Аригола, как все начиналось

Король и принц

Годы летели, вместе с ними старел и Даниэль. Голова его покрылась сединой, лицо − морщинами. Выглядел он старше своего возраста, но виновато в этом было не только беспощадное время, но и неустроенная кочевая жизнь, которую ему приходилось вести, избегая нахождения на одном месте. Да и сил на охоту он тратил теперь гораздо больше, чем раньше.

За двадцать семь лет перелетной жизни он не встретил ни одного вампира, кроме тех, кого превращал в кровопийц сам. Это уверило его в том, что старец с горы привел в действие подобное проклятие впервые. И Даниэль, если можно так сказать, был его дебютом. Единственным вампиром с бьющимся сердцем.

Пройдя Шантэ и Кьяру, Менкар и Аристад, города Нижних и Верхних Земель, побывав в Лондоне и Риме, Париже и Амстердаме, он понял, что, сколько бы он ни скитался, ностальгия по родному городу не оставит его.

И он вернулся в Ариголу.

Камерный уголок на задворках Мирта-Краун.

Она почти не изменилась.

Все те же маленькие дома на склонах древнего хребта, узкие улочки, та же река и те же горы, обрамляющие лесистую низменность. Все тот же удивительный воздух, пахнущий целой смесью тягучих ароматов: от винограда и цитрусовых до свежескошенного сена и березовой смолы. Все те же люди, в большинстве своем спокойные и безобидные, никогда никуда не спешащие. Все та же атмосфера уютной тишины и безмятежности.

Появившись в городе ранним утром, Даниэль надеялся покинуть его к вечеру, чтобы через пару дней вернуться снова. Его здесь ждали дела, а охотиться в Ариголе было слишком опасно. К тому же риск, что его кто-нибудь узнает, оставался. Конечно, по прошествии стольких лет это было маловероятно, но вампир привык перестраховываться. Долгие годы скитаний и гонений, затаиваний на дне городов и сел, лишений и голода, редких и опасных вылазок по ночам приучили его к безупречной осторожности.

Даниэль встретил его совершенно случайно. У трактира «Соленая губа», куда пришел в надежде оценить нынешнюю ситуацию в городе. Еще с детства он помнил, как все самые известные и неизвестные слухи стекались сюда и живо обсуждались внутри злачного заведения. Желая послушать, о чем нынче судачит молва, он притаился у тенистой аллеи напротив входа.

Шестое чувство помогло ему узнать в сутулом лохматом человеке, спешащем в трактир, своего брата, которого вряд ли бы узнал, не обладай он высокоразвитой интуицией, данной ему проклятием.

При входе его встретила полуголая девица в аляпистой юбке и с голой грудью без повязки. Она проводила его вглубь просторного зала, где он выбрал именно то место, с которого открывался наиболее полный обзор на гудящий зал. Там он мог видеть брата, усевшегося за дальний столик с горящей свечой.

Тот смотрел на дно пустой кружки, явно размышляя, заказать ли еще выпивки или не стоит.

Несмотря на возраст, русые кудри Венегора не потеряли свой цвет, и седина коснулась их лишь частично. Лицом, конечно, он осунулся, но не настолько, чтобы записаться в старики.

Даниэль не стал испытывать судьбу и ждать, когда он напьется, а решил подсесть за столик к брату сразу.

Внезапно Венегор почувствовал чье-то присутствие. Пламя одинокой свечи качнулось в сторону, когда давление за спиной усилилось. Если бы вампиры могли отбрасывать тень, на стол тотчас бы легло черное пятно от стоявшего позади Даниэля.

− Здравствуй, брат.

Венегор вздрогнул. Он боялся дышать. Боялся, что следующий вздох выдаст его присутствие, хотя понимал, что уже поздно.

− Узнал меня? − вампир зашел с боку и присел на соседний стул.

− О господи… − Венегор привстал, почувствовал, как страх сковывает движения. − Даниэль… − Искорка, мелькнувшая в его глазах, на миг затмила вековую грусть.

Вампир протянул ему руку. Во время рукопожатия Даниэль испытал небывалую гордость за себя и брата и понял, что внезапно обретенное им чувство − самое сильное ощущение за последние годы. Годы, когда кровь перестала быть для него источником наслаждения, а превратилась в набившее оскомину лекарство, которое ему приходилось принимать постоянно, чтобы не умереть.

А вот Венегор, наоборот, испытал очередной приступ самоуничижения, вызванный невиданным доселе страхом.

Пожав руку брату, он вдруг ощутил холод. Ледяные языки облизали его кисть и тонким жгутом обвили слабое запястье. Единственным его желанием было тотчас сунуть руку в костер, чтобы поскорее согреться.

− Да, собственной персоной, жив и здоров, − улыбка растянула губы вампира, маскируя его сущность под непритворный жест приветствия. Это было для него нетрудно, ведь за долгие годы Даниэль научился улыбаться так, чтобы не было видно клыков. − Я просто подумал, почему бы не вернуться в родной город после стольких лет.

− Где же ты был все это время? Одни поговаривали, что ты впустил в свою душу дьявола, стал вампиром… Но я никогда в это не верил.

Оцепенение постепенно спадало, освобождая место любопытству.

− А что говорили другие?

− Они говорили, что тебя давно уже нет в живых. Что ты нашел свою смерть там, высоко в горах. И имя твое позабыто.

− Я путешествовал. Долго путешествовал. Я видел многое на своем веку, Венегор. Но могу сказать, что эти странствия не принесли мне счастья. Они утомили мою душу и истрепали тело. Я истощился…

− Тебя и правда не узнать…

Венегор внимательно рассмотрел лицо брата. Множественные морщины, избороздившие его лоб и щеки, серебристые седины на висках делали его существенно старше, прибавляя к истинному возрасту добрый десяток лет. Уже давно наметившаяся складка вокруг рта превратилась в скорбный атрибут стареющего гуру, цвет глаз размылся до светло-коричневого, даже зеленого, а мертвенная бледность кожи наводила на мысли о тяжелой болезни. Но тем не менее лицо, которое он запомнил подростком, сохранило свои первозданные черты, не сказать, что красивые, но и не отталкивающие.

− Что ж, годы… неумолимая вещь. Но это не единственное, что старит. И ты, я гляжу, тоже не молодеешь.

− Но ты ведь как-то узнал меня.

− Я почувствовал.

− Интересно… наверное, это что-то на уровне подсознания.

− Наверное.

− Где ты сейчас живешь? Где твой дом?

− У меня нет дома. Каждый город, каждая деревня, в которой я неожиданно оказываюсь, и является моим домом.

− Значит, ты продолжаешь путешествовать? Неужели тебе никогда не хотелось остановиться?

− Хотелось, − невесело усмехнулся Даниэль. − Но, вопреки усталости, я не могу этого сделать. Видимо, такова моя судьба. Я не ропщу. Я жду покоя как награду. Но понимаю, что обрести его мне пока не суждено.

− Ты по-прежнему одна сплошная загадка.

− Ты ненавидишь меня?

Неожиданно прозвучавший вопрос сбил с толку Венегора. И взгляд брата, требующий немедленного ответа, внес свою лепту в его растерянность. Хотя вопрос был очень простым и понятным, Венегор не знал, как на него ответить.

Ненависть? Испытывал ли он ненависть по отношению к брату? Быть может, злость? Чувство мести?

В те первые дни после побега Даниэля ненависть была. И она затмевала разум. Но сейчас… после стольких лет разлуки она потеряла свою силу. Осталась только неприязнь, перемешанная со страхом. Мерзкое чувство, ростки которого брали свое начало из далекого детства. Они прятались глубоко в подсознании, но за все эти годы так и не дали обильных всходов, что позволило Венегору еще раз убедиться: время это самое мощное оружие судьбы. Оно все лечит.

− Я до сих пор тоскую о матери.

Нет (и это уже понял Даниэль), его брат не испытывал к нему ненависти. Возможно, годы действительно стерли желание восстановить справедливость. Возможно, он и не думал о ней никогда, и тоска по матери вытеснила думы о возмездии.

За свою жизнь Даниэль научился безошибочно читать по глазам: кто лжет, а кто говорит правду, он мог определить почти всегда. И сейчас он был уверен: Венегор искренен в своих словах − тех, которые собирался произнести.

Но еще задолго до этого вампир понял: его брат по-прежнему слаб, духовно опустошен и ментально немощен. Как и прежде, он не способен на что-то решительное − то, что изменило бы его судьбу. И, поддаваясь внутреннему дьяволу, он, как и много лет назад, решил этим воспользоваться.

− Поэтому ты пьешь? − вампир кинул мимолетный взгляд на кружку.

− Нет, не только поэтому. − Венегор поднял ладонь над пламенем свечи. Так он надеялся согреть озябшую после рукопожатия кисть. − Моя жизнь не удалась.

−?

− Иногда мне кажется, что Бог позабыл мое имя. Он думает о ком-то другом, о ком угодно, только не обо мне. Может, он проклял меня, хотя я ни в чем перед ним не виноват… Если ты помнишь, я всегда мечтал стать ученым. И я стал им.

Венегор подозвал к себе молоденькую девушку-прислугу и попросил налить лимонного пунша. Когда она выполнила его просьбу, он отхлебнул ровно половину, а потом его взгляд вновь устремился на дно кружки, только теперь сквозь темно-желтую призму напитка.

− Но карьера не принесла мне ни славы, ни денег. Только потерянное время.

− Карьера ученого подразумевает какие-то лишения.

− Да, но я не думал, что моя профессия будет настолько не востребована. Возможно, именно из-за этого я до сих пор и не женат.

Постепенно Венегор приходил в себя, первый шок проходил. Он понял, что не так страшен черт, как его малюют, да и спиртное развязывало язык.

− Я влеку жалкое существование. А надо было, как ты, убежать к черту из города и искать свое счастье в других местах! Пойти другим путем, но не наукой.

Даниэль подумал: что бы было, если б его брат действительно поступил так, как говорит. Его резвость вряд ли бы затмила трусость и малодушие, но попытаться стать другим и повернуть свою судьбу в иное русло он бы мог вполне.

− Еще успеешь, − сказал вампир, пряча скорбное презрение в глубине пронзительных глаз.

− Да? − Венегор с подозрением посмотрел на брата.

Даниэль излучал какую-то странную, едва ли ему понятную уверенность. Что это было: неприкрытая лесть или явное превосходство? Младший брат терялся в догадках. Но почему-то ему хотелось верить в то, что говорит скиталец.

− У меня же, в отличие от тебя, интересная, но странная судьба. Начиная с того дня, как я покинул родной дом, она поступала со мной по-разному. Иногда совсем по-скотски. Но я не жалуюсь. Терплю.

− У тебя есть семья?

− Была жена, красавица Блес… Но ее убили. Кажется, это было так давно, что я уже почти не верю в это. Но помню…

− И ты знаешь, кто это сделал?

− Да, но это знание не помогло мне найти убийц. Я долго искал их, но, к сожалению, безуспешно.

− Я сочувствую тебе, брат. Ты можешь подумать, что мне все равно, но это не так. Всегда жаль, когда кто-то безвинно гибнет.

− У меня остался сын. Но я не видел его почти тридцать лет. Предполагаю, что живет он здесь, в Ариголе, но я не знаю, где и с кем.

− Столько лет прошло, и ты ничего не знаешь о судьбе сына?

− Да, к сожалению, это так.

− Но что тебе мешало вернуться сюда и попытаться разыскать его?

− Поверь, все эти годы я лелеял мечту о встрече с ним, но в силу многих причин не мог подступиться к Ариголе. Причины эти касались моей жизни и смерти. Однако теперь все изменилось. И я безумно рад, что мне представилась прекрасная возможность воплотить это желание в жизнь.

– Надеюсь, у тебя все получится, – вдруг возникшая приверженность идее брата почему-то не удивляла Венегора. Мрачные сомнения и страх испарились, уступая место давно позабытому чувству доверия. И смотря в глаза Даниэля сейчас, он, как и прежде, был в его власти.

– Расскажи мне лучше о себе. Ты совсем один?

− Нет, у меня есть Мия.

− Мия? Кто это?

− Моя неродная дочь. Помнишь нашего соседа Лаоса Бэ?

− Мельник с востока? Кто ж его не помнит! Старина Бэ был культовым персонажем в свое время. Долговязый скептик, воспринимающий жизнь сквозь научные теории и догмы. Он еще жив?

− Нет, Лаос погиб давным-давно. Несчастный случай на мельнице. После себя он оставил дочь. Прекрасную Мию. И так как мать ее оказалась, мягко говоря, женщиной легкого поведения и весьма облегченных мозгов (она укатила с каким-то богачом в Лондон), я взял на себя обязательства по ее воспитанию. Недавно ей исполнилось шестнадцать. Все это время я был ей отцом, но… Прошли годы, и пришла пора расставаться. Я понимаю, это естественный процесс, которого не избежать, но я не хочу оставаться один. Мне без нее будет плохо.

− А почему вам суждено расстаться?

− Она выходит замуж, − с сожалением молвил Венегор. − Для меня это плачевно, для нее это радость. Я не хочу препятствовать ее счастью. Стараюсь принять ее выбор и выпустить пташку из клетки. Я все время отдалял этот момент. Глупец, надеялся, что он никогда не наступит. Вечно хотел быть ее опекуном. А момент-то грянул как гром среди ясного неба. И теперь я вынужден смириться.

− Но ты ведь не надеялся жить с ней вечно?

− Конечно нет. Но когда такое происходит с тобой, то кажется настоящей напастью.

− Она знает, что ты ее не родной отец?

− Да, знает.

− Тогда смело выдавай девку замуж! И зарой свои надежды куда подальше. Надо жить, подсознательно держа в голове мысль, что рано или поздно ты все равно останешься один.

− Это тяжело.

− Знаю. Но я ведь живу. Просто надо любить одиночество и воспринимать его как данность. Ведь в одиночестве нет греха. Одиночество − это всего лишь чистая постель, на которой покоятся наши самые сокровенные, самые темные желания. Подружись с ним, и оно будет для тебя отрадой. Единственной, что останется с тобой навсегда.

− Тебе легко рассуждать, ты привык быть один.

− И ты привыкнешь.

