Наконец весна принялась напористо вступать в свои природные права и нашелестела Маськину ручьистыми ветерками, что всех, кто был в спячке, пора будить, а то так недолго и лето проспать.
Многие, например, умудряются проспать всю жизнь… А некоторые, и умерев, так и не пробуждаются… Бесконечная вереница снов, перетекающих из никуда в никуда. Вам это ничего не напоминает? Боже мой, неужели это и есть наша жизнь и смерть? Неужели во Вселенной кроме снов, перетекающих в сны, больше ничего нет?
Нет, уж. Полноте… Ту-ру-ру, труба зовёт! Вставайте, пробуждайтесь, поднимайтесь! Хватит спать! Но нет ответа. В нашем самом сонном из всех возможных и невозможных царств, именуемом текущей реальностью, нет ни одного трезвого взгляда, ни одной ясной мысли. Всё подёрнуто маревом сна, тяжёлого, как гири у спортсмена.
Но Маськин, будучи единственным известным мне реальным героем, если уж сам не спал, то и другим спать не давал.
Маськин, разумеется, начал побудку с Гипнотизёра Феди, который к тому времени и сам почти уже проснулся, стал чинно прохаживаться по дому и совать нос в чужие дела, хотя официально совершенно проснувшимся себя пока ещё не признавал.
Маськин всё его спрашивал: «Товарищ Гипнотизёр, вы уже проснулись?» А Гипнотизёр неторопливо начинал раскачиваться на ходу и отвечал как бы во сне: «Никак нет-с, пока ещё не проснулся!»
Можете себе представить, какова была радость Маськина, когда однажды Федя вдруг ответил на поставленный Маськиным вопрос вполне положительно, и даже, казалось бы, охотно. Маськин, говоря по совести, не заметил большой разницы в степени сонности или пробуждённости Гипнотизёра, но спорить не стал. Гипнотизёр Федя оказался вовсе не Федей, Который Съел Медведя, как его прозвали жители Маськиного дома, а Плутоном Измаиловичем Кузинни, потомком известного чёрно-белого мага Меркурия Кузинни, который заснул ещё в прошлом веке, посещая подшефный коллектив пивзавода, производящего пиво марки «Икни!», и, как говорили, до сих пор не проснулся, хотя потреблял пиво и воблу в поразительном для спящего человека количестве и при этом почти не икал. Этот случай даже попал в книгу рекордов Гиннеса, в раздел «Рекорды магического плутовства», между записью о факте прикуривания от молнии и рапортом о получении серы из золота, причём книга утверждала, что выданный магу под честное слово кусок золота превратился в серу без остатка, в то время как обратное превращение произвести не удалось… Когда у мага при обыске обнаружили точно такой же слиток, он заявил, что у него такой кусок золота был с детства, что вовсе это не тот кусок и что это никакое не золото, а просто металл жёлтого цвета китайской национальности, и ему поверили, потому что маг обильно подтвердил свои аргументы гипнозом.
Плутон Измаилович был не такой. Он зарабатывал себе на жизнь честным ремеслом. После некоторого замешательства маэстро степенно представился всем обитателям Маськиного дома, с которыми в бессознательном состоянии провёл всю зиму, и предъявил счёт за свои услуги на круглую сумму, включавшую потарифную оплату всех проспанных часов и приличные командировочные. Маськин отметил, что черты лица проснувшегося мага не лишены благородства, и счёт оплатил немедленно, потому что не хотел Гипнотизёра задерживать. «Дома-то его, небось, заждались!» – вздохнул с состраданием Маськин и пошёл угощать свою Сосульку мороженым, потому что ей нужно было питаться по часам.
Гипнотизёр спрятал деньги в портмоне и ещё потолкался для приличия по Маськиному дому часика полтора, дождавшись обеда, за которым плотно закусил, и лишь потом откланялся, пообещав зайти к будущей осени и уж тогда попытаться ввести всех в высококачественную спячку, если, конечно, «ваш Плюшевый Медведь перестанет нарушать чистоту эксперимента своей усосанной лапой».
Плюшевый Медведь поклялся исправиться гораздо раньше – не к следующей осени, а к ближайшему понедельнику, и потом так раскормить свою лапу за лето, чтобы она вообще больше никогда не усасывалась! Эти обещания всех удовлетворили.
Вообще, если Плюшевого Медведя справедливо критиковали, он обычно живо отвечал, что если вам так уж не нравится поведение Медведя, то… он критику принимает и постарается исправиться к понедельнику. По понедельникам Плюшевый Медведь, действительно, был всегда особенно исправленный, но потом, к середине недели, иногда случайно портился обратно.
