили что – то мягкое.

Катя улыбнулась и заснула.

 

Глава 12. Освобождение

Дед Белоус, Истр и Аскольд так стремительно скрылись с поляны, что не успели заметить ни метнувшийся в темноте кинжал, ни ранение Кати.

В этот момент они были уже на другом конце стоянки, уверенно ведомые седовласым старичком.

– Дед Белоус, – едва переводя дыхание, позвал Аскольд. Дед остановился:

– Чего тебе? Устал?

Аскольд мотнул головой:

– Да не, не то… Куда мы сейчас?

Дед Белоус бесшумно двинулся врепед:

– Посох мой наследный надобно добыть.

– А ты почем знаешь, где он.

Дед Белоус усмехнулся.

– Вот ты, Аскольд, ведаешь, что твоя правая нога творит? – паренек кивнул. – Вот и я ведаю, где мой посох схоронен. Говорю ж тебе – наследный он.

Три едва различимые в ночи фигуры скользили к окраине лагеря, в один из самых отдаленных шатров. Дед отодвинул полог, заглянул внутрь:

– Пусто…

Все трое прошмыгнули внутрь.

В нос ударил аромат жареного лука, конского пота, грязной, давно ношеной обуви.

– Фу, ну и вонища… Чего они тут делают?

– Тшшш, – шикнул на Аскольда Белоус. Он присел на корточки, и так, не поднимаясь, стал продвигаться внутрь шатра. Истр и Аскольд – за ним. Дед передвигался уверенно, словно не только видел в темноте, но и точно знал, где спрятано то, за чем сюда явился. Не наткнувшись ни на один предмет (в отличие от Аскольда, за которым шлейфом сыпались какие – то железки, прутья, фрагменты конской упряжи) он достиг противоположного угла шатра. Там, заваленный седлами, стоял довольно объемный кованый сундук.

– Заперт, конечно, – заохал дед, ощупывая здоровый навесной замок.

Ему на помощь пришел Истр. Схватив длинный металлический шест, валявшийся тут же, на земляном полу, он вставил его поперек дужки, поднажал на шест, вывернув тем самым дужку в сторону. Через образовавшийся зазор замок легко снимался.

– От не зря тебя взял с собой, – причитал Белоус, уже копошась внутри сундука.

Полог резко одернули. Ребята и Белоус едва успели прильнуть к земле. В шатер вошла молодая женщина, судя по легкой походке и грациозным движениям, хотя саму ее разглядеть не представлялось возможным, так плотно она была закутана в многочисленные черные балахоны, плащи и платки.

– Старая ведьма! – яростно шипела женщина, разбрасывая все на своем пути. – Погоди, попляшешь еще у меня! Хорошо хоть эту девку, внучку ее, спровадила на тот свет! А то ишь ты, выдумали, пленников моих на свободу выпускать!

Истр и дед Белоус переглянулись. А женщина все бесновалась.

Внезапно, она успокоилась. Замерла, прислушиваясь к звукам снаружи шатра. Разведя руки и слегка наклонившись вперед, словно искала что – то под ногами, она покрутилась влево – вправо, потом вдруг взвизгула, и показав куда – то в темноту кукиш, захохотала.

– Ну да посмотрим еще, кто кого! – с ненавистью прошипела она, и, подхватив многочисленные юбки, вихрем выскочила из шатра.

Дед Белоус еще полежал на земле, потом дал знак ребятам следовать за ним. Он поднял тряпичный край стены, приподнял его, дав знак Истру и Аскольду, проскользнуть в образовавшийся просвет, и сам последовал за ними.

Быстро, не оглядываясь, убежали они прочь от лагеря джунгар.

– Кто это был, а? – спросил Аскольд, когда они, наконец, остановились. Дед Белоус только пожал плечами:

– Кто ж его знает… Только чует мое сердце, не к добру это… Как бы с Могиней какая беда не приключилась.

– Дедушка, вы посох – то свой найти успели? – Истр, казалось, даже не запыхался.

Вместо ответа, Белоус любовно достал из – за пазухи небольшую костяную палку, на которой спиралью нанесено было множество знаков: круги, полукружья, полумесяцы.

– Теперь и я, считай, во все оружии, – улыбнулся он. – Можно и наших из полона вызволять.

– И то верно, я вон, тоже кой – чего прихватил из того шатра, – криво ухмыльнулся Истр, покачивая в руке тяжелый двуручный меч, и подтягивая свободной рукой лямки полупустого заплечного мешка.

***

Первые лучи восходящего солнца уже коснулись крон деревьев. Птицы медленно и сонно пробуждались, радостно щебеча новому дню, когда дед Белоус, Истр и Аскольд настигли кочевников. Благо, те были не слишком расторопны, шли медленно, да и на ночлег, видимо, встали рано.

Небольшой отряд из десяти или пятнадцати воинов только собирался в дорогу, прогоняя сон избиением пленников. Около полутора сотен человек, преимущественно, женщины и дети, связанные между собой длинными веревками так, чтобы один был накрепко закреплен за остальными, жались от острых ударов плетьми.

– Эй, поторапливайтесь, сонные курицы! – орали на них джунгары.

Четверо споро седлали лошадей, еще трое гасили ночные костры и собирали разную утварь, оставшуюся после ночлега.

Истр внимательно следил за ними из – за деревьев.

– Сколько их там? – шептал Аскольд. Он очень волновался, нервно подрагивал, хихикал невпопад. Белоус его изредка отечески похлопывал по плечу. Истр же был холоден, собран. Зорким взглядом он выискивал в толпе джунгар, определяя, кто из них главный. Выбор пал на высокого воина.

– Двенадцать. Тринадцатый – вон тот, с алым хвостом в шлеме.

Он держался высокомерно, отдавая короткие приказы остальным кочевникам, а одеяние на нм отличалось яркостью и богатством: колчан со стрелами, пояс, сапоги, края халата были искусно расписаны золотом по алой парче. В плоское навершие шлема вставлен прутик с прикрепленным к нему пучком волос, окрашенных также в алый цвет. Металлические накладки, которыми обшит доспех и наручи, покрыты тонким узором.

– Может, сейчас и нападем? – дрогнувшим от волнения голосом, предложил Аскольд.

Белоус нехотя крякнул, отрицательно мотнул головой.

– Нет, – коротко пробормотал он, – два пацана простив тринадцати здоровых мужиков, еще и в полном боевом снаряжении… Не справимся.

– Дедушка, а больше нет никого, – развел руками Аскольд, – оружие мы держать умеем, сдюжем.

Белоус тряхнул седой головой, строго взглянув на паренька из – под седых кустистых бровей. Он присел на низенький пенек, уперся своим наследным посохом в земли, закрыл глаза. И затих.

Истр и Аскольд переглянулись:

– Уснул, ни как?

Истр пожал плечами, поглядывая то на собирающийся в дорогу караван, то на Белоуса.

Из – под того места, куда посох Белоуса упирался в землю, стали расходиться сине – серые тени. Они быстро расползлись меж корней деревьев, опутали траву и кустарник. Истр глянул на Аскольда, и ахнул: перед ним стоял витязь в полном расцвете сил, высокий, мускулистый, в полном боевом облачении княжеского дружинника.

Аскольд при этом, вытаращил глаза, уставившись на Истра. Тот опустил голову, разглядывая себя. Он набросил годков десять, став не мальчиком – подростком, а грозным богатырем, косая сажень в плечах.

– Ого! – только и выдохнули мальчики – воины. Белоус же, удовлетворенно, вздохнув, пощупав мускулистые плечи ребят, довольно кивнул им:

– Вот теперича можно и воевать с джунгарами.

– Надо им дать выйти в путь, – предложил Истр.

– Но ведь они будут тогда полностью вооружены и конные, а мы пешие, и нас всего трое… Может, сейчас, а? – засомневался Аскольд. Не смотря на его воинственный вид, голос у него остался детский. Скрыв ухмылочку, Истр продолжил:

– Зато потом им придется растянуться вдоль линии пленников. Вот мы и снимем их по одиночке.

Белоус кивнул:

– Дело парень говорит, так и сделаем.

Троица дождалась, как джунгарский отряд соберется в дорогу, как выстроили они тремя цепочками связанных пленников и, понукая их, словно скотину, погнали по тропинке в чащу.

– Пора! – скомандовал Истр. Достав на изготовку меч, он обернулся к Аскольду и деду Белоусу. – На рожон не лезьте, у первого убитого джунгара, Аскольд, заберешь меч…

– Это кривой такой?

Истр кивнул.

– Дедушка Белоус, ну, а ты прикрывай меня, что ль, – и он кинул Белоусу длинный нож – акинак. Дед только поцокал языком, бережно вертя его в руках.

– С Богом!

И все трое бросились вдогонку.

За несколько минут они настигли отряд. Замыкал его один пеший джунгар, молодой, еще совсем безусый. Он беззаботно шел позади пленников, сбивая тонким ивовым прутиком травинки, что росли вдоль тропы. На него никто не обращал внимая. Легкая добыча.

Истр бесшумно подкрался к нему, перехватил тыльной стороной локтя горло так, чтобы тот кричать не мог, и, слегка придушив, уволок в кусты. Там, бережно уложив мальчонку под елкой, снял с него колчан со стрелами, лук, шлем, отстегнул ножны с саблей, отдал все побледневшему Аскольду.

– Он что, мертвый?! – но его уже никто не слышал. Зато рядом оказался дед Белоус. Он тихонько подтолкнул Аскольда туда, в каком направлении исчез Истр:

– Нет, конечно, что ж мальца губить. Оглушил его чуточку наш Истр, да и хватит с него. А ты не мешкай, ступай вперед.

– Да зачем мне это все? Мне только меч нужен…

– Сказано, значится, бери, не спорь. Сгодится, видать, – скомандовал Белоус.

Истр двигался, словно тигр, так же бесшумно и быстро. Следующим молниеносным броском он вывел из строя еще одного зазевавшегося джунгара, тоже пешего, отставшего от колонны пленников на пару метров.

– Десять и главарь, – прошептал он.

Теперь действовать нужно было быстро, иначе отряд хватится отсутствующих бойцов. И сделать это было уже сложнее – остальные воины были конными.

Истр, Аскольд и дед Белоус, забежав немного вперед, выбрали довольно длинный отрезок тропы с изгибом, защищавшим их от взглядов остального отряда, залегли в кустах. Истр и Белоус переглянулись, и когда два всадника поравнялись с ними, молниеносно выскочили из своего укрытия и широкими сильными ударами выбили джунгар из седел. Следующей атакой, не сговариваясь, они нанесли им последние удары: один коротким и точным уколом попал в прорезь между панцирем и широкими лопастями шлема, а Белоус, не отстававший от юного Истра ни на шаг, несмотря на свой возраст, нанес удар рукоятью короткого меча – акинака, не дав воинам даже подняться с земли и позвать на помощь.

Аскольд в это время уже перерезал веревки у пленников, ближайших к ним двум довольно молодым мужчинам. Те тут же вооружились саблями и ножами, отнятыми у убитых джунгар.

По цепочке пленников пробежало волнение. Кто – то и звал Аскольда к себе на помощь. Освободившиеся женщины, врассыпную разбегались, уволакивая детей за деревья, выводя из – под удара приготовившихся к схватке мужчин.

Из – за поворота уже слышался топот лошадей – джунгары поняли, что на них совершено нападение. Теперь придется действовать открыто.

Лесная, хоть и довольно широкая, но все – таки, тропа… Пятеро пеших, из который один – старик, второй – еще, в сущности, ребенок, ни разу не вступавший в настоящий бой. Против них – девять полностью вооруженных конных латника, закаленных в боях, славившихся своей жестокостью. И открытые фланги…

Белоус наклонился к земле, прошептав что – то. От его слов трава всколыхнулась, последние капли утренней росы взмыли ввысь, хрустальной стеной защитив оборонявшихся с флангов.

Теперь только они против девяти конных джунгар.

В группе надвигавшихся воинов Истр сразу выделил шлем с алым хвостом. Он мчался во весь опор в центре кавалькады, стараясь вырваться вперед. Истр выдвинулся на пару шагов вперед, слегка опередив остальных приготовившихся принять бой мужчин, присел на одно колено. Корпус направил чуть вперед и вниз, будто желая прижаться к земле. Дождавшись, чтобы всадники приблизились к нему совсем близко, одним молниеносным движением он метнул в них круглый джунгарский щит, отнятый у какого – то из поверженных воинов, и, бросив другой рукой узкий клинок в ближайшего всадника, встал в полный рост и выставил вперед меч. Щит, пущенный им в джунгар, пролетев параллельно траве, со свистом ударился в грудь первой мчащейся лошади. Животное заржало и на всем скаку завалилось на передние ноги, подмяв под себя седока.

Следовавшие за ними джунгары, не успев сманеврировать и осадить лошадей, также кубарем полетели под ноги животным. Даже тот, с кого Истр не спускал глаз, не удержался в седле: его алый хвост взметнулся молнией ввысь и пал в траву.

– Ураа – а – а! – раздалось слева и справа от юноши, и недавние пленники бросились в рукопашную.

Но Истр, пробивал себе дорогу мечом: вперед, полшага назад, снова вперед и вправо, снова слегка подался назад и влево, – наносил один за другим удары по джунгарским латникам, двигаясь к разъяренному воину в алом. Он видел, как тот, желая освободить пространство для боя, хватал связанных еще пленников, не успевших спрятаться за деревьями женщин, детей, и коротким кинжалом перерезал им глотки и отбрасывал тела прочь.

– Берегись! – из – под руки дравшегося слева Белоуса джунгарский воин метнул в Истра узкий нож. Истр парировал удар, рывок вперед, подсечка и трусливый латник на земле.

Истр снова посмотрел туда, где мгновение назад видел алый шлейф. Но никого не увидел.

Резкий толчок. Истр оглянулся: перед ним, оскалившись, стоял джунгарский воин в алом. В правой руке – кривая сабля, в левой – клинок, с которого еще не стекла капля густой алой крови.

– Что, сопляк, – процедил он сквозь зубы, и его и без того широкое лицо расплылось в омерзительной гримасе, – думаешь сразиться со мной, как с равным?

Истр молчал. Рукоять тяжелого меча он сжал в руках, став на миг единым целым с металлом. Словно тигры перед схваткой он и этот улыбающийся во весь рот убийца кружили, не сводя друг с друга глаз, медленно и неуклонно сближаясь.

Выпад. Бросок. Удар по ногам саблей.

Истр развернулся вокруг своей оси, на миг повернувшись спиной к противнику. Алый воин с хохотом замахнулся. И замер. Тяжелый меч Истра пронзил его снизу вверх, от левого бока до правого плеча. Сабля со звоном ударилась оземь.

– Думаю, да, – отозвался, наконец, Истр, холодно оглядывая распростертое на траве тело.

К нему уже спешил дед Белоус, и из – за его спины выглядывало испачканное кровью и грязью лицо конопатое Аскольда.

Дед Белоус молодцевато стукнул парнишку по плечу:

– А малец – то молодец, – во весь рот улыбался он, – двух джунгар по башке огрел, да так, что те окривели… Мне, старику, и оставалось, что по носу им дать!

 

Глава 13. Жертва

Катя очнулась внезапно, словно выпрыгнула из сна. Солнце светило уже высоко, день близился к зениту. Яркие и теплые лучи касались Катиного лица, скользили по рукам. Где – то в вышине щебетали птицы, лесная жизнь шла полным ходом, со всей своей суетой. Только большой и раскидистый дуб тихо и величественно шелестел кроной. Открывать глаза не хотелось.

Она лежала, прислушиваясь к происходящему вокруг.

В начале ей показалось, будто вокруг ни души. Но когда она уже была готова открыть глаза, до Кати донеслось чье – то всхлипывание.

– Что ж это делается – то! – причитал чей – то смутно знакомый голос. А! Это та девочка с труднопроизносимым именем, Хорошенькая. – Кипяток разлила, обожглась вон как сильно… И без супа всех оставила вдобавок… Что с тобой, а? Ты, прямо сама не своя, – снова всхлипывание. – Ну, ладно, ладно, не плачь. Сейчас тебя перевяжу, как дедушка Учур учил, и все поправится.

– Не поправится, – донесся сухой, почти суровый, голос Могини. Катя насторожилась. Не помнила она, чтобы бабушка так с Ярославой говорила, а то, что всхлипывали именно она, сомнений не оставалось. – Ей привыкать надобно. Теперь так всегда будет. Не огонь, так вода. Не вода, так пчела. Не пчела, так волки серые…

– Бабушка, хватит, – прошептала Ярушка.

– Ишь, чего удумала, – продолжала ворчать Могиня, не обращая внимания на внучкины просьбы, – хоть бы совета спросила.

– Да когда б мы советовались, Катя бы и померла, – взмолилась Ярушка. У Кати внутри все похолодело. Что – то такое Ярослава сделала, что спасло ее, Катю, а бабушка из – за этого очень сердилась. Что случилось? Она вся обратилась в слух.

– Да ты как смела кровью своей на огне клясться? – бабушкин голос звенел от гнева. – Ты и себя погубила и род свой. Ты об том подумала?! – Ярушка не отвечала.

Катя резко села. В одно мгновение все спохватились: Ярослава бросилась к костру, поднимая и заново укладывая какие – то ветки, Могиня низко наклонилась, перевязывая зачем – то охапку хвороста. Аякчаана виновато переводила взгляд с одной на другую:

– Привет, – пропищала она, заметив Катю. – Как себя чувствуешь?

– Что тут произошло? – молчание. – Ярослава! Что здесь случилось?

– Она отдала тебе всю свою удачу, – не мигая, отозвалась Аякчаана. Ярослава на нее только шикнула. Но было поздно: Катя услышала. Правда, все равно ничего не поняла – разве такое возможно. Словно прочитав ее мысли, бабушка Могиня распрямилась.

– Да, возможно, – отозвалась она. – Древний заговор, еще ассирийцами придуманный… На свече заговорить надобно каплю своей крови…

– Но зачем? – развела руками Катя.

– Ты помирала, вот зачем! – закричала Ярослава. Катя только сейчас увидела, что у той на правом предплечье свежая, кровоточащая рана, на руке алел ожог, щека припухла из – за широкой ссадины. – Тот нож, что в тебя попал, был заговоренный! Мы ничего не успевали сделать!

– Да не надо лезть, куда не просят, и все бы успели! – перебила ее раздосадованная Могиня.

– Нож? – кажется, только сейчас Катя начала вспоминать подробности прошедшей ночи: побег, освобождение Могини, старичок, внезапная боль в предплечье, последовавший за ней холод, волнами разливавшийся по телу, и адская боль. Темно – синий мрак. Золотые жилки, обвивавшие ее руку. Значит, это была Ярушкина удача. – Ярушка, как же это? – беспомощно развела руками Катя. – Как же ты теперь без удачи, без надежды на лучшую долю?

Подруга только косу перебросила через плечо, шумно шмыгнула носом, да задорно блеснула синими глазищами:

– Проживем и так, чай не хуже других!

– И что, сейчас уже ничего нельзя сделать? Как – то все поправить, чтобы у Ярушки все было хорошо? – она с надеждой вглядывалось в морщинистое расстроенное лицо бабушки. Та отвела взгляд:

– Да что тут поделаешь, – отозвалась она. – На крови клятва. Такая, видать, у нас теперь доля…

Яркой ослепляющей искрой пронеслась догадка это слово «доля» в мозгу. Как ее бабушка Могиня назвала там, в подвале Александрии? «Долюшка наша»? Знать бы еще, что это значило… Катя прищюрилась, еще внимательнее вглядываясь в лицо Могини. Но та упорно отводила глаза. «Ну, что ж.. – мелькнуло у девочки в голове. – Выясним и без этого!»

Из – за деревьев послышался веселый голос, а за ним появился и его обладатель – темные волосы еще больше взлохмачены, улыбка во весь рот:

– Не далече же вы ушли! – на поляну, хохоча, вывалился коренастый парень лет тринадцати.

– Истр! – всплеснула руками Ярослава, рассыпав под ноги свои бусы. – Ты – то здесь как?

Черноволосый парень внимательно посмотрел на бледную Катю, Могиню, растерянную и довольно побитую Ярославу, задержался взглядом на Аякчаане. Та, красная от жары, лохматая и вспотевшая, уже сняла с себя куртку, теплый свитер, оставшись в видавшей виды футболке, сбросила тяжелые ботинки, закатила зимние брюки почти до колен, и все равно от нее поднимался легкий пар. Улыбка застыла на его губах.

– Да так, сподмог честному люду, да вас искать пошел. Я только думал, что вы уже далече забрались, а вы вот они, как на ладони все.

– Катю Ирмина ранила, – объяснила Ярослава. Эти слова словно гром среди ясного неба разразились.

– Как Ирмина?! –отозвалась Катя. Но Истр не повел и бровью, будто и догадывался об этом.

Ярушке пришлось рассказать им обо всем, что случилось этой ночью. Пожалуй, кроме заклинания на крови.

– Вчера, когда мы возвращали наследный посох деда Белоуса, нам встретилась одна странноватая девица, злилась, ругалась на какую – то старую ведьму, да радовалась, что ее внучку – де зацепила… А сама вся в черном, как ворон, – пробормотал Истр. – Мы тогда и подумали, как бы у вас беды не приключилось, а тут вон оно как, значит… – потом оглядел присутствующих взглядом полководца. – Надо убираться отсюда, как бы эта ведьма нас здесь не сцапала.

– То – то и оно, – едва слышно отозвалась Могиня. Все оглянулись на ее голос. – То – то и оно: странно, что погони нет.

Ребята переглянулись:

– Бабушка Могиня, уж не думаешь ли ты, что ловушка все это?

Та промолчала. Но зато вступила в разговор Аякчаана.

– Я тут в ваших разборках не участвую, и, честно говоря, ничего не понимаю, что тут происходит. Но Катя обещала меня познакомить с кем – то, кто знает про копье Маары. – Теперь все взгляды устремились на нее, и ей еще раз пришлось рассказать о том, как она здесь очутилась, не приминув напомнить, что ее там, у Кигиляхов, дедушка ждет.

– Кать, это ты кого имела ввиду? – вытаращил глаза Истр, дослушав торопливый рассказ.

– Енисею, конечно, – Катя уже была не очень уверена в своей правоте. – Она же, помните, говорила, что ее семья служила в Храме Мары…

На поляне под большим раскидистым дубом повисла неловкая пауза.

– И чего тогда сидим? – озадаченно уставился Истр на Катю. – Отцовский посох с собой? – Катя кивнула. – Алатырь не потеряла? – это уже к Ярушке, та обиженно фыркнула. – Тогда бери кольцо свое, три по лазуриту, выясняем, где наша Енисея, и топаем туда!

***

– Дураки меня всегда особо радовали, – черноволосая красавица улыбалась, разглядывая мутное отражение в обугленном кристалле, сделав ударение на слове «особо». – Хотела одну, заполучила обоих… Какое несчастье для моей дорогой сестрицы…

 

Глава 14. Енисея

Катя с шумом треснула себя по лбу:

– Как я сразу не догадалась! Надо было об этом подумать еще в Александрии!.. – И она шумно выдохнула. – Сейчас, конечно, поздняк метаться, его у меня джунгары отобрали, еще там, в Тавде… Так что, – она с сожалением пожала плечами.

Истр хохотнул:

– Как ты сказала? «Поздняк метаться»? – он ослепительно улыбнулся. – Никогда не слыхал! Только метаться никогда не «поздняк».

И поставил перед собой тощенький заплечный мешок. Тот самый, что вчера утащил из шатра с награбленным у джунгар. Ярушка только руками всплеснула.

– Народ, – жалобно позвала Аякчаана. – Вы тут все типа такие волшебники, такие чародеи… Вон мешок откуда – то приперли… Посохи у вас, алатыри и все такое, – она запыхтела, низко опустив голову.

– Ну, чего ты хотела сказать? – решила подбодрить ее Катя. Ей отчего – то показалось, что Ая себя чувствует испуганной и потерянной.

– Так наколдуйте мне какую – нибудь одежду по сезону! – взмолилась она. И обратилась уже к Кате, добавив шепотом. – У меня уже все вспотело. Еще минута и я растаю как Снегурочка из сказки.

Ребята посмотрели на ее раскрасневшееся от жары лицо, прилипшие ко лбу волосы, Катя, скрывая улыбку, полезла в свой мешок, в нем, должны быть штаны, которые Ярушка сунула пять дней назад, когда Катя еще сама ничего не знала об этом мире, о себе, о своих родителях. Она вздохнула: всего пять дней, а столько всего произошло.

Истр по – джентельменски встал, чтобы не смущать новую знакомую, но та запротестовала:

– Нет – нет! Сидите все здесь, я быстро… Я сама! – схватила протянутый ей кулек и помчалась, шурша плащевой тканью лыжного костюма, на край поляны, за деревья. – Я скоро!

– Откуда она взялась вообще? – глядя ей в след, спросил Истр.

– Тебе ж рассказали, – Ярушка по – хозяйски взяла куртку Аякчааны, повертела ее так и сяк, потом вывернула наизнанку, застегнула «молнию», одним концом веревки плотно перевязала горловину, а другой конец закрепила с помощью петли на внутреннем кармане, в итоге получилась довольно крепкая сумка. Улыбаясь своей поделке, Ярослава, обернулась к Истру. Но тот по – прежнему морщился:

– Странно это все: камни эти говорящие, огни, подземные ходы. Уж больно складно все…

Ярослава и Катя переглянулись.

– Думаешь, она подослана Ирминой?

Теперь все трое посмотрели на Могиню. Та сидела на поваленном дереве чуть в отдалении, подперев голову кулаком, и обдумывая что – то. Взгляды ребят она даже не сразу заметила, а, заметив, встрепенулась:

– Всяко может быть… Да, вернее всего, девочка эта сама не ведает, что да как. Ее домой надо вернуть.

Из – за куста дикой малины появилась Аякчаана. Она переоделась, пригладила волосы, из подручных материалов – березовой коры, ветоши и упругих ивовых веток соорудила нечто наподобие башмаков, страшненьких, сделанных второпях, не очень аккуратных, но вполне удобных.

– Ого! – воскликнул Истр, – Шустра ты! Ладные лапти соорудила!

– Она не «шустрая», она «хорошенькая», – хохотнула Катя.

Аякчаана улыбнулась.

– Вообще – то у меня имя есть…

– На, вон, свою одежу упакуй, чтоб сподручней было, – Ярушка кивнула на самодельный мешок.