− Сомневаюсь. Я не собираюсь жить вечно, а хочу жить здесь и сейчас. И хочу, чтобы моя Мия жила где-то рядом.

− Ты еще сможешь родить детей, Венегор…

− Не льсти мне. Мои лучшие годы уже позади. И я давно не надеюсь встретить свою единственную. Кому нужен пожилой ученый со слабым зрением и трясущимися руками?

Внезапно Даниэля разобрало чувство досады. От прежней гордости не осталось и следа. Он подумал о том, что время нисколько не изменило его брата. В нем всегда жил этот полуслепой ученый, боящийся собственной тени. И сегодня он лишний раз убедился в этом.

− Я могу вернуть тебе упущенные годы. И ты начнешь жизнь заново.

Венегор чуть не поперхнулся.

− Каким образом?

− Я сделаю так, чтобы ты больше никогда не старел. Ты останешься таким, как сейчас. Останешься навеки.

− Я смотрю, с возрастом ты не утратил способность шутить.

− Это не шутка.

Мгновение младший брат посмотрел на старшего, потом перевел взгляд на свою кружку.

− Ты говоришь загадками. − Венегор нахмурился. − Может, расскажешь, в чем суть дела?

И Даниэль рассказал ему о том, что случилось с ним двадцать семь лет назад в горах Ариголы. Как он забрел на высокое плато, как накинулся на невесть откуда взявшегося старца с гривой серебряных волос и как был проклят им за это. Или не только за это?

− До сих пор я мечтаю снова повстречать его. Не раз и не два я возвращался на то место в надежде увидеть старика, узнать, кто он. Раскаяться в своих грехах, упасть на колени и молить его о прощении. До исступленной немощи, до умопомрачения, до самого конца!

Но больше я его не встречал. Да, я убил его. Но мне всегда казалось, что он жив. Потому что колдуны просто так не умирают. Не верил я в то, что глупый мальчишка, пусть и доведенный почти до сумасшествия отчаянием и болью, мог уничтожить колдуна… Не верил потому, что надежда снять проклятие жила во мне всегда. Смириться с этим невыносимо трудно даже спустя столько лет.

− Может, он − Бог? Тот, кто карает за грехи…

Даниэль как-то странно посмотрел на брата. В его взгляде смешались удивление и злость − редкая смесь чувств, особенно для вампира. Но Венегору показалось, что он там уловил еще и страх.

− Для Бога он слишком жестокосерден. К тому же боги не умирают. Почему ты вспомнил о Боге, Венегор?

− В последнее время я часто думаю о нем. Наверное, это возрастное. Чем старше становишься, тем чаще представляешь себе муки ада.

− И надеешься отдалить свой конец.

− Что же он с тобой сделал?

− Придет время, и я обязательно расскажу. Это сокровенная история, требующая несколько другой обстановки.

− Ты опять держишь меня в неведении, как и много лет назад… − Венегор закачал головой и допил остатки пунша. − О черт!

− Что случилось?

− Кажется, я забыл кошелек дома! Чем же мне теперь расплачиваться? − Он стал с усилием бить себя по карманам, лихорадочно ища несуществующий предмет.

− Я заплачу, Венегор, будь спокоен.

− Ты уверен?

− Абсолютно. Денег у меня предостаточно. Хоть в этом мне повезло.

− Что значит «хоть в этом»? Это счастье, что тебе так повезло!

− Я бы не назвал это счастьем.

− Ну ты даешь! Я вот на днях выдаю Мию замуж, а у меня нет денег даже на приличный подарок молодоженам. Вот где настоящее несчастье!

− А что, она выходит замуж за какого-нибудь богача? Из-за чего ты так боишься опозориться?

− Именно что за богача! Сына бывшего кузнеца, сколотившего состояние на торговле оружием. Кстати, того самого, который когда-то приходил к нашей матери.

Даниэль не понял, с сожалением или с восторгом произнес это его брат, но через мгновение он уже забыл про интонацию. В голове остался только смысл.

− Он жив?

Вопрос удивил Венегора.

− Да. А что с ним могло случиться? Он, конечно, уже старик, но это не мешает ему вести активную жизнь. За двадцать с лишним лет Алфер Гарма поднялся от простого оружейника до владельца громадной артели в Шантэ и Аристаде! Говорят, сейчас он делает мечи для личной гвардии короля. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но факт остается фактом − он сказочно богат. И для Мии это лучший вариант из всех возможных. Интересная деталь − при всем своем достатке он до сих пор иногда сам кует металл. И сыну не разрешает пользоваться услугами нанятых мастеров. Удивительно, да? Смотря на него, я поражаюсь, откуда у него столько энергии! А что, ты по-прежнему на него зуб имеешь? Я думал, ты давно уже все забыл.

− Нет, ничего такого. Ты прав, я давно все забыл, − соврал Даниэль и, чтобы избежать дальнейших расспросов, перевел разговор на другую тему: − Можно я у тебя переночую? В долгу я не останусь.

− Вообще-то мой дом был когда-то и твоим домом…

− Брось, это уже давно не мой дом. Так что, ты разрешаешь мне остаться?

Узнав, что его злейший враг все еще живой и по-прежнему живет в Ариголе, Даниэль передумал уезжать в этот день из города. Позже вечером в старом доме семьи Калот он, как и обещал, поведал брату свою странную историю. Быль о похождениях вампира, стареющего, как и все люди.

Венегор внимательно выслушал его и еще долго после мрачного рассказа не решался начать разговор. За него это снова сделал Даниэль.

− Таким образом, я получил могущество и силу, но не бессмертие. Я могу передать их тебе, если ты, конечно, согласишься.

− Значит, все эти слухи были не беспочвенны… − задумчиво произнес Венегор. − А что, брата непозволительно кусать насильственно?

− Я не голоден.

− Сейчас, по прошествии стольких лет, ты можешь мне сказать, зачем ты сделал это? Зачем убил ее? − неожиданно спросил брат брата.

− Ты о матери… − взгляд вампира затуманился. Он не хотел об этом думать, но понимал, что от тяжких воспоминаний в разговоре с братом ему не уйти. − Я не хотел ее смерти. То было наваждение. Ненависть и ревность застили мне глаза. Я был вне себя от злости. Я ждал отца, я любил его. Я с ума сходил без него. А она его предала… Это не могло уложиться в моей голове.

− Это не было предательством. Это была любовь, ее новая любовь. А отца убили галаверы. Она была здесь ни при чем. В твоей голове все перемешалось.

− Я знаю… − неуверенно произнес Даниэль. − Теперь знаю. И надеюсь, что когда-нибудь ты меня простишь.

− Я мог бы убить тебя. Только чего бы я этим добился? Твоя смерть не вернет мне мать.

− Не представляешь, сколько раз за все это время меня посещали мысли о самоубийстве.

Венегор не ответил.

Но Даниэль знал, о чем думает его брат. Его мучила неразрешимая, казалось бы, дилемма. Вечная жизнь или жалкое существование еще каких-нибудь лет десять-двадцать (в лучшем случае).

Что ему стоило зачеркнуть прошлое и пойти по дороге новых начинаний? Пусть даже временами и кровавых.

− Поначалу, когда я услышал твою историю, я был уверен, что твоя следующая жертва − это я. И я испугался. Теперь же, взвесив все за и против, я пришел к выводу, что не так это и страшно − умирать. Особенно если знаешь, что еще вернешься к жизни.

− В облике вампира.

− В облике вампира.

− Тебе нечего терять, брат.

− А если твое проклятие распространяется и на членов твоей семьи? Как с этим быть?

− Надо надеяться на лучшее. Всего лишь один укус. И он изменит твою жизнь. Все твои бездарно прожитые годы будут позабыты. Ты начнешь их заново! И, как и подобает настоящему герою, обретешь уверенность и силу. Невиданную до сих пор! Ты сможешь подчинить себе любого человека. Любой, на кого ты бросишь взгляд своих сверкающих глаз, будет подвластен тебе.

Даниэль вспомнил непоколебимую Жалму Като, других неподдающихся, но не сказал об этом брату. Он врал, но для пущего убеждения использовал все доводы, которые могли принести ему успех в новом деле.

− Деньги отойдут для тебя на второй план, и нуждаться в них ты уже не будешь. Ты станешь хозяином жизни не только своей, но и многих других. Согласись, для бедного ученого, растерявшего былые амбиции и лоск, это совсем другой уровень!

− Господи…

− Ты мог об этом только мечтать!

− Для начала я хочу подарить Мие достойную свадьбу. − Венегор вытер пот со лба. − У меня никого нет, кроме нее. Ты перелетная птица. Да и не воспринимаю я тебя как своего родственника.

− Это все второстепенно.

− Для кого? Для тебя? Для меня это важно!

Даниэль почти физически ощущал мучения брата, его сомнения. И задачей вампира было уничтожить последние остатки здравомыслия, что еще тревожили его рассудок. К счастью, он знал, что нужно сказать в такой момент.

− Я люблю тебя. Венегор. Если бы не любил, никогда бы не вернулся.

Венегор закрыл лицо руками.

Господи, зачем мне все это? Я не хочу… Я должен был убить его еще раньше. Когда все только начиналось. Так где же мои силы? Где моя уверенность и злость? Они иссякли? Кто я, черт возьми? И почему я не могу совершить то, что хочу?

Я просто трусливая малодушная тварь! Мне нет прощения! Но бессмертие… это слишком серьезное испытание для меня.

Ты мог об этом только мечтать!

Не выдержать, не выдержать…

Но ведь я хочу… Зачем скрывать то, что очевидно?

Какая жизнь тебя ждет, если ты откажешься?

Не выдержать, не выдержать…

Он разрушает… он делает благо… разрушает и делает благо… разрушает и делает благо… один шанс из миллиона… Такой шанс!

Ты мог об этом только мечтать…

Но как потом загладить грех? Зачем вообще о нем думать, если никакого греха нет и в помине? Есть только твои желания − то, чего ты хочешь на самом деле. То, о чем поет твое сердце.

Не выдержать, не выдержать…

− Представляешь, отец, Мия тут мне заявила на днях, что ей нужен кинжал.

− Что ж, хорошее желание. Ты должен сам его выковать.

− Да, но только это не просто кинжал. Она хочет, чтобы клинок был из чистого серебра. Интересно, зачем ей такая дорогостоящая вещь? Я ей объяснил, что создание подобного клинка займет немало времени, ведь серебро капризный металл. Да и не работал я с ним никогда. А она хочет как можно быстрее получить этот клинок. Я знаю, это сложная работа, поэтому хочу у тебя спросить: ты когда-нибудь ковал такие клинки? В чем особенность ковки серебра? Я хочу приступить к работе завтра утром, и мне нужны твои советы.

Мужчина был выше старика на две головы, широк в плечах и статен фигурой. Длинные черные волосы его были схвачены сзади в конский хвост. На смуглом лице застыла озабоченность.

Он стоял рядом с отцом перед фасадом большого красивого дома на холме у края березовой рощи и наблюдал за наступающим закатом.

− Возможно, ковал, − донесся до него голос отца, голос с уклоном в размышления.

− Ковал, − уверенно сказал высокий. − Я видел такой клинок у тебя в спальне в сундуке.

− Зачем ты открывал мой сундук?

− Я не открывал, отец. Он уже был открыт! Я просто заглянул внутрь и увидел там этот нож. Если ты не хочешь говорить об этом, то так и скажи…

− Тебе не следует брать мои вещи, Вердан, − в голосе отца звенела укоризна.

− Я лишь посмотрел, − молодой человек развел руками, − что в этом такого?

− Этот клинок − одна из лучших моих работ. Оружие драгоценное и очень много для меня значащее. Я тебя прошу, Вердан, больше не прикасайся к нему. Договорились? − Холодный взгляд отца был ближе к убеждению, чем все его слова, вместе взятые.

− Как скажешь.

− С какого перепугу твоей невесте понадобился диковинный кинжал из серебра? Насколько я знаю, оружие подобного рода имеет специфическое назначение.

− Не думаю, что она будет его использовать.

− Ты полностью уверен в своих силах? К такой работе надо приступать, будучи твердо уверенным в себе.

− Лекало у меня уже есть. Мне хватит одного дня для того, чтобы сделать по нему заготовку. Правда, не знаю, сколько времени мне понадобится для расплавки…

Старик перебил его:

− Я расскажу тебе много интересного про серебро. Но позже. Тебе придется отложить начало своей работы на пару дней. Для начала я хочу поговорить с твоей невестой. Ты можешь пригласить ее завтра к нам домой?

− Конечно, без проблем.

− Завтра вечером я буду ждать вас в большой гостиной на втором этаже.

На следующий день Вердан привел Мию домой.

Сын, отец и его будущая невестка общались долгие три часа. Алфер вспоминал родного отца девушки самыми добрыми словами, вспоминал и Венегора, взявшего на себя все заботы по воспитанию маленькой девочки. Вскользь упомянул о его родителях, вырастивших достойного человека и талантливого ученого. Но даже не заикнулся о родном брате ее опекуна. Его в памяти оружейника словно не существовало.

− Думаю уйти на покой, передам управление кузницами своему сыну, а сам займусь виноделием.

− Вас привлекает виноделие?

− Да, хочу вырастить виноградники, нанять понимающих людей и начать производство собственной марки. Понимаю, это будет не скоро, но что ж… в железе я знаю толк, почему бы не попробовать себя в вине?

− Это хорошая идея, − Мия улыбнулась и своей улыбкой порадовала старика.

Девушка с восточным разрезом глаз и кротким взглядом, спрятавшимся под длинными ресницами, давно вызывала у Алфера искреннюю симпатию. Еще в первую встречу, когда Вердан привел ее знакомиться с ним, он заметил, что ее главное и неоспоримое достоинство − это редкое сочетание безусловной красоты и покладистого характера. Природная робость, которую она так старательно пыталась скрыть (но скрыть такую, право слово, непосредственность было невозможно), умиляла.

− Скажи, Мия, ты молодая девушка, удивительно, но у тебя совершенно не женское хобби. Ты коллекционируешь холодное оружие?

− Холодное оружие? Да нет, что вы, я не поклонница оружия, − Мия всплеснула руками. В тихой застенчивости не было притворства, свойственного дамам ее возраста, метящим в невесты завидного жениха.

