Теперь от той ясности осталась разве что точная дата: шестьдесят лет. Всё остальное подёрнулось туманом. Теперь нам говорят, что точное число погибших неизвестно — ясно только, что их было много больше, чем нам говорили. Нам говорят, что это не враги напали на нас, а мы собирались напасть на них. Что освобождённые нами страны, оказывается, были нами не освобождены, а оккупированы. Что мы творили какие-то неслыханные бесчинства на территории Европы. Что лучше бы мы никого не побеждали, да и вообще не появлялись на свет.

Говорят нам это потомки тех, с кем мы воевали вместе. И потомки тех, кого мы победили. И те, кто сейчас открыто солидаризуется с тем врагом, которого мы считали поверженным навсегда. И те, кто был обязан нам своим существованием, а теперь предпочитает об этом не вспоминать. И даже те, кто когда-то был частью нас, причислял себя к нашему «мы» — а теперь старательно делают вид, что не имеют с нами ничего общего. Весь мир наперебой кричит о каких-то «военных преступлениях», которые мы, оказывается, совершили шестьдесят лет назад, требуют каких-то компенсаций, трясут счетами, которые мы не подписывали, и так далее. Наши либералы и контролируемые ими СМИ всю эту вакханалию, понятное дело, поддерживают и раздувают.

Самое интересное, что те же самые люди, которые буквально задыхаются от ненависти и презрения к победителям фашизма, считают слово «фашизм» худшим из ругательств. Правда, обычно они используют это слово по отношению к своим политическим противникам, особенно к русским националистам. «Русский фашизм» — это волшебное заклинание, к которому прибегают, когда нужно с гарантией заткнуть рот русским людям. Все, буквально все — начиная с российских министров и кончая последней подзаборной журналюшкой — готовы порвать в клочья «эту страну», лишь бы не допустить страшного и ужасного «русского фашизма». Даром что этого зверя никто в глаза не видел — истерическая ненависть к «фашистам» теперь является общеобязательной.

Ну что ж. Имеет смысл несколько освежить историческую память. Откроется много интересного.

ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ ФАШИЗМ

Начнём с того, в чём пока что ещё не сомневаются. В 1941 году началась Великая Отечественная Война. Перед этим имели место события (военного и не только плана), смысл которых сводился к установлению германского контроля над основной частью Европы. 22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз. Кончилось война полной и безоговорочной капитуляцией Германии, подписанной 8 мая в Берлине. Впоследствие ещё была война с Японией, которую воспринимали как завершение «большой войны», но это мы оставим в стороне.

Победителями в этой войне считались четыре государства: Советский Союз, Соединённые Штаты, Великобритания — а также, по некоторым причинам политического свойства, Франция. Побеждённой являлась Германия. Вроде бы всё ясно.

Однако «Германия», «Франция», «Советский Союз» — это только названия. Воевали не государства, а люди. Точнее сказать — народы. Народы, подчинявшиеся определённым правительствам и одушевлённые определёнными идеями. Поэтому победителями и побеждёнными являются, во-первых, правительства, во-вторых, народы, в третьих, идеи.

Начнём с последнего. Сейчас говорят, что война велась с так называемым «фашизмом» — и явила миру «полную историческую несостоятельность и обречённость» последнего, а также «торжество идеалов свободы и демократии». За этим обычно следуют заклинания типа — фашизм не прошёл, фашизм не пройдёт, фашисты никогда не пройдут, ура, ура, ура, всегда и везде победит демократия, честь ей и слава ей вовеки.

Когда же спрашивают, что такое, собственно, этот самый «фашизм», на это обычно отвечают, что «фашизм» — это такая страшная идеология, изобретённая Адольфом Гитлером и ещё какими-то плохими немецкими дядьками и сводящаяся к ненависти к демократии и свободе, а также к учению об «избранной расе немцев» и страшному антисемитизму. Дальше начинаются разговоры про концлагеря и Холокост.

