Универсальным приемом общественных наук является рассмотрение социальных процессов через призму нормативного либо позитивного подхода: «Нормативная экономика занимается изучением того, что должно быть (здесь и далее выделено мной. – Н.К.), – оценивает подходы или цели экономической политики государства. Позитивная экономика, наоборот, анализирует факты и поведение субъектов экономики, т. е. реальное положение вещей». В переложении на общедоступный язык это означает, что идеалисты, коих в российской общественной мысли превеликое множество, следуют по первому пути, а прагматики, к редкому стану которых относит себя автор этой книги, – по второму.

Задача экономиста-исследователя заключается не только в аналитическом рассмотрении текущих тенденций (позитивная стезя), но и в определении общих принципов становления и развития экономической системы (нормативная колея), безотносительно готовности нынешнего общества к адаптивному восприятию его выводов. Как когда-то сказал Хайек, «после опыта тридцати последних лет, похоже, уже не нужно доказывать, что без принципов мы начинаем просто плыть по течению». И пусть великий мыслитель ХХ в. произнес эту фразу аж 17 декабря 1945 г. во время лекции в Университетском колледже Дублина, нужно ли акцентировать внимание на напрашивающейся аналогии с Россией?

Ненадолго отвлечемся от субъективных научных предпочтений и поговорим о том, как должно быть.

 

Принципы

Под принципами, в соответствии с представленной в сноске словарной трактовкой, понимаются рамочные условия достижения цели. Социально-экономическая цель современного государства общеизвестна – соблюдение рационального динамического баланса между плановым государственным и самовозникающим рыночным порядками управления хозяйством с непременным соблюдением прав и свобод индивидуума и неизбежной интеграцией общественных и индивидуальных интересов на основе эффективно действующих норм права.

Общие правила, предлагаемые полярными экономическими идеологиями последнего времени – либерализмом и рыночным социализмом в различных интерпретациях, – что в нормативной, что в позитивной конструкции социально неэластичны. Новый подход, синтезирующий идеи этатизма, рыночного социализма и индивидуализма, назовем социально-плановое рыночное хозяйство, теоретическими основаниями (принципами) которого представляются:

• концептуальные установки кейнсианской и неокейнсианской экономической теории (активное государственное регулирование конкурентной экономики);

• базовые постулаты индивидуализма (экономическая свобода личности при конституционно определенных границах государственного присутствия, конкретизированных в правовых нормах);

• подтвердившие свою эффективность положения рыночной социалистической концепции (в первую очередь, централизованное планирование развития общественного сектора).

Центральный принцип системы государственного управления – независимость законодательной, исполнительной и судебной власти, предполагающая безусловную и всеобщую ответственность, включая наказание, за нарушение (игнорирование) данного принципа любым индивидуумом или группой.

 

Институты

Основополагающий институт социально-планового рыночного хозяйства – рынок как коммуникационно-конкурентная система, задающая условия для несвязанного обмена производственными и потребительскими благами и через координацию рассеянных ограниченных знаний экономических агентов обеспечивающая реализацию права индивидуума на свободу экономического выбора.

Государственное регулирование многоаспектно. Внимания заслуживают и механизм инвестирования через специализированные инвестфонды, и минимизация миграционной зависимости, и функционирование экономики в условиях ВТО, и многое другое. Однако в текущих условиях первоочередной целью следует признать нормативные ограничения на рынке финансового капитала, задача которых – закрепление приоритета финансовых операций (в первую очередь, инвестиционных) в реальном секторе экономики при помощи организационных, правовых, фискальных ограничений и обременений (сервитутов) над операциями в спекулятивном секторе.

Речь, несомненно, идет о российском аналоге американского Банковского закона 1933 г. (Banking Act of 1933), называемого по фамилиям его инициаторов Законом Гласса – Стиголла. Этот законодательный акт, запретивший коммерческим банкам заниматься инвестиционной деятельностью, а также существенно ограничивший право банков на операции с ценными бумагами, внес огромный вклад в устранение последствий Великой депрессии. Как образно выразился Кругман, «закон Гласса – Стиголла 1933 г. и аналогичные законы, принятые в других странах, установили систему «дамб» для защиты экономики от финансовых наводнений».

Планирование (здесь – централизованное, а не внутрифирменное) относится не только к направлениям государственного присутствия в реальном секторе экономики (через госпредприятия), но и к тем сферам социальной жизни, где механизм рыночного ценообразования приобретает условный характер – к образованию, здравоохранению, социальному обеспечению, науке, культуре. Вместе с тем, в общественном секторе плановый подход, безусловно, дополняется конкурентным, что исключает возникновение искусственных препятствий на пути предпринимательства.