− Да? Удивительно, но Вердан мне сказал, что ты заказала ему редкую вещь − серебряный кинжал.

− Ах, кинжал… − она улыбнулась. − Так это не я, это мой отец.

− Так это он страстный коллекционер? Странно, я никогда не замечал подобного за Венегором.

− Да нет. Его в свою очередь попросил старый друг. Он приехал к нам недавно, я только и успела, что перекинуться с ним парой фраз…

− Интересно… − старик задумался. − Я бы хотел поговорить с твоим отцом.

− Непременно. Приходите к нам завтра. Где мы живем, вы знаете. Приходите к обеду, мы будем вас ждать.

Повозка, запряженная четверкой вороных, остановилась возле ветхого дома на отшибе города. Из нее вышел богато одетый господин преклонного возраста и его сын, молодой, высокий и улыбающийся. В руках он держал букет лиловых роз.

Мия встретила долгожданных гостей, поблагодарила жениха за цветы и проводила всех на кухню. Там на столе уже остывал приготовленный обед. В белых пиалах дымился ароматный суп из баранины с овощами, в низких прозрачных тарелках своего часа ждали холодные закуски из рыбы и мяса. Глиняные кружки были полны имбирного эля, хлеб нарезан, приборы расставлены.

За столом сидел хозяин дома. Венегор был одет в белую рубаху без воротника, на шее его висела плетеная цепочка с фамильным гербом рода Калот − два перекрещивающихся меча на фоне восходящего солнца.

После дежурного обмена приветствиями гости расселись по местам и принялись за трапезу.

− Венегор, мы с тобой друг друга знаем очень хорошо…

− Я бы не сказал, что очень хорошо, но знаем.

− И тем не менее о твоей страсти к холодному оружию я узнаю впервые. Какая муха тебя укусила? С чего тебе понадобился кинжал из чистого серебра? Такие вещи уникальны. Не говоря уже о том, что это очень дорого, это еще и странно…

− Ты прав, это странно. Мой брат попросил меня об этом.

− Твой брат? − Алфер едва не поперхнулся куском солонины. − Ты говоришь о Даниэле? Я правильно тебя понял? Твой брат ведь Даниэль…

− Да, он недавно вернулся в Ариголу и попросил меня достать такой кинжал. Я и подумал, что у нас в городе больше не у кого заказать качественный сувенир. Только у семьи Алфера Гармы.

− Ты говоришь, он вернулся? − Старик уронил нож, лицо его побагровело.

− Да, − Венегор удивился такой реакции своего будущего свекра. − И это отличная новость!

− Черт… Что же ты мне раньше не сказал, Венегор! − Кузнец встал из-за стола и начал поспешно собираться. − Вердан! − он обратился к сыну. − Вставай, мы немедленно уезжаем отсюда.

− Что случилось, отец?

− Мне кажется, − кузнец быстро оглядел лица девушки и ее опекуна, − нам здесь не место.

− Может, вы объясните мне, что случилось? − Венегор поднялся вслед за Алфером. − Неужели новость о возвращении моего брата свела вас с ума?

− Где он сейчас?

− Я не знаю.

Каким бы искренним ни пытался казаться младший из двух братьев-вампиров, старик ему не верил − тому, кто недавно пустил в сердце зверя, не сразу покорялось искусство лицемерия и лжи.

− В таком случае мне самому придется это выяснить. – Стой, старик!

Крик повис в воздухе.

− Обернись!

Алфер повиновался.

В дверях стоял высокий русоволосый мужчина. Он был одет в черный дублет с фамильным гербом на груди, в руках его блестел обоюдоострый меч.

− Даниэль… − прошептал Алфер, уходя в тень у окна. − Дьявол хранит тебя, вампир… как свою паству…

Встреча со своим давним врагом была событием чрезвычайным. Когда кузнец услышал от Венегора убийственную новость, страх овладел им, и он едва не поддался панике.

Даниэль воспользовался моментом и в три прыжка преодолел расстояние, отделяющее его от старика. Теперь жизнь кузнеца была на кончике меча вампира.

− Кого ты называешь слугой дьявола, оружейник, когда сам безнаказанно творишь истинное зло? − Острие меча вонзилось в плечо Алфера. − Ты ведь знал, что в сгоревшем доме нашли только одно тело! − Взгляд зверя пронзил человека.

От прежнего Алфера Гармы, кузнеца с Синей улицы, которого так хорошо знал Даниэль, кроме сапфировых глаз, не осталось ничего. Годы преклонили его к земле, превратив высокого могучего воина, когда-то наводившего ужас на вампиров, в сухого, приземистого старика с нерасторопными движениями и замедленной реакцией.

− Блес Като. Ты помнишь ее?

− О чем он, отец? − спросил ничего не понимающий молодой человек.

− Он не отец тебе, Вердан.

Даниэль сотни раз представлял себе эту встречу с сыном. Проигрывал в голове всевозможные варианты ее развития. Думал, что делать, на случай, если сын ему не поверит, не признает и даже рассмеется в лицо. Думал, как оправдаться за многолетнюю разлуку. И стоит ли раскрывать свою тайну сразу. Так много, так много он хотел ему рассказать…

Обо всем этом Даниэль размышлял так часто, что уже и не помнил заранее заготовленный монолог, который репетировал в своем сознании бесконечно долго, особенно в те моменты, когда вставал вопрос о возвращении в Ариголу. Но теперь, столкнувшись нос к носу с сыном, не с картинкой, мелькающей в измученном воображении, а с живым человеком из плоти и крови, он не знал, что сказать, что ответить. Только это…

− Твой отец − я.

В глазах сына он увидел отражение призрака, того самого, молодого и увлекающегося Даниэля Калота. Вечно спешащего и живущего на ходу, находящего спасение в путешествиях, но безумно уставшего от них. Несчастного в своей судьбе, но не сломленного до конца. Стареющего и проклятого. Уходящего от погони.

Вампира.

− Заберите у него оружие!

− Он убил твою мать, Вердан.

Сын остановил свой взор на отце, потом на оружейнике.

− Не веришь? Блес Като. Знакомо тебе это имя? А дом у реки Рель? Он ничего не рассказывал тебе о том, как сжег ее в том доме?

− Замолчи! − прошипел старик, рука его схватилась за конец меча.

− Одно движение, и ты труп.

− Она была прекрасна. Кофейная кожа, а какие глаза, какие губы… − Даниэль сделал театральную паузу. − А он убил ее! Забрал тебя в двухлетнем возрасте и заставил меня покинуть чертов город!

С каждым произнесенным словом Даниэль чувствовал, что волнение проходит. Долгожданная встреча оказалась не такой, какой он себе ее представлял, но по большому счету это было и не важно. Ведь, в конце концов, она состоялась.

− Я столько лет скитался, не зная ничего о твоей судьбе… Но я всегда думал о тебе. О нашей встрече.

− Довольно лирики, − Алфер усмехнулся. − Блес Като была вампиром. Она умерла за это.

− Она не должна была умереть.

− Кто это говорит? Вампир, чье место на костре, а не в доме своей матери, которую он безжалостно убил тридцать лет назад!

− Если ты еще хоть слово скажешь… Клянусь, в тот же миг твоя голова упадет к твоим ногам!

Острие меча впилось старику в ключицу. Сделав резкое движение, Даниэль задел кувшин с розами. Тот зашатался и упал на пол. Но не разбился. Пролилась вода, потекла по ковру дальше в холл. Мия наклонилась и стала поднимать упавшие цветы.

− Я прошу… Пожалуйста, не надо крови, − сказала она, увидев выступившую на шее старика красную струйку.

Мужчины обернулись на ее голос. В суматохе они позабыли о девушке. Она стояла у стены, в отчаянии прижимая к груди лиловые розы.

− Скажи мне правду, Алфер. Этот человек, действительно, мой отец?

− Не сомневайся, Вердан. Посмотри на себя в зеркало − ты ведь копия своей матери! А она была креолкой.

− Алфер, он прав?

− Ты не должен был остаться с ним. Он обратил бы тебя в чудовище, каковым является сам! А я сделал из тебя человека!

Даниэль не дал подумать сыну. Он парировал доводы старика не менее эмоционально:

− Не слушай его! Ты ему нужен был лишь для того, чтобы почувствовать себя родителем. Этакий человеческий инстинкт, присущий, впрочем, и вампирам. Не имея своих собственных детей, он украл тебя у меня, чтобы установить опеку над тобой на всю жизнь. Слушая его, ты подчиняешься не добру, нет! Ты подчиняешься его единственному идолу − его бескрайнему самолюбованию! Он и сейчас пытается помыкать тобой… Я же − нет.

Глаза Даниэля − два водоема вязкой болотной топи, они могли засосать в свои недра кого угодно, а уж сына и подавно. А может, и сам Вердан не прочь был утонуть в них, ибо осознание принадлежности к чему-то сверхъестественному его пленило.

Это что-то вызывало учащенное биение сердца. Оно хранило и страх, и благоговение. Оно удивляло, очаровывало, заставляло трепетать.

То, чего он не знал, чего никогда не касался. Что-то волшебное, таинственное, странное…

И оно было рядом.

− Ты не знаешь всей правды! − губы старика затряслись, руки вцепились в меч до кровавых царапин. − У меня есть родной сын! От первой жены. Только живет он вместе с матерью не в Ариголе, а в добропорядочном Эйндховене! Я иногда навещаю их. А Вердана я усыновил, потому что хотел, чтобы из внука когда-то любимой мною женщины получился человек, а не вампир!

− Разве можно жить спокойно, зная, что ты ходишь по земле? − Даниэль приподнял мечом подбородок старика, тем самым заткнув ему рот.

− Отпусти его, отец.

Голос Вердана был очень тихим, но все услышали его. И кто знает, что в большей степени повлияло на решение Даниэля: волна внезапного милосердия, спровоцированная волшебным словом «отец», или присутствие девушки, но он выполнил просьбу сына.

Алфер шагнул к двери.

− Вердан, ты со мной?

Тот закачал головой.

− Я должен разобраться во всем.

− В логове вампиров? Это семейство проклято! Жаль, что я попал тогда только в крыло черной птицы, − сокрушенно заявил кузнец.

− Ты забыл, что я тоже часть этого семейства, − сказал Вердан, пытаясь не смотреть в лицо Алферу Гарме. Лицо, в котором каждая черточка, каждая еле заметная деталь осуждала его.

− Он хочет быть свободным от тебя, старик. От твоего влияния и приказов. По-настоящему свободным! Он хочет подчиняться только одному человеку на свете − самому себе!

− Я не верю, сын…

− Я никого не виню, я просто хочу разобраться…

− Не смотри ему в глаза! Прошу, только не смотри ему в глаза… Пока ты смотришь в них − ты в его власти! Отвернись от него!

− Уходи, Алфер. Уходи, пока я позволяю тебе уйти. Другого такого шанса у тебя не будет.

− Отвернись от него, Вердан!

− Будь ты проклят, чертов кузнец! − вампир кинулся к врагу, но…

Старик выбежал, за дверью послышались его быстрые шаги.

− Этим поступком я подписал себе смертный приговор, − сказал Даниэль, когда Алфер исчез за дверью. − У меня есть несколько часов, чтобы убраться из города. Совсем скоро сюда явятся скобры Мегара.

− Что с тобой случилось? − спросил его брат. − Почему ты его отпустил?

− Я и сам не знаю, − Даниэль пожал плечами. В этом жесте растерянности было больше, чем разочарования. − Отпустил и все. Нам нужно уходить. − Он подошел к окну. − Как и в былые времена, бегство станет моим спасением, − и посмотрел на брата: − И тебе нужно уходить, Венегор. И вам, − он обратился к девушке с парнем.

− Мы останемся здесь до тех пор, пока все не утихнет, − сказал Вердан и взял девушку за руку.

− Твое право выбирать: ты можешь уйти или можешь остаться. Решай.

Мгновение она смотрела в его глаза, потом тихонько склонила голову ему на плечо и сказала:

− Я буду с тобой, любимый.

− Повторяю, ваше право отправиться вместе с нами… − Даниэль убрал меч в ножны. − Таким образом вы избежите бесконечных допросов и, возможно, пыток в подземельях аристадских темниц.

− Нет, мы останемся в городе, − твердо заявил Вердан, – Мне нужно о многом подумать.

− Нам некуда бежать, − подтвердила Мия.

− Как знаете. В любом случае вам не грозит то, что ожидает нас после встречи со скобрами Мегара. Поэтому на вопрос «где братья Калот?», который вам зададут самым первым, забыв спросить ваши имена, смело отвечайте, что они ушли в города Нижних Земель.

− А на самом деле?

− А на самом деле мы отправимся в Рим.

Но ни в Нижние Земли, ни, тем более, в далекий Рим, братья-вампиры не подались. Все это было сделано лишь для того, чтобы пустить ищеек короля по ложному следу, если они вдруг раскроют рты Вердану и Мие.

− Ваша свадьба обязательно состоится. Никто не помешает вам стать мужем и женой, в том числе и Алфер Гарма.

− Нам пора, − Венегор вцепился в плечо брата. Опасливо посматривая в окно, он стремился как можно быстрее покинуть дом.

− Время покажет, на чьей стороне правда, − сказал Даниэль, бросая прощальный взгляд на сына.

После этих слов братья Калот покинули дом.

За подарком приемной дочери новоявленный вампир Венегор Калот отправился в Менкар. Там его не знали, там его не ждали. Там он мог найти себе новых жертв, не заботясь о том, что попадет в руки скобров.

Даниэль задержался в городе еще ненадолго. Он попытался выследить кузнеца и сойтись с ним в честном бою. Но после случая в доме Калот старый оружейник нигде не появлялся без охраны. Вместе со скобрами Мегара он рыскал по улицам и дворам, наводя страх на жителей своей бесцеремонной жестокостью, с которой врывался в любой дом, показавшийся ему подозрительным.

К тому времени, когда Даниэль, наконец, отправился в Менкар вслед за братом, с запада пришла трагическая весть − Венегор встретил там свою смерть.

Даниэль винил себя за то, что не успел научить брата элементарным правилам охоты и выживания. Не успел открыть многие тайны, которые могли бы спасти ему жизнь. Слишком мало времени у него для этого было.