– Ну, коли, все готовы, и я, пожалуй, соберусь, – Могиня встала во весь рост, расправила плечи, широко расставила руки. Вокруг нее стали сгущаться сумерки, тучками дождливыми обступили ее со всех сторон полупрозрачные тени. А когда развеялись они, перед ребятами стояла, так же широко расставив руки, помолодевшая лет на сорок Могиня. Темно русые волосы убраны в тугой узел, высокий лоб, гладкая чуть загорелая кожа. Движения приобрели утраченную с годами мягкость и ловкость, а голос – певучесть.

– Вот это омоложение, – пропела Аякчаана, едва переводя дух.

– Ба – абушка, – в том же восторженном тоне подхватила Ярослава.

Могиня оправила платье, подвязала плотнее ставший слишком свободным пояс на талии, погладила темно фиолетовые чароитовые бусы:

– Коли Ирминка шалит, так и мы, чай, не лаптем щи хлебаем, тоже кой – чего умеем, правда, внучата? – и она смешно подмигнула ребятам.

– Бабушка, да ты просто бомба, – восхищенно прошептала Катя. – У нас так самый что ни на есть красавиц зовут.

Могиня засмущалась окончательно:

– Да это все так, видимость, только. Но, чай, сгодится… Ну, доставай, внучка, посох, три свое кольцо заветное, да в путь.

Катя одела на палец серебряное колечко с четырьмя камушками: зеленым, голубым, синим, бирюзовым, подарок друзей ко дню рождения. И проговорила, как заклинание, слова Енисеи, сказанные всего несколько дней назад в подвале Александрии:

– Серебро – это я, бирюза – Ярослава, Истр, владетель водных пучин, – голубой аквамарин, Олеб, защитник лесов и зверей, – изумруд, Енисея – лазурит.

При последних словах пространство вокруг сжалось в точку, равную размеру лазурита, камень стал ярче и, кажется, еще синее. Золотистые прожилки внутри него раскалились, побагровев, и из центра лазурита брызнул луч. В нем, как в немом кино, ребята увидели Енисею. Она сидела на высоком утесе, печально смотря вдаль.

Не сводя глаз с изображения, запоминая каждый клочок неба и каждую травинку, Катя схватила посох, ударила им о землю, и тут же пространство съежилось, сжалось, увлекая с собой всю компанию. Аякчаана со страха закричала, но Ярослава схватила ее за руку, не дав запаниковать и вывалиться из перехода.

В это же мгновение, воздух за спиной у Енисеи подернулся серой дымкой, завертелся, и из центра образовавшегося облака, растекаясь тонкими лучами, грянул ярко – голубой свет.

Енисея испуганно оглянулась, а из образовавшегося прохода, практически ей на руки, вывалилась Ярослава, державшая за руку оглушительно визжащую черноволосую девочку, за ней ловко выскочил Истр, смутно знакомая молодая женщина, и, наконец, Катя, с открытым от удивления ртом и серебристым посохом над головой.

– Вы чего? – только и смогла воскликнуть Енисея.

– Здравствуй, Енисея! – выдохнула Могиня. Девушка медленно кивнула.

– Вы чего здесь все делаете? Катя, тебя же домой отправили! – не унималась Енисея. – Ярослава, ты кого притащила, и чего она орет, будто режут ее? – Аякчаана при этих словах резко замолчала.

– Мы где? – спросила она охрипшим голосом.

– О, кстати, это вопрос! – подхватил Истр. – Так мы где, а, Енисея?

– У меня дома, – отозвалась та.

На утесе повисла тишина. Ребята переглянулись.

– То есть две тысячи лет назад, – уточнила Ярушка.

– Это для вас две тысячи лет назад, а для меня – здесь и сейчас, – Енисея встала, отряхнула штаны, поправила широкий пояс, проверила ножны.

– О – чу – меть, – прошептала по слогам Аякчаана, невольно оглядываясь.

Ребята тоже с любопытством посмотрели вокруг.

Перед ними раскинулась широкая долина, окруженная со всех сторон цепью невысоких, но довольно отвесных, неприступных гор. Они находились на вершине одной из них. По дну долины узкой зеленоватой змейкой лоснилась река, то тут, то там перехваченная мостами. По обоим ее берегам разместились небольшие деревни, над которыми клубился голубоватый дымок, а в поле, размежеванном на ровные квадраты и прямоугольники, работали люди, паслись стада овец, коров и лошадей.

– А где именно ты живешь?

К удивлению ребят, Енисея показала не в долину, а за их спины. Они и не заметили, что утес, на котором они так удобно расположились – край обширного плато, на котором высилось загадочное строение: высокие гладко отполированные стены из мегалитов, сложены в форме гигантской арки.

– Ого, – восторженно прошептала Катя. Аякчаана тоже хотела как – то выразить свое восхищение, но кроме междометий ничего не вспоминалось. Поэтому она промолчала на этот раз.

– А это что? – спросила Ярушка.

– Храм Мары, конечно, – пожала плечами Енисея. – Я же рассказывала…

– Храм? – удивилась Аякчаана. – Это же просто арка каменная.

Енисея помрачнела:

– Сказала – Храм, значит, Храм, я, что, вам доказывать должна? Зачем вы здесь лучше говорите, – Енисея была чем – то раздосадована, иначе как объяснить ее несдержанность.

– Вообще – то мы к тебе, – встала в позу Аякчаана.

Катя и Ярослава переглянулись. Они знали подругу, и было совершенно очевидно, что сейчас она им не особо рада, а, значит, у нее какие – то проблемы, и нельзя сразу выкладывать ей все, да еще в таком тоне.

Ярослава шикнула на Аякчаану и поспешно отвела в сторону, Катя же стала отвлекать от них уже покрасневшую от гнева Енисею:

– Не обращай внимания, хорошо? Лучше расскажи нам, как вы здесь живете, у меня к тебе столько вопросов! Ты даже не представляешь!

– Катя, что случилось? – устало посмотрела на нее Енисея. – Ты должна быть с мамой. И кто эта девочка и женщина? Что вы здесь делаете? Не ради же развлечения вы пробирались сюда через почти две тысячи лет!

– Нет, конечно, но об этом – потом. Девочка, моя новая знакомая, ее Аякчаана завут, что по – нашему означает «хорошенькая», – Енисея хмыкнула, с сомнением оглядев новую знакомую с головы до ног, – мы только вчера познакомились, но уже успели побывать в Тавде, оказаться в плену у джунгар, – при этих словах глаза у Енисеи округлились, – спастись из него благодаря Ярославе и вот скакануть на две тысячи лет к тебе.

– А женщина? Она мне кажется смутно знакомой, но я ее не знаю.

– Отлично знаешь! Это же Могиня!

– Да ты что?! – только и смогла воскликнуть девушка.

– Точно тебе говорю, сами видели! Только помолодевшая, – Катя снизила голос до шепота, – на сколько я понимаю, из – за сестры, Ирмины, ну, той, что нас позавчера прикончить хотела… Да – да, не надо на меня такие глаза делать. Оказалось, она жива – живехонька, снова в молодом теле, очень зла и что – то опять задумала…

– Сестра?

– Енисея, ты медленно соображаешь, – хохотнул Истр, – не замечал прежде этого за тобой! Сказано же – сестра, что нам тебе доказывать, что ли?

Девушка закрыла на миг глаза – поняла, что ее же грубость к ней и вернулась. Выдохнула пару раз. И, когда снова открыла глаза, все увидели прежнюю Енисею – спокойную и уверенную в своей правоте.

– Здравствуйте все, рада вас видеть. Могиня, тебе особенно рада, прости, что сразу не признала, – Могиня только рукой махнула.

Истр прищурился.

– Ты нам покажешь свой дом, или мы тут будем все обсуждать?

Енисея кивнула и повела их в сторону Храма.

Конечно, ребята, затаив дыхание, ждали, что она отведет их к нему. Но не тут – то было: пройдя десяток метров по каменистому склону, она свернула вправо и ступила на лестницу, ведущую куда – то вниз, внутрь скалы.

– Ого! Это город в скале, что ли? – только сейчас, подобравшись ближе к центру плато, ребята поняли, что все это время они находились на крыше города. Гладко отполированная поверхность была покрыта несколькими глубокими бороздами, проходившими через все поселение от края до края параллельно друг другу. По обе стороны от этих желобов вглубь скалы уходили многочисленные лестницы. Странно выглядело то, что людей, кроме их небольшой компании, больше не было.

– Енисея, – на минуту остановился Истр, – ты здесь одна, что ли живешь?

Енисея как – то странно на него взглянула и пошла вниз.

Пришлось ее догонять.

Скальный город чем – то напоминал Александрию. Помещения бесконечной анфиладой сменяли одно другое, и каждое находилось на полуровня ниже предыдущего. Они миновали несколько пролетов каменных лестниц с сильно скошенными от времени ступенями, около десятка небольших полукруглых помещений: некоторые не имели даже окон, другие вели в другие помещения. Получалось, они шли по многоэтажному городу.

– А – а!

Катя скорее почувствовала, чем увидела, что бежавшая рядом Ярушка качнулась, соскользнув с одной из ступенек, и начала падать. Катя машинально схватила ее за локоть, но промахнулась буквально на миллиметр. Ярослава кубарем покатилась вниз, с визгом цепляясь за выступы в стене, служившие перилами.

– Все нормально, – воскликнула она, лишь только достигла последней ступени. К ней почти одновременно бросились на помощь Могиня и Катя, помогая встать и осмотреть ушибы и повреждения, но она нетерпеливо отбросила их руки, и проскользнув вдоль стены, зашагала дальше, заметно прихрамывая.

На выступах камней, служивших перилами, алели капельки Ярушкиной крови, сочившейся из – под сорванных при падении ногтей.

Могиня мрачно выдохнула и пошла следом, стараясь идти теперь как можно ближе к внучке. Катя, помедлив еще пару мгновений, последовала за ней.

То ли от внезапного и такого неприятного Ярушкиного падения, то ли по другим причинам, но она отчего – то чувствовала здесь себя неуютно. Она не могла понять, почему. Иногда на нее и Могиню оглядывались шедшие чуть впереди ребята, и Катя на их лицах читала те же чувства – удивление и дискомфорт.

Лишь пройдя примерно половину пути, она поняла, что именно ее настораживает: следы запустения. Вот выходят они на один из уровней, явно жилой: в глубине видно другое помещение, круглое, с гладко отполированными стенами, любовно расписанными ярко голубыми и изумрудно – зелеными красками. Катя, приотстав от друзей, заглянула внутрь: она увидела живописный балкон, с каменными ажурными балясинами, невысокий проем вел во внутренние комнаты, хранившие следы ярко алой и коричневой красок. В проеме видны углубления, явно служившие для дверных петель. В центре круглой комнаты валялась тряпичная кукла. Катя подняла ее: нос – палочка, глазки – пуговки, соломенного цвета волосы, голубенькое льняное платьице, на котором неумелой рукой нанесены узоры: кружочки и квадратики. Чья – то любимица.

Шаги на лестнице стали стихать, и Катя поторопилась догнать ребят, но тревожные мысли уже роились в голове, а глаз подмечал все новые и новые доказательства своей догадки: брошенный платок, разбитая чашка, аккуратно сложенные у стены, покрытые толстым слоем пыли, одеяла.

Она догнала Могиню и ребят тремя пролетами ниже. Все выглядели озадаченно, молчали, поглядывая в напряженную спину Енисеи. Прошли внутрь по широкому темному коридору. Отчего – то казалось, что в таком городе, у таких хозяев, он должен был быть освещен. Катя подняла голову и уперлась взглядом в узкий канал, шедший по центру, в котором поблескивал металлический кабель. Каждые два метра, на сколько хватало взгляд, висели небольшие, не больше пяти сантиметров в диаметре, шарики, изготовленные, очевидно, из такого же металла.

– А почему фонари не работают? – решилась спросить она. Но ответа не услышала – Енисея шла, не оборачиваясь, и не сбавляя шага, пока не уперлась в единственную в этом коридоре дверь, с силой толкнула ее, пропуская ребят внутрь, в небольшое жарко натопленное помещение.

В центре круглой комнаты, почти такой же, как та, наверху, в аккуратно выложенном камнем углублении, горел огонь, над которым на корявой треноге грелся круглый почерневший от копоти котелок.

Рядом с очагом, на брошенной шкуре валялись толстые, потемневшие от времени, книги, голубой полупрозрачный шар, колчан со стрелами, лук. В углу, бережно прислонившись к стене, стояли ножны.

– Ты здесь живешь? – невольно уточнила Ярушка, и тут же ойкнула, прищемив дверью пальцы.

Енисея, молча, кивнула, прошла мимо ребят в глубину помещения, достала тяжелую стопку медвежьих шкур, бросила их рядом с очагом, открыла крышку котелка, помешала содержимое.

– Обедать сейчас будем, – оповестила она. – Только ложек у меня две, так что придется по очереди.

Она взглянула на притаившихся, неловко переглядывающихся друзей:

– Чего вы? Идите к огню…

Ребята гуськом придвинулись ближе. Никто не решался задать вопрос, который их всех волновал.

Все взяли из стопки шкуры, разложили их на полу. Аякчаана хозяйственно скрутила свою в небольшой валик, оставив один свободный край. На валик удобно села, а ноги расположила на свободном куске. Получилось мягко и удобно. Ярослава последовала ее примеру, устроившись аналогичным образом.

Только Истр не торопился расположиться у костра. Н заглянул внутрь помещения, из которого Енисея минуту назад принесла шкуры, прошелся вокруг, будто искал что – то… Или кого – то:

– А где Олеб? Я думал, вы вместе.

Енисея, заметно помрачнев, пробурчала:

– С чего ты взял?

– Ну, из Александрии же вы вроде сюда направились, разве нет?

Теперь на нее смотрели все четыре пары глаз. Енисея вздохнула.

– Нет его тут. Ушел он.

– Куда?

– На поиски Золотой Козы…

– Ко – го? – Истр вытаращил на нее глаза.

– Золотой Козы! – повторила Енисея. – Он сюда пришел просить отца…ну… – она покраснела, – отдать меня ему в жены…

– Та – ак, – кивнул Истр.

– Отец дал ему задание: найти Золотую Козу, а шкуру ее принести ему. Вот он и ушел.

– Поня – ятно, – протянул Истр, почесывая в затылке.

– Может, не коза, а овца? – встряла в разговор Аякчаана. – Знаете, в мифах Древней Греции аргонавты ходили за Золотым Руном, только это была овечья шкура…

– У аргонавтов был баран, – поправила ее Катя. Ая только пожала плечами.

– Не знаю, что там за аргонавты, но Олебу нужна золотая коза. Я уже все книги перечитала, в шаре, вон, смотрела, ну нету нигде той козы… Сказка это! Сказка!

Она встала, в сердцах пнула хрустальный шар. Тот тяжело перевернулся и откатился к стене.

– Енисея, – вкрадчиво позвала Могиня, – а где твоя семья?

Девушка сокрушенно вздохнула и покачала головой.

– Только отец, – тихо прошептала она и заплакала. Могиня и Ярослава подошли к ней, обняли.

 

Глава 15. Большой переход

Енисея, освободившись из объятий Могини и Ярушки, вернулась на свое место, села, поджав под себя ноги, не мигая, уставилась в тлеющие угли.

Она молчала.

– Енисея, ты можешь ничего не говорить, – наконец, прошептала Могиня, поняв ее молчание по – своему.

Енисея встрепенулась, словно забыла, что у нее гости, что она сама несколько мгновений назад собиралась поведать им какую – то историю.

– Все хорошо, – очнулась она. – Просто мне трудно найти то место, тот момент, с которого начать рассказ. Чтобы вы увидели все моими глазами…

– Так покажи нам, – Могиня взяла ее за руку.

Комната погрузилась в серый туман. Его капельки медленно оседали, складываясь в замысловатые узоры, пока не растаяли совсем.

Катя моргнула и оказалась в другом месте.

Подбирая подол длинного платья из плотной материи, она мчалась по залитой солнцем улице. Кругом сновали люди: что – то несли, что – то строили, мастерили. Высокие деревянные дома с крытыми соломой и глиной крышами возвышались по обе стороны от нее. Из окон то и дело доносился шум работы двигателей и машин (Катя не могла спутать его ни с чем еще), шум каких – то работающих механизмов.

С ней кто – то поздоровался, она притормозила и оглянулась: высокая худощавая женщина в высокой войлочной шапке, вышитой зеленым, желтым и красным бисером.

– Здравствуй, Зарина, – ответила она не своим голосом, высоким и звонким, – я тороплюсь к батюшке.

Высокая женщина, которую она назвала Зариной, почтительно поклонилась и отошла. А Катя помчалась дольше. За домами, какими бы они ни были высокими или низкими, всегда мелькало голубое небо. Катя пригляделась и сердце само по себе сделало крутое сальто: она находилась на вершине горы. Все, что ее окружало – скальный город. Дома, улица, ступеньки и переходы – все выдолблено в камне, умелыми руками. Стены (те, которые выполнены из камня, а не из дерева, конечно) обработаны на столько гладко, что в них можно было бы смотреться, как в зеркало, а некоторые даже покрыты тонким слоем какого – то вещества, похожего на смолу или стекло, создавая эффект аквариума.

Она выскочила из – за домов на главную улицу. Здесь возбуждение и работа чувствовались еще сильнее. Мимо, по глубокому желобу, разгоняя толпы зевак, с шумом пронеслась огромная, больше Кати ростом, телега, груженая корзинами с яблоками и овощами.

– Енисея! Поберегись! – гаркнул босоногий мальчишка, руководивший телегой. Он бежал рядом с ней, направив в ее сторону короткий жезл. Катя махнула мальчишке рукой вместо приветствия и свернула к одному из домов. Странно, почему он назвал ее именем подруги?

Она проскользнула внутрь, в прохладу и тень, и оказалась в небольшой, метров двадцати, комнате, с небольшими окнами под самым потолком. В центре нее, удобно устроившись на мягких подушках играли пятеро или шестеро малышей: из продолговатых, круглых и овальных в сечении, прутьев они строили дом. Прутья, издавая монотонный звук, висели в воздухе и ребятишки подвешивали к ним разноцветные глиняные и деревянные кубики и веточки.

Катя притормозила рядом с ними:

– Эй, – строго спросила она, указывая на парящие в воздухе прутья, – вы откуда струны утащили?

Один из играющих, конопатый пацаненок лет четырех, неожиданно пробасил:

– Мне батя дал, мы вернем.

– Смотрите у меня! – погрозила она пальцем, убегая дальше.

Она проскользнула по узкой лестнице, в пять ступенек, не больше, и оказалась на небольшой площадке. Каменный пол ее ровно залитый прозрачным как стекло веществом, дрогнул, раздался ровный гул, площадка качнулась и стала медленно опускаться вниз.

«Лифт?» – пронеслось в ее голове.

Катя скользила все глубже внутрь скалы. Мимо нее проносились такие же небольшие как наверху площадки, с выходившими на них плохо освещенными коридорами, тяжелыми дверьми.

Стоп.

«Лифт» внезапно остановился на глубине пятого или шестого этажа. Она прошла на «лестничную площадку». В нее выходил единственный проход – бесконечно длинный узкий коридор. Лишь ее нога ступила на площадку, свет в коридоре стал ярче.

По потолку тянулся довольно толстый кабель, сделанный то ли из стекла, то ли из кристалла, – немного мутный, голубовато – синий, он издавал легкое монотонное гудение и освещал помещение ровно на несколько метров вперед от шедшего по коридору человека.

Стены, гладко обработанные, покрыты, словно тонким слоем прозрачного лака, голубоватым стеклом. В холодном сине – голубом свете причудливо отражая худенькую женскую фигурку. Катя пригляделась: она оказалась выше, чем ожидала, волосы длинные, почти до колен, убраны в сложную прическу – колосок, ярко – синие глаза.

Енисея! Совсем молоденькая, еще ребенок!

«Я – Енисея?!» – пронеслась в ее голове догадка.

Она дотронулась до круглого медальона на груди, расправила тяжелые складки платья, и только потом улыбнулась.

В этот момент послышался протяжный скрип: рядом отворилась тяжелая дверь, пропуская в коридор яркий солнечный луч. В проеме показалась рыжая лохматая голова, веснушчатый нос и ярко – голубые глаза, совсем как у самой Енисеи. Мальчишка легко придерживал рукой тяжелую дубовую дверь, в его руках парившую словно перышко:

– Заходи, чего ты там мнешься!

Та проскользнула внутрь, и оказалась в большой и светлой комнате. В центре нее стоял массивный стол, вокруг него – четыре лавки. За столом, упираясь взглядом в дверь, сидел высокий худощавый мужчина. Распущенные по плечам волосы перехвачены на лбу тонким серебряным обручем, ворот, плечи, рукава рубахи из тонкого белоснежного полотна расшиты серебром. На груди – массивный медальон с мутно – голубым камнем в серебряной оправе. Взгляд суровый и светлый.

Перед ним, по обе стороны от двери, с опущенными повинно головами стояли около десятка юношей разного возраста: самому старшему было примерно двадцать лет, а младшему – лет десять. Енисея среди них оказалась единственной девушкой. Она прошмыгнула за их спинами, и встала в дальний угол, у самой стены.

– Дети мои, – начал мужчина громовым сочным голосом. – Сегодня, ровно в полночь, наша Енисея нас покинет.

Все присутствующие ахнули. И громче всех, кажется, сама Енисея.

– Отец!

– Тихо! – прикрикнул мужчина. Все тут же примолкли. С тихим жужжанием с потолка на стол опустился луч сине – голубого света. В нем показалась тонкая женская фигурка с длинной, до пола косой. – Мара выбрала ее. – Шепотом добавил мужчина в гробовой тишине, которая от его слов стала еще тяжелее.

Наблюдая за маленькой фигуркой, в которой, без сомнения, угадывалась сама Енисея, мужчина продолжал:

– Сегодня Боги уйдут. От нашего мира останутся голые камни. Холод и мрак посетит наши души. Нам придется самим возделывать землю, растить урожай и пасти скот, и не будет более с нами наших защитников. Осиротеем в один миг. Многие враги покусятся на наши земли, нам самим придется их оборонять, – он замолчал. Медленно встал из – за стола, отошел к большому круглому окну. – Тяжелые времена грядут, дети мои, и не все из нас переживут их. Да сохранит Род в наших сердцах добро. И память о том, кто мы есть…

Он вернулся на прежнее место.

– Енисея покинет наш мир до того, как он лишится Силы. Она уйдет вслед за Богами.

– Отец, нет, прошу тебя, – Енисея беззвучно плакала. – Освободи от жалкой участи…

– Нет, – отрезал он. – Не нам с тобой решать наше будущее. – И добавил чуть мягче. – Кто ведает, может тебе уготовано великое будущее. Ты станешь нашей надеждой.

– Отец, – заговорил один из юношей, самый старший из присутствовавших в круглой комнате, – сохранят ли Боги жизнь нашей сестре?

Отец долго молчал.

– Мне то не ведомо, – наконец, прошептал он. – Ступайте! Ступайте все, кроме Енисеи.

Юноши молча вышли. Тяжелая дверь давно закрылась за ними, а отец все молчал. Енисея не торопила его. Она вжалась в стену, словно пытаясь раствориться в ней.

– Подойди ближе, – Енисея, едва ступая, подошла к отцу. Он положил большие тяжелые ладони ей на плечи. Заглянул в ярко – голубые глаза. – Я верю, ты спасешься! Сила, дарованная нам, останется с тобой.

– Отец, я не хочу!

– Тшшш! Не разгневай Мару. Я отдам тебе самое ценное, что принадлежит нашему роду. Ты станешь его хранительницей, и сбережешь знания и силу. Но помни! Сила, обретенная злом, им и становится… А сейчас ступай, соберись в дорогу, простись с братьями.

Дальше, словно во сне, побежала вереница чьих – то слов, рукопожатий, объятий и слез. И бесконечный поток пожеланий и напутствий. Они слились в одно эхо, разносившееся по голубовато – синим коридорам древнего города. Ночью, когда луна достигла зенита, Енисея стояла на вершине городской стены, одна. Пронизывающий ветер трепал ее волосы, глаза слезились, а руки закостенели от холода.

Внезапно все стихло. Енисея посмотрела вниз, в долину.

От края ее и до края, словно тонкая пленка на закипающем молоке, скользила серебристая тень, постепенно сворачиваясь и разрываясь. В глубине образовавшихся разрывов чернела мгла. А серебристая тень стремительно приближалась к ногам Енисеи, подхватила ее и понесла, увлекая в ослепительно сиявшие ворота Храма Мары, те самые, которые ребята приняли за три гигантских булыжника, сложенных один на другой.

Оглядываясь назад, Енисея смогла только увидеть как любимый город, ее дом, погружался в безжизненный мрак. Она видела как его покидала Сила.

Легкие сдавило, и Катя вновь оказалась в полутемной конуре, служившей Енисее домом. Ярослава, Истр, Аякчаана и сама Могиня сидели, едва дыша, а Енисея тихо и беззвучно плакала.

– Утром город проснулся, но все было уже кончено, Большой переход был завершен, – вытирая слезы, продолжала она. – В то утро люди не могли открыть тяжелые двери, метались во мраке темных коридоров, не в силах перебраться с одного уровня на другой. То, что раньше давалось легко и просто, стало катастрофой.

– Я, честно говоря, так и не понял в чем связь, – отозвался Истр. – Какая – то серебристая тень тебя подхватила, уволокла к камням, налетел ветер, холод… Чего произошло – то?

– Вот, смотри! – Енисея схватила небольшой отрезок проволоки (так, во всяком случае, подумала Катя), плотно зажала его в кулаке. Кусок проволоки зазвенел, и тонкими синеватыми жилками по нему растекся свет, точь – в – точь как тот, что струился когда – то с потолка. – Видишь, здесь все держалось на Силе: подъемники для воды и продуктов, добывавшихся в долине, свет и тепло. Знания хранились в кристаллах, питавшихся этой Силой. Боги ушли и забрали ее с собой. Все, все встало, перестали работать все механизмы. Отец говорит, что были семьи, которые не смогли даже утром двери своих жилищ открыть, их пришлось вызволять через открытые окна, по веревочным лестницам. Но были и те, которые держали окна закрытыми той ночью, и не смогли открыть их утром. Они оказались замурованными в своих домах, и умерли там целыми семьями от голода и жажды…

– Это что – то вроде нашего электричества, да? – легонько тронула Аякчаана Катин рукав. Катя кивнула. Выходит, что так. Те опустевшие кабель – каналы, которые она видела в коридорах, когда несколько часов назад шла за Енисей, – это кристаллические провода, по которым Сила распространялась по всему городу, давай тепло, света, выполняя или облегчая тяжелую работу. На них были «запитаны» подъемники, водяные и воздушные насосы, фильтры. С ее помощью открывались тяжелые двери, переносились многотонные глыба на любые расстояния и высоту.

