В 2013 г. пенсионную систему России снова взломали, фактически ликвидировав накопительный компонент. Очередной факт пенсионного «вандализма» отнюдь не последний: по всей вероятности, к концу второго десятилетия нового века мы снова будем подстраиваться под видоизмененные пенсионные правила. Поразительно, но в стране, крайне одаренной профессионалами в области социального обеспечения, на протяжении почти четверти века не удается внедрить адекватную современной экономике пенсионную модель. Бюрократам-временщикам устойчивая долговременная пенсионная конструкция без надобности.
Остается лишь восхищаться одержимостью российских ученых-«социальщиков», сожалеть о конечности их земного пути – ведь многие сегодня в весьма преклонном возрасте – и верить, что когда-нибудь наша пенсионная система вновь станет примером для международного подражания. А нашему поколению, тем, кому сегодня 40–50 лет и кто несет в себе всю историческую мощь многовековой российской государственности, нужно смириться с тем, что в старости рассчитывать придется только на себя.
Четверть века российская пенсионная система выстраивается методом проб и ошибок. Четверть века российские «царедворцы» упорно игнорируют позитивный зарубежный опыт. Четверть века власть не может настроить в обществе главный психологический фактор экономики – уверенность в будущем.
О каком экономическом росте мы говорим, если старость не обеспечена?
Социальная Россия
Необходимый исторический экскурс. Сегодня об этом мало кто вспоминает, но российские традиции пенсионного страхования, говоря шире – социального страхования, едва ли не самые давние не только в Европе, но, пожалуй, во всем мире. Первые элементы социального страхования можно обнаружить еще в X в., когда церковный устав, принятый при князе Владимире в 996 г., впервые определил обязанность духовенства и имущих слоев населения Киевской Руси осуществлять призрение бедных, надзор за медиками, содержать больницы и богадельни. На эти цели церковь и княжество должны были выделять «десятину», то есть одну десятую всех своих доходов.
В 1581 г. в России было введено государственное управление медицинским делом и учреждена Аптекарская палата, позднее переименованная в Аптекарский приказ. Приказ заведовал царской аптекой, сбором лекарственных растений, осуществлял наблюдение за придворными врачами, вел учет больных и раненых, приглашал иностранных врачей, назначал полковых врачей, обеспечивал воинские аптеки медикаментами, проводил судебно-медицинскую и врачебную экспертизу.
В 1716 г. Аптекарский приказ был преобразован в Медицинскую канцелярию (с 1763 г. – Медицинская коллегия), в городах начали открываться аптеки, а управление социальными вопросами возложено на Сенат. Петр I окончательно сформировал систему государственного призрения, то есть социальной защиты бесправного и несамостоятельного населения со стороны государства.
Первый нормативный акт в области социальной защиты населения, «Работные регулы на суконных и каразейных фабриках», появился в России в 1741 г. Регулы предписывали владельцам фабрик обустраивать госпитали для больных рабочих, обеспечивать страждущих питанием, лечением и уходом.
Организация и становление государственных структур в области социального обеспечения берет свое начало с 1775 г., когда Екатериной II были созданы «Приказы общественного призрения для дел призрения и народного образования» при губернаторах. В ведении приказов находились содержащиеся за счет казны работные дома, народные школы, больницы и госпитали.
Разделение социальной защиты на социальное обеспечение с бюджетным финансированием и социальное страхование через создание больничных касс произошло в середине XIX в. В 1858–1859 гг., за несколько десятилетий до введения бисмарковской модели обязательного социального страхования в Германии (1881), в России стали появляться первые страховые больничные кассы, создававшиеся за счет взносов работодателей и наемных работников с целью выплат пособий заболевшим и пострадавшим от несчастных случаев.
После отмены крепостного права социальное страхование и социальное обеспечение было разделено законодательно. В 1861 г. принимается Закон «О вспомогательных товариществах» (социальных страховых организациях). Его действие распространялось на работников казенных заводов, также устанавливалась обязанность заводчиков и фабрикантов предоставлять рабочим медицинскую помощь и открывать при предприятиях больницы.