Есть некоторые невоспитанные типы, которые обещают выполнить различные вещи «после дождичка в четверг» и никогда обещаний своих не выполняют. Но Плюшевый Медведь был совсем не такой. Он был добрый и очень порядочный. А также чрезвычайно пуктуальный, то есть пукал исключительно по часам, никогда не опаздывая. По нему могли сверять часы все вокзалы мира…
А кроме того, он был, что называется, созданием, которое «мухи не обидит», больше того, он мог заставить Маськина спасать эту самую муху, если та случайно падала в аквариум к рыбкам Глоткину и Селёдкину и те настраивались её, как бы это помягче выразиться, слопать… Вот какой добрый медведь, а вы говорите, что всем этим обещаниям исправиться к понедельнику верить нельзя. Зря вы это, зря…
Уладив дела с проснувшимся Гипнотизёром, прозванным Федей, который практически съел медведя, а оказавшимся никем иным, как самим господином Плутоном Кузинни, известным чародеем, Маськин закрыл за этим славным магом дверь, прислушиваясь ещё некоторое время к затихающим за дверью шагам и вздохам гипнотизёра: «Уж не выболтал ли я часом во сне каких-нибудь важных секретов своего искусства? За этими Маськиными глаз да глаз нужен… Уж больно шустро он по счёту расплатился. Хм… Хм… Подозрительно…»
Маськин сказал себе: «Всё-таки как тяжело с талантами… Но ничего не поделаешь. Без них мир был бы очень скучным местом!» и отправился за рыбой 007, проживавшей всю зиму в бочке Диогена в Маськином доме. Маськину была срочно нужна бочка для засолки новой партии огурцов, и Маськин решил рыбу 007 отпустить в озеро, благо лёд уже сошёл, а заодно он собирался разбудить там рыбок, раз уж они назначили его рыбьим богом и поскольку именно он со своим тапками собственнолапно уложил их осенью спать. Только пользоваться Шушуткиным скафандром он больше не желал, потому что не собирался мочить уши, – да и будить, знаете ли, это вам не укладывать… Можно плеснуть ведром воды – и готово. Правда, с рыбками такой фокус не прошёл бы, потому что они и так характеризовались водной средой обитания. В случае с рыбками можно, например, и трубой обойтись. Да-да, так точно, трубой. Маськин собирался дунуть пару раз под воду, – глядишь, рыбки и проснутся.
Заодно Маськин планировал вернуть черепыхе Кексилле её ключелло, потому что всем надоело открывать потайные тайнеллы душ, а хорошего тоже надо в меру. А то по дому всю зиму валялись разные тайнеллы, и Маськину даже приходилось выметать их веником. А если вы помните, народная пословица гласит, что нехорошо, мол, выметать сор из избы, а потайные тайнеллы душ и подавно.
Возможно, вы спросите, чего это вдруг Маськин решил отпустить рыбу 007? Он ведь в своё время за ней гонялся чуть ли не по всему свету. А отчего Наполеошкин в своё время не выгнал предателей Талейрана? и Фуше
Помнится, когда Маськин гостил у Наполеошкина на острове святой Линет, тот ему частенько говорил: «Если бы я вовремя повесил этих негодяев, то до сих пор был бы императором, а теперь я стал тортом».
Это может показаться странным, но Маськин живо интересовался судьбой экс-императора в качестве торта, потому что частенько стряпал торт «наполеон», и без его совета эксперта вряд ли мог обойтись.
Маськин вообще следил за успехами Наполеошкина в кулинарии, выписывая газеты того времени. Он получал свежие номера «Ла Газет Националь у Лё Монитёр Универсель», которую французские почтальоны тех времён засовывали Маськину в его стиральную машину, служившую машиной времени. Таким же образом Маськин получал иллюстрированный журнал «Лё Фигаро» и даже, отыскав в новогоднем номере за 1901 год рекламу модерновой мебели магазина «Мезон Кригер», хотел заказать себе что-нибудь модерновое, потому что то, что считалось модерном тогда, только сейчас можно поставить в приличный дом, а к современному модерну придётся привыкать ещё лет сто, не меньше. У Маськина фамилия владельца мебельного магазина на рекламе в журнале почему-то вызывала тёплые чувства… Уж и не знаю почему.
Так о чём это я? Ах, да… С какой такой радости Маськин решил выпустить шпионскую рыбу 007, за которой ранее постоянно гонялся? Да по той же причине, по которой Наполеошкин не выгнал Талейрана с Фуше. Выгнать, конечно, можно. А кто работать будет? Предатели не предатели, а люди, видать, толковые были. Так же и у Маськина… Если бы он рыбу не выпустил, то за кем бы он потом гонялся? Соображаете?
В мире разведки такое часто бывает, что разведчики друг друга отпускают, чтобы было потом за кем бегать и продолжать получать зарплату с командировочными.
Явившись на берег озера, Маськин засунул трубу в воду и затрубил что было сил. Когда Маськин умолк, водяная гладь озера несколько минут оставалась неподвижной, но потом вынырнула сонная черепыха Кексилла и спросила: «Чего тебе надобно, старче?» Черепыхе снилось, что она золотая рыбка… Маськин отдал ей ключелло и тепло поблагодарил. Та предложила выполнить ему три желания, но Маськин отказался, потому что ему было некогда загадывать, чего ему хочется. К тому же он побоялся, что его засмеют тапки, которые со всей очевидностью наблюдали, что Маськин разговаривает не с золотой рыбкой, а с совершенно банальной старой черепыхой. Мы так часто представляем себе самих себя совсем не в том виде, в котором предстаём в глазах окружающих. Проклятые иллюзии бытия, сколько вам ещё глумиться над нашими пропотевшими душами телами?