Месть застила ему глаза. Месть, причина многих наваждений. Чувство, пожирающее разум. Такое неотвратимое, такое разрушительное… Но в то же время сладкое, как кровь. И, как от крови отказаться невозможно, также невозможно было позабыть о мести.

В то раннее утро промозглой субботы одной средневековой осени Аригола встретила вампира холодным дождем и мокрым снегом. На дворе стоял ноябрь, и в воздухе уже чувствовалось дыхание наступающей зимы.

Когда Даниэль снова вернулся в старый дом, то застал там Вердана в одиночестве и тоске.

− Где твоя невеста? − спросил отец сына, присев в кресло у камина.

− Она ушла от меня. Не выдержала… − ответил молодой человек, не отрывая взгляда от огня.

− Как ушла? − Даниэль насторожился, – Я думал, у вас любовь…

− Слишком многое свалилось на нее за последнее время. Тут и допросы, и давление со стороны тайной службы короля. И общественное осуждение. Да и Алфер… − с грустью выдохнул Вердан, − С того дня, как ты отпустил его, он только и занимался тем, что разрушал наши отношения. И этот человек еще назывался моим отцом! Поверить не могу…

Старик совсем сошел с ума. Говорят, он на крови поклялся поймать тебя и предать суду.

− Что ж, – усмехнулся вампир, – Значит, больше он не мечтает убить меня собственноручно.

Если бы Даниэль воспринял эти слова всерьез, то в ту же секунду кинулся бы прочь из дома и бежал бы до тех пор, пока ноги не отнялись. Но вместо этого он отвернулся от огня и стал ловить взгляд сына, надеясь поймать в нем солнце слабой воли, что дало бы ему шанс на приобщение Вердана к своей вере.

Того времени, что он потратил на внушение, вполне хватило двум десяткам скобров, чтобы окружить дом семьи Калот со всех сторон.

− Он не остановится ни перед чем. Он так жаждет отомстить, что готов убить любого, кто встанет на его пути. Многих людей казнили, по ошибке обвинив в связи с тобой.

− Как бы не сгореть ему в пламени своего возмездия! Оно пожрет его, как однажды пожрало меня.

− Скажи, отец, это правда, что он говорил про тебя и твою мать… про то, что он любил ее, а ты…

− Все, что говорит этот тщедушный старикашка, ложь! Запомни это, Вердан. Все, что он говорит, ложь!

− Я и не верю. Сейчас он способен на все. Даже на самую гнусную ложь на свете.

− Помни только то, что он убил твою мать. Вот это правда.

− Я это помню.

− Итак, настало время покончить с ненавистным кузнецом. Мне нужны его клинок и стрелы.

− Их трудно раздобыть. Старик очень подозрителен и никого к себе не подпускает. Появляется на улице только в сопровождении стражников.

− Мне не привыкать воевать со скобрами.

Вердан одобрительно кивнул.

− Теперь скажи мне, твоя невеста ушла навсегда?

− Думаю, она больше не вернется.

− Ну и забудь ее.

− Не могу. Она мне очень дорога, и я по-прежнему хочу быть с ней.

− Человек и вампир не созданы друг для друга.

− Но ведь вы с Блес Като были созданы…

− Были. − Даниэль опустил глаза. − И ничем хорошим это не закончилось. Я до сих пор виню себя в ее смерти.

− Это призраки прошлого, их нужно забыть.

− Будешь на моем месте, посмотрим, что ты скажешь. Хотя от всей души желаю тебе этого избежать.

− Ничего не могу с собой поделать. После того как ушла Мия, я сам не свой. Жить без нее не могу. Закрываю глаза, а ее образ стоит передо мной. Засыпаю и шепчу ее имя… Просыпаюсь, а ее рядом нет.

− Это привязанность. Со временем она пройдет.

− Сначала я тоже так думал, но время идет, а я не перестаю грезить о ней.

− Неужели ты не можешь ее забыть? В мире много других девушек.

− Нет, отец, я не могу. К тому же есть еще одно обстоятельство, которое не позволяет мне это сделать.

− Какое же?

− Мия беременна от меня.

− О-о, это уже серьезней, чем я думал! − воскликнул вампир. − Это в корне меняет дело, ибо продолжение рода − основа всех основ. И быть единой семьей не так уж и плохо. − Подумав для вида, Даниэль добавил: − Я могу помочь тебе вернуть ее.

Вердан смотрел на отца и думал: а что, если в его благих намерениях скрытая корысть? Он ничего не знал о нем. Он столько лет его не видел, что за считанные дни не мог научиться полностью доверять ему и понимать с полуслова.

Но свою роль сыграли глаза… Два затягивающих омута мрака, они овладели сердцем Вердана Калота навсегда. И он понял, что быть единой семьей не так уж и плохо.

− Каким образом? Волшебство? Приворот?

− Нет, − усмехнулся Даниэль. − Ты сам вернешь ее.

− Сам? Но она видеть меня не хочет, не то что говорить! Считает меня сыном чудовища. Старик Алфер так обработал ее мозги, что она теперь ни за что не подпустит меня к себе!

Вооруженные мечами и секирами скобры Мегара ворвались в дом и взяли вампиров в плотное кольцо. Все произошло настолько быстро, что ни отец, ни сын не успели оказать им сопротивления. Расчет на внезапность оправдал себя. И никто из них не успел ни пройти сквозь стену, ни сбежать через окно.

Скобры отвезли их в Аристад, в древнюю тюрьму-крепость, где не было шанса на бегство даже у тени. Там до начала суда они провели в разных темницах десять дней.

Истощение едва не свело с ума младшего из них, отчего Вердан на самом суде не присутствовал.

В течение этого времени были заслушаны сотни свидетелей. Это и родственники жертв, и появившиеся из ниоткуда очевидцы нападений, и те, кто хоть раз просто беседовал с Даниэлем. В последний день за дело принялись прямые обвинители со стороны короля. Среди них были и два старых знакомых семьи Калот − лекарь Таот и оружейник Алфер.

Заслушав все показания, судья огласил приговор.

Сожжение на костре. Этого и следовало было ожидать.

НО!

Если с Даниэлем все было ясно и ввиду совершенных им преступлений уже ничто не могло спасти его от казни, то в судьбу его сына, которому поначалу тоже грозила подобная участь, вмешался сам король.

Он попросил изменить приговор Вердану Калоту со смертной казни на заточение во тьму.

По истечении некоторого времени Мегар надеялся разбудить вампира и заставить его служить на благо империи в предстоящей войне против чужеземцев.

«Это будет совершенное оружие! Машина для убийств! Бессмертная машина, не боящаяся ни боли, ни лишений, не нуждающаяся ни в еде, ни в воде. Только в крови. А питаться она будет кровью убитых ей врагов!»

Таковы были слова короля Мегара, отдавшего приказ усыпить вампира.

Но войне не суждено было начаться вновь.

И про вампира со временем забыли…

− В твоих силах заставить ее подчиниться. Понимаешь меня? Навеки! И ты знаешь, как это сделать.

− Я не знаю… − тихо сказал Вердан, но губы его при этом ни разу не шевельнулись. − Не знаю… − повторил он снова про себя.

− Притворство не лучшее твое качество. Ты можешь, и ты знаешь, что можешь. И в этом нет ничего предосудительного. Ведь быть единой семьей не так уж и плохо.

«Быть единой семьей не так уж и плохо».

Думая об этом, Вердан еще не знал, что его любовь к Мие и его желание быть с ней станут предтечей его превращения. Именно любовь, а не ненависть, месть или зависть. Светлое и доброе чувство… приведет его в другой мир. Мир, полный темных желаний, насилия и крови, где во всей своей красе раскроется его злой гений.

Но разве были другие способы?

 

I

Утро нового дня.

Все время после визита приезжего детектива Жанна Сабиани думала о муже.

Любит ее.

Неужели все еще любит? И возраст не превратил это чувство в воспоминания, наполненные болью? Странно.

Ему сейчас надо думать о своем здоровье, а он вдруг вспомнил о жене. Потянулся к ней. С рвением, которое его склочная натура последний раз проявляла лет двадцать назад, во время медового месяца! Начал хвататься за нее, как утопающий за соломинку, в надежде спастись от жалостливых взглядов, пренебрежительных тонов, от равнодушия и черствости тех, кто на словах желал ему прозрения, а думал лишь о том, когда же он, наконец, сдохнет.

Жанна понимала чувства мужа, но оценить его порыв уже не могла. Она наелась годами брака, однозначно неудавшегося, ибо детей у них не было, а любовь за двадцать лет совместной жизни превратилась в привычку, избавиться от которой прежде всего хотела она.

Да, было чувство вины, и оно ее угнетало. Но оно было не той соломинкой, за которую стоило хвататься Давиду, потому что вызвано было не тоской по их совместной жизни, а обыкновенным состраданием к калеке.

Ну а Давид… а что Давид? Со своим неразделенным чувством он обречен страдать до конца жизни. Страдать и надеяться на то, что она все-таки передумает.

Занятия для средних и старших классов в школе на Вечерней улице продолжались до трех часов дня и должны были закончиться точно так же, как и вчера, как и сотню дней до этого − громким звонком и хлопаньем дверей, и топотом бегущих ног по длинным коридорам.

Но привычному течению дел и событий помешала она.

Она вошла в двери красного здания и поднялась по ступеням на третий этаж. В заполненном классе она села на свое место за пятую в третьем ряду парту и улыбнулась соседке. Как ни в чем не бывало она посмотрела на учительницу, затаив в глазах вопрос «какая тема на сегодня?».

Все без исключения, включая Жанну Сабиани, уставились на девочку с длинной рыжей косой, словно видели ее в первый раз. И удивиться было чему.

Лицо Ольги приобрело землистый оттенок, оно осунулось и исхудало. Глаза таили черноту и боль, под ними − полукружья синевы, а губы, бледные и сухие, казалось, пойдут трещинами при первом открывании рта.

− Господи, Ольга… Каким образом?..

− Где ты была?

− Почему ты в таком виде?

− Ты уже была дома? Как там твои родители? А мама вернулась?

− Что с тобой случилось, Ольга?

− Расскажи нам, расскажи…

Некоторые хотели даже до нее дотронуться, чтобы убедиться, что она это действительно она, но не осмеливались.

− Все просто, − улыбнулась девочка. − Я снова дома. И я хочу вернуться к своей обычной жизни. Разве это преступление?

Жанне сделалось дурно. Она достала платок и замахала им перед глазами, нагоняя ветер.

Кто-то попросил открыть окно. Мальчик с задней парты поднялся на подоконник и открыл одну из створок.

− Где ты была?

− Это долгая история, миссис Сабиани. И я вам обязательно ее расскажу. Но сначала давайте проведем урок. Я так по вам соскучилась. − Девочка оглядела весь класс. − По вам по всем.

− Ты уже была дома? − спросила Жанна.

− Да, уже была. Мы с мамой были.

− Вы с мамой? Ты пригласишь ее ко мне завтра?

− Как скажете, миссис Сабиани.

− Хорошо. Успокойтесь, дети! − учительница постучала указкой по столу. − Ольга вернулась. Теперь все будет по-прежнему. Итак, продолжим урок.

Жанне пришлось приложить немало усилий, чтобы слова ее не разошлись с делом.

Она начала говорить, но была не в силах отвести глаз от вернувшейся девочки. Она подходила к доске, потом к окну, возвращалась обратно, стараясь не молчать, а говорить, говорить.

Прошло пятнадцать минут, потом Ольга встала. Взоры всех детей в классе вновь обратились к ней.

− Ольга? Ты что-то хочешь нам сказать?

− Да, − ответила девочка и замолчала.

Она молчала несколько секунд. А когда заговорила, голос ее уже не был приветливым и милым. Это было утробное шипение сидящего внутри нее зверя:

− Я хочу сказать, что вы всегда и во все времена были и будете для нас скотом.

Жанна вздрогнула. Дети притихли. В классе (кажется, такой тишины никогда еще не было на уроках географии) слышалось дыхание каждого из двух десятков человек.

− Ольга, детка, что с тобой? Может, ты пойдешь домой? − Жанна так и села.

− Вы − скот! И мы будем пить вашу кровь до тех пор, пока вы все не сдохнете и не оставите нам свой город.

− Что ты такое говоришь, Ольга? Опомнись…

Но девочка уже не слушала свою учительницу. Она повернулась к ближайшему соседу − им оказался мальчик с короткой стрижкой и лицом, с которого не сходила печать вечного одиночества. Зрачки ее глаз закатились, остались лишь белки с кровавой сеткой вен. И в миг, когда парень вскочил со стула и сделал шаг назад, она кинулась к нему и схватила его за руку.

Несчастный застыл, и она вгрызлась зубами в вожделенную плоть. Парень хотел закричать, но крик его потонул в горле, и он исторг из себя лишь слабый стон.

Девочка подняла голову вверх. По уголкам ее рта текли алые струйки. В глазах маячило удовольствие, а губы трепетали.

Не веря своим глазам, парень уставился на страшную рану. Боль сначала не почувствовал, а стал собирать свисающие с локтя куски кожи и пытаться пристроить их на место.

Первыми крик подняли девочки. Они бросились к единственной двери, но та вдруг распахнулась, и путь им преградил долговязый парень с бледным лицом и длинными черными волосами.

Жанна признала в нем ученика седьмого класса Майкла Скуда. Большие карие глаза его искали жертву. И первой ему попалась девочка, соседка Ольги Агриколы, не сумевшая справиться с напором толпы, влекущей ее к двери.

− Майкл?

Жанна почувствовала, что теряет дар речи − Ольга шла к ней. Окровавленный рот скалился. Металлический блеск в глазах слепил.

Она бросила взгляд на дверь. За детьми, столпившимися полукругом на пороге класса, она не видела ни Майкла, ни пустого коридора. Отчаянные крики глушили звуки сердца, она замерла.

Девочка кивнула в сторону одноклассников, словно спрашивала, может, я возьму кого-нибудь из них? Или нет? Жанна услышала это от самой Ольги.

«Может, я возьму кого-нибудь из них?»

Но рта она не открывала.

