Катя очнулась внезапно, словно выпрыгнула из сна. Солнце светило уже высоко, день близился к зениту. Яркие и теплые лучи касались Катиного лица, скользили по рукам. Где – то в вышине щебетали птицы, лесная жизнь шла полным ходом, со всей своей суетой. Только большой и раскидистый дуб тихо и величественно шелестел кроной. Открывать глаза не хотелось.

Она лежала, прислушиваясь к происходящему вокруг.

В начале ей показалось, будто вокруг ни души. Но когда она уже была готова открыть глаза, до Кати донеслось чье – то всхлипывание.

– Что ж это делается – то! – причитал чей – то смутно знакомый голос. А! Это та девочка с труднопроизносимым именем, Хорошенькая. – Кипяток разлила, обожглась вон как сильно… И без супа всех оставила вдобавок… Что с тобой, а? Ты, прямо сама не своя, – снова всхлипывание. – Ну, ладно, ладно, не плачь. Сейчас тебя перевяжу, как дедушка Учур учил, и все поправится.

– Не поправится, – донесся сухой, почти суровый, голос Могини. Катя насторожилась. Не помнила она, чтобы бабушка так с Ярославой говорила, а то, что всхлипывали именно она, сомнений не оставалось. – Ей привыкать надобно. Теперь так всегда будет. Не огонь, так вода. Не вода, так пчела. Не пчела, так волки серые…

– Бабушка, хватит, – прошептала Ярушка.

– Ишь, чего удумала, – продолжала ворчать Могиня, не обращая внимания на внучкины просьбы, – хоть бы совета спросила.

– Да когда б мы советовались, Катя бы и померла, – взмолилась Ярушка. У Кати внутри все похолодело. Что – то такое Ярослава сделала, что спасло ее, Катю, а бабушка из – за этого очень сердилась. Что случилось? Она вся обратилась в слух.

– Да ты как смела кровью своей на огне клясться? – бабушкин голос звенел от гнева. – Ты и себя погубила и род свой. Ты об том подумала?! – Ярушка не отвечала.

Катя резко села. В одно мгновение все спохватились: Ярослава бросилась к костру, поднимая и заново укладывая какие – то ветки, Могиня низко наклонилась, перевязывая зачем – то охапку хвороста. Аякчаана виновато переводила взгляд с одной на другую:

– Привет, – пропищала она, заметив Катю. – Как себя чувствуешь?

– Что тут произошло? – молчание. – Ярослава! Что здесь случилось?

– Она отдала тебе всю свою удачу, – не мигая, отозвалась Аякчаана. Ярослава на нее только шикнула. Но было поздно: Катя услышала. Правда, все равно ничего не поняла – разве такое возможно. Словно прочитав ее мысли, бабушка Могиня распрямилась.

– Да, возможно, – отозвалась она. – Древний заговор, еще ассирийцами придуманный… На свече заговорить надобно каплю своей крови…

– Но зачем? – развела руками Катя.

– Ты помирала, вот зачем! – закричала Ярослава. Катя только сейчас увидела, что у той на правом предплечье свежая, кровоточащая рана, на руке алел ожог, щека припухла из – за широкой ссадины. – Тот нож, что в тебя попал, был заговоренный! Мы ничего не успевали сделать!

– Да не надо лезть, куда не просят, и все бы успели! – перебила ее раздосадованная Могиня.

– Нож? – кажется, только сейчас Катя начала вспоминать подробности прошедшей ночи: побег, освобождение Могини, старичок, внезапная боль в предплечье, последовавший за ней холод, волнами разливавшийся по телу, и адская боль. Темно – синий мрак. Золотые жилки, обвивавшие ее руку. Значит, это была Ярушкина удача. – Ярушка, как же это? – беспомощно развела руками Катя. – Как же ты теперь без удачи, без надежды на лучшую долю?

Подруга только косу перебросила через плечо, шумно шмыгнула носом, да задорно блеснула синими глазищами:

– Проживем и так, чай не хуже других!

