Извиваясь змеей и почти так же шипя, женщина буквально бросилась на мужа, но тот легко отшвырнул ее от себя. Она отлетела почти на метр, ударилась о стену коридора и, упав на пол, тихо заскулила.

– Еще только замахнись на меня, – предупредил мужчина, его лицо казалось каменным и бледным в неярком свете старенького коридора маленькой квартирки.

– Ты подонок, – зло прошептала женщина.

– Я хоть не такой трутень, как ты. Смотри, на что ты стала похожа? Как чучело огородное, противно, – он поджал губы, – хоть ресницы бы накрасила!

– Ты никуда не уйдешь, – упрямо повторила женщина.

– Уйду, я нашел другую, настоящую.

– А я что, искусственная? – женщина все еще зло улыбалась.

– Души у тебя нет, ничего тебе не надо, только бы деньги тратить, да по Египтам шляться.

– А она с душой, да?

– Она настоящий человек, добрая, отзывчивая, готовая выслушать.

– Я всегда слушаю тебя.

– Ты командуешь моим бизнесом, лезешь в мои дела!

– Когда тебя нет, я слежу, чтобы все было в порядке.

– Мои люди на тебя жалуются.

– Конечно, лодырям зарплату не отдала.

– Ты не можешь принимать за меня решения! – все еще спокойно говорил мужчина. – Ты мне больше не жена, я тебя не люблю, Ты мне осточертела, дура и недотепа! Училась-училась и засела дома, как клуша, да ты тупая! Разговор окончен.

– Ты не можешь вот так уйти, – она осторожно поднялась с пола.

– Еще как могу, ты мне что, указ? Пустышка!

– Ты сволочь, – обижено выпалила женщина и каким-то неуловимым движением выхватила из кармана халата ножницы и резко направила их в мужа.

Он перехватил руку обезумевшей женщины, вывернул и сильно оттолкнул, на этот раз она разбила себе нос. Кровь потекла по лицу.

– Допрыгалась, идиотка, – процедил муж, – позвони своей Ане на дачу – пусть приедет, присмотрит за тобой, ненормальная! Скажи, что я здесь больше не живу и не против появления этой твоей подруги здесь. Возражать больше некому, как и мотать нервы тоже больше некому!

– Ты не посмеешь… – прошипела опять женщина.

– Все! – мужчина открыл старенькую входную дверь и, выйдя, с силой хлопнул ею.

– Ты же обещал никогда этого не делать, – вслед прошептала женщина и сползла по стене на пол. Слезы градом полились из огромных перепуганных глаз, она давила в себе глухие рыдания, размазывая слезы и кровь по лицу. После еще несколько часов просидела беззвучно в мрачном коридоре прихожей, вслушиваясь в тишину и пытаясь осознать, что муж ее бросил после двенадцати лет совместной жизни, потому что она очень-очень плоха для него. Без души, без ума, без стремлений, идиотка, одним словом, простая безработная прожигательница жизни в его глазах…

– Все, – тихо сказала она себе, – все, успокойся, хватит. Ты же сама знаешь, что эта жизнь нарисованная, что по-другому никак нельзя. Все фальшивое, все прикрытие. Только дети. Дети настоящие. И работа. И все эти проклятые минувшие и идущие войны…

Женщина протянула руку к маленькой тумбочке для обуви и сняла с нее фотографию. Со снимка на нее взирали родители, улыбчивые, любящие, так рано ушедшие в мир иной, оставив ее. Здесь они были совсем молодыми, счастливыми. Они вдвоем и она, совсем маленькая. Только глаза у мамы Алины печальные, но тогда она еще не знала, отчего такие глаза у мамы… Потом пришла и ушла сестра. Юнона. Она грустно улыбнулась фотографии.

А теперь ушел и муж. Она прижала фото к груди. Он даже не поинтересовался, как она будет жить, на что она будет жить? А она будет жить хорошо. Как обычно – вопреки. И Марка с Максом тоже вытянет, не такая уж она и плохая. Она для него всегда была просто Неизвестной Женщиной. И мысли потекли сами собой. Сколько таких Неизвестных Женщин живут рядом со своими мужчинами, которые даже и не подозревают, кто у них жена, подруга, любимая, мать детей, а может, и просто их матери или сестры? Неизвестные Женщины…

Поздний телефонный звонок ворвался в тишину. Она улыбнулась измученно, вот, теперь не надо говорить, что проблемы у несчастной подруги Аннушки.

Знакомый голос в трубке немного вернул прежнюю реальность ее мира.

– Хорошо, товарищ генерал, надо так надо, – ответила она, – завтра вылетаю. Сколько заложников там?..

Окончив разговор, она опять откинулась на стену и, не глядя на телефон, машинально по кнопкам набрала номер. Долго не подходили.

– Нюся, я тебя разбудила? Да нет, все хорошо. Да надо улетать. В Египет, конечно, люблю эту страну. Нет-нет, к тебе привезу, Славик заберет? Ребята, вы мои спасители! Ну, что он… он ушел. Все, Нюся, потом. Потом. Да, завтра в десять вечера улетаю. Ну, пока, Анечка. До завтра, ночки тебе, Славика поцелуй. Просто отлично, что у него перерыв от полетов, с мальчишками мяч погоняет, пока!

Она поднялась на ноги, поставила телефон и фотографию покойных родителей на тумбочку, зашла на кухню, умылась и прямо из-под крана выпила холодной, сырой и вкусной воды. А потом зашла в тихую спальню.

Близнецы не спали, они сидели на кровати и следили за дверью.

– Мам, а где папа? – спросил один.

– Срочно уехал, ребята, – улыбнулась она.

– Он тебя обидел?

– Нет, это я расстроилась, что он уехал так внезапно.

– Мама, расскажи сказку, – попросил второй малыш.

– Конечно, – согласилась женщина, – а завтра мама полетит в Египет, а вы побудете с Аннушкой и дядей Славой.

– У нас?

– Нет, у них дома. Дядя Слава несколько дней отдыхает от полетов, поиграете в мяч, сходите под парусом. Может, и их мальчики в гости заглянут. А когда я вернусь, мы сделаем с вами сказочный ремонт и заживем счастливо, как в сказке. Соберем всех-всех – и дедушку Яна, и тетю Дашу с дядей Агеем, и Олеську, и Аню с дядей Славой.

– А Ригден и Рожден?

– Думаю, они нам тоже не откажут, – улыбнулась она.

– Ура!!! – закричали близнецы.

– Тсс! Спать ложитесь, а то никакой сказки не расскажу!

Мальчишки послушно юркнули под одеяла и засопели носами в ожидании рассказа.

– Жила-была заколдованная девочка, – начала мать, – она была некрасивая и неуклюжая, все смеялись над ней и показывали на нее пальцем, ни один простой мальчик и тем более принц не хотел смотреть в ее сторону. Но никто не знал тайны, что ночью, когда чары ослабевают и на землю смотрит круглощекая луна, девочка превращается в прекрасную принцессу, удивительно красивую и мудрую наследницу огромного королевства. А чары, наложенные на нее, должны были развеяться через несколько лет, но ни у кого не хватало терпения выносить ее уродства даже краткое время, все лишь издевались и пытались уколоть ее больно. Но заколдованная принцесса была мудра и знала, что однажды, очень-очень скоро, настанет день и час…

– Блин! – Эра поджала губы и еще раз взглянула на узкое окошко каменного мешка, внутри которого находилась. Окошко было высоко и очень узко, выбраться – шансов никаких. Она еще раз отчаянно стукнула кулаком по скалистой стене.

– Черт! Черт! Черт! – злилась она. Передача заложников в этот раз закончилась обменом. Кто-то выдал ее, выдал, кто она и откуда. Теперь шел длительный переговорный процесс, который либо закончится положительно, либо плачевно.

– Черт! Черт! Дома же дети! Черт!

– Перестань, – ее сосед по каменной тюрьме подал голос. Эра обернулась, впервые за двое суток этот обезвоженный человек заговорил, значит, пришел в себя. Она нагнулась к глиняной плошке с не очень чистой водой и наклонилась к узнику. Подняла его голову и приложила плошку, он сделал один жадный глоток и откинулся на грязный лежак, словно все его силы только что ушли.

– Я умираю, – констатировал он, именно констатировал.

– Нет, – Эра передернула плечами, – мы еще повоюем, скоро наши придут.

– Зачем ты здесь? – спросил человек.

– Переговоры вела по заложникам, – выдохнула Эра и наконец села, скрестив ноги, на пол. Там усмехнулась сама себе и прошептала под нос:

– Египет, епс – тудей!

– Не ругайся, – попросил умирающий, – дай душе успокоиться, – у тебя впереди еще много чего, что словами не опишешь.

– Ты откуда? – спросила его Эра.

– С фронта, всех перебили, всех! А я выжил, – человек заметался.

– Тсс! – Эра успокаивающе прижала человека к себе, укачивая. Совсем молодой, измученный насколько. – Ты только продержись, парень, тебя зовут как?

– Егор. Егор Торин.

Эра вздрогнула.

Парень усмехнулся.

– Не бойся, я не тот Егор Торин, что жил когда-то давным-давно и был сыном садиста. Я детдомовский, точнее, меня воспитали при монастыре, там и окрестили.

– Я не боюсь, – ответила Эра, – иногда мне кажется, что я знала того Егора и он был, вероятно, неплохим человеком.

– Вот видишь! Не все так плохо, – улыбнулся вымученно Егор, – гони зло из сердца, впусти туда добро и мир.

– У тебя родители есть? – прошептала Эра.

– Только дед, родители погибли во время чистки, когда я родился. Дед у меня мировой, медик, хирург.

Эра закивала головой.

– Так зачем ты в армию пошел? – спросила она. – Надо было в медицинский институт, по стопам Деда, спасать людей.

– А ты думаешь… – Егор закашлялся, Эра опять напоила его.

– Меня зовут Эра.

– А ты думаешь, Эра, что спасают людей лишь медики?

– Ну, еще священники, – попыталась пошутить Эра.

Егор широко улыбнулся.

– Бог спасает, Эра, но к нему ужасно долгий путь, как это утомительно!

Егор говорил серьезно и с какой-то досадой.

– Ты словно собрался идти к нему.

– Я давно иду, но только мне в обход, мне бы брата отыскать. – Егор опять начал кашлять, отхаркиваясь кровью, а потом погрузился в бессознательное этого мира.

Эра вздохнула и, оторвав кусок материи от куртки, намочила его и протерла славянское красивое лицо Егора, руки и шею. Собрала налипшие на лоб и лицо парня мокрые волосы; спрятала их под банданой, сотворенной из своего шейного платка.

В груди Эры защемило, Егор бредил – плохой признак, этот мальчик умирал.

Неожиданно парень опять открыл бездонные черные глаза.

– Ты убрала головную боль?

– Я спрятала твои волосы под свою бандану, – шепотом ответила Эра, – умыла тебя, ты такой чумазый.

Егор опять улыбнулся.

– У меня никогда не было матери.

Эра промолчала.

– У тебя есть дети?

– Два сына.

– Так зачем ты здесь?

– Работа, как и у тебя.

– Опасности здесь много, – покачал головой Егор.

– А чего много, парламентера не тронули, и спасибо. Освободят, это мы уже проходили…

– Нельзя все пройти, но надо подготовиться к более суровому испытанию.

– Эх, Егор, – вздохнула Эра, – меня жизнь, этими испытаниями уже без подготовки лупит лет эдак десять.

– Не то это, не то, ты, главное, держись, Венера! Держись, – он часто-часто задышал, – понимаешь, тебе спасать надо, многих спасать! Я не успел, но я скоро вернусь!!!

– Кого? – Эра нахмурилась. – Откуда ты знаешь, что я Венера? Ты кто, Егор?

– Я за ним, мама. – и человек смолк.

Эра побледнела и, судорожно схватив парня за руку, холодную и липкую, просчитывала пульс. Удар, еще один, еще, остановка. Нить последнего удара – волна, последняя нейронная волна.

– Не бойся, – прошептала Егору Эра, – я здесь, я с тобой. Я провожу тебя, сынок! – слезы ручейками лились из ее глаз, – не может быть, не может быть.

Шесть минут, шесть минут – клиническая смерть, уход. Все, мозг погиб. Эра перекрестилась и закрыла чуть приоткрытые веки усопшего.

– Как жестоко все, – она положила руки ему на грудь, сложив их по христианскому обычаю. И, вспомнив начало «Отче наш», принялась шептать молитву, когда вдруг неожиданно Егор резко вскочил, сев на лежаке и открыв невидящие глаза, закричал куда-то в пространство:

– Назарет, запомни, Назарет! Только там, где выше!!! Где выше!!! Первый камень! Первый камень!

Эра от неожиданности схватила Егора, крепко прижимая к себе.

– Не уходи, слышишь, не уходи! Нам надо поговорить, только поговорить!

Но глаза Егора закрылись, и Эра с ужасом отметила, что его лицо приобрело зловеще-серый оттенок и резко осунулось, словно невидимый гример вынул все содержимое из-под кожи.

Так она и осталась сидеть, тихонько плача от ужаса и горя случайной находки и утраты, прижимая к себе голову Егора, укачивая его, повторяя как заклинание просьбу не уходить, поговорить с ней. Неизвестно, сколько бы она так просидела, но через несколько долгих часов пришли невольники и буквально силой оторвали рыдающую женщину от мертвого русского военного, удивляясь и тихо переговариваясь, поминая Всевышнего и прося не дать им такой участи, как сумасшествие.

А потом прозвучало слово – расстрел, но Эра не дрогнула, а лишь отрешенно и не мигая уставилась в маленькое узкое оконце. Пытаясь запомнить день, его закат, ночь. Она в той же позе встретила рассвет, но так и не дождалась своих палачей. Вокруг лагеря было странно тихо. И когда солнце взошло в зенит, Эра вышла из своей тюрьмы, без препятствий. Боевики, сбившись в кучу, молились, смеялись, кидались друг в друга песком и камнями.

– Безумцы, – прошептала Эра и поискала глазами тело Егора. Но его нигде не было, и она побрела меж невысоких полуобрушенных строений, взглядом ища того, кого никогда не надеялась найти и, тем более, опять потерять.

Она брела по пустынной восточной дороге, обхватив себя руками и думая о Егоре когда шум лопастей буквально навалился на нее.

– Эра! – закричали сверху. – Эра!

Она не отозвалась. А потом и вовсе не заметила, как за ней спустились и помогли взобраться в вертолет.

Желтый лоскут пустынной земли удалялся, а Эра продолжала смотреть в проем двери, все еще ища глазами своего сына… Это был не тот день и час, который она так ждала, совсем не тот.

Время всегда небрежно относится к нам, не хранит как следует, не исполняет желаний, которые мы запланировали, не дает горевать или любить вечно, оно лишь констатирует, как статист: прошло много секунд или несколько. Пробежала жизнь, или так долго тянулся день. Время равнодушное, но это лишь человеческие впечатления, потому что на самом деле время – наш безмолвный спасатель, который порою превращает год в десятилетия, а сотни лет в тысячи. Темпы цивилизации ускоряются, а память, охватывающая дни, превращается в годы, мы забываем мелочи, а потом важное. Время хитрит, но оно работает на нас. И это очень важная константа, которую Создатель окрасил в не менее важный цвет человеческих эмоций и судеб.

Падение было хуже побега. Горячее, жгучее, он чувствовал, как горят крылья, как сгорает кожа рук, как реальность сменяется реальностью, как жаром обдувает его лицо. Затем удар, темнота. Свобода…

Когда он открыл глаза, яркий свет небес ударил в лицо. Наконец-то! Тело ныло и болело от ожогов и невероятных перегрузок. Он расслабился, пропуская сквозь себя свет утра и восходящего солнца. Он творил себя, материализовывал костяк, органы, мышцы, кожу. Как чувствительна плоть человеческая! Нежные касания желтой звезды стали ощущаться как агрессивные: ничего, это такие пустяки. Он еще больше расслабился, прислушался, змея ползла по песку в его сторону. Мгновение – и она была зажата в мощном кулаке.

Ну-ка расскажи мне, где я и как я смотрюсь со стороны? Он поднял руку с извивающейся ядовитой змеей над собой. Его глаза, все еще закрытые, видели мир глазами змеи. Но этого было недостаточно, и бедная гадина, вздрогнув, стала кусать его за кулак, потому что невероятно острое зрение и обоняние обрушились в ее неготовый для вместилища большего сознания мозг.

Да, это его лицо! Его мир! И теперь его планы изменились. Он отомстит. Потому что, лишь отомстив этой изношенной, как проститутка, цивилизации, он снова обретет покой. И это не возвращение власти, а кое-что похуже. Он рассмеялся. А теперь, как всякая гадина, знающая и дрожащая пред ликом моим, скажи, как зовут меня? Змея зашипела и вновь вцепилась в держащую ее руку, но кулак лишь крепче сжался. И тогда ядовитая тварь, неестественно растягивая пасть с капающим ядом, произнесла:

– Дииииил…

Не слышу! Повтори!!

– Дииааааавоооооол….

Дил рассмеялся, раздался еле слышный хруст ломающегося гибкого хребта змеи. Затем он отбросил ее в сторону, невероятным образом стряхнул с руки укусы и яд и расхохотался сильнее, продолжая упиваться проникающей, все истребляющей жарой земного светила. Рукой он провел по руке и в районе локтя с шипением возник изысканной работы рисунок синей розы. Аравия! Старое доброе место всех настоящих и вымышленных грехов и подвигов! Какая ирония!

Задул слабый ветер, осторожный ветер-разведчик, вероятно, какого-то местного духа, слегка присыпал его палящим песком и отпрянул прочь, видимо, испуганный находкой.

И покорились мне пески Аравии! И покорится мне весь мир! Ибо я новый Бог, а все прежнее – лишь полоненные тени былых Волода-ров Земли моей!!

Белый верблюд уверенно и величественно двигался через аравийскую пустыню. Венера, укутанная в платок, прятавший ее от обжигающего солнца пустыни, ехала верхом. В руках она держала компьютерный планшет, быстро скользя пальцами по его сенсорной поверхности. Жара нарастала, по мере того как темнел горизонт. Вероятно, надо было послушать местных стариков и не выдвигаться до завтрашнего дня, пока не пройдет песчаная буря. Но ее ждали, ждали и срочно, как говорят в одной старой песне – приказа верить в чудеса не поступало, надо было получить данные научной группы, расположившейся у монастыря Белой Тары. Надо же! Венера улыбнулась, как все перемешалось-то! Монастырь Белой Тары за аравийской пустыней!

Внезапно верблюд фыркнул и напрягся, по его большому телу прошла дрожь, и Венера успокаивающе похлопала его по загривку.

– Все хорошо, малыш, все хорошо, – она огляделась в поисках того, что напугало верблюда.

– Силы небесные! – Венера достала радиотелефон и связалась с лагерем.

– Я, вероятно, задержусь, Ян Вильгельмович! Тут человек посреди пустыни.

– Эра, детка! Аккуратнее! Скорее всего, кто-то не рассчитал свои силы!

– Я всегда аккуратна.

Венера, или Эра, как звали ее всю взрослую жизнь другие люди, слезла с верблюда, переговариваясь с Яном Литке. Старый профессор слыл отшельником, был нобелевским лауреатом в области нейрофизики, да и просто другом ее погибших родителей. Сейчас Ян Вильгельмович вел засекреченные изыскания за пределами Родины и во благо ее. Эру Ян любил как дочь, лишь с ним она могла быть откровенной и естественной. Ян всегда давал нужный совет, всегда оказывался в трудную минуту рядом и, как строгий отец, мог журить и хвалить. Похвала Яна для Эры означала очередную победу в жизни. Их нередко сталкивало по ходу работы. Ян никогда не задавал Эре вопросов о ее работе, за что она была ему очень признательна.

Эра нагнулась к человеку. Мужчина с обожженным солнцем лицом, видимо, был без сознания. Она приподняла его голову и осторожно стала поить из фляги. Человек застонал и открыл глаза.

– Прекрасно. Вы меня слышите? – Эра обращалась к незнакомцу.

– Русская? – человек говорил с акцентом.

– Да, меня зовут Эра.

– Эра для меня одного, – попытался пошутить человек.

– У вас, наверное, солнечный удар.

– Наверное. Вы в платке? – спросил незнакомец.

– Да, это от солнца и песка. Как вас зовут?

– Меня?

– Вас. Вы помните ваше имя?

– Имя! О да, конечно! – мужчина улыбнулся, – Дилан Сомерсет. К вашим услугам.

– Очень приятно, громкое имя, – кивнула Эра, – американец?

– Англичанин, но я ни белой, ни красной розы еще никому не дарил!

– Шутите, – голос Эры обволакивал, – там, в стороне, есть небольшой холм, под ним тень, там мой верблюд с водой, надо перебраться туда.

– Зачем? – улыбался Сомерсет.

– У вас шок…

В тени Эра протерла его холодным полотенцем и нанесла противоожоговый репеллент.

– Это от адского пламени? – поинтересовался Дилан.

– Именно от него, – в тон ответила Эра.

– Какие у людей простые решения и ответы на все.

– Как вы здесь оказались? – спросила Эра, удовлетворенно разглядывая обработанные ожоги Сомерсета.

– Не помню… – немного помолчав, ответил он, – ничего не помню! Начинаю напрягаться – голова болит, – он поморщился.

– Не напрягайтесь, – остановила его Эра, – очень красивая татуировка; необычно – синяя роза.

– Борейская роза власти, баловство юности, – Сомерсет, подтянувшись на руках, сел, оглядываясь по сторонам.

– Ее величество аравийская пустыня!

– Откуда вы помните?

– Не помню, – Дилан перевел растерянный взгляд на Эру.

– Сейчас немного придете в себя, и поедем в научный лагерь.

– Русский?

– Русский, – согласилась Эра.

– А там нет какого-нибудь очередного зверя, которым русские снова решили напугать весь мир?

– Нет, там люди, и не просто люди, а врачи и ученые – настоящие ангелы! Вы так боитесь тени былого? – спросила Эра.

– Но ведь кто такой зверь? – Сомерсет улыбнулся вопросу. – Ясное дело: зверь – это ангел!

– Что вы, Дилан! – воскликнула Эра. – Как такое может быть?

– Я, к примеру, знавал одного зверя в далеком прошлом, который вовсе ангел происхождением. Но чужие амбиции и воля заставили его стать зверем и творить то, что ангел бы и не удумал! – Дилан рассмеялся и весело хлопнул по песку ладонью. Золотая пыль песчаным вихрем взметнулась вверх и тут же спокойно осела. Эра внимательно наблюдала за танцующим песком, потом обратила внимание на крепкие ладони Дилана, сильные и мужественные, опаленные солнцем, но не временем. Затем она мечтательно перевела взгляд на горизонт. Все еще раздумывая над словами англичанина. Бескрайняя пустыня, шорох песка, неожиданная встреча, день явно выбивался из рамок плана.