– А почему ушли Боги? – спросила Катя, когда молчание достигло своего предела. Енисея с жалостью посмотрела на нее:

– У них здесь была своя жизнь, свои дела. Выполнили, что хотели, и ушли.

– Енисея, у меня все равно не укладывается в голове то, о чем ты толкуешь, – Истр нервно встал. – Вот ты говоришь – забрали Силу, но ты берешь этот прутик, и он загорелся в твоих руках. У вас были отстроенные города, хлеб, скот. Почему все пропало? Почему нельзя было это как – то поддерживать, перестроить свою жизнь на новый лад? Ведь ты же смогла «запустить» эту палку!

– Моей силы хватило только на то, чтобы коротенький прутик слегка подсветить на несколько мгновений, – тихо прошептала та. – Представь, сколько ее надо, чтобы поднять тяжелую ношу, и осветить весь город? Мой отец сильнее меня, но даже его Силы хватает не на долго. В начале жители перебрались в долину (вы же видели там несколько поселений?), но прокормить себя все равно не могли – привыкли к легкому труду. Начались бунты. Столкновения внутри деревни, и войны между нашей долиной и соседней, у них там топь и земли, не пригодные для пастбищ и земледелия. За те десять лет, которые меня здесь не было, более или менее все утихло: люди живут в долине, как – то выживают, отец хранит те крупицы знаний, которые еще остались, учит детей, живет в городе, служит в Храме. Но тень былого величия еще не ушла, заставляя то и дело вспоминать золотые времена.

Все замолчали, примеряя на себя ту ситуацию, в которой оказалась Енисея, ее город. Катя вспомнила, как несколько лет назад, зимой, в их красноярской квартире, перегорела проводка, и весь дом остался на трое суток без электричества. Но у них была вода из крана, хоть и холодная, были магазины, кафе и столовые, где можно было купить еду. А что желать этим людям?

– А братья? – Могиня внимательно всматривалась в безжизненное лицо Енисеи.

Та долго не отвечала. И, кажется, все и так поняли, почему:

– Они погибли почти сразу. Фотий, младший из нас, был с отцом дольше других. Он погиб всего несколько месяцев назад в лесу, на него напал медведь. Он был очень хорошим охотником, отец говорит, кормил всю долину. Жениться собирался на дочке кузнеца.

Истр все не унимался. Он ходил взад – вперед, торопливо перешагивая через валявшиеся сучки и камни. То и дело отбрасывая их ногой.

– Не понимаю, – ворчал он.

Могиня посмотрела на него, и, перехватив его за руку, усадила рядом:

– Чего именно?

– Если Боги ушли так давно, не оставив Силы, не показав, как жить без нее, то выходит, они нас бросили? На погибель бросили!

Его вопрос повис в воздухе тяжелой и неприятной паузой.

– Сила всегда рядом, – неожиданно подала голос Аякчаана. Все это время она тихо сидела в сторонке, и о ней почти забыли. Все резко обернулись к ней. – Сила всегда рядом, так говорит мой дедушка, – пояснила она. – Она всегда была на Земле, на ней и осталась… Просто ее труднее стало добывать.

Она наклонилась, подняла с пола зеленую травинку.

– Мы вот найдем в лесу олененка, вырастим его, приучим щипать травку, пить воду из корыта, а потом отпустим на волю. Он будет голодать, будет скитаться и проситься назад, к человеческому теплу, но рано или поздно, он все равно найдет травку и воду и не умрет, ведь и вода, и трава всегда были и будут, живи он на воле или в стойле. Так и Сила эта, как травинка, всегда была, и будет.

– Может, ты знаешь, почему Боги нас покинули? – с издевкой, раздраженно, бросил Истр.

– Может, и знаю, – так же спокойно и певуче отозвалась она, – они ушли, чтобы вы научились владеть Силой самостоятельно…

Истр фыркнул.

– А ведь наша девочка права, – неожиданно согласилась с Аякчааной Могиня, – мы смогли найти Морок, и использовать его. Морок – это та же Сила, сила Земли. И мы ее берем, когда нужно, и возвращаем, когда пришла пора умирать. Так было, и так будет.

***

Поздно вечером, когда все уже спали, уютно посапывая под меховыми одеялами, Катя вышла из дома Енисеи. В полной темноте, ощупью, она прошла по коридору, ведшему в ее одинокое жилище, достигла ровного колодца лунного света, струившегося с потолка. Пройдя еще немного, она достигла чьего – то забытого и заброшенного дома. Она пересекла круглую комнату, такую же как та, что она видела сегодня днем, и выскользнула на балкон.

Перед ней раскинулась сказочная долина.

В свете молодой яркой луны сине – изумрудной лазурью стелились богатые поля. Поблескивая алмазной крошкой мерцала быстрая река, разделявшая немногочисленные поселки, окутанные первым ночным туманом.

– Вот ты где! – услышала она за спиной. Енисея.

– Захотелось подышать немного, – не оглядываясь, отозвалась Катя. – Здесь сказочно красиво.

Енисея помолчала. Катя слышала, как бьется в тишине ее сердце, как волнение поднимается в ее груди.

– Пойдем! – Енисея схватила ее за руку и потянула куда – то назад, внутрь жилища. – Я покажу тебе кое – что.

Она прошла через круглую комнату, проскользнула по узкой лестнице вниз на один уровень, и оказалась в небольшой круглой комнатке, когда – то ярко окрашенной голубой краской. Катя еще могла отличить небольшие белые цветки, затейливым узором цветущие на стенах.

Посреди комнатки на ярком ковре лежала тряпичная кукла, стеклянные палочки, кубик.

– Что это?

– Мои игрушки…

– Это твоя комната?!

– Когда – то была, – кивнула Енисея и присела на ковер. Взяла в руки куклу. – Это Феофана, моя любимица. А палочки когда – то были ее домом. Когда город жил, палочки летали и их можно было закреплять как тебе вздумается…

Катя взяла в руки палочки. Небольшие, похожие на эбонитовые указки в кабинете физики. Палочки слабо засветились.

В неярком свете, исходившем от них, Катя внимательнее осмотрела комнату Енисеи.

В глубине небольшой ниши, закрытой красивым голубым занавесом, подруга когда – то спала. Рядом, в такой же нише, выдолбленной в скале, устроились многочисленные книги, кристаллы различной формы и цвета, свитки папирусов. На стенах красовались рисунки коз, овец, речки, разлапистого дуба – явно Енисеино творчество. А вот и мужчина с голубыми ясными глазами держит за руку светловолосую девочку в голубом платье. Она сама с папой.

Катя вернулась к центру комнаты. Ковер, круглый со спиралевидным рисунком казался ей смутно знаком. Она наклонилась ниже, разглядывая картинки: цветок, палочка, кружок, человеческий профиль, стрелка… Рисунки расположились один за другим, по спирали. Некоторые были сгруппированы по два, три или четыре. Она видела такое однажды на… Фестском диске! Но неужели такое возможно?! Катя подняла палочки выше, чтобы разглядеть рисунок лучше и…

Палочки издали глухой звук, похожий на электрический ток в цепи, и ярко вспыхнули.

Енисея отпрянула:

– Как ты смогла?!

Катя даже растерялась:

– Да ни как, просто в руки взяла. А что?

– Они раньше так светились! Я думала там, в подвале Александрии, произошло чудо, думала, что ты вовсе никакая не дочка Велеса… Но, видно, я ошибалась…

Она села на колени, прижала к груди лохматую почерневшую от времени кукольную головку. Катя погладила ее по плечу. Ей тоже вспомнились ее куклы, оставленные там, в Красноярске. И тоже стало себя жаль.

– Что случилось? – неожиданно вернула ее в действительность Енисея.

– Ты о чем?

– Что случилось за это время, пока я вас не видела? Что случилось с Ярославой? Она сама не своя: она три раза упала на лестнице, пока сюда шла, порезала пальцы. Пока укладывалась спать, чудом не подпалила себя у костра – у нее загорелся подол. И вообще, я чувствую, с ней что – то не так. Словно это не Ярослава больше.

Катя села рядом, на узкую и твердую скамью.

– Она и есть не своя. Я даже не знаю, как мне тебе это объяснить, я ведь туту ничего не знаю. Когда мы вытаскивали из ямы Могиню, меня ранили. Нож попал вот сюда, – Катя провела рукой по правому предплечью. – Ерунда. Но через несколько минут я потеряла сознание, и даже не помню, как оказалась на поляне. Помню только нестерпимую боль и холод. Потом в бреду этом я увидела золотую теплую жилку и ухватилась за нее. Оказалось, что это Ярушкина удача.

– Как? – у Енисеи от ужаса округлились глаза.

Катя покачала головой.

– Когда я пришла в себя, Могиня страшно ругала ее, и сказала что – то про древний ассирийский заговор на крови.

– М – м – м, вот оно как, – выдохнула Енисея.

– Ума не приложу, как все исправить…

– Ты сама – то как?

– Да я – то хорошо, что обо мне, – удивилась Катя.

– А то, что заговор тот с согласия делается, и отдать ты должна была что – то взамен. Ну, вроде как купить ее удачу. А раз она так сделала, не спросясь, то ее удача и от тебя уйдет. И ты снова почувствуешь боль и холод.

– То есть ее удача к ней вернется? – обрадовалась Катя. Но Енисея медленно покачала головой:

– Нет, она совсем уйдет.

Катя удрученно кивнула.

– И что теперь делать?

Енисея стремительно встала, отобрала у Кати стеклянные палочки, заложив их себе за пояс:

– Утро вечера мудренее, пошли спать! – и потянула Катю назад, в свою душную каморку. – Тем более, думаю, нам всем завтра надо непременно повидаться с моим отцом.

 

Глава 16. Старый жрец

Утром, лишь только рассвело, Енисея потащила всех к отцу.

Они снова поднимались по пустынным коридором и лестницам, но смотрели на них уже иначе. То, что еще вчера казалось простым недоразумением, просто разрушенной временем стеной, просто брошенной игрушкой, выломанной дверью, теперь предстало в ином свете, от которого мурашки бежали по спинам: ведь за каждой такой вещью стояла чья – то жизнь, чье – то счастье, так внезапно оборвавшееся.

Катя отстала от вереницы напряженных спин, снова заглянула во вчерашнее уютное жилище. На том же месте валялась тряпичная кукла: нос – палочка, глазки – пуговки, соломенного цвета волосы, льняное голубое платьице, на котором неумелой детской рукой нанесены узоры: кружочки и квадратики. Чья – то любимица.

Девочка подняла ее и бережно положила в мешок. Еще раз оглядела заброшенное гнездышко, и стремглав бросилась догонять своих.

Ребята уже выходили на поверхность. День предстоял пасмурный, на сероватом небе медленно плыли тяжелые облака. Холодный, пронизывающий до костей ветер, гулко метался среди каменных развалин.

Енисея, не оглядываясь, торопилась к Храму.

– Твой отец уже в Храме? – поинтересовалась Могиня.

– Он всегда в Храме.

Ребята переглянулись: они вчера видели этот самый Храм – три здоровенных булыжника уложены один на другой, в виде гигантской арки, где там целый день быть? А дождь? А снег? Или ветер вот как сегодня?

Тем временем Енисея добежала до ворот. Подождав кавалькаду еще несколько минут, она опустилась на колени, прижав к холодным камням ладони. Ребята и Могиня последовали ее примеру, только Аякчанна с боязнью поглядывала на гигантские ворота, словно ожидая от них какой – то беды.

Ветер уносил тихие слова молитвы куда – то вдаль, ледяной дождь, придя на помощь ветру, нещадно рвал нехитрую одежду на непрошенных гостях, но Енисее было все ни по чем: она продолжала шептать слова.

Из – за внезапного сильного порыва ветра дыхание перехватило, и ребята в ужасе прикрыли лица рукавами, еще ниже припадая к земле. В этот момент Кате показалось, что их сейчас просто унесет в долину, они разобьются о скалы, и ее родители даже не найдут ее тело – никому и в голову не придет искать ее две тысячи лет назад. Аякчаана просто завизжала. И только Ярославу ветер и в самом деле подхватил, приподнял над камнями на несколько сантиметров.

От неожиданности она взвизгнула. Могиня, сидевшая рядом, перехватила ее за талию и прижала собой к земле.

Ветер стих так же внезапно, как и усилился. Тонкие косые лучи цвета ванили спускались с неприветливо – серых небес, освещая испуганные спины шестерых человек. Енисея распростерлась на камнях, руки ее подрагивали.

– Смотрите! – прошептала Аякчаана.

Все подняли головы на нее, но ее восторженный взгляд был обращен к каменной арке.

Та сияла. На могучих каменных глыбах синеватым светом зажглись древние письмена, совсем как те, что Катя видела на шкатулке темного дерева, той самой, с которой еще несколько дней назад начались ее приключения.

Но это еще не все. Из арки мощным потоком лился свет, открывая переход в другой, прежде закрытый мир.

– Храм Мары открыт, – напряженно произнесла Енисея, поднимаясь с колен. – Не будем заставлять себя ждать.

И, не оглядываясь, направилась к воротам Храма.

То, что Могиня и ребята увидели, подойдя к нему, не могло их не поразить.

Поднявшись на невысокий пьедестал, на котором возвышались каменная арка, и, заглянув внутрь нее, им открылась зеркальная копия вершины холма, на котором они находились. С той только разницей, что за их спинами высились останки некогда большого города, а перед ними – каменное пустынное плато, с которого открывался унылый вид на бескрайнюю каменную пустыню, лишь изредка украшенную невзрачной зеленью. В центре него они увидели величественное строение из базальтовых мегалитов.

Огромные, более двадцати метров в высоту и ширину, обработанные до зеркального блеска глыбы, держали на своих плечах многотонную колоннаду. Узкие лестницы вели к основаниям мраморных колонн, покрытых белоснежными узорами, скорее напоминавшими мороз на стекле, чем камень, такие они были тонкие, прозрачные. Крыша, представлявшая собой полупрозрачную треугольную пирамиду, ледяной глыбой возвышалась на колоннах, преломляя в многочисленных гранях холодный серо – голубой свет, лившийся из центра Храма. На фоне мрачного низкого неба он казался ледяным кораблем, качающимся на каменных волнах.

– Ого! – вырвалось у Истра. Он стоял, глупо и одновременно восторженно улыбаясь. – Вот это Храм! Енисея, из чего крыша – то? Она ж прозрачная вся…

– Похожа на стекло, – отозвалась Катя, тайком потирая правое предплечье: рука болела все сильнее. Она взглянула на руки – правая рука заметно потемнела, слушалась с трудом. Катя поспешно спрятала ее в карман.

– Стекло? – усмехнулась Енисея. – Нет, это хрусталь.

– Ничего себе, – выдохнула Аякчаана, – это откуда ж такая глыба интересно…

Енисея оправила светло – голубое платье, с серебристой вышивкой по горловине, которую сегодня одела, видно, по особому случаю:

– Пойдемте, что ли? Батюшка Велимудр нас не ждет, так что большого радушия не обещаю, заранее прошу прощения, если что не так пойдет.

Могиня и ребята, друг за другом, двинулись по узкой тропе, проложенной между камней. Ноги утопали во мху, поглощая все шорохи и звуки. Оттого возникало ощущение полного отсутствия пространства вокруг.

– Енисея, – позвала Катя, – а что это за место? Ведь на скале, там, где твой город, видна только арка.

Енисея ответила не сразу, долго подбирая слова.

– Знаете, так всегда было. Я даже точно не знаю, от чего так. Другие храмы видны, они на поверхности. Может быть, спрятаны в скалах, в горах, ограждены морем или неприступными порогами, но они есть, их можно увидеть из человеческого мира. А Храм Мары всегда находился здесь, между миром людей и миром духов. Как ворота в потусторонний мир. Так устроила сама Маара, говорят.

– Ох, и молоды вы, детки мои, – отозвалась Могиня. Все оглянулись на нее. – Это ж ясно, от чего так. Маара – хранительница мрака и холода. Она повелительница навьего мира, защитница его секретов. Только благодаря ей Духи навьего мира не беспокоят нас ежечасно, да и мы не досаждаем им своими просьбами. А будь ее храм на земле, то есть в Яви, как бы оно было? А, по – вашему?

– А Храмы Прави на земле видны? – решила уточнить Катя.

– Конечно нет! – Могиня всплеснула руками. – Возможно, в древние времена, до Большого перехода, когда людям дозволялось быть рядом с Богами, Правьи храмы и видны были на земле. Но сейчас, нет, не видать…

Енисея оглянулась и добавила:

– Кроме одного. Храма Знаний. Мы были в нем в Родограде.

Могиня споткнулась и едва не упала.

– Вы были в Храме Веды?!

– Да, нас Катя провела, – улыбнулась Ярослава, отвлеклась и рухнула на мягкий мох. Истр помог ей встать.

– Ничего, ничего, – бормотала она себе под нос, виновато улыбаясь. Катя тихо выдохнула.

Они уже подходили к лестнице, ведущей в Храм. При ближайшем рассмотрении она оказалась довольно крутая, скользкая от синеватого мха.

Енисея дотронулась до нижней ступени, перпендикулярно ее основанию вырос тонкий столб света. За ним второй, выше на пару ступенек, за ними еще один и еще. Лишь только выросла последняя опора, узкая лента скользнула по ним, соединив первый и последний в перила.

– Ну, так подниматься – то сподручней будет, – обрадовалась Могиня.

– А кто – то, помнится, вчера говорил, что вся Сила ушла, – проворчал Истр, берясь за мерцающую ленту.

– К счастью, этого мира это не касается, – улыбнулась Могиня, опередив Енисею, – а то бы нам пришлось карабкаться словно черепахам заморским.

Они легко поднялись наверх.

На вершине лестницы их уже ждал отец Енисеи. Они узнали его из воспоминания, показанного девушкой вчера. Однако время и горе сильно изменили его.

Всего десять лет назад он не имел ни одного седого волоса, был прям, светел и уверен в себе.

Сейчас перед ними стоял сгорбленный старик, с трудом опирающийся на посох. Лицо его, покрытое глубокими морщинами, потемневшее здесь между мирами, было обращено куда – то вдаль. Казалось, он не замечал гостей. Казалось.

– Зачем пожаловали? – неприветливо обратился он, лишь они ступили на верхнюю ступеньку.

Енисея поклонилась ему:

– Батюшка, это наши гости.

– Зачем ты их сюда привела, – сварливо гаркнул он, не дав договорить дочери. Ребята притихли. Енисея тоже молчала, не зная, что ответить, с чего начать.

На помощь пришла Могиня. Она сама кого угодно могла запугать, так что гневный старик не произвел на нее впечатления. Однако она была сейчас в образе молодой красивой женщины, и с удовольствием пользовалась этим.

– Прости нас, Великий Волхв, – вкрадчиво начала она, – что вторглись в твои владения без приглашения. Да только пришли мы к тебе с дарами несметными.

Аякчаана, Катя и Истр переглянулись, Ярослава не сводила настороженного взгляда с бабушки, одна Енисея исподтишка улыбалась.

– Что за дары? – мрачно посмотрел на Могиню, явно заинтересовавшись.

Та всплеснула руками, удивленно изогнув тонкие брови:

– Да неужто ты с порога дары наши принимать будешь?!

Старик с сомнением постоял, опираясь на свой посох, с опаской, не ускользнувшей от внимательных глаз Могини, оглянулся на парящий в центре храма цветок, источавший бледный полупрозрачный свет. Качнулся и отошел в сторону, освобождая дорогу.

Катя и Ярослава переглянулись, но ни одна, ни вторая, не имели понятия, что задумала бабушка. Вернее, вовсе даже не бабушка…

А та между тем медленно прошла внутрь Храма, оглядываясь по сторонам.

– А что, отче, один ты здесь служишь? – спросила она.

– Да неужто ты вопрошаешь ко мне, не одарив меня дарами несметными? – Велимудр – то еще тот хитрец оказался. Но Могиня ему яростно подыгрывала.

– И то правда, отче! Принимай наши дары!

Она взмахнула руками, и на кончиках ее пальцев возникли мелкие звездочки, она стряхнула их. Те со звоном рассыпались у ее ног. Из каждой тонкой полупрозрачной струйкой поднимался ароматный дымок – запах лесной травы, покоса, реки поднимался к хрустальному потолку, и, достигнув его, разлился по залу великолепным пейзажем: неглубокая речка омывает прозрачными водами каменистый берег, ребятишки играют, ловят в заводи рыбу. Чуть поодаль женщины полощут белье, бьют его о камни, весело переговариваясь и подпевая друг другу. Вдалеке, из – за пригорка, выходит небольшой табун лошадей, а за ними лохматый пастушок, играет на свирели, да так, что ноги сами идут в пляс.

– Откуда? – прохрипел Велимудр, хватаясь костлявой рукой за грудь. Енисея бросилась к нему, стараясь поддержать, но он отбросил ее руку. – Откуда узнала ты?

Могиня взглянула ему прямо в глаза:

– Чай, узнал кого, отче?

Старик поднял дрожащую руку и указал на пастушка.

– Сей отрок – я…

Могиня взмахнула руками, картинка сменилась другой. Теперь их окружил пряный вечер, молодой месяц скользил по шелковому небосклону, зажигая по пути звезды. Юноша шел рука об руку с молодой девушкой. В полумраке не отличить, кто они, да Велимудр узнал их:

– Это снова я с матушкой твоей, Енисея, – прошептал он. Губы дрогнули, и его морщинистое лицо озарило счастье, в глазах засияли слезы.

– Не плачь, батюшка, – шептала Енисея, обнимая старика за плечи. Он погладил ее по волосам, заглянул в глаза:

– У тебя ее глаза… Как я мог забыть об этом? – он прижал голову дочери к своей груди и долго стоял так, едва дыша.

А Могииня продолжала. Взмахнув еще раз руками, она словно перелистнула страницу книги жизни: перед ними снова оказалась та самая комната, в которой десять лет назад молодой отец семейства давал наказ своим девятерым сыновьям и дочери. Вот ее заплаканное лицо мелькнуло в последний раз и исчезло за тяжелой дубовой дверью. Волхв хмуро смотрел в долину. Из соседней комнаты, держа в руках рукоделие, вышла женщина, очень похожая на нынешнюю Енисею: тот же пронзительный взгляд ярко – синих глаз, те же соломенного цвета волосы, тот же овал лица, поворот головы, изгиб губ…

– Мама! – ахнула Енисея.

Женщина подошла к Велимудру, положила голову ему на плечо:

– Ведь Маара же ничего тебе не говорила, так? – тихо прошептала она. Волхв простонал.

– Я видел, как уходит Сила. Она встанет перед воротами, и Сила, уходя, унесет ее с собой, в мир, где она останется под защитой богов.

Женщина тяжело вздохнула:

– А если она умрет в том мире? Что, если за попытку проникнуть в Правь, она будет уничтожена?

Велимудр качнул головой:

– Нет, не верю… Она останется жива и будет счастлива…

Женщина заглянула ему в глаза:

– Ты обманешь Маару. Ты надеешься, что она простит тебя?

Волхв – и тот, что стоял у окна полупрозрачной голограммой, и его постаревший оригинал, – низко опустил голову.

Он очнулся, словно вспомнив о гостях.

– Велики дары твои, матушка, – улыбнулся он Могине. – Я уж и забывать стал, что человеком был, что ведал любовь и счастье …

Могиня удовлетворенно улыбнулась.

– Так зачем пришли вы? Какую пользу я вам принести могу? – отозвался Велимудр.

– А мы сейчас поведаем тебе, отче, все как есть, а ты сам решай, поможешь, али напрасно мы явились, – и Могиня удобно устроилась на мраморном полу, приготовившись к длинному рассказу.

 

Глава 17. Храм

– Останови!

Магда выскочила из машины, даже не дождавшись пока водитель припаркует громоздкий автомобиль. Рядом завизжали тормоза.

– Дура, куда прешь! – ругнулся в открытое окно водитель. Магда его не слышала.

– Прости, друг, – Сергей Александрович извинился перед перепуганным водителем, – она, наверно, тебя не увидела…

– Ненормальные, – примирительно пробурчал водитель, трогаясь с места, – напокупают себе корабли на колесах, не видят ни черта, а ты за них отвечай…

Сергей Александрович побежал за женой. Та уверено прошла через стоянку, проскользнула мимо разномастной толпы туристов.

– Ты чего? – он перехватил ее за локоть у самых кованых ворот.

Она резко повернула узкое встревоженное лицо.

– Сережа, давай пойдем вместе.

Он помялся, с сомнением поглядывая сквозь кованые вензеля, но последовал за ней.

Она долго крестилась и кланялась на ступеньках. Он ежился на ветру, уже открыв для нее дверь. Наконец, накинув на голову шарф, Магда проскользнула внутрь.

На Сергея Александровича пахнуло жаром тысяч свечей, золота и человеческих молитв. Он сразу растерялся в этой странной толпе что – то неистово шепчущих людей, усердных поклонов, величественных песен и голосов. Вытянув шею, он едва успевал следить за знакомым бирюзовым шарфом. Вот тот мелькнул около лавки с церковной утварью, свечами и иконками, и проскользнул дальше, окончательно смешавшись с толпой.

Церковная служба только закончилась, и верующие медленно покидали храм. Кто-то важно и чинно переговаривался, кто-то суетливо крестился, кто-то с любопытством рассматривал витрину церковной лавки.

Сергей Александрович решил подождать, пока толпа схлынет.

Магда подошла к ряду икон. Потемневшие лики были обращены куда-то мимо нее, словно невзначай приглядывая за ней.

Свечи догорали в больших круглых подсвечниках. Церковная служка вынимала огарки, тут же очищая от капель мягкого воска позолоту.

Магда растерялась.

Последний раз она была в храме лет пять назад, заказывала молитву за здравие новорожденной племянницы – просто прошла в церковную лавку, оплатила, бросила в специальный ящичек имя малышки. Ни к иконам не подходила, ни на людей не смотрела.

Сейчас она была поражена и подавлена мощью позолоты, гула голосов, звонкости песнопений.

Словно маленькая девочка она прижала к груди длинную свечу и замерла.

– Ты чего, дочка? – услышала она за спиной.

Низенькая сгорбленная старушка со странно светлым взором на спокойном, умном лице.

– Бабушка, я свечу хотела поставить.

– За здравие, али за упокой?

Магда вздрогнула.

– За здравие… Чтобы сын дорогу домой нашел…

Седая старушка бросила на нее долгий понимающий взгляд.

