«1841 год. Из Одессы отправлен первый(Из записок коллежского асессора К. В. Пупарева)
русский пароход «Нахимов» с грузами хлеба
через Суэцкий канал, который прошёл
благополучно 23 февраля и обратно 11 апреля».
Так уж вышло, что прожила баронесса на свете Вревской почти столько же, сколько и Варпаховской. О ней писали: «...дочь прославленного генерала...» Если генерал такой прославленный, достаточно взять одну из справочных книг (гербовник, дворянские рода, придворную или наградную) и всё узнать...
Сразу натыкаюсь на Варпаховского, капитана 2-го ранга (может, он потом стал генералом?) — очень симпатичного:
«Любил море так, что уехал было в деревню поправить свои дела, да бросил хозяйство и сбежал на службу. Не охотник был ни до общества, ни до женщин, ни до учения. На берег съедет на несколько часов и опять на бриг. Стоял со своим «Птоломеем» в Пирее. Воодушевляясь, любил говорить: «Лучше взорву бриг на воздух, чем увижу посрамление русского флага». Так он и сделал. Взорвался вместе с собой под Исакчи в 1853 году».
Очень коротко, но уважение вызывает. Инициалы А. Ф. (а она Петровна), значит, не тот. Просто дальний родственник? Из энциклопедий и справочников, включая военные и дореволюционные, только у Брокгауза и Ефрона: «Варпаховские — русский дворянский род, ведущий начало от поручика Станислава Варпаховского (поляк?), вёрстанного за службу поместьем в 1679 году. Хотя Варпаховские и внесены в VI часть родовой книги Смоленской и Могилёвской губерний, но герольдия утвердила их в потомственном дворянстве по личным военным заслугам Антона Осиповича Варпаховского в 1791 году». Значит, целый век с их дворянством не очень-то считались, и никаких особых заслуг перед отечеством, богатства или славы у этой семьи не было. Ещё в газете «Голос» за 1868 год маленькая заметка о кончине генерал-майора Петра Петровича Варпаховского (здесь всё сходится — и имя, и звание), да в «Петербургском некрополе» перечислены усопшие этой фамилии: Варпаховский Иван Петрович—19 декабря 1875 года (гофмейстер Высочайшего двора, брат Юлии, умер в Париже — об этом у Тургенева в письме и в одной придворной книге); Варпаховская Каролина Ивановна —25 апреля 1864 года, рядом с Иваном Петровичем, в Сергиевой пустыни близ Петербурга (матушка Юлии Петровны? И поэтому рядом с сыном? Или просто родственница?); Варпаховский П. П. — 18 февраля 1868 года (здесь всё ясно — отец); Варпаховская Наталья Петровна, в замужестве тоже Вревская — 5 ноября 1889 года (это сестра Юлии, только странно — в замужестве Вревская, а умерла и похоронена как Варпаховская — разведена была??), похоронена в Александро-Невской лавре на Никольском кладбище. Вот, пожалуй, и все упоминания о Варпаховских в официальной печати, есть ещё в мемуарной литературе о некоем полковнике Варпаховском очень нелестные воспоминания. Может, этот полковник и есть в будущем тот самый генерал Пётр Петрович, хотя инициалов в тех мемуарах нет, но по возрасту и датам похоже, что он, да и про неизвестных людей полковых анекдотов не рассказывают.
Не знаешь даже, как и подобраться к уравнению со столькими неизвестными, вот и ходишь вокруг да около; ничего не знаем об отце, кроме того, что был начальником резервной дивизии в Ставрополе на Северном Кавказе да имел увечья и контузию (это тоже из мемуаров). Ничего не известно о матушке (в одной газете имя жены генерала П. П. Варпаховского — Софья Саввишна. Ошибка? Или второй брак? Так что, может, имела Юлия Петровна и мачеху), разве что родила шестерых детей (четыре сына и две дочери). Неизвестно, старшей или младшей была Юлия, даже о месте и годе её рождения имеются самые разные сведения.