– Так вы говорите о человеке, которого заставили стать рабом! Вспомните прошедшие годы? Рабов было много. Были годы, когда мы реально приобрели Императора, а ваша страна почти потеряла королевскую династию. И что говорили? Император – дьявол, его правая рука – зверь. Обычные слухи, и очередная утопическая идея, очень свойственная моей стране. При этом тогда каждый второй считался ангелом, а каждый первый – рабом! – Эра как-то грустно рассмеялась. – Бедные люди! Во что только их не заставляли верить.

– Эра, – Сомерсет стал серьезным, – я, конечно, заранее прошу прощения, но мне кажется, вы кого-то тогда потеряли?

– Многие теряли близких людей, – медленно ответила Эра, – я не исключение. Я потеряла родителей, сына. Сейчас моему мальчику было бы уже двадцать пять.

– Двадцать пять? – Сомерсет удивленно посмотрел в красивые серо-зеленые глаза собеседницы. – Вы же очень молодая женщина! Может, ваш платок? – Дилан рукой неопределенно указал на платок скрывающий лицо и волосы Эры.

– В ангелов верите, а в то, что вас может подвести воображение, нет? – Эра развеселилась.

– Ангелы бывают разные, – задумался Дилан, – вот, знаете, добрые ангелы приходят в семьи злых ангелов, злые – к добрым, а бунтующие – к бунтующим. А с вами я так ошибся! Простите, простите, Эра! – Дилан уже сам улыбался.

– О! Какая теория! – Эра покачала головой. – Сказочно звучит. Расскажу своим детям, как сказку. А вы все же романтик.

– У вас еще есть дети? – заинтересовался Дилан.

– Да, два сына, они дома с няней, пока я тут по пескам с экспедициями гуляю.

– Так сколько же вам лет? – Сомерсет искренне недоумевал.

– А как вы думаете? – Эра задорно стянула платок. Золотистые волосы рассыпались по плечам, переливаясь в знойных лучах аравийского солнца. Молодое красивое лицо с правильными чертами, пухлый чувственный рот. – Ну?

На Сомерсета смотрела красавица лет тридцати:

– В этом году будет сорок один, в сентябре! – Эра подмигнула Дилану.

Тот словно онемел, и Эра еще звонче рассмеялась при виде обескураженного лица Сомерсета. Но Дилан не отрываясь смотрел в ее лицо, словно видел нечто невероятное или фантастическое. Он нахмурился, потом сильно побледнел, отчего черные глаза стали еще выразительнее.

– Ты?! – спросил он.

– В каком смысле? – улыбка медленно исчезла с лица Эры, ее взгляд стал скорее напряженным, она всматривалась в Дилана, нет, она его не знала, в сводках никогда его не видела. Но он не лжет, он потрясен тем, что кого-то в ней узнал.

– Сова не обманула меня, – из речи Дилана исчез акцент, – значит, ты вернулась, это же я!

– Простите, сэр, – Эра мило улыбнулась, – вам надо успокоиться, здесь беспощадное солнце, оно явно играет с вами. А я не понимаю, о чем речь, и столкнулась с вами сегодня впервые здесь, в этих песках Аравии!

Он запрокинул лицо к небесам. Она не помнила его, но ничего, это не беда. Главное, что ее вернули, и ей сорок, и сына она потеряла, потому что Дил тогда не дал ему жить. Это только начало! Главное, что она не умерла! Не умерла! А он позволил Сове уговорить его сдаться, рыдая над ее бездыханным телом. Над невозможностью, несопоставимостью, над ересью происходящего! Потому что тогда не могло случиться самого необходимого и всегда случающегося – Чуда! Он тогда завалил весь отлаженный и уже выстроенный план, попал в оковы, потому что вдруг исчез смысл, потому что она была потеряна навсегда. И невозможно было надеяться, что однажды он увидит ее хоть в каком-то захудалом кусочке Вселенной, хоть в каком-то забытом или не наступившем времени! Потому что он думал, будто она недосягаема впредь! Сова! Ну, сестра… В этот раз он сбережет неизменную Константу – любовь. Свою любовь. Он больше не будет рисковать ею, он спрячет ее от мира, а затем покорит эту планету, разнеся ее в пух и прах.

Дилан шумно вздохнул и, неожиданно для настороженной и смолкшей Эры, его взгляд, направленный до того в себя, теперь обратился к ней: горячий, обжигающий, наполненный любовью и ожиданием.

– Скоро песчаная буря, – резко отрезала Эра, – мы задержались. Я доставлю вас в монастырь Белой Тары, там, в научном лагере, вы сможете найти пристанище у монахов, они помогут вам связаться с посольством. Едете? – Дилан уверенно кивнул и направился за Эрой к большому белому верблюду. – Накиньте это, – Эра кинула Дилану бедуинский матерчатый плащ, – а то в набедренной повязке – даже из шелка – не так уж и удобно в пустыне!

– Какая изменчивая мода на Земле, – сам себе удивился Дил, закутываясь в тонкий шерстяной плащ.

Научный лагерь у горного подножия тонул в сумерках и запахе диковинных ночных цветов. Протянутое освещение, полевое и слабое, лишь придавало еще больше таинственности и чарующей красоты. Вверху – на высоком выступе скалы – спал монастырь Белой Тары.

Ян Литке сам вышел навстречу Эре и ее спутнику, закутанный в длинные тканевые плащи и платки.

– Ну, знать, с добром приехала, если человека спасла, Эрушка! – радушно встретил их Ян.

– Принимай гостей, Ян! – Эра спрыгнула с верблюда и обняла Яна.

– Как я соскучилась, – всхлипнула она.

– Ну будет-будет! – погладил Ян женщину по голове. – Дети-то как?

– Все нормально, дядя Ян, с няней. О внуке вести есть? – вдруг спросила она.

– Вот же рассказал на свою голову, – заулыбался Ян, – да Егорка парень сильный, найдется!

– Конечно сильный, – согласилась Эра, – жаль, что раньше ты о нем мне не рассказал.

– Фу-ты ну-ты! – всплеснул Ян руками. – Успокойся, Эрушка, найдется парень, найдется, он сильнее сильного! Ты с гостем знакомь!

Эра подвела Яна к Дилану.

– Ян Вильгельмович Литке, а это Дилан Сомерсет, не помнит, как в пустыне оказался.

Ян протянул руку Дилану, и тот взял его за ладонь.

Словно вспышка, отрезвляющие душу воспоминания, боль!

Ян вдруг четко и ясно увидел лицо Сомерсета.

– Зачем ты вернулся? – воскликнул разум Яна. А в ответ поплыли картины боли и переживаний самого Дила, настолько сильные, что Ян схватился за сердце. – Не для человека это, – попросил он, – где Олеся? – и картина прекрасного ангела промелькнула в голове.

«Олис! Ганари… Так вот кто она, они… Зачем же ты вернулся? Венера? Погиб ребенок ее, разбился тогда в вертолете, Эру спасли монахи. Стой, зло творящий, стой! Не тронь разума моего!»

Но Сомерсет уже глубоко проник в сознание и память Яна Литке.

«Вертолет упал на скалы? Почти все живы. И младенец. Венера мечется без сознания. У нее была ретроградная амнезия? Где младенец, Ян? Здесь, здесь он был. Как Имя Рек ему? Егор Торин? Отчего Егор? Отчего Торин? Мог выдать за сына Егора? Егор Егорович. Не называют детей именами отцов, даже мнимых, эх, Ян! Так ты стал дедом, а Эра потеряла не только память, но и сына? А о ком сейчас она спрашивала? Ах, вот как? Где она его встречала? В плену? Надо же! И что? Умер? У нее на глазах? С трудом верится, но другой информации нет?»

Со стороны казалось, что Ян и Дилан замерли и смотрят друг другу в глаза. Эра заволновалась, но дождалась, пока они разнимут руки.

– Я сам поднимусь в монастырь, спасибо за теплый прием, Ян Вильгельмович.

– Да-да, конечно, – Ян потер виски…

Каменные своды монастыря улыбали Дилана, как и бережно принесенная монахом свеча в его временное пристанище. Но земная плоть требовала отдыха, и природа брала свое, он погружался в сон, с торжеством предвкушая новый день.

Раздался ленивый рык. Сомерсет с нечеловеческой проворностью оказался на ногах.

Сова не изменилась, да и древняя львица тоже. Хотя что сделается этой зверюге, исполненной таинственной силы?

– Когда же ты, во имя неба, перестанешь нарушать границы реальностей без стука? – возмутился Сомерсет.

Сова прищурилась и щелкнула пальцами. Сотни свечей загорелись маленькими колышущимися огоньками на столе, полу, на аскетичных полках, выступах камней в стенах.

– Романтично, как тысячу лет назад, братец, – прищурив зеленые глаза, прошептала Сова, – келья и свечи. Дьявольское место!

– Не остроумно, – Дилан зевнул, – они давно изобрели электричество, могла бы хрустальную люстру предложить.

– Дил, – Сова вскинула насмешливо брови, – что за обвинения?

– Какие?

– То я тебя не обманула, то обманула, ты уж определись, – в руке Совы запереливался хрустальный фужер с кроваво-красным вином.

– А, подглядываешь! – понял Дилан. – Угостишь?

Сова выразительно посмотрела на второй фужер, появившийся в руке Дилана.

– И что за имя? Сомерсет, Дил? Ты войну белой и красной розы для чего приплел?

– Что ты во всем ищешь смысл? Просто имя понравилось!

– Герцог Сомерсет развязал одну из самых длинных войн во времени, – напомнила Сова.

– Удалое было время! – согласился Дилан и отпил из бокала. – Божественный вкус!

– Ты затеял игры со временем? – Сова не отрываясь смотрела в бездонные глаза Дилана.

– С чего ты это напридумывала?

– С того, что Сомерсет развязал войну во времени. А ты традиционно мыслишь, вон и роза синяя на руке…

– Фу ты! Сестрица, ты не знаешь, что болеешь земной паранойей? Это просто красивый цветок! Редкий! В пустыне цвел, увидел – скопировал.

– Это Борейская Роза! Символ власти! Ты ее украл у лимурийцев!

– Да это просто рисунок, лишенный Силы! Чтобы в заточении помнить о прекрасном! – съязвил Дилан.

– Тогда зачем ты сбежал из-под стражи на Землю?

– Все не успокоишься, – покачал головой новый Сомерсет, – за Заряной, и вот попробуй, скажи, что это не так!

– Скажу, – Сова поджала губы, Дилан насторожился, – Дил, Заря-ны не стало много лет назад.

– А с кем я, по-твоему, столкнулся?! – рассмеялся Дил.

– Это ее сестра, Венера.

– Ее и тогда звали Венера!

– Юнона! – воскликнула Сова. – Я сама принимала роды, девочек было две! Венера благополучно спаслась и родила сына. Заряна – это Юнона.

В мановение ока Дил оказался около Совы, их лица почти соприкоснулись.

– Ты пожалеешь однажды, сестра, что вмешалась в мои дела! – в его глазах сиял нехороший красный огонек. – Но ты меня не обманешь, я нашел свою любовь и больше не уступлю тебе, поняла?!

– Кому ты угрожаешь? – усмехнулась довольная Сова. – Ты беглый преступник, братец.

– Где он?! – заревел Дилан.

– Кто? – Сова округлила глаза.

– Ее сын?

– Я у тебя хотела спросить! Он не ощущается ни на Земле, ни там!

– Как так? – не понял Дилан.

– Молча, – ответила Сова, – я потеряла его, внезапно потеряла…

– Вот в чем дело, – Дилан задумался, – Эра прекрасна, знаешь ли. Еще прекрасней, чем в ранней юности.

– Не трогай женщину, ей досталось, Дил.

– Я готов утешать ее вечность, – совершенно серьезно ответил Сомерсет, – тем более Заряна все равно вспомнит меня в итоге. Интересно, с кем же она и где была все эти недолгие годы?

– Не знаю, Дил, не знаю, – Сова поставила бокал на стол, он заиграл в бликах сотен свечей, Дилан засмотрелся, а когда перевел взгляд на сестру, ее уже не было. Но Сова не ушла просто так, оставив Сомерсета одного. Из радужного и дутого бока бокала словно блики рассыпались по аскетичному столу, жаля непонятным жаром. Дилан отдернул руку и выругался. А сияние от бокала заполняло все больше пространства, когда вдруг собралось в один сияющий шар и с рыком странно зевнуло.

– Опять, – поморщился Дилан.

Сияние все четче и четче прорисовывало мощную фигуру древней львицы, верной спутницы Совы. Львица Чарлет обретала форму и словно перешагивала из одного мира в другой, к Дилану.

Древняя львица с человеческим именем Чарлет зевала и, щурясь, смотрела на Дилана.

– Что, зеркал нет? – усмехнулся Дилан. – А без хозяйки нет выхода? Может, на меня поработаешь?

Но львица выгнула спину, снося своей мощной фигурой множество свечей, потянулась и стрелой прыгнула в хрустальный бокал Дилана, растворившись в нем.

– Тьфу ты! – Сомерсет, разбрызгивая вино, поставил бокал на стол. – Ну какая наглая кошка! И как это пить теперь? Кто знает, что за след оставила эта пучеглазая!

Но вскоре Дилан лег обратно на узкую монашескую кровать. Свечи моментально потухли.

– Значит Венера. Эра, – отчетливо произнес он в темноте, – ну, здравствуй, любимая! Какой же пречистой Отец сотворил тебя вновь! Мне это нравится.

Дилан Сомерсет задумался с улыбкой на лице, которую сокрыла непроглядная и верная ему тьма ночи, заполнившая скромную келью. И лишь Борейская Роза таинственно мерцала синим светом на его руке. Время набирало обороты.

Эра работала над очередным рапортом, склонившись над тусклым светом планшетного компьютера. Объемное изображение человека, с которым переговаривалась Эра, висело над планшетом и жестикулировало в ответ на тихую речь. Еще несколько секунд – и сеанс связи закончился, экран слабо моргнул и погас, фигура исчезла. Эра прикрыла усталые веки, повернув лицо в сторону узкого окна, из которого дул прохладный ночной ветер.

– Любимая, – раздался голос. Эра не пошевелилась, но медленно открыла глаза. Перед ней сидел Сомерсет.

– Отчего вы не спите? – она напряглась.

– Ты не узнаешь меня, – Дилан говорил без акцента.

– А должна?

– Конечно! – улыбнулся Дилан, и сотни свечей теперь зажглись в комнате Эры. – Это же я, Заряна, я!

– Вы меня с кем-то путаете, – попыталась отшутиться Эра, но Сомерсет крепко схватил ее за плечи и встряхнул:

– Смотри на меня, любимая, смотри же! Это я!

Его лицо выражало страдания и боль, и Эра поневоле всмотрелась в темные, как омут, глаза. Отчего-то запахло предштормовым морем. Какое печальное и красивое у него лицо, затягивает и затягивает. И такое знакомое. Но она точно не знает этого человека, потому что никогда и нигде с ним не пересекалась, даже в сводках… Глаза Эры внезапно расширились от ужаса. Она отчетливо вспомнила это лицо. Император. Но это невозможно. Ее троюродная сестра Даша утверждала, что он.

– Что я? – вспыхнуло в ее разуме. – Ты думала, что я погиб? Даша сказала? Даша, моя внучка? Она жива? Невероятно!

– Отпусти меня, – с трудом попросила Эра, – не прикасайся ко мне, – ее тело словно пронзили тысячи иголок, глаза слипались. Венера чувствовала, как громко, но очень медленно начинает стучать ее сердце.

– Ты уснешь, любимая, – прошептал Дилан, – уснешь, и монахи позаботятся о тебе. Эти скалы не тронет ни ветер, ни вода, ты будешь спать беспробудно и ждать моего возвращения. Я вернусь к тебе с победой.

Порыв ветра потушил свечи, и сумрак накрыл разум Венеры, унося в невероятные и неизученные еще глубины сна.

Утром Ян обнаружил, что Сомерсет исчез. Минуту поразмыслив, Ян Вильгельмович с испуганным лицом бросился в комнату Эры – она была в коме.

Агей прилетел к вечеру, вместе с ассистентами и оборудованием. Они, так же как и Ян, не нашли ничего невероятного в состоянии Эры, но причины такого глубокого и странного сна не обнаружили. Показатели мозговой активности указывали на очень-очень глубокую, почти летаргическую фазу сна, но отчего-то мозговые межзональные различия не читались, словно что-то невидимое накрыло и спрятало мозг Эры.

– Я не стал бы ее трогать, Ян, – задумчиво проговорил Агей, – это надо понаблюдать, а потом решать. Детей я заберу, с нами близнецам будет лучше, да и Олеська подросла, веселее. Старшие не особенно хорошие друзья.

– Ну, хватил, Агей! Парням по двадцать пять лет, какие же интересы с сестрой-ребенком возиться.

– Да я не против, – согласился Агей, – Даша расстраивается.

Они вышли в маленький садик, сев в уютные плетеные кресла, на маленьком столике стоял чай и пряности.

– Угощайся, Агей, – Ян задумчиво разлил травяной чай, – не боюсь я за Эру, это его рук дело, он ее с Юноной перепутал, видимо – решил на этот раз оберечь.

Агей вздрогнул.

– Ты о… – он запнулся.

– Да, мой друг, – кивнул Ян Вильгельмович, – на нашу беду или на чью еще, он вернулся. Вчера его Эра из пустыни привезла, представился Сомерсетом.

Агей встревоженно оглянулся на желтевшие вдали аравийские пески. Задумчиво и напряженно. Когда он обернулся на Яна, тот отшатнулся, Агей словно постарел лет на десять.

– И кого мне теперь защищать? – спросил Агей. – Дашу? Детей? Что будет теперь?

– Что бы ни было, нам надо все продумать и обязательно рассказать Дарье. А Эра пусть останется здесь, под наблюдением твоих орлов и их аппаратуры, дорогой мой доктор. У нас же, видимо, иные заботы теперь.

– Знаешь, Ян, – вдруг с сожалением покачал головой Агей, – вроде вот все в порядке, а Рожден уехал от нас, женился и не показывает жену, я уж, по слухам, знаю, даже внук у меня есть. И не один, может, а не хочет делиться.

– Почему? – удивился Ян.

– То место, тот кошмар, в котором сыновья родились. Они его помнят, помнят, и чем взрослее становятся, тем упорнее отталкивают меня и мать. Словно по нашей вине это все тогда случилось. Мы – какое-то напоминание того прошлого, которое наши дети хотят забыть.

Агей тяжело вздохнул и откинулся в легком кресле, тихий ветер закружил незнакомым вкусом теплой пустыни в его волосах с седыми прядками.

– А Олеська растет – просто чудо какое-то! – тут же заулыбался Агей, и словно звезды вспыхнули высоко-высоко от светлой радости отца за своего ребенка. – Но со старшими нет общего языка, сторонятся они ее.

– Ну ты светишься! – Ян похлопал Агея по плечу. – Значит, не все так плохо, отец, хорошие у тебя ребята. Им не хочется принимать свое появление на свет, такое невероятное появление. Но они взрослеют, мужают, они поймут и простят, и вас с Дарьей, и Бога, который все-таки починил какие-то там Константы. А Ригден как?

– Ден? – Агей стал серьезнее. – Сложный парень. Рожден хоть добрее и мягче, а Ден все решает с ходу, режет иногда словами, как по живому, Олеську называет – дитя рая, как в насмешку. Влюбился бы, что ли.

– Да конечно влюбится, куда он денется, в этом-то он не особенный, как все, не волнуйся за сыновей, батя! Нам сейчас надо их будущее обезопасить.

– Нам нужен экзорцист? – спросил Агей.

– Нет, – покачал головой Ян, – нам нужен Егор Торин…

Той же ночью, после отлета Яна и Агея, дежурные врачи внезапно заснули, все как один, по невидимой команде. Начался шумный, не свойственный этим местам ливень, похожий на льющуюся грязь, лужи быстро разрастались темными пятнами. И вот уже пустыня была похожа на озеро, над которым возвышался монастырь Белой Тары.

Сова вошла в комнату к Эре, бесшумно села на край кровати и взяла ее за руку.

– Знаю, что ты много пережила прежде, – заговорила она, – но твоя помощь очень-очень необходима сейчас, Венера. Ты должна помочь своему сыну и моей дочери. Я поступаю неправильно, но все Константы поломаны, потому что не один Дилан сейчас на Земле. Ты будешь спать здесь, но будешь жить не здесь, слева направо, с заду наперед, с конца в начало, начнешь сначала. Нарекаю тебя Анной, прими жизнь ее и судьбу ее вспомни! А теперь спеши навстречу, помоги!

Невидимое облачко отделилось от лежащей в коме Эры и заспешило куда-то прочь, набирая силу от стихий мира, обретая плоть, кровь и чью-то память.

– Ты, незримый и невиданный, но запутавшийся и потерявшийся, явись и укрепись в мире этом! Разрешено!

И тотчас же высокий черноволосый мужчина в длинной сутане цвета индиго в звездах и крестах возник перед Совой. Он шумно вздохнул и, не обращая внимания на мир вокруг, рухнул перед ней на колени.

– О великая Вал Эль Монтра, спасшая мир, приведшая сияющих волков, позвавшая Спасителя! Пощади глупцов, ибо мы не ведали, что творили!

– Опачки, – выдохнула Сова. – Ты кто же будешь?

– Маркус, – ответил незнакомец, все еще не глядя в глаза Сове.

– Какой Маркус?

– Маркус, бенедиктианец, слуга ваш во веки вечные. Свидетель вашей победы над древними и Химерой.

– Неплохо звучит, Маркус, но я тебя не помню, – удивилась Сова.

– Не помните, – подтвердил Маркус, – первосвященник Всея Мира стер вашу память, а я хотел освободить вас от энергоудара, и вот…

– Что вот?

– Мы с вами оказались в другой реальности, на несколько тысяч лет назад.

– Неплохо, – задумалась Сова, сердито сдвинув брови, заставляя себя вспомнить. – Маркус, Химера… вы звали милость Божию Захарию, или здесь она София. Да-да!

– Венед! – воскликнула Сова. – Со мной был Венед… и Венед был против меня. Морок. Мария… – Сова потрясенно уставилась в точку на стене, а потом, словно стряхивая оцепенение, заговорила:

– Послушай, Маркус, я доверяю тебе охранять сон этой женщины, Эры. Она… она мать Спасителя нашего в этом времени.

Маркус тихо начал молиться.