– К Богоматери Пресветлой обращайся. Ее моли, заступницу нашу…

И отошла, не оглядываясь.

Постепенно храм опустел. Магда медленно прошла вдоль икон, вглядываясь в задумчивые лики святых. Ее гулкие шаги отражались от стен. Мелко подрагивали огни сотен свечей перед иконостасом. Батюшка тихо говорил с молодой женщиной, что – то советовал ей, а та смиренно кивала головой, и тайком вытирала слезы уголком платка.

И вот она нашла Ее.

Мягкий овал лица, легкая полуулыбка, смиренно опущенные ресницы. Неимоверная сила и нежность материнских рук, прижимающих к себе свое дитя, загораживая от него до поры все людские беды.

Магда медленно опустилась на колени.

Светлый образ затуманился, очертания пространства растаяли, звуки стихли. Остались только они: коленопреклоненная женщина и Богоматерь, прижимающая к груди младенца.

– Пресвятая Заступница! – шептали губы в исступлении. – Пощады прошу! Знаю, гневаешься на меня. Знаю, я многого не сделала, что должна была, знаю, виновата вся, во всем одна виновата – не уберегла, упустила сокровище мое, семью разрушила. Жалела себя слишком, что одна все время, что все детские беды на мои плечи легли, что заботы только о доме, о детях, о муже. Подруги уже в начальниках, а я все в пеленках да с борщами. О себе захотелось подумать. И упустила: с мужем живем как чужие, у дочери своя жизнь, виделись последний раз год назад, хоть живем на соседних улицах, сын неделями дома не появляется, не знаю даже чем живет. А сейчас и вовсе пропал. Не губи! Пощады прошу! Верни сына. Что хочешь забери, хочешь, меня возьми вместо него, накажи, но меня накажи, не его, он – малыш мой – не виноват ни в чем. Пресвятая Богородица! Заступись! Ты ведь тоже мать.

Она повторяла все вновь и вновь, в исступлении обнимая икону, пока чьи – то руки не подняли ее с колен, мягко обняли за плечи, прижали к себе.

Они так и стояли перед иконой, мать и отец, разделив на двоих одно общее горе, а немигающие лики с жалостью смотрели на них, людей, упустивших то, ради чего только и следовало жить.

 

Глава 18. Портал

Велимудр сидел, опершись на белоснежный посох, и молчал. Холодный ветер, поднимавшийся с долины, врывался в Храм, трепал его седую бороду. Рассказ, поведанный Могиней, привел его в замешательство. Но думал он не о Мааре, своей владычице. Не о копье и странном поручении каменного народа. Странные времена, наставшие для его народа, станут еще более странными – вот, что беспокоило его. Он исподлобья взглянул на своих гостей: немыслимая магия окружает этих людей, – и эту бледную девочку, и парнишку, и саму кудесницу. Выходит, и дочь его, Енисея, долго среди них жившая, владеет тем же даром. Так, может, сама судьба послала ему этих людей, чтобы он увидел в дочери не неразумное дитя, а хранительницу его народа.

– А, что, дочь, – обратился он к Енисее, решив развеять сомнения, – ты тоже владеешь таким же даром, что Могиня? Тоже можешь прошлое призывать, да грядущее лицезреть?

Могиня рассмеялась:

– Что ты, отче, Енисея у нас одна из лучших учениц. Владеет многими умениями, и Темным Мороком тоже, конечно…

– Значит, Сила с нами? Она нас не покинула? – старик с надеждой заглянул в глаза Могине, та покачала головой.

– Она просто стала другой. Твой народ научится.

Старец задумался.

Пока шел этот разговор, Ярослава, облокотившись на стену, внимательно наблюдала за Катей. Та бледнела все больше, лоб покрылся испариной, мелкие капельки пота хрусталиками блестели на висках, волосы прилипли к лицу, руки подрагивали. Она то и дело сжимала и разжимала пальцы, временами покачиваясь из стороны в сторону.

Могиня не сказала, что она – дочь Велеса. Как знать, что мог предпринять этот отчаявшийся старик, узнав, что дочь одного из богов его народа отравлена и нуждается в его помощи. Она сказала лишь о каменных людях.

Легкий холодок пробежал поземкой по мраморному полу. Велимудр насторожился и обернулся к горевшему синеватым пламенем цветку. Лепестки его приоткрылись, пропуская голубоглазую, смешливую девочку лет одиннадцати, с длинной косой, в короткой кружевной шубке, пушистой шапке. Она ловко выпрыгнула из цветка, поправила шапку.

– Здравствуй, дедушка Велимудр, – сказала она звонким как льдинка голоском. – А я и не знала, что у тебя гости. Что же, меня не приглашаешь? Я, может, тоже с твоими друзьями поболтать хочу.

Могиня и ребята переглянулись. Велимудр же весь, наоборот, напрягся, сжался:

– Да я и сам не знал, госпожа.

Острая догадка молнией промелькнула в головах пришедших. Могиня, Истр, Ярослава, Енисея, молча преклонили колени, Аякчаана же с любопытством подошла ближе, не заметив этого. Незнакомая девочка в шубке зорко на нее глянула, та и замерла, где была.

А Катя, все еще держась за холодный мрамор, медленно сползла на пол. Нет, не на колени, она уже не очень понимала, где она, и что происходит. В странном мутно – голубом свете, сквозь узоры морозного стекла в бреду видела она девочку, шедшую прямо к ней. Та ей приветливо улыбалась, звала за собой, да только идти к ней отчего – то не хотелось. Катя хотела отмахнуться, но внезапно потяжелевшие руки не послушались ее.

– О, да тут целая компания, – все так же улыбалась девочка. – И дочка твоя, Велимудр, пришла… И друзей своих привела… Так что же вы здесь стоите, что ко мне не заходите?

Глаза Велимудра расширились от ужаса:

– Не губи! – распростерся он перед девочкой. – Сыновей я отдал тебе, прошу, дочь оставь, кровинку мою…

Глаза девочки стали холодны как лед:

– А я про дочку твою раньше всех спрашивала, да ты сказал, померла… Обманул, выходит, – зло добавила она, старик сжался, – заберу то, что мне причитается. Да с процентами, чтобы впредь не повадно было!

Она повела рукой, и цветок разросся до размеров храмовой залы, в один миг поглотив своим светом всех присутствующих.

– Доченька – а – а! – в светящуюся пустоту кричал старик, но Енисея его уже не слышала

Едва передвигаясь, он подполз к хрустальному цветку, равнодушно парящему над мраморным полом:

– Доченька, Енисея, слышишь ли ты меня? Прости…

В дальнем конце зала, между высоких мраморных колонн, кто – то вздохнул. Старик с надеждой обернулся.

– Енисея?

Тяжело ступая, из – за колонны вышла старуха: седые волосы выбились из – под молодецки подвязанного платка, платье измято, дрожащие руки избиты в кровь. Велимудр отшатнулся:

– Кто ты?

– Та, кого ты недавно называл чаровницей… Не знаю, что за счеты у тебя с твоей владычицей, но вместе с твоей дочерью Маара увела и мою внучку, Ярославу, и мою прабабку, Катю, дочь Велеса, мое прошлое и мое будущее, – старик ахнул, а Могиня, медленно распрямляясь, продолжала, – так что если ты, жрец, не скажешь, как мне их оттуда вытащить, видит Род, я тебя раздавлю!

***

Лишь ослепительно белый свет растаял, ребята увидели, что оказались в такой же зале, как та, храмовая: такой же белоснежный узорчатый мрамор вокруг, тот же хрусталь на крыше, тот же прозрачный цветок парит над полом. Но сам храм окружен на многие километры белоснежной пустыней. Холодный ветер с подвыванием летал над острыми торосами, проносясь между колонн. И чернильная беззвездная ночь покрывала небо. Место оказалось неуютное, мрачное. Не живое.

Ни звезд, ни луны. Только ветер, снег и чернильная мгла.

– А где Енисея? – спрашивала Ярослава оглядываясь вокруг, и не находя подругу.

– И новой нашей знакомой, Аякчааны, тоже нет, – удивилась Катя. Наваждение прошло, она снова могла дышать и говорить как обычные люди. Хоть и ловила встревоженный и внимательный взгляд Ярушки. Ничего от нее не скроешь.

– Ну, что, огляделись, гости дорогие? – медовым голосом спросила все та же незнакомая девочка. Она появилась внезапно из – за ближайшей колонны. Только на ней теперь была не шубка до колен, а длинное кружевное платье, от которого при каждом ее движении исходил белый полупрозрачный дымок.

– Ты кто? – Катя подалась немного вперед. Несмотря на милый и дружелюбный вид, незнакомая девочка вызывала тревогу и опасение.

– Тшшш, – хохотнула та и приложила указательный палец к губам. – Ишь ты, какая смелая, вся в отца…

Катя осеклась.

– Ты знала моего отца?

– Отчего ж знала, – холодно улыбалась девочка, – и знаю… Вот он обрадуется, узнав, что я утащила его Долю в навий мир, – картинно всплеснула она руками и жутковато расхохоталась.

– Ты кто? – глаза Кати расширились. Кажется, она уже знала ответ, но он никак не хотел укладываться в голове.

– А что друзья твои молчат? Али они меня тоже не признали? – она обвела ледяным взглядом группку ребят. Истр загородил собой Ярославу. – Ишь ты, защитник какой выискался!

В это же мгновение Ярушка почувствовала как чья – то невидимая ледяная рука змеей обвилась вокруг горла. Девочка захрипела, беспомощно размахивая руками, словно крыльями.

– Ты-то мне и нужна, – все так же мило улыбаясь, проговорила девочка, – не чего прятаться за спинами.

Одним взмахом она выдернула Ярушку из – за спины Истра, с размаху бросив ее на мрамор к своим ногам. Катя и Истр, почти одновременно бросились к ней на выручку, но были отброшены невидимой силой к колоннам.

– Не лезь, надобно мне потолковать с этой весьма симпатичной особой.

Ярослава уперлась руками в холодный камень, тяжело дыша, всеми силами стараясь не упасть. Тонкая струйка алой крови стекала по ее лицу, медленно впитываясь в воротник. Девочка в кружевном платье обошла ее вокруг, окружив белым полупрозрачным шлейфом из тумана. В тех местах, где нежная ткань касалась Ярушкиных рук, те мгновенно белели, покрываясь тонким слоем инея.

– Хороша, нечего сказать, – заключила незнакомка то ли с радостью, то ли с завистью в голосе. Она присела перед Ярославой так, чтобы их глаза встретились. – Как же додумалась ты своей судьбой поделиться? Да с кем? С самой Долей… Вот смеху – то! Что ты ей предложить можешь, человек – червяк!

– Не смей так называть ее! – крикнула Катя, безуспешно преодолевая силу, удерживавшую их с Истром на расстоянии. Девочка в кружевном платье, казалось, не слышит ее.

Она дотронулась до Ярушкиного подбородка, та вскрикнула от боли.

– Не трогай ее! – заорала Катя, бросаясь на невидимую стену. – Что тебе от нас надо?

Девочка поднялась и громко расхохоталась, забыв о сидевшей у ее ног Ярушке.

– Да это не мне от вас что – то надо! А вам от меня! – выдавливала она сквозь хохот, то и дело хватаясь за живот. – Не я к вам в дом пришла, а вы ко мне пожаловали!

Катя замерла. Она оглянулась на чернильное небо, нагромождения ледяных торосов, искрящееся платье незнакомки, источавшее тонкий дымок, словно от жидкого азота.

– Так ты и есть Мара? – с удивлением прошептала она, наконец, догадавшись.

– Так я и есть Мара, – передразнила ее девочка, взрослея на глазах. Сейчас на вид ей было лет пятнадцать.

– Где мы? Это же не… – не смогла договорить Катя.

Маара снова расхохоталась.

– Бе… Ме …– не унималась она, издеваясь и передразнивая без конца. – У Велеса дочка – дурочка! Ох! Умора! Вы в моем царстве!

– Где Енисея? Где Ая?

– Где надо, там и Енисея с Аей. Кстати, зачем она тебе? Она же просто человек!

– Где мои друзья? – как можно спокойнее, почти по слогам, повторила Катя и шагнула в сторону Маары. Та деланно ахнула, отпрянула на несколько шагов назад:

– Не гневайся на меня, дочь Велеса! – в ужасе взмолилась она, и тут же в голос расхохоталась, до слез. – Я ж прямо вся дрожу от страха! Такой взгляд…

Катя с силой стукнула кулаком по невидимой стене, отделявшей ее от Ярославы и Мары, та дрогнула и осыпалась миллионами льдинок. Мара перестала смеяться. Встав перед Катей так близко, что девочка чувствовала ее холодное дыхание, она с интересом рассматривала дочь Велеса.

– А что, из тебя, может, толк и выйдет, – ее глаза лихорадочно загорелись. – Оставайся у меня!

От неожиданной перемены в собеседнице Катя сперва опешила, а ее предложение остаться у нее жить вообще вывело из равновесия.

– Мара, что вообще происходит? Зачем ты нас сюда затащила?

Мара, по прежнему улыбаясь, ответила:

– А ты можешь идти, дочь Велеса, я тебя не задерживаю…

– Что значит «можешь идти», – не поняла Катя, – я уйду со своими друзьями.

Мара фыркнула:

– Это уж вряд ли… твои друзья мне нужны. Енисея мне отцом обещана, вот эта, – она ткнула пальцем в скрюченную на холодном полу Ярославу, – отсюда не выбреется, она уже не жилец, а он, – она кивнула в сторону Истра, безуспешно пытавшегося по примеру Кати разбить невидимую стену, – без нее не уйдет никуда. Он, видишь ли, изволит ее любить… Смешно правда?.. А, да! – она зловеще сузила синие глаза. – Там еще эта девочка, из людей. Так у меня к ней разговор особый будет, до-олгий. Боюсь, не выдержит она его… В общем, ступай себе с миром. Дорогу, чай, сама найдешь, не маленькая. Привет батюшке передавай.

И она, крутанувшись на каблуках, резко отвернулась от Кати, подхватила почти бездыханную Ярушку и двинулась с ней за колонны.

– А ну стой! – Катя, ловко извернувшись, ухватила Мару за рукав. Тот с хрустом ледяного наста отломился, рассыпавшись в снежную пыль. Платье царицы ночи мгновенно изменилось – второй рукав тоже осыпался, шлейф уменьшился, морозный рисунок дрогнул и улегся новыми замысловатыми линиями. Мара оглянулась.

– Коли так о своих друзьях печешься, – зловеще прошептала она, – с ними и оставайся…

Катю, Ярушку и Истра острыми, как ножи, пальцами подхватил ледяной ветер, потянул за собой вглубь залы, под покрытый инеем мраморный пол, окаменевшую от вечного льда землю.

***

Могиня практически волоком тащила старика Велимудра к выходу из навьего мира. Тот плелся за ней безвольной куклой, то и дело причитая:

– Это все бесполезно, оттуда никто не возвращается. Проход закрыт, Цветок погас навсегда…

– Не каркай, – всякий раз обрывала его Могиня, еще быстрее передвигаясь по острым камням.

Перед воротами, ведшими на поверхность, она остановилась:

– Жертву надо какую отдавать?

Это был древний обычай – камень, указывавший дорогу в навий мир, должен был получить что – то за свою работу, а если путник забывался, то камень мог забрать то, что посчитает нужным – молодость, здоровье, красоту.

Старик заохал и запричитал «нету возврата, нету надежды».

– Соберись, – взвизгнула она, – там моя кровинка стынет, а ты мямлишь невесть что! Говори скорее!

Велимудр протянул дрожащую руку и указал на сиявшие письмена:

– Дар особый и чужой не останется с тобой, – он слабо закивал головой, – да, нужна жертва, дар…

– Еще чего! Дар мой мне еще пригодится!

Она крепко схватила старика за запястья и приложила его ладони к камню. Белоснежные письмена запылали, от ладоней Велимудра потекли тонкие лучи, постепенно источаясь в камне. Когда последняя искра с ладоней старика впиталась в камень, пространство внутри арки осветилось, и в нем показалась площадка на утесе. Могиня, не теряя времени, подхватила Велимудра и проскользнула с ним через ворота.

– Что ты сделала? Чародейка!

Могиня, не оборачиваясь и не останавливаясь ни на минуту, пробормотала:

– Я не чародейка. Я ведьма! И отдала я, старче, твои страдания. Каменюке они в диковинку. Вполне особый, истинный дар, и, конечно, чужой – я ж ему не свои страдания подарила, а твои.

Они спустились в нижний уровень, поворачивая всякий раз там, где показывал отец Енисеи, пока не оказались в центре большого зала, умело вытесанного в скале. Узкий свод уходил ввысь, поднимаясь почти к вершине скалы. По стенам, уложенные аккуратными стопками, покрытые многолетним слоем пыли, лежали книги и полупрозрачные кристаллы.

– Здесь надобно искать, – прошелестел старик, беспомощно разводя руки, – только я не представляю, как. Раньше я мог лишь подумать о том, что мне надобно, и нужная книга сама освещалась мне, приоткрывая завесу тайны. После Большого перехода Сила ушла, книги более не отзываются.

– Отче, мы же договорились, сила не ушла, она изменилась, – отозвалась Могиня, внимательно оглядывая библиотеку. – Значится, говоришь, чуть подумал, и тебе тайны и открылись? – отец Енисеи кивнул. – Так и мы попробуем для начала.

Старушка встала ровно в центре зала, под сводчатым куполом. В полной тишине слышно, как стекает по капле дождевая вода из – под купола.

Могиню медленно окутал темный дым. Старик, увидев, что помещение стало поглощаться серыми тенями, запаниковал. Он в ужасе оглядывался по сторонам, не зная, куда бежать и где спасаться. Но темные тени не причиняли ему вреда, они сновали от одной книжной полке к другой, заглатывая по очереди кристалл за кристаллом, пока не вернулись к Могине.

В тот же момент у нее в руках оказался небольшой камень, похожий на малахит, только светлые прожилки его светились в темноте голубовато – синим цветом.

Могиня накрыла кристалл ладонью, внимательно прислушиваясь к его шелестящему голосу:

– Где помощь сыскать мне?

– Тебе поможет твоя кровь, – ответил ей камень.

Велимудр склонил седую голову над камнем, ожидая еще хоть что – то услышать. Но камень погас.

– Что он имел ввиду, Могиня?

Та озадаченно смотрела мимо старика.

– Сама не пойму. Но нам надобно в Храм Веды идти. Дорогу в Александрию знаешь?

***

– Что делать будем?

С этого риторического вопроса началась очередная стадия совещания, проходившего в каменном подвале Храма Мары. Ярослава медленно, словно в полудреме, терла ладони, стараясь согреть их дыханием. Енисея сосредоточенно ковыряла ножом стену. Ей удалось сделать в ней сантиметровой глубины царапину – подкоп не удавался.

Истр ходил взад – вперед за спиной у Ярославы, пыхтя и время от времени выкрикивая проклятия.

Спокойнее всех была, как ни странно, Аякчаана. Она сидела в позе лотоса на каменном полу, закрыв глаза и напевая утробным голосом какой – то мотив.

– Скоро она? – Истр нервно поглядывал на нее, явно выходя из себя от монотонного звука.

Катя пожала плечами:

– Не знаю. Она вызывает духов, как учил ее дедушка.

– Чем, интересно, они помогут, – равнодушно прошептала Енисея, с еще большим старанием вгрызаясь в камень.

Катя снова пожала плечами. Здесь ничего не работало: Алатырь тускло светился в темноте, Посох безвольно парил над поверхностью заиндевевшего пола, Темный морок не вызывался.

Рука снова сильно болела, совсем плохо слушалась. Удушающий холод медленно подбирался к самому сердцу. Видно, права была Енисея, яд силу набирает.

Истр присел рядом.

– Девоньки, если мы не выберемся отсюда, мы тут точно околеем. – Он бросил взгляд на Ярушку. – Вон, Ярослава, едва дышит. Да и ты, Кать, выглядишь не того…

– Чего «не того»? – покраснела Катя.

– Как припадошная! – выпалил Истр. Енисея бросила на него сердитый взгляд. – Чего вы на меня зыркаете. Что, не правду говорю? Одна вся зеленая сидит, того и гляди в обморок упадет, вторая такая же, – он бросил взгляд на Аякчаану, монотонно тянущую «а» уже вторую минуту, – от третьей вообще толку никакого нету…

– Один ты у нас деятельный и полезный, – с издевкой закончила Енисея. Ярушка хмыкнула.

– Да хоть бы и так! – Истр вскочил, сжав кулаки. – А вы сдались! Чуть вас пугнули, и вы сразу лапки кверху: «сдаемся»!

– Ну, допустим, никто лапки кверху не вскидывал, – отозвалась Ярослава, – а кричать и топать ножками, знаешь, Истр, много ума не надо, – парень покраснел, – ты если предлагаешь чего, то говори, самое время…

Истр отвернулся и запыхтел сильнее.

– Переход предлагаю делать, вытащить туда Катю, тебя, Ярослава, и эту певицу. А нам с Енисеей, если понадобится, бой принять.

Енисея прекратила долбить стену, уставилась на него, как на сумасшедшего:

– Это ты, что ли хочешь принять бой с Марой? А кишка не тонка?

Истр покраснел еще больше.

– Вот я и говорю, лапки кверху, – пробурчал он, присаживаясь рядом с Ярославой.

– Я вот, что думаю, – приняла эстафету Енисея, откладывая в сторону свой нож, – переход надо попробовать сделать, тут с Истром соглашусь. Только у нас Ярослава очень слаба, да Ая с этим вообще не знакома…

Аякчаана внезапно прекратила петь, чуть подалась вперед и наклонила голову набок, прислушиваясь:

– Тише, нас Маара слушает…

– Ты – то с чего.. – начал было Истр, но смолк, едва увидев, как с потолка медленно начал сыпаться снег, оседая прозрачным настом на каменном полу.

– Пирожки у бабушки очень вкусные, это точно, – мечтательно закатила глаза Ярослава. Ребята вытаращили на нее глаза, решили, что бредит. А та подмигнула им, и продолжила. – Вот я с тобой согласна, Енисея, больше всего, хочется сейчас бабушкиного пирога с клюквой…

– Кисленький такой, – зажмурилась Енисея.

– Хорош про еду болтать! – оборвал их Истр. – Тут, интересно, когда кормят?

Девочки захохотали, а прозрачный дымок с потолка исчез.

– Ты как узнала – то, что нас подсушивает эта карга старая? – шепотом спросил Истр.

Аякчаана взглянула на потолок.

– Меня дедушка предупредил.

В тесном каменном мешке повисла пауза. Ребята переглянулись.

– Кто тебя предупредил? – переспросила Енисея.

– Дедушка, – повторила девочка и поправила косичку. – Я спросила его, как нам отсюда выбраться. Она сказал, что если прямо сейчас не замолчим, то, верно, никогда. Я вас и предупредила.

– Так вроде дедушка у тебя там, на земле остался, – переглянулись ребята. Аякчаана пожала в ответ плечами. Она по – прежнему сидела в позе лотоса, невозмутимо поглядывая на своих новых знакомых.

– А о том, как отсюда выбраться, тоже сказал? – прищурился Истр. Аякчаана кивнула:

– Нам наверх надо.

Истр фыркнул:

– То же мне, ценная подсказка…

– … здесь есть другой дух, он поможет, – продолжала Акчаана, словно, не слыша его.

Ребята насторожились. Енисея прекратила упаковывать нож в ножны, взглянула на девочку. Катя и Ярослава замерли:

– Какой такой другой дух? Это тебе дедушка твой сказал?

Аякчаана снова кивнула:

– И сказал, да я и сама вижу… Он рядом с Катей стоит, за ее спиной…

Катя отшатнулась. Она посмотрела на каменную кладку за своей спиной, конечно, никого там не обнаружив. Истр присвистнул, с сожалением посмотрел на темноволосую девочку. Но та, кажется, не обращала на него внимания, она продолжала смотреть на пустое место за Катиной спиной. Ярослава дотронулась до ее руки:

– Ая! Очнись! Ты, верно, бредишь…Столько переживаний…

– Парень говорит, что не уйдет, пока Катя его не простит, – Ярослава осеклась, – Говорит, он ее ждет здесь уже целую вечность.

– Да ты выдумываешь все, – неуверенно пробормотала Катя.

Аякчаана мотнула головой.

– Ему на вид столько же сколько нашей Енисее. Темненький такой, симпатичный. Волосы не очень короткие, и не очень длинные. Немного вьются. Модный такой. Глаза серые, светлые…

– А как зовут его? – Катины глаза округлились от ужаса.

– Антон…

 

Глава 19. Неожиданная встреча

Катя замерла.

– Где ты его видишь?

Аякчаана показала рукой:

– Сейчас ровно за твоей спиной, на тебя смотрит, улыбается.

Катя оглянулась назад, посмотрела туда, где должно быть лицо Антона.

– Так он, – она выдохнула, – привидение?

Аякчаана осуждающе посмотрела на нее:

– Привидений не бывает. Он – дух. Видимо, недавно умер, и застрял здесь, – она замолчала, глядя куда – то в пустоту, – Нет, не застрял. Говорит, тебя искал.

Ярослава, с округлившимися от удивления глазами слушала их разговор.

– Неужели такое бывает?

Вместо ответа Аякчаана закрыла глаза.

– Он хочет говорить с вами.

Она замолчала. И сидела так какое – то время, поджав под себя ноги, спокойная и даже немного величественная.

– Катя, не отворачивайся от меня, выслушай, – Катя, услышав знакомую интонацию в голосе, нахмурилась, опустила низко голову. Да и ребятам стало не по себе – вроде та же девочка с тугими черными косичками, тот же голос, а интонация не ее, манера речи другая, словно, подслушивали чужой разговор, да только уйти не куда – каменный мешок не пускал. – Я ошибся. Тогда, как и много раз до этого в последнее время. Не та компания. Не те цели. Не те принципы. Мне хотелось кому – то доказать, что я особенный. Да только оказался самым заурядным трусом, – Аякчаана замолчала. – Не знаю, простишь ли ты меня когда – нибудь… Наверно, нет. А если и простишь даже, – не забудешь. Такое не забывается. Но я хотя бы сказал тебе, как сильно я сожалею о своем малодушии.

– Ты там что – то болтал про освобождение, – глядя на Аякчаану, неприветливо пробурчал Истр.

– Да, я проведу вас…

При этих словах Аякчаана резко, одним движением, встала и направилась к дальнему углу комнаты. У самой стены она обернулась:

– Ну, вы идете? – спросила она уже абсолютно своим голосом.