− Бери меня…

Ольга приблизилась к ней, и, кажется, Жанна все поняла. Она встала на колени и положила голову на стул. Закрыла глаза. И уже не видела, как сидящий внутри девочки дьявол улыбается в предвкушении…

 

II

Признание

Смеркалось.

Тени на улице становились длиннее, солнце пряталось за горизонт, на небе загорались звезды.

Дарей Пол стоял в своем кабинете и смотрел в открытое окно. Где-то вдалеке на фоне голубых гор Аригольского хребта полыхали крыши домов. Слышались крики людей и вой автомобильных сирен. Запах гари витал в воздухе повсюду, и, чтобы не допустить его проникновения в кабинет, Дарей Пол закрыл окно.

В раздумьях он подошел к столу, взял высокий кувшин, наполнил красной жидкостью белую чашку (из того же сервиза, что и кувшин) и сделал первый глоток. Глаза его закатились, он медленно выдохнул и протянул руку к телефону.

− Крос, зайди, − сказал он и повесил трубку.

Через минуту в кабинете появился взволнованный лейтенант.

− Крос, чем сейчас занимается полиция? − кивнув в сторону окна, спросил его Дарей Пол.

− Все на страже закона, сэр, − отчеканил Крос. − Как вы и сказали, главное, не пустить их в центр города…

Мэр отвернулся от окна и посмотрел на копа. Ему казалось, что даже если в городе все вымрут, и останется только он и этот лейтенант, Крос по-прежнему будет четко выполнять все его приказы, оставаясь стойким приверженцем жесткой субординации, иногда в своем безупречном послушании походящий на цепного пса.

− И вы не пускаете?

− Мы делаем все возможное. Но, к сожалению, наши силы не безграничны. Они не умирают после огнестрельных ранений, им не приносит вред горчичный газ…

− Знаю.

− Они распространяются, как чума! Жертва воскресает через несколько минут после укуса, встает в строй и снова готова убивать… Да, у них нет автоматов и ножей, но главное их оружие в их неуязвимости, в клыках!

− Глупцы, – Пол снова отпил из чашки.

Быстрый рассказ лейтенанта не удивил его. Что-то подобное он и ожидал услышать. Он согласно кивал головой, когда Крос описывал ему ужасы батальных сцен и перечислял количество жертв со стороны полицейских и простых людей. И снова прикладывался к белой чашке, продолжая смаковать свой напиток.

− Глупцы, − повторил он, устремляя взгляд на башню церкви. − Они все равно обречены. На что они надеются, ума не приложу.

− Вы… о ком, сэр?

− Хочешь чаю, Крос?

− Нет, спасибо, сэр.

− Понимаю, он холодный. − мэр посмотрел на кувшин. − А я вот никогда не откажусь от крепкого холодного каркаде. Единственный напиток, который утоляет мою жажду. Вампиры… − Дарей Пол поставил чашку на стол. − И откуда они взялись…

− Они словно эпидемия бешенства. Люди мечутся, бегут в панике, куда глаза глядят. Никто не знает, где в следующую минуту его настигнет смерть. Те, кто посмелее, хватают детей, грузят вещи в машины и уезжают из города. Всех охватил жуткий страх, сэр. И это неудивительно, смотря на то, как они множатся.

− До сих пор поверить не могу, что все это происходит в моем городе! А что думает по этому поводу твой шеф? Кстати, где он?

− Мистер Габор еще днем уехал в Героно.

− В Героно? Что он там забыл?

− К нему приехал детектив Блатт, они поговорили минут пятнадцать, а потом отправились в Героно.

− Ты знаешь, о чем они говорили?

− Нет, сэр, − лейтенант вытянулся в струнку.

− Странное дело, не правда ли? Еще вчера они видеть друг друга не могли, а сегодня едут вместе в Героно… Ты точно не слышал, о чем они говорили?

− Нет, сэр.

− Это печально. Ты пробовал звонить Габору?

− Пробовал, и неоднократно. Сигнала нет.

− В Героно поставили недавно новую вышку. Там должен быть прием!

− Можете попробовать сами, − Крос протянул мэру свой мобильник.

Тот презрительно посмотрел на телефон, а потом перевел убийственный взгляд на самого лейтенанта. На его лице появилась зубоскальная ухмылка.

Крос пожал плечами и вполглаза глянул в окно. В двух силуэтах, вышедших из темноты близлежащего квартала, он узнал своего шефа и детектива из Аристада и показал на них пальцем.

− Да вот они, мистер Пол! Сами спешат к вам…

Ответной реакции он не дождался.

− Сэр?

Послышалось клацанье челюстей и скрежет зубов. Внезапно налетевший ветер пригвоздил несчастного к стене. И в полумраке кабинета перед ним возник не человек − размытый абрис призрака, лица которого не видно.

Еще один полуокрик, и рука потянулась к нему. Холодные пальцы сжали запястье. Вздох был, но лишь на миг, и тут же вышел, оставив в легких иней, забыв осколок льда.

Рука оцепенела, и страх порезал душу.

Тот страх − наследник Хазельбранта, апостол тьмы и тень Нергала − он властвовал в Ариголе с момента первого прикосновения…

Первым шел Ив Габор. За ним следовал Роберт Блатт. Оба в опаленной и грязной одежде, которая в любой другой день наверняка бы вызвала вопросы у охраны. Но только не сегодня.

Здоровяк с таким же каменным лицом, что и у Кроса (кажется, у них у всех были одинаковые лица), пустил их в здание, не спрашивая о цели визита.

Когда они оказались у двери мэрского кабинета, в тот же миг за ней послышались крики. Оба замерли, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Габор постучал в дверь. Через пару секунд послышался звон разбитого стекла. Габор надавил на ручку, но дверь не поддалась. Тогда он кликнул охранника снизу и объяснил ему ситуацию.

− Тебя как зовут? − спросил у него инспектор.

− Грэм, − пробасил каменнолицый гигант.

− Скажи, Грэм, у тебя есть запасные ключи от этой двери?

− Да, но там мэр… Еще лейтенант Крос у него. Странно, я не знаю, почему они не открывают…

− Принеси ключи, Грэм.

Через пять минут Габор открывал дверь запасными ключами.

Роберт переступил порог и первым оказался в просторном мэрском кабинете, чья обстановка была ему уже знакома. Здесь было темно. Он не сразу нашел выключатель. Когда зажегся свет, он увидел разбитое окно, из которого дул ветер, несущий запах гари с улицы.

На столе стояли телефон, белый кувшин и чашка. По полу были разбросаны какие-то бумаги вперемешку с осколками стекла. А в самом дальнем углу притаился лейтенант Крос. Он стоял неподвижно, бледный, как молоко, глаза остекленели. И пары секунд Роберту хватило для того, чтобы понять: перед ним вампир.

Он подошел к лейтенанту и осторожно коснулся его плеча.

− Крос?

Тот оставался неподвижным.

− Осторожнее! − предупредил его Габор, который вслед за Грэмом приблизился к Кросу и встал рядом с детективом.

− Ты думаешь о том же, о чем и я?

− Еще не знаю. Лейтенант Крос, очнись! − Габор ударил подчиненного по щеке.

В следующий миг Крос ожил: глаза его забегали, взгляд прояснился, руки задрожали. Одна из них поднялась, указывая на окно.

Мигом все трое обернулись, и первым к окну подбежал детектив.

В темноте, что постепенно завладевала городом, они увидели, как по дороге бежит долговязый мужчина в бежевом костюме. Он почти уже скрылся за деревьями Серебряной аллеи…

− Удивительная ловкость для человека его возраста. Не правда ли, инспектор? − Роберт тут же скинул с плеча лук и колчан с единственной стрелой. Прицелился.

− Аккуратнее, это последняя!

Но выстрел Роберта Блатта оказался точным. Дарей Пол замер и, простояв мгновение, рухнул на землю.

− Теперь я понимаю, зачем он организовывал себе столь частые поездки. Там он охотился на людей, там и добывал себе пропитание. Здесь было бы слишком рискованно.

− Что здесь происходит? − спросил Грэм.

Наверное, впервые за всю свою жизнь он почувствовал себя таким озадаченным, и это не преминуло отразиться на его лице (тоже в первый раз).

Роберт пропустил вопрос охранника мимо ушей. Он положил лук и колчан на подоконник и еще раз осмотрелся. Под столом он увидел не замеченный с первого раза маленький саквояж, который Дарей Пол не успел забрать с собой. Саквояж был почти пуст. Роберт порылся в нем и извлек на свет румяна, крем-пудру и тональный карандаш.

− Черт, зачем все это мужчине? − голос Грэма был явно растерян.

− Чтобы очеловечивать свое смертельно бледное лицо.

Роберт взял чашку и понюхал ее содержимое. Сморщился. Наклонил − красные капли стали медленно оседать на стенках сосуда.

− Это не каркаде, да, мистер Блатт? − тихо проговорил Крос, во взгляде его еще прятался испуг, но с появлением детектива он начал исчезать. Лейтенант по-прежнему стоял в углу кабинета, но уже мог говорить. К лицу его прилила краска.

− Это кровь.

«Парню повезло», − подумал Роберт, когда понял, что с выводом насчет его превращения он поторопился. Да, лейтенант был безмерно испуган, и Блатту еще предстоит расспросить его о том, что здесь произошло, но главное − он был жив.

К столу подошел Габор, заглянул в кувшин.

− Кровь совсем еще свежая…

− Ну что ж, инспектор, теперь я, кажется, знаю, кто нам поможет отыскать Вердана Калота.

− Грэм, проследи за тем, чтобы в здание никто больше не входил. И принеси лейтенанту воды.

− Но разве вы имеете право приказывать мне, сэр…

− С этого момента да.

Догадка Роберта оказалась верной. После того, как он увидел свое имя в списке ами, под его подозрение попал первый чиновник города. Он понял, что градоначальник неспроста позвал его в Ариголу расследовать запутанное дело. И, чтобы убедиться в своем предположении, он и появился в светло-желтом здании в этот поздний вечер.

Дарей Пол лежал на боку под деревом и стонал. Стрела торчала у него из спины. Парик наполовину съехал с головы, обнажая блестящую лысину.

− Началось… да? Я не думал, что так скоро… подозревал, но не думал. Мой город в огне…

− Что началось? Говори, Дарей! Возможно, мы − твой единственный шанс освободить свою душу от скверны перед дорогой в ад.

− Стрелы Мегара… − прокряхтел Дарей Пол, все еще пытаясь вытащить стрелу из своей спины. − Проклятые стрелы…

Стрела вошла между лопаток ближе к левой стороне и, скорее всего, задела сердце.

Габор наклонился, чтобы помочь ему, но Роберт остановил его.

− Не вышло… − губы вампира побледнели и потрескались, кровь вытекала из уголка рта. − Не вышло, − повторил он. Дыхание стало тяжелым и частым.

− Что не вышло, Пол? − спросил его детектив.

− Теперь я могу говорить без страха… да?

− Можете.

Мэр замолчал, надолго задумавшись.

− Как вы нам объясните свое бегство, мистер Пол? − спросил его Ив Габор, когда ожидание стало невыносимым.

− Вот он! − градоначальник ткнул пальцем в детектива. Он задыхался, ему не хватало воздуха, поэтому каждое сказанное слово приносило ему боль. − Он все знает, Габор! Спроси его, и он тебе расскажет.

− О чем?

− О том, что здесь творится! Он сразу понял про вампиров. Случайная встреча с Мелиссой Моной направила его по верному пути. − Два глубоких вздоха, кашель, потом снова вздох, и Пол продолжил:

− Это я виновник случившейся трагедии. Но, видит бог, я не хотел всего этого.

Я планировал бежать… для начала в Менкар, а потом как получится… Теперь у меня один путь − туда, в огонь, в гости к Аббадону, где в облаке дыма прячутся его бесы…

− Расскажите нам все, мистер Пол. И начните с себя.

− Вы хотите узнать, как я стал вампиром? Что ж, это ваше право… вы победители…

− Пока в городе нет победителей. Есть только жертвы. Если в вас осталось хоть что-то человеческое, вы расскажете нам, с чего все началось.

− Во мне много человеческого… гораздо больше, чем в некоторых людях. Я люблю Ариголу, люблю ее жителей… и я не хочу, чтобы они умирали… ведь умирают невинные… – голос вампира терял свою силу.

− Вы? И не хотите? Разве не это ваша цель?

− Вы меня совсем не знаете… − с каким-то особым отчаянием произнес Пол. − Я хотел его остановить, но было уже слишком поздно.

− Говорите.

Собравшись с силами, Дарей Пол заговорил еще тише, чем прежде, почти шепотом:

− До встречи с древним вампиром я тяжело болел. Мне оставались считанные дни. Но они были самыми мучительными. Нестерпимая, дьявольская боль сводила меня с ума. От нее я буквально лез на стену. Вы даже представить себе не можете, какие муки я испытывал! Глотал транквилизаторы пачками, колол морфий и растворы на его основе. И все ради того, чтобы хоть на время избавиться от истязающей боли! Зная, что тебе остаются считанные дни, пойдешь на все, чтобы продлить свою жизнь. Не так ли? И уж тем более излечиться. Да, я боялся скорой смерти. Поначалу я думал, что страх мой привычен всем людям. Все ведь боятся костлявой. Но мой страх был особенным. Это был панический, первобытный ужас перед смертью.

Зная, что победить мою болезнь невозможно, я все равно платил за исследования безумные деньги, надеялся на вакцины бессмертия, лекарства, таблетки, и прочую бесполезную ерунду, прекрасно понимая, что все это бессмысленно. Я истратил все свои сбережения, надеясь на чудо, но результата не добился. Врачи отводили мне совсем немного. Я бы успел со всеми попрощаться… но не стал.

Как-то роясь в городском архиве, я случайно наткнулся на засекреченное досье одного полумифического персонажа по имени Даниэль Калот, первого вампира Мирта-Краун. Оказалось, что такой человек действительно когда-то жил в Ариголе. За свою жизнь он совершил множество злодеяний, в том числе был неоднократно уличен в вампиризме, за что и был приговорен к смертной казни.

Но у него остался сын, Вердан, тоже вампир. Он тоже был пойман и посажен в темницу, но казнен не был. Его заточили в пещеру самой высокой горы в Ариголе.

