После работы Мира и Николай подолгу плутали по селу. На улице была тишь да благодать. Тюбук раскинулся широко, и, чтобы дойти до дома, им приходилось минут сорок пылить по дороге мимо бревенчатых изб, одноэтажки сельской администрации, магазина «Смешанные товары» и небольшой мечети.

Напротив здания администрации стояла столовая с неизменным меню – пельмени и компот, но ни того, ни другого им отведать не удавалось, потому что как раз в это время в Тюбуке обычно отключали электричество.

Повариха Дуся, сверив часы, неизменно говорила:

– Приходите через два часа.

– Спасибо, как-нибудь в следующий раз... Дома поедим, – вежливо отвечала Мира.

Дуся жалела влюбленных и продавала им пельмени сухим пайком. Они возвращались домой и варили их на двухкомфорочной газовой плитке.

Мира все время беспокоилась:

– Николушка, ты точно выдержишь такую жизнь?

– А что, нормальная жизнь, замечательная! Мирочка, Мирчонок, маковка... Я не только не страдаю здесь, а впервые в жизни чувствую, что нахожусь именно на своем месте.

– Народ в селе думает, что мы тихопомешанные... Давай хотя бы мотоцикл купим... Ты же мне какую-то карточку прислал. Я ею так никогда и не пользовалась... Там денег на мотоцикл хватит?

– Там и на вертолет хватит... Только нужно ли нам это? На еду хватает, и ладно... А я не умею его водить, да и прав у меня на мотоцикл нет...

– Не волнуйся, местная милиция пребывает в неизбывной летаргии, поэтому можно кататься без шлема и без прав!

– Ну, посмотрим... Давай еще немного пешком побродим... Как когда-то в Питере!

И они, не размыкая рук, шли бродить по пыльным улицам. Улицу Первого Мая они не любили, а вот название улицы Мира Николаю очень нравилось. Он все время шутил: вот, мол, как мою Миру местный люд уважает, улицу ее именем назвали!

– Николушка, ты все-таки мне объясни... Ну что ты во мне нашел? Я – простая баба, и некрасивая совсем. У тебя же было все! Наверное, женщины были – пальчики оближешь... Пока я не пойму, как ты решился все бросить, – не успокоюсь. Буду в три часа ночи просыпаться и рыдать тебе над ухом... Тебе это надо? Ну, признайся, что с тобой такое произошло?

Николай задумался, и после недолгого молчания рассказал ей о видении, потрясшем его в храме Гроба Господня.

Внезапно Мира опустилась на колени прямо в дорожную пыль и начала креститься.

– Господи! Услышал молитвы мои! Господи! Господи! Господи! – слезы потекли у нее из глаз.

– Ну что ты! Что ты... – Николай стал поднимать ее с колен. – Люди увидят... Они и так думают, что мы юродивые... – а сам улыбался и гладил Миру, едва касаясь ее волос.

Однажды утром Миру начало рвать.

– Не иначе тюбукские пельмени не прижились, – отмахнулась она.

Но и на следующее утро неприятность повторилась.

– Николушка, ты будешь смеяться... Мне кажется, я беременна.

– Ты? Правда?

– Я не знаю... Но по всем народным признакам... Давай съездим в Касли, в больницу...

– У меня будет сын! – Николай подхватил Миру на руки.

– Или дочь... Ой, только не тряси меня... Растрясешь!

Он аккуратно вернул Миру на место.

– Мне ведь за сорок... Я уж думала, не забеременею... Поздновато рожать!

– Глупости... Мою маму бабушка родила в сорок четыре. А время какое было? Война! А сейчас хорошо! Мир! Мирочка! Мир во всем мире!

– Так уж и во всем...

В больнице Мирины предположения подтвердились. Николай не мог найти себе места от радости. Он скакал, как десятилетний школьник.

– У меня будет карапуз! Или карапузка! У меня!

– Ну, и у меня тоже... – скромно добавляла Мира.

Скоро она вошла в состояние плавной благости, которое иногда нисходит на женщин, вынашивающих ребенка.

Николай увлеченно ухаживал за ней, и, наплевав на приметы, где-то доставал детские вещички, старую кроватку, коляску...

– Плохая это примета...

– Глупости! Нас Бог хранит! – уверенно отмахивался он.

– Только я буду рожать дома, Николушка...

– Что за глупости? А если понадобится помощь?

– Я договорилась с повивальной бабкой.

– Ну, тебе виднее, – безоблачно ликовал Николай. Последнее время он глаз не мог отвести от маленьких детей.

Потекли счастливые, буквально шелковые беременные будни. Николай снова начал писать стихи, чего с ним не случалось уже два десятилетия... Все свои стихотворения он неизменно посвящал Мире.

Мои стихи пронизаны тобой, Как веточки, пронизанные небом, Как капельки, проникшие сквозь стекла, Пронизывают тонкий лед стекла. И дней моих нехитренький покрой Весь из тебя, укутавшись в нем, мне бы Всё наблюдать, как утра гаснут блекло И как почти что вечность протекла...

Ультразвука делать не стали... Так и не знали, кто у них, мальчик или девочка.

– Тебе там темно? – частенько спрашивал Николай, прижимая ухо к Мириному круглому животику.

– Ему там хорошо... – отвечала Мира.

– А я не тебя спрашиваю, – наигранно грубил Николай.

– Видно, мне так хорошо ходить беременной, что я так и останусь с тобой, беременная навсегда.