Тем не менее общественный, основанный на централизованном планировании и государственном и/или ином (например, социально-страховом, как в случае со здравоохранением, или государственно-частном, как в прикладной науке) финансировании, механизм осуществления работ и оказания услуг в социальной сфере должен быть преобладающим.

Культура на текущем этапе должна стать базовым средством оздоровления нравственного климата в обществе на базе ментальных российских традиций. Предназначение так называемой «четвертой» власти – средств массовой информации (а в последние годы еще и социальных коммуникаций) – формулируется вокруг контроля над деятельностью трех властных ветвей (законодательной, исполнительной, судебной). Реагирование на информацию о правонарушениях в системе государственного устройства, содержащую доказательную основу, должно стать нормой функционирования государственного аппарата.

 

Собственность

Перейдем к важнейшему вопросу экономического порядка – вопросу о собственности. Еще в середине XIX в. английский экономист Джон Стюарт Милль, рассуждая о положении дел тех времен, пророчески сформулировал одну из главных нерешенных проблем наших дней: «Законы собственности все еще не приведены в соответствие с теми принципами, на которых зиждется оправдание частной собственности. Законы эти обратили в собственность вещи, которые никак не следовало делать собственностью, и установили безусловную собственность на такие вещи, на которые должны существовать лишь ограниченные права собственности…». Как будто о нас – Россия перманентно находится в процессе далеко не всегда законного пересмотра правомочий собственности.

Оставим детализацию справедливого закрепления и защиты прав собственности законотворцам, а здесь сделаем краткий акцент на видении структуры собственности. Непременным условием эффективного функционирования социально-планового рыночного хозяйства помимо равноправия всех форм собственности представляется преобладающая государственная собственность на основные компоненты национального богатства, формирующего ресурсы и факторы производства: землю (за исключением земельных участков под жилую недвижимость, садоводство и огородничество или аграрное хозяйство); недра и полезные ископаемые; транспортную, инженерную, коммунальную, энергетическую инфраструктуру, включая связь. Подчеркиваю: промышленный и финансовый капитал как факторы производства могут представать в статусе и государственной (общественной, в одной из конкретизаций – муниципальной), и частной собственности.

Сохранение, преумножение, а в некоторых случаях – возврат государственной собственности будут служить обеспечением использования ресурсов и факторов производства в интересах всего общества, а не только отдельных его членов. Это предопределяет возможность перераспределения ресурсов в те направления деятельности, где экономические агенты не в состоянии соответствовать определяемым рыночным механизмом ценовым условиям на факторы производства.

Проблема неэффективного использования государственной собственности – это проблема не прав собственности как таковых, а неэффективного менеджмента, управляющего активами от имени государства. В мировой, да и в отечественной экономической практике известно множество примеров продуктивного управления госактивами. В то же время эмпирика российской современности практически не знает случаев наказания непрофессиональных и коррумпированных государственных управленцев.

 

Приоритеты

Институциональное рассмотрение различных аспектов экономической политики презентуемого нормативного государства – процесс долгий и трудоемкий. В рамках этой главы было бы полезнее рассмотреть лишь некоторые произвольно выбранные социально-экономические приоритеты, насущность которых не то чтобы назрела, но зачастую и «перезрела». Здесь важны не предложения как таковые, а алгоритм их формулирования, схема, построенная исходя как из теоретических предпосылок, так и из практической значимости.

Начнем с монополий. Монополии, как бы ни навязывалось обратное, отнюдь не являются абсолютным злом для экономики, а предстают в первую очередь альтернативным рыночному механизмом ценообразования. Монополии эффективны, когда, к примеру, экономия от масштаба превышает затраты, диктуемые размерами рынка, или когда значительную часть производственных издержек составляют долгосрочные, специфические или невозвратные инвестиции, понести которые хозяйственные единицы, функционирующие в конкурентном экономическом пространстве, объективно не в состоянии.

Фридман отмечал, что «приемлемого решения проблемы технологической монополии нет. Возможен лишь выбор из трех зол – частной нерегулируемой монополии, частной монополии, регулируемой государством, и непосредственной хозяйственной деятельности государства». Причем «наибольшим» злом Фридман считал частную нерегулируемую монополию (теоретический феномен, в современных условиях практически не встречающийся). Не нужно бояться монополий, нужно уметь их регулировать.

Вместе с тем, демонополизация далеко не во всех случаях способствует уменьшению издержек, росту конкуренции или снижению цен и тарифов (частные случаи с ЖКХ или реструктуризацией электроэнергетики – характерные тому доказательства). Сказанное ни в коей мере не означает провозглашения обратного курса на всеобщую монополизацию и огосударствление, а лишь отсылает ко второй форме монополий из перечня Фридмана – частной монополии, регулируемой государством, с возможным, но вовсе не обязательным движением в сторону монополии государственной формы собственности, деятельность которой должна регулироваться соответствующим ведомством.