Истр, Ярослава и Енисея переглянулись. Катя сидела, все также низко опустив голову. Ярушка присела рядом с ней, взяла за руку:

– Ты как?

Катя молчала, еще ниже спрятав лицо.

– Кать? Ты чего?

Большая слеза упала на Ярушкину ладонь.

– Я не могу, – прошептала она, наконец. – Я не могу ему поверить даже сейчас.

– О! – радостно воскликнул Истр. – И я о том же! Нельзя ему верить, может, он нас черти – куда заведет, и там мы сгинем.

Катя заплакала.

Аякчаана отозвалась:

– Он говорит, что у вас нет выбора. Маара нас отсюда выпускать не собирается.

– С чего ты взял? – Вспылил Истр и оглянулся к Енисее. – Вот с чего он взял?

Катя вскинула руку:

– Пусть он покажется. Я хочу знать, что это точно он!

Она бросила свирепый взгляд за спину, и почувствовала, как кто – то взял ее за руку. Прохладная субстанция, почти воздух, но чуть плотнее, дотронулась до ее пальцев. Нежно коснулось руки чуть выше локтя. Она выдернула руку:

– Я. Хочу. Тебя. Видеть, – отрезала она.

– Как скажешь, – услышала у самого уха чуть насмешливый голос. Перед ней стал проявляться образ. Бледное лицо, темные волосы, светлые голубые глаза. Губы скривились в такой знакомой ухмылке:

– И кого ты хотела увидеть? – насмешливо прошептал он.

– Так ты можешь сам говорить со мной? – удивилась Катя. – Зачем тогда весь этот мистический маскарад с медиумами!

Антон невесело улыбнулся:

– А ты прикинь свое лицо, если бы я с тобой начал беседы вести вот так, без предупреждения! Твои друзья бы тебя сразу в дурку и сдали!

– Зачем ты ее преследуешь? – воинственно выступила вперед Ярушка. – Ты ее предал уже один раз, зачем снова явился? Покоя ни себе, ни ей не даешь.

Антон, не отрываясь, смотрел на Катю.

– Хорошие у тебя друзья. Настоящие, – и искоса бросил взгляд на сердитое лицо Ярушки. – Без меня вам не выбраться.

Катя смотрела на него. Что это за чувство заставляет ее ему верить? Сжимается в груди, трепещет, и тянется к его несуществующим рукам, греется в его тающей улыбке. Она помнила тот день в лесу, когда он, веселый и беззаботный, этакий баловень судьбы, посмеивался над своими товарищами, шутил и все пытался поцеловать ее. И чем больше она вспоминала его глаза, его улыбку, тем больше ей хотелось ему верить.

– Хорошо, показывай дорогу.

Истр легонько дотронулся до ее руки.

– Катя, ты уверена? Ему – то нечего терять, он уже того…

– Может, я схожу, проверю? – с сомнением в голосе предложила Катя.

Истр тут же запротестовал:

– Может, Мааре только это и надо! Мы же не знаем, что там у нее на уме!

– Юноша прав, кстати, – вмешался Антон. – Надо идти вместе. Я вам обещаю, что не обману…

Истр поморщился:

– Да толку от твоих обещаний – то! Ладно, пошли! – и он резко обернулся к Антону. – Если обманешь, и что – то с девчонками случится, так и знай, я тебя на том свете найду и зашибу. Понял?

Антон улыбнулся и кивнул.

Он взял Катю за руку и подвел к стене:

– Этот каменный мешок когда – то был дворцовым погребом, здесь вино хранили.

Енисея хмыкнула:

– Не знала, что у Маары были винные погреба.

– О! Ты еще много чего о ней не знаешь! – он снова повернулся к Кате. – Так вот. Погреб этот имел свой выход в дворцовые покои, через кухню и зимний сад… О! Да, у нее был и зимний сад! И шикарная спальня и залы для балов и приемов. Вот все, что должно быть в царском дворце, в вашем понимании, у нее было… Еще вопросы у страждущих имеются?

– А это все сейчас где? – подала голос Аякчаана.

Антон ей улыбнулся особенно мягко, все – таки она его первая услышала.

– Да все здесь. Почти сотня комнат, полсотни залов, несколько десятков хозяйственных помещений покрыты толстым слоем инея. Цветы замерзли, ковры заледенели… Здесь ведь вечная зима. Но, знаете, она здесь самая нормальная. Тут есть такие типы…

– Так, не отвлекаемся, – одернул Аякчаану, уже открывшую было рот, чтобы задать очередной вопрос, Истр. – здесь был погреб, который вел в царские покои. Что дальше и чем это нам поможет?

– Здесь нет стены, – хитро улыбнулся Антон. – Смотрите!

Он взял Катину руку, чуть сильнее надавив ею на каменистую кладку. И та изогнулась, а потом песком посыпалась к ногам открывших рты от удивления ребятам.

– Я думал только у нас так ремонты делают! – хохотнул Антон. – Ан – нет! Это веками в генном коде каждого строителя занесено! Пойдемте, я вас выведу из замка!

Полупрозрачный призрак метнулся в синеву темного подземелья. Аякчаана первой последовала за ним.

За ней последовали все остальные. Катя шла последней.

– Ну, что, как живешь? – услышала она рядом.

– Ты, кажется, должен был дорогу показывать.

– А, что там показывать, – отмахнулся дух, – одна лестница, иди себе поднимайся до самого последнего пролета… Ты не ответила? Как живешь?

– Честно говоря, еще не поняла… Всего несколько дней прошло.

– Да? – Антон был удивлен. – Здесь время не замечаешь, будто и нет его вовсе. Мне казалось, что прошла целая вечность…

Он помолчал, паря рядом с ней. Катя хотела спросить его о том, что здесь, кто здесь обитает, но не решалась, ей казалось это бестактностью. Антон неожиданно сам заговорил об этом:

– А отчего ты меня не спрашиваешь, как я тут живу? Неужели не интересно?

– Интересно, – покраснела Катя, и опустила голову, – просто, как – то неловко.

– Ловко – неловко, – невесело пошутил он, – Это потусторонний мир. Слоеный как бабушкин пирог с клюквой. Я, честно говоря, в нижние слои еще не спускался особо, так, сделал парочку вылазок, и то, тайком. Короче, это классический ад. Вот это, – он ткнул полупрозрачным пальцем в пол, – верхний уровень, пограничный, здесь жуть как холодно, но зато более – менее спокойно. Тут обитают призраки, неприкаянные души, умершие родственники, хранящие покой своих родов и семей, заглядывают всякие маги и экстрасенсы из нашего мира, человеческого. Но, в целом, приличное общество. На среднем уровне весьма неспокойный люд обитает, вечные козни, перевороты, грабежи. Этакий дикий запад, знаешь. Война всех против всех. Ну, а нижний уровень, там вообще жесть. Там только тени, джинны, духи всевозможные, упыри и прочая нечисть. Там Вий верховодит, и туда лучше не соваться. Кстати, туда, я слыхал, наша бабка угодила, та, что из зеркальца.

У Кати отчего – то сжалось сердце.

– Знаешь, она мне родственницей оказалась.

– Кто? Бабка эта? – удивился Антон. Катя кивнула. – Обалдеть… Но, знаешь, ты особо угрызениями совести не мучайся: ей – то по барабану было, родня ты ей, или нет, когда она тебя прикончить хотела.

– А Мара?

– Что «Мара»? Мара царица всего этого мира, всей Нави. Ее даже Вий побаивается, если так можно сказать о нем.

Они дошли до самого верха, до последней ступеньки. Ребята уже скрылись внутри небольшого помещения, служившего когда – то, видимо, комнатой для прислуги, и терпеливо ждали Катю. Антон взял ее за руку, заглянул в глаза:

– Ты меня простишь когда – нибудь?

Катя задумалась. Еще несколько дней назад ей казалось, что из – за его предательства жизнь оборвалась. Что в ней что – то умерло, вместе с его «извини». Сейчас, увидев эти безрадостные покои, бесконечные ледяные коридоры, в которых он кружил, как ему показалось, целую вечность, а на самом деле, всего несколько дней, она почувствовала сожаление. Сожаление о том, что уже ничего не исправить, ничего не вернуть.

Антон понял ее молчание по – своему. Он поблек. Глаза потускнели, улыбка стерлась с лица.

– Не говори «нет», хорошо? – прошептал он, выпуская ее руки из своих. – «Нет» – это всегда так безнадежно… Знаешь, если ты когда – нибудь окажешься снова в Красноярске, пожалуйста, найди Магду Ключевскую… Это моя мама… Скажи ей, что я ее очень люблю, – он осекся, – очень любил… Хотя, не надо, ее тревожить. Может, ей так легче будет.

И его образ стал таять.

– Антон! – крикнула ему вслед Катя.

– Он уже не слышит тебя, он ушел, – тихо проговорила Аякчаана.

***

Комнатка, в которой они оказались, маленькая и круглая, с крохотным квадратным оконцем под самым потолком, в которое было вставлено яркое оранжевое стекло.

– Как, наверно, здесь было хорошо, когда в это окно светило солнце, – мечтательно вздохнула Аякчаана.

Из комнаты вела только одна дверь. Енисея дотронулась до ручки.

– Если верить нашему провожатому, то это должна быть личная спальня Маары. Открываем?

– Давай я, – Истр отодвинул ее, и решительно нажал на ручку.

Дверь со скрипом отворилась, пропуская ребят внутрь белоснежной спальни. Атласные шторы, покрывала, роскошно убранные кружевами и жемчугом: комната, достойная королевы – сейчас хранила следы запустения. То тут, то там остались брошены обрывки тканей и бумаг, многочисленные подушки различных форм и размеров, перевернуты пузатые пуфы. В углу валялась низкая прикроватная скамейка с отломанными ножками. Уютное кресло брошено в центр комнаты, и немилосердно разбито. Хрустальный кувшин поблескивал прозрачными обломками. Иней ковром покрывал все вокруг, даже колючим мхом улегся на тонких перекладинах подсвечников.

Помещение, очевидно, было внезапно покинуто, и перенесло какой – то серьезный катаклизм – другого объяснения масштабных разрушений не находилось.

– Да – а – а, – сокрушенно пробормотала Ярослава.

Стараясь ступать как можно тише, ребята прошли через царскую опочивальню, вышли в следующую комнату, служившую Мааре, видимо, гардеробной: здесь всюду были разбросаны роскошные наряды из шелка и бархата, драгоценные уборы, фибулы с огромными бриллиантами, крупным жемчугом. Все выглядело так, словно хозяйка на миг покинула этот райский уголок, и вернется с минуты на минуту, если бы не знакомый уже толстый слой инея, покрывавший все поверхности. Катя обратила внимание, что наряды и украшения не похожи на традиционные древне – русские, это скорее какие – то восточные костюмы. А украшения сродни тем, что она видела пару лет назад в Пушкинском музее в Москве на выставке «Золото Трои». «Вот, маме бы здесь понравилось!» – подумала она, но тут же покраснела от своей глупости – может, у мамы все это есть? Ведь она, толком, не знает, как она живет там, в другом мире.

Она вздохнула. Когда она окажется дома и увидит маму?

Ребята тем временем вышли из покоев царицы Мары и начали спускаться вниз, находя все новые и новые следы царившего здесь когда – то благополучия.

Катя догнала их, когда друзья остановились этажом ниже – две лестницы вели вниз, какая им нужна?

– Пойдемте той, что правее, – предложила Енисея.

– Нет, надо идти сюда, – настаивала Аякчаана. – Дедушка говорит, там выход.

– Выход куда? Вот в чем вопрос, – шмыгнул покрасневшим носом Истр. Катя только сейчас стала понимать, как замерзла. Руки не слушались, пальцы совсем одеревенели. Ярослава, чтобы согреться подпрыгивала на месте. От нее шел густой пар, как от закипающего чайника.

– Яруш, – предостерегла ее Енисея, – ты тут сильно – то не прыгай, еще упа..

Она договорить даже не успела, как Ярослава взвизгнула и покатилась вниз по скользким оледеневшим ступенькам, исчезая за крутым поворотом.

– Да елки – палки! – ругнулся Истр и стремглав бросился за ней, в тот рукав лестницы, на который указывала Енисея. Аякчаана покачала головой и стала осторожно спускаться за ними. Енисея и Катя побежали следом.

Истр сумел подхватить Ярушку несколькими пролетами ниже, практически у самого выхода в большой зал, стены, пол и сводчатый потолок которого были выполнены из огромных глыб, черных с полупрозрачными лиловыми и темно – зелеными прожилками. Высокие своды купола поддерживались бесконечными колоннами из такого же черного камня, нефрита, замысловато украшенного белоснежным цветочным орнаментом. Массивный трон из иссиня – белого мрамора, к слову сказать, довольно неудобный на вид, прямой и жесткий, с остро выточенным узором на спинке, сиденье и подлокотнике, на высоком пьедестале указывал на особое предназначение этого зала. А огромные заостренные кристаллы иссиня черного турмалина и прозрачной, преломлявшей в себе даже самый незначительный свет, черной шпинели, установленные рядом с ним – лишний раз подчеркивали его белизну.

– Куда мы попали, интересно, – прошептала Енисея, и ее едва уловимый голос, многократно усилившись, разнесся по нефритовой зале.

– Тронная зала, – настороженно отозвалась Енисея.

Легкий шорох прокатился, петляя, между пузатых колонн.

От нефритовых плит поднимался предрассветным туманом угольно черный дым. Длинные и узкие языки его в шелестящей тишине тянулись к сводчатому потолку, скользили вдоль белоснежного кружева колонн.

– Это что? – округлившимися от ужаса глазами спросила Аякчаана.

Ребята плотнее сдвинули свои ряды, закрыв в кольцо ее и Ярославу, единственных людей в их компании, не могущих постоять за себя, что бы не надвигалось сейчас на них. Истр выставил вперед меч, Енисея вооружилась короткими клинками. Катя подняла над головой, словно копье, отцовский посох.

Нечто, появившееся в тронном зале, явно забавлялось производимым на людей эффектом. Клубясь жутким туманом, оно медленно и неуклонно приближалось к ребятам, пока, наконец, не взяло их в плотное кольцо.

Катя вглядывалась в чернильную мглу, стараясь понять, что происходит. Внезапно, ей показалось, что она увидела там, внутри черного тумана, человеческую фигуру – неясное уплотнение в дымчатой взвеси, неопределенное скопление, в развевающихся одеждах, идущее прямо на них.

– Какая удивительно приятная неожиданность, – пропел знакомый голос у самого уха. Казалось, это сам чернильный туман говорит с ней. Но голос спутать было невозможно.

– Ирмина, – выдохнула Катя. Ребята оглянулись, но мгла уже скрыла ее, отделив от друзей. Они и сами – то едва отличали друг друга, холодея от ожидания неминуемой беды.

Ярослава бросилась было в чернеющий туман, но Енисея удержала ее:

– Стой! Держимся друг за друга, ни шагу прочь! – прокричала она в сгущающуюся пустоту.

 

Глава 20. Наваждение

Ярослава, сделав всего полшага в сторону исчезающей в тумане Кати, сразу почувствовала: что-то изменилось. Угольно – черная взвесь немного осела, оставив парить в воздухе сумеречные струйки.

– Катя, – глухо позвала она, и ее голос утонул в тишине. – Енисея, Истр…

Никто не отзывался. Ярославу окружал пепельно – серый туман. Под ногами сиротливо шелестела опавшая, давно пожухшая листва, побитая первыми заморозками. Оголившиеся стволы почерневших деревьев печально качались в сумеречной синеве.

Ярушка остановилась. Она точно помнила, что только что они находились в тронном зале Мары, и там не было никаких деревьев, и сухой листвы под ногами. «Куда я попала – то?» – мелькнуло в ее голове.

Где-то послышался глухой металлический скрип. Ярослава оглянулась. За первой линией деревьев показался черный забор: кривые заостренные пики, соединенные грустными вензелями. Девочка подошла ближе. Толкнула калитку. Та со скрипом подалась вперед.

– Эй, есть кто – нибудь? – позвала она, но в ответ услышала лишь печальное завывание ветра.

Она прошла чуть дальше. Сердце судорожно сжалось и заколотилось в несколько раз сильнее: из сизого тумана бесконечными рядами на нее выплывали почерневшие кресты.

Ярослава на мгновение остановилась. Бежать! Назад! Вот мысль, давшая было надежду на спасение, но, оглянувшись, Ярослава поняла, что бежать некуда – тропинка исчезла, как и калитка, приведшая ее в это скорбное место, а сама она оказалась внутри кладбищенской оградки. У ее ног сидела сгорбленная старушка, в синем, давно выцветшем платке, застиранной и полинялой шали.

– Бабушка! – позвала она. Но старушка не оглянулась. Она сидела на коленях, припав к могильному холмику, словно не слыша и не видя никого. – Бабушка! – снова тщетно позвала Ярушка, и бросила испуганный взгляд на табличку с именем усопшего.

Сердце перестало биться.

На табличке значилось: «Ефросинья Степановна Никитина». Мама. И даты «15.01.7065 от С.М. – 22.06.7095 от С.М.». Двадцать второе июня. Это же позавчера, день, когда на Тавду напали джунгары, а она сама, Ярослава, была в подвалах Александрии, билась с Ирминой и духами Темного морока.

Холодок пробежал по спине.

Рядом еще один крест, такой же. Табличка гласила: «Николай Азарович Никитин, 12.10.7056 от С.М. – 22.06.7095 от С.М.». Отец. Ярославу бросило в дрожь. Уже знала она, что написано на двух крестах по – меньше. Взгляд скользнул по потемневшему дереву: «Руслан Николаевич Никитин, 13.01.7092– 22.06.7095» и «Марья Николаевна Никитина, 17.08.7084– 22.06.7095».

Вся семья тут. И мама с батюшкой, и брат с сестренкой. Никого не пожалели.

Сухой комок подкатил к горлу. Ярослава качнулась и опустилась на колени рядом со сгорбленной старушкой. Та встала, отряхнула темную юбку от опавшей листвы, медленно повернулась и пошла прочь. Ярослава не останавливала ее. Слезы застилали глаза, горячим потоком стекали по щекам. Она была уверена, что с ними все в порядке. Она точно знала, что их не было в Тавде в день нападения. Выходит, ошибалась? Вся семья здесь, никого не осталось. Ярослава всхлипнула, и заревела в голос, разрывая холодный туман в клочья.

Старушка тем временем, отошла подальше, за другую оградку, остановилась, перекрестилась, вошла, ссутулившись внутрь. Присела у могилки. Ярослава вздрогнула. Там кто – то еще? Но кто?

Она подошла ближе. Крупными почерневшими буквами выло высечено:

«Могиня, 10.10.6882 от С.М.– 24.06.7095 от С.М.». Бабушка. Сегодня. Сейчас!

– Да что же это! – закричала она. – Бабушка! Как же так? Этого же не может быть! – безумным взором уставилась она на сгорбленную спину. – Кто ты?

Голос ее дрогнул. Глаза высохли.

Старушка посидела у могилки, тяжело поднялась, распрямилась.

На Ярушку ярко синими невидящими глазами, не выражавшими ничего, кроме одиночества и обреченности, смотрела … она сама, Ярослава.

Девочка отпрянула, медленно оседая по металлическим прутьям оградки. Тяжело дыша смотрела она вслед самой себе, сгорбленной, несчастной, безрадостно в одиночестве прошедшей по жизни.

Воздух вокруг потемнел и сжался, давя на грудь, забивая ноздри, глазницы сухим сизым туманом.

***

Енисея оглянулась.

И поняла, что осталась одна. Темные плиты нефритового зала, покрытые мраморным кружевом колонны, белоснежный трон.

Рядом с ним, коленопреклоненный молился отец. Традиционные для таких случаев серебристые одежды тяжелыми волнами окружали его.

– Батюшка! – тихо позвала она его. Голос подхватило гулкое эхо, вознеся к вершине сводчатого потолка. Велимудр вздрогнул, обернулся.

– Енисея! Ты жива! – Енисея бросилась к отцу, стала его обнимать, поцеловала. – Как хорошо, так отрадно на душе, радость моя! Я снова вижу твои глаза.

Торопливые шаги нарушили идиллию.

– Енисея!

Девушка удивленно обернулась на встревоженный голос: из – за колонн выбежал Олеб.

– Прочь! Демон! – отец неожиданно бросился юноше наперерез, широко расставив руки. Тот, словно обезумевший, выхватил длинный меч, приготовившись принять удар.

Енисея не сразу поняла, что происходит, но слова отца отрезвили ее: в самом деле, как здесь, во дворце Маары мог оказать Олеб, ведь он не знает дороги. Девушка выхватила из ножен свои кинжалы, и встала рядом с отцом.

Олеб побледнел и остановился, медленно переводя взгляд с волхва на любимую.

– Енисея, здорова ли ты? – опешил он. – Ты ли это? Ведь это я, твой Олеб…

Велимудр не дал ему договорить:

– Нет, нет, не верь ему! – задыхаясь, шептал он. – Это демон, это навий дух! Убей его!

Енисея прищурилась и выставила вперед кинжалы, направив узкие лезвия на юношу. Тот сделал шаг вперед:

– Енисея, что ты?

– Не подходи…

– Убей его! – шептал Велимудр, бледнея и хватаясь за горло.

Олеб бросил меч к ногам Енисеи:

– Ты не ведаешь, что творишь, но я не стану причиной твоей погибели.

Енисея сделала медленный шаг в сторону, Велимудр – такой же кошачий прыжок в противоположном направлении, стараясь обойти Олеба со спины. Юноша не сдвинулся с места, настороженно наблюдая за передвижениями любимой.

– Енисея, не делай того, о чем потом сожалеть станешь, – как можно спокойнее проговорил он. – Это я, твой жених Олеб. Мы договорились о том у ручья близ Аркаима, после битвы с грифонами, – Енисея остановилась. – Ты сказала, что не хочешь ничего обо мне знать, так как без позволения батюшки твоего ни руку свою, ни сердце обещать не можешь. На что мы сговорились отправиться к нему, – девушка замерла. – Батюшка твой принял меня гневной речью, назвав бесполезным головастиком, но вмешалась ты, просила, чтобы он испытал меня…

– Говори, – Енисея опустила кинжалы.

– Он отправил меня на поиски шкуры золотой козы.

– Так где она?!

Олеб медленно, продолжая внимательно следить за девушкой, вытащил из – за пазухи сверток.

Жуткий крик разорвал нависшую над ними тишину – это старик Велимудр, добравшись до меча, брошенного минуту назад Олебом, схватил его рукоять дрожащими руками и, с трудом приподняв его, направил на юношу. Собрав все свои последние силы, он бросился на него с душераздирающим криком:

– Убе – е – е – ей!

Енисея, желая не допустить смертельного удара, бросилась к отцу.

Одно стремительное движение, удар мечей и тяжелый звон упавшего на камень металла.

Все сошлось в одной точке: растерянный безоружный Олеб, еще сжимавший в руках сверток, обезумевший от страха и недоверия старик, вооруженный опасным клинком, дочь и невеста, желавшая предотвратить трагедию.

Енисея, все еще глядя в синие отцовские глаза, увидела в них детское удивление и упрек, и отпрянула.

Старик покачивался, прижимая к сердцу руки, по которым медленными горячими струйками стекала кровь.

– Батюшка… Что?…

Она перевела испуганный взгляд на Олеба. Его бледное лицо со впавшими почерневшими глазницами уже ничего не выражало. Из – под сердца торчало острие меча, а кровавое пятно растекалось по груди. Тяжелый сверток безвольно упал на нефритовый пол, раскрывая свое драгоценное содержимое: золотая шелковистая шерсть роскошными волнами на черных плитах. Олеб качнулся и рухнул безжизненной куклой.

– Демоны, – успел прошептать отец, невидящим взором уставившись куда – то в потолок, и медленно осел.

– Батюшка! – бросилась к нему Енисея, все еще не понимая, что произошло, и, главное, как. – Батюшка! Не уходи, не оставляй меня! – она подхватила иссушенное годами горя тело отца, прижав его к себе, качая его, словно младенца. – Прости! Прости меня… Простите оба, это все моя вина. Господи! Помоги!

Под высокие своды черного тронного зала холодный ветер еще долго уносил ее плачь, не в силах помочь человеческому горю, и тем, более, что – то исправить.

***

По бескрайней снежной тайге шла черноволосая девочка лет тринадцати, серьезная, даже немного сердитая.

– Вот же, волшебники – колдуны – маги – чародеи! – причитала она. – Дались мне ваши секреты и тайны в стиле «дружу – не дружу»! Черти – куда затащили, мозг своей чепухой вынесли, и еще в довершение всего исчезли куда – то!

Она торопливо преодолевала торосы, то и дело падала в глубокие сугробы, проваливаясь в них по самое колено. Плотный наст вокруг серебрился, отражая яркое арктическое солнце.

– Хоть бы людей найти, честное слово, – бурчала девочка. – Только нормальных! С одеждой, едой, нормальными человеческими разговорами… А то про этих и в школе рассказать стыдно. За больную примут, в больничку посоветуют прилечь, – она снова замолчала, с трудом выбираясь из глубокого сугроба. – Да я и сама прилягу… Там хорошо. Добрые тетеньки в белых халатах. Ни тебе тумана черного, ни дымящихся дамочек.

Внезапно она замолчала.

Возмущаясь своей незавидной доле, девочка не заметила, как ступила на лед. Гладкий, словно отполированный.

Изумрудно – синий.

Где – то там, под толщей льда важно проплыли чьи – то тени и исчезли в глубине. Потом мелькнула еще тень. Под ногами, у самой поверхности, блеснула чешуйчатой спиной и растаяла в глубине большая рыба…

Она поняла, что не может больше сделать ни одного шага. Липкий, противный, неистовый страх подкрался к самому горлу. Внезапно сделавшаяся такой неудобной обувь из веток и упругих листьев не защищала от холода, да и скользко в ней было, жуть.

Аякчаана сделала несколько неуверенных шагов. Единственное, что важно – вернуться назад.

В ослепительном свете, пробивая метровую толщу льда и разнося на десятки метров вокруг, всего в сотне метров от девочки из океанской глубины вырвался гигантский кит.

Сделав грациозное сальто в воздухе, животное с грохотом плюхнулось в океан.

Волны поднялись такие, что Аякчаана едва держалась на расколовшейся льдине. Она почти легла на мокрую ледяную поверхность, стараясь не соскользнуть в морскую пучину, и молясь, чтобы кит не захотел сделать еще такое же сальто мортале.

– А – а – а! – протяжно вопила она. – Помогите!