Что же имело место быть на самом деле? Начнём с того, что слово «фашизм» — итальянское изобретение: так называл свой политический порядок итальянский диктатор Муссолини. Руководство Германии, несколько презирая своего непутёвого союзника, предпочитало именовать свой режим и его идеологию «национал-социализмом».

Это словосочетание, однако, в странах антигитлеровской коалиции старались лишний раз не поминать: в СССР — из-за слова «социализм», в Англии и США — из-за слова «национальный». Слово «фашизм» оказалось удачным ярлыком для «всего этого зла». Ярлык навешивался достаточно произвольно: например, режим Франко в Испании одно время именовался «фашистским», но потом об этом предпочли потихоньку забыть.

На это, однако, можно ответить так: мало ли что как называлось. Так или иначе, Советский Союз воевал с идеологией, созданной национал-социалистами и их вождём Адольфом Гитлером. Теперь мы её называем «фашизм». Какие претензии?

Предоставим в таком случае слово самим победителям: они-то знали, с кем и за что воюют.

Для сугубой точности возьмём официальные документы: обращения глав государств-победителей к своим народам, прочитанные 8 мая 1945 года. Очевидно, в такой момент победители и побеждённые должны быть названы вполне определённо.

Так вот. В истеричном и слезливом тексте президента США Трумена, наполовину посвящённом благодарности Богу и теме молитв и трудов, упоминаются исключительно «злые силы», «Гитлер и его злодейская банда». В обращении премьер-министра Великобритании Черчилля, сухом и жёстком, упомянута исключительно Германия как государство. «Фашизм» или «национал-социализм» не упоминаются вообще.

Но особенно интересна речь Сталина от 9 мая 1945 года.

В этом очень известной речи «фашистская Германия» упоминается один раз. В дальнейшем говорится о победе над германским империализмом. А чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что именно имеется в виду, Сталин говорит следующее: «Великие жертвы, принесённые нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряжённый труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, — не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Вековая борьба славянских народов за своё существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией. Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов и мира между народами».

Здесь всё расставлено по своим местам. Мы не воевали с «фашизмом» как с каким-то новым злом, изобретённым Гитлером. Мы воевали со злом, возникшим задолго до Гитлера и даже до Бисмарка. Великая Отечественная — это последний эпизод в вековой борьбе славян против немцев, против традиционного «дранг нах остен», «натиска на Восток».

На этом фоне мировая война со всеми её ужасами и в самом деле выглядит мелким эпизодом. Потому что Великая Расовая Война славянских и германских (и вообще западных) народов продолжается века и тысячелетия. Её эпизодами была гнусная работорговля (когда слово «славяне» в западных языках стало синонимом слова «рабы», sclavi, отсюда же и английское slave), геноцид балтийских славян и создание Немецкой Марки, а также традиционная европейская политика по отношению к России, Первая Мировая война и многое, многое другое. И Сталин прекрасно понимал, о какой именно войне идёт речь — что засвидетельствовал своими словами, сказанными в День Победы.

Сам по себе «фашизм» не представлял собой ничего нового. Речь идёт о самом обычном, корневом мировоззрении немцев как таковых, разве что слегка модернизированном. Новшеством было разве что приравнивание Гитлером восточноевропейских евреев к славянам — и то это было связано с тем, что, по его мнению, евреи захватили власть над главным славянским народом (именно так фюрер понимал Октябрьскую революцию). Юдофобия фюрера и его последователей была производной от традиционного для немцев презрения и ненависти к славянам.

Теперь можно определиться и с победителями.

Сейчас стало модно рассуждать о том, что в Великой Отечественной победил, дескать, «советский народ», которого теперь больше не существует, а раз так — значит, нет и никаких победителей, всё шито-крыто. На это Иосиф Виссарионович заранее дал ответ. Победителями в войне являются славянские народы во главе с русскими — то есть русские, украинцы, белорусы, а также славянские народы Балкан — прежде всего сербы, не предавшие дело славянства (в отличие от народов-предателей типа тех же хорватов). А также созданный славянами военно-политический союз с другими народами и племенами, который в определённую эпоху назывался «советским народом». Этот союз сейчас практически распался: от русских стараются откреститься даже те, кто сам был частью русского народа, как те же украинцы. Поэтому законными наследниками победителей сейчас могут считать себя те, кто не изменил русскому народу или союзу с русским народом.