– Тише, – остановила его Сова, – ты должен беречь ее ценою жизни своей. Завтра она придет в себя, но пока ничего помнить не будет. Ты будешь ее врачом. Ты справишься?

– Обучен и квантовой и волновой медицине, и солнечному диагностированию и параметодикам хирургического бесконтактного вмешательства…

– Ах да, несколько тысяч лет расстояния, – согласилась Сова. – Ты отвечаешь за нее, а потом мы с тобой поговорим. – Сова встала с края кровати. – И, Маркус, что бы ни случилось, не теряй самообладания.

– Какая красивая женщина! – Маркус с восхищением смотрел на Эру.

– Не один ты так считаешь, не один…

Наташа спала. Тепло, томно, как в пуху на гусиных маминых перинах, мир уже готовил ее к пробуждению, но она цеплялась за теплые лоскуты сна, наперекор вездесущему наступающему дню.

– Наташ, Наташенькааа! – позвал голос, сопровождаемый нарастающим гулом.

– Ой, кто это? – вскочила Наталья, распахнув большущие озера глаз.

Нет, гул доносился с улицы отдельно и проникал в белостенную палату через открытые окна. А вот соседка тетя Тоня действительно звала Наташу. Тетя Тоня лежала, раскинув руки в стороны, и созерцала потолок санаторной палаты.

– Вы чего, теть Тонь? А где Оля с Нелей? – кровати еще двух соседок были пусты.

– Да ушлендрали, им бы лишь бы гуленить, а то, что деньги за санаторий и лечение в нем оплачено-то, им без важности! А то ж родители платют, еще заплатют!

– Теть Тонь, да молодые же они еще совсем! Чай, гульбанить еще время, – Наташа заплетала длинную русую косу в руку толщиной.

– А ты не выгораживай! – Антонина деловито махнула пухлой рукой, вон тебе и годов-то двадцать восемь, и деток двое! И при муже, и при деле! А эти? Ольке-то четвертной уж, а Нелька и того тебя постарше будет. Непутевые!

– Да и успокойтесь вы, теть Тоня, – примирительно заговорила Наташа, – у вас тут жизнь другая, а у меня она таежная.

– И то верно, – удрученно вздохнула тетя Тоня, – да и вон небо все гудит, гудит, помру я наверное…

– Вот что вы несете, а? – возмутилась Наташа, надевая белый спортивный костюм. – Вы слышали, что вчера по телевизору говорили? Природное явление!

– Да не о том я! Вот ты медицинский работник, а скажи: пить мне анаприлин или не пить?

– Врач назначил?

– Ну да.

– Значит пить.

– У меня сейчас пульс шестьдесят. Если я его выпью, у меня сердце остановится, а если нет, то тахикардия начнется. В любом случае, – горестно заключила Антонина, – помирать.

– Ой, – Наталья взялась за сердце, – теть Тонь, то ж вас климакс так лупит по башке-то! Это же невроз начался, а потом еще чего придумаете да и рехнетесь совсем!

– Вот и я про то же, – тетя Тоня и не думала защищаться, и Наташе стало жаль женщину. Это так внушению-то поддаваться!

– Теть Тонь, – шепотом заговорила Наташа, – у меня бабка-то ведьмой была, к ней отовсюду ехали!

Тоня перевела взгляд на Наташу, в нем загорелся огонек любопытства.

– Так вот, знаю я заговор на нормальную работу сердца.

– Это какой? – и Антонина прикрыла спешно рот рукой, водя глазами по сторонам: никто ли не услышал?

– В общем, выпиваете сейчас половину своей таблеточки и шестьдесят шесть раз легонько ударяете пальцами себя по груди со словами: «Чур так! Чур так!»

– Поняла, – прошептала тетя Тоня и приложила палец к губам.

– Вот и славно, только никому говорить нельзя, волшба развеется…

И Наталья метнулась в коридор, видать, в ванную, умываться.

Хорошая девка, думалось Антонине, поколачивающей себя пальцами по груди: и красавица, и умница, и вон какая сильная, да смелая, да, ты поглянь, колдовству обучена.

И некоторая правда была в мыслях Тони.

Наташа родилась в апрельский день, на берегу бурного Енисея, крепкая здоровенькая девочка. Росла, родителей радовала, ростом в отца, красой да фигурой в мать. Выше всех сверстников была, парней переросла, в волейбол играла, сначала за школу, потом за медицинское училище. Росту она была знатного – сто восемьдесят пять сантиметров, да стать царская, фигура ладная да точеная, формы пышные, глазищи как озера, коса льняная полутораметровая. Парни за ней увивались, да Наташа их вроде как и не видела, словно поверх кудрявых макушек смотрела. Читала много да мечтала в институт поступить. Да вот как-то случилось ей домой ехать, поездом долго, а потом еще и вертолетом. Да незадача вышла – упал вертолет. Живы все остались, поцарапались о высоки кедры, как пошутил штурман. Да костер разожгли, стали в тайге спасателей ждать, благо рация работала. Наташа к тайге привычная, выросла средь северных лесов буйных, видит, мужчины разговор у костра завели о своем, мешать не стала, речушку по журчанию услыхала, пошла к водице – искупаться. Огляделась, нет никого, да прыг в холодну водицу, добрую да заботливую. Накупалась вволю и на берег, а одежки-то и нет! Сердце обмерло, косу перекинула, стоит да смотрит по сторонам, глазами ищет. Да сам воришка и появился. Попутчик! Еще в начале пути приметила Наташа красавца великана, да всю дорогу так усердно не замечала, что краснела и румянцем заливалась.

– А я думаю, куда она делась? – глубоким и бархатным голосом заговорил попутчик. – Заволновался да следом пошел.

– А одежду зачем забрал? – спросила Наташа, смущенно «прячась» за косу.

– Так никогда боле в жизни красоты такой, наверное, не увижу, – зашептал попутчик. От слов его Наташу в жар кинуло, хотела обратно в воду прыгнуть, да вот он прям перед ней вырос, руками бессовестными обхватил, большой, сильный. На голову Наташи выше, пахнет пряностями да хвоей таежной. Глаза Наташа подняла – молодой да пригожий, глаза синевой плещутся, кудри светлые по плечам рассыпаны. Медленно наклонился, к губам Наташиным прикоснулся, да и задрожала она, еле подхватить успел да в траву заповедную как в постель уложил. Как кружили кедры да звезды, как горели поцелуи на коже, на всю жизнь оба запомнили, роковой встреча оказалась. Через месяц у родительского дома Наташи появился ласковый попутчик Рожден. И отец с матерью, лишний раз подивившись на щедрость природы, одарившей красою и Наташу и Рождена, дали согласие детям на супружество. Рожден служил егерем, о себе и семье своей не говорил, а Наташа и не спрашивала. Только брата, на Рождена как две капли воды похожего, и видела иногда Наташа. Но Рожден ее добрее был, а Ден модным, заумным и сложным ей казался всегда, ну да брат, родная кровь, поди, да за Наташу и Рождена Ден всегда радовался, племянников любил да подарками баловал. И был Рожден хозяином большущего пространства тайги. Жил в доме добротном, хозяйство имелось, уазик егерский да вертолет. Часто зимовали в тайге партии экспедиционные, часто улетал к ним Рожден. Да так и шли дни за днями, в тиши, любви да согласии. Деток двое народилось. Старшенькому четыре было, когда под зиму Наташа второго сынка родила. Да жизнь снова потекла в заботах да радостях семейных, к декабрю улетел на неделю на север Рожден, сбросить почту в зимний геологический лагерь. Наташа одна осталась Да не преминула в день его отсутствия к кедру заповедному сбегать. Сынка на сынка оставила – благо что ответственный Иванушка, старший, рос.

А кедр звенящий, росский, вот он. Колдун-кедр, оберег семьи ее. Непростой кедр, с тайною Наташе раскрылся. Когда та тяжелая Иванушкой ходила. Часто на полянку к старому кедру приходила, сядет под него, песенки поет, траву гладит, а спиной к кедру прижмется – как бы полегче становится. Так однажды с высоченной ли верхушки свалилась прямехонько в ладони Наташе здоровая кедровая шишка с орешками. Она кедр поблагодарила, да хотела орешков погрызть с охотки, а не тут-то было! Орешки не простые оказались, а золотые.

– Ой, дедушка-кедр! – подхватилась Наташа. – Это как в сказке! А белочка есть? – еще недоумевая и рассматривая золотые орешки, спросила Наташа, когда раздалось цоканье.

Пушистая серо-красная белка, державшая в лапках еще одну шишку, низко спустилась по кедру и бросила ее в Наташу.

– Вот Шалунья! – воскликнула Наташа.

Так и пошло. Бусы нанизала кедровые для всей семьи. Рожден сверлил золотые орешки под ниточку прочную – не спрашивал, привык вопросов Наташе не задавать, захочет, время придет – сама расскажет. Но бусы-то золотые кедровые под рубахой как оберег носил, да смотрел, чтобы сынок не снимал. А уж в Наташином ожерелье и вовсе девяносто девять орешков было. Не простой кедр был, ох непростой. Вот к нему и побежала Наташа. Ветром встретил ее старый кедр, и Шалунье не спалось в зиму лютую.

Застрекотала, ругаясь вроде на Наташу. Ветер подул, с ближайшего сугроба охапку колючую снежинок сорвал и в Наташу кинул. Екнуло сердце, домой ноги сами понесли, а там уж беда! Калитка сорвана, дверь во двор нараспашку, входная сорвана, да пар из нее валит, теплый человеческий дух. Вбежала Наташа в горницу, порушено да повалено все, Иванушка под кровать низкую деревянную забился да плачет, а к кроватке с маленьким медведь-шатун фыркает, крушит все да пробирается. Ой, огневано сердце материнское, непрошенный гость лесной за смертью пожаловал! Сама себя Наташа не помнила, как на медведя кинулась, как по нежной коже когти острые прошлись, да как душила зверя лесного, сколько сил хватало, а опомнилась – мертв зверь лесной, мертв… Знать, конец, нет беды больше. Встала, сына из кроватки вынула, Иванушка к ней кинулся, обоих к себе прижала да к печке привалилась, отдышаться не могла. Так и просидела несколько часов, словно в забытьи, уж и тепло из избы вымело, порог запуржило, своим теплом обогревала, да зверь лесной у ног, остывающий, грел. Рожден когда в двери ворвался, картину страшную увидел, да Бога как благодарить, семью сохранил.

Слегла с тех пор Наташа, как в беспамятстве. Уж и родители прилетели, да нет, никак. Месяц проболела, исхудала вся, в льняных волосах седые прядки появились. А на Николая Угодника вдруг в себя пришла, на рассвете, в оконце уставилась да песню задумчиво колыбельную завела. Испугались родные, уж не умом ли тронулась девка с ужаса пережитого? Но Рожден иначе все размыслил, к южному морю по весне в санаторий увез Наташу. А тут ни снега, ни холода, весна идет, да боле лето напоминает. Оправилась Наташа, расцвела, наладилось здоровье ее под присмотром врачей чутким. Да уж через пару дней Рожден прилететь должен был. Домой пора, в тайгу хотелось, и тепло так грели золотые бусы, кедровый подарок.

– Теть Тонь, – Наташа крикнула из коридора в прихожей и, не услышав ответа, сделала шаг назад. Сопение. Знать, спит Антонина, умаялась со своими страхами, вона как сопит! Хоть и неспокойно Наташе на душе, нахмурилась, а в палату не пошла, не разбудить бы, сопит-то тетка громко, сны какие снятся?

– Я пробегусь на почту, счет на мобильный пополню и вернусь! – уже сама себе сказала Наташа тихо. Но в этот момент сопение прекратилось, знать, слышала Антонина. Улыбнулась Наташа: – Я быстро, теть Тонь! – и выскочила за дверь.

А сопенье в палате вновь продолжилось. Только уж мертвым сном спала Антонина, а черные густые тени облепили ее и, как и прежде, чья-то рука колотила что было мочи, сильнее и сильнее по лбу, отсчитывая удары, пока кровь не брызнула из расколотого черепа на постель и белые стены…

Наташа вышла на перекресток тропинок соснового бора. И куда ушли Ольга и Неля? Договорились же встретиться на поляне перед сосняком, а нет никого. Только шорох, да шум ветра в густых ветвях сосен, да странная чернильно-черная лужа посередине места… Наташа прислушалась, где-то шум ветра казался гуще и даже забивал общий гул, к которому привыкли люди приморья за последнее время.

Огляделась сторонами Наталья – а и нет никого, обежала корпуса белые, за ворота вышла – словно испарились все. Да вот дорожки все водой черной залиты. Обходить начала Наташа странную воду, как и не с чистых небес пролитую. В здания заходила искала – нет никого! Даже в палату, из которой вышла, вернулась – тетя Тоня-то человек мудрый, может, подскажет, в чем дело? Да только на кровати Тони – одно кровавое пятно, а из-под кровати лужа темная растекается.

Воскликнула Наталья да обратно к двери бросилась. Вон из корпуса, на улицу, где в свете дня что-то зловещее и таинственное притаилось.

– Ну уж нет, – сама себе сказала Наталья, – дети меня ждут, вернуться мне надо. И Рожден ждет. Не выйдет!

Подобие шепота, злого и нехорошего, донеслось из-за светлых корпусов. И Наталья не раздумывая бросилась в сторону леса. Не свой лес, не тайга это, но лес всегда оберегал да хранил ее и семью.

Когда Наташа забежала далеко в лес, почувствовала себя среди сосен корабельных безопаснее. Стала отдышаться да лес поблагодарить, когда будто что почудилось ей. Плач ли, попискивание? На звук пошла, приметнее и приметнее звук становился, да плач это! И плач детский! Поспешила туда Наташа, да между деревьев странную картину увидела. Стайка детишек малых, сбилась да ревом ревут.

– Что случилось-то, крохи? – воскликнула она, а дети, едва завидя взрослого человека, как цыплята бросились к ней.

Старший-то, шестилетний Олежа, рассказал, что аж из далекого Киева они, гуляли с воспитательницей, да через переход шли парами, на экскурсию к планетарию. Только вот вдруг появилась вода темная-темная, прям под ноги Татьяне Богдановне и другим детишкам. Они и исчезли. А остальные малыши вдруг здесь оказались. Да вот многие не из их группы. А другие, чудные ребятки, на незнакомых языках говорят и тоже плачут.

– Так-так, вода, значит, темная, – Наташа припомнила черные лужи на улице между корпусами и у кровати Антонины. – Неспроста, знать, это. – Сняла тогда Наталья бусы, нить разорвала и стала по бусине на дорожку бросать.

– Зачем вы это делаете, тетя Наташа? – спросил один из малышей.

– А непростые у меня бусы, – ответила Наташа, – и дела вокруг непростые творятся, детишки мои. Вот бусину кинем, куда ляжет, туда нам и путь.

Наташа не узнала лес. Высокий лиственный, с темными редкими чащами, лес походил на сказочного богатыря. Но хлюпанье повсюду отвлекало от его красоты.

– Дети, – скомандовала Наташа, – постарайтесь не становиться в мокрые пятна, держитесь меня, вероятно, эти пятна опасны!

Она опять оглянулась на детей, их стало еще на много-много больше.

– Старшие, держите младших! И не упускайте меня из виду! Помните, что даже если я исчезаю, вы идете строго за мной, там впереди очень волшебные дороги, они выведут нас, – улыбнулась детворе Наташа. А ее сердце защемило, дети невероятным образом прибывали.

– Помогайте друг другу! И строго за мной! – и Наташа бросила еще один орешек впереди себя, упавший в скользкую грязь и радужно засветившийся золотыми переливами.

– И путь заповедный и орешки неспроста… Господи, Марьюшка, ты бы нашла выход, – прошептала Наталья. – Ты всегда его находила, и объяснения, и пути-дороги, ты бы нашла, – по ее щеке скатилась слеза, – где же ты потерялась, Марьюшка, столько лет. Но я не сломаюсь, я дойду! Я обещаю тебе.

Последняя бусина-орешек вывела Наташу к подножию огромных заснеженных гор, темная вода подбиралась уже туда, и дети по щиколотки стояли в ней. Холодная вода, перемешанная со снегом.

– Это же Эльбрус! – закричал кто-то из детей.

– Эльбрус? – переспросила Наташа, и тут же резкий детский крик отвлек ее от созерцания гор. Дети шлепались в темную воду, в сторону летели брызги крови, мелькали блестящие змеиные тела с шипами, невидимая тьма непонятных маленьких уродцев копошилась в воде, пытаясь утянуть куда-то детвору, царапая и кусая.

– Немедленно все побежали в горы, – закричала Наташа, – там свет и снег, там нет темной воды! Быстро все в горы!

И дети, крича и падая, в порезах и крови побежали вперед, сбивая друг друга.

– Осторожнее! – кричала Наташа, разбирая руками малышню в разные стороны, подсаживая на более высокие места. – Бегите, не толкайте друг друга!

Темные, скользкие твари вцепились в ее руки, в ноги, вода и снег вокруг нее окрасились багряным, но она продолжала и продолжала, подталкивать детей вперед.

Она не считала часов, сердце колотилось от нахлынувшей усталости, какой-то тяжелой и жуткой, как никогда. Пока вдруг Наташа не поняла, что теряет много крови, привлекая тем самым тварей.

Но это давало фору сотням бегущих детей – спастись. Значит, надо выдержать, пока последний ребенок не будет на относительно безопасной высоте. И она терпела. Единственный взрослый человек, откидывая с рук тварей, черных и шипящих. А дети все карабкались наверх, прочь от кошмара низин.

Мерное, тихое, необычайно вкрадчивое на слух гудение, похожее на вздох далекого исполина, наполняло пространство. Воздух тихо дребезжал и вибрировал. Гул, вот уже три дня сопровождавший безмятежную летнюю дремоту маленького приморского городка, никак не проходил. Казалось, он врос в окружающий мир, просачивался через лазоревое небо, исходил из бесшумного дыхания моря, смешался с землей. Источник странного монотонного гудения найти не получалось, и понаехавшие за эти дни ученые отнесли все на счет высоких южных температур и неизученных атмосферных явлений. Назвали гул новым парадоксом природы и для перестраховки усилили наблюдения за спокойными сейсмодатчиками. Городское телевидение, от лица приезжего доктора наук, пойманного на одном из пляжей, успокоило жителей, что гул – это явление безопасное, даже обычное, просто неизученное, и бояться его – все равно что бояться гула пчелиного роя. Так же бессмысленно! К тому же нет ни одного города на Земле, кроме тех, что за семьдесят третьей параллелью арктических широт, где бы шума не ощущалось… Вот триста лет назад тоже гудело! И еще как гудело! Даже в катренах Нострадамуса было описано: «Великий гул, от засухи идущий и солнца жар передающий нам!» Глобальное потепление, жара, можно сказать, несусветная! Вот все и гудит, от накала! А в Арктике не гудит, потому что там холодно! Почему гудение слышно и в Антарктиде? Запросто – воздушные африканские массы и так далее…

– Сразу видно, что про пчел он знает только одно – они делают мед! – рассмеялась тетушка Аня.

– Так он же сейсмолог, а не пчеловод, – попыталась оправдать доктора ее племянница Вика.

– Он вообще ничего не знает, мама-тетя, – сообщила из вороха цветных кубиков четырехлетняя Эля, – а Гул – он нехороший, страшный.

– Это явление природы, сокровище мое, – ответила Вика дочери, – давай нашего любимого Чарли Чаплина посмотрим?

– Нет, – Элька так сильно закрутила головкой, что золотые кудряшки заметались, как солнечные зайчики.

– И что дети стали такими грамотными? – тетушка подняла брови. – Викуля, «попрыгай» по каналам, а то насмотрится, и спать не будет.

Виктория взяла пульт дистанционного управления и направила его на телевизор. Каналы вещания стали быстро сменять друг друга.

– Вот! – мелькание каналов прервалось. – Вот тот тип, о котором я тебе рассказывала, тетушка. Ты только посмотри, теперь его и телевизионщики заметили… Кого-то он мне напоминает.

На экране блондинистая дикторша с очаровательно-глупой улыбкой на лице допрашивала пожилого на вид мужчину, явно бомжа.

«Это не просто Гул! – бомж наставительно поднял вверх палец. – Это начало вашего конца!»

– Ненормальный! – прокомментировала тетушка, и Вика выключила телевизор.

– Ника, – спросила тетушка, назвав Викторию ласкательно, как в детстве. – Может, съездишь в банк, снимешь немного, да мотнем куда-нибудь на отдых из этой гудящей жары?

– А работа, тетя?

– Сколько тебе говорить, не нужна тебе работа, когда ты учишься! – возмутилась тетушка. – Я вернулась не для того, что бы ты разрывалась между работой, ребенком и учебой, все! Собирайся, поедем отдыхать. В двадцать три года просто неприлично сидеть дома и нигде не побывать!

Виктория давно перестала спорить со своей теткой, на поверку Анна всегда оказывалась права.

Анна была человеком современным, коммуникабельным и приятным. Когда ей было девятнадцать лет, матушку Виктории – старшую сестру Анны с восьмилетней дочерью на руках бросил муж. Анна, не помнившая погибших давно родителей, не захотела быть обузой и, вопреки уговорам сестры, уехала в знойную Турцию на заработки, при этом бросив институт, в котором сейчас училась ее племянница Вика, или Ника. Попав в Турцию, Анна поняла, что способ заработка здесь один, и, смирившись, занялась освоением древней профессии. Сестре же писала, что работает продавщицей в магазине. Вскоре красавица Анна стала помогать сестре, высылала деньги и вещи для Никули. Прожив в Турции три года, Анна отправилась в Испанию. Там совершенно неожиданно выскочила замуж за престарелого векового дона, богатого и процветающего. Через шесть лет дон благополучно отправился к Богу, а Анна со свойственной всем русским простотой и естественностью оказалась единственной наследницей немалого состояния и процветающего бизнеса, совершенно равнодушно восприняв протесты испанских «родственников». Как ни странно, под ее руководством дела небольшой мануфактурной компании пошли в гору, прибавились дочерние предприятия, и родственники дона угомонились, получая все возрастающие дивиденды. Анна по-прежнему посылала деньги сестре, точнее, ежемесячную пересылочную работу осуществлял шурин, работающий на нее. Так Анна прожила в Испании еще пять лет, когда неожиданно узнала, что никакой помощи от нее сестра не получает, как, впрочем, и писем. Шурин незамедлительно был уволен, «родственники» отлучены от кормушки, а Анна буквально бросилась на родину, снедаемая неприятным предчувствием.