В 1864 г. Александр II утвердил «Положение о земских учреждениях». Введение учреждений началось с начала 1865 г. и в большинстве губерний закончилось в 1867 г. Местные органы самоуправления – земства – стали организаторами земской медицины, основанной на участковом принципе обслуживания жителей, что было оправданно с точки зрения количества жителей и большой территории. Была создана сеть земских больниц, фельдшерские и акушерские школы, санитарные организации.
Закон от 30 мая 1888 г. регламентировал создание сберегательно-вспомогательных или пенсионных касс для обеспечения рабочих-железнодорожников на случай болезни, инвалидности, потери кормильца и для оказания медицинской помощи. Средства касс формировались за счет взносов работников (6 % от заработка), работодателей и штрафов. За счет средств касс оплачивались медицинские услуги, выплачивались пособия по болезни, пенсии по инвалидности, по случаю потери кормильца, по старости. Размер пенсий зависел от трудового стажа (при стаже в 25 лет их размер составлял 100 % среднего заработка).
В 1903 г. были приняты «Правила о вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих, а равно членов их семейств, в предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности». Этот документ впервые вводил обязанность всех работодателей возмещать вред, причиненный работнику в результате несчастного случая на производстве. Компенсации производились в виде пособий по временной нетрудоспособности (50 % от заработка), оплаты медицинских расходов, назначения пенсии по инвалидности (2/3 заработка при полной утрате трудоспособности) и пенсии по случаю потери кормильца (вдовьей – 1/3, сиротской – 1/6 полной пенсии).
В 1912 г. Государственная дума приняла сразу четыре закона о социальном страховании: «Закон и Положение о присутствиях по делам страхования рабочих», «Закон и Положение о Совете по делам страхования рабочих», «Закон и Положение об обеспечении рабочих на случай болезни», «Закон и Положение о страховании рабочих от несчастных случаев». В соответствии с этими законами социальное страхование приобрело следующую административную иерархию: Совет по делам страхования рабочих при Министерстве торговли и промышленности, страховые присутствия в губерниях и крупных городах, страховые товарищества – объединения предпринимателей и страхователей, больничные кассы – объединения застрахованных с числом более 200. Предприятия с числом менее 200 создавали больничные кассы самостоятельно.
Тарифы на медицинское страхование составляли 1–2 % от заработка (в малых кассах до 3 %), работодатель доплачивал от 0,7 % до 1,3 % от заработной платы рабочих. При наступлении страховых случаев застрахованные получали пособия по случаю болезни или увечья, по случаю родов, на погребение. Размер денежного пособия по случаю болезни или увечья устанавливался от половины до двух третей заработка, если на иждивении застрахованного находились жена или несовершеннолетние дети, и от четверти до половины заработка – при ином семейном положении. Выплаты пособий по случаю болезни начинались с четвертого дня заболевания. Размер денежного пособия по случаю родов составлял от половины до целого заработка в течение шести недель после родов, по случаю смерти – от 20 до 30 дневных заработков застрахованного в зависимости от денежных фондов касс и товариществ.
Советская власть свою деятельность в области социальной защиты начала с издания 30 октября 1917 г. декларации Народного Комиссариата труда о введении полного социального страхования, предполагающего охват всех без исключения наемных рабочих, распространение страхования на все виды потери трудоспособности, отмену страховых взносов для застрахованных, возложение расходов по страхованию на предпринимателей, возмещение полного заработка в случае утраты трудоспособности. 31 октября 1918 г. декретом СНК было утверждено «Положение о социальном обеспечении трудящихся», положившее начало ликвидации системы медико-социального страхования, взамен которой вводилась система социального обеспечения.