Разберёмся же и с другой стороной. С кем мы, собственно, воевали?

ОБЪЕДИНЁННАЯ НАЦИСТСКАЯ ЕВРОПА

Здесь, казалось бы, всё ясно: побеждена была Германия, одна из европейских стран со сложной и запутанной историей — которой, кстати, зачастую отказывали в принадлежности к «высокой европейской цивилизации». Это для нас «немцы» были образцом культуры и прогресса. А вот англичане и французы при упоминании об этом народе традиционно морщили нос.

Но и с этим не всё так просто.

Европа очень давно стремилась к объединению. Одно из первых европейских государств — империя франкского императора Карла Великого, включавшая земли, которые сейчас считаются немецкими, французскими и итальянскими. А в Средние века — конкретно, с 962 года нашей эры — в центре Европы существовало прелюбопытное государственное образование, включающее в себя немецкие, итальянские, чешские, некоторые французские территории, а также нынешние Нидерландов и Швейцарию, ну и ещё кое-что по мелочам. Созданное императором Оттоном I, оно никогда не было особенно сильным — скорее, это было что-то вроде рыхлой конфедерации земель и владений, некоторые из которых всё время приходилось завоёвывать заново. Тем не менее определённое единство эта конструкция всё же поддерживала на протяжении нескольких столетий — пока, наконец, подъём национальных государств не сделал это образование номинальным. Ликвидировано оно было во время наполеоновских войн, в 1806 году. Назвалось же оно «Священная Римская Империя германской нации».

Теперь освежим в памяти один въевшийся штамп. Все, кажется, помнят, что нацисты называли своё государство Третьим Рейхом, das dritte Reich, «Третье Царство». Но никто не помнит, что такое были Первый и Второй. Так вот, Второй Рейх — это Германия с 1871 по 1918 год (которую, кстати, нацисты считали «промежуточным этапом» истории). А вот Первый Рейх — это как раз та самая Священная Римская Империя.

Как нетрудно догадаться, Первый Рейх был многонациональной империей. Фактически в него входила вся тогдашняя Европа, за исключением Британии, в ту пору дикой: бурное развитие островов началось после норманнского завоевания. Таким образом, Первый Рейх был ни чем иным, как прообразом Объединённой Европы.

Включение Первого Рейха в пантеон нацистской идеологии было не случайным. Дело в том, что Гитлер никогда не рассматривал Европу как объект завоевания в том же смысле, в котором речь шла о завоевании Восточной Европы и России. Гитлер не планировал для европейцев ничего плохого. Всё, чего он хотел — это политической власти. То есть, попросту говоря, объединения Европы под немецким руководством. Объединения, освящённого традицией Первого Рейха.

Немцы были вполне искренни, когда говорили, что они являются ангелами-хранителями и объединителями Европы. Вот что говорил министр по делам восточных территорий Германии Альфред Розенберг 20 июня 1941 года, за два дня до нападения на СССР: «Мы хотим решить не только временную большевистскую проблему, но также те проблемы, которые выходят за рамки этого временного явления — как первоначальная сущность европейских исторических сил. Война имеет цель оградить и одновременно продвинуть далеко на Восток сущность Европы».

Это отчасти объясняет, почему европейцы, исключая лишь британцев, не слишком-то сопротивлялись нацистской оккупации. Немножко подёргалась Франция, которая имела свой проект объединения, восходящий к наполеоновским планам. Но, в сущности говоря, европейцы просто вернулись в «старый немецкий дом». И честно работали на Третий Рейх. А также и воевали за него.