Так, спустя четырнадцать лет, Анна опять стояла на родной земле, в аэропорту, в ожидании встречи с любимой сестрой. Но вместо сестры ее встретила племянница, маленькая худышка с огромными серыми, как у матери, глазами. Вика робко поздоровалась со своей молодой теткой и сообщила, что мама умерла три года назад, и Виктория думала, что Анны тоже нет в живых. Анна разразилась слезами, заключив племянницу в крепкие объятия. Родина, как всегда, безжалостно и немилосердно расправилась с тем, кто не оказался обладателем «зубов и когтей», и, видимо, следующей жертвой наметила племянницу Анны. Мысленно решив, что никуда и никогда больше не отпустит от себя Викторию, Анна поклялась Богу, сестре и родителям на небесах, что сделает все-все-все для своей крошечной затерянной семьи. Однако в маленькой квартирке, оставленной в наследство родителями, Анну ждал еще один сюрприз, который, после некоторого раздумья, Анна сочла приятным. Четырехлетняя малышка Элька, удивительно похожая на свою двоюродную бабушку Анну, показалась нежданным ангелом среди руин былой семьи. Даже не поинтересовавшись отцом малышки, Анна всем сердцем прикипела к внучке. Как могла, она восстановила хрупкое духовное равновесие и спокойствие в своей семье. Первое, что она сделала, это просто натурально «закрыла» рты всем соседям по дому, в глаза и за глаза поносившим Викторию, как падшую девку, безотцовщину и нищую. Затем Анна, весьма в нахальной манере, заявилась к двум соседям по лестничной площадке, людям, «пострадавшим от былой дьявольской империи и пьянки». После ее визитов соседи срочно переехали в новые дома, отписав имущество на Викторию и Элю. Следующим шагом была срочная поездка в какой-то диковинный санаторий в Карпатах, где маленькая Эля словно ожила, а Вика приобрела исчезнувший в раннем детстве румянец. Когда они вернулись домой, то не узнали свое жилище: старая малюсенькая сталинка из двух комнатушек превратилась в громадную квартиру с необычайно красивой обстановкой. Самой красивой комнатой была детская, буквально утопавшая в ярких больших игрушках.

– Зачем? – только и спросила Виктория.

– А знаешь, Ника, – ответила Анна, – я с детства представляла себе, как выглядело бы наше жилище, если бы пришел добрый волшебник и предложил подарить замок. Я так мечтала о своей комнате! Это уже потом у меня появилось много комнат…

– И как выглядела бы твоя комната? – просила Вика.

– Как детская Эльки, один к одному! – рассмеялась тетушка.

– Администрация президента, – прошептала Сова перед уже надоевшими ей высоченными добротными дверями. – Кажется, мне сюда, она работает где-то здесь…

Ее никто не остановил, и не посмел бы, она легко и свободно проходила мимо очень важных, или кажущихся себе таковыми, персон, взглядом отыскивая одно лишь необходимое лицо. Правда, иногда Сова останавливалась, оборачиваясь на высокого спортивного парня, тенью следующего за ней, странно улыбающегося и смотрящего на Сову с прищуром. Она даже повернулась и подошла к нему. Люди вокруг сразу застыли, словно время и воздух остановились в своих движениях.

– И чего ты за мной бегаешь по хоромам?

– Может, ты террорист.

– Может, – согласилась Сова, – тебе мозги, как им, прочистить, или сам умный?

Парень огляделся по сторонам и восхищенно заулыбался.

– Нет, я сам умный, дорогуша, – его рука потянулась к лицу Совы, но та даже бровью не пошевелила, как вдруг через миг огромный спортивный парень отлетел метров на пятнадцать по залу. Въехав в стену спиной, он громко рассмеялся.

– Волшебница! Я понял, еще одна волшебница! – провозгласил он. – Как мать моя!

– Мать твоя? – Сова прищурилась. – А где твоя мать, любезный?

– Сразу и любезный! – улыбнулся он. – С младшей разговаривала, ей ее детей на аудиенцию приводят!

– Сиди и не рыпайся, – скомандовала Сова, – иначе будет больнее.

– Сижу-сижу, – парень поднял руки, словно сдаваясь, а Сова тут же продолжила свой путь и поиск. Но несколько иначе: взмыв ввысь, белая птица полетела между застывшими людьми, рассматривая, нет ли здесь той, которую она так давно ищет?

Солнце всходило медленно, будто ленясь, переливалось через край окон и заливало светом зал с замершими людьми. Прищурясь, Ден смотрел на полет Совы по залу. Все дальше и дальше. Удивительная история, невероятная. Кто она? Ангел? Оборотень? Какая такая нечисть, вынырнувшая из колоды прежних смутных дедовских времен? Но не похожа она на создание прошлого рухнувшего мира его деда! Той недостроенной цивилизации с номером Шестьсот Шестьдесят Шесть! Вот что за девка такая чудная, здесь, в центре сердца правительства?! Ден усмехнулся, затем сделал неожиданное сальто в воздухе и вот уже через залы, между застывшими людьми бежит огромный белый волк с умными человеческими глазами. Эх, Сова!

Еще прыжок через пространство – и тайга, добрая, родная, укромная! Сейчас к брату, лишь бы Наташа не прознала, что друг ее мужа, его брата Рождена, – волк-оборотень, а не простой обитатель густых тенистых русских боров. Вот брата никогда не хотелось ему подводить. Рожденом он дорожил, как и Наташей, и племянниками, да вот странная девушка Сова из головы не шла.

Белый волк, выпрыгнувший из пространства, остановился и зарычал, из таежного леса доносилось странное хлюпанье, и под сильными лапами была мутная густая и вязкая вода. Ден заспешил к брату.

Маленькая избушка лесника встретила его покоем. Старая бабушка, которую Ден знал еще с детства, назвавшая себя Северной Бабушкой, хлопотала у печи, племянники были на месте, а Рождена не видно.

– Никак, княже пожаловал, дети! – обрадовалась Северная Бабушка. – Садись, угощаться щами с калачами будешь.

– С удовольствием, бабуль, а где родители-то? – и Ден потрепал старшего племянника по волосам, второй малыш еще спал. – А я конфет тебе принес, – и Ден отвязал увесистый мешочек с запястья руки.

– Та ты княже не волнуйся, за Натальей Рожден поехал, за женой наш медведушка-батюшка отправился. Да не в опасности она, с ней орешки золотые, с елки моей непростой.

– А не знаешь ли, Бабуль Северна, ты девку такую странную, себя Совой называющую, да в Сову превращающуюся?

Обернулась Северная Бабушка, пристально на Дена посмотрела.

– Полюбилась?

– Полюбилась, – признался Ден.

– Непростая она девка, ох непростая! И, поди, недавно родилась-то, а уж миллионы лет-то за плечами. Встречались мы с ней раньше, уж лет-то прошло поди с десяток, она на север с Наташей-то, женой брата твого, заглядывала.

– Но Наталья никогда не рассказывала о ней! – удивился Ден.

– Давно они не виделись, да и не признала бы ее Наталья, поди, меня с той встречи не признала, а то Марию бы признала?

– Так она Валентина, – поправил Северную бабушку Ригден, – не Мария. Ну, а тебя, бабуся, не признать – это не сложно. Не захочешь – сама и не признает. Видимо, не хочешь, чтобы Наташа припоминала что-то?

– Былое то, минуло, – отмахнулась старушка и поставила душистые щи на высокую русскую печь. Дух уюта и свежего дерева смешался и пьянящим покоем устремился по высоким и большим хоромам, отстроенным Рожденом.

– Не баламуть ты душу-то девке, – вдруг задумчиво заговорила Северная Бабушка, – ей решать, Мария она, или Валентина, или еще кто, сам вспомни.

– Как это? – не понял Ден. – Подскажи?

– А то и не надо знать тебе, княже. Суженая она твоя, ежели, конечно, вспомнишь.

– А как же вспомнить? – удивился Ден.

– А ты ешь давай, княже, вон племянник твой ест, а ты сидишь просто. Сюда-то вода деда твоего темна не доберется, но коли клич Совы услышишь, то беги на зов его, в бой всякий, ею указанный, бросайся, ибо исправить много надо, а вот как – она лишь и знает.

– Ничего не понял, – Ден повел плечами, – а щи вкусные, бабуся! Знатные!

– Вот и хорошо, – обрадовалась Северная бабушка, – а то дел у тебя впереди ох как много, много сил надо, княже светлый…

Сова зорко всматривалась в двери и кабинеты – времена не те, и двери не те, пока вдруг не увидела нужную. Она немного не рассчитала и гулко шлепнулась о дверь. Упав к порогу высоченной двери с распростертыми крыльями, она недоуменно крутила головой, отходя от неожиданного удара. Из зеркальной темной облицовки стены вынырнула тягучая Чарлет, зевнула и, вопреки закону притяжения, приземлилась очень медленно рядом с Совой. Сова закурлыкала, все еще крутя головой, и Чарли лизнула ее, раз, другой. Двери кабинета открылись, на пороге показались стройные женские ноги, выше Сова не видела, да и голова кружилась по-прежнему.

– Ой! – раздался встревоженный голос. – Чарли, быстро в кабинет! – А затем руки подхватили Сову, и женщина юркнула в кабинет, захлопнув дверь за собой.

– Мама! – раздался детский голос. – Кто это?

– Кто это, тетя Даша? – еще два детских голоса.

– Тише, дети, тише, это моя знакомая, – Даша положила Сову на стол перед собой и накрыла ее голову руками. – Ударилась, видимо, спешила. А это моя дочка Олеся и ее два братика – Макс и Марк.

– Ты общаешься с совой и львом?? – девочка и двое близнецов удивленно смотрели на Дарью. Она им мягко улыбнулась, в сиреневых глазах заплясали искорки: – Они хорошие.

И вдруг Сова резко встрепенулась, подскочила, забилась в Дашиных руках, взлетела, теряя белоснежные перья, суматошно пытаясь выровнять равновесие, упала Чарли на голову и застыла на пару секунд.

– Она из цирка! – крикнул кто-то из детей радостно.

Но Сова неожиданно превратилась в девушку, высокую блондинку с затуманенным зеленым взглядом, в белых блестящих одеждах и длинном плаще.

– Мам, – зашептала девочка, – ты расколдовала принцессу?

– Нет, меня, – ответила Сова, беря из рук Дарьи кружку с чаем. – Дети, а ну-ка пойдите вон к тому дивану и сядьте, а я полюбуюсь вами и фокус покажу.

Малыши с визгами побежали к большому кожаному дивану, карабкаясь, расселись по краю, словно воробьи. Сова прищурилась, вздохнула, щелкнула пальцами и спокойно произнесла:

– Спать два часа.

Дети повалились в сон на большом диване.

– Зачем ты так? – спросила Дарья. – Они же так обрадовались тебе.

– Шуму много! – пояснила Сова и, привстав, посмотрела по сторонам, обошла Дарьин стол и села в ее кресло. Беспокойная у тебя дочь, мальчишки Эры даже поспокойнее будут. А ты президентствуешь? – спросила Сова.

– Пытаюсь, – выдохнула Даша.

– Дед бы тобой гордился. Без войн и переворотов.

Даша погрустнела.

– Не бери в голову, ему сейчас не до гордости, он племянника твоего ищет.

– Какого? – Даша с испугом посмотрела на двух мальчишек, спящих на диване.

– Не их, а их старшего брата.

– Егор… Егор погиб.

– Как бы не так.

– Он жив? – выдохнула Даша. – Где он?

– А я тебя хотела спросить.

– Я не знаю, но, Сова, миленькая, найди его, очень тебя прошу!

– Вот зря летела в такую даль, – отмахнулась Сова, поднялась и полетела к выходу, а потом обернулась на Дарью.

– Ты начинай всех эвакуировать, дед твой неладное задумал, и познакомься наконец с невесткой!

– Какой? – не поняла Даша.

– С женой Рождена.

– Но он не женат еще.

– У него уже детей двое, мамаша, проснулись вы! – нахмурилась Сова. – Ищи ее там, где Первый камень, там тьма-тьмущая детей. И твари, ты знаешь, Даша, повсюду твари, – уже грустно заговорила Сова. – Вы все в опасности, если Егор это не остановит.

Даша как зачарованная слушала Сову.

– И еще: скажи своему сыну – наглому такому, оборотню, – Даша побледнела, – еще раз дорогу перейдет, шею сверну! Чарли, пошли!

– Куда эвакуировать? – прошептала Дарья.

– Вот координаты Первого Камня, надо эвакуировать людей из южных районов, тут расчеты и вероятных ударов воды, и землетрясений, – Сова передала Дарье сложенный листок, а затем вышла из кабинета, тихонечко прикрыв двери, дети так и спали в ожидании фокуса.

Даша достала телефон и начала звонить Агею. Муж не отвечал на звонок, и Дарья занервничала. Где он мог быть?

Дарья торопливо вышла из кабинета, пока дети спали, и стала прохаживаться по коридору, в котором сном праведников спали многочисленные чиновники прямо на полу. Даша вздохнула – Сова как всегда шла лишь прямо, но можно и разбудить всех, ожидая Агея. И Даша стала обводить спящих взглядом. Неожиданно она остановилась, в ее сиреневых глазах вспышкой мелькнул ужас, она с силой рванула дверь своего кабинета и застыла. Двойняшки Эры спали, а Олеся исчезла. Лишь темный, липкий след тянулся куда-то в стену.

Сова грустно брела по красивому городу, отстроенному огромными башнями, небоскребами, с ровными широкими дорогами, переполненными машинами. В городе стоял гул. Но гул явно издалека. Морской гул. Сова вышла на проезжую часть, Чарли трусила рядом.

– Кыш, – руками в разные стороны резко взмахнула Сова, и большой Кутузовский проспект встал. Словно машины не могли преодолеть какую-то невидимую черту.

– Чарли, слышишь этот гул? – прислушалась Сова, обводя взглядом улицу. И тут машины загудели, требуя пропустить их.

– Молчать два часа! – скомандовала Сова, и город словно замер, ни шороха, ни звука. – О, так-то лучше! Гул только непонятно откуда. Ты поспи, славный город, а я похожу по твоим улицам, поищу причину.

Чарли зарычала.

– Не здесь? – спросила Сова. – Давай все же проверим, а потом пойдем дальше…

Сова стремительно вошла в многолюдное здание аэропорта. Остановившись на входе, она буквально принюхалась к пространству, постояла так несколько минут и наконец, сердито поджав губы, направилась к кафешному столику. Сев за столик, она откинула длинные полы белоснежного плаща и непонятно откуда вытащила карту, которую разложила перед собой, буквально застелив ею весь столик. Подошла официантка и недоуменно уставилась на странную высокую блондинку-посетительницу.

– У нас чистые скатерти, девушка, – проговорила официантка, – но если хотите, мы можем вам поменять скатерку, – она многозначительно посмотрела на роскошную карту, которой Сова застелила стол.

– Это не скатерть, – не отрываясь от изучения чертежа, великолепно выполненного на синем, видимо, очень дорогом атласе, ответила Сова.

– А зачем вы тогда это постелили? – недоумевала официантка.

– Ищу, – коротко бросила Сова.

– На скатерти?! – удивилась девушка в фартучке.

– На карте, дурында! – рассердилась Сова, проведя рукой над столом. Рисунок на карте стал смещаться и увеличиваться. Официантка вскрикнула. – Это космическая карта этой планетарной системы, неужели не видишь? – Сова сердито вскинула зеленый взгляд на официантку.

– Вижу, теперь все вижу! – ошарашенно ответила та. – Вам помочь?

– Ты – мне? – Сова повеселела. – Пожалуй. Ты не знаешь, откуда этот странный вибрирующий гул идет по всей Москве?

– Говорят, в Аннино строят дополнительную подземную дорогу, под метро.

– Под метро?

– Да.

– И ты веришь?

– Да.

– Дурында!

– А что же тогда гудит? – округлила глаза официантка.

– Он что-то придумал! – задумчиво проговорила Сова, а девушка, шумно вздохнув и решившись, выпалила:

– Что заказывать будете?

– Ах да… Капучино, семь сырников и свежие новости.

Официантка торопливо ушла, а Сова, наклонившись ниже к карте, поставила палец в точку и хмыкнула:

– Чарлет, я его нашла! – из-под стола раздался тихий рык. – Помню-помню! Мне капучино, тебе сырники, – и странная, очень довольная внешне блондинка сняла карту со столика и завязала шарфом на шее, по платку летали метеориты. Наблюдавшая за ней официантка, ждавшая заказ, испуганно перекрестилась.

– Пожалуйста, один билет до заповедника Херсонес.

– Повторите! – раздался вопрос.

– До Корсуни!

– Не поняла, – раздражалась кассир.

– Куда летают самолеты в Крым? – спросила Сова.

– Симферополь, Бельбек.

– Бельбек, пожалуйста.

– Там ремонт, извините!

– Черт, а зачем предлагать?! Симферополь! – глаза Совы метали молнии. – И запомни, я с тобою рассчиталась!

– Да-да, конечно, – согласилась послушно кассирша.

В самолете Сове понравилось. В славном старинном Ту-154 были довольно широкие кресла в бизнес-классе и неплохие блюда. Чарлет, тенью лежавшая перед первыми креслами, порыкивала от удовольствия, когда Сова тихонько кормила ее.

– Что-то не хочется мне в Симферополе выходить, – заскучала Сова.

Подошла стюардесса и вежливо спросила: не надо ли чего?

– Передай экипажу, что самолет летит в Стамбул.

– Как скажете, – мило улыбнулась стюардесса и ушла.

Через некоторое время люди в салонах самолета, вылетевшего рейсом в одиннадцать пятьдесят по Московскому времени, нетерпеливо сверяли часы и не могли понять: что же так долго длится рейс?

Сова наконец позвала стюардессу.

– Мне надо здесь выйти, где катапульта?

– Что? – не поняла стюардесса.

– Выхожу я! – Сова повысила тон и тут же, мило улыбнувшись, встала из кресла.

– Вы не можете! – побледнела стюардесса, пытаясь схватить Сову.

– Я должна выйти! – Сова говорила с улыбкой, глядя на перепуганную девушку.

– Конечно! – стюардесса расслабилась и начала отдраивать выход.

То, что случилось потом, могло стать примером катастроф в воздухе, но Сова, шагнувшая за борт самолета, резкая разгерметизация которого просто отрубила руль высоты, воскликнула:

– Ой! Не подумала! Чарлет, закрой двери!

На глазах у кричащих пассажиров, держащихся что есть силы за вылетавшие поломанные переборки, появилась гигантская красная львица, лениво зевнула и прыгнула в открытый проем. Но никто и не видел, как львица задними лапами толкнула с силой открытый люк выхода, и тот так впечатался в самолет, что с внешней стороны остались две вмятины больших лап.

Сова подняла голову на самолет и очень удивилась – машина продолжала падать.

– Ты летишь! – приказала Сова. И в тот же миг все приборы внутри самолета заработали нормально, борт выровнялся, перекрестились летчики, а люди начали успокаиваться в оглушительной тишине, ничего не понимания.

Вскоре Сова обрадованно увидела море и даже, вынув руки из карманов плаща, развевающегося на ветру как парашют, захлопала в ладоши. Наконец она нырнула в море, следом плюхнулась Чарлет, а еще через некоторое время мокрая девушка показалась из-под воды, оперлась на морскую гладь, словно та была твердыней, подтянувшись, и села на невидимый край. Рядом, из такой же невидимой проруби, вынырнула Чарлет, которая, отряхнувшись, окатила Сову брызгами.

– Фу! Чарли! Ну хотя бы отошла, я вся теперь мокрая!

Чарлет изучающе оглядела хозяйку. Но Сова уже вскочила на ноги.

– Пошли, что ли, надо спешить, слышишь, как гул нарастает здесь?!

– А мне понравилась еда в самолете, – Сова остановилась и оглянулась на Чарлет, та, подобно Сове, спокойно стояла на поверхности морской глади, словно это была твердыня, и осторожно высматривала что-то в глубине.

– Ну что там, Чарли? – Сова вернулась к львице. Чарлет рыкнула и осторожно сунула лапу под воду, что-то пытаясь зацепить когтями.

– Чарли!! – возмутилась Сова, глядя на любопытную большую тень, увязавшуюся за ними. – Это не рыба, это дельфин! Он, кстати, разумный.

Чарлет разочарованно фыркнула и села на поверхность моря.

– Мы сейчас почти на месте, дорогая, – прищурившись на горизонт, сообщила Сова, – если я не сбилась, но это вряд ли. Заповедник Херсонес и мыс Омега равноудалены от точки нашего назначения, ну, может, еще пара миль, слышишь, как гул нарастает? И кораблей нет.

– Эй, любопытный, вылазь! – скомандовала Сова тени дельфина. Через некоторое время любопытная блестящая морда появилась на поверхности, поглядывая на Сову. Чарлет поднялась и подошла к дельфину, понюхала его острый нос, но вдруг дельфин издал такое пронзительное стрекотание, что Чарлет, зажмурившись, отползла в сторону и спряталась за развевающийся плащ Совы.

Гул стал сильнее, он пронизывал пространство и перекрывал шум морского ветра.

– К Дилу проводишь? – попросила Сова дельфина громко. Тот застрекотал и нырнул в глубину.

– Чарлет, побежали!

Сова бежала по морской глади за дельфином, а следом стремительно, не отрываясь от хозяйки, неслась Чарлет, когда вдруг раздался глас с неба:

– Девушка и… большая собака! Девушка и собака! Немедленно остановитесь и вернитесь к берегу! Предупреждаем! Мы будем вынуждены стрелять! Девушка и собака!

Сова задрала голову. Военный вертолет, и она была на прицеле, да что же он задумал?! Сова прищурилась и, посмотрев в сторону горизонта, наконец увидела стену воды, взметнувшуюся в небо, образовав непроходимый забор. Вокруг стены, ограждающей нечто, кружились вертолеты, еще выше промелькнул тенью американский «Стелс» и взмыл на низкую орбиту.

– Да, значит, высота приличная! – закричала Сова сквозь невыносимый гул. И тут короткая очередь просвистела по воде.

– Чарлет!!! – рявкнула Сова так, что ее услышала команда вертолета. – Немедленно за стену! Я догоню!

Чарлет мощно оттолкнулась лапами от воды, волна брызг толкнула вертолет в небе. Раздалась следующая очередь. На этот раз действительно стреляли на поражение, видимо, решив, что бегущие по воде – реальная угроза. Но на глазах у изумленных летчиков из воды красиво выпрыгнул сверкающий дельфин, описал полукруг в воздухе, из-за чего прекратилась стрельба, а потом обратно ушел под воду. Девушка в белых одеждах остановилась и, так же подпрыгнув, сделала фантастический кувырок, а потом стремительно, грациозной молнией вошла под воду за дельфином. Когда она не появилась через пару минут, с вертолета в воду стали прыгать военные, чтобы через некоторое время, выныривая на поверхность, отплевываясь горько-соленой водой, недоуменно и не понимая, застыть, насколько это возможно.