Пол выдохнул.

− Это был шанс. Я решил вернуть Вердана Калота к жизни. Только в нем, а точнее в его способностях я видел свое спасение. Дар бессмертия избавил бы меня от мук, а ведь именно этого я и хотел всей душой.

Признаюсь, до самого последнего момента я сомневался. Думал, что это красивая сказка, миф. И ничего настоящего в ней нет. Но отчаяние обреченного сменилось восторгом, когда я наткнулся в той пещере на гранитный саркофаг, в котором покоилось тело древнего вампира. Будь он трижды проклят!

С лица Пола стекала тушь и краска, они размазали его черты, и только глаза еще горели слабо-слабо, но по движению зрачков в глубине белковых масс было понятно, что каждый вздох его − это аванс небес, последний дар раскаянной душе.

− В миру Азар Кубэ, вампир Вердан Калот из тьмы времен, наследник Даниэля Калота и Блес Като… Несущий зло, хранящий ненависть, лелеющий возмездие… будь он проклят…

− Мы уже знакомы с ним.

− Вы были у него в доме? Там, наверное, и нашли стрелы Мегара…

− Это так.

− Он мстит за отца… и за себя…

− Да, нам это известно.

− Откуда? Ведь документов нет… все сгорело, ничего не осталось…

− В его доме был список жертв. Вырезки архивных документов.

− Каким образом вы вернули его к жизни? − спросил инспектор.

− О-о, это долгая история… Я пошел на Эль-Парад!

Я мучился не один день. В итоге я взорвал каменную стену, произошел небольшой камнепад, и я едва не свалился в ущелье. В пещере в образовавшемся проеме я и обнаружил гранитный саркофаг. Для его вскрытия я решил использовать пилу, которую предусмотрительно захватил с собой. Вместе с ней у меня были запасные полотна со специальным абразивом. Взломав каменную крышку, я выпустил узника тьмы на волю.

− Но как?

− Я пустил себе кровь и дал ему напиться. Я прислонил чашу с кровью к его губам, и он ожил. Как порыв ветра, день сменился ночью, и я понял, что назад дороги нет. Я потерял последние силы, взбираясь на гору. Я еле дышал. Легкие мои разрывались от разреженного воздуха, ноги больше не слушались, а руки тряслись от изнеможения и боли. И тут оживший вампир спросил, как он может отблагодарить меня за свое воскрешение. Ответ был очевиден. Только став таким же, как он, я смог бы излечиться и набраться прежних сил. Иначе никак. Но и он в свою очередь потребовал от меня плату…

− Сжечь архив, − сказал детектив.

Дарей Пол закашлялся. Глаза его почти закатились, дыхание стало еле слышным, кожа высыхала на ветру. Он превращался в старика.

− Все-таки я был прав, когда поручил это дело тебе, детектив из Аристада… До того, как сжечь архив, я отдал его в пользование Вердану на три дня. Три дня он разбирал чертовы полки в поисках нужных документов. Три дня он безвылазно сидел в темном подвале и искал. Я думал, что он ограничится лишь кровной местью, но я ошибался. Его вендетта бесконечна и обращена она не только к тем людям, предки которых казнили его отца, а, кажется, ко всему роду человеческому.

Старик приподнял голову, его взгляд устремился вверх на черные клубы дыма, заслоняющие красное солнце.

− Он не завершил свою месть, − сказал Роберт Блатт. − Я последнее звено в цепи его злодеяний.

− Теперь ты ему не нужен, ему нужен город. Гонимый вечной жаждой крови, он обречен на страшные деяния, среди которых месть лишь средство, но не цель.

Дарей Пол выдохнул. И, так как сказал он все это на одном дыхании, практически не останавливаясь, сейчас ему понадобилась пауза.

Переждав с полминуты, Роберт, наконец, задал ему главный вопрос:

− Где нам искать его?

− Не знаю. Он не любит выделяться… именно поэтому он так удачно вжился в роль простого каменотеса. До самого последнего момента он хотел оставаться незамеченным. Словно призрак, прячущийся в тени своих слуг. И даже сейчас, когда нападение уже свершилось, он будет прикрываться ими. Они сделают за него все. Потому что он боится… Привычка, старая, как и он сам, сильнее всего остального. Раньше ведь вампиры прятались по норам, как загнанные твари. На них постоянно велась охота. И он пронес в себе эти страхи сквозь века.

− Но тайное уже стало явным, и скрывать больше нечего.

− Это вы так думаете. А он по-прежнему боится.

− Но чего? Чего сейчас может бояться столь могущественный вампир?

− Клинка, оружия Алфера Гармы, аригольского мастера оружейных дел. Только им можно убить его. Я знаю, детектив, этот клинок у вас…

Роберт нащупал ножны, оружие было на месте.

− Нужна крепкая рука. Но одного клинка мало… Отправляйтесь в церковь, скажите священнику, что пришли по моей просьбе. Он даст вам серебряные распятия, вы сможете заточить их под ножи. Их будет мало, но по крайней мере хоть некоторые из вас смогут постоять за себя, – каждое слово −

измученный вздох, каждое движение − очередной шаг к смерти, грозящий стать последним.

− Заманите его в церковь. Там он бессилен, там вы сможете одолеть его.

Роберт вспомнил слова Мелиссы, которые она сказала ему там, во дворе дома Азара Кубэ.

«Людям нужно укрыться в святом месте. Церковь − это святое место, где любой вампир наиболее уязвим».

Она сказала, что приведет его в Церковь Святой Ирены. Им надо будет только спрятаться, чтобы выйти в самый решающий момент и нанести роковой удар.

Он надеялся, что Вердан ее не тронет. В конце концов, она его прямой потомок.

− Прошу вас, спасите город. Это единственное, о чем я могу вас просить…

Голос старика затих, руки застыли. Через мгновение он сам закрыл глаза, зная, что ждет его там…

…а там… под закрытыми веками его ждал океан − бездонная чаша с растрескавшимися берегами, вместившими бурные воды последнего шторма, в которых вечно будет плыть его заблудшая душа.

− Пожалуйста, спасите… − сказал он и умер.

 

III

− Кто там? − спросил Питер Мона, пряча бутылку под тумбу для обуви.

− Святой отец? Здравствуйте. Простите, что так поздно, но я подумала, что еще есть время для исповеди. Если вы мне откажете, то… тогда я даже не знаю, что буду делать. Не знаю, куда пойду в следующую минуту. И где в конце концов окажусь. Пожалуйста, помогите мне, − за дверью плакала женщина.

Священник прильнул к окну.

Она была похожа на одну из многих прихожанок, которые заполняли главный зал Церкви Святой Ирены по четвергам и воскресеньям.

Вытянутое лицо, зауженные скулы, бесцветные волосы, собранные в пучок на макушке, прикрытые черной косынкой. Вполне благопристойный образ. Но что-то в нем отталкивало. Только он не мог понять, что именно.

Угроза скрывалась за дверью. Она была похожа на ту опасность, которую источал странный незнакомец, пришедший в его дом пару дней назад. И, как и в случае с ним, так и с этой женщиной, Питер Мона не знал, что же является первопричиной его необъяснимого страха.

Он не хотел ее впускать. Был риск (а был ли?) вместо человека вновь увидеть темноту, но долг служителя церкви священен. Кто, как не он, об этом знал?

Перед тем, как открыть ей, он снова откупорил бутылку и приложился к горлышку. Спиртное обожгло внутренности, но не вызвало неприятных ощущений, как было утром, когда он только начинал. С каждым днем все чаще, теперь уже почти без перерывов. И каждый день мысль о первой рюмке была главенствующей в цепочке его однообразных размышлений.

Все начнется и кончится одной рюмкой − первая мысль с утра. Только одной рюмкой. Мысль, которая подписывала ему приговор.

− Не слишком ли поздно для исповеди?

− Я думаю, для исповеди никогда не бывает поздно.

Бог с ней, подумал Питер Мона, быстренько исповедую и пойду домой. Сегодня был трудный день. Он задержался в церкви допоздна и очень устал. Пора заканчивать работать на износ. Это может привести к быстрому переутомлению и дополнительной бутылке. А это уже чревато потерей всякого контакта с реальностью.

Прихожане уже шепчутся. Он слышит их робкие голоса в длинном зале церковного прихода. Это они думают, что он не слышит. А он слышит.

Пусть шепчутся, все равно никто из них никогда не будет так близок к Богу, как он. Да и что они знают о нем? Их представления о человеке в черной рясе исчерпываются каноническими догмами о священнослужителях. И только. Они не хотят смотреть на него, как на обычного человека со своими проблемами, мыслями, переживаниями. Как на личность с ранимым сердцем и уставшей волей. Волей, которая дала течь…

Он должен соответствовать. Быть таким, как у них в головах. Всегда быть таким, как у них в головах. Сложившийся образ безгрешного богослужителя! Что может быть проще? Усложнять все не имеет смысла. Да и зачем?

− Проходите за мной.

Питер Мона провел прихожанку через нервюрный свод, потом в дальнюю исповедальню.

Они оказались в маленькой уютной комнатке с черными молдингами под потолком и люстрой с тремя зажженными свечами. Пространства хватало лишь для стула и одного человека.

− Садитесь.

Всякий раз, оказываясь внутри этой мрачной комнаты, Питер Мона чувствовал себя неуютно. Ему казалось, что здесь еще слышны голоса грешников, не обретших прощение, не раскаявшихся до конца. Голоса сотен потерянных душ ощущались кожей. Они не испарились с уходом их хозяев. После себя они оставили шепот. Шепот попрятался в углах крохотной комнаты и растворился в воздухе. Он его мучил.

− Вы готовы выслушать меня, святой отец? − спросила его странная гостья, когда он покинул комнату и пристроился у маленького окошка снаружи.

Господи, сколько в своей жизни он выслушал таких вот! Кого только не приходилось ему принимать в этой комнате. И старых шлюх, нечаянно решивших на закате своих лет излить потоки прежних грехопадений. И совсем молоденьких девушек, уверенных в том, что самый страшный грех на свете состоит в ранней потере девственности. И даже своего коллегу, святого отца Анфема из детского приюта, что в долине Абар у изумрудного леса Мортолео, утверждавшего, что видел Сатану. Старик был явно не в себе и по-настоящему испугал Питера. Впрочем, говорят, у него это быстро прошло.

Грехи все были разные, но способ избавления от них оставался всегда одним и тем же − люди стремились очистить свои души от тяжкого бремени былых «заслуг», просто высказав это священнику. Человеку-догме, человеку-образу, у которого нимб светится над головой. Который всегда примет и всегда выслушает. Такова его работа. И как бы внутренне он ни противился, он должен был соответствовать.

Но они ошибались. Никакого нимба у него не было.

Питер старался не дышать в окошко, поэтому отдалился на некоторое расстояние и вынужден был напрягать слух, чтобы услышать ее тихий голос. Женщина присела на стул и опустила голову. Окошко было устроено на уровне груди человека высокого роста, поэтому увидеть священника она бы смогла, лишь стоя.

− Так вы готовы, святой отец?

− Да, говорите.

− С чего мне начать?

− Начните с самого главного. Со своего имени. Как вас зовут?

− Меня зовут Марта Агрикола. Я всю жизнь прожила в Ариголе. У меня есть любимый муж и дочь, которой в этом году исполнилось десять лет.

Видя ее робкие попытки начать свой рассказ, Питер поддержал ее:

− Продолжайте смелее. Не волнуйтесь, миссис Агрикола. − сказал он, а сам подумал о дочери.

С каждым днем надежда на ее возвращение таяла. Попытки искать ее в Хазельбранте закончились плачевно − он потерял сознание и едва не умер прямо на крыльце собственного дома, когда направился в темные леса. Казалось, в тот миг он увидел перед собой глаза Вельзевула. И теперь всякий раз, когда он задумывал повторить тот путь, они вновь мелькали в его мысленном взоре, съедая в зародыше подобные стремления.

− Хорошо. − Она сделала глубокий вдох. − Пожалуй, я расскажу о том, как стала вампиром. Вам ведь интересно, святой отец?

Если бы Питер Мона интересовался судьбой пропавших в городе людей, он бы знал, что Марта Агрикола одна из жертв таинственного похитителя, как и ее дочь. И никогда бы не пустил ее в церковь, тем более в исповедальню.

Но все последнее время священник много пил и тосковал по пропавшей дочери. Печаль была сильна. Она наложилась на боль от потери жены и в своем убийственном слиянии не способствовала любопытству.

− Посмотри на меня, церковник.

− Что?

Встретившись взглядом с женщиной, Питер Мона попал в ее сети. Теперь в этой комнате он видел лишь ее глаза и ничего более.

− Подставь шею…

Взгляд нарисовал губы, черные лоскуты мертвой плоти, шепчущие на разные голоса только два проклятых слова.

«Подставь шею…»

В глазах у него помутилось. Психологическая и эмоциональная устойчивость, казавшаяся ему неоспоримым преимуществом перед унынием и страхом, в одночасье испарилась. Из глаз потекли слезы. Разум, сильно надломленный горем, дал трещину.

Нет на свете души более достойной прощения, чем моя.

Прислушайтесь ко мне, святой отец… вам доступен Божий свет, мерцание далеких звезд… глаза Бога… спросите у Него, за что мне это наказание?

Голоса… Она говорила голосами грешников. Тех, кто когда-то был в этой комнате, дышал этим воздухом, оставил здесь свой шепот…

Нет на свете души более достойной прощения, чем моя… Отпустите мне грехи, святой отец, я умоляю… Христа ради!

Если же нет, я заберу свой грех в могилу… Святой отец, внемлите моему раскаянию! Я буду верен Богу до конца дней своих… Святой отец, отпустите… Заклинаю вас! Бесстыдник! Вор! Убийца! Душегуб!

Разве не хватит у Бога милосердия, чтобы простить нас всех? Святой отец…

…святой отец…

…святой отец…

Миллионы губ повторяли, как заклинание, одни и те же слова. Снова и снова, снова и снова. Казалось, они не замолчат никогда.

Питер вцепился в свои волосы, до боли сжал их, а потом резко замотал головой, пытаясь избавиться от призраков.