Во время войны советская пропаганда не слишком акцентировала внимание на том, что против нас сражается не только Германия, но и вся Европа. Итальянцы и испанцы были официальными союзниками Гитлера, остальные европейцы тоже поучаствовали в деле. Сколько их было, сейчас сказать трудно. Но даже по официальным советским данным, летом 1945 года в советском плену находилось 513 767 венгров, 187 370 румын, 156 682 австрийца, 69 977 чехословаков, 60 280 поляков, 48 957 итальянцев, 23 136 французов, 21 822 югославов, 14 129 молдаван, 4 729 голландцев, 2 377 финнов, 2 010 бельгийцев, 1 652 люксембуржца, 457 датчан и 452 испанца. Всего было взято в плен около полумиллиона европейских солдат разных национальностей. Для сравнения — немцев взято в плен около двух миллионов.

Эти цифры, разумеется, ещё ничего не говорят о том, сколько всего европейцев участвовало в войне. Неизвестно толком, сколько итальянских дивизий пропали в том же сталинградском котле: понятно лишь, что речь идёт о десятках тысяч человек… Впрочем, европейских союзников Гитлер предпочитал задействовать на западном фронте: не потому, что их было жалко, а потому, что они воевали хуже немцев. Так что неудивительно, что во время союзнической операции в Тунисе 1943 году, когда в плен было взято 250 тысяч солдат и офицеров, немцы составляли только половину. А, например, во Франции на 20 тысяч погибших во время войны на стороне антигитлеровской коалиции приходится 50 тысяч погибших, сражавшихся на стороне Германии. Из французов было даже сформировано особая добровольческая дивизия СС «Шарлемань». Шарлемань — так на современном французском произносится имя Карла Великого.

И даже наши союзники в разгар войны, высказывались следующим образом: «Все мои помыслы обращены прежде всего к Европе… Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. Хотя и трудно говорить об этом сейчас, я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом, как единое целое… Я обращаю свои взоры к созданию объединенной Европы». Это писал Черчилль в секретном меморандуме в октябре 1942 года, во время битвы под Сталинградом.

Если отбросить политкорректность, то следует признать: мы воевали не только и не столько с «фашистской Германией», сколько с традиционной Европой. Которая на протяжении столетий стремилась к уничтожению славян и захвату их земель. И которая, разумеется, ничуть не изменилась и сейчас.

Что мы видим сейчас? Европа стала единой. Главной европейской страной стала Германия, состоящая в теснейшем союзе с Францией — так что можно уже говорить о едином франко-германском государстве. Расширение на Восток официально провозглашено стратегической целью альянса. Россия находится в том положении, о котором мечтал Гитлер.

ТАЙНА НЕМЕЦКОГО УСПЕХА

Экономическая и политическая система Запада, какой мы её знаем, начала развиваться примерно со времён английской промышленной революции и в общих чертах сложилась к середине XIX века. Тогда, собственно, на Западе и в самом деле существовало некое подобие «свободного рынка», описываемого сейчас в учебниках по экономике. Существует также экономическая школа («либертарианцы»), которая считает порядки того времени почти идеальными. Однако на практике современные цивилизованные государства отошли от них очень далеко. И в этом отходе немалую роль сыграли немецкие наработки.

Как мы уже говорили, основатели Третьего Рейха называли себя «национал-социалистами». Это были не пустые слова. Гитлер и в самом деле считал, что тот экономический и политический строй, который он построил, и в самом деле является вариантом социализма. При этом он был убеждённым антикоммунистом, а советскую экономическую систему полагал бредовой и нежизнеспособной.

Что такое «социализм» в европейском понимании этого слова? Если коротко — социальный порядок, при котором целью производства является не получение максимальной прибыли, а благо общества в целом. Как определяется это «благо общества», вопрос отдельный. Как правило, под «обществом» понимается государство и его интересы. Понятно, что социалистическое — в этом смысле слова — государство получает некое преимущество перед государствами «чисто рыночными»: его экономика работает на единую задачу — как правило, на самоутверждение в качестве великой державы.