Дилан Сомерсет ходил вокруг громадного водяного пузыря, километра два в диаметре. Пузырь переливался, булькал и страшно гудел, море вибрировало, как и стена до небес из морской воды за пределами исполинского водного творения Сомерсета. Неожиданно Дилану под ноги вынырнула громадная красно-коричневая львица.

– Я так и думал! – рассмеялся Дилан. – Куда же я без зорких глаз сестренки! Опоздала!

Сова незамедлительно выросла из воды, грозно сверкая глазами на брата:

– Дил?! – громко вопросила она. – Это что такое?!

– Это? – Дилан развел руками, как бы охватывая грандиозный пузырь. – Это гидроф!

– Я вижу, что это гидроф, – отозвалась Сова, – но что это за ги-дроф?

– Явилась, как Венера из пены морской, – пошутил Дил, – и сразу вопросы!

– Дил!

– Матрикс! Гидроф, почти точная копия молекулы, ее гидрофильной части на мембране человеческой клетки, но во много-много раз больше!

– Я вижу, что больше, – нахмурилась Сова, – зачем она тебе? И где ее гидрофобная часть?

– Как и положено, гидрофобный хвост под водой, там! – Дилан пальцем указал под воду.

– Да зачем?! – не выдержала Сова.

– Ты представляешь ее проницательную для электричества мощь? Ее возможности энергетические? Нервный, так сказать, импульс? И еще… Эта штука без стопора, так что полярное перемещение внутри моего создания без проблем, дорогая! Так сказать, флип-флоп!

– Зеркало. – догадалась Сова, – ты чудовищно исказил клетку человека, ты превратил этот гидроф в зеркало, а хвост забирает энергию, которая уходит из этого моря. океана, земли. Куда, Дил, куда уходит, что ты опять натворил?! Человек Земли так дорог Отцу! Ты отдаешь все живое и, главное, время этого мира. Куда и зачем?!

– Ускорил эволюцию, приблизил время начала и конца, – Дил опять театрально развел руки. – Разве я нарушил то, что давно течет, но медленно? Эти атмосферы над нами, гигантские зеркала, вытягивающие силы и энергии из земли, передающие их в иные миры и параллели! Сестра, не будь двуличной! Люди стареют, потому что над ними вогнутое зеркало атмосферы, сосущей из них энергию жизни и отсылающей ее как рассаду в другие миры! Вы же клонируете все формы земных жизней на все уровни бытия! Это большой театр жизни, палисадник, фабрика клонов! Они думают, что плоская земля – миф! А это была ее самая безопасная форма, и жили они там очень долго, потому что никто их не грабил! А не столько, сколько сейчас, когда появились вытягивающие купола атмосферы, посылающие энергию жизни в пространство космоса, как из магазина с рассадой! Но я еще покруче подарочек Вселенной готовлю!

– Это не так, Дил, – покачала головой Сова, – ты слишком утрируешь! Люди должны жить по четыреста лет, но вот эти самые гидро-фы в их собственных клетках так загрязнены, они так себя довели!

– Вот, тоже повод! – согласился Дилан. – Они неблагодарны, а Отец продолжает посылать сигналы во Вселенную с Земли, сигналы со знаками эталонов! Эта ли цивилизация – эталон? Может, они хоть на минуту перед смертью задумаются, как много потеряли! И поблагодарят нас за все это великое чудо – жизнь?!

– Не тебе решать, да и благодарить тебя не за что. – Сова нахмурилась, – но зачем тебе именно человеческий гидроф?

– Смотри! – Дил провел ладонью по татуировке, и в его руке засияла синяя Борейская Роза. – Имперский символ Земли!

– Ты все-таки украл ее, – прошептала Сова, – что ты наделал!

– Лишил Вселенную ее уникального банка данных – Земли! – ликовал Дилан, бросая розу в пузырь.

Сова наблюдала, как закружилась медленно роза внутри пузыря, рассыпаясь на миллиарды голубых фотонов.

– Вкусная, наверное, – подчеркнул Дилан, – вот и все. Символ любви – сама любовь, отданная некогда этим неблагодарным в знак их превосходства и первородства пред другими народами мироздания, – рассыпался и отправился в дальние миры. На рассаду. Теперь времена пересекутся, а потоки и волны сметут то, что было Землею до того. Поздравь меня, это грандиозный проект!

– Он тебя остановит, Дил, – прошептала Сова.

– Да Он и не смотрит на Землю сейчас!

– Я не о Нем, я о сыне Венеры, я нашла его.

– Он жив? – как-то даже равнодушно спросил Дилан.

Сова кивнула, а Чарлет зарычала.

– Ничего, – прошептал Дилан, – уже поздно, скоро ничего не останется.

– Тебе не удастся отобрать все жизни, что были и будут на Земле, братец, – Сова поджала губы, – я помогу ему…

И в этот момент гигантский пузырь лопнул, из его сердцевины хлынул голубой поток света, устремляясь через атмосферу в космос, рухнули гигантские водные барьеры, увлекая за собой военную технику и людей. На миг Черное море обнажило нутро, выкинув на поверхность тонны сероводорода. Энергетический луч прошелся через сероводород, и море вспыхнуло. Еще через миг необъятное месиво из огня и вонючей воды валом покатило в разные стороны.

– Стой, Дил! Прекрати немедленно! – закричала Сова, едва пробравшись через стену воды, Чарли медленной волной вплыла в круг под устремленным в небо небывалым водным сооружением.

– А что ты сделаешь, сетричка?! – вопрошал Дил. – Что?!

Сова застыла и напряглась, температура в центре перевернутого водяного омута стала резко снижаться.

– О! Ты злишься! – Дил рассмеялся. – Ну-ну, твоей злости не хватит, чтобы заморозить планы самого Создателя! – Сомерсет руками обвел круглые водные стены, вода стремительно неслась вверх, тоннами унося за собой что-то бесценное. – Как ты думаешь, сестренка, вот сейчас, когда в космосе как пыль развеется вся информация об этом мире, заключенная в каплях древнего моря, да всей той чертовой воды, с которой она соединена, – когда мы передадим копии Земли в другие миры, в другие измерения, мы обогатим это мироздание? В этом же был план Создателя – в жизни?! Земля – уникальный банк, в котором Отец хранил лучшее. А теперь… Теперь пришла пора поделиться с другими всем этим древним, – Дил театрально обвел руками водяной забор, растущий вверх.

– Ты не посмеешь, – Сова говорила еле слышно, но Дилан прекрасно слышал, – ты так погубишь эту планету! Ты рассеешь ее!

И неожиданно Сова топнула ногой по водной глади, раздался треск, и, с невероятной скоростью появившаяся под ее ногами, льдина стала расти, замораживая теплое Черное море. Всего лишь несколько мгновений – и стены воды, как и километры воды за пределами гигантского гидрофа, превратились в громадный айсберг, сверкающий лед. Дил растерянно обернулся, не веря своим глазам:

– Ты шутишь.

– И все, что ты успел отправить в космос, тоже теперь лед, – прошептала Сова, – и скоро все осыплется невинным снегом на Землю, а стены растаят и снова станут морем, очень быстро.

– Да нет же, – повторил Дил, – отличный план же был, – он покрутил головой и вдруг, словно осознав всю тщетность грандиозного замысла, закричал что есть мочи:

– Нет, я сказал!

Сова отпрянула, когда ледяной кометой мимо пронеслись глыбы и дребезги расколотого льда. Дил взмыл в воздух, и адское пламя опалило небо, горели самые синие в мире небеса.

– Ты ничего не получишь из того, что было вышвырнуто мною с планеты!

И в тот же миг тонны воды обрушились в море обратно. Огромный мощный айсберг молнией вылетел из моря, подняв на своем острие Сову и Чарлет.

– Не будет в этом мире хаоса, – тихо сказала Сова, – не будет!

Высота айсберга была невообразимой, море продолжало то замерзать, то плавиться от жуткого пламени, и чем больше падало воды обратно в море, тем выше поднимался айсберг с Совой и Чарлет.

– Четыре тысячи метров, Чарли, – Сова посмотрела на львицу рядом, – но он сражается, у меня плохие предчувствия.

Вынырнувший откуда-то стремительный истребитель «Миг» опасной и смертоносной птицей пролетел мимо Совы, но она и не шелохнулась, лишь плащ ветром чуть не сорвало. Чарлет зарычала, обернувшись на русский самолет.

– Ты не получишь этот мир, Сова! – кричал Дил. – Не получишь! Я соединил время и воду, это одно и то же! Ты не подумала, что самые древние пласты времен заморожены и падают из космоса в океан, что будет, что будет, я тебя спрашиваю?! – В пламени, из-за которого потекли ручьи с вершины айсберга, показался Сомерсет. – Даже если ты вернешь всю воду, всю информацию и банк данных этого мира, то он обрушится в море, невероятное цунами будет, правда? Не только это море, но и соседние моря, оглянись, какой водоворот? Мы в центре небывалого циклона, а там внизу от аномалий погодки и сдвигов времен заворачиваются создания Его! Ты смешаешь времена? Ты дашь им погибнуть?

– Нет, – Сова тряхнула мокрыми волосами. – Но и планету я тебе не отдам, ни грамма, ни йоты ее знаний, закованных в древней воде.

Дилан театрально зааплодировал.

– У тебя гости, сестренка!

Сова обернулась, тот же «Миг» возвращался в пространство рядом с Совой и Сомерсетом, но на этот раз раздался грохот, и айсберг взорвался на куски. Взлетая куда-то вверх, Сова схватилась за плечо, ощущая теплую кровь на пальцах.

– Черт! – в мановение ока она оказалась рядом с летящим самолетом, и пилот был готов поклясться после, что она заглянула ему в глаза и сказала:

– Вы не умеете управлять самолетом и не умеете стрелять! Но вы знаете, как катапультироваться!

И самолет в водовороте воды, льда и огня стал стремительно падать, вращаясь и пикируя в воду, через пару секунд летчик прыгнул с парашютом в бурлящую воду.

– Я не дам тебе это сделать, – задыхаясь от боли, настойчиво прошептала Сова.

– Ух ты! – Дил ерничал. – Да что ж ты такая настырная! Хочешь по-своему? Вернуть все? Так? – он вопрошающе приподнял брови, и пламя даже пригасло. – Я не слышу, вернуть?! Или все силы ушли на рану и льды? – взревел Сомерсет опять.

– Да. Верни, – плащ Совы стал красным от крови, Чарли заскулила.

– Хорошо! – и Дил, театрально распахнув руки, с силой рванул ими вниз, словно стряхивая груз. В тот же момент вода, лед и пламя, шипя и заполняя собой простор от горизонта до горизонта, обрушились вниз, а Сова, получив невидимый удар, отлетела далеко в пространстве небес, во всяком случае ей не было видно ни Дилана, ни мощных обрушенных водных небес, ни даже неба. Чарли подхватила потерявшую сознание хозяйку и прыгнула в облако, словно ее и не было. Запахло лесом…

Шальной белый волк мчался по заснеженному лесу, все быстрее и быстрее. В сумасшедшей гонке волка угадывалась не звериная логика движений. Волк легко преодолевал препятствия и смело прыгал через дремучие черные лужи, разлитые в снегу, ухающие и опасные. Волк не боялся, его очень умный взгляд был скорее тревожен и напряжен. Мелькая и лавируя меж высокими кедрами, зверь словно кого-то искал. Снег хрустел под его сильными лапами, дремучие лужи разбрызгивались в разные стороны, но волк как и не ощущал всего, будто летел, парил и видел лишь свою цель, единственную, так ему необходимую, словно и жить без нее невозможно.

Сова постепенно приходила в себя. Заснеженная тайга, никакого цунами и бесконечно затопленной земли. Значит – все, значит, они почти победили и в этой битве за Землю. Сова сидела в снегу, опустив голову и прижав левой рукой снег к плечу. Надо же – больно! Как это неприятно, ощущать боль, если болит – значит душа оттаивает, что ли? Если оттает душа, она наконец вспомнит, почему же она стала Совой, почти без чувств и эмоций, без чего-то важного… Сова задумалась. Что же она забыла-то такое, если не может обычным человеком прийти в мир? Зачем-то же Дилан, ее брат, все приходил и приходил именно в мир этой планеты! Значит, знает какую-то тайну. Сова вздохнула и пожала плечами. Плечо тут же заныло. Она зачерпнула новую горсть снега и замерла. Волк. Сюда мчался большой белый волк. Ден. Она лишь подумала, а он возник перед ней на поляне среди ровных стволов кедров. Прыгнул к ней, кувыркнулся в полете, и вот уже рядом с ней сидит взрослый мужчина с сиреневыми глазами, встревоженными, тоскующими.

– Я Лебедь? – Сова рассмеялась.

– Опять мои мысли читаешь? – улыбнулся Ден. – Я тебя искал, я так сильно переживал! Тебе очень больно?

Ден порывисто обнял Сову. Она опять тихонечко засмеялась на плече у Дена.

– Вас, люди, не поймешь, – Сова говорила с иронией, – ну что ты себе придумал?! Какая любовь?! Ты знаешь, кто я и сколько мне лет?!

– Какая разница, – Ден, счастливый, обнимал Сову, – я тоже, наверное, не впервые на Земле родился, у меня очень древняя душа. И эта душа любит тебя.

– Любовь-любовь, пока стремление любить принесло Земле больше бед, чем счастья!

– Да нет же! – воскликнул Ден. – Ты хоть понимаешь, что я все бросил ради тебя, на все наплевал и забыл! Я изменился, стал другим, и мне это нравится! Я стал лучше!! Понимаешь? Это благодаря тебе! Из-за того, что я люблю тебя!

– Понимаю, – Сова осторожно отодвинула руки Дена от себя и, зажав его ладони в своих, открыто улыбнулась.

– Ты хороший мальчик, Ден… Я помню, как ты родился. Конечно, я не видела, как ты рос, но я всегда была уверена, что вы с братом станете чудесными людьми.

– Ты не о том говоришь!! – Ден выдернул руки из ладоней Совы, набрал пушистого снега и умылся им. – Ты уходишь от ответа! Ты боишься ответственности! Я хочу прожить эту жизнь с тобой! Я хочу просыпаться и видеть твое лицо, любоваться тобой, дышать тобой и думать о тебе! Я хочу творить во имя тебя! Все теряет смысл, если тебя нет рядом! Я никуда не отпущу тебя!

– Неправда, – тихо отозвалась Сова.

– Правда! – выпалил Ден. – Ты боишься признаться себе… И мне. Мы сейчас одни, и нас никто не слышит. Это так просто, отрекись от своих нечеловеческих штучек, и мир обретет для тебя цвета и эмоции.

– Разве у меня этого нет?

– Нет, – отрезал Ден. – Сейчас ты погружена в свои надчеловеческие истины и не слышишь меня, не слышишь! А я тут, я рядом, я живой, я горячий, я люблю тебя!!!

– Нет, – Сова покачала головой, – не надо метаться, вот потому что мы сейчас одни и отчасти мы похожи душами, я скажу тебе. Я знаю, кто мой Отец, кто мой брат, но я не помню, кто я сама, откуда и почему я стала Полярной Совой.

– Потому что ты никого не любила и, как любая сверхъестественная девушка, стала хищной волшебной птицей.

– Не думаю, – Сова покачала головой, – ты умный человек, Ригден, но и ты понимаешь, что просто так Совой не становятся. Я от чего-то… или кого-то бежала. А поскольку я никак не могу полюбить, то бежала, видимо, от любви. Ты должен это принять!

Сова наклонилась к Дену и поцеловала его в лоб, печально улыбнулась и вздохнула. Глаза Дена распахнулись:

– Нет! Стой!!! – он схватил Сову за руку, но белая ладонь Совы выскользнула из его сильной руки, гладкими белыми перьями коснулась кончиков горячих пальцев. В небо взметнулась белая большая птица и, печально прокричав в вершинах кедров, исчезла. В ладонь Дена упало белое, искрящееся перламутром перо. Ден распахнул руки и упал в снег, сиреневые глаза напряженно и тоскливо смотрели ввысь, туда, где среди кедров растаяла его Надежда на счастье, его Любовь.

Мама, вероятно, была права, говоря, что на всякую силу свой силок и свой охотник… Из глаз Дена лились слезы, стекали по вискам и щекам, падали в снег, образуя глубокие лунки в сугробе. Ден не видел, как из лунок странным образом пробивались сквозь корку снега и расцветали белые и сиреневые цветы совсем не земного мира. Ден жег в сердце свое громадное горе…

А Сомерсет наблюдал, как небывалое цунами из тяжелой воды и огня, абсолютно нехарактерное для сил Черного моря, буквально обрушилось на все берега вокруг, неся смерть и хаос разрушений. Словно в конвульсиях, земля содрогалась во многих местах, и океаны накрывали ее берега, топили города и перемешивали жизнь и смерть. И только Аравия, заботливо не тронутая Сомерсетом, спала, как спала Эра в монастыре Белой Тары. Колыбель человечества – Средиземноморье и высокие причерноморские степи снесло, словно они никогда не существовали. Но Дилан не видел, как далеко-далеко гордо возвышался над водой Первый Камень – Эльбрус, давший приют Наташе, детям и многочисленному количеству невинных в его злости людей.

Вода корежила землю, проламывая себе путь через многочисленные преграды, просто невероятной высоты волны, превысившие все разумные и вероятные возможности земных стихий, расплескались в несколько сторон. Мощные и древние земные плиты – кратоны треснули, словно титанические невидимые руки стиснули хрупкую планету. Лавразийский, Гондванский и Переходный докемберийский фундамент Земли на огромной скорости атомарных связей резко врезались друг в друга, подгоняемые неверными, несуществующими законами физики. Небо колебалось, атмосфера, словно упругий мяч, прогибалась куполом вовнутрь и вытягивалась, сдвигая свои полюса обратно. Бушующий солнечный ветер атаковал Землю, нанося удары по технике и истребляя созданные человеком приборы. Земля погрузилась во тьму. Казалось, Черное и Средиземное моря словно расплескались, в то время как, глухо и протяжно ухнув, великий и мощный Атлантический океан обмелел, обрушивая остатки могучих вод в новую трещину у Западно-Европейской плиты, безумные многоградусные пары земного ядра успели вырваться наружу ядовитым фонтаном лавы, обрушившись на ничего не подозревающее Соединенное Королевство. Атлантика колыхалась и резала берега материков, уничтожая в себе все, что создавал человек. Но это было лишь начало, потому что Дилан Сомерсет не ограничил себя, нарушив законы физики и материи, он ухватил за горло время, заставив его течь инаково в разных местах. Мощи разбушевавшегося Дилана хватило с легкостью потрясти планету и поломать все отцовские Константы. Где-то время текло быстро, и катастрофа отгремела, а где-то она лишь начиналась, и связи у тех, кто выжил, с теми, кто еще ничего не подозревал, не было. В мире оставалась лишь одна Константа – Надежда, потому что Любовь разбилась об Отчаяние миллионов людей.

Устремляясь в вершину синих небес, мимо падающих, потерявших управление самолетов и космических станций и спутников, Дилан смеялся, как самодовольный, отомстивший ребенок, не думая, как страшно живущим там внизу людям и сколько молитв сейчас возносится по древним реликтовым полям к Отцу.

Самодовольно ухмыляясь, Сомерсет оглядел деяние рук своих и направил силы нечеловеческих мыслей своих на пока спокойный Тихий океан. Но тут же дико закричал от ярости: Тихий океан, как Индийский и Ледовитый, даже сама элементарная шапка антарктических льдов не поддалась его атаке, что-то сильно удерживало их.

– Сова… – процедил Дилан, срываясь с небес яркой звездой в горящую пучину Черного моря. – Ты вмешалась, ты нарушила закон! Я отомщу тебе!!!

Он застыл, став твердо на гладь пылающего Черного моря, вокруг него словно образовался круг из огня. Дилан задумался. И вдруг в огненное кольцо вошла та самая ведьмочка, которую он встретил в Арктике после возвращения Валентины. Ведьма остановилась на расстоянии, ее волосы были стянуты в тугой пучок, длинный плащ, похожий на плащ самого Сомерсета, медленно колыхался в огне.

– Проигрываешь? – спокойно спросила она.

– Да кто ты такая?! – зарычал Дилан.

– Я твой союзник, единственный союзник на Земле, а ты тот, кто помог мне появиться здесь, – ответила ведьмочка.

– Имя у тебя есть, союзница??

– Химера… Montre Chimaera, – еле слышно произнесла ведьмочка.

– Ха! – рассмеялся Дилан. – Как же я раньше не догадался? Что хочешь ты, древнее чудовище ушедшего мира?

– Лишь право тоже спокойно жить. Мне нравится твой план, в нем ты выглядишь богатым, щедрым.

– Так я не понял, чего хочет от меня Химера?! – проревел Сомерсет.

– Земные гены, ты же собираешься подарить Вселенной самое совершенное дитя Земли, поделиться искусством сотворения? Я могла бы приобрести для себя лично что-то в копировании этого генома.

– Так просто, для себя лично? – Дилан смеялся откровенно и пафосно. – А что мне с этого?

– Я дам тебе армию своих солдат, которым безразличны пространства, времена и законы мироздания. Ты сможешь сразиться с братом.

– Даже так? Я еще не нашел самое совершенное дитя человеческое, – ответил Дилан.

– В том нет нужды, я укажу тебе на него…

Они спокойно жили, Анне даже почти удалось заставить Викторию бросить ненужную ей работу. Вика побаивалась. «А вдруг я завтра проснусь, а это был сон? – отговаривалась она. – А мне Лизку кормить, за институт платить, и задолженность по квартплате…» Анна вздыхала и не торопила Вику с решением, понимая, что девочке нужно время, чтобы прийти в себя, почувствовать уверенность в жизни, забыть о несчастьях, потерях, постоянных страхах за ребенка, маячащих нищете и голоде… Свои «испанские» дела Анна превосходно вела по телефону, при помощи компьютера, постоянных «представителей», появляющихся в доме. Как бы все ни шло, но Анна твердо решила: Виктория окончит Университет, один из самых уважаемых в стране, а уж потом они будут думать, где им лучше жить – остаться на родине или уехать.

Виктория заканчивала уже четвертый курс, очень легко «рассекая» океан науки.

