9 апреля, 04:00

И опять сны заменяли Ализе жизнь. А этот сон был из разряда вещих…

..Ализе десять-двенадцать, она в гримерной детского театра, готовится выйти на сцену. Выглядывает из-за занавеса, ищет глазами родителей. Зал полон — много детей и взрослых. Неожиданно взрослые становятся очень серьезными и начинают один за другим выходить из небольшого зала. Вскоре с детьми остается лишь балетмейстер. Дети опечалены, они начинают сыпать вопросами: «Где наши папы и мамы?» — «Мы начнем спектакль без них». — «Что случилось?» — «Всех взрослых вызвали на полигон». Дети вскакивают и бросаются к дверям. Балетмейстер не пытается их остановить. Он садится на край сцены. Дети всей толпой наваливаются на дверь, но открыть ее не могут. Издалека надвигается гул, перерастая в дикий рев, а затем в дверь с пылью и огнем врывается ураган…

9 апреля, 9:15

Слово «смерть» всегда начинало щекотать в носу, а запах формалина или чего-нибудь похожего неизменно ассоциировался с растерзанной или изуродованной плотью.

Ализа за семь лет работы с «тварями» так и не привыкла к гнусному запаху прозекторской. Работать с «тварями» она научилась, даже научилась подыгрывать и подпевать им, заранее зная, с кем имеет дело — с мошенником или мокрушником. Главное — она научилась уничтожать «тварей». Да, она считала, что всегда точно знает, с кем имеет дело, — кто просто кидала, а кто «тварь». Ализа настолько глубоко научилась погружаться в работу, в чем помогал весь ее семилетний опыт «хамелеона», что попадала в каждую новую передрягу другим человеком. И никогда не повторяла себя после уничтожения «твари». Она тут же меняла внешность и манеры. И лишь стопроцентно уверенная в том, что дело пустое, принимала внешность Джоан или рыжей стервы. Во всех остальных ситуациях она могла быть кем угодно начиная от кинозвезды и заканчивая беззубой старухой.

И сегодня утром резкий запах формалина ударил в нос. Захотелось сбросить одежду и встать под душ. Гарлин переменил решение и пригласил их к девяти не в кабинет, а сюда… в полуподвальное помещение с искусственным освещением, где все пропахло формалином и смертью. И серые стены, и столы с прикрытыми простыней телами, и подносы, на которые складывают внутренности, чтобы пересчитать или взвесить. Запах формалина, а не крепкого мужского одеколона, который неизменно нравился Ализе, сегодня источал даже полковник.

Два патологоанатома склонились над одним из столов у дальней стены.

— Тебе надо самой посмотреть, — сказал Гарлин.

— Зачем? — переспросила Ализа, держась за косяк. Игорь и Сергей уже стояли возле стола и о чем-то расспрашивали врачей. — Я много чего…

— Не сомневаюсь, — тихо, но настойчиво говорил Гарлин. Надо посмотреть, чтобы решить для себя самой, ввязываться в игру или нет.

— А я разве когда-нибудь отказывалась? — ответила Ализа.

— До сегодняшнего утра — нет, — подтвердил шеф. — Но и ты не каменная и не железная. Если скажешь «нет», я тебя пойму и выведу из игры. Кстати, как и любого из них, — он имел в виду Игоря и Сергея. — Но они, судя по всему, уже согласны продолжить.

— Хорошо, пошли, — сквозь зубы процедила Ализа и пошла впереди Гарлина.

Тот остановил ее за локоть, переспросив:

— Ты все же хочешь посмотреть?

Вопрос был неуместен, а главное нехарактерен для манеры Гарлина вести разговор, так что Ализа резко развернулась и едва не ответила грубой тирадой. Но морг являлся неподходящим местом для грубых слов. Даже просто для громко сказанных слов. Хотя уважительное отношение к покойникам быстро перерастало у людей в равнодушие, часто сравнимое лишь с неприкрытым безразличием.