Дальше Маськин попросил рыбу 007 сплавать на дно и посмотреть, что там рыбки, оглохли, что ли? Мол, слыхали мы, что некоторые жалуются на рыбью немоту, но вот чтоб так, среди белого дня, не слышать трубы, это уже слишком.
Рыба 007 уплыла, но так больше и не появилась.
– Дезертирка! Неблагодарная! Нельзя всё-таки доверять шпионам, – проворчал Маськин и твёрдо решил обязательно поймать её снова.
– Может, попробовать разбудить рыб динамитом? – полюбопытствовал Левый Маськин тапок, который всё привык решать по– революционному и спёр в кабинете Касторкина небольшую динамитную шашку. – Бах – и готово! Гарантирую тебе, Маськин: все рыбки всплывут как одна!
– Нет, динамитом, пожалуй, нельзя, – покачал головой Маськин, – рыбы народ нестойкий, они чуть что – сразу дохнут. Вода слишком холодная – дохнут, слишком горячая – дохнут. На семь бед один ответ: всплыть кверху брюхом, мол, сдох – и порядок. Давай-ка лучше я ещё подудю в трубу.
И Маськин задудел пуще прежнего.
Тем временем рыбки на дне начали просыпаться, но поскольку память у них была рыбья, короткая, они не помнили ни кто такой Маськин, ни что они назначили его рыбьим богом… Поэтому вообще ничего не могли понять и не отличали яви от сна.
Знаете, так бывает, что реальность кажется нереальной, а сон кажется реальным. Всё перемешивается, и уже не помнишь, то ли это действительно было с тобой, то ли приснилось во сне. Вот у Маськина недавно был такой случай. Приснился ему очень милый жирафик с седлом и уздечкой, только шея у него была совсем коротенькая. Так вот этот короткошеий жирафик затесался из Маськиного сна в реальность и всё время попадался Маськину под ноги. Вот и поди разбери, что правда, а что сон? Ведь то, что правда наяву, вовсе неправда во сне, и наоборот.
Рыбки стали судить да рядить, во сне они или наяву, и кто они такие, потому что всю зиму им снилось, что они пчёлки. Они настолько вжились в этот образ, что чуть было не утонули, проснувшись на дне озера. Что может быть гротескнее утонувшей рыбы, возомнившей, что она пчела? Потом, осознав свою рыбную сущность, в основном потому, что от них сильно пахло рыбой, рыбки стали друг друга вопрошать: и кто это трубит там, наверху, в трубу, и если это некто Маськин, как сквозь сон заявил философский пескарь, то кто вообще такой этот Маськин и чего ему надо? Уж не рыбак ли? Рыбы отчего-то недолюбливают рыбаков. Хотя рыбаки любят рыбу. Какое несправедливое несовершенство! Какое досадное отсутствие взаимности! А вы говорите, наш мир – самый лучший из миров… В совершенном мире рыбы должны возлюбить рыбаков! А как же иначе?
Слава богу, наконец философский пескарь проснулся и сказал, что у него всё записано. Он объявил рыбьему народу, что речь идёт о втором пришествии Маськина и что это вовсе не страшно, что никто не помнит первого. Так чаще всего и случается с пришествиями, что пока ждут второго, забывают про первое, и когда наконец к ним приходят во второй раз, считают, что это в первый и поступают так же, если не хуже, пригвождая чем ни попадя несчастного пришельца… Поэтому второе пришествие регистрируется как первое, и все опять начинают ждать второго, подбадривая друг друга, что уж в этот-то раз маху не дадут, не забудут! Но всё повторяется снова и снова до бесконечности. Того гляди, перестанут к нам посылать. Что тогда делать-то будем? Будем посылать друг дружку?
Слава богу, Маськин имел дело не с людьми, а с рыбами, существами гораздо более душевными, тёплыми и отзывчивыми. Таким образом, ему удалось избежать того, что люди обычно делают с теми, кто приходит их пробуждать…
Ознакомившись со священными записями пескаря, рыбки решили всплыть поприветствовать своего рыбьего бога. Они запели ему немые псалмы и гимны примерно следующего содержания (содержание Маськин узнал, потому что впоследствии ему передали текст в письменном виде, писанный плавником по водоросли).
И так далее…
.
То-то Маськин был рад, когда на поверхности озера показались стайки рыб, ведь это так приятно, когда побудка достигает цели, и рыбки всплывают не брюхом кверху, а тому, кто пришёл их пробудить, удаётся уцелеть! Если вам когда-нибудь будут предлагать ставку Бога, становитесь рыбьим богом, как Маськин, а люди пусть уж как-нибудь разбираются сами с собой, оставив в покое своих богов.