Началось лето, а вмести с ним летняя сессия. Потом в их жизнь так же незаметно вкрался таинственный гул, мешавший спать по ночам и бередивший тревогой душу. Анна с Элей с трудом дождались окончания сессии Виктории, и вот наконец Анна убедила племянницу уехать отдыхать, более того, впервые Виктория не стала спорить о необходимости работы, и сама поехала в банк, словно делала это каждый день. Анна радовалась своей победе и кружила хохочущую Эльку по комнате, после чего, уставшая, повалилась на мягкий диван с ребенком на руках, включила телевизор, и весело спросила Эльку:

– Ну, что там, в мире, делается?

– В мире делают кошмары, – улыбаясь, но серьезно заметила Эля.

– И что с детьми стало? – сама себя спросила Анна.

– Дети боятся, – неожиданно ответила ей Эля.

– Чего, золотко? Чего бояться таким ангелам, как ты? – недоуменно спросила Анна.

– Смерти… – и Эля повернула головку в сторону телевизора.

Вначале Анна подумала, что это канал «Дискавери», но, приглядевшись повнимательней, оторопела. Диктор с борта обычного вертолета, перекрикивая шум лопастей и грохот моря внизу, сообщал в микрофон: «Вот внизу вы можете сейчас увидеть еще один вырвавшийся на поверхность огненный фонтан! Как мы и сообщали, происходит спонтанное возгорание метана, скопившегося в донном иле, явление весьма редкое, последний раз в таком большом масштабе отмеченное лишь во времена правления Митридата Евпатора Четвертого, не рискнувшего из-за «огненного знамения» напасть на Рим… Интересно, что гул нарастает… и только что… только что нам передали, что недалеко от побережья в море был зарегистрирован толчок в шесть баллов. Это очень много для здешних мест, как отмечают сейсмологи, и еще толчок… Ооо!!! Только посмотрите!!!» – Голос диктора умолк, перекрываемый нарастающим гулом, изображение на экране все время дрожало и смещалось, так что Анна встала и вплотную подошла к экрану. Море буквально «корчилось» в судорогах, извергая пламенные фонтаны, потом побежала рябь, камера сместилась на горизонт, пытаясь захватить в объектив огромную двигающуюся полоску…

– Не может быть… – прошептала Анна, – здесь такого не может быть, слишком маленький разгон для волны… не может быть… цунами… Господи!

Анна бросилась в соседнюю комнату, на бегу хватая мобильный телефон, вытаскивая какие-то вещи Эльки, бумаги, деньги, медикаменты…

– Вика! Вика! – кричала она в телефон отозвавшейся Виктории.

– Все в порядке, тетя, – заговорила Виктория, – деньги сняла, сейчас ловлю такси и еду домой, минут через сорок…

– Подожди! – перебила ее Анна. – На город надвигается цунами, лови такси и езжай в глубь материка, не выключай телефон!

– Элька! – в голосе Виктории послышалось отчаяние.

– Не беспокойся! – заверила ее Анна. – Мы немедленно уходим, я завожу машину, и мы едем за тобой, уезжай, поняла?!

– Да… – тихо ответила Вика, – я еду, я люблю вас, и буду ждать.

– Мы на связи, каждую минуту, береги себя! – Анна отключилась и подхватила перекидной красивый рюкзачок, собранный ею за время разговора, затем так же молниеносно переоделась в спортивные брюки, впрыгнула в кроссовки, вытряхнула в пакет некоторое содержимое холодильника и отправила пакет в рюкзак. Затем проскочила в комнату к Эле. Элька стояла в центре комнаты, переодетая в шорты, футболку и маленькие горные ботинки. В руках Эля держала пушистого желтого медвежонка и свою курточку.

– Умница моя! – проворковала Анна, подхватывая малышку и вынося ее за дверь квартиры. На лестничной площадке, монопольно принадлежавшей их семье, Анна на секунду задумалась.

– Постой спокойно, – Анна поцеловала Элю, – я быстро вернусь на кухню, нам надо что-то острое с собой, в такой суматохе.

Но когда Анна вернулась за Элькой, ребенок исчез. Исчез даже желтый мишка, а маленький рюкзак беспризорником валялся на полу.

– Эля? – закричала Анна в пространство, но только гул с улицы и яростный морской ветер с брызгами распахнули окно подъезда, разбив его вдребезги.

На улице царила паника, люди метались, гул стал неимоверно изводящим и похожим на рев. Стало как-то пустынно и неуютно, лето словно отступило в тень, уступая место разорениям ноябрьских ветров. Анна кинулась к гаражу, но он был пуст, дверь буквально выломана, джип исчез.

– Вот черт! – Анна в сердцах закинула прочь ключи от джипа и кинулась на дорогу тормозить машину. Но машины не останавливались. Отчаявшись, Анна вышла на середину трассы, широко расставив руки. Ехавшее прямо на нее обычное такси с «шашечками» резко затормозило. Водитель остался в машине, сложив голову на руки, сжимавшие руль, он отрешенно дождался, пока Анна посадит в машину малышку и сядет сама… Машина тронулась.

Анна еще некоторое время оглядывалась назад, сквозь заднее стекло автомобиля разглядывала темно-серый, почти черный горизонт, нарастающий ветер, срывающий с крыш домов целые куски покрытий.

– Кто-то только что украл моего ребенка! – прокричала водителю Анна. – Надо спешить!

– Это смотря куда вы спешите, – ответил ей молчавший до этого водитель.

– А что, – Анна обернулась на него, – вы не спешите? В милицию!

– Нет, – ответил водитель, и Анна с удивлением узнала в нем «бомжа из телевизора», проповедовавшего несчастья.

– Сумасшедший! – Анна ахнула.

– Кто еще из нас безумен, блудница! – ответил «бомж» и посмотрел на Анну с улыбкой, от которой та покраснела. «Бомж» не выглядел старым, как по телевидению, он походил на ровесника Анны, даже моложе. Одет он был чудно, в военные маскировочные брюки и высокие ботинки, неуместные в такую жару. Явно не вязалась с брюками и майка с изображением рок-группы «Назарет» прошлого столетия, название золотом отливало на его груди, волосы завязаны в бандану, – у меня действительно дела в городе, – продолжал незнакомец, – я не уеду из него, пока не закончу их.

– У меня ребенок пропал, бездушный ты! – разрыдалась Анна. – Я уже не найду машины, мою угнали.

– Черный джип? – спросил водитель, а Анна закивала. – Мой братец угнал, перед сварой, и ребенка твоего прихватил. Но вот бездушным меня еще не называли.

– А как же тебя назвать, если ты слышать меня не хочешь, а твой брат украл мою машину и Элю! Он извращенец? – Анна схватилась за сердце!

– Да нет, он просто дьявол, Люцифер, сейчас его зовут Дилан Сомерсет, и у меня с ним незаконченное дело. А ребенка он не тронет, обещаю.

– Спасибо тебе, Господи, – сама себе прошептала Анна, внезапно поверив незнакомцу.

– Пожалуйста. Меня зовут Егор, будем считать, что я тебя услышал и помогу. А вот за братца ответить не в силах, мне бы смерти его предать.

– О, Господи! – ахнула Анна,

– Да, блудница? – отозвался водитель, и Анна оторопела. Она внимательно вгляделась в лицо «бомжа» по имени Егор. Четкий, иконописный профиль, огромные, ясные голубые глаза, темные блестящие волосы ниже плеч, выглядывают из-под банданы. Какое-то непонятное чувство глубокого спокойствия, исходящее от него. Кого-то он напоминал, кого-то доброго… Бессознательно хотелось положиться на его внутреннюю силу и мудрость, так противоречащие его словам.

– Я нормальный человек, – вслух заговорила Анна, – и кем бы там меня ни называли люди, я верю в Бога своего. И не хочешь ли ты сказать, Егор, что это, – Анна коснулась надписи на груди водителя, – место, откуда ты пришел, услышав меня?

– Нет, – водитель рассмеялся, – Назарет – это древний город, где я родился не в этот раз. Ты правильно думаешь, хоть и не веришь в свои мысли. Я пришел из Ада. Я помогу тебе, блудница. И ребенку той, что блудницей никогда не была.

– Вика? – насторожилась Анна. – А Эля?

– Чистое дитя, – ответил Егор, – союз Виктории и суженого ее, погибшего на войне, был освящен церковниками и признан Отцом моим.

– О чем ты говоришь? – не поняла Анна. – Кто такой суженый?

– О том ли ты сейчас спрашиваешь, блудница?

– Да что ты заладил, блудница-блудница? – разозлилась Анна. – У меня есть имя, как и у всех!

– Если я назову тебя по имени, то суть твоя не переменится.

– Так чего же ты, безгрешный Господь, взялся спасать блудницу?

– Потому что мой братец возьмет заложника, а это многое меняет. – ответил Егор.

– Ты меня съесть хочешь, дяденька? – Эля прижала к лицу желтого плюшевого медвежонка.

– Я не питаюсь непонятно чем, – хмыкнул Дилан, – сиди там и помалкивай.

– А зачем я тебе, дядя?

– Много будешь знать… – Дилан самодовольно улыбнулся, посмотрев в зеркало на Элю.

– Знаю, знаю! Состарюсь! – закивала Эля.

– Вот уж нет, до старости можно и не добраться! Но это в твои несколько лет, проведенных на Земле, не понять.

– Но если ты меня есть не собираешься, то, значит, ты не серый волк, а похититель чужих детей?

– Что-то вроде того, – задумчиво ответил Дилан, – когда собственные родителя отвергают своих детей, те становятся похитителями чужих.

– Бедненький, так ты же заболел, дяденька! – воскликнула Эля и ойкнула от того, как резко затормозила машина.

Дилан обернулся к Эле.

– И чем же я, по-твоему, болен, маленький потомок обезьянки?

– Ты маньяк. Ты потерял что-то, свихнулся от горя, и теперь ты маньяк, которого все ищут.

– Это кто же тебе такое рассказал, дитя? – воскликнул Сомерсет.

– Телевизор, – прошептала напуганная Эля.

– И меня еще называют дьяволом, когда сами изобрели телевизор!

– Значит, ты не будешь меня есть? – не унималась Эля, забиваясь в уголок заднего сиденья, подальше от Сомерсета.

– Нет, дитя, ты нужна мне на расходники.

– Ты торгуешь органами детей?! Тебя проклянет Бог за это!

– А это тоже телевизор сказал?

– Нет, тетя Аня.

– Надо будет с ней перекинуться парой слов.

– Она святая! – заверила Эля.

– Она так сказала?

– Нет, мама.

– Человек о человеке. Интересная у тебя тетка, – хмыкнул Дилан. – Что-то в тебе есть и кого-то ты мне напоминаешь, маленькая жертва телевизора, – Дилан вздохнул, оглядывая Элю, – мне нужен твой замечательный генный набор, дитя.

– Зачем тебе мой ДНК? – губы Эли затряслись от страха.

– Тетя рассказала про гены?

Эля кивнула.

– Значит, понимаешь, что вся информация о человеке в генах, а в тебе информация о человечестве. Вся. Даже обидно, такой ценный ребенок, но надо делиться с другими.

– Ты хочешь меня поделить на все-все мои гены? – заплакала тихо Эля.

– Не реви, – одернул ее Дилан, – тебя не учили делиться?

– Учили, – всхлипнула Эля в сумраке автомобиля, горько и безнадежно, – а с кем ты хочешь делиться, дяденька?

– С другими мирами, со звездами, со Вселенной.

– Ого-о, – Эля забыла про слезы и широко распахнула глаза. А Дилан снова завел машину и тронулся в путь.

– Ты меценат?

– Нет.

– Значит, ты волшебник?

– Кому как, – ответил Дилан.

– А добрый или злой?

– Кому как, – уже задумчиво сказал Сомерсет.

– А как кому? – не унималась Эля.

– Все, приехали, – Дилан выдохнул и, остановив машину, вышел из нее.

Открыл дверцу со стороны Эли и за руку вытащил ее с сиденья.

Эля заплакала.

– Мне будет очень-очень больно? – спросила она.

– Нет, ты будешь ждать особого часа, – ответил Сомерсет и подошел к рядом стоящему зданию на выезде из города. Он похлопал по белой стене, и она зашевелилась, словно вспухла, по ней пошли рябь и волны, а затем образовалась темная дыра с неясным темным светом внутри. Странные маленькие твари поползли из дыры, похожие на непонятных жутких зверей с множеством глаз и острыми когтями, переходящими в руки.

– Ай-я-яй, – запричитала Эля, – и куда жэк-то смотрит, сколько животных под домом некрасивых живет!

– Ох уж эта твоя тетка! – Дилан подошел к Эле и, присев на корточки перед ребенком, оттянул рукав своего грязно-зеленого свитера. На его руке Эля увидела, восхищенно охнув, изображение красивого синего цветка.

– Розааа, – зашептала она.

– Да, и ты будешь ее охранять, это последняя роза, – ответил Дил и положил ладошку Эли на свое тату. Каким-то образом изображение розы перепрыгнуло на ручку Эли, застыв на тыльной стороне ладони.

– Как красиво, – прошептала Эля и восторженно посмотрела на Дилана.

– Согласен, – и быстрым движением коснулся лба Эли. Лиза рухнула мертвым сном, как подкошенная. Вынырнувшие из дыры в стене черные огромные щупальца подхватили ее и понесли вовнутрь сгущающейся тьмы, куда-то в самое сердце неведомого.

– Охраняйте, как зеницу ока! – велел Дил. – А теперь надо сбить со следа Сову. – Ну, – обратился он к мерзким тварям, жавшимся к его ногам, – начинайте собирать детей со всего света, создайте иллюзию! И никого не ешьте, Сова догадается тогда!

Твари разбежались, словно и не было их. Только черные вонючие лужицы остались там, где они толпились.

– Ну, пора дальше, – сам себе сказал Дилан и пошел к машине.

Виктория вышла из банка и огляделась по сторонам. Гул нарастал, а вместе с ним и странное беспокойство, тревога за дочь, но она верила – Анна справится. Люди на улицах метались, и город быстро превращался в подобие заброшенного каменного артефакта, по дорогам которого все реже и реже неслись автомобили, уступая запустению и крадущейся вслед темноте. Раздался звон стекла, видимо, витрина разлетелась вдребезги под руками мародера. Виктория плотнее прижала к груди сумку с деньгами. Почему Анна так любит наличные деньги? И, немного поразмыслив, вернулась в банк, положив основную часть денег на свою карту, для безопасности. Она была единственной клиенткой банка в этот час, многие работники уже покинули свои места.

– А знаешь, дорогуша, – к ней подошла слегка качающаяся женщина с бокалом шампанского, – ты очень миленькая.

– Спасибо… Вероника Сергеевна! – прочитала Виктория имя женщины на приколотом к груди бейджике.

– Не стоит нам всем никуда торопиться, – Вероника взяла со стола второй бокал и протянула его Виктории, – пей, – подтолкнула она, – пей, говорю, не понимаешь, что это конец света?

Виктория нервно выпила содержимое бокала.

– Я пойду, – она направилась к выходу.

– Куда, – раздался хохот Вероники, – все двери я закрыла. У нас очень хорошие автоматические засовы! От неприятностей. – Она продолжала хохотать, а Вика подошла к окну, большому, светлому и теплому, за ним словно в ирреальном мире происходило невиданное кружение внезапной осени и порывов урагана. Может, это действительно конец? Какое чувство безысходности! Она машинально застегнула джинсовую куртку, словно боясь холода.

– А зачем ты застегиваешься, девочка? – раздался нетрезвый голос Вероники. – Сейчас все расстегиваться будем, – и дикий хохот, погружая во мрак, сопровождающийся треском и выключением ламп дневного света, заставил Викторию оглянуться и влипнуть в пластиковую стену кассы. Представшая глазам картина поистине была апокалипсической и дьявольской: Вероника, пьяная и поливающая себя шампанским, сидела на столе совершенно обнаженная, а чудовищные тени, сгущавшиеся по мере того, как они шарили по ее телу, жадно и жутко занимались с ней сексом. Монстры, казалось, лезли из всех углов, как древние страшные чудовища, с вожделением набрасываясь на тело женщины. Вероника извивалась, стонала и кричала, ее глаза закатывались, она почти уже хрипела, но прогибалась дугой, подставляя себя под липкие касания монстров. Вероника вскоре замолчала и лишь билась в конвульсиях удовольствия, ее тело, все более погружаемое во мрак обступающих уплотнившихся теней, сжималось, серело и дряхлело прямо на глазах, пока совсем не остался скелет, а после и пыль, которую накрыла орда темных монстров.

Ника отступила в сторону, стараясь буквально слиться со стеной, когда кто-то дернул ее за руку, и она чуть не упала, но оказалась внутри… внутри машины Аннушки. За рулем сидел незнакомец, высокий, красивый, в белой шелковой рубашке и темных брюках. Его черные волосы были собраны в хвост. Он смотрел не на Нику, а лишь перед собой.

Виктория расплакалась от страха. Но незнакомец даже не обратил на это внимания, не поворачивая головы, он сказал:

– Перестань реветь!

Дилан Сомерсет оторвал руку от руля джипа, извлек из кармана платок и кинул его Виктории на колени.

– Отпусти меня! – попросила Виктория. – Отпусти, черт тебя побери!!!

– Ох! – Дилан широко улыбнулся и медленно обернулся на Нику. Улыбка исчезла с его лица.

– Заряна… – прошептал он, – не может быть.

– Меня зовут Виктория! Я не Заряна, вы меня с кем-то перепутали.

– Эра, Виктория… и не Заряна?! – что-то раздражало незнакомца. – А ты уверена, что ты не Заряна??

– Меня зовут Виктория!

– Виктория значит, – глубоко вздохнул незнакомец, – а меня Дил, не помнишь?!

– Нет, Дил, извини. – Ника опять расплакалась.

– Еще Егора Торина мне не хватало, для полной картины.

– А при чем тут мой муж? – всхлипнула Ника.

– Кто? – Дил ошарашенно посмотрел на Нику. – Егор Торин – твой муж.

– Ну, сестрица, не бывает таких совпадений, – сам себе прошептал Дил, – что ж вы, решили проверить, есть ли у меня сердце? Есть! А где твой муж? – вкрадчиво спросил Дил.

– На фронте.

– Бедная моя, да Егор Торин погиб! Лет двадцать пять тому!

– Нет, он тогда родился, а погибли его родители, – всхлипнула Ника.

– Как интересно, – Дилан замер, взявшись за руль. – Ты знаешь, как звали его папу и маму?

– Нет, – дрожащими губами проговорила Ника, – маму, кажется, звали Венера.

– Вот как?! – Дилан откинулся в кресле. Нет, хватит, больше он на эту удочку не попадется. Перед ним была настоящая Заряна, и она любила того, с кем он вечно ратоборствовал! Его брата! Так вот почему тогда, давно, Егор показался ему таким знакомым, похожим на него самого. А вот интересно, их сестрица, Сова Полярная, личность беспристрастная, папенькина доча, кого она более любит, его или его брата? Что же она сокрыла еще, его сверхъестественная сестрица?! А братец.

– Безгрешный наш, – прошептал Сомерсет, – чужих женщин уводишь, значит.

– Я думаю, ты вспомнишь меня, дорогая, – вдруг заявил Дилан, я помогу тебе.

– Отпусти меня, ненормальный!!! – Закричала вдруг Виктория.

– А ты не так смиренна, как показалась. Не отпущу. Ты мне нужна, у меня важное дело.

– Какое? – по инерции спросила Виктория.

– Рассказать тебе? – Дилан даже удивился. – А собственно, почему бы и нет, может, ты рассудишь все иначе, не так, как мадам История…

– Итак, они тебя распяли, – проговорила Анна, – всегда меня интересовал вопрос, зачем тебе это было нужно? Оказывается, только так ты мог найти Люцифера и уничтожить его… но ты же не уничтожил его?..

– Ну не только Люка, еще кой-какую нечисть. Не уничтожить – согнать его с «насеста».

– С чего?

– Существуют пространственные переходы, по которым души умерших людей как бы переходят в другое состояние, воплощение. Эти переходы похожи на громадные круглые тоннели, если можно так сказать. Все тоннели крутятся, подобно гигантским колесам, раскинувшимся на все Мироздание. Но у всех переходов есть точка пересечения. Каждый человек попадает вначале в нее, а потом начинается путешествие по иным путям.

– Похоже на сказку о Сансаре… – заметила Анна.

– Не похоже, а именно это и есть колеса Сансары, – кивнул Егор, – точка пересечения является не только выходом в другие переходы, но и точкой соприкосновения всех миров. Проход на Небо. Только сейчас это место занято братцем и нечистью, вот мне и надо немного «посанитарить». А то. заторы в переходах, Аннушка.

– И как ты это собираешься сделать, Егор?

– Точка пересечения – это ваш городок, – ответил Егор, – Дил, брат, сейчас направил энергию всего живого на Земле в космос.

– Зачем? – не поняла Анна.

– Чтобы побыстрее покончить с цивилизацией.

– Как это? – растерялась Анна.

Егор выруливал по городским завалам и медленно рассказывал.

– Раньше у этой звезды была вторая звезда. Но она погасла много-много лет назад, осталось железное тело, просто магнит, парящий вокруг орбиты оставшейся звезды.

– Большой? – Аннушка закусила губу.

– Раз в восемнадцать больше Земли.

– Ого!

– Да, вот в скором времени, со дня на день, она и появится.

– Как так?

– Потому что Дилан сжал времена и эпохи, ее орбита – почти двадцать шесть тысяч лет. Но поскольку сейчас с Земли идет отток информации, из-за сдвига во времени он повлиял на все, что связано с Землей. Мертвая звезда, что называется, вот-вот прибудет.

– А приливы? – прошептала Анна, с ужасом думая, с кем же на самом деле сейчас Эля.

– Ох и приливы же начнутся, Аннушка, – ответил Егор.

– Что же делать?! Егор, ты же должен знать!!!

– Вот я – буквально – и промою засоры, и переверну все как надо.

– Ага! – Анна сделала круглые глаза. – Так цунами – твоих рук дело?

– Не моих, больше Дила и Совы, но сейчас это уже не цунами, – отозвался Егор, – это вода очищения, святая вода. В ней то, что Дилан отправил с Земли в космос, – информация о великом былом человечества, но там есть кое-что большее – благодатная почва для будущего. Так что, приготовься.

– К чему… – Анна не договорила, она и не заметила, что волна догнала их, подкравшись незаметно и обрушившись с ревом. – Совы? Это такая – такая блондинка?

– Да, ты знаешь Валентину? – удивился Егор.

– Сову. На днях она зашла ко мне в палату и сказала, чтобы я помогла, я как раз в коме была, – и Анна оборвала себя на слове, застыв как вкопанная, вспоминая что-то непостижимое.

– Что с тобой, блудница? – спросил Егор.

– Не разговаривай так с матерью, – на автомате поправила его Анна. Егор резко дал по тормозам и обернулся на Анну, погруженную в себя.