Первая в истории модель работающего социалистического государства была реализована в России-СССР в тридцатых годах прошлого века. Сталинское государство было, несомненно, социалистическим: все средства производства принадлежали государству и управлялись не бизнесменами, а квалифицированной бюрократией. Цель извлечения прибыли даже не ставилась.

Нацисты разработали вторую модель социалистического государства — которая, как мы покажем дальше, в своём том или ином виде стала практически общепринятой в современном мире.

Как же была устроена экономика при Гитлере? В одном из застольных разговоров Гитлер сформулировал свою программу в очень простых словах: «Не нужно национализировать капитал. Нужно национализировать людей». На практике это означало следующее. Право частной собственности сохранялось и поощрялось. Но все достаточно крупные национальные капиталисты не имели абсолютной свободы распоряжаться своими капиталами. Государство — в лице высшей партийной верхушки — могло попросту приказать какому-нибудь немецкому фабриканту прекратить выпуск того-то и того-то и начать выпускать то-то и то-то. Разумеется, к подобным грубым приёмам прибегали редко: государство всегда могло выдать государственный заказ на производство того-то и обложить большим налогом то-то. Жёстко запрещёнными считались вывоз капитала в другие страны, необоснованный импорт, подрывающий экономику страны, и ещё несколько нехороших вещей: вредить своей стране было нельзя. Зато иностранный капитал в страну заманивался — как под государственные гарантии, так и благодаря личной активности немецких предпринимателей. Кстати сказать, это имело ещё и политическое значение: те же англичане и американцы успели вложить в своего врага немало фунтов и долларов.

Государство же брало на себя большие инфраструктурные проекты — например, дорожное строительство — не обещающие никакой прибыли, но полезные для развития экономики в целом. Понятно ведь, что строитель новой дороги не сможет получить свои деньги назад — зато эту прибыль получат тысячи и тысячи людей на обоих концах дороги, а также и вдоль неё… Впрочем, вложения в вооружение можно рассматривать с той же позиции: выигранная война — самый выгодный из бизнесов. Впрочем, нацистское государство было нацелено на экспансию во всех сферах.

Всю эту конструкцию скреплял официальный национализм. Немецкие промышленники должны действовать в интересах немецкого народа просто потому, что они немцы. Государство брало на себя ещё и функцию их защиты от иностранных и иноэтнических конкурентов. Если учесть, что до Гитлера большая часть самых важных отраслей немецкой экономики (особенно банки) принадлежало отнюдь не немцам, а прессу и общественное мнение контролировали антинемецкие силы, то можно представить, насколько сильно были обязаны немецкие предприниматели новому национал-социалистическому государству. Если же кто-то об этом забывал, у него всегда можно было обнаружить частицу ненемецкой крови и лишить некоторых привилегий.

Впрочем, благодарность испытывал и народ. Политика официального национализма ставила заслон толпам эмигрантов, охраняла рабочие места и зарплаты немцев, не давала хищным и наглым народцам завладеть немецкими рынками, защищала от преступников и жуликов. С другой стороны, государство устанавливало особые отношения с немецкой диаспорой, живущей вне Германии — и как экономической, и как политической силой. Огромную роль «фольксдойче», начиная от судетских немцев и кончая немцами по ту сторону океана, невозможно недооценивать.

Эта система оказалась невероятно эффективной. Германию смогла победить только коалиция трёх крупнейших держав мира — и при этом им пришлось понести колоссальные потери.

В настоящее время подобное устройство государства в чистом виде, казалось бы, не встречается.

Однако, присмотревшись, мы обнаружим, что, к примеру, весьма эффективная израильская социально-экономическая система построена очень похожим образом: легальная частная собственность, союз бизнеса и государства, официальный национализм, не позволяющий чужакам лезть во внутренние дела еврейского государства (хотя инвестиции в него приветствуются), нелояльность своему народу преследуется. Про исполинскую роль еврейской диаспоры в отстаивании интересов Эрец Исраэль нечего и говорить… Короче говоря, это самое настоящее национал-социалистическое государство.