– Расслабься и закрой глаза, – спокойный голос деда заставил ее вздрогнуть.

– Дедушка Учур, ты где? – в голос ревела испуганная Аякчаана.

– Я здесь, рядом, – услышала она в ответ, и, приглядевшись, увидела полупрозрачное изображение дедушки, совсем рядом, на ее почти потерпевшей крушение льдине. – Я все время рядом с тобой, ты знаешь?

– Что случилось?

– Где ты сейчас только что была?

– Во дворце Мары, – ответила Аякчаана.

– Вот о том и думай. Тебе это все кажется: и лед, и кит, и солнце это. Ты грезишь тем, чего боишься или опасаешься в глубине души. Чтобы избавиться от наваждения, лишь подумай о том, что это – сон, и вспомни, что было перед тем, как ты сюда попала. Шутят над тобой духи.

Аякчаана представила перед глазами тронный зал с черными нефритовыми колоннами, и наваждение растаяло: она, действительно, стояла посреди той же тронной залы, рядом с ней, у стены качалась из стороны в сторону Енисея, причитая и бормоча что – то не своим голосом, чуть поодаль, облокотившись спиной на колонну и уставившись в потолок невидящими глазами, сидела Ярослава. Между ними суетился Истр.

– Ярослава, да что с тобой! Енисея, очнись! – в бессилии орал он, тормоша ее за плечи. Девочка же бесчувственной куклой висла на его руках. – Да что ж это такое, а? – оглянулся он на Аякчаану, но та искала глазами свою компаньонку, светловолосую девочку Катю. Кроме душевного спокойствия, ее новым знакомым ничего не угрожало, если верить словам дедушки Учура, – каждой из них сейчас видится то, чего она больше всего в жизни боится. А вот Катя… Отчего – то Аякчаане подумалось, что привела ее в этот мир Катя, и увести тоже должна именно она.

Девочка нашла ее у самого трона. Она стояла, не плакала, в отличие от Енисеи, не выглядела сумасшедшей, как Ярослава. Она сосредоточенно что – то слушала.

Ая легонько дотронулась до ее руки, потянув запястье в сторону входа, подальше от трона царица ночи: мало ли что той придет в голову, узнай она, что за компания тут у нее собралась. Но Катя не пошевелилась. Ее холодные пальцы на мгновение сжались, словно цепляясь за тающую надежду, и отпустили.

***

Катя, потеряв чувство реальности, не ощущая рядом друзей, сделала шаг навстречу манящему образу.

– Ирмина, это ты?

Черная струящаяся дымка дрогнула и отодвинулась вглубь пространства. Катя никогда не думала, что у черного цвета может быть столько оттенков и полутонов. Воздух вокруг томился под синеватой изморозью плотного темного серо – зеленого цвета. Помнится, она смотрела фильм про Марианскую впадину. На океаническое дно самого неисследованного участка земли опускался глубоководный батискаф, а команда специалистов фиксировала все на пленку, кружась над многокилометровой толщей океанической воды как раз такого, жутковато – таинственного цвета. Говорят, на дне Марианской впадины могут обитать неизвестные науке монстры.

Интересно, что обитает здесь.

– Ирмина, стой! Мне надо тебе кое – что сказать…

Еще одна тщетная попытка. Тень, мелькавшая впереди, опять ускользнула.

– Я дальше не двинусь! Не сделаю больше ни одного шага! – крикнула Катя в жутковатую глубину. И, желая показать серьезность своих намерений, остановилась.

Серо – зеленая мгла молчаливо клубилась вокруг. Тогда, в подвале Александрии, когда Катя впервые столкнулась лицом к лицу с ведьмой Ирминой, чернильная мгла таила в себе многочисленных Духов Черного морока – отвратительных полулюдей полуживотных, вечно голодных, жадных до человеческого тепла и самой жизни. Сейчас казалось, что она совершенно одна.

Внезапно перед самым ее лицом мелькнули черные как смоль глаза, искрящиеся ненавистью и любопытством.

Бледное удлиненное лицо, безусловно, красивое, если бы не было искажено злобной гримасой, длинные темные волосы распущены и пушистым облаком развиваются во мраке, сливаясь с ним, переходя в него. Тонкое полупрозрачное платье почти не скрывало наготу прекрасного молодого тела. Женственные руки изящно и грациозно перебрасывали из ладони в ладонь искрящийся бело – голубой шар, источавший характерный электрический звук.

Ирмина парила над поверхностью, то сливаясь с царившей вокруг мглой и растворяясь в ней, то появляясь вновь. Словно голограмма.

– Вот мы и снова встретились, девочка Катя Мирошкина, – улыбнулась ведьма. – Времени прошло мало, а сколько воды утекло, не находишь?

– Не нахожу, – огрызнулась Катя. – С моими друзьями все в порядке? Куда они опять пропали?

Ирмина хохотнула в кулачок:

– Я их отправила подумать о дне завтрашнем. Они сейчас видят свои самые жуткие кошмары. Знаешь ли, весьма полезный опыт: многих он спас от массы непоправимых ошибок.

Катя задумалась:

– А я? Вернее: а ты – ты мне тоже только снишься?

Ирмина опять растаяла в серо – синем тумане и появилась у Кати за спиной:

– Как знать, как знать, – промурлыкала она, изучая взглядом девочку. – Да и не думай ты о своих попутчиках, – подумаешь, знакомы без году неделя, а ты за них хребет гни.

Катя резко обернулась к ней:

– Они мои друзья!

Ирмина хмыкнула, снова отлетела чуть дальше.

– Ну – ну, – задумчиво согласилась она, хотя во взгляде чувствовалась настороженность. – Так о чем ты хотела поговорить со мной? – неожиданно напомнила она.

Катя спохватилась – да было нечто, что ее беспокоило. Нечто, что могла она спросить лишь у этой опасной женщины.

– Правда ли, что вы с Могиней сестры? – собравшись с духом, выпалила она.

Глаза Ирмины сузились, превратившись в две маленькие злобные щелочки, узкое лицо побледнело, став еще более мраморным.

– Что ж, – пропела она, – не думала, что Могиня помнит об этом… Не знаю, зачем она тебе это открыла, но скажу, о чем ты просишь: да, мы с ней сестры.

Она взмахнула рукой и перед Катей раскинулась тень зеленой лужайки, на которой веселились и играли две девочки, похожие как две капли воды, одна только рыженькая, а вторая – темноволосая.

У Кати перехватило дыхание:

– Так вы еще и близнецы?!

Ирмина невесело хохотнула:

– Видать, Могиня тебе все рассказала. Все, да не все! Я ее на две минуты младше, – и добавила злобно, – вроде бы ничтожная разница, а смотришь, как оно все получилось. Ей все всегда доставалось легко: она старшая! Первый пирожок – ей, лучшая шаль на ярмарке – ей. Она – умница, она – красавица, она матушкина и батюшкина любимица. А меня словно и нет вовсе!

Катя ужаснулась:

– Так вы из – за пирожков и шалей рассорились, что ли?

– Да причем здесь шали эти! – Ирмина заорала так, что Катя вздрогнула. А Ирмина побледнела еще больше. Помолчав, совсем тихо, с внезапно охрипшим голосом, она добавила. – Тесно нам с ней стало в одном доме, в одном мире. Чтобы я не сделала, меня сравнивали с ней… Я сделала то, что нас расставило с ней по разные стороны.

Катя выдохнула, и, набравшись сил, четко проговорила:

– Знала ли ты, когда отдавала приказ убить меня, что ты родня мне?

Ирмина, не мигая, уставилась на нее. Катя считала секунды: одна, две, три… Ирмина ухмыльнулась:

– Ты внучка Могини?.. Конечно, забавно получилось, ничего не скажешь, – она поправила темные волосы, убрав тяжелую прядь со лба. – Но, нет – не знала…

– А знала бы – изменило бы это что – то? – с сомнением в голосе спросила Катя. Ирмина, смотря ей прямо в глаза, медленно качнула головой влево – вправо. Катя сглотнула, выдержав взгляд ее черных глаз. – Понятно. Только не я ее внучка.

Черная бровь взметнулась дугой вверх. Пространство вокруг заметно напряглось и потемнело – ведьма нервничала и злилась. А девочка продолжала, не спуская с нее внимательный взгляд:

– Это она моя внучка. И теперь выходит, что и ты…

Ирмина минуту постояла, беспомощно оглядываясь по сторонам, и разразилась хохотом. Тот и дело мелькавшие в руках шаровые молнии выпали из рук и с шипением ударились о нефритовые плиты, оставив в них неглубокие выжженные ямки. Видно, слова светловолосой девочки изрядно развеселили ведьму. Та от души смеялась, запрокинув голову, и вздыхая совсем по – девчоночьи.

– Ой, порадовала ты меня, девочка Катя Мирошкина, – выдавила она сквозь слезы. – Там, в твоем времени, тебе либо сказки писать надо, либо в больничке специальной полечиться.

– То время, которое ты имеешь ввиду, – Катя решила завершить начатое, – такое же мое, как и твое. И Могиня, а, значит, и ты, действительно, мне внучкой приходитесь, так как я жила за две тысячи лет до нее, жила, и, кажется, живу.

Ирмина приблизилась к Кате, заглянув в ее серо – голубые глаза. Катя слышала дыхание ведьмы, видела ее сомнение и интерес, ее недоверие и страх.

Девочка выдохнула ее в лицо:

– Я Доля, дочь Велеса и Макоши.

 

Глава 21. Черный. Светлый.

Глаза ведьмы на мгновение округлились. Недоверие в них сменилось страхом, а страх – ужасом. Ирмина дрогнула и растаяла, обернувшись лилово – черным пеплом.

Катя осталась одна в тронной зале: черный нефрит, белый мрамор, хрусталь. Она постояла так некоторое время, переминаясь с ноги на ногу. В самом деле, чего она хотела… Родственных объятий? Причитаний? Извинений? Посыпания головы пеплом?

Это же Ирмина. С ней все ясно. Могиня не раз рассказывала прежде, из – за чего они, собственно, повздорили. И уже не суть важно – родные они были сестры, лучшие подруги, соседки… Были друзьями стали врагами. И в этом «стали» может быть миллиард причин, тонны обид, килотонны ожиданий…

И, действительно, могло ли иметь значение в этом случае то, что Катя приходится этой самой Ирмине родственницей. Так, десятая вода на киселе, может быть. Может быть одна капли родственной крови, за две – то тысячи лет.

Но все же…

Ощущение досады не покидало сердце девочки. Она уже думала, что зря рассказала все Ирмине. Той, похоже, все равно, кто она, а ей, Кате, это будет мешать с ней бороться. Если им, конечно, придется бороться…

Хотя, конечно, придется. Отсюда – то надо как – то выбираться и еще не ясно, какова Ирминина роль в этой истории с дочерью эвенкийского шамана. Вдруг это все, и в самом деле, она подстроила.

Так размышляла Катя, медленно прохаживаясь вдоль тронного зала от одной нефритовой колонны к другой.

Внезапно что – то ее насторожило. Девочка остановилась, прислушиваясь. Она подняла глаза на сводчатый потолок, из центра которого величественно спускалась многослойная хрустальная люстра в виде гигантской медузы.

То ли шорох. То ли шепот. Не поймешь. Но звук нарастал.

Катя поняла, что он идет не с потолка, а из – под пола. Черные нефритовые колонны начали источать темный туман, легким шлейфом спадавший на каменные плиты.

Девочка не успела что – то понять или предпринять, как дымящиеся колонны, все разом, словно взорвались копившимся в них дымом, в одно мгновение заполнив им все пространство тронного зала. Катя задыхалась, отгоняя от себя угольно – черную взвесь.

– Ирмина, прекрати! – что было сил заорала она.

Злорадный хохот раскатами пролетел по зале, ударяясь о колонны, утопая в тумане.

– Напугалась, родственница? – ехидно поинтересовалась Ирмина. Она парила почти под самым потолком, так высоко, что Кате приходилось высоко задирать голову, чтобы видеть ее. Угольно – черная взвесь, словно продолжение ее полупрозрачного платья, струилась по ногам, нежно обволакивая их, и, ниспадая, растекалась туманом по нефритовому полу.

– Чего мне бояться – то, – проворчала себе под нос Катя, отряхивая с одежды осевший пепел. – К чему все эти эффектные выходы, а, Ирмина?

– Черным ветром светлую косу удержу, черной мглою схороню. Волки злые унесут твою душу Черному мороку на съедение, – шипящим шепотом отвечала ведьма. Ядовитыми змеями выползали из – под ее пальцев жуткие мутно – угольные тени, одна страшнее другой. Сталкиваясь друг с другом и сливаясь в одно непроглядное облако, они медленно окружали Катю, приближаясь к ней с каждым шагом все ближе и ближе. У Кати рот искривился от страха:

– Ирмина, что ты делаешь, мы же с тобой одна кровь, опомнись?! – кричала она. Черной стеной мгла копилась вокруг нее, все еще сгущаясь (будто черное может быть еще чернее!). – Помоги – ите!

– Снег не помеха, солнце и ветер, злые туманы, ты помощь не жди! – услышала она знакомые слова, совсем рядом, будто даже в своей собственной голове. Катя вздрогнула: неужели Черный морок проник в ее сознание? Неужели она сошла с ума?! Только странно: если она сошла с ума, то почему внутренний голос у нее стал мужской? А голос в ее голове продолжал: – Кто не отрекся от прожитого, верность Роду проявит пусть…

Катя огляделась по сторонам: черные тени, алчно протягивая к ней руки, горя глазами, приближались, медленно замыкая вокруг нее кольцо. Под сводчатым куполом парила Ирмина, сливаясь с Черным мороком, перетекая в него, будто она сама и есть Мгла.

– Дочь Велеса, Доля, принявшая на себя силу своего Рода, я, твоя плоть и кровь, забираю ее! Да служит Свет силам Тьмы!!!

Невидимая сила подхватила Катю, замерев в нескольких десятках сантиметров над черным нефритовым полом, и она снова оказалась в таком же океане темно – синем, мерцающем и бескрайнем, что и несколько дней назад, влекомая отравленным кинжалом. Сейчас тело приобрело небывалую легкость, будто она сама стала окружавшим ее туманом. Тоненькие струйки молочно – белого света безвольно потекли из – под ее пальцев, притягиваясь чернильной мглой, сливаясь с ней и пропадая, в конце концов, в ее глубинах.

Голос внутри тихо повторял:

– Кто не отрекся от прожитого, верность Роду проявит пусть. Снег не помеха, солнце и ветер, злые туманы, ты помощь не жди. Понимаешь ли ты, о чем эти слова?

Катя зажмурилась, и постаралась сосредоточиться на голосе.

– Понимаю, – ответила она ему, – это слова из письма, хранившегося в шкатулке Темного дерева. Там еще есть слова «ввысь вознесется Велесов посох, не усомнись, его силу прими». Но я уже это сделала, я приняла силу, и Посох стал Посохом.

– Не то, – вздохнул голос. – Главное в этом послании не Посох, хотя и он очень важен, без сомнения, но не он! Главное слово – сила!

– Да – да, я приняла ее, я же говорю, – торопилась Катя, она чувствовала, как слабеет.

– Там было сказано «сила», – терпеливо шептал голос. – Не «свет» или «тьма», а именно «сила»!

– Сила не имеет цвета, – начала понимать Катя.

– Сила – это сила, – соглашался голос, – а ты, человек, ее принявший, задаешь ей направление – ко Свету или во Тьму.

Катя, плавно вращаясь в чернильно – мутном пространстве, поддерживаемая невидимой силой и руками Духов Черного морока, начала понимать суть тайного разговора.

– Нет Света, нет Тьмы, есть Сила, и наша воля, как ее употребить: во зло или в добрых целях… Но что, если, приняв силу Черного морока, я не смогу ему противиться и сама стану такой же, как Ирмина? Что если Морок победит меня?

– Сила – это всегда только Сила. «Не усомнись, его силу прими», – повторил, исчезая, голос.

Катя встрепенулась, пробуждаясь.

Светлые лучи, исходившие от ее тела, медленно поглощались Черным мороком. Тени, алчно протягивавшие к ней руки, упивались ее силой, словно кровью.

– Ну, хватит! – громко выкрикнула Катя, все еще позволяя невидимой силе нести над морем Теней. – Обед закончен! Не изволите ли оплатить счет?

С этими словами, она, ловко вывернув руки, ухватилась за собственный свет, как за канат, и резко дернула его на себя. Тонкие молочно – белые нити мгновенно выдернулись из черноты, зависнув в воздухе, всего в нескольких сантиметрах от жадно протянувшихся к ним рук Духов Темного морока. Их устрашающее море заволновалось, тонкие изможденные руки устремлялись ввысь, стараясь заполучать хоть лучик.

– Снег не помеха, солнце и ветер, злые туманы, ты помощь не жди, ввысь вознесется Велесов посох, не усомнись, его силу прими, – повторила Катя. Затяжно, с чувством, замахнулась она в чернильное месиво, которым отгородилась от нее Ирмина. Ослепительные ленты вонзились в него, разрывая в клочья.

А Катя, раскрасневшись, в упор глядя на растерявшуюся Ирмину, оглушительно прокричала:

– Я принимаю ВСЮ силу Рода моего отца и ВСЮ силу Рода моей матери! Принимаю и клянусь употреблять его на благо! Да не обратится она в Черный морок в моих руках!!!

Сияющие огненно – белым лучи с ровным гулом заполняли собой тронную залу во дворце Маары. Они подхватывали Тени, подбрасывали ввысь, и врезались в их призрачные тела, поглощая.

Когда больше не осталось ни одного черного облака, слепящий свет достиг своей высшей точки яркости, сжался, с шумом схлапываясь у Кати в руках.

Ирмина с криком упала на каменный пол, распростершись перед троном Маары. Словно пелена спала с нефритовых стен, воздух очистился, приобрел ясность и четкость, снова появились звуки, а в пространстве медленно проявлялись фигуры людей, в которых Катя без труда узнала убитую горем Ярославу, Енисею, Истра, Аякчаану. Из – за колонны, ведшей, очевидно, во внутренние покои дворца, опрометью выскочил Олеб.

В это же мгновение из – за той же колонны, величественно и неспешно, появилась сама царица тьмы Маара.

Не предвидя ничего хорошего от появления царицы, Катя лихорадочно соображала, что делать, но не могла ничего придумать, друзья были слишком далеко, отчего – то ужасно расстроены или напуганы. Единственная мысль, мелькнувшая в голове ослепительной молнией, показалась спасительным кругом. Ухватившись за нее, Катя мысленно привлекла к себе своих друзей и вырвала их из навьего мира Маары.

Уже исчезая из тронного зала, Катя заметила, что следом за Маарой нефритовый зал вошли еще двое: Могиня и Велимудр, – оба сдержанные, готовые в любой момент вступить в бой.

Мара, посмотрев вслед исчезающей Кати, мрачно хмыкнула, и, обойдя вокруг распростертой на полу Ирмины несколько раз, торжественно присела на трон.

– Итак, что здесь произошло?

 

Глава 22. Велесов посох

Из разрастающейся световой воронки с утробным гулом, тяжело дыша, не в силах сделать больше ни одного шага, бледная, с ярким лихорадочным румянцев на щеках, вывалилась Катя. Упершись руками в пол, она старалась выровнять дыхание: делала глубокие вдохи и выдохи. Рядом с ней мягко приземлились Олеб и Истр. Енисея бесчувственной куклой лежала на полу, что заставило Олеба, забыв о приветствиях, броситься к ней. Ярослава безвольно стояла рядом. Ее побледневшее, вмиг потерявшее краски и желание жить лицо, выглядело теперь восковой маской. Истр растерянно на нее поглядывал.

– Кать, ты куда запропастилась – то? – удивился он, и, оглядевшись, удивился еще больше. – А где это мы?

Вокруг них бесконечным лесом возвышались полупрозрачные золотые колонны, заполненные искрящимися частицами, восходящими и нисходящими потоками передвигающимися внутри них. Пол и потолок убраны янтарными плитами, через которые было видно, что колонны продолжаются и уровнем выше, и уровнем ниже.

– Да помоги же ты! – крикнул ему Олеб. Он безуспешно приводил в чувство Енисею. – Что у вас вообще произошло? Что с ней, кто–нибудь знает?

Катя, чуть отдышавшись, посмотрела на подругу, перевела вопрошающий взгляд на Истра.

– А чего вы оба на меня смотрите? – возмутился он. – Я даже понять толком ничего не успел: ты в сторону куда – то побежала, Енисея – в другую, металась там, как ослепленная, потом рухнула без чувств, Ярушка – в третью сторону. Я за ней. А она упала, запричитала, заплакала, и так больше в себя и не приходила…Катя вообще под потолком летала, кричала что – то.

Олеб встряхнул Енисею за плечи:

– Енисея, да очнись же ты! – заорал он ей.

Глаза у Енисеи дрогнули, приоткрылись. Еще не понимая, где она, и что делает, она обвела ребят долгим туманным взглядом, остановилась на лице Олеба, и, словно, не веря тому, что видит, дотронулась до него рукой.

– Енисея, ты меня слышишь?

Та кивнула. Прозрачная слеза медленно стекла по щеке:

– Я рада, что мы снова вместе, жаль, что для этого нам пришлось умереть.

Олеб улыбнулся:

– Нет, что ты такое говоришь?! Я еще собираюсь прожить с тобой лет триста, не меньше.

Енисея поднесла руку к его губам:

– Тш – ш – ш, не спорь. Ты, наверное, еще сам не понял, что ты умер. Такое бывает.

– Енисея, любимая, – Олеб показал на ребят, – посмотри, Катя, Истр с нами. Ярушка тоже. Не могли же мы все в один момент умереть.

Енисея печально потупила взор, и хотела что – то возразить, но вмешалась Катя:

– Енисея, никто не умер. Сюда привела вас я сама. Это никакой не навий мир, это… Я сама еще толком не поняла, что это, но это совсем другое место. Я побоялась, что Мара нас прикончит, поэтому не стала рисковать и притащила сюда, благо это единственное место, о котором стоит лишь подумать, как окажешься здесь.

Енисея, еще не веря тому, что слышит, дотронулась до теплых янтарных плит. В глазах мелькнула надежда.

– Так что, Олеб, ты жив? И батюшка мой – тоже?

Олеб озадаченно посмотрел на Катю:

– Я – то точно знаю, что жив, Могииню и батюшку твоего видел вот только что, тоже был в здравии. Не скажу, что в настроении хорошем, но жив…

Енисея села.

– Когда пошел весь этот черный туман, Ирминой устроенный, я шагнула за Ярушкой, не хотела, чтобы она исчезла в том черном дыме, что окружал нас. Но не нашла ее. Туман рассеялся, вас никого не было видно, только мой батюшка молился у трона Маары. Внезапно появился ты, Олеб, отец решил, что ты демон и бросился с тобой драться. Я встала между вами. А потом вижу, что ты мертв, убит моим отцом. И батюшка мой мертв. И из груди его торчит мой клинок! – она беспомощно посмотрела на Катю, перевела взгляд на Олеба, Ярушку. – Что же, мне привиделось все это?

Во время ее рассказа Ярослава встрепенулась:

– Бабушка Могиня еще жива? – она заметалась по залу. – Мне к ней надо, мне ее спасти надо! Катя! – кричала она все громче. – Как мне отсюда выбраться?! Мне назад надо!!!

Истр схватил ее за плечи и что было сил встряхнул ее:

– Опомнись! Ярослава! Что происходит?

Ярослава, оседая в его руках, с залитым слезами лицом, повторяла:

– Мне назад надо, Катенька, милая, мне бабушке помочь надо, не то убьют ее и не станет ее, как не стало моих батюшки с маменькой, моих братика с сестренкой родимых…

Ребята переглянулись.

– А с чего ты взяла, что они погибли?

– Я могилы их видела, и себя, старую, одинокую, – тихо отвечала она.

Катя присела рядом с ней на колени:

– Ярушка, это все наваждение. Это все неправда…

Ярослава подняла на нее искаженное болью лицо:

– Кать, там даты стоят… Родители мои и братик с сестренкой погибли позавчера, когда джунгары Тавду брали. Бабушка Могиня – сегодня.

Внезапная догадка осветила лицо Олеба.

– Истр, – обратился он к другу, – а что тебе мерещилось?

Истр немного растерялся. Он пожал плечами, поправил рубаху:

– Ничего мне не мерещилось.

– А о чем ты думал последнее время?

Истр покраснел до уровня «самый спелый помидор, сейчас лопнет», замялся. На помощь ему пришел Олеб, сам ответив на поставленный перед другом вопрос:

– Ты думал о Ярославе, так? – Истр нехотя кивнул и, нахмурившись, отвел взгляд.

– А ты, Енисея, не тревожилась ли о том, что твой батюшка и я передеремся, стоит мне вернуться со шкурой золотой козы? – Енисея медленно кивнула. – А ты, Ярушка, разве ты не боялась более всего потерять твоих близких, ведь ты не знаешь до сих пор, что с ними сталось после джунгарского нападения? – Ярослава, еще не понимая, к чему клонит Олеб, тоже кивнула.

– С вами еще одна девочка, – Олеб подошел к Аякчаане, та покраснела от неожиданности, так как все это время с любопытством его разглядывала.

– Меня Аякчааной зовут, я с Катей пришла из ее мира и ее времени, – представилась та, не вдаваясь в подробности их встречи – к чему они сейчас. – И мне представилось, что я иду по скользкому льду, кругом океан, а лед такой прозрачный, что видно на много метров вглубь. Очень страшно. И из воды вдруг выпрыгнул кит, разломав лед, и я оказалась на скользкой льдине, посреди океана. Но мне дедушка сказал, что это все лишь видение, что меня хотят напугать и запутать, и чтобы я подумала о том месте, где я была только что. Я подумала о черной комнате, той что с троном, и оказалась в ней. Но там все уже плакали, болели, а Катя словно замороженная стояла, а потом я видела, как она летала…

Олеб кивнул и встал напротив Кати, пристально на нее посмотрел:

– И, наконец, Катя, о чем более всего переживала ты и что ты видела в тронном зале?

Катя нервно сглотнула. Она почувствовала себя партизаном на допросе, но настороженные лица друзей, несчастные глаза Ярушки, заставили говорить откровенно. Кажется, она уже догадывалась, о чем хочет сказать Олеб.

– Узнав о том, что Ирмина – родная сестра Могини, я больше всего стала бояться, что Черный морок и мою душу захватит. Что я тоже могу стать его прислужницей.

– И что тебе привиделось там, в тумане, устроенном Ирминой? – прищурился Олеб. Ребята затаили дыхание.