– Эра? Мама?

– Меня же здесь нет на самом деле, – жалобно заговорила Эра, – я сплю в коме, меня в нее Сомерсет отправил, спутав меня с погибшей Юноной, моей сестрой.

– Мама… – прошептал Егор. И Эра бросилась обнимать старшего, потерянного сына, – я думала, ты умер, мальчик мой, я думала…

– Прекрати, все позади, все позади, – шептал Егор, – ну накрутила Сова, нам надо спасти тех, ради кого она отправила твой дух через тысячи километров. Значит, они очень важны.

Водовороты закружили, как перышко швыряя большую машину с плотно закрытыми стеклами. Анна ухватилась за панель перед собой, отпустив сына.

Безумие стихии, казалось, длилось вечность. Навстречу в потоке воды летели обломки домов, деревьев, куски земли, человеческие тела с застывшими мертвыми гримасами ужаса на лицах.

– Не могу больше… – прошептала Анна, когда летящие навстречу тела в развевающихся одеждах стали встречаться слишком часто. Но Егор молчал, он по-прежнему вел машину, маневрируя в толще воды, словно под колесами находился твердый асфальт. Вскоре Анна успокоилась или, точнее, отрешилась. Как и раньше, она стала смотреть перед собой, не задавая вопросов Егору, понимая важность происходящего. Тела мертвых людей в бушующей воде теперь были иными. Анна задумалась, на некоторых людях была странная одежда. Что-то в одежде было не то, а что? Ушедшая четырнадцать лет назад с истфака на панель, Анна в изумлении поняла, что люди одеты в костюмы прошедших веков. Камзолы, сарафаны, жилеты, тоги, парчовые холсты, да все и не перечислишь.

– Словно это не цунами, а время убило их.

– Почти верно, – вдруг сказал Егор, – сколько народу накопилось, а скольких ты не видишь! Непростая моя водичка, она на времени дьволом замешена, к истокам путь держим, матушка.

– К истокам? – переспросила Анна.

– К истокам времен, – подтвердил Егор, – в точку пересечения колес Сансары. Пора восстановить разрушенную планету и поломанные Константы между мирами и в них…

Вертолет, в котором была Даша, сел на одном из высоких плоскогорьев у Эльбруса, сюда вода не должна добраться. Такого паводка давно не было, да еще цунами в Черном море, а потом в Средиземном, землетрясения. Даша задумалась, что, вовремя оповестив ее, Сова даже не представляла, сколько соседних стран оберегла от сумасшествия стихии. Людей эвакуировали всеми силами. Никто не мог объяснить, что происходит, люди искали ответы в научных сводах, но там их не было. Константы были опять сломаны, Даша это понимала. И в это место она прилетела не случайно, передали, что поутру сюда странная молодая женщина Наталья Байкалова вывела почти тысячу детей. Среди них Даша рассчитывала найти дочь. Это была ее последняя надежда отыскать Олесю. Агей был мрачнее тучи, отказывался есть и разговаривать, он искал дочь и не собирался останавливаться. Те истины, которые открылись Даше, она признавать не хотела. Ее дочь была прелестным, милым и очень добрым ребенком, она не может стать чужой, потерянной или чудовищем. Она не продолжение деда, нет – и точка. И Даша отправилась в лагерь, где расположились госпиталь и дети.

После нескольких часов личного осмотра всех и каждого Даша отчаялась – Олеси среди них не было. Она ворвалась в палату к женщине с такой же фамилией, как у нее, и увидела там убитого горем сына.

– Рожден? – Дарья села на скамью рядом с сыном и посмотрела на лежащую без сознания молодую женщину.

– Я не могу ее поднять, – почти проскулил огромный, сильный Рожден, – она умирает, мама!

– Нет, что ты! – и Дарья, положив руки на грудь женщины, начала работать над истерзанным телом, попутно открывая тайны ее удивительной души.

– Это твоя жена? – шепотом спросила Даша.

– Да, мама…

– Где же дети твои?! Рожден, как ты мог?

– Спаси ее, мама. – просил Рожден.

И Дарья всеми силами боролась за эту красивую молодую женщину, мать ее внуков и жену ее сына, который не смог справиться сам с ее ранами.

– Какой-то древний яд, – по лицу Дарьи текли слезы, – я даже не представляю, что это, Рожден, словно он не из нашего мира…

– Дарья Владимировна, – раздался голос врача, – перестаньте, поймите, она уже не с нами. Примите мои соболезнования. Эта удивительная женщина спасла почти тысячу детей.

– Нет, – прошептал Рожден.

– Сынок, – Даша с силой обхватила голову сына, словно убаюкивая, – сынок.

– Это Олеська виновата, – прошептал бледный Рожден, – только Олеська.

– Что ты такое говоришь, – испугалась Даша, – горе-то какое, в руки себя возьми, сын, у тебя дети! Олеся маленькая, она-то здесь при чем?

– Чудовище она, мама, чудовище…

Ужас переполнял душу Даши, она читала мысли и знания сына и не хотела ни верить, ни понимать.

– Она умерла? – раздался голос над их головами. Даша и Рожден подняли головы. Высокая блондинка в белом с золотой стрелой.

– Сова, – прошептала Даша, – ты можешь помочь?

– Отойдите, – скомандовала Валентина, а Даша ловко оттащила безвольно поникшего сына от тела жены.

– Наташка, – заговорила Сова, – это я, Наташка! – Сова положила руку на грудь Натальи: – Древний.

– Да-да, – подтвердила Даша, – какой-то древний яд, я не справилась, – уже тише.

– Тебе это незнакомо, девочка, – усмехнулась Сова, – Наташка, я знаю, ты меня слышишь. У тебя уже двое парней растет, я там где-то рядом… Мария где-то рядом, ты отыщи ее и помоги. Будем считать, что злой автор нашей с тобой истории перегнул палку, а я ее исправляю. Сова выхватила кинжал, усыпанный россыпью диамантов и изумрудов.

– Валентина, стой! – закричал испуганный Рожден.

– Будешь должен, – коротко улыбнулась Сова, – и не поминай имя мое всуе, понял?

Рожден послушно кивнул, соглашаясь. Тем временем Сова полоснула по запястью Натальи и сказала:

– Veteres exi creatura! Уходи, древняя тварь.

Из порезанной руки полилась черная густая кровь, тягучая и пузырящаяся. Лужа на полу образовала бесформенное пятно, а затем очертания пятна стали меняться, преобразовываясь в нечто кошмарное и отвратительное. Очень ловко Сова всадила в него сверкающий кинжал, почти не глядя. И, подождав, пока кровь стала алой и чистой, накрыла рану ладонью.

– Шрам будет, – прошептал Рожден.

– Шрам остался у Ники, когда ты правил на ней линию жизни Егора, не умеешь – не берись! – огрызнулась Сова удивленному Рождену. – Но все равно спасибо, «ангел».

– За что? – не понял Рожден.

– За Заря… за Нику и Егора. Береги их.

– Конечно, а как еще. – не понял Рожден.

– Да вот никак! – усмехнулась одними глазами Сова. – Судьба у вас такая.

Тем временем Наташа вдруг сделала вдох и приоткрыла глаза. Некоторое время она рассматривала невысокий потолок медицинской палатки.

– Это Эльбрус? – тихо спросила она. Рожден было сделал рывок к жене, но Сова жестом остановила его. Дарья стояла рядом, замерев от увиденного. Чем живут ее взрослые дети, отдалившиеся от нее?

– Да, Наташка, это Первый Камень, – ответила ей Сова, и Наталья перевела взгляд на нее.

– Марья! – воскликнула она слабым голосом.

– Тсс! – успокоила ее Сова. – Я тебя люблю. – Но сейчас я не она, ты найди меня, Наташ, там мои дети, пригляди за Марьей…

– Маша… – Наталья взяла Сову за руку в белой перчатке, но та встала и сделала шаг назад, отступая. В зеленых с искрами глазах Совы вспыхивали искры и стояли слезы. Она быстро вышла из палатки, подставив руки снегу и ласковому холодному ветру, слизавшему капельки крови подруги с белоснежных перчаток Валентины. Даша, незаметно вышедшая следом, осторожно стояла в стороне и ждала, пока Сова сама заметит ее.

– Я не могу помочь тебе на этот раз, Дарья, – обернулась Сова.

– Почему? – в глазах пронзительно-сиреневого цвета появились слезы отчаяния.

– Потому что Олеся пропала не просто так. Надо исправить Сломанные Константы, поэтому она пропала.

– Нет, ну как же. – Даша упала в снег на колени, бессильно скрестив руки на груди. – Ты так много можешь. Как же ты можешь отказать матери?

– Могу, – Валентина горько вздохнула, – но я обещаю тебе, что твоя дочь проживет долгую и насыщенную жизнь. Чересчур насыщенную.

Подул ветер, поднимая снежный буранчик и скрывая Сову с глаз Дарьи. Когда снег улегся, Валентина исчезла. И Даша смолкла, беззвучные слезы водопадом текли по ее лицу. Она поняла, что свою дочь она не найдет и не увидит никогда. И верить в страшные знания Рождена о сестре, которые она прочла в его голове, она не хотела.

Джип, в котором находились Дил и Виктория, также был накрыт водой. Также вокруг кружили руины разных эпох и плавали тела древних и современных людей вперемешку. Джип стоял под твердым скальным навесом, куда его точно привел Дил, видимо заранее приметивший это место. Сомерсет рассказал Виктории о причинах катастрофы, а теперь молчал, облокотившись о руль. Молчала и Вика, отчасти потрясенная рассказом бывшего императора, Дилана, дьявола, Дила, отчасти от увиденного за стеклом.

– Почему нас не раздавило водой? – раздался вопрос Виктории.

– Силовое поле, как, впрочем, и у Егора, – со вздохом ответил Дил.

– Егора?! – потрясенно переспросила Ника.

– Да, Егора Торина, – подтвердил Дил. – У нас есть сестренка, настырная такая, совершенно безбашенная, думаю, ты ее просто не помнишь. Так вот, даю миллион против одного, она давно привела его сюда, чтобы помешать мне.

– В чем помешать?

– Отправить в тартарары эту планетку! – рассмеялся Дилан. – Ты ничего не сказала в ответ на мой сказ…

– А что я могу сказать…

– Люк, Дил… – подсказал Дилан.

– Ах да, Утренняя Звезда, Люк, или император Дил, – кивнула Виктория, смотря перед собой и не двигаясь, – что я могу сказать? – Ты похож на утреннюю звезду, ты красивый, наверное, почти как Бог.

– Не почти, а Бог, – поправил Дилан.

– Вот видишь, – ответила Виктория, – а я так не считаю. какой с меня спрос?

– И все же? – ухмыльнулся Сомерсет.

– Я существо порядка, не хаоса, мне нравится свет, а не тьма. И хоть для тебя это лишь условная теософия, для меня устой жизни, закон. Я не смогу жить в мире, где Богом будешь ты, а порядок вещей изменится в противоположную сторону.

– Ты сейчас человек, ты не поймешь и не заметишь, стоит лишь колесу Сансары повернуться еще раз!

– Если происходящее сейчас реально, то я больше ни на йоту не сомневаюсь в бессмертии души, – ответила Виктория, – а душу не изменишь. Душа будет страдать в твоем мире.

– Ты страдаешь и сейчас, – заметил Дил, – твои родители покинули тебя, твой венчанный Отцом моим муж погиб, ты одинока и страдаешь. Но мир моего брата тебя больше устраивает, чем мой?

– Отец бросил меня, потому что в нем сильны были твои пороки. Мама умерла так рано, потому что в стране навели порядок одержимые тобой. А если Егор погиб, потому что вы, Боги, развязали войну за Веру, то не говори мне, что он жив! Если сейчас за все дела отдувается человечество, то в твоем мире, Дил, люди будут иссечены обвинениями и страхом.

– Но не ты, – поправил Дил.

– Я не с тобой, я с ними, я не люблю тебя, неужели непонятно!

– Ну что ж. – согласился Дил и шумно вздохнул, – ты выбрала, что хотела. Все-таки он.

Не всегда наш выбор совпадает с тем, каким мы его представляем. Я тоже выбрал любовь однажды. Теперь навечно проклят за нее. Но я хотя бы борюсь, а ты плывешь по течению времени, проваливая мои планы.

– Потому что ты лишил меня права на борьбу. Зачем я тебе, Дьявол? – спросила Виктория.

– Не люблю это прозвище, – скривился Дил, – если братец не уступит, то я принесу тебя в жертву в точке пересечения Сансары, тогда кровь твоя будет на святых ручках моего братишки, что недопустимо. Убить то, что любишь! Свет! Свет! Сколько правил!

– Ясно, – спокойно кивнула Виктория и откинулась в кресле…

Стало мелеть, вода невероятно быстро сходила, обнажая голые острые выступы белых камней и черную мокрую землю. Город исчез с лица Земли.

– Все, конец пути, мама, – сообщил Егор и вышел из машины. Анна поспешила за ним. То, что предстало ее взору, было не менее страшным, чем увиденное в потоках воды. Голая земля покрыта не камнями, а белеющими человеческими останками, нагроможденными целыми кучами костей и черепов. Самым непостижимым было то, что все эти незахороненные кости стонали и выли от боли. Их голоса перемешивались и превращались в один сплошной жуткий гул. А пространство над этой бесчисленной тьмой людей вздыхало как живое и ухало. От каждого человека, или бывшего человека, исходило сияние, которое закручивалось, вплетаясь в общую мощную спираль, терявшуюся в небесах, как в воронке. «Так вот он откуда, этот странный гул», – трясясь от перенапряжения и страха, подумала Анна.

– Апофеоз… – уже вслух сказала она.

– Хаос и беспредел, – отозвался Егор.

Неожиданно из-за груды костей показался джип Анны. Он остановился метрах в ста от их машины, и сердце Анны заколотилось – в машине сидела Виктория. Даже издалека ее лицо выглядело совершенно белым, бледным пятном. Дверца джипа открылась, и на землю спрыгнул мужчина, «братец», как поняла Анна. Он медленной ленивой походкой приближался к ним. Одетый в черные шелковые рубашку и брюки, оттеняющие его белые волосы и изумрудные глаза, он удивительно походил на Егора. Только одежда, цвет волос и глаз разнил их.

– С чем пришел, возлюбленный сын Отца моего? – ухмыляясь, спросил Дил.

– С огнем и мечом, брат, – ответил Егор.

– Хочешь очистить это болото огнем? – Егор обвел рукой страшные просторы. – Что ж, похвально. Я знал, что рано или поздно ты доберешься сюда и освободишь и души, и Путь для них, это же так гуманно – клонировать Землю, я лишь немного ускорил все!.. У меня для тебя подарок.

– Я не люблю твои дары, – сказал Егор, – что ты задумал?

– Со мной девушка, ты знаешь, – сообщил Дилан, – это будет последняя жертва, принесенная в Точке Пересечения.

– Ты не сделаешь этого, Дил, – прошептал Егор.

– Сделаю, – рассмеялся Дил, – на твои белые одежды прольется кровь невинной жертвы. Она умрет из-за тебя… Вот Мироздание перевернется-то!

Сильный ветер распахнул дверцу джипа, выталкивая из него молодую девушку. Егор прищурился.

– Ника?! – внезапно он вспомнил все-все до конца. – Ника! Стой там!

– Егор! – Ника было рванулась вперед, но очень твердая рука остановила ее и затолкала обратно в джип. Высокая блондинка, очутившаяся внезапно в автомобиле, смотрела на Викторию с усталостью: – Я просила тебя – не лезь в дела, которые не помнишь!

– Вы кто?!

– Вот же, – Сова надулась, – умрешь – узнаешь!

Ника пораженно замолчала.

– Хорошо, – Егор помолчал, дождавшись, пока Дилан перестанет смеяться, – а если я предложу тебе сразиться, Дил? Один на один…

Глаза Люцифера сузились.

– Без посторонней помощи, брат?

– Конечно, Дил, в обмен на жизнь женщины.

– Ты ставишь ее жизнь превыше своей?

– Это мое дело…

Когда дерутся исполины, есть ли смысл вмешиваться смертным? Есть ли силы у человека, чтобы помочь? Нет…

Небо окрасилось багряным светом, яростный ветер заглушил жуткие стоны неприкаянных душ, пронзительные мечи Адептов разрезали небосвод, обрушившийся дождь был соленым и красным. Если судьба всего человечества, Мироздания зависела от идущего боя, так ли важны тонны кровавого дождя? Так ли важны, если ставка – сама жизнь. И так ли важно, сколько времени длиться бою? Путь воина – это тенистая тропа, в конце ждет лишь кружка горячего молока из рук чужой матери. Путь темного адепта, взявшего меч, – это дорога к славе и трону, за которыми ждут проклятия и поругания. Путь светлого адепта, взявшего меч, – это всегда дорога бесконечности, в конце которой ждет вечность. Но никогда не ясно, чем закончится бой, в котором равны Боги и Люди.

Два мощных потока неожиданно схлынули. Егор тяжело вздохнул, вытер рукой пот со лба и поднял глаза на Дилана. Тот был так же вымотан, но злость и отчаяние огнем светились в его глазах, он с ненавистью, сощурясь, смотрел на Егора. Темные воды стали опять прибывать, вокруг Сомерсета забулькала вода, и темные твари, с клешнями, в шипах, издавая страшное зловоние и вой, поднялись из воды. Это было странное, адское, бесчисленное войско, выросшее за плечами Дилана Сомерсета.

– Несть числа этим мразям, – прошептал Егор. Дилан рассмеялся и развел руками:

– Ну что братец? Может, оставим бой? Ты проиграл – посмотри вокруг! Темное небо, ливни, грозы, тела людей и смерти! Или я прекращу! Но ты должен выполнить одну просьбу мою.

– Какую? – спросил Егор, недоверчиво глядя на Дилана. Тот молча подошел к двери джипа и, открыв ее, вытащил молодую девушку. – Убей ее, омой руки кровью невинной, Господи! – смеялся Дил. – Она так любит тебя, что готова идти за тебя, дурака, на смерть! Даже лишь за Имя твое!

Небо разрезала косая молния, черно-бурая львица выскользнула в воду, лапой отшвырнув десяток тварей, следом, из той же огненной молнии, словно в дверь, выпрыгнула высокая блондинка и, став рядом со львицей, гневно посмотрела на Сомерсета. Твари в воде зашипели и отползли в сторону.

– Это не твоя война, сестрица, – в голосе Дилана читалась угроза.

– Моя дочь, Дил, – ровно, даже монотонно произнесла Сова, – ты хочешь, чтобы твой брат убил мою дочь Заряну? Так ли это?

Дилан с тоской и отчаянием посмотрел на Сову.

– Валентина, это не твоя война, мне хуже, чем тебе!

– Ты это устроил! – голос Совы не изменился. – Я не тронусь с места, Егор будет не один.

– Ты пойдешь против Констант? – рассмеялся Дилан.

– Ради своего ребенка – да!

– Не нужно, сестра, – заговорил Егор, – это мой бой, я не омою руки кровью невинной, я буду сражаться.

– Но ты же один? – спокойно спросила Сова, оглядывая его, измотанного, еще не отдохнувшего после ада и войны. – За Люцифером армия. Армия из древних подданных черной химеры.

– Я привык.

– Но ты не один, – не согласилась Сова и вдруг, изменившись в лице – словно надела безжалостную маску, закричала: – Рожден!!! Ригден!!! Помогите брату… Да будет исполнена ваша миссия.

В воде появились два оглядывающих человека.

– Ребята, помогите брату, это ваша битва, – сказала Сова и белой птицей взмыла вверх.

Ригден и Рожден, переглянувшись, посмотрели на Егора. А потом на чудовищную армию перед собой.

– Дил, – Рожден поджал губы, узнав врага.

– Внуки! – рассмеялся Сомерсет. – А я соскучился! Кто вам Торин? Никто! А я ваш дед, ребятки, как нас неудачно столкнула хитрая моя сестрица, а? Давайте ко мне?

– Стой там, где стоишь, – по-медвежьи, рукой отмахнулся от слов Дилана Рожден, – я предан Господу своему, а брат мой – мне. Понял логику? Зря опять кашу заварить удумал.

– Не ко времени, – подтвердил Ригден и, подняв руку, с громким рыком сделал сальто в воздухе, перевернувшись назад. И вот уже на Дила смотрел огромный белый волк, а за ним, словно из прозрачного тумана, возникали волки – волки, не стая – полчище.

– Что ж ты, княже, – покачал головой Сомерсет. – Ну а ты, внучок, на что способен? – Дилан обратился к Рождену. Но тот лишь тряхнул головой. Медведь. Огромный таежный медведь-оборотень. И за ним сотни таких же, с горящими желтыми глазами.

– Берсерк, значит, – Дилан поджал губы, – до последнего драться будешь.

И снова все схлестнулись, словно чудовищный художник мешал краски, черную и красную, щедро поливая ею месиво из молний, человеческих, звериных тел, и тел невиданных в этом мире тварей.

Виктория вновь спряталась на заднем сиденье автомобиля и тихо молилась. А небо искажали молнии, коверкая его, словно и не небо оно. Казалось, купол небес переворачивался, то прогибался, то ухал, то трескался, и молнии пауком-гигантом рассыпались по небу.

Виктория всмотрелась туда, где шел бой. Тот, кто когда-то назвал себя ангелом-хранителем Егора, был ранен. И Виктория расплакалась от безысходности.

Великий Боже, ну пошли ему помощь, ведь есть же кто-то, кто готов всегда подставить плечо и ему, он добрый!

И молния вдруг осветила небо. На страшной боевой арене появился человек в белом халате, седой, лет под пятьдесят. Он, не понимая, развел руки, грязная вода измазала полы его халата, он, как и Ника, всматривался в дерущихся и неожиданно закричал:

– Дети!!! – бросился вперед, подхватил Рождена, и в тот самый миг Дилан занес над ним меч.

– Ну что, Агей? – рявкнул Дилан Сомерсет. – Вот и встретились, доктор? И попрощаемся…

Он не договорил, огромный белый волк, прыгнув вперед, выбил меч из его рук и сомкнул пасть на шее Дилана.

В тот же миг десяток тварей, отлетавших изрубленными от меча Егора, исчезли. Исчезло все. Егор обернулся. Ни Ригдена, ни Рождена. Лишь Дил с разорванным горлом. Они бились уже три дня и три ночи, когда внезапно страшный крик потряс мир.

– Мы победили брата моего в честном бою, – раздался отдающийся громом голос Егора, – да пребудет Мир, хоть и видит Отец, конца Пути еще не видно! Но я очищаю Исток Огнем своим! Я сказал.