Присмотревшись ещё внимательнее, мы обнаруживаем настоящего слона. Это Китай.

Китайская Народная Республика официально считается «марксистским режимом» советского типа. Когда-то так оно и было. Но от тех времён в Китае осталось только красное знамя — впрочем, как и у нацистов. А вот реальная практика государственного строительства в КНР удивительно напоминает Германию тридцатых годов. Существует частная собственность и даже крупные капиталисты — однако, они, как правило, являются членами коммунистической партии и по этой линии подотчётны государству. Государство жёстко контролирует внешнеэкономическую активность и потоки капитала. Ведётся крупномасштабное строительство, миллиарды юаней вкладываются в инфраструктурные проекты. Весь мир дружно вкладывается в китайскую экономику, надёжную, прибыльную и эффективную. Огромная китайская диаспора за рубежом — «хуасяо» — фактически является пятой колонной Китая. В китайской истории был даже аналог «аншлюса Австрии»: присоединение Гонконга. На очереди Тайвань…

Так называемый синомарксизм, который преподают в китайских университетах — очень интересное учение, имеющее мало общего с трудами бородатых основоположников. Зато оно имеет непосредственное отношение к китайскому национализму, который и является действительной идеологией современного Китая. В общем, всё вполне узнаваемо.

Впрочем, Китай вступил на этот путь относительно недавно. Зато его соседка Япония никогда и не переставала быть национал-социалистическим государством, каким она стала под влиянием Германии. Американская оккупация здесь мало что изменила — разве что на время укоротила японскую тягу к внешей экспансии. Скорее всего, на время…

Конечно, никто и никогда не назовёт эти страны «фашистскими». С Израилем связываться страшно, с Японией — бессмысленно, Китай просто не заметит. Это серьёзные страны, решающие серьёзные проблемы.

Зато современная Россия построена на принципах, прямо противоположных национал-социализму. Вывоз капитала является чуть ли не национальным спортом. Импорт убил промышленность. Все крупные капиталисты в «этой стране» её ненавидят и успешно ей вредят. Государство бессильно призвать их хоть к какому-то порядку — впрочем, и оно само в лице своих чиновников постоянно торгует национальными интересами. Инфраструктура разрушается: никто ничего не строит, если это не приносит быстрой прибыли. Поэтому дороги не ремонтируются, зато строятся красивые на вид дома из клея и картона, возводимые иностранными рабочими: хоть таджиками, хоть турками, лишь бы не русскими. Иностранный капитал брезгливо обходит стороной наши холодные края. Русские за пределами России брошены и покинуты, а эмигранты откровенно ненавидят свою бывшую родину. Впрочем, русские чувствуют себя лишними и в своей стране: в ней хозяйничают инородцы и иностранцы. Они чувствуют себя в России как дома, устанавливают свои порядки, а русские вымирают по миллиону в год. И всё это под непрекращающиеся вопли о неизбывной угрозе «русского фашизма»

Зато есть повод порадоваться тому, что мы ни в чём, буквально ни в чём не похожи ни на Германию, ни на Израиль, ни на Китай, ни на какую другую успешную и быстроразвивающуюся страну.

Теперь можно понять, почему враги России так боятся «русских нацистов», которых нет. Всё дело в их желании видеть нашу страну такой, какой её хотел видеть Гитлер. Сейчас у них это почти получилось. И боятся они только одного: что, если русские осмелятся взять в руки трофейное оружие — экономические и политические принципы национал-социализма?

А ведь у победителей фашизма есть исключительное право на эти трофеи. Право, купленное кровью. Право солдата на трофейную винтовку абсолютно. И сейчас нам нужно это оружие, встать с колен и дать очередь по объединённой Европе. По западному миру, снова и снова прущему нах остен.