– Я видела, как Ирмина пыталась завладеть моей силой, – твердо проговорила она. – Я ей сказала, что мы – родня, и она подумала, очевидно, о том же, о чем и я: что Светлый морок к ней может перейти.

– И?

– Он бы и перешел, если бы не голос, который сказал, что Сила – это всегда просто Сила, она не черная и не белая. Направление ей даем мы, с нашими мыслями и стремлениями. Хочешь нести добро – неси. Хочешь сеять зло – сей. Это только твой выбор, – ребята переглянулись, а Катя, не останавливаясь, продолжала, – и я сделала свой выбор еще там, в подвале Александрии, пообещав, что Силу Рода буду использовать только во благо, понимаете? Все решилось еще там! – она выдохнула. – И тогда я сама завладела ее силой.

Ребята снова переглянулись. Олеб, переводя взгляд с Ярославы на Енисею, подытожил:

– Выходит, вам, и в самом деле, виделся свой собственный страх: Кате – стать черной ведьмой, Ярушке – потерять семью, остаться одной, Енисее –что мы с твоим батюшкой поубиваем друг друга.

– А отчего же вам ничего не привиделось? – резонно заметила Ярушка.

Истр всплеснул руками:

– Да потому что мы только о вас и думаем последнее время! Ничего в голове больше не держится! То в яму угодите, то с удачей распрощаетесь и потом на каждой кочке и ступеньке спотыкаетесь!

– А я вообще только появился во дворце Маары, – добавил Олеб. – На меня все эти Ирминины фокусы не успели подействовать!

Енисея и Ярушка несмело улыбнулись:

– Так, что, это все Морок был, сон? – неуверенно спросила Ярослава. Истр и Олеб почти одновременно кивнули.

– Сон или нет, но что – то во мне изменилось, – неожиданно прошептала Катя, внимательно разглядывая свои руки. – Смотрите!

Ребята бросились к ней, и разом ахнули, увидев ее ладони: по ним, словно по мановению невидимой кисти, растекались загадочные письмена. От кончиков пальцев исходили хитросплетения точек, тире, тонких и толстых линий, завитки и пунктиры, заполняя все пространство ладони, узких девичьих запястий.

– Что это? – заворожено переговаривались ребята.

– Это Сила, принятая Катей на себя, – усмехнулся рядом незнакомый голос.

Друзья оглянулись: высокий светловолосый парень с ясными глазами, светлой хоть и чуточку ехидной улыбкой смотрел на Катины ладони поверх их голов.

– Ты кто вообще? – удивилась Аякчаана. – Ведь тебя здесь не было!

Парень широко и обезоруживающе улыбнулся, глядя на Катю:

– Представишь меня своим друзьям?

Девочка смутилась. Она бы, конечно, представила его, если бы сама знала, кто он. А то и в прошлый раз от него ответа не добилась, а сейчас и того подавно. Но доставлять ему удовольствие и краснеть она не собиралась. Катя с вызовом посмотрела на парня:

– Понятия не имею, кто это такой! Думаю, ему можно и в глаз дать, чтобы не задавался!

Парень заложил руки за пояс:

– Ну – ну, попробуйте, – хохотнул он.

– Катя, – дернула подругу за рукав Ярушка, – а ты глянь, у него поясок какой.

Катя пригляделась. Поясок, и вправду, приметный: тонкие серебряные нити переплелись в затейливый узор, на концах образовав красивые наболдашники.

– Ничего тебе не напоминает? – Ярушка не сводила с парня удивленный взгляд. Катя перестала дышать. Неужели такое бывает?

– Ты – Посох? – то ли спрашивала, то ли утверждала она. При ее словах Енисея и Олеб с Истром вытаращились на парня.

Тот, между тем, продолжал широко улыбаться.

– Как такое возможно вообще? – Ярушка обернулась к Енисее, та в ответ пожала плечами.

– Ну, вот и познакомились, – засмеялся парень, наконец.

– Но кто ты? Какое отношение ты к Велесу имеешь? Как ты в посох вселился?!

– Никуда я не вселялся, – немного раздраженно повел плечом парень.

– А кто ты? – Аякчаана тоже очень заинтересовалась. – Ты дух этого посоха, да?

Парень усмехнулся.

– Нет, я и есть этот посох. Вся его сила – это я, и служу я только тем, кому считаю нужным, мы – свободный народ!

Аякчаана ахнула и закрыла рот руками:

– Каменные люди! Ты – Каменный человек! – с восторгом пролепетала она. – В нашем мире вы просто камни!

Парень нахохлился:

– Мы никогда не бываем «просто камни». Если вы нас не видите, и не слышите, еще не значит, что мы ничего не видим и ничего не говорим, – и он неожиданно повернулся к Кате, – ты сюда зачем пришла, помнишь?

Катя растерялась.

– Ты говорил, что я здесь могу оказаться, если подумаю об этом зале, вот я и подумала, когда нас Мара чуть не прикончила. Думала, отсюда потом и выбираться… Как – нибудь.

Парень хмыкнул.

– Каменный человек, – тихонько позвала Аякчаана (кажется, парень, стал ее настоящим кумиром), – тебя как зовут?

– Берендей, а что?

– Берендей, твои братья сказали мне копье Маары сыскать. Сказали, что оно мне только и подчинится. Я ищу – ищу, нет нигде. Чуть не померли здесь все уже, а я его найти никак не могу. Поможешь?

Парень косо усмехнулся.

– Копье Маары – ой, какая хитрая вещь, – начал он, – никто точно не знает, как оно выглядит и где находится. Знаешь почему? – Аякчаана отрицательно покачала головой. – Потому что Копье само выбирает свое тело и своего владельца.

– Так он тоже Каменный человек? – догадалась Аякчаана.

– И как его тогда искать? – вмешалась Енисея. – Как узнать, кем он является на этот раз? Нам ведь копье тоже нужно…

Берендей невесело усмехнулся.

– Неужели тоже жаждете вечной славы, богатства и победы над всеми врагами?

Ребята переглянулись.

– Это ты вообще о чем? – высказала общее непонимание Катя.

– Ну же, Катя, ты же взрослая, образованная девочка, напряги мозги. Копье Маары имеет и другое название, тебе наверняка известное, – Катя шмыгнула носом.

– Не знаю я, видимо, я не слишком образованная и не очень взрослая, мне твои намеки ни о чем не говорят.

И тут ее осенило. Конечно!

– Ты, что же, о Копье Судьбы говоришь? Том самом?

Берендей многозначительно кивнул.

– За многие века кто только не пытался его добыть, – он стал очень серьезен. – Понимаете, в чем штука, считается, что оно дает своему обладателю невиданную силу управлять людьми, богатство и, соответственно, власть. Очень заманчиво, не так ли? – ребята пожали плечами. А Берендей продолжал. – Из – за него пролилось немало крови, так что его нужно было назвать «Копье, приносящее несчастья». А вам оно зачем?

Катя нахмурилась, соображая, с чего начать, но ее опередила Енисея:

– У Кати рана заговоренная, она умереть может. Ярослава, – она кивнула в сторону подруги, – чтобы ей помочь день назад отдала всю свою удачу, которая ей за жизнь причитается. Может, копье это исправит. И вот, девочка Аякчаана, ее беду ты уже знаешь. Славы, денег и власти нам не надо.

Берендей внимательно на них смотрел. И думал. Веселая улыбочка опять заиграла на его губах, заставив Аякчаану печально вздохнуть.

– Ну, допустим, у Кати рана излечена, ты разве сама не почувствовала?

Катя отрицательно покачала головой. Хотя… Вот этот загадочный смешливый парень сказал, что она излечилась, и она, на самом деле, почувствовала, что здорова. Самовнушение? Гипноз?

Берендей будто читал ее мысли, он опять широко улыбался:

– Нет, я вам поражаюсь, никакой склонности к анализу, ей – богу! – закатил глаза к потолку он. – Катя, ты Черный морок на себя приняла? – Та кивнула. – А заговор на ране какой был?

– Ну, конечно! – воскликнула, засиявшая Ярушка, – ты же всю Ирминину силу себе взяла, и яд ее тебя же и излечил!

Берендей удовлетворенно хмыкнул:

– Сообразительная у тебя подруга, молодец. Прямо даже расхотелось вам дальше загадки загадывать.

– Да уж, хватит, – пробурчал Истр. Он не слишком разделял всеобщей радости от появления этого Берендея – уж больно много вокруг него загадок. И Ярушка на него так восторженно смотрит…

Берендей, коротко глянув на Истра, продолжал:

– Тем более, что Копье вам для Ярославы совершенно не нужно.

Все ребята замерли в ожидании, но Каменный человек желал произвести впечатление, и держал театральную паузу, пока Аякчаана не задала вопрос:

– А что нам нужно для Ярославы?

Парень широко развел руки, словно желая разом обнять всех присутствующих.

– Как вы думаете, где вы находитесь? – громко, театрально – раскатисто, спросил он. Катя покосилась на ребят. Судя по сощуренным глазам Олеба и покрасневшему лицо Истра, они его уже готовы побить. Енисея крест – накрест сложила руки на груди, с окаменевшим взглядом уставилась на светловолосого парня. Ярослава облокотилась на золотистую колонну, и равнодушно разглядывала царапины и порезы на своих пальцах. Одна Аякчаана как завороженная следила за каждым его шагом. Похоже, парень нашел благодарного зрителя.

Ярослава вздохнула и нехотя ответила на прозвучавший вопрос:

– Не имеем ни малейшего понятия.

– Ну, Ярослава, от тебя я этого не ожидал, – картинно всплеснул руками Берендей.

– Слушай, Берендей, хорош кривляться! – не выдержала Катя. – Если есть что – говори, нет – оборачивайся назад посохом, в таком виде ты мне больше нравишься, хоть молчишь.

Он глянул на Катю, перевел взгляд на ее друзей, помолчал.

– Ладно, я понял, – наконец, примирительно проговорил он. – Ярушке можно помочь и без Копья, и вы бы, конечно, сами об этом догадались, знай вы, куда принесла вас Катя. Но вы не желаете думать, вот что плохо! И, судя по всему, ждете, когда вам выдадут готовое решение… – Он снова помолчал. – Вы находитесь в Храме Доли, это же очевидно.

 

Глава 23. Храм Доли

Катя выпрямилась.

– То есть? – запротестовала она. – То есть как, Храм Доли? Мой, что ли, Храм.

Берендей задумчиво кивнул, и многозначительно добавил:

– Это место твоей Силы, здесь распределяется удача.

Ребята все, как один встрепенулись.

Совсем иначе посмотрели они на это золотистое многослойное строение. Янтарные колонны с медленно перемещавшимся в них золотым песком выглядели теперь гигантской лабораторией, фабрикой счастья. Затаив дыхание они припали к прозрачной смоле, наблюдая за движением чудесного песка.

– А как, как это все действует? – заикаясь от волнения спросила Катя. Берендей, все так же широко улыбаясь, с удовольствием оглядывая янтарные колонны, пожал плечами.

– Не уверен, что это я тебе должен рассказывать. Думается, твои матушка с батюшкой, наделившие тебя таким редким даром, поведают это тебе в разы лучше.

– Ну, пожалуйста! – Катя схватила его за рукав.

Берендей аккуратно, почти ласково, освободился от Катиных рук и показал ей вглубь зала.

– Думается мне, – проговорил он, – что работа этого огромного организма настроена и вмешиваться в нее почем зря не стоит, – катя умоляюще на него посмотрела, – но если тебе очень надо что – то узнать о конкретном человеке, тебе необходимо найти его колонну. Для этого тебе придется хорошенько об этом человеке подумать, представить его себе.

Катя заглянула в Ярушкины глаза, васильково – синие, испуганные. По залу пробежал сквозняк. Довольно сильный ветер с шелестом скользил по янтарным плитам, завиваясь вокруг золотых колонн. Катя пригляделась. Нет, это не ветер. Это колонны, словно гигантский конвейер, медленно проплывают мимо нее, перестраиваясь и перемещаясь по определенной, заданной один раз и навсегда траектории.

Когда все стихло, они оказались в центре небольшого круга, ограниченного лесом янтарных колонн.

В глаза бросилась одна. С ней явно было что – то не так: золотые песчинки, крупные, размером почти с виноградину, почти не перемещались. Они будто бы замерли в прозрачном гелевом растворе. Со дна, медленно, будто ил на потревоженном озерном дне, поднимался черный песок, постепенно заполняя все внутренне пространство колонны.

Ярушка обреченно потупила взор.

– Но золотой песок у нее еще есть, – Енисея старалась поддержать подругу. Берендей печально покачал головой:

– Что толку от этого? Его слишком мало…

Катя подошла вплотную к янтарному столбу, постучала по нему кулаком, словно проверяя на прочность, внимательно осмотрела все стыки между плитами.

– Что ты ищешь? – поинтересовался Берендей, наблюдая за ее исследованиями.

– Это как – нибудь открывается?

Каменный человек улыбнулся одними глазами:

– Тебе зачем?

– Хочу добить сюда золотого песка.

Берендей, все также улыбаясь одними глазами, отрицательно покачал головой:

– Это категорически запрещено! Переносить песок из одной колонны в другую нельзя. Ты можешь нарушить равновесие.

Катя резко к нему обернулась:

– Послушай! Это МОЙ Храм! И здесь Я устанавливаю правила!

Берендей осекся, внимательно посмотрел на девочку:

– Как знаешь, – и дотронулся до аккуратного завитка, чуть ниже середины колонны. Янтарные плиты скрипнули и раскрылись.

– Катя, стой! – ее руку перехватила Ярослава. Она необычайно серьезно смотрела в Катины глаза. – Не надо! Я не хочу этого, да и ты можешь сделать еще хуже.

Катя покачала головой.

– Я не могу отдать чью – то удачу, но я могу поделиться своей, и это мое право!

С этими словами она взмахнула руками, и перед ней оказались небольшие песочные часы. Мелкий золотой песок тоненькой струйкой стекал из верхней чаши. Катя с усилием открыла верхнюю крышку, и высыпала в ладонь добрую половину золотой пыли. Затем она аккуратно высыпала его внутрь янтарной колонны. Легкий ветерок подхватил его и вознес ввысь.

Вперед вышла Енисея:

– Ярушка, ты мой лучший друг, ты мне как сестра, которой у меня никогда не было, прими и от меня небольшой дар.

Она сделала такое же движение, что и Катя несколько мгновений назад. Перед ней появился такой же сосуд с золотым порошком, из которого она достала пригоршню песка и высыпала его внутрь колонны.

Истр, Олеб сделали так же, и вскоре их песок также присоединился с Катиному и Енисеиному.

– Ребята, что вы делаете, – плакала Ярослава, – теперь у вас все изменится в ваших судьбах, все может сложиться совсем не так как вы хотели и мечтали.

Катя следила за медленно закручивающимся в тугую спираль золотым песком:

– Что от сердца дано, то вернется сторицей! Так мне всегда мама говорила. И я думаю, теперь знаю, что она имела ввиду.

Наполовину заполненные песочные часы, с тихим гулом, заполнились песком, до отказа.

– Как?! – воскликнула Ярослава. – Это что, же, все к вам вернулось?

– Если хочешь – твори добро, и оно к тебе вернется, – задумчиво улыбался Берендей. – Катя, ты отличная ученица, я тобой гор…

Он не договорил.

Черный вихрь, с яростным шумом вырвавшись из незакрытой колонны, подхватил Ярославу, с силой повалил ее на янтарные плиты пола, затягивая ее внутрь янтарной колонны.

– Ярослава! Держись! – закричала Катя, бросаясь на помощь подруге.

Но за что той было держаться? Идеально гладкие янтарные плиты, искусно соединенные между собой, не имели ни малейшего шва, ни единой, даже самой крохотной зацепки. Ярославу медленно затягивало внутрь.

Ребята вцепились в ее руки, ноги, пытаясь перетянуть ее в свою сторону. Но черный вихрь словно щупальца гигантского кальмара обвил Ярушкины ноги, не давая ей встать, мешая упереться во что – нибудь, хоть в основание колонны.

– Его надо перерезать! – вопила Катя, пытаясь перекричать шум ветра.

Енисея стремглав выхватила из небольших ножен короткий кинжал с сильно искривленным лезвием, сделанный из мутно – голубого кристалла. Катя уже однажды видела его в руках подруги. В тот день, когда черные грифоны напали на них, сильно ранив Ярушку, Енисея спасла ее этим самым ножом. Сейчас не было времени его разглядывать, но катя точно знала, что это тот же нож.

Енисея уверенно полоснула лезвием по черному вихрю, толстой веревкой опутавшим Ярушкину ногу. Тот с жалобным воем вполз обратно в колонну, послушно осев на дне. Золотой песок, закрутившись красивой спиралью, занял все пространство колонны.

– О, – выдохнул Олеб, помогая Ярушке подняться, – думал, все, не сдюжим.

Катя устало прислонилась к янтарной колонне, радостно улыбаясь друзьям:

– Фу, – я уж думала, все, открыла на нашу голову ящик Пандоры, нас всех засосет, ищи – свищи…

Ярослава любовно поглядывала на свой золотой песок, красиво мерцающий внутри янтарной колонны:

– Ребят, я вам так благодарна, словами не передать!

– Мы же друзья! – почти хором ответили ей ребята.

Берендей, все так же как обычно широко улыбаясь, поглядывал то на одного подростка, то на другого. Он с любопытством смотрел, как Енисея на свет проверяла сохранность лезвия. Потом протянул руку ладонью вверх:

– Можно взглянуть? – Енисея недоверчиво протянула ему кинжал.

Холодное лезвие, полупрозрачное, с тонко нанесенным на нем витиеватым узором из точек, тире, вдавленных внутрь и выпуклых. Енисея не спускала с него глаз. Берендей положил тяжелый клинок себе на ладонь и протянул его девушке. Когда ее рука еще не коснулась голубого кристалла, Каменный человек неожиданно торжественно произнес:

– Прошу любить и жаловать! Перед вами Копье Маары.

 

Глава 24. Суд Маары

Мара жестким немигающим взглядом обвела всех присутствующих.

Черный нефритовый зал был полон. Около кружевных колонн толпилась разномастная публика: были здесь и ремесленники в средневековых одеждах, и крестьяне, и богато одетые дворяне в европейских костюмах, с золотыми бляхами на туфлях и бояре в длинных богато убранных одеяниях. Кто – то выглядел весьма респектабельно, кто – то – жалко и потерто, кто – то смотрел гордо, с вызовом, но были и те, что едва поднимали от пола виноватый взгляд. Это все возможные колдуны и маги, черпавшие в навьем мире вдохновение и информацию о клиентах.

По периметру, за колоннами, многочисленным воинством стояли Духи. Черные плотные тени с поблескивавшими голодными глазами, готовые в любой момент напасть, с завистью поглядывали на живых.

Между группой людей и Тенями серыми призрачными голограммами мерцали души умерших, хранители родов. Мужчины и женщины, взрослые и совсем молодые, гордо стояли на страже миров.

Царица ночи распрямилась. Шлейф плаща, подбитого горностаем, из белоснежной парчи тяжелыми складками ниспадал по нефритовым ступеням. Шитые жемчугом зарукавья, ожерелье, кокошник, торжественно поблескивали в лучах холодного сине – белого света, лившегося из – под сводчатого потолка.

– Жители навьего мира, – обратилась она к Духам, и добавила, коротко глянув на толпу людей, – и гости его. В нашем доме случилось бедствие, – она выдержала театральную паузу, чтобы все присутствующие успели понять, как над каждым из них сгущаются тучи. – В нашем доме обнаружился предатель, – толпа ахнула. Черные Духи подались вперед, готовые разорвать любого, на кого падет гнев царицы.

Та жестом остановила их.

– Среди нас есть тот, кто раскрыл древний секрет чужакам, больше того, он позволил им спуститься в наш мир, потревожив его святыни.

По залу прошелся рокот:

– Кто это? Царица, укажи! – кричали навьи люди, бросаясь ближе к трону. Духи умерших легко оттеснили их назад.

Царица подала знак, и в тронную залу ввели троих: Могиня спокойно вышагивала в голове процессии, за ней, оглядываясь, выискивая кого – то в толпе, шел Велимудр, втянувшая от страха плечи Ирмина, спотыкаясь, шла последней.

Все трое встали напротив царицы.

– Что скажете вы?

Могиня косо взглянула на Велимудра, тот, кажется, не слышал, он уставился в одну точку, разглядывая кого – то в толпе. Ирмина сжалась еще больше.

– Ну, что, – начала Могиня, – коли никто сказать ничего не желает, то я начну, – она кашлянула. – Я пришла в твое царство с миром, без всякой злой мысли. Я пришла вызволять своих внучек, оказавшихся у тебя не по своей воле, в добром здравии. Преступление то, али нет – тебе решать. Только внучек моих отпусти, у них еще жизнь долгая, им еще расти и расти. Коли надо, меня возьми, я противиться не буду, у тебя останусь, хоть в тюрьме, хоть в заточении, так и знай.

Царица привстала:

– Зачем врата отворили? Говори!!

Могиня спокойно расправила плечи:

– На вратах твоих, царица, охранного знака не написано, неужто дочь отца своего наведывать не может? Неужто друзей с собой привести не вправе? Помнится, раньше ты, царица не была такой затворницей.

– Молчи! Дура, – оборвала ее Маара. Могиня смолкла. От греха подальше.

Царица между тем вперила холодный взор в глаза Велимудра.

– А ты, волхв, – что ты скажешь мне в свое оправдание? Как мог ты обмануть меня?

Велимудр потупил взор.

– Матушка царица, и в мыслях такого не было! Дочка на обучении была, вот и Могиня подтвердит, что училась моя кровинушка.

– Зачем же ты сказал, что мертва она? А ведь я тебе поверила, волхв, даже проверять не стала!

Велимудр ахнул, нарочито испуганно прикрыв рот старческой рукой:

– Как можно, царица! – воскликнул он. – Я сказал лишь, что нету ее с нами. Так то правда была.

Мара прищурилась и прошипела:

– А про Копье откуда проведали?

Зал затих. Все обратились в слух. Особенно маги и колдуны.

Могиня протестующее вскинула руки:

– Это ты нас уволь, царица! Легенды про него ходят в нашем мире, не скрою, но ничего точно мы не знаем. Девочке, знакомице нашей новой, о них Каменные люди сказали, что живут на островах дальних. Уж что за люди, что за острова – то не ведаю, как слыхала, так и говорю.

Маара встала.

Медленно, растягивая каждое движение, спустилась она с пьедестала, на котором установлен ее трон. Могиню, Велимудра и Ирмину обдало ледяным дыханием. Ирмина, и так державшаяся в тени сестры и волхва, стараясь прятаться за их спинами, замерла.

Маара остановилась прямо напротив нее: величественная, беспощадная.

– Что ты скажешь в свое оправдание, – тихо спросила она у ведьмы. Та вздрогнула.

– Госпожа, я не… – пролепетала она.

– Говори! – рявкнула Маара так, что из – под сводчатого потолка мелким дождем осыпалась роса.

Ирмина опустила голову. На нее было жалко смотреть. Черные волосы тяжелыми маслянистыми прядями закрывали лицо, плечи и руки, ниспадая почти до земли. Тонкое, разорванное во многих местах платье не давало ни тепла, ни уюта. Не человек и не тень, она вздрагивала на сквозняке, шарахалась от каждого звука. От былой уверенности и гордыни не осталось и следа.

Она молчала, слегка поджимая то одну, то другую босую ногу, и дрожала всем телом.

Маара вскинула голову.

– Ну, что ж, – холодно проговорила она, – коли ты не желаешь ничего говорить, думаю, умельцы Вия тебя разговорят.

Ирмина ахнула и бросилась в ноги царицы:

– Пощади! Прошу тебя, пощади! – кричала она с надрывом, но черные руки палачей уже тянулись к ней, хватая за длинные волосы и скручивая руки.

Маара ногой с презрением отшвырнула Ирмину:

– Ишь ты! О пощаде заговорила…

Черные Тени нависли над Ирминой, подхватив с пола, волоком утаскивая прочь.

Ирмина с оглушительным визгом отбивалась руками и ногами, неистово цеплялась за каждый выступ, каждую неровность или стык в полу. В кровь избила голые колени о плиты, но все равно палачи тянули ее все дальше и дальше, предвкушая предстоящее развлечение.

– Не смей! – оглушительно звонко разнеслось над толпой. В это же мгновение с легким свистом, пронзив пространство замершей толпы, бумерангом пронесся сильно изогнутый предмет, с хрустом разорвав черное одеяние Тени, державшей Ирмину.

Духи Черного морока, яростно взвизгнув, отпрянули, отбросив в сторону свою жертву. Ирмина молниеносно воспользовалась замешательством, сделала ловкий кувырок в сторону и исчезла за нефритовой колонной. Синеватое в тусклом свете тронной залы лезвие, описав крутую дугу, вернулось туда, откуда было запущено.

По залу пробежала волна удивления. Могиня, с ужасом и нескрываемым отвращением наблюдавшая за сестрой, лишь увидев голубоватый след, резко обернулась.

– Енисея! – ахнула она.

При этом имени Велимудр, побледнев, схватился за грудь, а Маара медленно развернулась в ту сторону, куда вернулся бумеранг.

В легком золотистом облаке неспешно проявлялись фигуры: две мальчишеские, с оружием наизготовку, над их чуть согнутыми спинами возвышалась натянутая как струна девичья фигура. Рядом с ней, почти одного роста – две светловолосые девочки, одна в длинном прямом платье с вышитым воротом и рукавами, с длинной косой, перевязанной яркой синей лентой, другая в узких брюках и мальчишеского кроя рубахе. Чуть поодаль от них, с любопытством озираясь, темненькая девочка, существенно младше других, с короткими лохматыми косичками, смуглая и широколицая.

Золотистое облако медленно растаяло, пропуская в зал тепло и чуточку света.

– Не смей ее трогать! – отчетливо повторила Катя в зловещей тишине.

Маара, прищурившись, мгновение ее разглядывала. Их глаза встретились: искрящийся лед и серо – голубое море.

– Не смей ее трогать, она имеет право на честный суд.

Души умерших согласно закивали, кто – то даже прошелестел:

– Девочка права, любой имеет право на честный суд.

– Мы принесли тебе то, что ты обронила в нашем мире, то, что искала в нем эта ведьма. На, возьми его.

С этими словами Енисея открыла ладони. На них, величественно поблескивая лежал кинжал с сильно изогнутым лезвием, выполненным из полупрозрачного голубого кристалла. Черные письмена на гладко отполированной поверхности таинственно мерцали. Кинжал приобрел необыкновенную яркость, словно осветившись изнутри, и медленно растаял в руках Енисеи. В то же мгновение он проявился на открытой ладони царицы ночи.