Пару раз Ализа видела, как студенты-медики спокойно жевали в морге бутерброды и хихикали о чем-то своем. Она так не могла. Возможно потому, что «девственности» восприятия смерти следовало лишиться десять лет назад. А теперь она уже для этого стара…

Девушке было лет девятнадцать-двадцать. Простынка была сдвинута до бедер. От левого плеча к правому бедру тянулось шесть глубоких ран в сантиметр шириной и в сантиметр глубиной. Даже из-за них она могла потерять крови столько, чтобы лишиться жизни. Полосы не были порезами или рваными ранами. Они были сделаны каким-то предметом, который извлек из тела длинные треугольные полоски плоти.

— Она уже была мертва, когда…

Дальше Ализа слушала невнимательно, то пропуская, то улавливая обрывки фраз, а вновь вернулась в реальность, когда подняла глаза на шею девушки.

— …через двадцать пять или тридцать минут после того как получила удар по горлу…

— …почему вы решили, что удар…

— …мышечные ткани…

— …такие же рваные края ран…

Ализа почувствовала тошноту и отошла к стене. Хорошо, что утром она не позавтракала… А разговор — Ализа не воспринимала, кто и что говорил, — продолжался:

— Шесть полос на шее, шесть на туловище…

— И шесть на спине.

— Это намек на три шестерки?

— Пытается запугать?

— Кого?

Судя по паузе, все обернулись и дружно посмотрели на Ализу.

— Я слышу, как вы на меня смотрите, — сообщила она.

— Тогда посмотри еще на один труп, — настойчиво произнес Гарлин.

— Еще один? — удивленно спросил Игорь.

— К сожалению, — произнес Гарлин. — Этот специально для нас.

— Я ухожу, — сказала Ализа.

— Нет, — теперь уже Гарлин говорил жестко. — Я тебя как раз на это приглашал смотреть. То, что мы сейчас видели, тебе смотреть было не обязательно.

Какая же сволочь этот Гарлин, подумала Ализа. Она скажет ему об этом вслух, но потом, не здесь и не сейчас. В его кабинете.

Она повернулась и подошла к другому столу.

Еще одна девушка. Гораздо моложе первой. И гораздо бледнее, если это можно сказать о безжизненном теле. Единственная рана на запястье — не очень глубокая…

— …умерла от кровопотери. На правой руке след от укола. Как и предполагали — пуларин. Остановить кровотечение не удалось…

Ализа развернулась и быстро вышла. В приемной, на кожаном кресле, сидела заплаканная женщина. Она вскочила навстречу Ализе, ее попытался остановить парень в черном костюме и дюжий санитар.

— Где моя дочь? Вы видели мою дочь? Девушка, вы видели мою дочь? Вы ведь идете оттуда? Почему вы молчите? Где она? Почему мне не дают на нее посмотреть?

Ализа растерянно смотрела на мать одной из девушек. Парень в костюме посмотрел на Ализу, во взгляде его отчетливо читалось:

«Уйди, ты же видишь, что она сейчас сойдет с ума от горя».

— Я совсем не оттуда, — растерянно произнесла Ализа и быстро прошла в женский туалет, встала у раковины, схватилась за нее обеими руками и посмотрела на себя в зеркало.

На мгновение ей показалось, что железная рука с когтями появились из пустоты над ее головой и полоснула по горлу. Видение было настолько ярким, что Ализа вскрикнула от ужаса и присела, уворачиваясь от удара… Но тут же вскочила, глаза ее налились злостью, она разбила зеркало ребром ладони, сильно при этом порезавшись. Осколки посыпались в раковину.

— Вам плохо? — услышала она голос за спиной и резко обернулась.

Незнакомый врач в белом халате смотрел на нее. Так смотрят, когда ожидают, что пациент может в любую секунду потерять сознание.

— Нашатырь?

— Нет, — Ализа покачала головой. — Уже все в норме.

Она и в самом деле почувствовала себя лучше. Сказались многолетние тренировки, цель которых заключалась в том, чтобы не выказывать слабость при постороннем человеком.