В одной газетной заметке писалось: родилась в 1841 году на Кавказе, что выглядит вполне достоверным, а в статье Вылчо Куртева (тот самый болгарский профессор) по-другому: родилась в Старице, уездном городе Тверской губернии, год рождения тот же — 1841-й.
А ведь очень важно было бы знать — где именно? Ведь детство на Кавказе, в тыловом или военном городке, и детство в мирной среднерусской Старице — совсем два разных детства.
Конечно, хотелось бы знать, какими были дом, слуги; вот, правда, история словно по причуде сохранила имя экономки — мисс Босс. Были ли они богаты? Судя по всему — не очень, иначе не торопились бы выдать замуж блестяще образованную дочь за пожилого генерала незаконного происхождения.
Поскольку в реконструкции образа героини какая-то просто необозримая свобода, почему бы не представить усадьбу, такую среднестатистическую, не очень богатую, в меру запущенную, где-нибудь на окраине Старицы, с двором, обнесённым клёнами, с рябиновым садом и липовой аллеей? Аллею можно довести до поля, а в глубине представить пруд, заросший, но рыбный. Перед домом разбита клумба, а в гостиной стоит огромное трюмо; за вышиванием сидят девочки: Жюли и Натали, уютно и красиво. Даже если и не так.
Судьба жены боевого генерала скорее всего была судьбой обычной небогатой в девичестве и кроткой русской женщины. А матушка Юлии наверняка была такой, независимо от того, звали её Каролиной Ивановной, Софьей Саввишной или как-нибудь по-другому. Возможно, что едва исполнилось ей четырнадцать лет и она не рассталась ещё с куклами, присватался к ней не первой уж молодости офицер, Пётр Варпаховский. Дождались шестнадцати да и выдали. А может, женившись и навоевавшись, муж надел халат, закурил трубку, набитую крепостным, да так и не оставлял этого наряда и занятия во всю оставшуюся жизнь. В быту, вероятно, бывал невыносим со своими полковыми замашками. Жена терпела, многие тогда на Руси женщины терпели и тихо угасали, становясь жертвой многоплодия и раннего замужества. А детей у Варпаховских было шестеро; мучилась, рожала, а её даже и в отношении детей не упомянули: в генеалогии семьи в центре П. П., и лучиками от него в разные стороны — шесть отпрысков, среди которых и Юлия. И наверняка всех новорождённых принимала какая-нибудь одна акушерка Антонина Карловна; возила с собой объёмистый сундучок с медицинскими причиндалами и по секрету говорила детям, что в нём скрывается их будущий брат или сестра.
Так наверняка и шло детство Юлии Петровны с прогулками по липовым аллеям, вязанием букетов, редкими гостями, лаской матери и умеренной строгостью отца — свою долю родительской любви она наверняка получила.
Обычное дело для офицера в отставке сесть за мемуары и вспомнить, что было в молодости весёлого и грустного. И трое таких офицеров — Н. В. Веригин, А. А. Одинцов и Н. А. Макаров — записали один и тот же анекдот. Видимо, знаменитый в своё время в армии герой его — некто Варпаховский (инициалы не указаны). По возрасту, чину да и редкости фамилии не исключено, что этот эпизод имеет прямое отношение к доблестному отцу Юлии Петровны.
Было это в 1823 году, во время стояния русских полков в Варшаве, при императоре Александре Павловиче. Вышеназванные офицеры наперебой писали, что Варпаховский был нетерпим. Раздражало в нём всё: отсутствие манер, тупость, неумение выучить несколько слов по-французски, апломб, жестокость к солдатам и то, что он был настоящим «карточным вампиром»: обыгрывал свои жертвы, как под гипнозом, доводил до отчаянных шагов. Особенно раздражал он дворянина Н. Н. Пущина (будущего декабриста) и П. А. Габбе. Варпаховский догадывался, как относятся к нему в полку, и неоднократно жаловался цесаревичу Константину Павлович), что против него действует целая шайка с целью причинения ему, пострадавшему за царя и отечество, неприятностей. Действительно, поговаривали, что офицеры во главе с Пущиным составили письмо к цесаревичу, в котором просили перевести Варпаховского в любой другой полк, в противном случае грозились подать в отставку.