В период НЭПа Советское правительство установило твердые суммарные страховые тарифы для государственных предприятий: от 12 % до 16 % в зависимости от опасности, вредности производства и состояния охраны труда (для негосударственных предприятий суммарные тарифы были выше – от 21 % до 28,5 %). С окончанием НЭПа начался постепенный переход от социального страхования к социальному обеспечению, хотя к тому времени институт социального страхования прочно занимал свое место в системе социальной защиты населения. Более того, в 20-е гг. система советского социального страхования была на уровне ведущих стран мира: так, в 1927 г. средства социального страхования в СССР составляли 4,5 % от национального дохода страны, тогда как, к примеру, в Великобритании – 3,75 % (в Германии данный показатель был выше – 7,5 %). В США в те годы социального страхования не было вовсе (Закон о социальном обеспечении, вводивший пенсионное, медицинское страхование, страхование занятости был принят в 1935 г.), а в Японии оно только зарождалось.
В 1933 г. институт социального страхования, а также часть его материальной базы (дома отдыха, санатории, другие лечебно-оздоровительные учреждения) были переданы ВЦСПС (Всесоюзному центральному совету профессиональных союзов). В 1938 г. были установлены размеры выплат по нетрудоспособности – 50 % от заработной платы, а продолжительность отпуска по беременности и родам – 35 дней до родов и 28 – после. В том же году бюджет социального страхования был включен в единый бюджет СССР. В 1945–1955 гг. выплаты пособий составляли уже 100 % от заработка, а продолжительность отпуска после родов увеличилась до 112 дней.
14 июля 1956 г. был принят Закон «О пенсиях в СССР». Законом 1956 г. закреплялись основные принципы советской пенсионной системы: гарантированные государственные пенсии, выплата пенсий из средств общесоюзных фондов, единые основания предоставления пенсионного обеспечения (пенсии по старости, по инвалидности, по случаю потери кормильца), пенсионный возраст и необходимый трудовой стаж, единый порядок исчисления.
Пенсионный возраст был закреплен в 60 лет для мужчин и 55 лет для женщин, кроме того, необходимый для получения пенсии по старости трудовой стаж должен был составлять не менее 25 лет для мужчин и 20 лет для женщин (учеба по направлению от организаций также засчитывалась в стаж). Законом вводилась 20 %-ная надбавка за непрерывный стаж работы на одном предприятии, такую же надбавку получали пенсионеры, у которых на иждивении находились нетрудоспособные члены семьи. Продолжение трудовой деятельности после наступления пенсионных оснований (возраста и стажа), сопровождаемое отказом от получения пенсии на время продолжения работы, поощрялось увеличением пенсии на 10 руб. за каждый год сверх пенсионного возраста, но не более 40 руб. за все время переработки.
Размеры минимальной и максимальной пенсии были следующими. Минимальный размер за 35 лет действия Закона возрос с 40 до 70 руб., максимальный – до 120 руб. (пенсии рабочих вредных профессий были больше: например, сталеваров – 140 руб., шахтеров – 160 руб.). Пенсии, назначаемые фронтовикам, военнослужащим, персональным пенсионерам, были значительно выше: до 300 руб. и более. Социальная пенсия, начисляемая тем, кто по различным причинам не имел необходимого трудового стажа, составляла 35 руб.
В 1964 г. был принят «Закон о пенсиях и пособиях членам колхозов», распространивший государственное социальное обеспечение на колхозников (до этого пенсии выплачивались за счет средств колхозов).
Ослабление государственного регулирования экономики, разрастание «серого» сектора, падение мировых цен на энергоносители привели к тому, что страховые тарифы к концу 80-х гг. выросли до 30 % от фонда оплаты труда. В 80-е гг. доля взносов предприятий и колхозов составляла в доходах Государственного фонда социального страхования 40 %, дотации союзного бюджета – 60 %, на выплату пособий расходовалось 30 % средств, на выплату пенсий – 70 %. В итоге непомерная социальная нагрузка стала одной из причин финансовой несостоятельности СССР, в 1991 г. приведшей к развалу страны.