Его усилия не прошли даром. Рты стали закрываться, а голоса стихать. Сквозь эхо отдаленных голосов пробрался один, наиболее властный. Женский.

Дай мне прикоснуться к тебе. Дай ощутить твою плоть. Я излечу тебя, Питер. Наклони голову…

Послушаться − значит пропасть? Увидеть надежду в глазах богопослушной прихожанки и сгинуть навеки?

Прими за очищение…

Сколько из них, раскаянных отступников, сейчас в Девятом Круге Ада подставили обожженные тела под плети Люцифера?

Лица всплывали в памяти, то появляясь, то исчезая. Его мысленный взор рисовал их одно за другим. Они сменялись так быстро, что никого из них запомнить священник не мог. Среди них он узнавал знакомых, старых друзей, ушедших из жизни много лет назад и совсем недавно. Калейдоскоп лиц был многообразен. И в нем легко было запутаться. Легко было сойти с ума.

Глаза горели, плакали, молили… слова предупреждали, настораживали. В глазах раскрылась слезная молитва. И горе каждого, и тот порыв, что мучил душу, предстали стонами в святой исповедальне.

И тот, кто был далек от бога, приблизился к нему.

Порыв быстрого ветра задул свечи в люстре. Питер просунул голову в окно.

Поверни голову, убери волосы…

По ту сторону раскрылось неизбежное. Безудержно влекущая к себе огромная Вселенная. Она окутала сознание, пробралась в самые отдаленные уголки мозга и подчинила себе человека.

Но и в ней была своя прелесть. Она успокаивала.

Ив Габор и Роберт Блатт появились в Церкви Святой Ирены, когда в Ариголе совсем стемнело. На их счастье священник оказался на месте. Он встретил их и через черный ход провел в церемониальный зал.

Там, на скамье недалеко от алтаря Роберт рассказал ему все, что знал на данный момент. После того, как рассказчик замолчал, Питер Мона, ничего не говоря, удалился в помещение за алтарем, откуда вышел через пять минут. В руках он держал пять распятий, все они блестели серебром.

− Спасибо, святой отец. Это то, что нам сейчас нужно. Мы заточим их под ножи и дадим отпор вампирам до прибытия помощи из Менкара.

Габор потянулся к его руке, но Питер Мона не спешил отдавать ему кресты.

− Эти распятия − ведь не единственное оружие против кровожадных тварей, так ведь? − спросил он, сотрясая ими воздух. − Я знаю, что у вас есть более совершенное оружие.

− У нас ничего нет, − пожал плечами Ив Габор.

− Это неправда. Я знаю, что есть, − более настойчиво повторил священник и указал концом одного из крестов на детектива. − Ты! У тебя есть то, что мне нужно!

− И что же это?

− Клинок Алфера. Он ведь у тебя… ты забрал его…

До Роберта внезапно дошло. Он вдруг осознал, кто такой Питер Мона. И зачем ему нужен древний артефакт. Он схватился за кинжал, но не успел вытащить его из ножен. Откуда-то выбежала женщина. Взгляд ее горел безумным огнем, волосы были взлохмачены. Она накинулась на него и стала вырывать из рук вожделенный клинок.

Роберт упал на спину, женщина насела на него. И если бы не вовремя подоспевший Ив Габор, он бы уже не держал в руках священную реликвию, а пребывал бы в летаргии, ожидая своего пробуждения в совершенно ином обличье.

Они пригвоздили ее спиной к стене. Она зашипела, плюясь в лицо тому, кто занес над ее головой клинок Алфера.

− Твари, скот… все равно сдохнете! Все сдохнете! Помоги мне! Чего встал, как истукан?

Отец Мона лишь пятился назад, боясь попасть под горячую руку. Он уронил распятия на пол и теперь смотрел то на них, то на обезумевшую прихожанку.

Через минуту Ив Габор убил Марту Агриколу. Священника же он не тронул − Роберт сказал, что Питер Мона им еще понадобится «Он − отец Мелиссы и, тем более, потомок нашего главного врага. Он нам еще поможет».

Они собрали распятия.

− Совсем недавно твоя дочь спасла мне жизнь, − сказал Роберт Блатт, подойдя к вампиру. − Хоть она и вынуждена подчиняться темной силе, она сохранила главное − чистоту своей души. Чего не скажешь о тебе, святой отец. Твой единственный шанс не умереть прямо сейчас − это выполнять то, что тебе скажет Ив Габор и я. Понимаешь?

Питер Мона ощерился и едва сдержал проклятие.

− Мне нужна кровь! Много крови, я хочу пить.

Он поднял вверх руку и впился зубами в рукав в месте сгиба локтя. Вырвал клочок ткани и поднял глаза на человека.

− В следующий раз я прокушу себе вены, − сказал он, разглаживая на коже отпечатки зубов.

− Ты получишь кровь, − кивнул Роберт. − Только сначала выполни то, что я тебе скажу. Не ради меня или Габора. Выполни это ради своей дочери.

 

IV

Вампир в черной шляпе и длинном черном кардигане смотрел на догорающий огонь. Его не страшило ни скопление большого количества людей вокруг, ни жар от пламени, ни опасность быть обнаруженным. Да, он был похож на безумца в своей позе созерцателя, но это его заботило меньше всего. Ведь его по-прежнему трудно было отличить от человека, и он вполне оправданно чувствовал себя неуязвимым.

Со стороны Вердану Калоту было забавно наблюдать за их суетливыми перемещениями. Словно муравьи, думал он, отходя вглубь темной улицы. Существа разумные, но чрезвычайно трусливые и по большому счету просто немощные, люди по-прежнему являлись лишь кормом для таких, как он. Прошло много лет, а ничего не изменилось.

По мере того как число его жертв росло, росли и его аппетиты. И теперь месть не могла в полной мере удовлетворить амбиции древнего вампира. Теперь он хотел всего и сразу. Его новой целью стал весь город. Вся Аригола. Целиком.

Незаметно на его плечо села летучая мышь. Она что-то проворковала ему в ухо, после чего Вердан Калот пришел в бешенство.

Быстрыми шагами он приближался к Церкви Святой Ирены, окна которой были темны. Часы на башне показывали полночь.

Он держал за руку девушку в длинном белом платье. Остановившись возле средневекового каменного строения с барельефом над дубовой дверью, он обернулся и посмотрел на Мелиссу Калот.

− Ты говоришь, клинок там?

− Да, Роберт спрятал его в церкви. Его охраняет только мой отец. Никого больше в церкви нет.

− А где же сам твой воздыхатель?

− Не знаю.

− И я должен тебе верить? Женщине, которая предала меня, отдав свое сердце человеку!

− Не верить мне − твое право. Но любовь здесь ни при чем. − ложь получилась у нее не слишком убедительной, хотя в заслугу она могла поставить себе отчаянное старание.

− А я и не верю! Если, как ты говоришь, в церкви только один пьяный священник, ты пойдешь и принесешь мне клинок сама. Самое время тебе повстречаться с отцом!

Двое мужчин наблюдали из окна за тем, как человек в черной шляпе, ведущий за руку девушку, остановился перед церковью. Он отпустил спутницу и, окинув божий храм презрительным взглядом, постучал в дверь.

− Открой, церковник, пришел Просветитель! − потребовал вампир. Ослушаться Хозяина святой отец не мог.

− Мелисса? − Питер Мона отворил дверь и увидел стоящую рядом с человеком в черном свою дочь.

− Господи, что ты здесь делаешь? Ты вернулась… С тобой все в порядке?

В отличие от отца, девушка сразу поняла, кто перед ней. И сердце ее защемило от нестерпимой боли.

− Со мной то же, что и с тобой, отец.

− Господи… − священник обнял дочь, − Это ты… − и зашипел на Вердана Калота. Он узнал человека-тьму, Хозяина, которому вынужден был подчиниться в ту ночь, когда решил отправиться на поиски дочери в далекий Хазельбрант. Он попытался наброситься на пришельца, но тот одним лишь взглядом остановил безумца.

– Тебе не стоит этого делать, церковник.

– Это продолжение той самой ночи! Но я не хочу больше быть под твоей властью!

– У тебя нет выбора, – демон улыбнулся, смотря на Меллису Мону, – И у нее его нет. У вас у всех нет выбора.

– Отец, не надо с ним спорить, прошу…

− Поистине, быть единой семьей не так уж и плохо! − воскликнул Просветитель.

− Мне нужен клинок, который у тебя оставил детектив из Аристада. − сказала дочь священнику.

− Ты уверена… − начал было Питер Мона, но по ее лицу понял, что надо подтверждать.

− Мы оба знаем, что он у тебя, − девушка перевела взгляд на Вердана. − Я хочу забрать его.

− Пусть сам заходит и берет, − священник развел руками. − Кто ему мешает?

− Церковник, слушай, что тебе говорит твоя дочь!

− Где ты спрятал клинок?

Помедлив секунду, Питер сказал:

− За алтарем.

− Она пойдет и принесет его. А ты останешься здесь.

− А ты? Ты так боишься войти в храм? Тебе надо лишь снять шляпу и войти! Смотри на меня! Я ведь такой же, как и ты. Но я не боюсь…

− Нет, церковник, − отрезал демон, − Ты не такой, − и посмотрел на девушку.

В следующую минуту Мелисса вошла в притвор и растворилась в темноте.

Святая тишина.

Здесь в храме она почувствовала, что теряет силы. Здесь она становилась обычным человеком, самой собой. Той, которой была до обращения. И это было странным ощущением.

Она могла передвигаться бесшумно, но не могла видеть в темноте. Она могла слышать далекие шорохи, но не могла чувствовать на расстоянии, не могла понять, кто это был…

Из темноты на нее двинулась одинокая фигура. Мелисса замерла в ожидании.

− Роберт?

Он подошел к ней. Мгновение они смотрели друг на друга, словно не могли поверить в то, что снова вместе. А потом настало время долгого поцелуя. Пронзительный и нежный, он венчал их обмен взглядами.

− Ты спасаешь меня уже не в первый раз. Мне впору считать тебя своим ангелом-хранителем.

− Господи, я так боялась за тебя, Роберт… боялась, что ты забудешь о нашем уговоре.

− Нет, теперь я с тобой до конца, Мелисса, − он гладил ее длинные волосы и целовал ее лицо.

– Обещаешь?

Он кивнул.

– Я люблю тебя… – почти одновременно прошептали две пары губ. И, казалось, это было самым прекрасным, что слышали Роберт и Мелисса в своей жизни.

− Так мало людей вокруг меня… Скажи мне, милый, неужели все скоро станут ами?

− Нет, − он прижал ее еще ближе к сердцу. − Мы отстоим город. Клянусь, мы остановим вторжение. Я сделаю все, что в моих силах.

− Я не смогла уберечь отца, это большой удар для меня…

− Ты видела его?

− Они стоят у входа. Хозяин ждет, когда я принесу ему клинок…

− Он решил прикрыться твоей спиной? Прав был Дарей Пол, он до сих пор боится!

− Как мы поступим? − спросила Мелисса.

− Клинок у меня.

Он коснулся рукоятки, торчащей из ножен. И вдруг его посетила страшная мысль. Именно этим оружием ему придется убить ее. Люди не позволят ему сделать ее неприкосновенной, даже если из всего вампирского племени останется только она.

О господи, как же трудно было смириться с жестокосердием судьбы, бросившей ему такой вызов! Уж лучше смерть, чем убийство любимой. Размышлять об этом было не легче, чем представлять себе то, как он это сделает.

− Надо заманить его в церковь. Здесь он ослабнет, и ты убьешь его.

− Но как? Как заманить его сюда?

− Постой, − она коснулась его губ. − кажется, я что-то придумала.

− Встань в дверях, церковник, − сказал Вердан Калот священнику.

Питер Мона послушался.

Они недолго ждали. Совсем скоро в темноте показалась фигура в белом.

Когда она подошла на расстояние, с которого можно разглядеть ее лицо, священник вздрогнул − оно было в пятнах крови. Кровью было забрызгано ее белое платье и босоножки.

− Мелисса? Что случилось…

Попытка перекреститься закончилась для Питера плачевно. Едва он коснулся рукой лба, как почувствовал резкую боль, словно удар молота по голове. И дальнейшие его попытки по завершению крестного знамения вызывали лишь повторение боли. В глазах у него помутнело, тошнота подобралась к горлу.

Вердан Калот скривился при виде мук святого отца.

− Не понимаю, как можно верить в того, кого никогда не видел? И жить с ощущением, что за тобой постоянно кто-то наблюдает сверху!

− Кровь… я пила кровь…

Вампир посмотрел на девушку.

− Я впервые попробовала кровь… сама…

− Кто это был?

− Мужчина… в форме полицейского… я не увидела его, он выскочил так неожиданно. И сразу набросился на меня…

− Что он там делал? − на этот раз Вердан обратился уже к святому отцу.

− Я… не знаю…

− В твоей церкви, Питер Мона, есть кто-то еще?

– Нет, − священник растерянно замотал головой. − Никого там не было… Просветитель повернулся к девушке.

– Ты принесла клинок? − взгляд Вердана Калота мог потопить.

– Нет, он остался в церкви. Мне помешал тот человек, он до сих пор там, до сих пор жив…

– Значит, в церкви никого нет, Иуда?

– Отец здесь ни при чем, Вердан! Да разве важно это? Ведь главное свершилось − я убила человека и попробовала его кровь. Сама! Как ты и хотел.

Демон кивнул девушке, но от священника не отстал.

– Ты уверен в своих словах, церковник? − спросил он, в голосе его звенели нотки беспощадности.

− Говорю, как есть! − Питер всплеснул руками и подумал о том, что с ним будет, когда в схватке людей и вампиров победят последние.

− Ничего не изменилось, − с сожалением вздохнул Вердан Калот. − Ложь осталась ложью, алчность алчностью. Как ни крути, истина одна − времена меняются, а люди остаются. И все их пороки остаются вместе с ними.

А ведь я не стал превращать тебя в раба, Питер Мона. Но, видимо, я совершил ошибку. Потомки оказались неблагодарными детьми своих родителей. Презренные твари, отчаянно цепляющиеся за жизнь! Кроме одной. Твоя жена, церковник. Она не стала лгать. Была честна со мной до самого конца.