Макаров в своих «Семидесятилетних воспоминаниях» пишет, что Варпаховский «слыл хорошим товарищем в Литовском полку, пока служил в обер-офицерских чинах.
Когда же стал батальонным командиром, то совершенно изменился... и получил прозвище «шут гороховый».
Как-то Варпаховский порол солдата перед всем полком. Пущин увидел это, подскакал на лошади и, оставаясь верхом, закричал на своего полкового командира: «Ежели вы будете бить солдат моей роты, то я спущусь и сделаю с вами то же самое». Полковник прорычал в ответ, что будет бить того, кого считает нужным, а Пущина арестует.
Варпаховский пожаловался цесаревичу и потребовал через него удовлетворения своей задетой чести старшего по званию. Константин Павлович вызвал Пущина, любимца полка, к себе, усадил рядом. «Уладьте это дело, — ласково сказал он, — Думаете, я не знаю, какой дурак этот Варпаховский, но он будет жаловаться выше, пока не дойдёт до императора. Мне не хотелось бы неприятностей для вас. Уладьте быстрей это дело, и забудем об этом».
Пущин с приятелем отправились к полковнику, чтобы узнать, какое удовлетворение он желает получить. Варпаховский вышел к ним с бумагой:
— Подпишите это! Подпишите бумагу в том, что вы мне этих оскорбительных слов не говорили.
— Но я не могу этого подписать, — почти взмолился Пущин. — Я их говорил.
— Хорошо, — сказал Варпаховский, — тогда напишите, что эти слова ко мне не относятся.
— Нет, не могу, я буду посмешищем в глазах всего полка. Ведь все слышали, что я их говорил вам, — гневно ответил Пущин.
— Тогда можете идти, больше мне ничего не нужно.
Пущину ничего не оставалось, как снова отправиться к цесаревичу и рассказать о курьёзной неудаче с этим олухом. «Вы сами олух, раз не умели уладить это дело. Этот... (здесь, видимо, совсем крепкое выражение. — М. К.) пожалуется выше», — вмиг вспылил цесаревич и, вплотную подойдя к Пущину, возмущённо задышал ему в лицо.
Пущин неожиданно:
— Отойдите от меня, Ваше высочество!
Цесаревич:
— Что???
Пущин (твёрдо и уверенно, но словно в сомнамбулическом состоянии):
— Отойдите, не смейте стоять ко мне так близко.
(По версии Н. Макарова ещё хлёстче: «Ваше высочество, осторожно — вы плюётесь!»)
Цесаревич:
— Да как вы смеете со мной так говорить, я вас разжалую!
(По Макарову: «Как вы смеете это говорить! Я на своего лакея не плюну, не то что на офицера»).
— Я и сам не желаю носить мундир одного с вами полка. (Срывает эполеты).
Цесаревич:
— Я вас арестую, я давно подозревал в вас вредные мысли.
(В ярости цесаревич изорвал свою шляпу и стоял весь в перьях и вате).
Так Пущин был арестован из-за ссоры с Варпаховским. В результате Варпаховский был переведён командиром в один из армейских полков, но цесаревич с Литовским полком рассорился.
Когда он собрал приближённых и спросил, что, по их мнению, следует делать с зарвавшимся Пущиным, самый преданный из собравшихся тут же заключил: расстрелять в двадцать четыре часа. Без суда.
Но суд был, и Пущин был разжалован в рядовые. Через год благодаря личному обаянию и храбрости прощён.
Каким в старости был генерал-майор Варпаховский, неизвестно. Может, так и остался свирепым солдафоном, сёкшим крепостных, а может, это был оттаявший, добродушный человек, сам временами удивлявшийся своему прошлому: картам, ссорам... И можно допустить, что матушка Юлии воспитывала дочь в уважении к заслугам и увечьям отца, и тогда становится понятно, почему молодая девушка легко вышла замуж за пожилого человека, сродни отцу. Ипполит Александрович Вревский вполне мог оказаться его приятелем но Кавказу.