Этапы пенсионной деградации
Первый современный российский закон о пенсионном обеспечении – Закон РСФСР от 20 ноября 1990 г. «О государственных пенсиях в РСФСР» – принимался во времена позднего СССР с предвкушением неизбежного успеха будущих экономических реформ. Таинственность преобразований, тем не менее, не оставляла сомнений, что после победоносного проведения антисоциалистического экономического блицкрига мы заживем как в западной сказке. Ко всему прочему союзная пенсионная система была дефицитной, и недостающие средства в значительных масштабах покрывались за счет «кормящей» всех вокруг России.
По Закону 1990 г., вступившему в силу с 1 марта 1991 г., пенсии начислялись исходя из 55–75 % заработка либо за последние два года работы, либо за любые пять лет трудовой деятельности, но не свыше трех минимальных размеров пенсий, а для льготников – 3,5 размера (с 1 января 1992 г. минимальный размер пенсий был определен в 342 руб.). Законом 1990 г. сохранялись прежние размеры пенсии, если нет права на более высокий размер (ст. 133), отменялись все персональные пенсии (ст. 134). Для финансирования пенсионного обеспечения в декабре 1990 г. был учрежден специализированный институт – Пенсионный фонд России (ПФР), взносы в который в первоначальном варианте составляли 31,6 % от фонда оплаты труда + 1 % с заработной платы работников.
Однако гайдаровские «прыжки в рынок» и прочие социально-экономические «преобразования» привели к тому, что в 1992 г. в сравнении с 1991 г. индекс потребительских цен, по данным Росстата, вырос в 26,1 раза, реальные располагаемые доходы населения и реальный размер назначенных месячных пенсий снизились почти в два раза (точнее, на 47,5 и 48,1 % соответственно), а ВВП даже по официальным меркам уменьшился на 14,5 %. Три минимальных размера пенсии (1026 руб.), в начале 1992-го считавшиеся неплохими деньгами, к концу того же года превратились в ничто.
В условиях галопирующей инфляции и постоянного уменьшения коэффициента замещения (отношения средней пенсии к утраченной средней зарплате), в 1990 г. равного 41 %, а к концу 1992 г. составлявшего менее 30 %, правительство России было вынуждено проводить постоянные индексации пенсий. Однако дальнейшая акселерация «серого» сектора и массовое бегство от уплаты пенсионных взносов лишь усугубляли дефицит ПФР. Ко всему прочему, устойчиво снижалось соотношение экономически активного населения к общему числу пенсионеров: если в 1991 г. этот показатель составлял 2,2, а в 1992 г. – 2,0, то начиная с 1993 г. он упал ниже двух и в дальнейшем становился все меньше и меньше (например, в 1995 г. – 1,8, а в 1996–1997 гг. – 1,7). Иными словами, исчез такой важнейший ресурс повышения пенсионного обеспечения, как рост численности занятого населения.
21 июля 1997 г. был принят очередной пенсионный акт – Федеральный закон «О порядке исчисления и увеличения государственных пенсий», утвердивший новый формат пенсионного обеспечения на основе индивидуального коэффициента пенсионера (ИКП). По новым правилам, при трудовом стаже в 25 лет для мужчин и 20 лет для женщин пенсия должна была составлять 55 % заработка без ограничения максимального размера (если стаж был выше, то и пенсия начислялась в большем размере). Пенсии, рассчитанные по ИКП, не выплачивались во время продолжения пенсионером трудовой деятельности.
Несмотря на рост среднего размера пенсий, коэффициент замещения продолжал снижаться, ухудшалось материальное положение пожилых людей. Например, в 1998 г. коэффициент замещения составлял 27,5 %, в 2000 г. – 27,8 %, в 2001 г. – 25,5 %. К тому же численность пенсионеров с 1995 г. по 2001 г. увеличилась на 4,2 %, а численность занятых снизилась на 2,6 %. Снова нужно было что-то делать.
В конце 2001 г. был принят целый пакет пенсионных законов, вводивший широко распространенную в мировой пенсионной практике трехуровневую пенсионную модель с накопительным компонентом. Отныне трудовые пенсии состояли из базовой, страховой и накопительной частей, пенсионные отчисления определены в 28 % от фонда оплаты труда (ФОТ), а минимальный страховой стаж для получения трудовой пенсии был равен пяти годам (работники с меньшим стажем довольствовались социальной пенсией).