– И что, сейчас уже ничего нельзя сделать? Как – то все поправить, чтобы у Ярушки все было хорошо? – она с надеждой вглядывалось в морщинистое расстроенное лицо бабушки. Та отвела взгляд:

– Да что тут поделаешь, – отозвалась она. – На крови клятва. Такая, видать, у нас теперь доля…

Яркой ослепляющей искрой пронеслась догадка это слово «доля» в мозгу. Как ее бабушка Могиня назвала там, в подвале Александрии? «Долюшка наша»? Знать бы еще, что это значило… Катя прищюрилась, еще внимательнее вглядываясь в лицо Могини. Но та упорно отводила глаза. «Ну, что ж.. – мелькнуло у девочки в голове. – Выясним и без этого!»

Из – за деревьев послышался веселый голос, а за ним появился и его обладатель – темные волосы еще больше взлохмачены, улыбка во весь рот:

– Не далече же вы ушли! – на поляну, хохоча, вывалился коренастый парень лет тринадцати.

– Истр! – всплеснула руками Ярослава, рассыпав под ноги свои бусы. – Ты – то здесь как?

Черноволосый парень внимательно посмотрел на бледную Катю, Могиню, растерянную и довольно побитую Ярославу, задержался взглядом на Аякчаане. Та, красная от жары, лохматая и вспотевшая, уже сняла с себя куртку, теплый свитер, оставшись в видавшей виды футболке, сбросила тяжелые ботинки, закатила зимние брюки почти до колен, и все равно от нее поднимался легкий пар. Улыбка застыла на его губах.

– Да так, сподмог честному люду, да вас искать пошел. Я только думал, что вы уже далече забрались, а вы вот они, как на ладони все.

– Катю Ирмина ранила, – объяснила Ярослава. Эти слова словно гром среди ясного неба разразились.

– Как Ирмина?! –отозвалась Катя. Но Истр не повел и бровью, будто и догадывался об этом.

Ярушке пришлось рассказать им обо всем, что случилось этой ночью. Пожалуй, кроме заклинания на крови.

– Вчера, когда мы возвращали наследный посох деда Белоуса, нам встретилась одна странноватая девица, злилась, ругалась на какую – то старую ведьму, да радовалась, что ее внучку – де зацепила… А сама вся в черном, как ворон, – пробормотал Истр. – Мы тогда и подумали, как бы у вас беды не приключилось, а тут вон оно как, значит… – потом оглядел присутствующих взглядом полководца. – Надо убираться отсюда, как бы эта ведьма нас здесь не сцапала.

– То – то и оно, – едва слышно отозвалась Могиня. Все оглянулись на ее голос. – То – то и оно: странно, что погони нет.

Ребята переглянулись:

– Бабушка Могиня, уж не думаешь ли ты, что ловушка все это?

Та промолчала. Но зато вступила в разговор Аякчаана.

– Я тут в ваших разборках не участвую, и, честно говоря, ничего не понимаю, что тут происходит. Но Катя обещала меня познакомить с кем – то, кто знает про копье Маары. – Теперь все взгляды устремились на нее, и ей еще раз пришлось рассказать о том, как она здесь очутилась, не приминув напомнить, что ее там, у Кигиляхов, дедушка ждет.

– Кать, это ты кого имела ввиду? – вытаращил глаза Истр, дослушав торопливый рассказ.

– Енисею, конечно, – Катя уже была не очень уверена в своей правоте. – Она же, помните, говорила, что ее семья служила в Храме Мары…

На поляне под большим раскидистым дубом повисла неловкая пауза.

– И чего тогда сидим? – озадаченно уставился Истр на Катю. – Отцовский посох с собой? – Катя кивнула. – Алатырь не потеряла? – это уже к Ярушке, та обиженно фыркнула. – Тогда бери кольцо свое, три по лазуриту, выясняем, где наша Енисея, и топаем туда!

***

– Дураки меня всегда особо радовали, – черноволосая красавица улыбалась, разглядывая мутное отражение в обугленном кристалле, сделав ударение на слове «особо». – Хотела одну, заполучила обоих… Какое несчастье для моей дорогой сестрицы…