— Вас проводить? — спросил врач.

— Ни в коем случае, — ответила Ализа и, чтобы он не исполнил своей «угрозы», быстро вышла из туалета.

— Вот и славненько, — улыбнулся врач, шагнул к раковине, выбрал осколки, на которых осталась кровь Ализы, сложил в пластиковый пакет и вышел следом.

Ализа достала носовой платок, завязала руку. Она подняла голову, когда врач проходил мимо, держа подмышкой желтый бумажный конверт. Свернув к ординаторской, врач с кем-то поздоровался, пригласил собеседника ознакомиться с результатами. Захлопнулась дверь, и голоса стихли.

Она сидела и ругала себя за несдержанность. Она не имела права так себя вести. Не настроилась с утра — не следовало сюда и приезжать. Нет, с утра она была стопроцентно готова. Какая-то нервозность появилась, едва она вошла. Что же случилось? Она чуть отстала от Сергея, вместе с нею входил… ну конечно! Входил этот кудрявый врач, улыбнулся ей, открывая дверь и пропуская; был он в светло-коричневом плаще и чуть более темной шляпе. На ноги она ему посмотреть не успела — вошла в здание и поспешила за Сергеем. Ничего подозрительного во враче не было, он даже смутился, глядя на Ализу. Она привыкла, что именно так ведут себя немногие люди, с которыми ей хотелось бы познакомиться, — смотрят на нее и тут же смущаются.

Она встала и направилась в ординаторскую, намереваясь сказать незнакомому доктору спасибо, а заодно получше его разглядеть, но ординаторская была закрыта. Она постояла какое-то время, дергая дверь и ничего не понимая. Послышались шаги — из-за угла вышли оба патологоанатома.

— А вас там ищут, — сказал один из них. — Э-э, что это у вас с рукой?

Ализа попыталась спрятать руку за спину, но один из них покачал головой.

— Пойдемте, я вас перевяжу, — настаивал он.

Ализа вздохнула и согласилась. Патологоанатом подошел к двери, достал ключ…

— Вы оставляете дверь открытой? — спросила Ализа.

— Почему вы так решили? — спросил он, повернул ключ и распахнул дверь. — Почему вы решили, что дверь открыта? У нас достаточно жесткие правила.

Сергей вошел, когда доктор начал обрабатывать Ализе руку.

— В следующий раз бейте стену, — посоветовал патологоанатом.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Сергей, с удивлением и откровенным непониманием уставившись на руку Ализы. — Это что такое?

— Нервы разыгрались, — сообщил доктор. — Завязать или заклеить?

— Завязать, — попросила Ализа и подала Сергею знак больше ни о чем не спрашивать. — Что-то у вас тут сквозняк, а форточки закрыты.

Сергей понял ее намек и проверил окна.

— Вот это не закрыто, — сообщил он. — Вы их специально не закрываете?

— Отлично, — доктор имел в виду повязку. — Обычно мы их закрываем. Но если вечером дежурил Григорьев, мог сидеть и курить возле открытого окна. А потом захлопнул и не закрыл. Мы здесь документы не держим. Бумаги на втором этаже, в отделе информации.

Он посмотрел на Сергея с явной просьбой никому ничего не говорить. За такие дела могли крепко взгреть.

— Я с ним сам поговорю, хорошо? — предложил доктор.

— А я ничего и не видел, — пожал плечами Сергей и закрыл окно на шпингалет. — Все равно вам надо на окна решетки поставить.

— Давно надо! Но разве допросишься…

Игорь и Гарлин ждали их в машине.

— Что случилось? — спросил шеф, увидев перевязанную руку Ализы.

Она неохотно рассказала о своем состоянии в прозекторской, о срыве в туалете, где разбила зеркало, о враче, который не был врачом.

— Симпатичный, каштановые кудри из-под колпака, прямой нос, приятная улыбка, кожа темновата, одет чуть старомодно.