В России такой структурой является Федеральная служба по тарифам (ФСТ). Нужно ли говорить, что все последние годы основной профиль деятельности ФСТ составляет «консультирование» федеральных и региональных «естественных» и «искусственных» монополистов на предмет максимального удовлетворения их финансовых интересов с досадной для обоих субъектов поправкой на объективные экономические факторы: платежеспособность предприятий и населения, темпы экономического роста, вклад в прирост инфляции или «высочайшие» ситуационные указания?

Секрет неэффективной антимонопольной политики вне государственного сектора кроется часто в трусливой, ограниченной неформальными властными указаниями работе еще одного антимонопольного регулятора – Федеральной антимонопольной службы (ФАС), создающей иллюзию кипучей деятельности, при этом на цыпочках обходящей сущностные острые углы. Еще одним фактором регулирующих неудач ФАС является минимальное ресурсное обеспечение, выражающееся, например, в невозможности материального стимулирования правовых служб ФАС на уровне, сопоставимом с уровнем оппонентов.

Следующий пункт – олигополии. Если с монополиями ситуация более или менее понятная (эффективность работы ФАС в значительной мере зависит от длины поводка, находящегося в руках членов касты посвященных), то при рассмотрении влияния олигополий взор обывателя окутывает пелена. В настоящее время Россия не располагает собственным опытом противодействия олигополиям (напрашивающееся подтверждение – рынок сотовой связи). Причем олигополиям вовсе не обязательно заключать между собой ценовые (картельные) сговоры, достаточно пристально, со стороны, изучать маркетинговую или сбытовую стратегию конкурентов.

ФАС в текущей ситуации, когда доказать что-либо невозможно, бессилен. Однако опыт развитых экономик говорит о том, что даже в условиях квазилиберального рыночного хозяйства (что уж говорить о российской, жестко контролируемой государством, рыночной конструкции) выходы из, казалось бы, тупиковой ситуации есть. Причем как в рамочных наработках, так и в реальных прецедентах.

И, наконец, приватизация. В данном контексте приватизация – это частный случай антимонопольного противодействия. Общеизвестно, что эффективность работы современной корпорации зависит не столько от формы собственности, сколько от качества корпоративного управления, от менеджеров, которые при любых формах собственности отличаются вороватостью. Если уж государственная собственность и приватизируется, то в исключительных случаях, таких, например, как дефицит государственного бюджета, сохраняющийся после сокращения расходов. Это утверждение – аксиома во всем мире, не воспринимаемая, впрочем, в России, где все бюджеты последних лет были практически бездефицитными (превышение расходов над доходами составляло десятые доли процента, как в 2012 г., когда дефицит составил всего 0,1 % ВВП, или в 2013 г., когда аналогичный показатель колебался вокруг 0,5 % ВВП).

Аргументация российских апологетов приватизации незамысловата. Разгосударствление расширит конкуренцию, снизит цены и тарифы, повысит уровень жизни населения. Однако этот довод воплощается лишь при наличии дифференцированного потребителя (например, по территориальному принципу, характеру производимой продукции или платежеспособности населения). Когда же потребителем является все общество, конкуренция от формы собственности логично не зависит.

Кроме того, международный опыт свидетельствует, что в таких направлениях экономической деятельности, как добыча полезных ископаемых, энергетика или инфраструктура, компании с преобладающей долей государства в структуре собственности в большей мере соответствуют общественным интересам, нежели частным. Примерам несть числа: от Ближнего Востока и Китая до Германии, Италии и Норвегии.

Ради чего ломаются приватизационные копья? Возможно, приватизация – проверенная временем бизнес-схема получения коррупционного дохода прикрывающихся знаменами либерализма чиновников. Практическая цепочка такова: сначала «пристраиваются» спекулятивные капиталы, затем различными бюрократическими способами искусственно раздувается капитализация, а после, на локальном пике стоимости, приватизированные акции продаются, к вящему удовольствию всех заинтересованных сторон. Всех, кроме общества.

Послесловие

Любой нормативной экономической модели нужен доступный и понятный лозунг, отражающий ее суть. В предлагаемом построении таким девизом могла бы стать максима «Контроль и ответственность».

Возможно, в ней послышится адаптированный парафраз ленинского тезиса «социализм – это учет и контроль». Но ленинское понимание учета – фрагмент утопической мечты Маркса о свободной от трансакционных издержек безденежной экономике. Контроль же предполагает не регулирование (в экстремуме – планирование) любых общественных процессов, а в первую очередь соблюдение конституционных принципов жизнедеятельности общества, в частности, эффективного использования государственной собственности. Ответственность же выступает фундаментом идеологической платформы всей будущей системы российской экономики. Доминанты, катастрофические последствия дефицита которой мы сегодня ощущаем в полной мере.