К тому времени взносы в различные социальные фонды уплачивались не вразнобой, как раньше, а в составе единого социального налога (ЕСН), введенного, как тогда объясняли, для более качественного администрирования. В 2001 г. ставка ЕСН составляла 35,6 %, из которых 28 п.п. (процентных пунктов) шло в пенсионную систему, а остальные – на медицинское и социальное страхование. Наконец, была введена регрессивная шкала взносообложения: до определенной величины заработка взносы начислялись по «стандартному» тарифу, а затем ставка постепенно снижалась до полного «взносоосвобождения».
До 2005 г. российский пенсионный институт функционировал сбалансированно, трудовые пенсии за 2000–2004 гг. выросли более чем в 2,5 раза, а бюджет ПФР из хронически дефицитного стал профицитным (по итогам 2003 г. остаток средств бюджета ПФР составил 100,4 млрд руб., 2004 г. – 66,5 млрд руб.). Однако в 2005 г. без каких-либо вменяемых расчетов, а только лишь с благим намерением вывести заработки из тени, совокупная ставка ЕСН «на время» снизилась с 35,6 % до 26 %. Этот непродуманный шаг – корень текущих проблем с пенсионным дефицитом.
Основной удар был нанесен по пенсионной системе – доля пенсионных отчислений в ЕСН уменьшилась с 28 до 20 п.п., то есть из 9,6 п.п. суммарного снижения 8 п.п. пришлось на обязательное пенсионное страхование. В ПФР начал расти дефицит, сначала небольшой (в 2008 г. на покрытие недостачи по страховой части трудовых пенсий требовалось «всего» 171,8 млрд руб.), но в последующие годы выросший до 1 трлн руб.
Достигла ли власть заявленной цели «обеления» зарплат? Нет. С начала нулевых плата за обналичку, посредством которой выплачиваются «серые» зарплаты, колебалась в пределах 5–6 %. Вытащить налоговых уклонистов на свет божий можно было двумя способами. Первый – снизить общий объем «зарплатных» налогов и взносов (то есть подоходного налога, или НДФЛ (13 %), и социальных отчислений, или ЕСН (26 %)) до 10–15 %, что по причине нехватки средств в федеральном бюджете и казне ПФР было нереально. Второй – резко ужесточить борьбу с незаконными финансовыми операциями, что также оказалось невыполнимым. Все разговоры об увеличении собираемости НДФЛ – лукавство, поскольку в те годы рост налогов и сборов с доходов граждан коррелировал с увеличением совокупного ФОТ по экономике в целом.
В середине нулевых актуарии (страховые математики) подсчитали, что для покрытия дефицита ПФР по страховой части в 2007 г. следовало бы увеличить тариф отчислений в пенсионную систему всего на 1 п. п, в 2008 г. – на 2,3 п. п, а в 2015 г. – на 2,8 п. п. Но не такой была власть в те годы: поток нефтедолларов с каждым годом увеличивался, народ был доволен, к чему повышать налоговую и взносовую нагрузку?
Больше того, в кризисном 2008 г. государство приняло популистское, ресурсно не подкрепленное решение о валоризации, или денежной переоценке пенсионных прав граждан, имеющих трудовой стаж до 2002 г. Для тех, кто работал в период 1991–2001 гг., расчетный пенсионный капитал увеличился на 10 %, а для трудившихся до 1991 г. дополнительная прибавка помимо 10 % составила 1 % за каждый год советского стажа. И это при прежних источниках поступлений в ПФР! Нужно ли говорить, что пенсионный дефицит вырос еще больше, достигнув к началу второго десятилетия нового века триллиона рублей, а сама пенсионная система превратилась в легальную финансовую пирамиду с предсказуемым финалом?