— Пришелец из прошлого? — усмехнулся полковник.

— Ты хочешь сказать, что это наш невидимка? — удивился Сергей и повернулся к Гарлину: — А что, если он из «наших» внешность легко меняет, влезает в любые ситуации, действует жестоко…

— Жестоко?! — Ализу аж затрясло. — Ты видел, как он над ней поизмывался?!

— Да видел я! Ты лучше вспомни, зачем он мог заходить? Извини, конечно, но если он такой крутой профи, почему никого не тронул?

— Он и Кирса не тронул, — напомнил Игорь. — И потом, в резиденции Кирса, когда мне голову разбил. А вот кудрявый ваш у меня тоже все время перед глазами маячит…

Гарлин сидел, как сидел, глядя то ли вперед, то ли сразу в будущее. А ребята повернулись и уставились на Игоря. Можно было не сомневаться, что сейчас они заставят его говорить. Игорь, как полковник накануне и предполагал, не выдержал и все рассказал. Он долго думал, но после взрыва в «Дубравнике» и сегодняшнего посещения морга считал не в праве скрывать хоть что-то. Дядя он дядя и есть. Но тут — лучшие друзья и учитель. Он промолчал только о том, что увидел в своем гараже.

— Выходит, он решил, что единственный уцелевший шар здесь, в Питере, у Анны Дубравы, — заключил Сергей. — Единственный хозяин волшебного шара!

— Ты в своем уме! — почему-то разозлился Игорь. — Давай рули, водитель межпланетной ракеты.

Сергей не обиделся, скорее задумался.

— Он прав, по-своему, — подхватил тему Гарлин. — Но сейчас нам важно не это. Если после взрыва он совершил еще одно нападение, а девушка, умершая от пуларина, — его рук дело, значит, он цели своей не достиг, значит, Анны Дубравы в Центре не было, значит, она где-то прячется вместе с шаром. Кстати, Женя… так звали девушку… ходила в «Дубравник».

— То есть он наносит удары по людям, которых знала Анна Дубрава.

— Где же нам ее искать?

— Вы же, все трое, изначально сыскари, думайте, — напомнил Гарлин.

— А что насчет невидимки? — спросил Игорь.

— А был ли мальчик? — с сомнением поинтересовался Сергей.

— Он попытался тебе помочь? — спросил Гарлин.

Ализа кивнула.

— Дотрагивался до тебя?

Ализа отрицательно покачала головой.

— Вышел следом за тобой?

— О, черт! Он на некоторое время задержался. Ну не писал же он в женском туалете!

— Ты не могла там что-либо забыть?

— Нет. Я саданула по зеркалу, посмотрела, как в раковину посыпались осколки, — и сразу ладонь в рот. Платком обвязывала, когда он вышел и направился в ординаторскую.

— А почему не двинулся к выходу?

— Мог на нас наткнуться, на врачей… — напомнил Сергей.

— Он играет на грани фола. Играет… — уточнил Игорь.

— Он убивает, понятно? — Ализа сегодня была не в форме. Возможно, завтра, а то и к вечеру — «жди бабушку». Ализа первые два-три дня плохо переносила критические дни.

— Так для чего он там задержался? Если он там что-то прятал, мог взять и раньше. Ему надо было только одно — кусок разбитого зеркала с кровью. — Голос Гарлина посуровел. Ализа, я отстраняю тебя от дела!

— Отстраните тогда, когда докажете, что ему действительно было нужно то, о чем вы сказали.

— Запросто, — Гарлин достал мобильник и набрал номер ординаторской.

Через пару минут все было ясно, но еще более запутано. Уборщица уже собрала и выкинула осколки на помойку.

— Неужели вы собирались их сложить? — удивилась Ализа.

— Я бы тебя посадил складывать! — сердито произнес шеф.

Остаток пути они ехали молча. Потом Гарлин начал вдруг мурлыкать какую-то мелодию. В ответ Ализа сердито засопела.