− Ты убил Натали? − лицо Питера Моны перекосила ярость.

− Когда я встретил ее, она все поняла. И сама решила свою судьбу, не пожелав стать вампиром. Самоотверженно, но честно!

А ты думаешь, ты достоин быть Калотом? Я бы убил тебя и раньше. Но была одна загвоздка − ты слишком много пьешь, а я на дух не переношу запах алкоголя. Поэтому мне пришлось воспользоваться услугами Марты. Добрая женщина. Она все сделала за меня.

− Я убью тебя! − закричал священник и бросился на дьявола.

Этот поступок стал его приговором.

Вердан Калот сгреб в охапку ворот длинной рясы и прислонил священника к себе. Их лица сблизились. Последнее, что почувствовал Питер Мона перед смертью, это было ледяное дыхание древнего монстра. А потом… подобно стреле, рука дьявола вошла в грудь обреченной жертвы и вырвала успокоенное сердце.

− За что?!

Мелисса кинулась к отцу. Она упала на колени возле бездыханного тела. Руками она била его по груди, прикасалась к лицу, поворачивала голову… кровь брызгала в разные стороны, попадала ей в глаза, ослепляя ее.

− За что?!

В ушах кричали голоса. Там, в темных дворах бродили люди и вампиры. Охотники и жертвы. Приговоренные в эту ночь к смерти пытались спастись, а приговорившие − исполнить волю Просветителя.

− Он был ни в чем не виноват, − взгляд девушки исполнился ненависти.

− Тогда виновата ты.

Вердан Калот перешагнул через священника и вошел в святая святых христиан Ариголы.

Оказавшись в зале, он с удивлением обнаружил, что не чувствует себя свободным. На грудь давила тяжесть, мешала дышать. Волшебная легкость в движениях пропала. Они стали обычными, как у людей. И впервые за долгое время вампир увидел мир глазами человека. Его зрение лишилось магической силы, и теперь он щурился двумя глазами, пытаясь разглядеть в свете одинокой алтарной свечи хоть что-то.

Деревянная арка, ступени, за алтарем распятие…

Он двинулся к нему, но вдруг заметил человека. Мужчина. В форме. Все горло в крови. Он лежал между рядом скамеек в длинном проходе. Мертвец.

Мельком скользнув по нему взглядом, вампир приблизился к алтарю.

− Вердан!

Он обернулся на громкий голос.

Никого.

Как ни старался, кроме трупа, он не видел никого.

− Вер-да-нн!

Монстр зашипел. Заволновался. Что-то говорило ему о недооценке опасности.

Внезапный шорох, какое-то движение, на этот раз в том месте, где лежал…

Вампир остановился.

Что это? Страх? Тревога? Оцепенение?

Полицейский поднимался с пола. И пока он выпрямлялся во весь рост, их взгляды встретились.

− Тебе ведь нужно вот это? − человек показал ему ножны.

Вампир почувствовал, что теряет силы. Здесь все было не так. Он никак не мог повлиять на человека, не мог его почувствовать, понять его истинные мотивы. А значит, больше не имел преимущества над ним.

− Думаешь отделаться клинком? Не выйдет. Ты приговорен, как и все в этом городе! Но, в отличие от других, у тебя еще есть шанс остаться в живых. Скажи мне, где обвинитель, и я отпущу тебя.

− О ком ты?

− Ты знаешь. Мне нужен народный обвинитель, потомок Гармы, проклятый выродок из Аристада!

− Его здесь нет, Вердан Калот.

Вампир искал взглядом аристадца, но не находил. В тусклом свете свечи все было так размыто и неясно. Непривычно.

− Раз так, тогда у тебя нет шанса. Отдай мне клинок!

− Забирай!

Но сказал это уже не Ив Габор, поднявший над головой аксессуар древнейшего трофея.

В тот момент, когда вампир отвернулся от алтаря, из-за него вышел человек. В руках его блестел серебряный кинжал. Три шага до убийцы были молниеносными. И Вердан Калот проклял себя за то, что не предусмотрел очевидное.

Хитрость детектива и его невероятную прозорливость. И его чувства к девушке в белом.

Он успел отойти в глубину зала, потеряв по дороге шляпу, и только потом рухнул на колени, сраженный роковым ударом. В глазах застыл единственный момент − страница, которую через миг перевернет рука судьбы − как веха, что делила море жизни на До и После. И в той его части, что После, на выжженных берегах, усеянных костями мертвецов, его уже ждали слуги Цербера, безликие стражники ада.

Вердан Калот схватился за холодный металл. Острая боль приковала его к земле, парализуя каждое движение и каждый вздох. Из горла выполз крик − эхо мертвого сердца. Воздух со свистом вырывался изо рта еще несколько мгновений, до тех пор, пока он дышал. Глаза − зеркало души, принадлежащей Сатане, чернели с каждым вздохом древнего вампира.

Пальцы сжимали рукоять ножа, царапали металл. Лицо кривилось, на губах плясала улыбка смерти. Но даже этих сил, собранных воедино, ему не хватало, чтобы извлечь из сердца серебряный клинок.

Обессилев, руки его опустились…

Еще один шаг за грань неизбежного, в бездну отчаянного После.

− Нет сил… я мог бы… если бы не место… это святое место… я мог бы…вернуть Ариголу…

− Нет. − Роберт мотнул головой. − Она тебе никогда не принадлежала.

Все это случилось слишком быстро и слишком неожиданно для потерявшего хватку Вердана Калота. Хотя он до последнего пытался сопротивляться безудержной силе, влекущей его в ад. Его глаза еще пылали, когда сам он уже не дышал. Когти впивались в грудь, пытаясь ухватить недоступное лезвие ножа. А крик сотрясал потолок.

Он умер на полу посередине церемониального зала под люстрой со свечами из трех подвешенных на цепях стеклянных обручей, каскадом спускающихся вниз от круга самого малого диаметра к самому большому.

Спустя мгновение после смерти вампира по вязаной ткани его кардигана прошел электрический разряд, он передался на ковровую дорожку, которая моментально вспыхнула яростным огнем.

По потолку храма поползли черные трещины, колонны стали проседать, стекла полопались в окнах, стены задрожали. Прошла еще минута, и пол под ногами смельчаков заходил ходуном.

Оставался единственный выход − бежать через обрушивающийся на их глазах притвор.

И они рванулись к нему, не медля ни секунды.

На пороге Роберт обернулся и увидел, что пламя перешло на деревянные скамьи и крест, возвышающийся за алтарем. Он подождал поспевающего за ним Габора, и вместе они покинули церковь.

На улице они встретили Мелиссу. Она стояла на коленях у тела мертвого отца.

Роберт осторожно подошел к ней сзади и обнял за плечи.

− Мне очень жаль. − Он посмотрел на священника и вернулся взглядом к ней. − Но нам надо уходить.

Девушка подняла на него глаза, и в глубине зеленой дымки он увидел безмерную печаль.

Как он хотел избавить ее от этой боли!

Как он хотел ее свободы. И любви…

Наверное, это было самым сильным его желанием за всю жизнь.

Они шли по ночной дороге, объятой клубами серого дыма. Сквозь дым пробивался свет пожарищ, пожирающий окна и двери домов. Дорога вела их прочь от церкви, наверное, в дом Мелиссы Моны. А может, прямиком к Минеальме − наиболее вероятному пути из города.

− К нам едет подмога из Менкара, три сотни вооруженных до зубов солдат! − закашлялся Габор. − Мы переплавим все серебро, которое есть в городе, в пули. А если и этого будет мало, мы запросим драгоценный металл в других городах округа. Мы не останемся одни! − сказал Габор, воодушевленный только что поступившим звонком от коллеги из Менкара. − А это, − он показал распятия из церкви, которые все это время сжимал в руке. − Я отдам самым отчаянным парням. Пусть убьют как можно больше этих тварей!

Роберта удивил такой настрой инспектора полиции. Казалось, Ив Габор нашел себя в этой борьбе с вампирами. Он словно расцвел и предстал совершенно другим человеком. Детектив уже не замечал той провинциальной медлительности, которая так раздражала его поначалу. Скептицизма, недоверия и, что немаловажно, трусости.

Теперь рядом с ним шел решительный и жесткий человек, готовый воин. Наверное, этот воин сидел в нем всегда. Теперь же он расправил плечи и встал во весь рост. Потому что наступило его время. И, смотря на него, Роберт знал, кто возглавит приезжую армию и поведет людей в ожесточенный бой, указывая на слабые места противника.

− Я пойду в участок. Надо подготовиться к приезду солдат. И вам не следовало бы оставаться на улице, − заслоняя рукой глаза, сказал Ив Габор.

− Мы уже уходим, − кивнул Роберт, провожая его взглядом.

Он видел, как инспектор свернул за угол и растворился в сером облаке.

− Куда теперь? − спросила его Мелисса.

− Не за горами рассвет, − сказал Роберт, глядя, как в ее глазах отражается желтая луна. − Я бы хотел хоть немного поспать.

− Желание знакомое. За эту неделю ты, наверное, очень устал. Столько всего свалилось на тебя.

− Всего неделя, − он возвел глаза к небу, вытирая выступившие от дыма слезы. − Подумать только, одна неделя! А кажется, минула целая вечность.

− Воспоминание об этих днях нас не оставят никогда.

До упоминания про неделю Роберт изо всех сил гнал от себя мысли про проклятую усталость, которая в последнее время одолевала его все сильнее и сильнее. Но как только срок был озвучен, слабость стала растекаться по его телу, подобно быстрому и неконтролируемому опьянению.

Долгий крепкий сон − вот все, что ему было нужно после этой ночи. Сон поможет ему избавиться от остатков гипноза, сон заставит его позабыть то, что помнить не надо. Сон приведет его в норму. А присутствие рядом любимой девушки, ее ласковые руки, шепот поутру и нежные объятия сделают его счастливым.

Вот она стоит у окна, и взгляд ее блуждает по бордовым шторам. Она перебирает пальцами по золотистым арабескам, а потом открывает темный занавес, и в спальню врывается солнечный свет. Он озаряет его, слепит. Роберт зажмуривается, заслоняя лицо руками, и понимает, что окончательно проснулся. И тут она называет его по имени.

Вдруг он услышал крик.

Из дымной темноты показалась детская рука. Не раздумывая ни секунды, он кинулся на помощь.

В сером тумане стояла девочка: длинные рыжие волосы скрывали голые плечи, одежда изорвана, местами прогорела, лицо в саже. Глаза ее − глаза забитого волчонка, были мокрыми от слез. Дышала она часто-часто. Но не кашляла.

− Давай руку, я помогу.

Он ухватил ее за кисть и прежде, чем она успела ответить, вытянул ее из ядовитого дыма.

− Постой! − Мелисса что-то заподозрила, но момент был уже упущен.

В одно мгновение дитя предстало зверем. Не волком с черной шерстью, а сущностью более кровожадной и злой… она напрыгнула на своего спасителя.

Словно любящая дочь, она пристроилась на его груди и крепко обняла за шею. Когти впились в кожу. Отклонив голову назад, он попытался сбросить с себя это исчадие ада, но девочка-ами оказалась слишком цепкой. Ногами она плотно обхватывала его спину, а руками сдавливала шею, пытаясь задушить. Одной рукой она расцарапала ему лицо, кровь из раненой брови стала заливать слезящиеся глаза.

Когда Мелисса бросилась ему на помощь, было уже слишком поздно. Подбежав к Роберту, она увидела глаза вампира. Оторвавшись от раны, девочка зашипела и ослабила хватку. Роберт вскрикнул и, наконец, сбросил дьявола с себя.

Где-то по ту сторону сознания продолжал кричать голос Мелиссы Моны. В глазах расплывался туман, и образ маленькой девочки постепенно таял в серых облаках. Колени его подогнулись, и он упал.

Тяжелое небо опустилось целиком и сразу придавило.

Он лежал на земле с открытыми глазами и надеждой дотянуться до его черноты. Протягивая к небу руку, он шептал какие-то слова. Постепенно слабость нарастала, и слова становились все более тихими и бессвязными. Как мог, он сопротивлялся и отдалял тот миг, когда его не станет. Но возвращение было неизбежно. Возвращение в мир, словно вступление в какую-то другую жизнь, новую реальность. За одним взмахом ресниц раскрылось то, что от него скрывалось прежде. Осталось только понять, насколько новым это было.

Наконец, он дотянулся. Рука коснулась темноты. Не чувством и не плотью он ощутил это прикосновение. Безбрежное море разлившегося мрака тронуло сердце.

Оно качнулось перед ним, а потом исчезло.

Прикосновение к вечному холодному Ничто.

А потом он пошел по дороге с коптящими фонарями. Длинной, длинной, как бесконечный подвесной мост в Аристаде. И долгий путь его венчала встреча. С той, что была дороже всех и ближе всех.

За нами целый город. Скажи мне, куда мы идем? Быть может, там мы увидим свет?

Я надеюсь на это. Иначе…

Зачем же думать, что будет иначе? Плохие мысли рождают наваждения, а я больше не хочу видеть призрак у красной шторы. Там я хочу видеть тебя.

 

V

Без тени

Его разбудило прикосновение.

Соитие сна долгого и ласковой мереи невидимой руки.

Он поднял голову и открыл глаза.

Белая рука лежала на его груди. Теплая рука.

Он повернулся.

Она сидела рядом с ним. Неподвижная, яркая красота на фоне тусклых красок. Совсем как в тот раз, когда она впервые появилась в этой комнате, и с волос ее стекала холодная вода.

Он взял ее руку в свою и тихонько сжал. Остатки холодной нежности, присущей когда-то белой коже, утонули в теплоте.

Новый день блеснул улыбкой солнца − лучом настолько ярким, что зажмурились глаза. Отражения предметов длинными тенями расползлись по потолку и стенам.

Он услышал далекое пение птиц. И увидел танец пылинок в лучах дневного света. Почувствовал сердцем тишину. Казалось, те предметы, что окружали его, тоже имели свою тайную, только этим танцующим пылинкам видимую жизнь.

Он посмотрел в ее глаза и затаил дыхание.

Там, в глубине зеленых глаз, исполненных покоя, таилось превосходство новой жизни. Той жизни, у которой не было ни начала, ни конца.