Небольшое отступление. Последствия введения с 2002 г. накопительного пенсионного компонента отнюдь не так безоблачны, как это представляется сторонникам огульного перенесения зарубежного пенсионного опыта на российскую социальную почву. С одной стороны, накопительная схема существует во всех пенсионных системах в обязательной (например, Франция, Швеция, Чили) или добровольной (Великобритания, Германия, США) формах. С другой стороны, в те непростые времена перед властью остро стояла так называемая «проблема-2003», проще говоря, выплата 17 млрд долл. государственного долга Парижскому клубу кредиторов.
Нефть в начале нулевых только-только начинала дорожать, разгром «ЮКОСа» также был впереди, курс рубля к доллару США после дефолта снизился в разы, так что взять необходимые средства, да еще в валюте, казалось, было неоткуда. Возможно, пенсионные накопления, изначально взимавшиеся с доходов всех работающих мужчин и женщин, родившихся, соответственно, после 1953 и 1957 гг., и аккумулировавшиеся в непрозрачном Внешэкономбанке (ВЭБе), и стали той самой заветной палочкой-выручалочкой.
Сколько пенсионных денег тогда «стрельнули» – загадка, но на «Прямой линии» 18 декабря 2003 г. президент Владимир Путин произнес таинственную фразу: «Помните, сколько мы говорили в свое время, в 2002 году, о пике выплат по внешнему долгу в 2003-м, и даже часто пугали друг друга: как это отразится на жизни страны, сможет ли правительство справиться с социальными обязательствами перед населением? Мы выплатили 17 миллиардов долларов – страна этого даже не заметила». Как бы там ни было, но даже по прошествии более 10 лет со времени того заявления источники погашения долга Парижскому клубу что специалистам, что широкой публике по-прежнему неизвестны.
Пенсионные шатания
К концу 2012 г. российская пенсионная система сдулась окончательно. Государство, когда-то декларировавшее временный характер снижения ставки ЕСН с обещанием покрывать недостачу из бюджета, оказалось не в силах выполнять свои обязательства. Однако, вместо того чтобы признать собственные ошибки, покарать виновных и привести российский пенсионный механизм в финансовое равновесие, оно решило уничтожить в целом разумный, построенный на лучших мировых практиках пенсионный порядок.
Кроме того, волюнтаристское решение о снижении с 2005 г. тарифов страховых отчислений впоследствии тщательно «замыливалось», свидетельством чему появившиеся в 2007–2008 гг. как «ответ» на разгонявшийся дефицит всевозможные «концепции» и «стратегии» реформирования пенсионной системы.
Так, в 2008 г. Минфин России предлагал повысить ставку отчислений ЕСН до 29 % к 2020 г., увеличить нижний порог регрессивной шкалы до 1,1 млн руб. и поднять возраст выхода на пенсию до 62,5 года.
Минфину вторил Минздравсоцразвития России: увеличить ставку ЕСН, отменить регрессивную шкалу взносообложения, установить нижний предел облагаемого заработка в 135 % от среднего по стране.
Не отставал и Институт современного развития (ИНСОР), одно время считавшийся «мозговым штабом» президента Дмитрия Медведева: оставить ставку ЕСН на уровне 26 %, повысить нижний предел регрессивной шкалы до 1000 долл. в месяц (в России, замечу, в обращении не доллары, а рубли), а за тех, кто начнет трудиться после 2010 г., перечислять в накопительную часть пенсии не 6, а 15 п.п. ЕСН.
Наконец, в 2012 г. увидела свет «Стратегия долгосрочного развития пенсионной системы Российской Федерации», подготовленная Минтрудом России. Стратегией предлагались новые пенсионные правила: платишь в течение 40 лет 20 % от заработка – получаешь 40 % от заработка в течение 20 лет. Иными словами, представители государства опустились до того, что предложили обществу даже не налог, тем более не новый страховой механизм, а тривиальную базарную сделку.
Еще один перл той Стратегии – залезть в карманы всех, кто родился после 1966 г. и имеет право на накопительную часть пенсии, снизив размер отчислений до 2 %, а высвободившиеся 4 % направить на сокращение дефицита бюджета ПФР. Проще говоря, подменить значками в абстрактном пенсионном компьютере реальные пенсионные накопления, которые можно было прибыльно инвестировать через негосударственные пенсионные фонды (НПФ) или управляющие компании (УК), а в случае смерти застрахованного до первой пенсионной выплаты – получить по наследству.