Анна, обессилевшая от чудовищных метаморфоз последних дней, не удивилась, когда Егор открыл дверцу машины и аккуратно положил на заднее сиденье спящую Викторию.

– Похоже, я одна не сплю, воин? – прошептала она слабым голосом.

– Ты Свидетель поражения Ворога моего, матушка, – отозвался усталый Егор, садясь за руль.

– Что-то новое, Егор, – улыбнулась Анна, – я уже не блудница?

Земля занялась пламенем. Все видимое и невидимое пространство быстро поглощалось исцеляющим огнем, очищая оскверненные души, освобождая Путь к переходам, Путь на Небо. Неподвижно лежавшее тело Дила, неподалеку, окружили темные тени, отдаленно напоминавшие человеческие очертания. Ими командовала небольшая женщина в темном длинном одеянии, от которой исходило сумеречное сияние.

– Что это? – спросила испуганно Анна.

– Древняя Химера и служки Дила… – улыбнулся Егор, – что-то она с ним сделает!

– Куда мы сейчас, Егор? Города больше нет. И железная планета.

– Город на месте, – улыбнулся Егор, – только обитатели города не помнят ничего, лишь ты Свидетель мой, мама, а планеты той больше нет. Я могу стать сам собой.

Но в этот момент в окошко автомобиля постучали. Егор открыл. Усталое лицо Совы было отрешенным.

– Вот что, Егорушка, ты отпустил бы сейчас Эру? – и Сова хлопнула в ладоши, Венера словно испарилась.

– Мама!! – закричал Егор. – Зачем ты это сделала?

– Дочку свою найди.

– Дочку?

– Как же тебе вышибает мозги, когда ты человек, – сокрушаясь, покачала головой Сова, – у тебя и Заряны… Виктории. дочь Эля! Понял?

– Да, сестра, мой ребенок, – в глазах Егора сверкнули синии молнии.

– О, вернулся! – улыбнулась Валентина. – Ну, я пошла дальше. Дела, дела…

– Моя дочка, – рыдала Ника, – моя дочка! Эля!!!

– Я найду ее, – уверенно сказал Егор и схватил Викторию за руку. Подул ветер, сильнее и сильнее, словно сами стихии вдруг неожиданно стали против, Егор сощурил глаза и шагнул вперед. Замелькали огни и молнии, местность, реальность стали меняться, а жуткий ветер – нарастать.

– Что это?! – закричала Виктория. – Мы словно не на твердой земле!

– Это другие миры, – прокричал, прорываясь сквозь шум сумасшедшего ветра, Егор, – Дилан спрятал Эльку очень далеко, но я чувствую его след.

– Но он же повержен, – прокричала Виктория, – я сама видела!

– Никто не знает, на что способна Сова!

– Да какое она имеет право вмешиваться в наши дела?! Где моя дочь, она должна знать!

– Она не скажет, но мы идем по следу какой-то твари, у которой Эля!

– О Господи, сохрани ее! – всхлипнула Витория, а Егор задумчиво обернулся на суженую. Путь становился труднее, но в сверкающем и рвущемся пространстве появились темные полосы – следы, по ним и пошел Егор. Ника перестала рыдать и лишь крепче схватила его за руку. Егор шел через липкую прану временных переходов и непонятных миров, вслед за тварью, которая утащила его дочь. Иногда он просто кромсал пространство мечом, озаряя темень и молнии еще более невыносимыми белыми искрами, а потом перешагивал через пространственные дыры, прижимая Викторию, и шел дальше. Когда он в очередной раз взмахнул мечом по темному пятну сверхплотного воздушного препятствия, из образовавшейся дыры вырвалось пламя. Дыра стала разлезаться, и перед глазами Егора и Ники предстал мир бушующего огня. Темные обгоревшие щупальца и шипы, страшные чудовищные лики появились с шипением в окне, пытаясь прорваться в проделанную Ториным дыру.

– Ну уж нет! – Егор снова взмахнул мечом, с силой, наотмашь, словно что-то срубая. И твари будто уперлись в невидимую стену, ударяясь о нее, выпячивая, но без всякой возможности пройти. Егор обернулся на Нику. Она сидела в какой-то темной луже, сжав лицо ладонями, ее огромные глаза с застывшим ужасом смотрели в огонь, на пытающихся вырваться тварей. Егор сел рядом с ней, воткнув меч в туманную неопределенную почву перед собой.

– Это же мир катастрофы, – изменившимся голосом прошептала Виктория, – мир древних, начало начал.

– Откуда ты знаешь? – Егор напряженно всматривался в лицо Виктории.

– С этого все когда-то началось, я была в… в… нет, на перекрестье всех миров с одним драконом, я искала Сову, я видела этот мир в зеркало в ее замке.

– Эко далеко тебя заносило, Ника, – Егор обнял ее за плечи, но она оттолкнула его руку:

– Я Заряна, – прошептала она, – Заряна, светлейший Господь. И моя дочь пропала, погибла в мире катастрофы…

– Ну-ну, – Егор насильно обнял Заряну, – плохо, когда память внезапно возвращается, очень плохо, – он помолчал немного. – Заря-на, ты все забудешь, с этой минуты ты все забудешь. Ты не будешь помнить нашего пути домой из этого места, наша дочь погибла во время катаклизма, цунами. Ты все забудешь, любимая.

– Нет! Что ты! – испуганно закричала Заряна. – Я не могу забыть, где она! Мой ребенок!!! – и Заряна заплакала горько, но все тише и тише. Вскоре она заснула, уткнувшись в Егора, а он подхватил жену, меч и, еще раз оглянувшись на бушующее пламя минувшего мира, пошел прочь.

– Все это мне о чем-то говорит…

Темный огромный зал с миллионами маленьких огоньков на сверкающих камнях облицовки стен был, пожалуй, единственным освещенным местом в невероятно прекрасном замке, погруженном во тьму, стоящем на высоченном утесе, украшенном огромными диамантами, сверкающими без солнца и звезд.

Стены зала заскрежетали, и огромное древнее чудовище, напоминавшее кокон, вывалилось на пол зала.

– Покажи! – раздался властный женский голос.

Кокон развернулся, из него выпала, продолжая спать, маленькая девочка в светлых локонах. Казалось, и молчание застыло. На руке у малышки была татуировка синей розы.

– Это она, теперь иди в мир светлым, живи, прочь! – приказал голос, и кокон, сжавшись, растворился в стене. Синяя роза с руки малышки словно соскочила и сияющим цветком упала рядом, поднявшись на высоком стебле в красивом причудливом горшке.

– Это роза? – прошипел, выбежавший на свет ребенка и цветка крохотный голубой дракон, следом за которым из тьмы вышла буро-красная львица и, понюхав безразлично девочку, тоже уставилась на цветок.

– Нет, это одна из разновидностей очень древних орхидей, орхидей с шипами. Борейская роза.

– Ух как здорово все! – раздался неожиданный и счастливый детский голос. И львица, и дракон застыли в ожидании, обернувшись на проснувшуюся девочку, ребенок сидел на полу и счастливыми глазами смотрел на цветок, дракона и львицу.

– Как тебя зовут? – раздался женский голос, словно тот всюду.

– Эля, – девчушка завертела головой в поисках голоса. – А ты кто? И где ты? – удивленно спросила девочка.

– Я Захара. И я очень давно ищу тебя, Вэл Эль Монтра. Это твой мир, а это твои самые преданные друзья впредь – дракон и львица, назовешь их сама.

– А мама?

– Ты помнишь маму, Вэл? – спросил голос, а девочка нахмурилась, соображая:

– Нет, Захара. А разве кто-то знает мою маму?

– Нет, Эль.

– А почему так темно?

– Завтра зажжешь новый день и новый мир, – прошептал голос. Сейчас надо ложиться спать.

– Чарли, – Вэл ладошкой похлопала по полу, – иди ко мне, а ты, Юкка, охраняй синюю орхидею, она любовь. – Львица легла рядом с ребенком и девочка, зевнув, устроилась между ее горячими лапами, уткнулась ей в грудь.

– Вал, Валенте, – позвал голос, – почему Чарли?

– Чарли Чаплин… – пробормотала девочка и уснула, навсегда забыв, кто она и откуда.

– Помогите маленькой Белой Монтре сотворить ее пограничный мир, – раздался тот же женский голос, – только-только погиб предшествующий мир, и ее мир – это пограничье. И пусть еще не Проявил Себя Тот, кому Мы возносим Молитвы, Он скоро будет Рожден и проявлен, ибо первая Монтра принесла нам любовь, а это значит, что этот мир будет Светлым, с непохожими на предыдущие миры Константами. Тот, кто Всевышен, послал нам дитя это, дабы возвестить свою постоянную Константу – любовь.

Проснувшись спустя время, девочка подошла к краю большого балкона, за которым царила тьма. Юкка и Чарли подошли к ней.

– Нам нужно солнце, синее небо, может, несколько солнц? – заговорила маленькая Монтра. – Красивая планета, утопающая в цветах и растениях, животные и птицы, рыбы в лазурных океанах и города со счастливыми людьми, пусть будет великое многообразие! Это же перекрестье. И пограничье должно быть счастливым, – рассмеялась Валенте, оборачиваясь на роскошный зал, заставленный цветущими темно-синими и ярко-голубыми орхидеями.

– Даже моя кровать сегодня выглядит по-особенному, – Монтра словно стала старше на несколько лет, ее глаза стали больше и серьезнее, она вытянулась. Подойдя к роскошной кровати с лазурным покрытием, взяла лежавшую на ней золотую брошь в виде стрелы и приколола на белый плащ.

– Где слуги? Мы завтракаем и идем в наши миры! – скомандовала Валенте. – Еще столько дел, надо создать побольше планет в нашем мире, и главное – оборона. – Ее глаза сверкнули, и Чарли зарычала, Юкка взмыл над головой в высоченный потолок.

– Не бойтесь, – успокоила их Валенте, – враг еще не проявлен…

Никто не скажет, был ли это рассвет, или, наоборот, закат начинался, никто никогда не будет в этом уверен. Потому что это было представление. А как всякое представление, рассчитанное на то, чтобы уважаемый, или не очень, зритель гадал – как это? что это? почему это? – это был и закат, и рассвет одновременно. В мире, где правила сила Монтры и ее желаний, никто из живущих не мог точно сказать, что за небесное представление начнется с утра. И так на многих планетах ее скромного созвездия, пролегающего в меридиане пустоты, где-то в самом затерянном закоулке вечности, меж безымянных миров. И тем не менее многие и многие существа невообразимого количества Вселенных тихо молились силе и великодушию Белой Монтры, дабы она попросила за них Создателя, чей Лик еще не рожден, но Образ давно уже Проявлен и Правит, чтобы она защитила от Химеры и Хаоса, а еще лучше – забрала жить в свои невероятные потрясающие миры. Миры Валенте.

И тихо-тихо шлепнулась на пол в неведомой библиотеке белоснежная книга судьбы, и волшебное перо заскользило по распахнувшимся страницам, чертя новые судьбы и скрижали…

А где-то очень далеко, окруженная страшными чудищами, словно из адских мест, сидела маленькая Олеся и горько плакала. Каменный зал громадных размеров, огромный балкон и прохлада мерцающих звезд освещали страшное зрелище – маленькую девочку и чудовищ, которые почтительно окружили ее. Сильно наплакавшись и устав, девочка без сил уснула. Ей не снились сны, ей снились ненависть и месть, и темные невидимые силы сгущались над залом под рассыпанными звездами. Она проспала очень-очень много дней и оборотов небес. Но когда проснулась, ее глаза стали больше и округлей, словно бездонные ядовитые воды, кожа приобрела синеватый оттенок, губы были плотно сжаты. Она всматривалась в даль и очень напряженно думала.

– Олееесяаааа, – прошипел кто-то совсем рядом, но девочка небрежно повела рукой, и половина монстров откатилась в сторону, как от сильного удара.

– Химера, меня зовут Химера, – процедила она, – надо обустраиваться в этом дивном мире. И думать, как получить его…

– О, повелительница, – раздался голос, – но разве мы не можем получить его?

– Там, – Химера неопределенно указала рукой, – там далеко, среди звезд, есть мир. Будь он проклят, мир моего врага! И он есть преграда мне во всем.

– Мы будем сражаться! – раздалось слившееся в единый вой шипение многих голосов.

– Да. Мы будем сражаться, – не отрывая взгляда от дальних звезд, согласилась Химера. – Нам нужен путь в ее страну Тюльпанов, в Инио, к Истоку…

– Смотри, Чарли, – Сова подняла руки к темным небесам, – смотри, сколько звезд, ты хоть помнишь, ответь мне, ты помнишь их?! Мы же с тобой прошли столько долгих дорог через все эти мириады, Чарли!

Чарлет, прищурясь, смотрела на темное летнее арктическое небо, усеянное звездами, они крохотными вспышками отображались в ее умных прищуренных глазах.

– И нет ни конца ни края, Чарли, этому миру, и нет нигде начала и конца памяти моей, – с сожалением улыбнулась Сова, – но может, все-таки время пришло. И на Земле есть покой тоже? Хотя бы перерыв, такой небольшой земной отпуск. И князь мой где-то.

Сова села в снег и обхватила руками Чарли, теплую, уютную. Такую большую и родную. Улыбка играла на губах Валентины, и, глядя на звездное небо, она заснула, словно невидимые ласковые руки древних времен и событий, укачав ее, понесли по волнам сна к невероятным истокам бытия и существования. Валенте спала и не видела, как к Чарли подошел огромный белый волк, прижался мордой к большой голове ее, а та словно толкнула его к Сове, и волк, осторожно ступая мягкими лапами, побрел к спящей Валентине. Жар его тела еще больше растопил ее сны, и усталая, измотанная Сова погрузилась в сон без видений.

Когда взошло солнце, Валенте потянулась и по инерции поправила волосы, сильнее прижавшись к Чарли. Сквозь зыбкий сон она уловила запах костра и чуть приоткрыла глаза. Ден разжег огонь и что-то готовил. Наверно, поймал дичь. Зачем он так далеко ушел за ней, в эти холодные, безжизненные теперь просторы, некогда бушевавшие всеми красками борейского лета.

А где-то в аравийской пустыне Эра пришла в себя. Около нее сидел удивительный мужчина и пытался кормить ее с ложки.

– Кто вы? – спросила она.

– Маркус, – ответил мужчина автоматически, – Венера, ты вернулась?!

– Видимо, да…

– Где же ты была, святая женщина?

– Помогала сыну, – Эра медленно дотронулась до щеки, – мои младшие мальчики…

– Егор одержал победу? – вдруг спросил Маркус.

– Да, Маркус, – ответила Эра, – мой сын сразил нашего врага, и братья его ему помогли…

– Слава Всевышнему, слава. – Маркус плюхнулся на колени и обхватил руками ноги Эры, – ты самая чистая и прекрасная женщина, Венера, – прошептал он, – мадонна.

– Все закончилось, совсем? – настала очередь Эры задавать вопросы.

– Да, моя мадонна, выходи за меня замуж?

– Замуж? – Эра удивленно уставилась на Маркуса…

– Я все равно не смогу больше жить без тебя, ни здесь, ни там, через много тысяч лет… Я умру за тебя, моя мадонна.

– Даже умрешь? – удивилась Эра.

– Даже умру, – Маркус поднял на Венеру удивительно синие глаза в черных пушистых ресницах. И Венера улыбнулась.

– Ты оружием владеешь?

– Я же священник! – воскликнул Маркус.

– О мой Бог! – Венера дотронулась до щеки Маркуса. – Из огня да в полымя…

Снег и зима не казались холодными и чужими, здесь во всем чувствовалось начало пути домой. Неважно, насколько длинного, но – домой.

– Ты пришел опять спорить со мной? – спросила Сова.

– Нет, Валентина, – Ден покачал головой, – мои колючие слова кончились, – у меня осталось лишь переполненное другим смыслом сердце.

– Как несправедливо по отношению к тебе, – усмехнулась Сова, – воин должен не только всегда иметь острый клинок в руке, но и слова его должны быть пронзительны.

– Не сейчас, твое величество, не сейчас, – Ден был серьезен, и Сова удивленно посмотрела на него.

– С чего это вдруг ты меня коронуешь?

– А помнишь, как много-много лет тому назад, когда понадобилась моя помощь, в том невероятном времени, ты короновала на царствие нашу дочь?

Валентина замерла и не мигая уставилась на Дена, колдующего у костра.

– Чем докажешь? – осторожно, но с угрозой в голосе, словно побеспокоили ее самый большой секрет, спросила Валентина.

Ден поднялся в полный рост и направился к Сове. Присел перед ней на колени, его большая и горячая ладонь нежно погладила ее щеку, откинув непослушные белые локоны назад. Она отражалась в его темносиреневых глазах, тоскливых, скучающих и таких любящих. Если бы Ден мог видеть, как вчера Валенте смотрела на звезды, то понял бы, с какой равной силой они любили то, на что смотрели вчера и сегодня.

– Я люблю тебя, моя хорошая. Я так устал тебя искать, через времена, столетия, через боль, через утраты.

– Ты… – Сова внезапно замолчала и вздохнула.

Ден улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. Потом он распахнул ворот теплой куртки и аккуратно вытащил кулон – синюю борейскую розу в золотой играющей оправе.

– Мой князь, – прошептала Сова, – но откуда у тебя роза, как ты достал ее?

– Я вновь сразился с тьмой. А розу мне подарила одна Северная Бабушка.

– С Дилом сразился? – усмехнулась Сова.

– С чертом, – кивнул Ден.

– Но это же не совсем твой бой! – ахнула Валентина.

– И не Егора уж точно, навоевался он уже, устал, понимаешь? Да к тому же он мне братом приходится, хоть и троюродным.

– Но тогда ты и троюродный брат черта, твое сиятельство, – рассмеялась Валентина, – если сама Северная Бабушка тебе розу Бо-рейскую отдала.

– Как угодно тебе, моя королева, главное – я тебе не близкая родня.

– Не родня, – согласилась Валенте и погладила Дена по волосам, – кто разбудил эту память в тебе?

– Странный ангел с бубном, похожий на меня. Он отплясывал вокруг меня такие невероятные танцы, а потом я долго спал…

– Рожден, – догадалась Валенте, – никудышний из твоего брата ангел.

– Я люблю тебя, – повторил Ден, уткнувшись лицом в волосы Валентины, и зашептал ей на ухо: – Очень сильно люблю.

Подул холодный ветерок, и Чарли, поежившись, осторожно выбралась из-под не замечающей ее Валенте. Мягко, но уверенно Ден обнял Валентину и шумно вздохнул, словно тяжесть упала с души.

– Ты самая невероятная в мире, – шептал он, – видимо, я был большим дураком, что так долго не понимал и вспоминал, кто мы и откуда. Как же я люблю тебя, разве что-то имеет значение перед этим невероятным водоворотом в душе, Валенте?

– Нет, мой князь, – Валенте положила голову на плечо Дену и смотрела на синее полосатое небо и редкие, не местные цветы, сорванные ветром где-то и кружащиеся вокруг, – нам пора, твое сиятельство, – прошептала Валентина, и рыжие осенние листья закружились вокруг них, взявшись из ниоткуда.

– Куда мы? – прошептал Ден, но тут же увидел высокий берег бушующего моря под ногами. – Это.

– Это Черное море, – ответила Валенте, – дай мне розу.

Ден послушно отдал розу Сове, а Валентина неожиданно громко свистнула.

– Смотри, – она указала рукой в даль моря.

– Что там?

По воде побежала рябь, и у самого берега блестящим боком сверкнул дельфин.

– Привет, – Валенте помахала ему рукой и протянула розу, – неси, неси туда, в глубь, верни все-все-все этому миру!!!

Дельфин подхватил розу и помчался вдаль.

– Зачем ты это сделала? – удивился Ден.

– Дилан буквально обокрал планету, – прошептала Сова, – украл у нее часть жизни, большую часть, ее силы, энергию, дух, ее уникальность. Талисман поможет все восстановить. Это мой древний талисман.

И, как в подтверждение ее слов, далеко у горизонта в небо ворвались сильные и яркие лучи из моря. Небо запереливалось, и странный, невероятный золотой дождь обрушился на воду.

– Вот и все, – сказала Сова, – теперь Земле вернется все, что у нее отняли. И она больше не будет ничьим клоном, ничьей ареной амбиций.

– Какая ты красивая! – прошептал Ден.

– Наверно, – согласилась Сова, а морской ветерок запутался в ее волосах, – мне пора, князь…

– Нет, – не поверил Ден, – Валенте, ты никуда не уйдешь, больше не надо уходить. Больше не надо спасаться и прятаться, не надо погибать и расставаться!

– Мне пора, мой князь, пора, – глаза Валентины стали печальными, – но я спокойна за Землю, если вернулся князь-оборотень, то планете нечего больше опасаться.

– Но я хочу жить с тобой в этом мире! Просыпаться рядом с тобой, растить наших детей.

– Знаю, знаю, – Валентина рассмеялась, – но я не могу, твое высочество, часть меня противится и никак не вспомнит, как я любила тебя. Не могу, мне надо найти ответы и найти эту самую часть себя. Но ты люби меня, люби, это очень важно, тогда я скорее вернусь.

И Валентина растаяла прямо в объятиях Дена, словно она померещилась ему. Растерянно Ден посмотрел по сторонам и успел поймать тоскливый взгляд древней львицы, каплей нырнувшей в море и растворившейся в нем.

– Нет, – закричал Ден, – нет! Нет! Вернись!!! – он упал на колени и обхватил голову руками. – Ну почему?!….

Над его головой зашумели лопасти вертолетов.

– Мама, я даже не сомневался, что ты отыщешь меня, не надо было, – сам себе прошептал Ден. Но там вверху, в одном из серебристых вертолетов, Даша услышала и слова его, и всю бунтующую горечь отчаяния его души.

– Мы все выдержим, сынок, слышишь, Ригден, все выдержим и со всем справимся. Она однажды вернется, она всегда возвращается…

А в нескольких десятках километров от берега Валентина брела по морской поверхности воды, рядом шла понурая Чарлет, умудрявшаяся с осуждением как-то поглядывать на свою хозяйку. Синий дельфин прыгал в воде рядом, брызги звездами капали на белую одежду Совы.

– Не злись на меня, Чарли, – заговорила Сова, – да, это он. Но я еще не я. Ты помнишь, что случилось, когда мы пришли в тот круглый зал в будущем? – Она внимательно посмотрела на львицу, та фыркнула.

– Вот и я не помню, – но ведь откуда-то и зачем-то я пришла тогда? Что я потеряла? Почему я Сова? Мне это мешает. Я могла бы остаться сейчас здесь. Но это бы съело меня, потому что чего-то мне не хватает и что-то я не помню. Дай мне время, Чарли, дай время…