Маара презрительно хмыкнула:

– Уничтожить!

Матово – черное море Теней всколыхнулось, и, взвившись к сводчатому потолку, острым клином бросилось на друзей. С глухими хлопками из зала спешно исчезали многочисленные колдуны и маги. Души умерших стремительно таяли. Но не все. Были среди них и те, что встали стеной на пути Теней, закрыв подростков собой.

Тени со змеиным шипением отпрянули было, но свились в новый клубок и с грохотом ударили сверху, из – под потолка, и рассыпались от столкновения с голубоватым куполом, появлявшимся всякий раз, как только Тени приближались к ребятам.

Угольная волна набирала силу. С каждым новым ударом сиявший купол вздрагивал все громче. Местами по его прозрачной поверхности пролегли косые трещины. Кое – где голубая сфера с гулом разрывалась, пропуская внутрь тонкие струйки черного пепла.

Олеб, Истр, Енисея приготовились к схватке. Аякчаана, зажав уши с визгом бросилась на пол, съежившись замерла, то и дело испуганно поглядывая на потолок.

Катя, все это время державшая отцовский посох перед собой, крепче взяла его в руки.

Из небольшого мешочка Ярослава зачерпнула пригоршню золотистой пыльцы, и посмотрела наверх: словно черные вороны кружили над ними Тени.

В это же мгновение голубой купол дрогнул и со звоном растаял.

Черное море, заревев, рассыпалось над ними, роняя один за другим мощные удары. Многочисленные Тени, соединившись в один организм, методично обрушивались на их головы, слаженно выбивая из сил, выматывая. В чернильной мгле то и дело мелькала голубоватая сталь мечей и клинков, Истр, Олеб и Енисея едва успевали отражать удары. Не отставала от них и Катя – вооружившись посохом, она размахивала им, отбрасывая черные Тени одну за другой. Посох, постепенно раскаляясь, со звоном отражал все атаки.

Ярослава, не выпуская из виду Аякчаану, временами подкидывала в воздух золотую пыль от которой Тени с визгом разлетались врассыпную. Аякчаана, все так же сидя на коленках, суматошно собирала с каменных плит и подбрасывала в приближающихся Духов, крупицы золотой пыльцы, выскользнувшие из рук Ярославы. Те, подвизгивая, отпрыгивали.

– И о чем мы только думали? – отрывисто интересовался Истр, раздавая удары налево и направо.

Навстречу им, прорываясь с противоположной стороны тронного зала, спешили Велимудр и Могиня, разбрасывая световые шары, молнии, а иногда и просто отталкивая не в меру разохотившихся Духов. Рядом с ними, плечом к плечу, отбрасывая Тени прочь, шли десять молодых мужчин, схожих лицом и повадками с Велимудром. Тот, неистово улыбаясь, мокрыми от слез глазами смотрел на них – своих умерших сыновей, пришедших к нему на помощб ь в холодном навьем мире.

– Катя! – крикнула Енисея. – Нас так надолго не хватит, нужно торопиться!

Катя коротко кивнула.

Тени собрались в один гигантский кулак, готовый обрушиться на них каждую минуту. Ярослава рядом выдохнула.

– Берегись! – неистовый, заглушающий все прочие звуки крик, заставил замереть Духов Черного морока. Из – за черных нефритовых колонн метнулась огненная лента. Рассекая напряженный воздух, она разрасталась, раскручиваясь под куполом гигантским огненным лассо.

С утробным стоном набирало оно обороты, а вместе с тем и силу, яркость.

Повинуясь чьей – то невидимой руке, огненная веревка метнулась в сторону нависших над ребятами Черных Теней, и резко затянулось в их толпе.

Многие Тени с визгом были рассечены надвое, другие с визгом бросились наутек, но большинство, сомкнув ряды, стало разрастаться.

Этой заминки оказалось достаточно, чтобы Могиня и Велимудр, наконец, достигли ребят.

– Бегите! – кричал им все тот же голос из – за колонн.

– Ирмина, – прошептала ошеломленная Могиня. Но воспользоваться советом сестры уже не могла.

Черные тени заполняли все пространство тронной залы под хохот Маары.

– Вы никуда не уйдете отсюда, – заливалась она злорадным смехом, – вы теперь все здесь сгинете!

Посох в руках Кати дернулся, словно собирался убежать и замер.

Разрывая плотное покрывало ночи, из него струился мягкий голубоватый свет.

– Ну, полноте, Мара, – донеслось из глубины Посоха. Такой приятный мелодичный женский голос. Ребята переглянулись. Тяжело дыша Енисея опустила меч, оперлась на него, стараясь использовать возникшую передышку, чтобы восстановить силы. Ее примеру последовали Олеб и Истр.

– Неужто, Берендей что придумал, – шепотом спросила Ярушка, наклонившись к самому Катиному уху. Та только пожала плечами. Самой бы хотелось знать, что происходит.

Голос, лившийся из посоха, продолжал:

– Почто ты гостей своих неволишь? Так совсем народ распугаешь!

В тонком лунном свете, исходившем из Посоха, словно в проекторе, появилась стройная женская фигура, источавшая тепло и ароматы весны.

Катя замерла.

– Мама?

Женщина оглянулась на нее и подмигнула.

 

Глава 25. Макошь

 

– Какие неожиданные гости! – воскликнула Мара. – У меня впечатление, что у меня не неприступный дворец, а проходной двор какой—то! То дети прибегают, то их бешеные родственнички. Теперь вот и ты, царица, пожаловала.

Мирослава улыбнулась:

– И я рада тебя видеть.

Маара с шумом опустилась на трон. Нежно – голубой кинжал она бережно положила себе на колени.

Черные Тени, зависшие было над ребятами, Могиней и Велимудром, постепенно осели, пространство вокруг снова приобрело цвета.

– Ну, полно тебе дуться, – снова примирительно улыбнулась Мирослава. – Я к тебе, собственно говоря, по делу.

– Кто бы сомневался, – пробормотала, нахмурившись Маара, и, взглянув на Макошь, нарочито приветливо улыбнулась. – Я вся во внимании.

Мирослава, источавшая мягкое теплое сияние, подхватила его, словно кисею, и подбросила в воздухе. В одно мгновение сияние приобрело плотность, став вполне осязаемым полупрозрачным троном, в следующую секунду кристаллизовавшемся. Неспешно опустившись на него, Мирослава расправила складки роскошного жемчужно – белого платья. Маара поежилась.

– Да, нет, Мара, – спокойно проговорила Макошь, – это я вся во внимании, это я тебя слушаю.

Маара замерла. Ее светлые глаза, то холодно – надменные, то гневно – искрящиеся, светились любопытством. Легкая улыбка скользнула по ее губам, на миг осветив лицо, сделав его живым и привлекательным.

Она чуть подалась вперед, приглядываясь к Мирославе.

– Я вот все думаю, царица, здорова ли ты, – поинтересовалась она, – на вид ты какая – то бледная, нервная. Вот и глупости говоришь… Здорова ли ты, голубушка?

Макошь всплеснула руками:

– Да воистину ты добра и великодушна, так интересуешься мной. Твоими молитвами, я здорова, царица, – Макошь замолчала. Милая игривая улыбка медленно растаяла с ее лица, глаза приобрели жесткость, в голосе появились металлические нотки, от которых даже у Кати пробежали мурашки по спине. – Да только не надоело ли тебе, царица, дурака валять?

– С тебя пример беру, – в том же тоне парировала Маара. – Чего явилась.

– Ты созвала судилище, я и явилась, – сдержанно отозвалась Макошь. Катя взглянула на Ярушку. Васильково – синие глаза подруги горели, на щеках алел румянец. Она словно губка впитывала каждое движение, каждый взгляд Макоши, приоткрыв рот, следила за каждым ее движением.

Маара откинулась на спинку трона.

– Созвала, – кивнула она, сверкнув глазами, – только тебе какое до этого дело?

– А такое, – громоподобно разразилась Макошь, – что под твое судилище незаконное подпала моя кровь и моя плоть.

Маара отмахнулась:

– Твою дочь я давно отпустила. Я думала, она уже на пути домой. Ан нет, сама ко мне в гости пожаловала, да друзей притащила. Шум тут у меня подняли. Так что кровинушку твою никто не обижает.

Маара была очень довольна собой. Удачно получилось, в самом деле, что эта глупая девчонка сбежала. Сейчас бы конфуз вышел: мамаша за ней явилась, а та в подвале замерзла.

Мирослава, тем временем, вздохнула, расправила еще раз складки платья, и медленно поднялась. Трон в одно мгновение снова приобрел прозрачность, растаяв в лунном сиянии, сопровождавшем царицу.

– Ну, раз все так хорошо разрешилось, тогда на том и порешим, родственников своих я забираю.

Бело – голубые лучи, исходившие из Катиного посоха, гигантскими щупальцами взмыли к сводчатому потолку, подхватив Катю, Могиню, Ярославу, Енисею с отцом и Олеба с Истром. Один луч скользнул над головами Теней, выхватив из – за колонны Ирмину, подбросил ее и стал также затягивать внутрь Посоха, как в огромный портал.

– Стой! – завопила Маара. Макошь остановилась, полуобернувшись к ней. – Ты сказала, что забираешь дочь, и я не была против, но все эти люди должны остаться! Особенно она, – царица ткнула пальцем в Ирмину.

Мирослава мельком взглянула на ведьму:

– К моей дочери и ее друзьям у тебя вопросов нет? Они ведь вернули тебе то, что ты искали? – Маара медленно кивнула, дотронувшись еще раз до драгоценного мутно – голубого каменного лезвия. – Что на счет ведьмы Ирмины, – Макошь помолчала, – она нарушила законы рода, родом и будет судима. Таков Закон. Ты забыла, царица?

– Каким родом? – не поняла Маара.

– Моим родом. В ведьме Ирмине есть капля моей крови. Я имею право ее забрать. Ты должна подчиниться.

Десять полупрозрачных Духов, могучих и прекрасных встали между ней и царицей ночи.

Голос Мирославы вновь стал холодно – металлическим, а пространство наполнилось электрическим гулом. Маара замерла, не зная, что говорить. Макошь это восприняла по – своему, взмахнув руками, она в одно мгновение скрутила длинные лунно – белые щупальца, и те с шумом втянулись внутрь посоха, увлекая за собой всю компанию.

Велимудр до последней секунды не спускал глаз с сыновей, громко стенал и проклинал тот день, когда не смог их защитить.

Катя, исчезая из тронной залы, искала глазами одну Душу, но никак не могла ее увидеть. Что ж. Закрыв глаза, Катя подумала о неизвестной ей женщине по имени Магда, представила ее светлые глаза (у нее непременно должны быть именно светлые, чуть удивленные глаза), и большие солнечные часы рядом с ней, доверху наполненные золотым песком. И неизвестная женщина улыбнулась Кате.

А самая младшая из людей, Аякчаана, с сожалением смотрела на заветное копье, лежавшее на белоснежном бархате Маариного платья, с замиранием сердца представляя, что будет, если она навсегда застрянет в этом странном мире.

Золотые лучи, собравшись в упругую спираль, с гулом втянулись внутрь Посоха.

В последнем его луче растаяла и сама Мирослава.

– Волхва оставь! – крикнула ей вдогонку Маара, но та ее уже не слышала.

Кинжал соскользнул с ее колен, и, не долетев до пола, растаял в воздухе.

***

– Да вы с ума сошли! – не унималась царица Макошь. Ребята, Могиня, Велимудр, виновато стояли перед ней. За их спинами независимо прохаживался взад – вперед Берендей. Мирослава глянула на него. – Тебя, кстати, это тоже касается!

Тот остановился, нарочито обиженно вытаращил глаза:

– Меня?

– В первую очередь! Ты как мог допустить их возвращение к Маре!

Парень нахмурился и встал рядом с Катей.

– Как будто я что – то мог сделать? – пробурчал он.

– Хорошо, что Могиня смогла со мной связаться через Храм Знаний в Александрии. Мы с отцом тебя ждем, и тут нам приходит сообщение, что ты попала к Маре. Да еще не просто так, а в поисках ее главной ценности – Копья Судьбы!

Солнце яркими лучами освещало большой просторный кабинет, в котором они оказались по возвращении из тронного зала Маары.

Изумрудно – зеленые ковры со сложным красно – оранжевым узором, украшали стены, пол. Огромное круглое окно, через которое были видна утопающая в зелени равнина, поблескивающая лазурью река, воздушные облака в высоких небесах, создавали впечатление нереальности всего происходящего.

Катя поглядывала на маму.

Длинное платье из белоснежной парчи, простого прямого кроя так ей шло. Золотистые волосы убраны в сложную прическу. В ушах поблескивали крупные жемчужины.

Настоящая царица.

Кажется, все это время, Катя не верила тому, кто ее мама на самом деле.

Но гнев царей так же опасен как гнев богов. Тем более, когда речь идет об одном и том же лице. Катя втянула шею под пристальным взглядом матери.

Катя изподлобья взглянула на друзей.

Ярушка, красная от волнения, низко опустила голову, и, закусив губу, виновато слушала приглушенные шаги царицы. Временами она глубоко вздыхала, поглядывая на бабушку.

Могиня согласно кивала. Типа, это она их всех ругает, а Мирослава лишь озвучивает ее праведный гнев.

Олеб и Енисея одинаково хмурились, поглядывая на почтительно замершего Велимудра. Иногда Енисея коротко вздыхала.

Аякчаана с любопытством поглядывала то на Мирославу, восхищенно разглядывая ее платье, то на ребят, видимо, не очень понимая, что происходит, и где она оказалась на этот раз. Столько многочисленные перемещения во времени и в пространстве окончательно ее запутали. Единственное, что она знала наверняка, так это то, что из того ужасного места, где их чуть не убили, они сбежали, и, кажется, окончательно. Если только ее новые сумасшедшие друзья не решат еще кого – то спасать. Единственное, что не давало ей покоя, заставляя прислушиваться к себе, в надежде услышать присутствие деда – шамана, это копье Маары. Его теперь нет. Как возвращаться без древнего артефакта – не ясно. Да и перед дедушкой неудобно получалось: он ее там ждет невесть сколько времени, а она придет с пустыми руками. Аякчаана тяжело вздохнула.

Истр, в отличие от ребят, не особо мучился угрызениями совести, все больше поглядывая по сторонам, то и дело подмечая удивительные чудеса кабинета Макоши: расцветающий живыми цветами ковер, или узор на коврах, меняющийся каждые десять минут. Каждый раз, когда такое случалось, он исподтишка дергал за рукав то Олеба, то Ярославу, стоявших рядом с ним, и интенсивно двигая бровями указывал направление, в котором смотреть.

Конечно, его телодвижения не остались незамеченными. Макошь остановилась прямо напротив него, сурово сдвинув брови:

– Вы, как я погляжу, все забавляетесь, сударь.

Истр покраснел как мак, даже уши стали пунцово – красными.

Царица пожала плечами, подошла к большому дубовому столу, стоявшему перед окном, устало опустилась в высокое кресло.

– Не знаю я прямо, что с вами делать, – вздохнула она.

Катя, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, решила принять удар на себя.

– Мам, мы были очень осторожны, правда, – начала она. Мама на это только закатила глаза к потолку, – нас Берендей проинструктировал, – тычек в спину, – в смысле, мы все продумали. Понимаешь, мы знали, что бабушка Могиня и папа Енисеи пришли к Мааре нас выручать. Они ж не знали, что мы оттуда как раз только смылись. Тогда мы и придумали, что мы вернем ей Копье из – за которого столько шума поднялось, и вызволим их. Но Маара сжульничала: Копье приняла, а нас убить велела.

– О чем я их и предупреждал, – кивнул Берендей.

– Да, поэтому снабдил нас оружием и золотым песком.

– Откуда взял, кстати, – поинтересовалась Макошь. Берендей невинно моргнул и сделал вид, что не слышит вопроса. Мирослава с подозрением на него посмотрела.

Катя продолжала:

– Он показал нам, как вернуться в тронный зал, – Катя посмотрела на друзей в поисках поддержки. Те охотно закивали. – А когда вернулись, смотрим, а там Маара на пытку Ирмину отдала, – Катя опустила глаза, – она хоть и много чего плохого сделала, но нельзя же вот так с живым человеком…

Мирослава подскочила:

– Кстати, где она?

Из темноты, царившей по углам кабинета, медленно вышла Ирмина. Былая красота и молодость таяли на глазах с ее лица и тела. Довольно пожилая, лохматая, неухоженная женщина униженно прикрывала наготу. Макошь повелительно махнула ей рукой:

– Подойди ближе.

Та подчинилась.

– Ведьма Ирмина, – строго проговорила царица. – Ты нарушила Закон. Ради достижения своих целей, ты привлекла в наш мир живого человека, ребенка, заморочила голову Каменным людям. Тее не могло быть не известно, что все Переходы между нашими мирами закрыты, и могут быть распечатаны только с нашей стороны?

Ирмина кивнула.

– Известно ли тебе, что Каменные люди являются стражниками царицы Маары, и попытка их освобождения могла стоить жизни этой девочке и ее деда?

Ирмина опять кивнула.

Мирослава удовлетворенно откинулась на спинку кресла, посмотрела на ведьму:

– Зачем?

Ирмина медленно подняла на нее отсутствующий взгляд.

– Я была обманута Темным мороком, – прошептала она. – Он обещал мне безграничную власть, а забрал все. Молодость, здоровье, красоту, мое время… Жизнь. Я хотела вернуть отнятое. – Ирмина выдохнула. – Когда я оказалась в нижнем мире, среди Теней, я узнала, что есть народ, Каменные люди, который может мне даровать свободу. Свободу от обета, данного Черному Мороку. Тогда я узнала о Копье судьбы – главном сокровище царицы Маары, – вещице своевольной, не подчиняющейся никому. Вот тогда и я и внушила Стражам, что их может освободить это Копье. Они связались с ее дедом, – она кивнула на Аякчаану. – Я смогла поместить ее в тот момент, когда твоя дочь окажется в переходе по пути домой. Остальное вы знаете…

– То есть это все ты была, – то ли спрашивала, то ли утверждала Могиня. Ирмина, не глядя на сестру, кивнула. Последние краски молодости сошли с ее лица и тела. Перед Макошью стояла сгорбленная старуха.

– Ведьма Ирмина, – царица выпрямилась, облокотилась на стол, – ты будешь наказана. Так же и за то, что едва не убила мою дочь.

Ирмина нахмурилась.

– Я была ослеплена жаждой мести, царица, – проговорила она, – я хотела только, чтобы Могиня страдала, потеряв все… – она коротко взглянула на Катю, – но для меня никто столько не делал, сколько сделала за одно мгновение твоя дочь. И да, я готова понести наказание, какое прикажешь.

Макошь встала, дотягиваясь до хрустальной сферы:

– Совет рода решит, что с тобой делать, – она нажала на сферу. Та издала мелодичный звук, и в ней появилась фигура в широких одеждах. – Замир, забери у меня узницу. И свяжись с Советом для назначения слушания по ее делу.

Ирмина стала таять на глазах, постепенно превращаясь в голубоватую голограмму, пока не растаяла совсем.

– Спасибо, Катя Мирошкина, дочь Макоши и Велеса. Я буду помнить.

В возникшей после ее ухода тишине было слышно как бьются сердца пятерых ребят.

Могиня, с грустью глядя в след исчезающей тени сестры, тихо рпошептала:

– «Тебе поможет твоя кровь»… Тот камень был прав, кто б мог подумать, что Ирмина нам поможет там, в навьем мире… Моя кровь.

Макошь первой прервала молчание:

– Волхв Велимудр, Енисея, каково ваше решение – желаете ли вы вернуться к своим прежним жизням?

Енисея взяла за руку Олеба:

– Мы готовы вернуться в любой мир, в котором мы нужны.

– А ты, волхв, что молчишь?

– Прошу отправить нас с дочерью домой, – Енисея низко опустила голову. – Без нас пропадут наш народ, нам надо возвращаться. Только, – он запнулся.

Мирослава выжидающе смотрела на него.

– Ответь, царица, отчего вы нас покинули?

Мирослава встала, подошла к окну.

– Любое чадо рано или поздно вырастает, – начала она, – и его надо отпустить. Так делают птицы, отпуская своих птенцов в большой мир, так желают звери, рыбы, – она посмотрела в глаза старика, – мы слишком долго был рядом с вами. Теперь пришло ваше время найти свой путь.

– А если мы ошибемся?

Мирослава улыбнулась:

– Это уже не важно, волхв. Мы всегда с вами, стоит вам подумать о нас… А сейчас ступай!

– Подождите! – это Олеб выскочил вперед. – Батюшка дал мне поручение найти шкуру Золотой козы, вот она, – и он протянул волхву небольшой сверток. Тот принял его дрогнувшей рукой, медленно развязал бечевку. На руки выпала тонкая золотая ткань. Велимудр удивленно рассматривал ее.

К нему бросились ребята. Даже Макошь вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть.

– Что это?

– Шкура золотой козы!

Макошь, рассмотрев подарок, хлопнула парня по плечу, и расхохоталась:

– Ну и сообразительный тебе зятек попался, волхв, – она от души смеялась, заливаясь раз за разом все новой волной.

Катя потрогала ткань, посмотрела на Олеба и тоже засмеялась – перед ними лежала роскошная подделка: из прекрасно выделанной кожи были сшиты широкие портки, каждый миллиметр которых оказался расшит мельчайшим золотым бисером.

Работа была проделана настолько грандиозная, что даже у волхва не хватило сил, обвинить Олеба в жульничестве.

Старик развернул сверток:

– Подарок твой, воистину, стоит целого состояния, и золотой, – он нахмурился. – Ты выполнил условия уговора, и мне придется выполнить свое – отдать за тебя мою Енисею.

Голос старика дрогнул, и прозрачная слеза медленно скатилась по морщинистым щекам. Дочь бросилась к нему на грудь. Олеб подошел ближе:

– Сейчас, перед лицом своих друзей, моей возлюбленной, перед лицом матери Макоши, я клянусь тебе Велимудр, что буду тебе верным сыном.

Старик шумно всхлипнул, привлек его к себе, протянув руку. Старик прижал к себе светлую голову Олеба, шумно выдохнул. Все трое, как один, замерли, прислуживаясь к биению сердец.

Наконец, волхв отстранился от Енисеи и Олеба, посмотрел в глаза юноше одобрительно похлопал его по плечу:

– Я потерял своих сыновей, боялся, что потеряю и дочь. Но вместо этого обрел своих детей снова. Рад, что ты станешь мне сыном, Олеб!

Енисея улыбнулась:

– А я уже боялась – не сговоритесь.

До самого этого момента Енисея опасалась, что отец откажется принять Олеба, что ей придется выбирать между двумя дорогими для нее людьми. Но мужчины оказались мудрее.

Макошь подошла ближе к обнимавшейся троице, громко выдохнув:

– Ну, слава Сварогу, все утряслось. А я уж думала, волхв, придется просить тебя о великодушии!

– Да неужто я от такого молодца откажусь, – воскликнул волхв, улыбаясь. – Прости нас, матушка, да пора нам домой! Врата в Чертги Мары не гоже оставлять без присмотра…

 

Глава 26. Свобода!

 

В бархатистой синеве темнеющего неба тонкими искрящимися лентами проскальзывали радужные сполохи, разливаясь миллиардами оттенков. Они поднимались все дальше в высь, с легким гулом рассыпаясь, и собираясь вновь. И не было это светомузыки конца или края. Заканчивался один узор, тут же начинался другой, исходивший из глубины каменных глыб.

Переливаясь золотом и пурпуром, крохотные огоньки зарождались в глубинах каменных тел, душных и полуразрушенных, и неспешно покидали их. Они стремились к новой жизни и новым воплощениям. Перед тем, как оторваться от своего тела, огоньки обычно на миг замирали, и лишь затем, отрывались от камня, рассыпаясь тонкими разноцветными искрами.

На берегу холодного, лениво ворчащего океана, стояла группа людей. Все они, как один запрокинув головы, наблюдали за всем этим великолепием.

Катя много раз смотрела салют: тоже море огней, сопровождавшееся морем шума. Здесь же все иначе.

Роскошный фейерверк огней не спеша, торжественно, проплывал перед глазами восторженных зрителей. В тишине, царившей вокруг, под мерное дыхание океана, казалось, что ты сам становишься частью чудесного мира, скрытого от посторонних взоров. Мира волшебства, не доступного людям.

– Дедушка, – донесся до Кати шепот Аякчааны, – Каменные люди покидают свои тела. Это значит что, теперь эти места лишились силы?

– Нет, внучка, – отозвался старый шаман, – Сила никуда не уходит, и никуда не приходит, она всегда с нами. И лишь мы решаем, когда и как нам ее использовать.

Катя улыбнулась. Она узнала голос, давший ей спасение, надежду и свободу. Голос, поведавший ей тайну – нет на земле абсолютной силы, есть наша воля употребить ее во зло, или в добрый целях.

Она оглянулась.

Их глаза встретились.

Черные как смоль глаза старого шамана и серо – голубые глаза девочки – богини. Встретились и озарились улыбкой.

 

Эпилог.

Из чащи леса близ деревни Федулкино, покачиваясь, вышел парень. Непонимающими глазами он огляделся вокруг. Почти падая, размашисто шагая перебирался он через сугробы, чертыхаясь, медленно продвигаясь таким образом в сторону деревни.

Синеватый вечер опускался на заснеженные улицы. В домах затопили печи, отчего воздух стал ароматно – пряный, острый. Парень глубоко вздохнул и поежился. Дубленка – то куда – то пропала. Жаль. Хорошая была. Новая.

Незнакомец неуверенно остановился около крайнего дома. Вытянув худую шею заглянул в окно – синеватый экран работающего телевизора подсказывал, что хозяева дома. Парень толкнул калитку, несмело шагнул внутрь. Огромный пес, лохматый и свирепый, гремя цепью и оглушительно лая, бросился на него.

– Фу! – инстинктивно заорал парень, и пес, тихо зарычав остановился. – Эй, есть кто живой!

В доме замелькали тени. Широко распахнув дверь, на пороге появился небритый мужик, торопливо натягивая тулуп поверх вытянутой майки.

– Чего там тебе! – неприветливо крикнул он парню.

– У вас телефон есть?

– Ну, есть, – неохотно отозвался мужик.

– Наберите 5 – 83 – 234, скажите, что от Антона, – и добавил севшим голосом, – пусть меня отсюда заберут…