Самое интересное, что никакого предстоящего роста дефицита бюджета ПФР не было и в помине. Между строк с самого начала проглядывали грезы о существенном снижении трансферта из федеральной казны в бюджет ПФР и перенаправлении средств на милые властным утехам проекты. Согласно минфиновским «Основным направлениям бюджетной политики на 2013 год и плановый период 2014 и 2015 годов», доля бюджетных средств на возмещение пенсионного дефицита и в абсолютных величинах, и в сопоставлении с ВВП год от года должна была снижаться.
По прикидкам Минфина, межбюджетные трансферты бюджету ПФР на покрытие дефицита в 2013 г. должны были составить 1009,9 млрд, в 2014 г. – 861,6 млрд, в 2015 г. – 897,6 млрд руб. Посчитаем в процентах от всех расходов федерального бюджета: в 2013 г. – 7,5 %, в 2014 г. – 6,1 %, в 2015 г. – 5,9 %. Как видно, и абсолютные цифры, и удельный вес трансфертов должны были снизиться. В 2012 г. федеральный бюджет закрыл бы «пенсионную дыру» на сумму 1,9 %, в 2013 г. – 1,7 %, в 2014 г. – 1,2 %, в 2015 г. – 1,1 % ВВП. Ну и где катастрофа?
Ах да, пенсионный коллапс, по прикидкам бюрократов, должен наступить только после 2020 г.! Но, во-первых, до этого периода еще дожить надо (это касается не нас с вами, а правительственных бюрократов), а во-вторых, до начала третьего десятилетия можно было начать стимулировать добровольные пенсионные накопления, как это успешно делается в развитых странах.
Здесь самое время развеять еще одну правительственную сказку о неминуемом снижении вследствие сползания в демографическую яму численности занятого населения и, как следствие, уменьшения размеров трудовых пенсий. В этих высказываниях нет никакой логики: бюджет ПФР формируется исходя из количества перечисленных пенсионных взносов, а не численности занятых. Выходит, экономика будет расти, зарплаты – увеличиваться, а взносы – снижаться?
В то же время никто из чиновников и сановных экспертов не упоминал о необходимости уменьшения «серого» сектора, о минимизации пенсионных льгот для плательщиков, наконец, о наведении хоть какого-то порядка при назначении досрочных пенсий, правом на которые ежегодно пользовались до 34 % новых пенсионеров. Повторю еще раз: перед правительством стояла другая задача – любыми путями снизить объем бюджетных средств на покрытие дефицита пенсионной казны.
Об увеличении размеров выплачиваемых пенсий никто даже не заикнулся.
Послесловие
В одной главе невозможно детально проанализировать все этапы деградации российской пенсионной системы. Можно лишь резюмировать состояние, в котором пребывает эта социальная конструкция.
С одной стороны, наша пенсионная модель вроде как держится на страховых принципах, хотя введение заранее не просчитываемой, зависящей от финансовой устойчивости ПФР балльной системы оценки взносов работников вносит в пенсионное устройство элемент игорного дома. С другой стороны, обязательный накопительный компонент, позволявший осуществлять долгосрочные инвестиции в экономику на сотни миллиардов рублей, в пенсионном механизме застопорен. Лицемерие российских бюрократов, на словах искавших «длинные» деньги, а на деле систему привлечения этих самых «длинных» денег фактически уничтоживших, проявилось здесь со всей очевидностью.
Еще один важнейший момент. Если правительство решило в одностороннем порядке нарушить общественный пенсионный договор, дальше оно не остановится ни перед чем: от вероломного повышения налогов до конфискационного замораживания вкладов. «Самостоятельные действия правительства или лиц, выступающих в качестве его агентов, направленные на модификацию или изменение прав индивидов, не могут не нарушать дух договора». Нам же остается любоваться на работу пенсионных систем в уважающих себя государствах.